Владимир Мосс
ПРАВОСЛАВНЫЙ ПОДХОД К НАУКЕ

Где ты был, когда Я полагал основания земли?"
(Иoв. 38. 4)

Бертран Рассел однажды написал: "Практически все, что отличает современный мир от прежних веков. применимо и к науке, которая достигла своих наиболее потрясающих успъхов в XVII веке" Майкл Поланьи подтверждает это суждениe: "Точно так же, как трех веков после призвания апостолов было достаточно для установления христианства в качестве государственной религии Римской империи, так и трех веков после основания Королевскаго общества было достаточно для того, чтобы наука утвердила себя в качестве верховнаго интеллектуального авторитета в постхристианскую эпоху - "Это противоречит религии!" ? вот, что было главным аргументом в XVI в. В XX в. его эквивалентом стало возмущенное "это ненаучно!"".

Наиболее важное влияние науки проявляется, главным образом, не в потрясающих изменениях материальной жизни, вызванных ее достижениями. Гораздо более важными были результаты такого влияния а духовной сфере, которые получили название ?научное мировоззрение". Вначале, с XVI до конца XIX въка, такое Мировоззрение сосуществовало в становившихся все более напряженными и ненормальными отношениях с различными формами христианскаго мировоззрения; но этот перюд закончился в XX в, более или менее полным вымыванием христианства из умов "образованных" людей, независимо от того, продолжают ли они называть себя "христианами" или нет.

Наука несомненно стала богом нашей эпохи, которому поклоняются как ученые, так и далекие от науки люди, как на демократическом Западе, так и на тоталитарном Востоке, Культ этого поклонения был описан Достоевским в темных, почти апокалиптических тонах: "Полу-наука, ? говорить один из его героев, ? есть невиданный прежде деспот, деспоть, имеющий саоих собственных жрецов и рабов, деспот, перед которым всякий преклоняется с любовью и суеверным страхом, нечто до сих пор невиданное, перед чем постыдно дрожит и трепещет наука".

В своих оценках Достоевский был осторожен, дълая различи между наукой и "полу-наукой", или тем, что мы называем теперь "наукообразием", вместе, с тем, он считал, что наука, будучи невинным исканием истины эмпирическими методами, притязает на нечто, находящееся вне ея сферы. Можно ли совмъстить такое?

Безусловно, наука содержит в себе некоторую мъру или вид истины, иначе она не обладала бы такой грозной способностью предсказывать или создавать такую замечательную технику. Естественной поэтому была попытка со стороны образованных христиан найти некоторые пути разрешения явных противоречий между наукой и христианством. Это, несомненно, необходимо для нашей веры. Ибо, если вселенная единственна и создана одним Богом, то мы должны варить, что истины веры и конечные выводы науки (если таковые вообще возможны) не должны противоречить другь другу. Вера в обратное ведет к своего рода манихейству, утверждающему наличие двух взаимонепроникающих вселенных, понять которые с одной только точки зрения невозможно: или же к солипсическому буддизму, согласно которому одна из двух реалий признается иллюзорной.

Необходимо, однако, понимать, что такое убеждение не означает необходимость некритическаго принятия нами главных постулатов современной науки. Для этого есть несколько причин. Во-первых, наука в самой своей природе, основана на гипотезах: она ничего не утверждает наверняка; то. что признается самоочевидным законом природы при одном поколении, объявляется при следующем лишь нъкоторым приближением к истине или (что случается чаще) просто заблуждением. Во-вторых. несколько основных постулатов науки противоръчат сами себ, по крайней мере, в понимании значительных кругов научнаго сообщества. ? например, 2-е начало термодинамики. В-третьих, нъкоторыя основные постулаты науки, такие как, например, происхождение человека от обезьяны, являются утверждениями веры, ничуть не более доказуемыми эмпирически, чем догматы хриспанства ? с той, однако, существенной разницей, что они, в отличие от догматов христианства. не имеют никакого основания в Божественном Откровении.

Понятно, поэтому, что нет никакой необходимости уступать научному мировоззрению больше того, на что оно притязает (устами его наиболъе честных и образованных выразителей). В противном случа мы попадаем в ту ловушку, которой не избежало так много далеких от науки христиан: а именно, прннятия последних научных теорий и приспособления к ним своей веры только для того, чтобы потом обнаружить, что наука ушла вперед, оставив за собой их "модернизированную въру" как несовременную древность. Такая участь постигла "христианских марксистов" и "верующих эволюционистов", которые, пытаясь приспособить христианство к самым послъдним и наименее доказанным утверждениям науки, показали лишь то, что не являются ни христианами, ни учеными.

Нам необходимо постоянно помнить, что, несмотря на свои многочисленныя и несомненныя достижения, наука является делом не безошибочным и делается грешными людьми.

Поэтому, как лично, так и коллективно, ученые не застрахованы от ошибок и должны бы применить к себе слова мудраго Соломона: ?Яко аз раб Твой и сын рабыни Твоея, человек немощен и маловременен и умален в разуме суда и законов. Аще бо кто будет и совершен а сынах человических, отсутствующей Твоей премудрости, ни во чтоже вменится. ... Тело бо тленное отягощает душу, и земное жилище обремъня-ет ум многопопечителен. И едва разумиваем, яже на земли, и яже в руках обретаем со трудом: а яже на небесех, кто изсльдя; волю же Твою кто позна, аще бы не Ты дал ecu премудрость и послал еси Духа Святого Твоего от высоты" (Прем. 9: 5-6, и5-и7).

Парадокс науки заключается в том, что чем дальше она продвигается. тем менее становится понятна, даже самой себе. Безусловно, со времени Галилея некоторая степень отрицания интуиции стала видеться как неотъемлемая принадлежность "подлинной" науки, поскольку прогресс науки основан именно на сомнении в принятом прежде. Но есть несомненная разница между сомнением (как у "непогрешимых" пап времен Бруно и Галилея) в том, что Земля вращается вокруг Солнца, и утверждениями, что бытие вселенной лишено всякаго смысла, и что идея обратнаго хода времени или такия явлешя. как самоубийство в младенчестве, ? находятся в полном соотвътсташ с законами природы. Так и хочется сказать, что те ученые, которые со всей серьезностью выдвигают подобныя идеи, просто сумасшедшие. А когда мы узнаем, что идея обратимости времени связана не только с теорией относительности, но и с более ранней физикой Ньютона, то, возможно, нам простится некоторое подозрение в правдивости науки.

Здесь, впрочем, необходима некоторая скромность. Если наше знание математики, на которой основана вся современная физика, столь же ограничено, как и у автора этих строк, тогда мы не можем спорить с учеными в их собственной системе координат. Итак, следует ли нам отступить от борьбы и просто преклониться перед превосходящими познаниями ученых?

Многие, возможно даже большинство христиан, готовы поступить именно так. Но, помня предупреждение Достоевскаго, мне думается, нам следует быть более осторожными. Кроме того, если эти ученые правы, нам следует изменить не только наши представления о физической вселенной, но также и наши поедставления буквально о всем остальном включая Бога, свободную волю, смерть и человъческую личность. Но поскольку мы имеем "мнози истинныя знамения" (Деян. 1, 3) наших традиционных верований в этих областях, у нас есть веская причина просто подождать.

Было бы явно нелогично отвергать веру исключительно из уважения к нъкоей группе людей, хотя бы и самых умных, в чьей работе трудно разбираться, и которые сами не могут согласиться между собой о том, как следует объяснять результаты их изследований. Если Эйнштейн не мог повърить в то, что Бог ?играет в кости", то почему же должны это делать мы? Мы знаем, что эти ученые не правы (в нъкоторых из своих суждений, прямо противоречащих догматике) ? они должны быть не правы; вопрос заключается в том, почему, или, лучше сказать, в чем они не правы.

Впрочем, возможно, наша тревога чрезмерна? Может быть, эти вопросы ? просто временные изменения в научной картине мира. и со временем, при развитии науки и разработке новых теорий они будут устранены? Так, например, проблемы теории относительности, как говорят нам, будут в конце концов преодолены в единой теории поля, так называемой ОТ, или "Общей тести".

Эта удивительно слепая вера в новейшую физику напоминает некоторых бюлогов, которые говорят: хотя никто в действительности не видел эволюции видов, но это только "вопрос времени", в конц концов (возможно, через несколько миллионов лет) мы увидим ее. Время, очевидно, служит неплохим лекарем в исцелении ран современной науки. Вопрос, однако, состоит в следующем: со времени Ньютона, когда все законы физики были выражены во временно-обратимых уравнениях. времени не нашлось места в самых фундаментальных областях науки.

Но вопрос, в действительности, еще глубже. Развитие науки, вместо постепеннаго устранения всех провалов, аномалий и противоречий в нашем понимании мира, по-видимому, предлагает другие, все более значительные и непредвиденные.

Идея обратимости времени, которая подрывает категорию причинности ?фундаментальную идею науки, подразумевалась уже в ньютоновской физике. Квантовая физика, не устраннв эту аномал:ю, добавила еще большую ? она подрываеть категорию сущности. В самом дъл, она подвергает сомнению самое понятие объективной реальности, поскольку функция квантовой волны, являющаяся фундаментальной единицей вселенной современнаго физика, не есть объект или событие, но суть спектр возможных объектов или событий. Более того, эта функция существует лишь постольку, поскольку ненаблюдаема. При наблюдении волновой функции (физическим прибором или живым существом) она реализуется в одну из возможностей, составляющих ее, Таким образом, получается, что в рожденной таким путем действительности уничтожается фундаментальнейшее понятие реальности!

Но ряд умопомрачительных аномалий не ограничивается этим. Так, например, согласно физику Эверетту: "сама по себе вселенная описывается волновой функцией. содержащей составляющие любого рода (имеющей безконечное количество решений ? ред.)". Его объяснение содержит в себе странный вывод ? независимо друг от друга существует безчисленное количество "параллельных" вселенных, причем, все они так же реальны, как и наша. С каждым измърением, произведенным наблюдателем, ? по определению находящимся внутри некоторой вселенной, ? вселенная в целом порождает безчисленное количество новых вселенных ("множественных мировъ"}, каждый из которых поедставляет собой один из возможных результатов наблюдения (например или живую, или дохлую кошку).

Некоторые люди оптимистически смотрять на новъйшую физику, как в некотором смысле оправдывающую въру в Бога. В этом смысле утверждается, что наша вселенная является распавшейся волновой функцией. наблюдателем которой может быть только Бог. Такая идея безусловна завлекательна и ее пытаются использовать в духе догматов христианства.

Тем не менее. необходимо признать, что текущия основныя понятия современной физики и дарвинистской биологии гораздо более напоминают индуизм и буддизм, чем православное христианство. Таким образом, все восточныя представления о цикличности событий, иллюзорности времени и эволюции одного вида жизни в другой находят явную поддержку в современной науке. Опять-таки, восточное же представление, что каждый человек по своей сути ? бог, получает подтверждение в некоторых интерпретациях физическаго принципа энтропии, который, согласно Мареку Кону "похоже вот-вот заменит Бога человеком, подразумевая, что сознание, неограниченное временем, вызывает акт творения".

Эти параллели предполагают наличие возможной связи между тем странным путем, которым движется наука, и всеобщим проникновением в западную цивилизацию восточных языческих религий, наблюдаемым в нъскольких других областях. На протяжении веков христиане верили, что существуют четкия и важныя ? что не означает отрицания их мистичности ? различия между Твооцом и тварью, плотью и духом, временем и вечностью, свободой и необходимостью, человеком и животным, душой и телом, жизнью и смертью. Но в XX в., веке относительности, все эти понятия растворились одно в другом; при соединенном наступлении современной науки и восточных религий, эти различия, являющиеся основополагающими в нашем понимании самих себя и окружаюшего мира, практически исчезают в идеях, названия которых зависят от личнаго вкуса каждаго: пантеизм, панпсихизм или панматериализм.

Между тем. пониманю взаимосвязанности всех этих тревожных интеллектуальных и духовных веяний делает задачу сопротивления им лишь немногим более легкой. Поскольку, даже если мы отвергаем восточныя религии, как ложныя и сатанинския, и сознаем, что князь Mipа сего также сыграл свою роль в ослеплении ученых, мы не можем сказать то же самое о науке в целом. Нам необходимо объяснить и то, каким образом наука ошибается, и то, как ей, тем не менее, удается предсказывать правильно такое большое количество событий...

Одним из очевидных недостатков. которыми страдает научная методология, является исключение из поля ея зрения огромной сферы явлений, называемых нами религюзными. Сокрытие фактов, противоречащих той или иной гипотезе, обычно разсматривается как нарушена научной этики. И тем не менъе, в отношении религии это практикуется большинством научных сообществ в широких масштабах на протяжении веков,

Даже когда ученые снисходят до изучения религии, их методы и выводы зачастую явно пристрастны и ненаучны. Это было очевидным в "достижениях советских ученых", когда они, например, пытались объяснить нетленность мощей русских святых. Но и западные ученые бывали едва ли менее ? если не более ? пристрастными, нежели их советские коллеги.

Безусловно, существуют поддельныя "чудеса", которыя являются, как и некоторыя религиозныя поверия, лишь суевериями; и наука действительно может оказать подлинную услугу истин путем разоблачения этих обманов. Но наличие отдельных фактов мошенничества не подрывает религии в целом, точно так же, как наличие шарлатанов от медицины не компрометирует подлинную медицину. Болъе того, наука сама по себ, в своем рвении объяснить феномен религии, лишена иммунитета протнв своего собственнаго шарлатанства. В частности, для нея в этом отношении полезна концепция психосоматических разстройств и психологии в цълом. Но психология является наименее развитой из наук и есть серьезные причины для сомнения в том, можно ли вообще считать ее эмпирической наукой.

Другой недостаток научной методологии был продемонстриоован сэром Питером Медаваром, атеистом, который писал: "С точки зрения логики, ответ на вопрос о начале и конце вещей находится вне компетенции науки". Эти явления не входят в компетенцио науки, поскольку они принципиально непроверяемы научными методами. Чтобы понять эти начальныя и конечная явления и все то, крайне важное, что находится между ними, мы должны прибегнуть к другому методу, а именно ? к богословию и вере; как гаворил св. Павел: "верою бо ходим. а не видениемъ¦ (по-гречески eidous: дословно "форма", "внешний видъ") (2 Кор. 5, 7).

Сказать, что мы ходим верою, не означает, что мы игнорируем очевидность наших чувств или методы логическаго разсуждения. Таким образом, центральная истина нашей веры ? Воскресение Христово ? была проверена простым научным зкспериментом, включающим осязание. Другое материальное свидетельство Воскресения, остающееся на сей день, Туринская плащаница, подвергалась анализу учеными практически всех отраслей науки, начиная от ботаников и кончая астрофизиками, и остается необъяснимой никакими иными гипотезами (проведенный недавно paдио-углеродный анализ ея возраста в целях опровержения ея подлинности, как было доказано, оказался основан на ложных посылках).

И все же, многие миллюны людей, которым было предъявлено это множество неопровержимых доказательств, не веруют: они не способны сделать важнейший для нас логический вывод, что Человек - Который в Своей собственной смерти и воскресении исполнил как Свои собственныя пророчества, так и все пророчества Ветхаго Завета, есть "Господь мой и Бог мой¦ (Иоан. 20, 28). Они не могуть сделать этого вывода потому, что, хотя наука и логика и подтверждают Воскресение Христово, Личность, о Которой идет речь, есть невидимая действительность. Он как Бог не может вместиться в рамки чувств и логики и, следовательно, представляет вызов их чувственной природе. Таким образом, их видение и рассуждение не связаны с верой, которая есть, по словам са. Павла, "извещение [по-гречески hipostasis: дословно ? "сущность", или "личность") о вещах, на которыя Mы надъемся, "вещей обличение невидимыхъ^и' (Евр. 11.1),

Когда человек, полагающийся на свои чувства и убежденный в своем логическом мышлении, приходит через веру, находящуюся по ту сторону чувств, к Самому Логосу, он получает далее откровение о вещах видимых и невидимых в соответствии с его духовным уровнем. Он постигает основания Mipa вначале и суд его в конце, постигает ангелов и демонов, души людей и логосы всех созданных существ. Природа становится для него, словами преп. Антония Великаго, "книгой, в которой читаются мысли Бога". Только эти "мысли" не есть математичесюя формулы, описывающия структуру материи или пространства-времени. Скоpеe, они выражают цель, для которой каждая вещь была создана, ея место в строении вселенной, разсматрнваемой в целом.

Научный подход к природе можегь быть назван аналитическим и упрощенческим; христианский же подход ? подходом аналогий и символов. Сущность одного подхода ? математическая и количественная: другого ? духовная и качественная. Оба эти подхода совместимы, и нет причины, по которой человек не может восходить по великой лъстнице бытия в одно время и низходить ? в другое. В то же время, они не равноценны, ибо подход аналогий возводить от одного уровня действительности к болъе высокому, более близкому к абсолютной истине, аналитический же подход проливает свет на, так сказать, характеристики действительности, нисходя к низшим уровням. Таким образом, низводя психологию и социальныя науки к нейрофизиологии, аналитическая наука теряет реальность свободы воли и сознания; низводя биологию к химии, она теряет реальность жизненной силы; низводя же химию к количественным соотношениям. она упускает из виду время, сущность происходящего и причинность.

Аналитически подход низводить себя до абсурда, провозглашая, что здесь не существует ничего иного, кроме "ничто", которое суть конечный постулат нигилизма. Вот, что происходит, когда качество подменяется количеством, когда аналитический подход является самодовлеющим. без какихъ-либо ссылок на истины и формы бытия, обнаруживаемыя с помощью подхода аналогий, Вот, как получается, что появляются теории, отрицающия вектор времени, и в то же время пытающияся описать предполагаемые начало (Большой взрыв) и конец (Большой крах); теории о происхождении жизни, основанные на разрушении (мутации) и смерти (естественный отбор); тeopии о нейрологической природе мышления. которыя, если им следовать, сводят на нет смысл верить в истинность любых теорий ? ибо почему я должен верить, что случайный продукт одного набора нейрологических импульсов более "истиненъ" нежели иной?

Православное христианство не против науки, которая скромно придерживается саоих границ, которая признает, что вселенная не является изолированной системой, на открыта для Бога, основавшаго ее, хранящаго ея существование и поддерживающаго каждый из ея законов Своим Промыслом до того дня, когда Он придет судить ее и тогда "небеса убо с шумом мимо идуть, стихии же сжигаемы разорятся, земля же и яже на ней дела сгорят¦ (I Петр. 3, 10).

Такую науку, противоположную наукообразности, Православю может одобрить и принять; ибо истинная религия и истинная наука совместно ведут к выявлению великаго здания истины. Как говорил великий русский старец, преп. Нектарий Оптинский, почивший в 1928 г.; "Бог не только позволяет, Он требует. чтобы человек возрастал в познании. В Божественном творении нет никакой остановки, все движется, и даже ангелы не остаются в одном чине, но восходят шаг за шагом, получая новыя откровения. И даже если человек проучится сотню лет, он обязан по-прежнему переходить к новым знаниям... Вы должны работать ? за работой годы проходят незаметно". И когда он произнасил эти слова "его лицо стало необычно просветленным. так что было трудно смотръть на него"

Православие исповъдует, что нет ничего более реальнаго, чем Бог, что все ?о Нем 6о живут и движутся и суть¦ (Деян. 17, 28), что все вещи утрачивают реальность, когда начинають отдаляться оть Него и перестают отражать Его свет. Нъкоторыя вещи символизируют Бога более полно и поэтому приобщаются более полно Его 6ытия. Христос есть Его совершенный и единосущный Образ и Имя: "Иже сый сияние славы и образ ипостаси Его, нося же всяческая глаголом силы Своея" (Евр. 1, 3). Люди ? также образы Божии, хотя и не единосущные: их способность использовать слово в науке, искусстве и религии для описания и понимания вселенной есть истинное отражение силы Слова Божьего. Действительно, ?наречение¦ Адамом животных в Раю можно разсматривать как начало истиннаго научнаго подхода аналогий, ибо через это, по словам свят. Амвросия Медюланскаго, ?Бог даровал [намъ] власть различать, применяя четкую логику, разновидности всех и каждаго объекта с тем чтобы мы могли быть побуждаемы к составлена суждения о всех нихъ". Низшие виды существ не имъют силы слова и могут, следовательно. символизировать высшие уровни менее полно и менее глубоко. А между тем, во Христе и Церкви. ? исполнена "исполняющего всяческая во всихъ" (Ефес. 1. 23), ?даже малейшая волновая функция получает свое значение, смысл и способность в нъкоторой мъре участвовать в Промысле Божием.

Доказательством изначальнаго единства вселенной и гарантией ея конечнаго единства является Воплощение Христа. Ибо, когда Слово воплотилось, Оно, которое абсолютно безплотно, нематериально и неопредъляемо, восприняло нa себя материю и было, как она, "квантизировано". Таким образом в Нем, едином и неделимом. были соединены Божество, разум, душа, тело, атомы и кванты. Мы могли бы назвать это Первым законом термодинамики аналогий. Это ? закон сохранения материи, жизни и смысла в Свете, Жизни и Логосе вселенной, в Господе Исусе Христе. Однако, единство вселенной поставил под угрозу человък, который, злоупотребляя свободой и разумом, данными ему в образ божественной абсолютной Свободы и Разума, отвернулся от Бога к низшим уровням бытия. Таким образом, вместо того. чтобы разсматривать все явленя в символической и объединяющей связи со Словом и Премудростью вселенной, человек разсматривает их лишь в связи с самим собой, наблюдателем и пользователем; вместо принесения природы в жертву Богу в евхаристическом благодарении, он низвел ее до уровня своих собственных эгоцентрических желаний. В результате, он и природа разъединились, и не только в абстракции, в системах ученых и филосософов, но и конкретно, исторически, ибо происходило и происходит прогрессирующее размывание, или отделение дъйствительности и смысла от вселенной, отдление человека от Бога, затем женщины от мужчины, души от тела, и всех элементов природы от их первоначальных истоков.

В научных терминах это разделение, или расширение хаоса, выражается 2-ым законом термодинамики, законом, наилучшим образом проверенным наукой. Мы могли бы назвать его 2-ым законом термодинамики аналогий, иначе извъстнаго, как первородный грех, или, словами св. Павла ? "работа истления, под которой вся тварь с нами совоздыхает и с6олезнует даже доныне" (Рим. 8, 21-22).

Тезис 1-го закона и антитезис 2-го требуют 3-го закона, который возстанавливаегь. или возрождает изначальный порядок. Этот 3-й закон начал действовать при воплощении Христа, когда человеческая сущность была возсоздана в образе и подобии Божием, но с новой энергией, которая подняла ее на более высокую ступень, ступень обожения. Этот 3-й закон, в смысл обязательности для природы, фактически не является законом вообще, но скорее есть "закон свободы" (Иак. 2, 12), "а свободу славы чад Божиих¦ (Рим. 8, 21), закон благодати...

Наше падение произошло через преждевременное вкушение от древа познания, прежде, чем мы вкусили от древа жизни. Мы начали анализировать, упрощать, убивать и потреблять, прежде чем достигли истинной жизни во Христе. Бог не говорил ни что познание есть зло, ни что Адам и Ева не получили бы определеннаго вида знания путем вкушения от запретнаго древа: но поскольку это знание не явилось познанием жизни, основанном на жизни, оно стало познанием смерти, приведшим к возннкновению смерти. Наука повторяет это первоначальное падение, доходя до горькаго, безсмысленнаго и смертельнаго вывода, что вся жизнь через борьбу эволюцюнировала к смерти, ибо была создана иэ эфемернаго спектра возможностей, который исчезает при появлении первых лучей знания. Вселенная, в соответствии с наукой, есть на самом деле "вымысел идиота, полный звуков и неистовства, и ничего не значащий". Наука может вернуться к жизни лишь путем вхождения в соприкосновение с истинным Cветом ? Христом, В Немже суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2, 3). Давайте же надеяться и молиться, что такое возрождение наступить.

Но тем временем, давайте не будем помрачаться "скверными суесловиями и прекословиями лжеименнаго разума¦ (1 Тим. 6, 20). Давайте пребывать в вере основани и тверди, блюдяся да никтоже нас будет прельщая философиею и тщетною лестю, по преданию человеческому, по стихиям Mipa, а не по Христу,¦ (Кол. 1, 23; 2, 8). Слова свят. Василия Великаго в "Беседах на Шестоднев" о "полу-ученыхъ" его дней, остаются не менее умъстными и в наши дни: "Не имеют ли те, кто посвятил себя полу-науке, глаза сов, ибо зрение совы, проникающее сквозь мрак ночи, поражается великолепием Света"...