ИЖЕ ВО СВЯТЫХ ОТЦА НАШЕГО

ИОАННА ЗЛАТОУСТОГО
архиепископа Константинопольского

ИЗБРАННЫЕ ТВОРЕНИЯ

БЕСЕДЫ НА ПОСЛАНИЕ К РИМЛЯНАМ.


БЕСЕДА VII.

Что убо, преимеем ли? Никакоже: прежде бо обвиненни есмы, Иудеи же и Еллины, вси под грехом быти. Якоже есть писано: несть праведен никтоже, несть разумеваяй, несть взыскаяй Бога. Вси уклонишася, вкупе непотребни быша, несть творяй благостыню, несть даже до единаго. Гроб отверст гортань их, языки своими льщаху, яд аспидов под устнами их. Ихже уста клятвы и горести полна суть. Скоры ноги их пролияти кровь, сокрушение и озлобление на путех их, и пути мирнаго не познаша. Несть страха Божия пред очима их (III, 9-19).


К предыдущей странице       Оглавление       К следующей странице


     1. Апостол обвинил эллинов, обвинил иудеев, следовало, наконец, говорить об оправдании, которое совершается чрез веру. Ведь если не помог закон естественный, не сделал что-нибудь больше и закон писанный, но оба даже послужили бременем для людей, не воспользовавшихся ими, как должно, и показали, что они сделались достойными большего наказания, то, наконец, необходимо было спасение при помощи благодати. Итак, скажи нам об этом, Павел, и открой. Но (апостол) еще не решается, опасаясь бесстыдства иудеев; он опять ведет речь об их обвинении и сперва представляет обвинителем Давида, который пространно изображает то, что Исаия выразил кратко, - налагая на них (иудеев) крепкую узду, чтобы они не убежали, и чтобы всякий из поучаемых о вере слушателей, будучи достаточно убежден обвинениями пророков, не уклонился. Пророк же указывает три большие недостатка, говоря, что они все без исключения делали зло, не примешивали ко злу добра, но предавались только одному пороку, и, наконец, делали зло со всею настойчивостью. Но чтобы (иудеи) не могли возразить: "так что же? ведь это не о нас сказано", - (апостол) и прибавил: вемы же, яко елика закон глаголет, сущим в законе глаголет (ст. 19). После Исаии, который несомненно говорил о них, (апостол) привел слова Давида, для того, чтобы показать, что они имеют связь со сказанным у Исаии. Какая была, говорит (апостол), необходимость пророку, посланному для вашего исправления, обличать других? Ведь закон дан не другим, но вам. А почему (апостол) не сказал: вемы, яко елика пророк глаголет, но: елика закон глаголет? Потому, что Павел весь Ветхий Завет обыкновенно называет законом. Так и в другом месте говорит: закона ли не слушаете, яко Авраам два сына име (Гал. IV, 21, 22), а здесь он назвал законом псалмы, сказав: вемы, яко елика закон глаголет, сущим в законе глаголет. Потом (апостол) доказывает, что это сказано не просто для обвинения, но потому, что закон пролагал также путь вере. Согласие Ветхого Завета с Новым таково, что обвинения и обличения совершались всецело с той целью, чтобы пред слушателями отверзлась светлая дверь веры. Так как иудеев погубило преимущественно то, что они высоко о себе думали, о чем (апостол) потом и заметил, говоря: не разумеюще бо Божия правды и свою правду имуще поставити, правде Божией не повинушася (Рим. X, 3), то закон и пророки прежде всего и укрощали их высокомерие и низлагали надменность, чтобы, пришедши в сознание собственных грехов, отложивши всякую гордость и увидевши себя в крайней опасности, они с великим усердием притекли к Подающему им прощение грехов и приняли благодать чрез веру. Намекая на это и здесь, Павел говорит: вемы, яко елика закон глаголет, сущим в законе глаголет, да всяка уста заградятся и повинен будет весь мир Богови (ст. 19). Здесь он показывает, что иудеи, не смея хвалиться делами, бывают хвастливы и бесстыдны только на словах. Потому главным образом он употребил выражение: да всяка уста заградятся, указывая на их бесстыдное и неудержимое хвастовство и на их буквально требующий заграждения язык: ведь как неудержим поток, так стремился и он; но пророк заградил его. Когда же Павел говорит: да всяка уста заградятся, он не то говорит, будто они для того грешили, чтобы заградились уста их, но (говорит) обличались они потому, что, греша в одном и том же, не сознавали этого. И повинен будет весь мир Богови. Не сказал - иудеи, но - весь род человеческий. Именно словами: да всяка уста заградятся апостол намекает на иудеев, хотя и не сказал этого ясно, чтобы речь не была для них резкою, а словами: повинен будет весь мир Богови сказано вместе и об иудеях, и об эллинах. Но и этого не мало для смирения гордыни иудеев, как скоро и здесь они не имеют никакого преимущества пред язычниками, но, по слову спасения, преданы наравне с ними. Так, повинным в собственном смысле может называться тот, кто не в силах оказывается защитить себя сам, а имеет нужду в помощи другого, каково и было наше положение, когда мы погубили дарованные нам средства ко спасению. Законом бо познание греха (ст. 20). Апостол опять напал на закон, по уже с пощадою, так как сказанное служит обвинением не закона, но нерадения иудеев; при всем том, намереваясь говорит о вере, он постарался и здесь доказать, что закон весьма немощен. Если, говорит он, ты хвалишься законом, то сам себя больше посрамляешь, потому что он обличает твои грехи. Но (апостол) не сказал так резко, а снисходительнее: законом бо познание греха. Значит, и наказание больше, но только для иудеев. Ведь закон совершил то, что грех сделался для тебя известен, а от тебя зависело избегать его (греха); ты же, не уклонившись, навлек на себя большее наказание, и таким образом вразумление закона сделалось для тебя поводом к большему мучению.

     2. Итак, когда (апостол) усилил страх, тогда, наконец, начинает речь о дарах благодати, возбудив в слушателях сильное желание получить отпущение грехов, и говорит: ныне же кроме закона правда Божия явися (ст. 21). Здесь (апостол) изрек нечто великое и нуждающееся во многом разъяснении. Если жившие в законе не только не избегли наказания, но даже навлекли на себя большее, то как возможно без закона не только избегнуть наказания, но и оправдаться? Апостол и говорит здесь о двух весьма важных предметах: об оправдании и о достижении этих благ независимо от закона. Потому сказал не просто - правда, но - правда Божия, достоинством лица доказывая величие дара и силу обещания, так как Богу все возможно. И не сказал - дана правда, но - явися, устраняя обвинение в нововведении; являться может только то, что существовало прежде, но было сокрыто. И не только этим, но и следующими словами (апостол) доказывает, что явившееся не есть что-либо новое. Сказав - явися, присовокупил: свидетельствуема от закона и пророк. Не приходи в смущение оттого, что правда Божия дарована только ныне, говорит (апостол), и не смущайся этим, как делом новым и необычайным: об этом издревле говорили и закон и пророки. Частью доказал это (апостол) выше, а частью докажет впоследствии, - выше, когда привел слова Аввакума: праведный от веры жив будет (Рим. I, 17; Аввак. II, 4), а впоследствии, когда укажет на Авраама, Давида, которые говорили нам об этом. У иудеев было большое уважение к этим лицам, из которых один был патриарх и пророк, а другой царь и пророк, и обетования относительно этого были даны им обоим. Потому и Матфей, начиная Евангелие, прежде всего упоминает об Аврааме и Давиде, а потом уже по порядку перечисляет праотцев. Сказавши: книга родства Иисуса Христа, он не после Авраама, Исаака и Иакова, но вместе с Авраамом упомянул о Давиде. И что удивительно - Давида поставил прежде Авраама, говоря так: сына Давидова, сына Авраамля (Mф. I, 1), а потом уже начал перечислять Исаака, Иакова и всех следующих. Потому и апостол часто упоминает здесь об Аврааме и Давиде и говорит: правда Божия свидетельствуема от закона и пророк. Чтобы кто-нибудь не сказал: "как мы спасаемся, коль скоро нисколько не содействуем этому сами?" - (апостол) и показывает, что и мы не мало вносим в это дело, - я разумею веру. Потому, сказав: правда Божия, присовокупил: верою во всех и на всех верующих (ст. 22). Здесь опять иудей может придти в смущение, не имея никакого преимущества пред прочими людьми и поставляемый вместе со всею вселенной. Чтобы он не испытал этого, (апостол) поражает его страхом, прибавив: несть бо разнствия. Вси бо согрешиша (ст. 23). Не говори мне, что такой-то эллин, этот скиф, а тот фракиянин: все находятся в одном и том же положении. Хотя ты получил закон, но научился из закона только тому одному, как узнавать грех, а не как избегать его. Потом, чтобы (иудеи) не сказали: "хотя мы и грешим, но не так, как язычники", - (апостол) присовокупил: и лишени суть славы Божия (ст. 23). Таким образом, хотя ты грешил и неодинаково с остальными, однако и ты лишаешься славы: ведь ты из числа оскорбивших Бога, а оскорбитель принадлежит не к прославляемым, но к посрамленным. Но ты не страшись, я сказал это не для того, чтобы ввергнуть тебя в отчаяние, а для того, чтобы показать тебе человеколюбие Владыки. Потому (апостол) и присовокупил: оправдаеми туне благодатию Его, избавлением, еже о Христе Иисусе, Егоже предположи Бог очищение верою в крови Его, в явление правды Своея (ст. 24, 25). Смотри, сколько доводов приводит (апостол) в подтверждение сказанного. Во-первых, доказывает достоинством лица: совершает это не человек слабый силами, но Бог, для Которого все возможно, так как сказано, что правда есть Божия. Во-вторых, доказывает законом и пророками: и не устрашайся, когда ты и услышишь слова: кроме закона, так как это имеет значение по отношению к самому закону. В-третьих, доказывает ветхозаветными жертвами, почему сказал: в крови Его, напоминая иудеям об овцах и тельцах. Если, говорит (апостол), заклания бессловесных избавляли от греха, то тем более - кровь Иисуса Христа. И сказал не просто - куплею, но - искуплением, чтобы нам больше не возвращаться в то же самое рабство. Вследствие этого же он называет Иисуса Христа очищением, показывая, что если столь великую силу имел образ, то гораздо большее действие окажет самая истина. И опять, показывая, что это не есть что-либо недавнее и новое, апостол говорит: предположи. Сказав же: предположи Бог и признавши это делом Отца, он показывает, что тоже самое принадлежит и Сыну. Отец предположил, а Христос совершил все дело Своею кровию. В явление правды Своея. Что значит - явление правды? Как явление богатства состоит в том, чтобы не только самому быть богатым, но и других делать богатыми, явление жизни - в том, чтобы не только самому быть живым, но и мертвых оживлять, и явление силы - в том, чтобы не только самому быть сильным, но и укреплять слабых, так и явление правды состоит в том, чтобы не только самому быть праведным, но и других, истлевших в грехах, мгновенно делать праведными. Изъясняя это, (апостол) и сам раскрыл, что значит явление, сказавши: быти ему праведну и оправдающу сущаго от веры Иисусовы (ст. 26).

     3. Итак, не сомневайся: ты оправдываешься не делами, но верою. Не избегай же правды Божией, так как она представляет двойное благо, - и легко приобретается, и предложена всем. Не стыдись и не красней. Если сам Бог явно совершает это дело, даже, как мог бы сказать кто-нибудь, хвалится им и превозносится, то как ты можешь скрываться и прятаться от того, чем прославляется твой Владыка? Итак, ободрив слушателя словами, что совершающееся есть явление правды Божией, он колеблющегося и не решающегося придти опять побуждает страхом, говоря так: за отпущение прежде бывших грехов (ст. 25). Ты видишь, как он часто напоминает иудеям о грехах? Выше он сказал: законом бо познание греха, потом: вcu бо согрешиша, а здесь выражается еще сильнее. Он не сказал: по причине грехов, но: за отпущение, т. е. вследствие омертвения от грехов. Ведь больше уже не было надежды на выздоровление, но как расслабленное тело нуждалось в помощи свыше, так и омертвевшая душа. И - что всего поразительнее - (апостол) более сильным обвинением людей считает то, что он указывает в качестве причины расслабления. Что же такое? То, что расслабление случилось во время долготерпения Божия. Вы не можете сказать, говорит он, что не пользовались многим долготерпением и благостию. Слова - в нынешнее время означают, что Бог оказал великое долготерпение и человеколюбие. Когда мы дошли до отчаяния, говорит (апостол), и было время суда, когда зло возросло и грехи умножились, тогда Бог явил силу Свою, чтобы уразуметь тебе, как велико у Него богатство правды. Если бы это совершилось в начале, то не показалось бы настолько удивительным и необычайным, как теперь, когда испытаны уже все способы врачевания. Где убо похвала? Отгнася, говорит. Которым законом? Делы ли? Ни, но законом веры (ст. 27). Великого труда стоило Павлу доказать, что вера получила такую силу, о какой закон не мог никогда и воображать. Так как он уже сказал, что Бог оправдывает человека верою, то теперь опять обращается к закону и не говорит: где заслуги иудеев, где праведные дела? но: где похвала? - везде показывая, что иудеи только хвалились, будто имеют какое-то преимущество пред остальными, но ничего не доказали на деле. И, спросив: где убо похвала? - не сказал: исчезла и погибла, но: отгнася, чем больше указывается на неблаговременность, так как хвалиться было уже не время. Подобно тому как, когда наступил суд, желающие раскаяться не имеют уже удобного времени, так и тогда, когда приговор, наконец, был произнесен, все готовы были погибнуть, явился Тот, Кто благодатью уничтожает все зло, - иудеи не имели уже времени защитить себя оправданием от закона. Если им и нужно было утверждаться на этом, то прежде пришествия Христова. А когда пришел спасающий чрез веру, время подвигов было уже отнято, и так как все прежние средства оказались недействительными, Христос спасает благодатью. Потому и пришел Он ныне, чтобы не сказали (если бы он явился в начале), что возможно было спастись и при помощи закона, собственными трудами и заслугами. Итак, устраняя такое их бесстыдство, Христос промедлил долгое время, чтобы спасти Своею благодатью тогда, когда посредством всего ясно было доказано, что людям недостаточно собственных сил. Потому (апостол), говоря и выше: в показание правды, присовокупил: в нынешнее время. А если бы некоторые и стали противоречить, то они поступили бы подобно тому человеку, который, совершив тяжкие преступления и оказавшись не в состоянии оправдаться на суде, был бы осужден и должен был подвергнуться наказанию, но потом царской милостью был бы освобожден, а после освобождения имел бы бесстыдство хвалиться и утверждать, что он не совершил никакого проступка. Это надлежало доказать прежде явления дара, а когда он явился, хвалиться уже было не время. Это именно и случилось с иудеями. Они уже были проданы из своего отечества, почему и пришел (Христос) и Своим пришествием лишил их похвалы. Ведь тот, кто говорит о себе, что он - учитель младенцев, кто хвалится законом, называет себя наставником неразумных, а между тем, подобно им, имеет нужду в Учителе и Спасителе, тот не имеет основания хвалиться. Если и прежде этого обрезание было необрезанием, то тем более ныне, так как оно уничтожено и для прошедшего, и для настоящего времени. Сказав же - отгнася, (апостол) и показывает, как это случилось. Итак, как уничтожено? - спрашивает (апостол). Которым законом? Делы ли? Ни, но законом веры.

     4. Вот и веру (Павел) назвал законом, охотно пользуясь для того прежними наименованиями, чтобы сгладить кажущееся нововведение. В чем же состоит закон веры? В спасении по благодати. Здесь (апостол) доказывает могущество Бога, потому что Он не только спас, но и оправдал и привел в похвалу, не имея для того нужды в наших делах, а требуя одной веры. И он говорит это, приучая уверовавшего иудея к скромности, а неуверовавшего смиряя, чтобы и его потом привлечь. Тот, кто получил спасение, если станет много о себе думать, то, вникнув в закон, узнает, что закон сам заградил ему уста, сам обвинил его, сам отказал ему в спасении и лишил похвалы; а неуверовавший, в свою очередь, наученный тем же самым смирению, может быть приведен к вере. Видишь ли, каково богатство веры, как она удалила нас от всего прежнего, не дозволив даже хвалиться этим? Мыслим убо верою оправдатися человеку, без дел закона. Когда (апостол) доказал, что оправдывающиеся верою стоять выше иудеев, тогда, наконец, он с большою свободою рассуждает и о вере и опять устраняет то, что по-видимому могло смущать. Иудеев смущали две следующие мысли: первая - возможно ли спастись без дел тем, которые не спаслись делами, а вторая - справедливо ли необрезанным пользоваться равными правами с теми, которые столько времени воспитывались в законе; последняя мысль беспокоила их гораздо больше первой. Вследствие этого (апостол), раскрыв первую, переходит к этой последней, которая настолько смущала иудеев, что они и после принятия веры обвиняли по этому поводу Петра, из-за Корнилия и его дела. Что же говорит (Павел)? Мыслим убо верою оправдатися человеку, без дел закона. Он не сказал - иудею, или - находящемуся под законом, но, выразившись общее и открывши дверь спасения всей вселенной, употребил родовое имя и говорит - человеку. Потом, исходя из этого слова, (апостол) разрешает не указанное здесь возражение. Так как естественно было, что иудеи, услышав о том, что вера оправдывает всякого человека, будут недовольны и соблазнятся, то (Павел) и прибавил: или Иудеев Бог токмо (ст. 29)? Здесь он как бы говорит следующее: почему тебе кажется нелепым, что всякий человек спасается? Неужели Бог есть частный Бог? Этим он показывает, что желающие унижать язычников больше оскорбляют славу Божию, если не допускают, что Он есть Бог всех. Если же Он есть Бог всех, то о всех и промышляет; а если о всех промышляет, то всех равно спасает чрез веру. Потому (апостол) говорит: или Иудеев Бог токмо, а не языков? Ей, и языков (ст. 29). Бог есть не частный Бог, как это допускается в эллинских мифах, но для всех общий и единый. Потому и присовокупляет: понеже един Бог (ст. 30), то есть, Он один Владыка и тех, и этих (иудеев и язычников).

     Если укажешь мне на Ветхий Завет, то и там промысл Божий простирался на всех, хотя и не одинаково. Тебе дан закон писанный, а им закон естественный, но они нисколько не имели меньше, а если желали, то могли и превзойти тебя. Намекая на это самое, (апостол) присовокупил: иже оправдит обрезание от веры, и необрезание верою (ст. 30), напомнив иудеям сказанное выше о необрезании и обрезании, где он доказал, что между ними нет никакого различия. А если тогда (в Ветхом Завете) не было никакого различия, то тем более ныне; раскрывая теперь это яснее, (апостол) показал, что то и другое одинаково нуждается в вере. Закон ли убо разоряем верою? говорит. Да не будет: но закон утверждаем (ст. 31). Ты заметил разнообразную и неизреченную мудрость (апостола)? Самым словом - утверждаем он показал, что закон уже не стоит, но разорен. Обрати внимание и на превосходство силы Павла, а также на то, с каким богатством доказательств он раскрывает то, что желает. Так, здесь он доказывает, что вера не только не вредит закону, но и помогает ему, равно как и закон пролагает путь вере. Как закон, предваряя веру, о ней свидетельствовал, - о чем (апостол) и говорит: свидетельствуема от закона и пророк, - так и вера восстановила изнемогающий закон. Как же восстановила? - спросишь. Но какое было дело закона, и для чего он заставлял все совершать? Для того, чтобы сделать человека праведным. Но он оказался бессилен в этом: вcu бо, говорит, согрешиша, а вера, явившись, успела в этом, так как, всякий, кто уверовал, вместе с тем и оправдался. Итак, вера утвердила волю закона и привела к концу то, для чего он все делал. Значить, она не упразднила, а усовершила закон. Таким образом (апостол) доказал здесь три положения: возможно оправдаться без закона, закон оказался в этом бессилен и вера не противоборствует закону. Так как иудеев всего более смущало то, что вера представлялась противоборствующею закону, то (апостол) более того, чем сколько желал иудей, доказывает, что она не только не противоборствует, но еще способствует и содействует закону, а это особенно и желали услышать (иудеи).

     5. Но так как после той благодати, которой мы оправдались, является нужда и в делах, то покажем прилежание, достойное дара. А покажем, мы это тогда, когда со всем тщанием будем хранить любовь - матерь всех благ. Любовь же заключается не в пустых словах и не в простых приветствиях, но в явлении и совершении дел, например, в том, чтобы избавлять от бедности, помогать больным, освобождать от опасностей, покровительствовать находящимся в затруднениях, плакать с плачущими и радоваться с радующимися. Ведь и последнее служит признаком любви; хотя и представляется маловажным радоваться с радующимися, однако же это очень великое дело и требует ума философского. Можно найти много людей, которые совершают очень трудное, но в этом оказываются слабыми. Многие плачут с плачущими, но не радуются с радующимися, а напротив, когда другие радуются, они плачут из недоброжелательства и зависти. Потому не малая заслуга - радоваться тогда, когда брат радуется, напротив - важнее как той, чтобы плакать с плачущими, так и той, чтобы помогать в бедах. Многие подвергаются опасности вместе с находящимися в опасностях, но, когда другие успевают в делах, они терзаются. Такова сила зависти. Хотя там нужны труды и пот, а здесь одно доброе желание и расположение, однако многие, перенесши более тяжелое, не совершили более легкого, но томятся и сами себя губят, когда увидят, что другие преуспевают и что всей церкви оказана услуга или словом, или иным чем-либо. Что может быть хуже такого человека? Он противится уже не брату, но воле Божией. Помыслив об этом, уничтожь недуг свой и по крайней мере избавь самого себя от множества зол, если не желаешь избавить и ближнего. Для чего ты ведешь борьбу с своими мыслями? Зачем наполняешь душу смятением, воздвигаешь бурю, все ниспровергаешь? Находясь в таком состоянии, как ты можешь просить себе отпущения грехов? Если Бог не отпускает грехов тем, которые не прощают сделанных против них грехов, то какое прощение Он даст тем, которые мыслят зло на людей, нисколько их не обидевших? Это - доказательство крайней злобы; таковые вместе с диаволом враждуют на церковь, а может быть они и гораздо хуже самого диавола. Ведь от диавола можно остеречься, а такие люди, нося личину дружбы, тайно возжигают огонь, сами же себя ввергая в печь первыми и страдая болезнью, которая не только не может вызвать сожаления, но и возбуждает сильный смех. Скажи мне: почему ты бледнеешь, трепещешь и сделался крайне робок? Какое случилось несчастье? Не то ли, что брать твой богат, знаменит и пользуется почетом? Значит, тебе нужно бы украсить себя венком, радоваться и прославлять Бога, что твой сочлен стал знатен и славен, а ты скорбишь о том, что Бог прославляется. Видишь ли, куда направляется вражда? Ты скажешь: не Бог прославляется, а прославляется брат. Но чрез него слава восходит к Богу, а следовательно - и вражда твоя. Но не то печалит меня, говоришь ты, а я желал бы, чтобы Бог прославлялся чрез меня. Так радуйся успехам брата и вот - Бог прославляется и чрез тебя, и все скажут: благословен Бог, имеющий таковых рабов, свободных от всякой зависти, взаимно радующихся счастью друг друга. И что мне сказать о брате? Если он и был твоим недругом и врагом, а Бог чрез него прославился, то потому самому он должен сделаться твоим другом. А ты друга делаешь врагом, когда он получает почести и прославляет Бога. Если бы кто-нибудь излечил твое страждущее тело, то хотя бы он был и враг твой, не стал ли бы ты считать его между первыми своими друзьями? А украшающего тело Христово, то есть, церковь, и своего друга ты считаешь врагом? И как ты можешь иным способом доказать свою вражду ко Христу? Потому, хотя бы кто и творил чудеса, хотя бы соблюдал девство и пост и спал на земле, хотя бы сравнялся и с ангелами в добродетели, но если имеет этот недостаток, - будет нечестивее всех и беззаконнее даже прелюбодея, блудника, разбойника и гробокопателя.

     6. И чтобы кто-нибудь не обвинил меня в преувеличении речи, я охотно спрошу вас о следующем: если бы кто-нибудь, взявши огонь и заступ, стал разорять и сжигать этот дом (Божий) и разрушать вот этот жертвенник, то каждый из присутствующих разве не стал бы бросать в него камнями, как в человека нечестивого и беззаконного? Так что же? А если кто приносит пламя более губительное, чем этот огонь, - я говорю о зависти, которая разоряет не каменные здания и разрушает не золотой престол, но ниспровергает и губит то, что гораздо ценнее и стен, и престола, здание учителей, - то может ли он заслуживать какого-либо снисхождения? Пусть никто не говорит мне, что покушающийся на преступление часто не имеет сил исполнить его: дела оцениваются по расположению; так, Саул умертвил уже Давида, хотя и не осуществил этого на деле. Скажи мне, неужели ты не понимаешь, что, враждуя с пастырем, ты злоумышляешь и на овец Христа, на тех овец, за которых Христос пролил кровь Свою, и нам повелел все делать и терпеть? Неужели ты не приводишь себе на память, что твой Владыка искал твоей славы, а не Своей, ты же ищешь не Его славы, а своей? Конечно, если бы ты искал Его славы, то ты достиг бы и своей, а ища своей прежде Его, никогда не достигнешь и этой. Итак, какое же будет врачевство от этого? Будем молиться все вместе и вознесем один глас за них, как за одержимых бесом. Ведь они находятся в положении даже более жалком, потому что безумие их произвольно, и болезнь эта имеет нужду в молитве, притом в молитве многой. Если не любящий брата, хотя бы расточил имение и просиял в мученичестве, ни в чем не достигнет успеха, то пойми, какого наказания может заслуживать тот, кто враждует на человека, ничем его не обидевшего? Такой хуже и язычника. Если любовь к любящим нас не дает нам никакого преимущества пред ними (язычниками), то, скажи мне, где займет место завидующий любящим?

     Завидовать хуже, чем ссориться. Ссорящийся, как скоро будет устранена причина ссоры, обыкновенно прекращает вражду; но завистник никогда не может сделаться другом. Первый ведет борьбу открытую, а второй - тайную; тот иногда может представить благовидный предлог к ссоре, а этот не может ни на что указать, кроме своего безумия и сатанинского настроения. Итак, чему можно уподобить таковую душу? Какой ехидне? Какому аспиду? Какому червю? Какому ядовитому насекомому? Ведь нет ничего нечестивее и злее такой души. Это, именно это (зависть) ниспровергло церкви, породило ереси, вооружило братскую руку, побудило обагрить десницу в крови праведника, попрало законы природы, отверзло двери смерти, привело в исполнение древние проклятия, заставило того несчастного (Каина) забыть муки рождения, своих родителей и всех других, привело его в такое неистовство и ввергло в такое бешенство, что когда Бог призывал его и говорил: к тебе обращение его и ты тем обладаеши (Быт. IV, 7), то он не тронулся и этим. Хотя бы Бог и простил ему вину и подчинил брата, однако эта рана настолько неизлечима, что, если бы были приложены и бесчисленные лекарства, она все-таки будет обильно источать свой гной. Почему же ты скорбишь, несчастнейший из всех? Неужели потому, что честь воздана Богу? Но это - сатанинское настроение. Или потому, что брать превзошел тебя славою? Но тебе возможно опять опередить его. Таким образом, если желаешь побудить, то не убивай и не истребляй, но оставь жить, чтобы у тебя сохранился повод к состязаниям, и побуди живого, тогда и у тебя будет светлый венец; а если ты убьешь, то на самого себя произнесешь приговор, который постыднее поражения. Но ничего этого не признает зависть. Ради чего же ты стремишься к славе в такой пустыне? Вот и они (Каин с Авелем) тогда одни только населяли землю, однако это не удержало Каина и он, все исторгнув из души своей, стал рядом с диаволом и ополчился, именно диавол был тогда вождем Каина. Так как ему недостаточно было того, что человек сделался смертным, то он самым родом смерти постарался увеличить несчастие и внушил Каину сделаться братоубийцею; он, никогда не насыщающийся нашими бедствиями, спешил, нетерпеливо желал видеть исполнение своего дела. Подобно тому, как если кто-нибудь, имея врага своего в узах и увидев, что над ним произнесен уже приговор, спешит, прежде чем он вышел из города, увидеть его умерщвленным и внутри города и не может переждать надлежащего времени, так спешил тогда и диавол. Хотя он и услышал, что человек должен возвратиться в землю, но он весьма сильно желал увидеть нечто большее, - чтобы сын умер прежде отца, брать убил брата и смерть была преждевременная и насильственная.

     7. Видишь ли, к чему послужила зависть, как она исполнила ненасытное желание диавола и предложила ему такую снедь, какую только он желал увидеть. Итак, будем избегать этого недуга. Ведь тем, которые не освободились от этой болезни, невозможно совсем избежать того огня, уготованного диаволу. А освобождаться от болезни мы станем тогда, когда помыслим, как возлюбил нас Христос и как повелел нам любить друг друга. Как же Он возлюбил нас? Он дал и честную кровь Свою за нас, бывших Его врагами и причинивших Ему величайшие оскорбления. И ты делай это по отношению к брату своему, как Он и говорит: заповедь новую даю вам, да любите друг друга, якоже Аз возлюбих вы (Иоан. XIII, 34). Лучше же сказать, Христос не ограничился этой мерою, так как сделал это за врагов. Но ты - неужели не хочешь отдать крови своей за брата? Зачем же ты, без меры нарушая заповедь, даже проливаешь его кровь? Затем, Христос совершил то, к чему Он не был обязан, а если это сделаешь ты, то лишь исполнишь долг свой. И тот, который, получивши десять тысяч талантов, стал требовать сто динариев, был наказан не за одно только то, что требовал, но и за то, что не сделался лучшим под влиянием благодеяния, не последовал примеру царя и не простил долга (Mф. XVIII, 23-35). Раб, если бы простил долг, исполнил бы только свою обязанность. И мы во всем, что ни делаем, исполняем только свою обязанность. Потому и Христос сказал: егда вся сотворите, глаголите, яко раби неключими есмы: еже бо должни бехом сотворити, сотворихом (Лук. XVII, 10). Итак, если мы обнаруживаем любовь, если отдаем имение нуждающимся, то исполняем нашу обязанность не потому только, что сам Бог показал нам пример благодеяний, но и потому, что, когда даем, уделяем из принадлежащего Богу. Почему же ты лишаешь самого себя того, над чем Бог хочет поставить тебя господином? Ведь Он велел тебе давать другому, чтобы и сам ты владел тем же. Пока ты один владеешь, то и сам не имеешь, а когда даешь другому, тогда получаешь и сам. И что может сравняться с такою любовью? Христос пролил кровь за врагов, а мы и имения не отдаем за благодетеля; Он пролил собственную Свою кровь, а мы жалеем имения, которое не наше; Он совершил это прежде нас, а мы не делаем и после Него; Он сделал это для нашего спасения, а мы не хотим и для собственной своей пользы; Ему нет никакого прибытка от нашего человеколюбия, но вся выгода возвращается к нам. Для того мы получили повеление раздавать имение, чтобы не лишиться и самим. Подобно тому как кто дает деньги малому ребенку и приказывает ему держать крепко, или отдает их на сбережение слуге, чтобы нельзя было желающему похитить, так делает и Бог. Отдай нуждающемуся, говорит Он, чтобы кто-нибудь не похитил их у тебя, например: клеветник, вор, диавол, а после всех смерть. Пока ты сам владеешь ими, то не в безопасном месте хранишь, а если передашь их через бедных Мне, то я все сберегу тебе в целости и в надлежащее время возвращу с большою прибылью. Я беру их не затем, чтобы отнять для Себя, но для того, чтобы приумножить, сберечь в совершенной целости и сохранить их для тебя к тому времени, когда никто не даст взаймы, никто не сжалится. Итак, что может быть жестокосерднее нас, не соглашающихся и после таких обещаний дать взаймы Богу? Конечно, вследствие этого мы и отходим к Нему скудными, нагими и нищими, не имея при себе вверенного нам, потому что со своей стороны не передаем этого на сохранение Тому, Кто сберегает всех тщательнее. Потому мы и подвергнемся крайнему наказанию. Во время нашего обвинения, что мы в состоянии будем сказать о своей погибели? Какое представим оправдание? Какую защиту? В самом деле, почему ты не дал? Не веришь, что получишь обратно? И как можно сказать это? Давший тому, кто не дал, не тем ли вернее отдаст после получения? Но вид их (имуществ) веселит тебя? Вследствие этого и давай усерднее, чтобы еще больше увеселяться там, когда никто не отнимет их у тебя, тогда как, владея этим теперь, ты подвергнешься бесчисленным бедствиям. Диавол, подобно псу, бросается на богатых, как бы желая вырвать кусок хлеба или пирога из рук у ребенка. Итак, отдадим это Отцу. Диавол, как скоро увидит это, непременно убежит прочь, а по уходе его, Отец в сохранности отдаст тебе все это тогда, когда диаволу нельзя уже будет беспокоить тебя, именно в будущем веке. Богатые в настоящей жизни ничем не отличаются от малых детей, которых беспокоят щенята, так как все лают вокруг них, теребят их и тащат - не только люди, но и низкие страсти, чревоугодие, пьянство, лесть и всякого рода распутство. Когда нужно дать взаймы деньги, то мы обыкновенно отыскиваем тех, кто дает больше (прибыли), высматриваем людей честных. А в этом случае мы поступаем напротив: оставляем справедливого Бога, подающего не сторицею, но в сто крат больше, тогда как тех, которые не отдадут нам и самого капитала, мы ищем.

     8. Чем, в самом деле, заплатит нам чрево, пожирающее большую часть (нашего имущества)? Нечистотою и тлением. Чем заплатит тщеславие? Завистью и клеветою. Чем заплатит скупость? Заботами и попечениями. Чем заплатит распутство? Геенною и ядовитым червем. Вот должники богачей, такую именно прибыль они получают с капитала - зло в настоящей жизни и бедствие в будущей. Итак, скажи мне, неужели мы будем давать взаймы им, под условием столь великого наказания, а не вверим богатство Христу, Который обещает нам небо, бессмертную жизнь и неизреченные блага? И какое мы будем иметь оправдание? Почему же ты не даешь Тому, Кто несомненно возвратит и возвратит с избытком? Может быть, потому, что Он возвратит спустя продолжительное время? Но Бог возвращает и в настоящей жизни, так как неложен сказавший: ищите царствия Божия, и сия вся приложатся вам (Mф. VI, 33). Замечаешь ли ты необыкновенную щедрость? То, говорит Он, сохранено для тебя и не умаляется, а настоящие блага даю в виде прибавки и прибыли. Кроме того, получены чрез продолжительное время увеличивает твое богатство, потому что прибыль становится больше. Мы видим, что и ростовщики так поступают с берущими взаймы, охотные снабжая тех, которые берут на долгое время. Тот, кто возвратил весь долг вскоре, пресек и увеличение роста; а тот, кто держал у себя более продолжительное время, доставил и больше прибыли. Потом, с людьми мы не затрудняемся отсрочкою, но даже сами придумываем средства продлить ее, а по отношению к Богу неужели мы будем настолько малодушны, что вследствие этого станем колебаться и отказывать, хотя, как я сказал, Бог и здесь отдает, и там, по указанной причине, хранить все, уготовляя нечто иное, большее. Ведь великость даваемого и красота того дара превышают малоценность настоящей жизни и, находясь в тленном и смертном теле, невозможно принять те неувядаемые венцы и нельзя в настоящей мятежной жизни, исполненной беспокойств и подверженной многим переменам, принять тот непреложный и безмятежный жребий. Если бы кто-нибудь, занявший у тебя золото, обещался возвратить тебе долг тогда, когда ты живешь в чужой земле, не имеешь рабов и не можешь даже привезти деньги домой, то ты, конечно, весьма много стал бы просить его, чтобы он лучше отдал их тебе дома, а не на чужой стороне. А духовные и неизреченные блага неужели ты желаешь получить здесь? Какое это безумие! Если возьмешь здесь, то, без сомнения, получишь тленное, а если подождешь будущего времени, то Господь отдаст тебе нетленное и бессмертное. Если возьмешь здесь, то получишь свинец, а если - там, то - чистое золото. Кроме того, Бог не лишил тебя и настоящих благ, так как вместе с тем обещанием дал и другое, говоря так: всякий возлюбивший те дела получит во сто крат в этом веке и наследует жизнь вечную (Mф. XIX, 29).

     Если же мы получаем во сто крат, то виноваты мы сами, не давая взаймы тому, кто может столько заплатить, так как все давшие, хотя бы дали и немного, получили именно столько (во сто крат). Скажи мне: что великое дал Петр? Не изорванную ли сеть, не трость ли только и уду? Однако же Бог отверз ему дома вселенной, распростер пред ним сушу и море, все призывали его к себе и, продавая свои имущества, приносили цену их к ногам его, не отдавая даже в руки (потому что не смели): столько были для него щедры и такую оказывали ему честь. Но скажешь: он был Петр. Так что же? Ведь не одному только Петру обещал это Христос, не сказал ему: Петр, ты один получишь во сто крат, но (сказано): всяк иже оставит дом и братьев, сторицею приимет (Mф. XIX, 29). Бог не знает различия лиц, но - достоинства дел. Но меня, говоришь ты, окружает куча детей и я желаю оставить их богатыми. И конечно, - зачем ты станешь делать их бедняками? Но если ты все оставишь им, то опять все свое имущество вверишь ненадежной охране, а если сделаешь их сонаследником и попечителем Бога, то оставишь им и бесчисленные сокровища. Подобно тому как, когда мы сами себя защищаем, Бог за нас не вступается, а когда вверяем себя Ему, получаем от Него больше, чем ожидаем, тоже бывает и в отношении нашего имущества: если мы сами заботимся о нем, Бог удаляется от промышления о нем, а если все возложим на Его попечение, Он устроит во всякой безопасности и наше имение, и детей. И почему ты удивляешься, если так поступает Бог? Всякий может видеть, что тоже бывает и у людей. Если ты перед смертью не пригласишь никого из близких позаботиться о детях твоих, то часто и тот, кому бы очень хотелось, стыдится и не решается вступиться в это дело самовольно, а если ты возложишь на него такое попечение, то, будучи удостоен столь великой чести, он и сам вознаградит за это величайшею благодарностью.

     9. Итак, если желаешь оставить детям своим большое богатство, оставь им промысл Божий. Тот, Кто без всякого твоего участия дал тебе, душу, образовал тело и даровал жизнь, когда увидит, что ты обнаруживаешь столь великую преданность и поручаешь Ему и детей и им принадлежащее, неужели не отверзет для них всего Своего богатства? Если Илия, прокормленный малым количеством муки, когда увидел, что та женщина предпочитает его детям, явил в хижине вдовицы гумно и точило, то подумай, какую милость покажет Владыка Илиин. Потому станем заботиться не о том, чтобы детей оставить богатыми, но о том, чтобы сделать их добродетельными. Если они станут надеяться на богатство, то не будут заботиться ни о чем другом, как имеющие возможность прикрыть порочность нравов обилием денег; а когда увидят, что они лишены этой опоры, то сделают все, чтобы посредством добродетели найти себе большее утешение в вечности. Итак, не оставляй богатства, чтобы оставить добродетель. Ведь крайне безрассудно при жизни своей не делать детей господами того, что имеем, а по смерти давать легкомыслию молодости полную свободу. Когда мы живы, то можем требовать у них и отчета и, если они дурно пользуются настоящим, можем вразумлять и обуздывать их, а по смерти своей, если мы вместе с нашим отсутствием и их молодостью, предоставим им и свободное пользование богатством, то ввергнем этих несчастных и жалких в величайшую бездну, подложив огонь к огню и подливши масла в раскаленную печь. Таким образом, если желаешь оставить детей подлинно богатыми, то оставь должником их Бога и Ему вручи свое завещание. Если они сами получат богатство, то не будут знать, кому отдать его, а встретятся со многими - и клеветниками, и людьми бесчестными, если же ты заранее отдашь его взаймы Богу, то сокровище останется, конечно, неприкосновенным и возвращение его состоится с большой легкостью. Бог милостив, возвращает нам то, что должен, и взирает на Своих заимодавцев приятнее, нежели на тех, которые ничего не давали Ему взаймы, и, кому больше всего должен, того особенно и любит. Потому, если хочешь всегда иметь Его своим другом, во многом сделай Его своим должником. Не столько заимодавец радуется тому, что имеет должников, сколько веселится Христос, имея заимодавцев; кому Он ничего не должен, от тех бежит прочь, а кому должен, к тем притекает. Итак, станем делать все, чтобы иметь Его должником своим, - теперь самое удобное время давать взаймы, теперь настоит в этом нужда. Если не дашь Ему теперь, то после удаления отсюда Он не будет уже иметь в тебе нужды. Здесь Он жаждет, здесь алчет; жаждет же потому, что жаждет твоего спасенья; вследствие этого Он и просит, вследствие этого Он и ходит наг, приготовляя тебе бессмертную жизнь. Итак, не презри Его: не сам напитаться Он хочет, но напитать тебя, не сам одеться, но одеть тебя и приготовить тебе ту золотую ризу, царскую одежду. Не видел ли ты, что наиболее заботливые врачи, когда моют больных, и сами моются, хотя это для них и не нужно? Так и Христос все делает для тебя недужного. Поэтому Он и не насильно требует у тебя, чтобы дать тебе большое вознаграждение, - чтобы ты понял, что Он требует не по Своей нужде, а для исправления твоей нужды. Для того Он приходит к тебе в бедном одеянии, протягивая десницу и не гнушается, если дашь самую мелкую монету, не отходит, если укоришь, но приступает к тебе снова, так как Он желает, сильно желает нашего спасения. Итак, станем презирать имущество, чтобы не быть и нам презренными от Христа; станем пренебрегать богатством, чтобы приобрести его. Если мы будем беречь его здесь, то несомненно погубим и здесь, и там, а если будем раздавать его со многою щедростью, то в той и другой жизни насладимся великим благополучием. Потому желающий сделаться богатым пусть сделается нищим, чтобы быть богатым, - пусть тратит, чтобы собрать, и расточает, чтобы соединить. А если это кажется тебе новым и странным, то посмотри на сеятеля и рассуди, что он не может иначе собрать большего, если не разбросает того, что имел, и не истратит того, что приготовил. Итак, станем сеять и мы, будем возделывать небо, чтобы пожать нам в большом изобилии и достигнуть вечных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.


К предыдущей странице       Оглавление       К следующей странице


Полезная информация: