Приступая к рассказу о Юлиане в Слове 4-м, Григорий подчеркивает, что не намеревается писать историю его царствования, а лишь упомянет о некоторых наиболее характерных чертах этого человека. Так же, как и похвальное слово, обличительное слово не претендует на исчерпывающий характер исторического повествования: "...Мы предоставим книгам и историям полное описание всего, что он вытворял.., сами же, коснувшись немногого из многого, оставим для потомства как бы некое обвинительное заключение (stēlographian), поместив в него главнейшие и наиболее известные его деяния".¹ Григорий противопоставляет свой труд сочинениям историков и авторов Похвальных Слов в адрес Юлиана: "...Повествовать и писать о прочем предоставляю желающим.., и думаю, что многие поспешат описать те времена в комедии или трагедии - не знаю, как лучше сказать.., дабы и потомству было передано такое важное дело, которое нельзя скрывать; я же вместо всего расскажу для примера одно или два из его деяний - расскажу для чрезмерно восхищающихся им, чтобы они знали, что удостаивают похвалы того, для которого никакого порицания не будет достаточно".²
     Григорий начинает с рассказа о том, как Юлиан и его брат Галл в молодости участвовали в строительстве храма, посвященного мученикам.³ По словам Григория, все усилия Галла увенчивались успехом, а труды Юлиана, напротив, были напрасны. В том, что Бог не благоволил к трудам Юлиана по строительству храма, Григорий видит прямое указание на то, что Юлиан был неугоден Богу, поскольку его христианское благочестие не было искренним:

     Григорий всегда считал, что главной движущей силой человеческой истории является Промысл Божий, который действует через всякого правителя, вне зависимости от его отношения к христианству.⁵ Все события царствования Юлиана Григорий рассматривает именно в этой перспективе. В самом появлении отступника на римском троне Григорий видит наказание Божие за духовное и нравственное падение членов Церкви в после-константиновскую эпоху:

     История Церкви во все времена свидетельствует о том, что гонения способствуют духовному росту Церкви, тогда как мир и благополучие нередко ведут к духовному и нравственному упадку. В III веке священномученик Киприан Карфагенский, размышляя о причинах современного ему гонения императора Декия, говорит о том, что "Господь хотел испытать Свою семью, и так как продолжительный мир повредил учение, переданное нам свыше, то сам небесный Промысл восстановил лежащую и, если можно так выразиться, почти спящую веру".¹¹ По свидетельству Киприана, во времена мира в священниках ослабело благочестие, епископы устремились в другие города в поисках наживы, многие христиане оказались не на высоте в нравственном отношении.¹² Как и Киприан, Григорий был чрезвычайно критически настроен по отношению к духовенству своего времени и тоже считал, что Юлиан был послан Римской империи из-за нравственного упадка христианской Церкви, которой требовалась "встряска".
     Коварному отступнику Юлиану противопоставляется в Слове 4-м "божественнейший и христолюбивейший" император Констанций, который очистил империю от окружавших ее варварских племен и усмирил внутренние мятежи, который добился одних побед при помощи оружия, других - при помощи убеждения, которым во всяком действии и намерении руководила мышца Божия. Григорий восхваляет Констанция за благоразумие, могущество, благочестие; единственной ошибкой Констанция было возвышение отступника.¹³ Особенно прославляет Григорий Констанция за его христианское благочестие;¹⁴ именно в нем Григорий видит главную причину успеха государственной деятельности этого императора:

     Григорий жил в эпоху, когда византийская государственная идеология только складывалась, однако он был не первым, кто провел связь между благополучием монархии и личным благочестием монарха: эта идея была выдвинута до него Евсевием Кесарийским, главным церковным и государственным "идеологом" времен Констанция.¹⁶ Прямая зависимость между успехами императора на поприще государственного строительства и его благочестием является лейтмотивом "Слов обличительных на царя Юлиана". Хотя Григорий не оспаривает божественного происхождения императорской власти, он подчеркивает, что сам император должен быть достоин своего высокого положения. Когда благодать Божия отступает от человека, стоящего во главе государства, вся его деятельность, будь то строительство храмов, военные походы или мероприятия по улучшению общественной жизни, обречена на неудачу.
     Всякая власть действует двумя способами - убеждением и принуждением,- считает Григорий.¹⁷ Если Констанций умело пользовался обоими, то Юлиан не преуспел ни в том, ни в другом. Любопытно, что Григорий осуждает Юлиана за неумение насильственным путем остановить народные волнения: оставив способы подавления восстаний на усмотрение регионального начальства, Юлиан предпочитал сам действовать при помощи убеждения, однако и в этом не был последователен. Григорий считает Юлиана хамелеоном, который меняет цвет в зависимости от ситуации: начиная с убеждений и обещаний, Юлиан очень скоро переходит к угрозам и насилию. Коварство Юлиана проявляется в том, как он пытается реставрировать язычество при дворе и в армии: сначала он производит "чистку" во дворце, уничтожает или изгоняет государственных чиновников-христиан, затем склоняет к язычеству военачальников и часть войска, наконец меняет христианскую военную символику на языческую, так что с армейского штандарта исчезает изображение Креста.¹⁸
     У Юлиана, согласно Григорию, было две главных заботы - "галилеяне", как он называл христиан, и персы, которые не прекращали воевать против империи.¹⁹ Гонение на христиан было главной ошибкой Юлиана. Если в прежние времена, рассуждает Григорий, христианство было немногочисленным, то теперь спасительное слово Евангелия разлилось повсюду и стало господствующим: "покуситься на то, чтобы изменить или поколебать христианство означало ничто иное, как потрясти римскую империю, подвергнуть опасности целое государство".²⁰ Идея Юлиана о том, чтобы заменить имя христиан на имя "галилеян" Григорий считает "ребяческой" и "глупой".²¹ Гораздо страшнее то, что Юлиан стал хитростью принуждать христиан к участию в языческих обрядах. Поскольку в Римской империи существовал обычай воскурять фимиам перед статуями императоров, Юлиан, решив "с римскими законами соединить поклонение идолам", поместил на своих статуях имена языческих богов, "чтобы честь, воздаваемая императорам, воздавалась и идолам, или чтобы отказ от этого считался оскорблением императоров".²² За возложение фимиама на огонь, горевший перед статуей императора, воины получали деньги. Нашлись, впрочем, и такие, которые, совершив ритуал, впоследствии осознали его истинный смысл и со словами "мы - христиане, христиане в душе!" прибежали к императору, бросив к его ногам полученное от него золото. За этот поступок царь, хотя и не сделал их мучениками, осудил их на изгнание.²³
     Из всего, что сделал Юлиан, наибольшее возмущение Григория вызывает его стремление доказать, что эллинская культура принадлежит язычникам, а не христианам: опровержению этого тезиса посвящена значительная часть Слова 4-го.²⁴ Гонение Юлиана против Церкви не было столь же массовым, какими были гонения императоров II-III веков, однако оно было направлено против христианской интеллигенции и поэтому представляло особую опасность. Человек, который "некогда был чтецом Божественных Писаний, удостоился чести служения великому алтарю, строил храмы и святилища в честь мучеников",²⁵ вознамерился, как считает Григорий, объявить христианство вне закона, и лишь преждевременная смерть помешала осуществлению его замыслов: "О чем никогда не помышляли ни Диоклитиан.., ни Максимиан, ни Максимин.., то замышляет он.., но удерживается Божиим человеколюбием и слезами христиан... В замыслы же его входило то, чтобы лишить христиан права публичной проповеди, возбранить им доступ во все собрания, на площади, на празднества и даже в суды..."²⁶
     Недовольство Григория вызывает и попытка Юлиана возвести языческую поэзию, мифологию и философию в ранг государственной идеологии.²⁷ Если проповедь христианства способствует духовному росту населения империи, то пропаганда насилия и разврата, которыми наполнена языческая мифология, напротив, делает людей агрессивными и порочными. Мифы о богах и героях с их страстями и пороками были для Григория тем же, чем для современного христианина является пропаганда насилия и разврата в средствах массовой информации, пагубно влияющая на духовно-нравственное состояние общества. Слова Григория, подчеркивающего, что государство не должно оказывать покровительство таким средствам воздействия на человеческую психику, звучат весьма актуально: