Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

      ИНСТИТУТ ИЗУЧЕНИЯ ИУДАИЗМА B СНГ

 

       Статьи раввина А.Штейнзальца

 

Вера, провидение и упование

Время в еврейской традиции

Грех

Иерусалимские образы

Иудаизм и христианство

Лекция в обществе "Хэсед Авраам"

Личность и общество

Миссия человека и его место в мире

Мистицизм, фундаментализм и современность

От рабства к свободе

Почему революции терпят поражение

Талмуд

Что такое еврей?

 

 

 

   Р. Адин Штейнзальц

 

                         ВЕРА, ПРОВИДЕНИЕ И УПОВАНИЕ

 

                                     1.

 

   Особое внимание в хасидизме уделено понятию ашгаха пратит  -  "персо-

нальный надзор", или "личное провидение". Компетенция личного провидения

в хасидизме распространяется до  мельчайших  деталей,  охватывая  судьбы

всего сущего, от человека до песчинки. Такое  отношение  порождает  мно-

жество проблем, так как ясно, что к вопросу о  личном  провидении  можно

подойти не только путем абстрактных теологических рассуждений,  но  и  с

противоположной стороны - достаточно просто испытать его правдой  жизни.

И тогда в полный рост встает проблема зла в  мире.  В  самом  деле,  раз

Пресвятой Благословенный надзирает над всем происходящим, входя в каждую

деталь, как в мир могло вторгнуться зло? Особенное  недоумение  вызывает

зло, причины которого мы не в состоянии постичь. Это  то  зло,  которое,

как нам представляется, постигает человека незаслуженно:  "праведник,  и

зло (постигает) его".

   Проблема зла сама по себе чрезвычайно сложна. Ее невозможно  рассмот-

реть в контексте личного провидения. Ибо вопрос  о  том,  каким  образом

возникает зло, что позволяет ему существовать и каково его происхождение

- вопрос этот углубляется в тонкие различия между доступными и запретны-

ми для вопрошания сферами - особенно, когда  мы  затрагиваем  сотворение

мира и хаос, сопутствовавший его началу. Несмотря на это, вопрос  о  су-

ществовании зла в мире кажется вполне законным, когда задается в связи с

личным провидением. Ибо это уже не чисто богословский вопрос,  а  экзис-

тенциальная проблема, от которой зависит  самоощущение  человека  и  его

жизненный путь - как в повседневности, так и  в  служении  Превечному  и

размышлениях о Нем.

   В связи с проблемой личного провидения и зла  сразу  же  вспоминается

известное изречение мудрецов: "зло не спускается сверху". Но как же тог-

да, с точки зрения разных людей, объяснить телесные и  душевные  страда-

ния, главное зло нашего мира? Если  Пресвятой  Благословенный  надзирает

над всем происходящим, откуда же исходит зло, как не от Него? Эту теоло-

гическую проблему решали следующим образом: личное  провидение  действи-

тельно не предусматривает зла. Но суть греха в том,  что  он  воздвигает

преграду на пути Божественного присмотра, и вот тогда грешника постигает

бедствие, ибо он становится игрушкой стихийных сил, несущих зло.  Однако

это объяснение не уживается с  концепцией  хасидизма,  согласно  которой

Всевышний никогда не отводит взора от сотворенного Им, ни  от  грешника,

ни от праведника. И потому с новой силой встает  вопрос:  каким  образом

Превечный, источник абсолютного и полного добра, изливает в наш мир неч-

то, несущее зло человеку? Те, кто верят в персональный надзор  Всевышне-

го, вынуждены признать, что ответить на этот вопрос непросто. В  поисках

истины необходимо углубиться в проблему.

 

                                     2.

 

   Хасидизм дает несколько объяснений тому, что кажется нам  злом,  нис-

посланным свыше. Эти объяснения могут показаться противоречивыми, однако

в действительности они дополняют  друг  друга,  располагаясь  на  разных

уровнях постижения мира. Можно также видеть в различных объяснениях спо-

соб достичь углубленного интеллектуального и  эмоционального  постижения

проблемы.

   Одно из объяснений было предложено рабби  Израилем  Баал  Шем  Товом,

Бештом. Он видел во зле "подножие" добра. Иными  словами,  хотя  в  мире

действительно существует зло, в конечном счете  оно  служит  добру.  Это

объяснение можно воспринимать в контексте "зла, отличающего добро",  где

зло служит границей добра до тех пор, пока добро не усилится и не станет

явным. Его можно воспринимать и в противоположном по  смыслу  контексте,

когда зло служит орудием добра. Причем последнее верно как  в  отношении

каждого отдельного человека, так и вообще в отношении добра и зла в  ми-

ре. Ибо существуют сферы, закрытые для добра во всей его полноте и  свя-

тости, и, чтобы озарить их, добро нуждается в  падении.  С  такой  точки

зрения любое падение, которое на первый взгляд кажется поражением добра,

в действительности служит его конечной победе. И потому  всякое  падение

суть "падение во имя возвышения". В  рамках  этой  концепции  существует

несколько более детальных объяснений существования зла -  например,  зло

постигает грешных в виде частичного воздаяния за преступления, а правед-

ников - для того, чтобы удостоить их ничем не омраченным  блаженством  в

мире грядущем. Поэтому с праведных  взыскивают  за  их  немногочисленные

проступки уже в этом, а не в будущем мире. Все эти объяснения вписывают-

ся в общую картину мира, в котором зло служит орудием в руках добра. Ко-

нечно, духовная ступень боли, страданий, скорби очень низка. Однако  она

ведет к более высокой ступени. И это соответствует  высказыванию  Бешта,

что зло служит подножием добра.

   Наряду с этим существует и другое, более глубокое объяснение  природы

зла. Согласно ему то, что представляется нам злом, изнутри себя не явля-

ется таковым. Зло не только в итоге приводит к добру, добро - его  изна-

чальная сущность. Несмотря на то, что на первый  взгляд  что-то  кажется

нам злом, виною тому не сама сущность мнимого "зла", а неполнота  нашего

понимания происходящего. Таким образом, различие между добром и  злом  в

человеческой жизни есть не более чем различие между явным и скрытым доб-

ром. Как положительное мы воспринимаем добро, доступное  нашему  понима-

нию, а как отрицательное - добро, превышающее понимание. Это  напоминает

ситуацию, когда к человеку обращаются с добрыми пожеланиями на  непонят-

ном языке. Даже если ему будут сулить все блага мира, он не испытает  от

этого ни малейшей радости и лишь пожалеет  о  потерянном  времени.  Пос-

кольку Пресвятой Благословенный находится на  высшей  духовной  ступени,

люди не в состоянии осознать и оценить исходящее от  Него  добро.  Более

того, это добро порой представляется им злом. И лишь праведники, достиг-

шие духовных высот, обретают ясность зрения, которая позволяет им разли-

чить в деяниях Превечного подлинное добро. Об этом рассказывается в  ис-

тории о Нахуме Иш Гамзу, который, что бы с ним ни  случилось,  неизменно

повторял: "и это к добру" - причем не потому, что  с  радостью  принимал

наказание, а потому, что видел истинный смысл событий. В том, что  каза-

лось другим людям падением, Иш Гамзу усматривал  возвышающий  смысл.  Из

сказанного следует, что различение между добром и злом исходит не из са-

мой сущности вещей, а обусловлено высотой духовного уровня. Человек обя-

зан видением зла лишь своей собственной ограниченности. В жизни мы часто

сталкиваемся с подтверждением этого.  Например,  маленькие  дети  подчас

воспринимают то, что направлено к их добру, как абсолютное зло. По  мере

того как созревает их разум, они убеждаются, что возмущавшая их  необхо-

димость в действительности благо, скрывавшееся в оболочке мнимого зла.

   Однако и это объяснение не исчерпывает всего. Есть еще более глубокий

взгляд на существование зла в мире. Присмотревшись пристальнее, мы  пой-

мем не только то, что зло в действительности является скрытым добром - и

тем самым согласимся со словами Нахума Иш Гамзу, -  но  увидим,  что  на

высшей духовной ступени вовсе нет никакого зла. А то, что прежде  предс-

тавлялось нам добром в оболочке зла, на самом деле есть благо в его чис-

том, наиболее возвышенном виде. Из этого, в частности, следует,  что  то

добро, которое мы различаем на обыденном, житейском уровне, вовсе не яв-

ляется наивысшим, и признание его нами свидетельствует лишь о его  прос-

тоте и доступности, а не о возвышенности и чистоте. То, что  мы  назвали

добром в оболочке зла, кажется нам обернутым во зло  по  причине  своего

более высокого духовного уровня, который не позволяет нам распознать  во

зле добро в чистом виде. Безусловным злом  кажется  нам  добро,  которое

столь велико и возвышенно, что совсем не вмещается в наше сознание в ка-

честве добра. Это добро - суть проявление Б-жественного руководства  ми-

ром. И потому, хотя пути Провидения в  глазах  человека  часто  выглядят

злом, в действительности они исполнены самого возвышенного блага. Просто

обычный человек не в состоянии подняться на достаточно высокую  духовную

ступень, откуда это добро откроется его взору. Так надо  понимать  слова

мудрецов, высказанные в связи с проблемой существования зла в мире.

   Когда мы различаем руку Провидения в постигающих нас испытаниях,  это

лучше всего выражают слова: "Пора бедствия у Яакова, и из него спасение"

- т.е. именно путем испытаний и бед придет к Израилю Избавление. Если же

наш взгляд на происходящее более широк, его сущность можно выразить сло-

вами: "Что хорошо? Доброе начало. А что очень хорошо? Злое начало. Прос-

то хорошо . ангел жизни. Очень хорошо - ангел смерти". Здесь такое абсо-

лютное зло, как смерть, оказывается скрытым благом, причем куда большим,

чем жизнь, т.е. "явное" добро. Ибо тайна, окутывающая  пути  Провидения,

служит престолом Всевышнего. Тайник Его силы скрыт по ту сторону челове-

ческого разума. И потому то, что представляется нам явным добром, откры-

тым нашему умственному взору, есть благо, раскрывающееся на  низшей  ду-

ховной ступени. Оно не может сравниться с совершенным, возвышенным  бла-

гом, скрытым от наших глаз в тайном мире, где пребывают Б-жественная во-

ля и благоволение, которых нам не дано узреть. Об  этом  сказано:  "Кого

возлюбит Превечный, того накажет" - ибо то, что кажется нам  наказанием,

на самом деле является более глубоким проявлением Его любви и благоволе-

ния к нам.

 

                                      3.

 

   В хасидизме метафизическое постижение не остается голой  абстракцией.

Оно непосредственно сказывается на человеческой жизни, изменяет  поступ-

ки, чувства и взаимоотношения людей. Так и в нашем случае -  углубленное

проникновение в то, что представляется нашим глазам злом, влияет на  мир

человеческих переживаний и чувств, на восприятие нами действительности.

   Когда человек постигает связь вещей на высоком духовном уровне - при-

чем постигает не только разумом, но всем своим существом, подготовленным

к этому этически, - он признает справедливость Б-жественного суда на со-

бой. Ибо если человек знает, что зло - не  более  чем  орудие  грядущего

блага, он не возмущается своей участью, не протестует перед лицом  испы-

таний, посылаемых ему судьбой. Он сознает, что, хотя постигающее  его  в

жизни кажется злом, в конечном счете все направлено к его пользе и  бла-

гу. И хотя зло возмущает его, хотя он удручен  и  испытывает  страдания,

которых, быть может, не заслужил - несмотря на  это,  человек  принимает

свою участь спокойно. Так мы поднимаемся на первую, галахическую ступень

духовного величия. Эта ступень соответствует содержащемуся в Мишне гала-

хическому постановлению о том, что человек обязан "благословлять за зло,

как за добро" - т.е. благодарить Б-га за все, что бы ни случилось с  ним

в жизни. Неважно, видит ли он положительный смысл выпавших на  его  долю

испытаний, говоря словами Писания: "Чашу спасения подниму",  или  судьба

представляется ему безрадостной, как сказано: "Бедствие и скорбь обрету"

- и в том и в другом случае человек заявляет: "Имя Господне возглашу"  с

полной верой в то, что и радости и испытания посланы ему Судьей справед-

ливым и истинным и ведут к благой цели, а мнимое  зло  служит  подножием

грядущего блага.

   На следующей, более высокой духовной ступени, когда человек  приходит

к пониманию того, что явное зло суть скрытое добро, он уже не просто вы-

ражает готовность принять свою судьбу из рук Превечного, какой бы та  ни

была, но делает это с радостью.  Ибо  знание  того,  что  мнимое  зло  в

действительности является добром, облеченным в другие  одежды,  изгоняет

из сердца печаль. Подобно тому, как явное, зримое благо наполняет  чело-

века ликованием, так все, исходящее от Всевышнего, отныне только  радует

его. Таким образом, будет ли человек, которого постигает зло, испытывать

радость или скорбь, в первую очередь зависит от его собственного  духов-

ного уровня. Тем, кто, как Нахум Иш Гамзу, способен распознать  добро  в

обличье зла, постигающие их испытания покажутся  легче  и  естественней.

Ибо благодаря своей способности углубляться в суть вещей, такие люди  не

дают видимому злу испугать себя, а находят  скрытое  в  глубине  событий

добро и вглядываются в него. Конечно, зло не в силах  причинить  им  тех

страданий, которые терпят люди, не достигшие высокого духовного  уровня.

Ведь когда человек понимает, что все происходящее суть благо и направле-

но к благу, зло исчезает с его глаз и взору предстает заключенное в  ве-

щах добро. Но и простой человек, чей духовный взор не проникает в глуби-

ны, человек, не способный отрешиться от страданий настолько,  чтобы  ви-

деть в них благо, тем не менее может подняться на духовный уровень,  ко-

торый позволит ему принимать все происходящее с ним с радостью. Ибо  то,

к чему мудрец приходит путем вглядывания и размышлений, простой  человек

обретает с помощью веры. Если он действительно всем сердцем  верит,  что

"зло не спускается сверху", то и любое посланное ему испытание он примет

по доброй воле, с радостью, ибо верит полной и искренней  верой,  что  в

конечном счете оно направлено к его благу, даже если его  духовный  взор

не проникает настолько глубоко, чтобы удостовериться в этом воочию.

   Но еще выше находится духовная ступень, с  которой  зло  предстает  в

своем подлинном облике - не как благо, обернутое в оболочку зла,  а  как

самое чистое и возвышенное благо, столь великое, что оно превышает обыч-

ную человеческую способность восприятия и потому причиняет боль. Для то-

го, чтобы душа приняла подобное добро, человек должен всецело  предаться

главному, не давая своим глазам и чувствам  распоряжаться  собой.  Более

того, он должен ценить близость Всевышнего превыше всех благ этого  мира

и доверять ей больше, чем своим чувствам. Ибо тот, кто верит, что  види-

мое зло в основе своей является более возвышенным благом, чем благо оче-

видное, не просто принимает зло  с  радостью,  но  он  принимает  его  с

большей радостью, чем добро! Ибо он понимает, что это  мнимое  зло  суть

более возвышенное откровение Бога, когда Он является человеку в непости-

жимости Своей тайны. И об этом сказано: "Оскорбляемы  и  не  оскорблены,

выслушивают поношение и безмолвствуют, с любовью и радостью претерпевают

муки, о них свидетельствует Писание: "Любящие Его - как солнце  восходя-

щее в могуществе". Лишь тот, кто воистину любит  Бога,  способен  с  ра-

достью принимать страдания, посланные Им. Эта радость превыше любой дру-

гой, ибо ее сопровождает сознание, что "кого  возлюбит  Превечный,  того

накажет". Человека, который всем сердцем  любит  Бога,  подобное  свиде-

тельство взаимности не может не радовать. Такой человек предпочтет стра-

дания, в которых раскрывается Всевышний, благополучной жизни в мире пов-

седневной  постигаемой  реальности,  которая  лишена  ощущения  близости

Б-жественной тайны . той тайны, в тени которой таится  великое  Открове-

ние.

   Именно в этом смысле следует понимать слова "Праведник, и добро (пос-

тигает) его". Речь идет о совершенном, абсолютном праведнике, чья  жизнь

действительно исполнена лишь добра, и зла в ней нет ни на йоту. Ведь со-

вершенный праведник отличается от других людей тем, что испытания и  бе-

ды, выпадающие на его долю, он принимает с любовью и искренней радостью,

как свидетельства наибольшей близости Всевышнего, - а именно к этой бли-

зости он больше всего стремится и лишь ее  по-настоящему  желает.  Пото-

му-то зло этого мира не находит пути к совершенному праведнику и не  ом-

рачает его жизнь. В том, что выпадает на его долю,  он  находит  великую

радость, ибо видит во всем лишь аболютное добро.

 

 

Рав Адин Штейнзальц

                          ВРЕМЯ В ЕВРЕЙСКОЙ ТРАДИЦИИ

 

                          Время играет огромную роль в еврейской традиции.

                         События прошлого, запечатленные в народной памяти,

                         отношение к прошедшему и будущему - все это

                         занимает в еврейском национальном сознании более

                         важное место, чем у других народов. На протяжении

                         многих столетий оставалось справедливым

                         высказывание, что родина Израиля - это его

                         история. Родина, которую обретают во времени, а не

                         в пространстве.

 

   Время играет огромную роль в еврейской  традиции.  События  прошлого,

запечатленные в народной памяти, отношение к прошедшему и будущему - все

это занимает в еврейском национальном сознании более важное место, чем у

других народов. На протяжении многих  столетий  оставалось  справедливым

высказывание, что родина Израиля - это его история. Родина, которую  об-

ретают во времени, а не в пространстве.

   Погружение в историческую память, в события прошлого - как  и  все  в

еврейской традиции - осуществляется, главным образом, на практике. Вмес-

те с тем теоретическому, философскому осмыслению времени не уделено дос-

таточного внимания. И потому путь к глубинному постижению понятия време-

ни в иудаизме ведет через его явленный в бытии пласт.

 

                                В реке времени

 

   Человек наделен способностью распознавать время в ряду других катего-

рий действительности. Если выразить это в терминах физики, то  окажется,

что в пространственно-временном континууме, в который мы помещены, пара-

метр времени качественно отличается от других параметров. Если в  прост-

ранстве мы в определенной мере вольны перемещаться в любом направлении и

возвращаться назад, то во времени это не так. Мы воспринимаем свою пози-

цию в нем статично - время как бы обтекает  нас,  уносясь  в  неизменном

направлении. Это направление, как и само движение времени, не зависит от

нас.

   Ощущение погруженности в омывающий поток времени не является  достоя-

нием какой-либо одной культуры. Оно присуще всем. Понятийно-логические и

культурные различия выступают на первый  план  позже,  когда  начинается

рефлексия первоначального ощущения: что собой представляет река времени,

откуда и куда она струит свои воды, каково наше место и отношение к ней?

   Куда мы обращаем лицо, стоя в реке времени? Ответ на этот вопрос  ка-

жется очевидным. Куда же, кроме будущего? Ведь оно ожидает нас, а  прош-

лое уже миновало, и к нему мы повернулись спиной. Быть может,  покажется

неожиданным, что в иудаизме картина не такова. Мы вглядываемся в  минув-

шее. Оно простирается перед нами, а неизведанное будущее ждет за спиной.

Язык Торы запечатлел такое отношение к потоку времени: ieoi, "перед  на-

ми", одновременно означает "в прошлом". А о будущем сказал пророк  Ишайя

(41:23): "Подайте знаки о предстоящем, и мы будем знать..." "О предстоя-

щем". дословно "назадстоящем", находящемся у нас за спиной.

   Подобная,  на  первый  взгляд  ничем  не  обоснованная  парадигма,  в

действительности лучше отражает реальность. Ведь в прошлое мы в  состоя-

нии заглядывать настолько далеко, насколько позволяет  нам  историческая

память, тогда как будущее, даже самое ближайшее, скрыто от взора. Гряду-

щее, струясь из неизвестности, в краткий миг настоящего становится  дос-

тупным осязанию и поддается взаимодействию. А затем, уносясь в  прошлое,

по мере того как открывается ретроспективному взгляду,  оно  все  больше

проясняет свой смысл. Такому образу соответствуют не  только  лингвисти-

ческая, но и мыслительная, и психологическая парадигмы еврейского созна-

ния. Поскольку лицо наше обращено к  минувшему,  прошлое  становится  не

только яснее и достоверней, но и привычней для взора. В него мы  вгляды-

ваемся постоянно, тогда как будущее остается предметом оценки, а не изу-

чения. К грядущему обращены не взоры, а желания и мечты. И кроме  проро-

ка, чьи уши "слышат скрытое позади", наши представления о будущем -  об-

ласть фантазий и снов.

   Другой, более важный вопрос - в каком русле течет река времени,  или,

иными словами, - откуда и куда направляет свою поступь история? Мы можем

вообразить историческое русло прямым или по крайней мере ведущим в опре-

деленном направлении. Можем сказать, что река времени никуда не впадает,

а история не близится ни к какому окончательному или промежуточному  фи-

налу. Но даже те, кто полагают,  что  река  времени  куда-то  стремится,

представляют ее "устье" по-разному.

   Одни убеждены, что течение истории, как и любой реки, направлено  под

уклон, и потому неизбежный конец ее - в бездне. Наука подтверждает  это,

говоря о неуклонно накапливающейся энтропии - процесс, который  в  перс-

пективе должен привести к разрушению всех и всяческих связей, к  распаду

всего сущего на исходные элементы, пребывающие в абсолютной неподвижнос-

ти и лишенные какого бы то ни было взаимодействия. В нордической мифоло-

гии подобный трагический финал именуется "сумерками богов".

   Есть и другое представление об истории - как о  бесконечном  поступа-

тельном движении,  которое  именуют  "прогрессом".  Река  времени  течет

вверх! С такой оптимистической ноты начинается ода  прогрессу.  В  миро-

воззрении многих современников убежденность в  благотворности  прогресса

до сих пор сочетается с верой в его естественность:  чем  дальше  уводит

река времени, тем увереннее продвигаемся мы на пути прогресса, ибо таков

объективный закон.

   В основе того и другого видения лежит представление о прямолинейности

исторического процесса (или судьбы человечества, или  потока  времени  -

как мы это ни назовем) и его устремленности в определенном  направлении.

И в том и в другом случае исторический процесс имеет начало, как река  -

исток. Подобно ей, его течение непрерывно и устремлено к цели.  На  пути

встают препятствия, отклоняющие и искривляющие русло, однако им  не  под

силу остановить течение реки.

   Наряду с линейной с незапамятных времен существует циклическая  пара-

дигма времени. В ней река истории образует кольцо. Она вливается сама  в

себя, и в ее водах мы не заметим ни необратимых изменений,  ни  новизны.

Древний, поэтический и удручающий образ вечного возвращения  дает  книга

Коэлет [Экклезиаст] (1:9): "То, что было - то и будет; и что совершалось

- то и совершится; и нет ничего нового под солнцем." Всякое изменение  в

мире . движение по кругу, образующее замкнутый  цикл:  "Кружит,  кружит,

ходит ветер, и на круги свои возвращается ветер" (там  же,  6).  У  этой

концепции есть и современные адепты. Известен взгляд на историю  как  на

череду генетически связанных цивилизаций, чья судьба подчиняется  цикли-

ческой закономерности . они сменяют друг друга  подобно  траве,  которая

увядает осенью и вновь расцветает весной. В наши дни пользуется популяр-

ностью космологическая теория пульсации Вселенной.  Цикл  начинается  со

сверхгигантского взрыва, затем происходит медленное  угасание,  и  снова

следует взрыв. Периодичность циклов непредставимо огромна, но это не ме-

няет существа дела.

 

                          Цикличное и линейное время

 

   Обратившись к еврейскому представлению о  времени,  легко  убедиться,

что оно не укладывается ни в одну из упомянутых парадигм. С одной сторо-

ны, традиционный образ жизни постоянно возвращает еврея к датам, облада-

ющим непреходящей значимостью. Чередование дней, месяцев, лет имеет сак-

ральный смысл. Разумеется, важно не само календарное круговращение  вре-

мени, а выделенные из него дни - субботы, праздники, новомесячья и  т.д.

Каждые семь лет наступает субботний год, а каждые пятьдесят - юбилейный.

Некоторые из циклов совпадают с астрономическими - например, месячный  и

годичный. Другие никак не связаны с природными явлениями - например, не-

деля, субботний год и юбилей. Это доказывает, что циклическая  концепция

времени обусловлена не только сменой фаз луны или времен года. Она коре-

нится в философской идее вечного возвращения "на круги свои". Стихи  Та-

наха, а еще больше молитвы Сидура,  посвященные  каждому  из  выделенных

дней, доказывают это. Вот неделя, восходящая к вершине-субботе,  вечному

напоминанию о сотворении мира; праздники, не дающие забыть об исходе  из

Египта и событиях, сопровождавших его; Рош а-Шана как символическое  на-

поминание о "дне первом", и тому подобное. Философский смысл круговраще-

ния времени, проступающий  сквозь  ритуал  культовых  церемоний,  хорошо

осознавался еще в древности. Это явствует из истолкований мудрецов  раз-

ных эпох. Выдающийся комментатор Пятикнижия, рабби Авраам ибн Эзра,  ин-

терпретирует подобным образом субботний и юбилейный циклы. Более того, в

той же связи он упоминает циклы Великого субботнего и Великого юбилейно-

го года, чья протяженность, соответственно, семь тысяч и пятьдесят тысяч

лет. В праздники - в ночь пасхального седера, при строительстве сукки  -

особенно ощущается элегический мотив Коэлета: "то, что было - то  и  бу-

дет". Ведь и то и другое является актом символического переживания  ког-

да-то происшедших событий, которые повторяются вновь и вновь.

   В философской, а еще больше в мистической еврейской литературе,  мно-

гократно подчеркивается, что смысл праздников не исчерпывается  символи-

ческим напоминанием о событиях далекого прошлого. По сути, праздник  об-

ладает достоверностью подлинного возвращения. Более того, историософская

концепция иудаизма усматривает в  определенных  событиях  нечто  гораздо

большее, чем исторический прецедент. Эти события рассматриваются даже не

в качестве архетипов, а как своего рода матрицы всей  последующей  исто-

рии. Например, Исход из Египта -  ключевое  событие  еврейской  истории,

систематически повторяющееся в ней в виде цикла "Изгнание - Избавление".

Значение этого цикла выходит за сугубо исторические рамки, ибо он реали-

зуется в духовной биографии каждого человека. Человек не просто  "должен

видеть себя, как будто это он выходит из Египта". История Исхода образу-

ет парадигму его внутреннего мира и свершается там параллельно реальному

историческому событию. Этапами этой истории становятся духовное  порабо-

щение и избавление от него, рассечение вод, внутренняя война с  Амалеком

и наконец - Дарование Торы.

   Однако это еще не вся картина традиционного восприятия  времени.  Под

солнцем, под которым "нет ничего нового", течет тем не менее и иное,  не

цикличное время, и оно устремляется к цели. Концепция цикличности ужива-

ется в иудаизме с телеологическим взглядом на историю. Река времени  бе-

рет начало в сотворении мира и устремляется к  "концу  дней",  навстречу

грядущему Мессии и жизни вечной. Правда, русло  ее  весьма  извилисто  и

изобилует излучинами. И хотя, с одной стороны, сказано у  пророка:  "Как

во дни исхода твоего из земли Египетской, явлю ему чудеса"  (Миха,7:15),

известно, что конечное Избавление будет совсем иным, еще более величест-

венным и грозным, чем Исход из Египта. Ибо содрогнется и изменится  весь

мир, неотвратимо приближающийся к небывалой, невиданной по своему драма-

тизму развязке. Вера в приход Мессии представляет  собой  нечто  гораздо

большее, чем ожидание космического "хэппи энда". Ибо речь идет не только

о скрытом от глаз будущем, но и об определенном образе  жизни,  влияющем

на современность. Эта вера отражает не только  еврейский  оптимизм,  для

которого имелось так мало оснований на протяжении последних двух тысяче-

летий, но и способ мышления, и даже образ действий в материальной и  ду-

ховной сфере. Наш мир - не только преддверие мира иного, коридор,  веду-

щий к тронному залу. Ему суждено сыграть более важную роль, чем та,  ко-

торая отведена предварительной стадии, подготавливающей  переход  к  ка-

чественно новому этапу существования. Важность приготовлений ко вступле-

нию в грядущий мир не ограничивается рамками отдельной личности.  Значе-

ние этих приготовлений велико для всего общества, ибо  социальный  modus

vivendi, сам жизненный путь множества людей в  духовной  и  практической

сфере ведет к этому событию. Успех или неудача на этом пути  приобретают

решающее значение для всей человеческой жизни.  Подобная  идея  особенно

часто встречается в сочинениях Ари и его учеников. Приход Мессии  и  ко-

нечное Избавление - не столько предопределенное судьбой событие, сколько

результат конкретного деяния личности и общества,  результат  постоянных

усилий, направленных на исправление мира. Конечно, такого  рода  уверен-

ность не может не влиять самым радикальным образом на частную и  общест-

венную жизнь, предопределяя облик целых обществ. А ее отголоски  до  сих

пор оказывают влияние на множество людей, никогда  не  сталкивавшихся  с

этой идеей в ее первозданном виде.

   Представление о времени в иудаизме, таким  образом,  возникает  перед

нами как соединение двух идей. С концепцией цикличного времени сосущест-

вует концепция времени линейного, движущегося к заданной  цели.  Будущее

предстает качественно отличным от прошлого, не столько его продолжением,

сколько результатом. В действительности противоречия между  обеими  кон-

цепциями нет, ибо они представляют собой грани диалектического процесса,

сочетающего линейное и циклическое движение. Каждая точка с определенным

и постоянным интервалом занимает позицию, симметричную предыдущей, и та-

ким образом образуется движение по спирали.

   Спиральное движение отличается от линейного  и  цикличного  тем,  что

развертывается в трехмерном пространстве. Если рассматривать его в  двух

перпендикулярных плоскостях, то на  одну  оно  отбросит  зигзагообразную

поступательную, а на другую - замкнутую проекцию. В этом смысле справед-

ливо как утверждение Коэлета: "то, что было, то и будет",  так  и  слова

рабби Нахмана из Брацлава об "очень старом, которое также совершенно но-

вое".

   Хотя спираль - сложная геометрическая фигура, ее подобия широко расп-

ространены в природе, особенно  в  природе  живой.  Спиралью  завивается

шерсть животных и стебли вьющихся растений, например  винограда.  Каждая

клетка скрывает спиралеобразные молекулы ДНК. Листья также часто  распо-

лагаются вокруг ветки или ствола по незаметной спирали. В свое время не-

которые исследователи полагали, что все живое стремится  развиваться  по

спирали.

   Такая "биологическая" парадигма мышления не должна  вызывать  удивле-

ния. Ведь это далеко не единственный пример глубинной связи  иудаизма  с

миром природы, с его формами и образами. Как кажется,  связь  спиральной

временной структуры с биологической системой не исчерпывается формальным

внешним сходством. Эта связь более глубокая и основательная.  Не  только

отдельный человек уподоблен дереву ("Ибо человек - дерево полевое", Два-

рим [Второзаконие], 20:19). История народа также подобна ему,  ибо  "как

дни дерева, так будут дни народа Моего" (Ишайя, 65:22). Конечно,  подоб-

ные высказывания можно счесть поэтическими метафорами. Но они переклика-

ются с еврейской концепцией времени, говоря о связи прошлого  с  настоя-

щим.

 

                              Испытание временем

 

   В упрощенном, механическом представлении прошлое связано с  настоящим

голой цепью причинно-следственных связей. События вызывают  последствия,

которые сказываются в будущем, и их воздействие тем ощутимей и продолжи-

тельнее, чем сильней был толчок. Такую связь можно уподобить  кругам  на

воде, расходящимся от брошенного камня. Чем тяжелей камень,  тем  дольше

не успокаивается гладь, тем выше волны и шире круги. Исторические  собы-

тия часто уподобляют таким "камням", брошенным в реку  времени.  Сначала

ее поверхность приходит в волнение и во все стороны расходятся волны. Но

постепенно река времени успокаивается, и забвение изглаживает морщины  с

ее лица. Камень спокойно лежит на дне, словно он никогда  и  не  нарушал

плавного течения вод. Такое примитивное представление о связи прошлого с

настоящим обладает важным  преимуществом  -  оно  кажется  очевидным.  В

действительности же связь между исторической причиной  и  следствием  не

столь тривиальна. Не всякое событие, наделавшее в свое время много шума,

оставляет глубокий и продолжительный след. Еще труднее объяснить  проти-

воположный эффект, когда малозаметное  происшествие,  которое  почти  не

привлекло внимания современников, с годами приобретает все большее  зна-

чение, и влияние его не уменьшается, а растет.  Не  раз  в  человеческой

жизни и в истории мы находим семена  будущих  великих  событий,  которые

почти неотличимы от пыли. Все это заставляет усомниться в истинности ме-

ханистической модели и думать о времени скорее в биологических, нежели в

механистических категориях.

   Очень похоже, что именно такова концепция времени в  иудаизме.  Можно

сказать, что пространственно-временной континуум,  одним  из  параметров

которого является время, представляет  собой  единую  живую  реальность.

Время обладает в ней протяженностью во всех направлениях. Этим  оно  по-

добно пространству, сохраняющему актуальность в любой своей  точке.  Не-

важно, находимся ли мы в этой точке в данную минуту или нет - ее сущест-

вование в трехмерной системе координат не зависит от нашего присутствия.

Введя четвертую, временную  ось,  мы  получим  пространственно-временной

континуум, в котором время продолжает существовать в  каждом  хронологи-

ческом отрезке, даже если мы уже покинули его. События не тонут  в  реке

времени, подобно камням, просто течение уносит их прочь. Прошлое и буду-

щее становятся стрелкой компаса, указывая на "север" и "юг". Отсчет вре-

мени отныне равносилен измерению высот и глубин, а  "умирание"  прошлого

означает всего лишь потерю власти над ним. Мы не в силах изменить  прош-

лое, но это единственное, что  отличает  его  от  настоящего.  Настоящее

пластично, оно доступно трансформации - наряду с предполагаемым будущим,

на которое мы также отчасти в состоянии влиять. А прошлое ускользнуло из

рук, оно более нам не подвластно. Унесенное  потоком  времени,  минувшее

приобрело прочные очертания, стало неизменным.

   Если мы вспомним теперь слова пророка "как дни дерева, так будут  дни

народа Моего", они уже не покажутся нам простой метафорой. Ведь дерево -

это и молодые свежие ростки, которые тянутся ввысь, и старые, утратившие

гибкость ветви, и омертвелые участки коры, и даже высохшие сучья.  Могу-

чий ствол, крепкие корни придают дереву устойчивость,  укореняют  его  в

почве. В них . его прошлое. А юные податливые  ростки,  нежные,  еще  не

сформировавшиеся побеги - это настоящее дерева, его сегодняшний рост.  И

есть еще почки, едва наметившаяся завязь - будущее дерева, его надежда.

   Прошлое запечатлено не только в событиях, некогда  отметивших  дерево

своими знаками. Оно продолжает жить и в  настоящем.  Холодная  зима  или

благодатное лето не проходят бесследно. Дерево увековечивает их размера-

ми кроны, мощью ствола, обилием плодов. Прошлое формирует облик  настоя-

щего и остается в нем. И чем моложе организм, тем  ярче  запечатлевается

на нем его прошлое. Глубокий порез на стволе, удар молнии - куда  замет-

нее на молодом дубке, чем на старом, гораздо сильней изменяют его облик.

Каждый организм переживает период становления, когда на него легко  ока-

зать влияние, и оно приводит к  серьезным  сдвигам.  Созревая,  организм

приобретает устойчивость, и тогда  лишь  изредка  воздействиям  исключи-

тельной силы удается изменить его.

   В свете сказанного становится понятным, сколь важную роль в жизни ев-

рейского народа играет его прошлое. Более того, во многих случаях минув-

шее ощущается не менее живо, чем сегодняшний день. Не теряет страстность

отношение к давним событиям и лицам исторической драмы. О живом  отноше-

нии к прошлому свидетельствуют глаголы настоящего времени при ссылках на

авторитеты - "Абайе говорит", "Рава утверждает", "Рамбам пишет".  Голоса

древних мудрецов звучат не менее громко, чем речи выдающихся современни-

ков, и их влияние не уступает последним. Создается впечатление, что  вся

история еврейского народа, с его мудрецами и мученикам, царями и  проро-

ками, развертывается одновременно. Эта история действительно подобна де-

реву, чьи корни и листья связаны одним стволом, одной общей судьбой. По-

этому мы обращаем взгляд к минувшему не только для того,  чтобы  извлечь

из него урок, отыскать параллели настоящему. Сквозь призму  прошлого  мы

всматриваемся в себя, видим, как прошлое продолжает создавать наш сегод-

няшний день. Структура, сложившаяся в давно минувшие времена, стала фор-

мообразующей основой, и жизнь теперь строится в соответствии с ней. Важ-

ное событие прошлого оказывается, таким образом,  конституирующим,  и  в

этом качестве сохраняет силу даже пережив воспоминания о себе. Оно  ста-

новится исторической матрицей, продолжая чеканить  настоящее  по  своему

образу и подобию.

   Зачастую, погружаясь с помощью современных средств массовой  информа-

ции в огнедышащее горнило войн и революций, мы уверены, что стали свиде-

телями великих исторических сдвигов. И как же часто спустя совсем немно-

го времени мы убеждаемся, что подлинное значение этих событий  никак  не

соответствовало их масштабам, а влияние на будущее оказалось  ничтожным.

Следы грандиозных общественных переворотов быстро изглаживаются и из па-

мяти, и из жизни, подобно легкой царапине на коре могучего дерева. Когда

мудрецы Израиля ввели празднование Хануки, праздник был установлен не  в

сам год победы, а лишь на следующий. Причину этого объяснил рабби  Ицхак

Меир из Гур. По его словам, мудрецы выжидали, чтобы проверить:  действи-

тельно ли свершилось событие, наложившее отпечаток на  будущее?  И  лишь

когда через год в те же дни праздничное чувство возникло вновь, сомнения

были отброшены.

   В Танахе мы найдем свидетельства  того,  как  складывалась  еврейская

концепция времени. Весьма знаменательно, что повествование в нем  сосре-

доточено на выдающихся личностях, тогда как остальным событиям почти  не

уделяется места. В центре внимания неизменно стоят архитепические  обра-

зы. Адам, первый человек, его жена Хава, их потомки - вот те,  чьи  пос-

тупки предопределили облик человеческого рода. В одном ряду с ними стоят

праотцы, чья судьба послужила прообразом еврейской истории,  а  личности

кардинальным образом повлияли на характер народа. Смысл афоризма "деяния

отцов - знамение сыновьям" заключается  в  метафизической  повторяемости

событий. Жизнь, прожитая предками, служит  потомкам  не  только  положи-

тельным или отрицательным примером. Она намечает контуры будущего,  пре-

допределяет судьбу последующих поколений. Уже говорилось, что историчес-

кий облик народа Израиля сложился "по образу и подобию" праотцев. Значи-

тельная часть комментариев Рамбана к Торе посвящена иллюстрации и разви-

тию этого положения. Нахманид показывает, каким образом события  частной

жизни Авраама, Ицхака и Яакова становились прообразом, формой, в которую

отливалась жизнь их потомков. Аналогичным образом исход из Египта не ос-

тался сагой о великом и невозвратно ушедшем прошлом, а приобрел  типоло-

гические черты, проступающие в судьбе каждого нового  поколения.  Ту  же

роль играли в веках и продолжают играть в современности  образы  Давида,

основателя израильского царства, и строителя Храма Шломо. Даже детали их

повседневной жизни обрели важное культурообразующее значение.

   И вместе с тем события грандиозного масштаба, представлявшиеся в свое

время чрезвычайно важными и, казалось бы, заслуживавшие почетного  места

в исторической летописи, сплошь и рядом удостаиваются в Танахе лишь бег-

лого упоминания. Таковы сражения и победы, завоевания и падения  царств,

о которых иногда сообщается мимоходом. Дело в том, что подобные "великие

деяния", в сущности, ничего не давали грядущему, из них невозможно  было

извлечь драгоценные зерна, способные принести плоды поколениям потомков.

Понятно, что, хотя события такого рода не проходят бесследно, их отпеча-

ток на теле времени подобен шраму на древесной коре. Но ведь  рана,  как

бы ни была она глубока, ничего не прибавляет растению. Именно потому за-

воевания и победы не произвели впечатления  достаточно  сильного,  чтобы

врезать их в скрижали.

   Концепция "живого" времени объясняет также и  то,  каким  образом  не

только прошлое влияет на настоящее и будущее, но и те, в свою очередь, в

некоторой мере способны влиять на него.  Великое  событие  современности

способно не только скорректировать интерпретацию прошлого, но и действи-

тельно в состоянии отчасти его изменить. Продолжая  нашу  "растительную"

аналогию, вспомним, что старые части биологической системы столь же дос-

тупны изменениям, как и молодые, с той лишь разницей, что требуют гораз-

до больших усилий. Чем значительнее прикладываемое  усилие,  тем  глубже

проникают изменения, охватывая уже не только сферу развития и роста,  но

и омертвелые, отжившие пласты. Но ведь и в основе человеческого  раская-

ния лежит трансформация совершенных в прошлом поступков! Их  исправление

происходит, фигурально выражаясь, "задним числом". Конечно, человек рас-

каивается дабы изменить свое поведение в будущем. Рамбам (Яд Хазака) пи-

шет: "Будет свидетельствовать о нем Тот, Кому ведомо сокрытое, что он не

станет более грешить". Однако наряду с этим существует  и  ретроактивный

аспект раскаяния. Тот, кто  раскаивается  из  страха  перед  наказанием,

удостаивается прощения грехов. Отныне они засчитываются ему как  ошибки.

А для того, кто раскаивается из любви - его грехи превращаются в  заслу-

ги. Таким образом, изменение в настоящем влечет трансформацию  прошлого.

Однако добиться этого нелегко. Мудрецы всех поколений  не  скупились  на

объяснения того, сколь великое усилие требуется для  достижения  полного

"раскаяния из любви". Об этом, в частности, говорят Маймонид  в  цитиро-

ванном выше сочинении и рабби Шнеур Залман из  Ляд  в  своей  знаменитой

"Тании". Однако как ни труден путь возвращения к праведности, он был  бы

вовсе немыслим, если бы минувшее уходило безвозвратно. Дереву  тоже  не-

легко изогнуть давно огрубевший ствол. Этого не достичь легким прикосно-

вением, каким сгибают молодой побег. Но зато свежий росток не только без

труда изменит свою форму, но даже трансформирует функции отдельных  час-

тей, казалось бы, уже принявших окончательный вид. В силу  своей  инерт-

ности прошлое трансформируется тем медленнее, чем дальше оно  ушло.  Для

того, чтобы изменения проникли в глубину, должно пройти немало времени.

   Подобный взгляд на мир порождает иное восприятия времени.  Время  пе-

рестает казаться слепой стихией, устремляющейся неведомо куда,  неведомо

какими путями. Оно обретает черты живого существа, становится органичес-

кой частью действительности и потому вызывает другое отношение  к  себе.

Занимаясь физическими измерениями,  мы  приравниваем  временные  отрезки

друг к другу, наделяя их абсолютным тождеством. Аналогично мы  поступаем

и с другими, невременными параметрами. Но  мы  никогда  не  воспринимаем

невременные единицы измерения совершенно абстрактно. Они всегда находят-

ся в том или ином физическом контексте, который придает им смысл. Так же

следует относиться к отрезкам времени. Хотя длительность их  может  быть

абсолютно равной, из этого еще не следует, что и в  остальном  они  тож-

дественны. Сущность времени может быть различной.  Единица  измерения  в

пространстве имеет реальное наполнение - оно зависит от того, к чему она

приложена. То же самое касается и времени. Минута -  не  только  отрезок

безвозвратно истекшей длительности, но и неповторимое мгновение, которое

невозможно пережить вторично. Вопреки своей  цикличности,  время  уходит

навсегда. Соединяясь, цикличный и поступательный характер времени прида-

ют неповторимое звучание каждой из временных "нот"-мгновений равной дли-

тельности. Величайшее отвращение,  испытываемое  еврейской  традицией  к

"убийству" времени, проистекает не только  из  сознания  невозвратимости

упущенного, ни и из ощущения уникальности, незаменимости каждого мига.

   ...Время обтекает и наполняет нас и само  наполняется  нами.  Струясь

длинным извилистым руслом истории, оно неизменно остается  живым.  Время

вечно возвращается к истокам, но при этом неуклонно движется вперед.

 

 

   Рав Адин Штейнзальц

 

                                     ГРЕХ

 

   Ивритское слово хэт - "грех" - лишь один из многочисленных синонимов,

передающих разные оттенки этого понятия в библейской  и  послебиблейской

литературе. Ведь еврейская письменность, начиная с книг Танаха (особенно

пророческих) и кончая позднейшими моральными проповедями-истолкованиями,

драшами, полна упреков и обличений всевозможных грехов. Вместе с тем са-

мо понятие "грех" до сих пор  не  получило  исчерпывающего  разъяснения.

Несмотря на многочисленные определения, данные ему в различных сферах, и

вопреки суровым инвективам, направленным против грешников и греха,  исс-

ледованию этого понятия не  придавалось  особой  ценности.  Более  того,

рассмотрение проблемы греха (а в значительной мере и проблемы зла), рас-

ценивалось как нечто заведомо бессмысленное. Дело в том, что в грехе ви-

дели "тень" заповеди, ее негативное отображение, не признавая за ним ав-

тономного бытия и самостоятельной сущности. В этой  связи  для  иудаизма

весьма характерно разделение сферы религиозного деяния, как и всей сово-

купности заповедей, на две категории: императивных и запретительных. И в

галахическом, и в теологическом смысле грех сводится исключительно к на-

рушению или отрицанию заповеди. Ведь и тогда, когда речь идет не о  зап-

ретах, а о заповедях, побуждающих к действию, грех  также  выражается  в

отказе следовать высшему императиву, т.е. в отрицании закона.

   Понятно, что теологические концепции греха в иудаизме не  могли  быть

сформулированы особо. О том, как понимали грех, можно судить лишь по на-

мекам, разбросанным в море еврейской литературы. Вопрос о  грехе  обычно

вставал в связи с обсуждением той или иной концепции заповедей. Из опре-

деления заповедей делались выводы и в отношении греха. Но  дело  в  том,

что разнообразные воззрения на сущность заповедей также очень редко  об-

лекались в формы самостоятельных концепций. Даже у мыслителей с система-

тическим складом ума они, как правило, перемешаны. И потому  любая  уни-

версальная концепция греха, которую мы попытаемся выявить,  будет  вклю-

чать несколько разных понятий, уживающихся в общих рамках.

   Одна из существующих концепций заповедей видит сущность  б-жественных

повелений в самом понятии "заповедь" - приказ, распоряжение.  Исполнение

заповеди - прежде всего акт послушания. Приближение к  Б-гу  достигается

ценой принятия Его ига, т.е. соблюдения высшей "дисциплины". В свете по-

добного понимания заповедей грех выглядит проявлением "бунта",  злонаме-

ренным или невольным нарушением этой высшей дисциплины.  Грешник  .  это

тот, кто не подчиняется. Действуя из внутренних или внешних  побуждений,

он сбрасывает иго Царства небесного и воцаряет над собой иную  власть  .

человеческую ли, или собственных страстей.

   Такая концепция придает примерно равное значение всем заповедям,  ибо

соблюдение любой из них прежде всего означает готовность  к  послушанию,

принятие ига. А потому и различные грехи,  по  сути,  сводятся  к  одно-

му-единственному греху непослушания.

   Другой взгляд на заповеди видит в их  исполнении  "правильный  путь",

ведущий к справедливости и добру. Заповеди рассматриваются  как  "благие

советы" Творца, обращенные к человеку. Откровение же - не что иное,  как

указание истинного пути,  который  соответствует  человеческой  природе.

Этим путем надлежит идти по жизни. Источником подобного отношения к  за-

поведям служит книга "Зогар".

   Грех согласно этой концепции - отклонение с естественного,  истинного

пути. Сбиться с него можно по ошибке, вследствие незнания.  Когда  же  с

пути отклоняются умышленно, это приводит к извращению  природы,  превер-

сии. Преверсивная концепция греха также не проводит сущностного различия

между различными его видами. Однако она использует психологический  кри-

терий, позволяющий различать две категории греха: очевидный, представля-

ющийся явным извращением естества, и "ползучий", скрытый грех. Последний

способен распознать лишь человек, изучивший "правильный путь".

   Существует также концепция, усматривающая смысл заповедей в  "исправ-

лении мира". Мир, в котором мы живем, не завершен, и в том  причина  его

несовершенства. Предназначение заповедей - восполнить это несовершенство

и тем самым завершить, исправить мир. Ясно, что  грех  представляется  с

такой точки зрения ущербной пустотой, своего рода "дырой", зияющей в бы-

тии. Когда грех совершается по ошибке, пустота,  образовавшаяся  по  его

вине, остается незаполненной. А преднамеренный грех приводит к порче ми-

ра и человека, толкает их в сторону, противоположную исправлению. Тора с

самого начала отвела человеку активную роль в мире: Адам  был  сотворен,

чтобы стать пастырем и стражем бытия. Когда человек не  исполняет  своей

миссии, страдает и разрушается весь мир. Таким образом заповеди,  как  и

грехи, приобретают метафизический смысл, ибо от  них  зависит  состояние

мироздания, с которым человека связывает неразрывное единство -  человек

влияет на него и сам подвержен его влиянию как составная часть целого.

   Упомянутые выше концепции можно встретить в большинстве  этических  и

теологических рассуждений. Они появляются там  в  различных  сочетаниях.

Часто автор акцентирует одну из граней или один из аспектов проблемы, и,

в зависимости от контекста, осмысливает заповедь или грех с той или иной

точки зрения. И действительно, при более глубоком рассмотрении  оказыва-

ется, что все упомянутые концепции греха объединяет общее  представление

о зле. Они не наделяют зло собственным содержанием, не признают  за  ним

права на самостоятельное существование. Даже в картине мира,  в  которой

человеческая душа и историческое бытие служат ареной борьбы между добром

и  злом,  зло  лишено  собственной  сущности,  оно  не  субстантивно.  В

большинстве еврейских источников - несмотря на все различия между ними -

мы найдем лишь его негативное определение. Зло всегда  только  "изнанка"

добра, ситра охра (обратная сторона) на языке Каббалы. Пустота  и  тщет-

ность зла очевидны, злое деяние воспринимается  как  напрасная  растрата

сил. Зло хаотично, суетно и эфемерно.

   Другой важный момент, объединяющий различные представления о  запове-

дях (а стало быть, и о грехе), - взгляд на них как на элементы всеобъем-

лющего единства. Несмотря на признание персональной ответственности каж-

дого, человек всегда остается частью мирового целого. Происходящее в его

душе не удерживается в границах личности и влияет на  других  людей,  на

все общество. Грех, совершенный в уединении, в тайне, также  сказывается

на целом, частью которого является человек. Но и каждая заповедь, возло-

женная на него, вплетена в картину мироздания как одна из  мириадов  ни-

тей, соединяющих мир с Творцом. А раз так, то взаимоотношения  Творца  с

миром зависят от исполнения заповедей каждым  человеком.  Таким  образом

грех, как бы мы его ни понимали,  не  только  отравляет  взаимоотношения

грешника с Б-гом, но и разрушает связь Творца с миром.

   Этим важным обстоятельством обусловлен человеческий долг:  не  только

самому шествовать путями праведности, но и  наставлять  на  них  других,

причем речь идет даже не о моральном долге,  а  о  настоящей  социальной

обязанности. Общество в целом тоже обязано следить за  поведением  своих

членов, пресекая грех и поощряя праведность. Ведь грешник ставит под уг-

розу благополучие целого народа, более того - само существование мира. И

несмотря на все это, грех и грешник остаются всего лишь зыбкими  тенями,

колеблющимися на плоской изнанке бытия, и сами по себе  не  представляют

никакого интереса для изучения. Поэтому, например, мудрецы,  исследовав-

шие положительные душевные свойства, ничего не говорят об отрицательных.

Последние получают какое-то освещение лишь в связи с соблюдением запове-

дей, но не более того. Конечно, мудрецы осуждают зависть, тщеславие, ле-

ность, гордыню. Однако душевные наклонности существуют объективно, и  их

квалификация в качестве добрых или злых зависит исключительно от взаимо-

отношений с миром святости. Поэтому с моральной точки  зрения  важны  не

человеческие качества сами по себе, а  применение,  которое  им  дается.

Например, в Танахе мы встречаем качества и поступки, обычно имеющие  от-

рицательную коннотацию, в таком контексте,  где  они  предстают  положи-

тельными. Поэтому в моралистической литературе внимание сосредоточено на

теоретическом аспекте "правильного пути", на убеждении и разъяснении то-

го, как следует творить добро и каким образом человек восходит по ступе-

ням праведности или милосердия. В то же время там почти не освещена тема

греха. Из еврейских источников мы мало что узнаем о психологии и мотива-

ции грешника. Правда, некоторые темные стороны человеческой натуры нахо-

дят объяснение в общем пессимистическом взгляде на человеческую природу.

О том, что "зло в сердце человека от молодости  его",  говорится  уже  в

первой книге Пятикнижия, и с тех пор мало что изменилось.  Но  поскольку

зло не обладает собственной сущностью, его живучесть  невозможно  объяс-

нить некоей врожденной склонностью человека к извращению своего  естест-

ва. Аномалия питается многими причинами, и они все время разные, но про-

истекают не из объективного "природного зла", а из субъективной  челове-

ческой слабости. Борьба тела и духа, к которой  часто  стараются  свести

объяснение внутреннего конфликта, вовсе не есть борьба добра  и  зла.  В

этой борьбе сиюминутные желания  и  стремления,  требующие  немедленного

удовлетворения, сталкиваются с более разумным и полным видением мира,  в

котором главную роль играют интересы будущего. Иными словами,  сиюминут-

ное благо борется с вечным, или удовольствие -  с  пользой.  Грех  можно

рассматривать как "помрачение разума", заставляющее  человека  забыть  о

своем долге, о своих истинных интересах  ради  минутного  увлечения.  Об

этом сказано: "не согрешит человек, пока не обуяла его глупость". А глу-

пость чревата ошибкой или добровольным заблуждением, приводящим к греху.

Злой умысел, и даже открытое  неповиновение  проистекают  из  ошибочного

взгляда или неправильной оценки происходящего.

   Такое понимание греха не ведет к всепрощенчеству, но позволяет по-но-

вому понять смысл наказания, постигающего грешника, независимо от  того,

исходит оно от Б-га или от общества. Небесная кара - не месть. С опреде-

ленной точки зрения ее можно рассматривать  как  естественное  следствие

извращения или ошибки. Протест против законов природы, стремление  иска-

зить их вредят лишь самому безумцу, затеявшему безнадежную борьбу. Столь

же бесплодна и попытка не считаться с заповедями. Наказание,  налагаемое

обществом, является исправлением допущенного грешником искажения, и  не-

важно, идет ли речь об "исправлении мира",  которому  согрешивший  нанес

ущерб, или об исправлении его собственной души. Таким образом, пафос мо-

рального служения состоит не столько в актуализации свободы выбора, ког-

да перед лицом зла человек избирает добро, сколько в углублении самосоз-

нания, ибо чем осознаннее  человеческое  поведение,  тем  труднее  греху

сбить человека с пути. Истинный обличитель пороков  (подобно  пророку  в

первоначальном понимании этой миссии ) - тот, чьи глаза открыты, чье ду-

ховное зрение проникает глубже, чем у других людей. Он призван помочь им

увидеть то, что открыто ему, и воспитать, пробудить в людях более глубо-

кое и полное осознание происходящего, осознание  своих  поступков  и  их

последствий.

   Библиография: Ицхак Хайнеман. Смысл заповедей в еврейской литературе.

Иерусалим, 1954 г. Эфраим Элимелех Урбах. Мудрецы Талмуда - верования  и

идеи. Иерусалим, 1969 г. (Сокращенный русский перевод:  "Мудрецы  Талму-

да", изд. "Библиотека Алия" 1986 г.)

 

   Р. Адин Штейнзальц

 

                            ИЕРУСАЛИМСКИЕ ОБРАЗЫ

 

   Я познакомился с Исраэлем Бергер-Барзилаем в последние годы его  жиз-

ни, когда он уже вернулся на израильскую  землю.  Это  был  человек  не-

большого роста, еще не очень старый, хотя его голова и борода  были  со-

вершенно седыми, и на голове он носил большую черную ермолку.

   История жизни этого человека стоит, безусловно, того, чтобы о ней бы-

ло рассказано. Он родился в Польше и в начале двадцатых годов поднялся в

землю Израиля. Рос он в семье сионистов и с самого раннего детства гово-

рил на иврите. Однако со временем он проникся коммунистическими взгляда-

ми, и на израильской земле примкнул к коммунистической  партии  (которая

была на нелегальном положении), называемой ПКП (от  "Палестинише  Комму-

нистише Партей", идиш). Благодаря своим способностям он довольно  быстро

стал генеральным секретарем этой партии.

   О его тогдашней деятельности можно было бы написать  отдельный  расс-

каз. В 1929 году он был схвачен англичанами, которые в те годы управляли

Палестиной, и как руководитель  нелегальной  партии  выслан  за  пределы

страны. Он приехал в Россию, где также обратили внимание на  его  незау-

рядные способности и назначили заместителем первого секретаря  Коминтер-

на, помощником Димитрова, и он стал курировать  коммунистические  партии

Азии и Африки. Он занимал эту должность много лет подряд, тесно  сотруд-

ничая с главными коммунистами России и других стран. В годы репрессий он

разделил судьбу многих тысяч других людей. Был арестован,  прошел  через

допросы, и подобно многим другим в конце концов признался во всех  прес-

туплениях, в которых его обвиняли. Однако в отличие от других он на  по-

казательном процессе отказался от своих признаний, заявив, что эти приз-

нания его заставили сделать под пытками. Его дело возвратили на доследо-

вание, опять начались допросы, затем он вновь  предстал  перед  судом  и

снова отрицал все. На этот раз с ним не стали церемониться и приговорили

к длительному сроку заключения в сибирских лагерях.

   В Сибири он провел долгие годы, в пятидесятые годы был освобожден как

польский поданный и возвратился в Израиль. Он был сломлен физически,  но

продолжал оставаться деятельным и бодрым духом. В Израиле и других стра-

нах он пользовался известностью как один из крупнейших на Западе  знато-

ков коммунистического движения, поскольку был,  наверное,  самым  значи-

тельным деятелем этого движения, который вышел из партии и  мог  расска-

зать о том, что знал.

   За долгие годы неволи и одиночества он сумел многое обдумать и  пере-

осмыслить.

   Вначале он оставался верным ленинистом, но со временем в  нем  начали

происходить глубокие изменения: за эти годы он превратился в религиозно-

го еврея, стал строго соблюдать заповеди. Про него рассказывали, что  он

в течение многих лет постился по два дня в неделю, чтобы искупить  грехи

своего прошлого.

   Помимо множества статей он написал на иврите  две  интересные  книги,

которые к сожалению не переведены на русский язык. Одна из них - это на-

учное исследование внутренних тенденций партийных чисток  тридцатых  го-

дов. А вторая книга,  носящая  наполовину  автобиографический  характер,

посвящена рассказу о нескольких евреях, занимавших в свое время  высокое

положение в коммунистической партии, которые в лагерях  вновь  пришли  к

еврейскому самосознанию.

   После того, как я познакомился с ним, меня стала донимать  одна  нас-

тойчивая мысль. Оказывается, существует путь, который приводит  людей  к

раскаянию и религии, но так ли необходимо провести  для  этого  двадцать

лет в сибирских лагерях?

 

   Р. Адин Штейнзальц

 

                           ИУДАИЗМ И ХРИСТИАНСТВО

 

   Взаимоотношения этих двух религий с самого начала  складывались  неп-

росто. Между христианством и иудаизмом действительно существует  внешнее

сходство, но оно скорее кажущееся,  ибо  различия  чрезвычайно  глубоки.

Прежде чем говорить о них, попробуем совершить краткий экскурс  в  исто-

рию.

   Христианская традиция указывает на колыбель Христа  как  на  источник

христианской религии. Но с точки зрения исторической науки  все  обстоит

не так просто. Прежде всего, историческая достоверность основных  момен-

тов биографии Христа вызывает сомнения. Хотя весь мир пользуется христи-

анским летоисчислением, согласно которому мы живем сейчас в 1996 году от

рождества Христова, факты противоречат  этому.  На  основании  самих  же

евангельских повествований приходится сделать вывод, что младенец родил-

ся за четыре года до новой эры. Так считает и большинство ученых. Однако

если мы обратимся к Талмуду, то окажется, что время жизни Христа  прихо-

дится на середину II в. до н.э. Это заставляет еще больше  усомниться  в

исторической достоверности образа, запечатленного  в  евангелиях.  Кроме

того, сравнительный анализ еврейских и христианских источников того  пе-

риода выявляет целый ряд существенных расхождений. Правда, у Иосифа Фла-

вия мы находим рассказ о рождении Христа, но  современные  исследователи

признают его позднейшей вставкой, сделанной в восьмом или девятом  веке.

Мы нигде не найдем прямых свидетельств исторической точности  евангелий,

да и косвенных подтверждений тому  немного.  Более  того,  синоптические

евангелия расходятся в освещении одних и тех же событий, и это  увеличи-

вает сомнения в их достоверности.

   Еврейское имя Христа - Иешу, - отнюдь не было редким в то время.  Это

сокращение библейского имени Иегошуа, этимология которого связана с кор-

нем йуд, шин, айн - йеша - "спасение". Согласно евангелиям, Иешу родился

в Бейт Лехеме, вблизи Иерусалима, и его появление на свет сопровождалось

чудесными предзнаменованиями. Имя его матери известно, что  же  касается

отца . христианская версия на сей счет не нуждается в комментариях.  Од-

нако я не побоюсь утверждать, что при рождении ребенка всегда ясно,  кто

его мать, хотя не исключены сомнения в отношении отца. В данном  случае,

вероятно, имелись особые основания для подобных сомнений. Младенец рос и

воспитывался в семье; у него был младший брат по имени Яаков.

   Из евангельских рассказов складывается впечатление, что Иешу учился у

мудрецов Израиля. Сам он никогда не достиг положения раби, не удостоился

стать мудрецом, однако принадлежал к кругу образованных учеников.  В  то

время еврейское общество было расколото глубокими внутренними противоре-

чиями. Мудрецов, принадлежавших к лагерю  книжников,  софрим,  евангелия

именуют "фарисеями" (производное от перушим, "отделенные",  сторонящиеся

нечистоты). Кроме перушим в то время, как и теперь, жило множество  амей

а-арец - простых людей, мало сведущих в законе. Однако в отличие от  на-

ших дней, амей а-арец древности были  очень  богобоязненны  и  тщательно

соблюдали заповеди Торы. Так что различия между ними и перушим не  каса-

лись мировоззрения и определялись в основном уровнем знаний. Семья  Иешу

не отличалась ученостью, но сам он принадлежал к числу перушим  и,  сог-

ласно евангельским свидетельствам, вел себя в соответствии с их  обычая-

ми. В то время свидетельством глубокой богобоязненности у перушим служи-

ло постоянное ношение тфилин. И действительно, ранняя христианская  ико-

нография вплоть до 4 в.н.э. изображает Христа  в  головных  филактериях.

Характер Иешу, ученика мудрецов, отличался эксцентричностью. Его слова и

поступки многие расценивали как вызывающие. Перушим, современники  Иешу,

не были в восторге от того, что он говорил и делал, однако они не  отри-

цали его принадлежности к своему лагерю.  Из  уст  в  уста  передавались

рассказы об эксцентричных выходках Иешу, множились  слухи  о  его  цели-

тельских способностях - сегодня обладателя подобных способностей назвали

бы экстрасенсом. Согласно Талмуду (это свидетельство находит  своеобраз-

ное подтверждение и в еванглиях) Иешу питал слабость к женскому полу.

   Действительно ли Иисус Назаретянин, Иешу а-Ноцри,  провозгласил  себя

мессией? Это остается до конца не  ясным,  но  по  всей  видимости  Иешу

действительно верил, что он мессия, и эту уверенность  разделяла  группа

его восторженных приверженцев. Последователи Иешу были людьми неискушен-

ными в законе, а потому легковерными и падкими на чудеса. Ведь  с  точки

зрения иудаизма Мессия не обязан обладать сверхъестественными способнос-

тями. Он должен происходить из царской династии Давида  и  принести  ев-

рейскому народу освобождение от чужеземного ига. Вовсе  не  дело  мессии

заботиться о спасении душ своей паствы. Само слово "мессия" означает  на

иврите "помазанник" . тот,  кто  помазан  оливковым  маслом,  елеем,  на

царство. Помазание елеем означало возведение в высший сан - первосвящен-

ника или царя. В ту эпоху слова "царь мессия"  означали  просто-напросто

"царь из рода Давида" - в противоположность царствовавшей династии  Иро-

да. Ирод был ставленником Рима и открыто служил интересам поработителей.

Он отличался жестокостью, проливал реки крови, и народ мечтал о царе-по-

мазаннике из рода Давида, который избавил бы его от кровожадного тирана.

Имя "Христос" является дословным переводом  еврейского  слова  машиах  -

"мессия", "помазанник" - на древнегреческий язык.

   В первые десятилетия первого века н.э. Иудея пользовалась  внутренней

автономией, однако реальная власть оставалась в руках римлян. С их точки

зрения всякий, кто провозглашал себя "царем мессией", тем самым  открыто

заявлял о своих притязаниях на престол, то есть призывал к бунту  против

римской власти, присвоившей себе право  назначать  правителей  Иудеи.  В

глазах этой власти "царь мессия" был в первую очередь опасным  самозван-

цем, незаконным претендентом на престол. Именно  так  римский  наместник

воспринимал Иешу. Следуя его логике, надлежало безотлагательно  схватить

самозванного "царя иудейского" - пока число его приверженцев  оставалось

относительно немногочисленным, - предать его суду и покарать как  мятеж-

ника.

   Во время допроса Христа Понтием Пилатом, как это явствует из  еванге-

лий, прокуратора Иудеи  интересовал  прежде  всего  юридический  аспект:

признает ли обвиняемый себя виновным? Иешу, возможно, действительно  был

наивен, но безумцем его не назовешь. Он всеми силами стремился  избежать

признания вины, ибо понимал, чем это для  него  чревато.  Однако  свиде-

тельства против него оказались неопровержимыми,  и  смертного  приговора

злосчастному "мятежнику" избежать не удалось...

   Эта история, подобная множеству других, не первая и  не  последняя  в

летописи страданий и жертв еврейского народа, с годами приобрела особен-

ное значение. Христианская теология переосмыслила  ее,  наполнив  каждую

деталь глубоким символическим значением.

   Пока римский судья вершил над Иешу свое жестокое  правосудие,  в  ев-

рейской среде разгорелся спор о том, какого отношения заслуживает  "царь

мессия" со стороны единоверцев. Из евангелий  нельзя  однозначно  заклю-

чить, кто судил Иешу - римляне или евреи. Попробуем принять утверждение,

что Иешу действительно предстал перед раввинским судом, бейт-дином.  Ка-

кие же обвинения могли быть ему предъявлены? Странный  молодой  человек,

говорящий невразумительные глупости... Таким могли увидеть Иешу  еврейс-

кие судьи. Единственная неприятность была связана с зависимым положением

страны. Иешу, как колючка, торчал в глазах римских властей. Римляне  хо-

тят схватить его, расправиться с опасным чудаком и мечтателем? Ну  что  

ж... На стороне захватчиков сила.

   Есть, однако, все основания для уверенности в  том,  что  к  смертной

казни Иешу приговорил именно римский суд. Ведь распятие  -  специфически

римская форма смертной казни. Еврейскому судопроизводству она  неведома.

Даже за самое страшное преступление еврейский суд не мог приговорить ви-

новного к медленной смерти на кресте. Римляне распинали  не  только  ев-

рейских бунтовщиков. Распятие на кресте можно уподобить публичному пове-

шению в наши дни. Таким позорным способом казнили рабов и  людей  низших

сословий; аристократов же приговаривали к более "почетным" видам  казни.

Неудивительно поэтому, что на протяжении первых веков христианства крест

вовсе не служил символом новой религии. Напротив, ранние христиане  сты-

дились его. Символом церкви на заре ее  существования  было  изображение

рыбы. Слово "ихсиос" . "рыба" является аббревиатурой слов  "Иезус  Хрис-

тос..." и т.д.

   Римский мир в первом веке н.э. переживал острейший  духовный  кризис.

Официальной религией оставалось язычество. Пантеону  богов  во  главе  с

Юпитером воздавались подобающие почести; однако в этих  богов  уже  мало

кто верил. В Рим со всех сторон, и особенно с востока, проникали всевоз-

можные мистические культы. Усилилось египетское влияние:  вошел  в  моду

культ Изиды, свидетельство чему можно найти  в  "Золотом  осле"  Апулея.

Приобрел популярность таинственный культ иранского бога Митры. Несомнен-

ное влияние на римлян оказал и иудаизм. Греко-римская  культура  первого

века н.э. отличалась синкретизмом. В мировоззрении  ее  носителей  легко

уживались разнородные и часто  противоречивые  идеи.  Иудаизм  привлекал

многих, но не как свод законов и заповедей, которому надо  следовать,  а

как пища для размышлений, как  интересная  "доктрина",  достойная  более

близкого знакомства.

   Помимо евреев, верных закону, иудаизма как мировоззрения  в  той  или

иной мере придерживались десятки тысяч язычников. Немало было и  неевре-

ев, подошедших к еврейской религии еще ближе - так называемых "богобояз-

ненных". Эти люди не могли перешагнуть грань, отделяющую их от  иудаизма

из страха перед римским законом, который под угрозой смертной казни зап-

рещал кастрацию (под это определение подводили и обрезание, которое раз-

решалось совершать только евреям). В среде  "богобоязненных"  были  люди

очень близкие к иудаизму, и были другие, отчасти тяготевшие к язычеству.

   Окружающие  воспринимали  первых  христиан  как  иудейскую  секту.  И

действительно, на протяжении первых ста двадцати лет своего  существова-

ния христианская религия постепенно отпочковывалась от  иудаизма,  и  ее

носителей все еще можно было, с некоторыми оговорками, называть евреями.

Ранние христиане придерживались еврейских законов, и, хотя  они  верили,

что Иешу был мессией, и ожидали его воскресения, этого было  недостаточ-

но, чтобы порвать с  еврейством.  Учение  Иешу  отличалось  непоследова-

тельностью, однако он не утверждал, что можно быть евреем,  не  соблюдая

заповедей. Ранние христиане не делали ничего, что можно было  бы  счесть

грубым нарушением закона. Можно сказать, что если бы  Иешу  воскрес,  он

скорее отправился бы в синагогу, чем в церковь,  которую  принял  бы  за

языческий храм.

   Христианство не получило широкого распространения в еврейской  среде,

однако оказалось весьма привлекательным для неофитов. Число новообращен-

ных язычников росло, и среди христиан разгорелась полемика:  обязаны  ли

неофиты исполнять заповеди, возложенные на евреев законом Моисея? Мнения

разделились. Община иерусалимских христиан, сложившаяся вокруг одного из

братьев Иешу, придерживалась той точки  зрения,  что  христианин  должен

быть в первую очередь евреем, и потому  соблюдение  заповедей  для  него

обязательно. Однако другие общины склонялись к мнению, что заповеди воз-

ложены законом лишь на христиан-евреев, тогда как  христиане-неевреи  от

них свободны.

   Иудаизм боролся с новым учением. Мудрецы  дополнили  главную  молитву

еврейской литургии - "Восемнадцать благословений" - проклятием, осуждаю-

щим "вероотступников и доносителей", которых надлежало исторгнуть из ев-

рейской среды. И тогда на исторической арене появился человек,  которого

многие исследователи считают подлинным отцом христианства - апостол  Па-

вел. Именно ему и его последователям обязана своим происхождением  хрис-

тианская теология. В основу этой теологии  легла  проекция  иудаизма  на

языческое сознание .Иными словами, тот способ, каким язычники прочитыва-

ли и понимали еврейские священные тексты, привел к  появлению  собствен-

но-христианского вероучения и к его обособлению от иудаизма.

   Еврей мог сказать, что он "сын Божий" на основании Торы. Например,  в

книге Шмот написано "Сын-первенец мой Израиль", а в книге пророка  Гошеа

. "Наречетесь сынами Бога живого". Эти слова истолковывают как выражение

отеческой любви Всевышнего к сынам Израиля и их сыновней близости к  Не-

му. Ни одному еврею никогда не приходило в голову  понимать  их  в  бук-

вальном, "генеалогическом" или "генетическом" смысле. Но когда эти слова

достигали ушей язычника, немедленно вставал вопрос: кто был отец извест-

но, а кем была мать? При каких обстоятельствах она забеременела? Челове-

ка, воспитанного на греческой культуре,  не  удивишь  любовными  связями

между простыми смертными и обитателями Олимпа. Он как должное принимал и

то, что от романтических приключений божеств рождались дети,  наделенные

удивительными талантами. Сам вседержитель Зевс не раз  являлся  смертным

женщинам - то обернувшись золотым дождем, то в облике прекрасного лебедя

или могучего быка. От подобных связей рождались и герои, и чудовища, на-

подобие Минотавра. Сохранившиеся  рисунки  свидетельствуют,  что  греков

весьма интересовали подробности подобных "смешанных браков".

   Так появилось на свет "святое семейство" -  отец,  мать  и  младенец.

Аналогичным путем возникла и христианская  троица.  Языческое  сознание,

усваивая еврейские тесты, перетолковывало их на свой лад. В случае  про-

екции геометрических тел под другим углом, сохраняется корреляция  между

источником и отображением, однако форма источника искажается до  неузна-

ваемости. Так произошло и с христианством. Питательной средой, на  кото-

рой взошла новая религия, послужили многочисленные группы  "богобоязнен-

ных", о которых говорилось выше. Восприятие еврейских источников  накла-

дывалось у них на греческую культуру.  На  фоне  кризиса,  переживаемого

языческим сознанием, идеям монотеизма, обернутым в  привычную  мифологи-

ческую оболочку, был обеспечен успех.

   Иллюстрацией подобного успеха служит рассказ Иосифа Флавия о жене им-

ператора Нерона. Кесарь, как известно, не отличался праведностью. Подру-

га его также не блистала супружеской верностью. Тем не менее,  летописец

величает августейшую любительницу приключений "Поппея Альбина"  .  "пра-

ведница". Иосиф Флавий был лично знаком с императрицей, которая  испыты-

вала симпатию к иудаизму. Этот интерес и был ей поставлен  летописцем  в

заслугу. Христианство убрало с пути неевреев, желавших приобщиться к ве-

ре Моисея, такое важное "препятствие", как необходимость соблюдать запо-

веди, в том числе заповедь обрезания.

   С апостола Павла началось развитие христианской  теологии.  Синкрети-

ческая в своей основе, эта теология питалась как из  еврейских  источни-

ков, так и из мифологических представлений, сохранившихся в сознании на-

родов восточного средиземноморья. Культурная атмосфера крупнейших  элли-

нистических городов той эпохи - Александрии, Антиохии, Ашкелона - весьма

содействовала распространению нового вероучения.

   Догматы христианства с самого начала служили  предметом  ожесточенных

споров, которые подчас  сопровождались  кровопролитными  столкновениями.

Особенно жаркие споры велись о природе  "единосущной  троицы".  Возникло

несколько христианских церквей. "Священным языком" несторианской церкви,

чье влияние распространялось на весь восток,  стал  арамейский.  Пережив

междоусобицы и гонения, эта церковь и поныне сохранила  немногочисленных

сторонников. несториане не едят свинину и не звонят в колокола. Пожалуй,

они сохранили христианство в его наиболее  первозданном  виде.  Пока  на

востоке утверждалась несторианская церковь, на западе, в Европе,  ключе-

вые позиции заняло арианство. Ариане отрицали единосущие троицы, тем са-

мым приближаясь к политеизму. Коптская, эфиопская и армянская церкви об-

разовали монофизитскую ветвь христианства, существующую и поныне. Но на-

иболее известен в истории христианства раскол католической и  греко-пра-

вославной церквей. Причины его трудно понять  человеку,  воспитанному  в

еврейской традиции. Различные версии "тринадцати основ веры" Рамбама от-

личаются друг от друга гораздо больше, чем католический  и  православный

символы веры. Однако в иудаизме на подобные расхождения  попросту  никто

не обращает внимания - не говоря уже о том, чтобы вести из-за них войну.

   Не раз предпринимались попытки прийти к объединению церквей, однако в

результате этих попыток раскол лишь углублялся и появлялись новые  церк-

ви. Тут можно вспомнить  униатов,  маронитов,  греко-католиков,  коптов,

коптов-католиков. Причины раскола не всегда крылись в богословских  рас-

хождениях. Например, англиканскую церковь создал король Генрих  Восьмой,

пожелавший развестись со своей супругой. По этой причине он порвал с ка-

толицизмом. Король потребовал от евреев, чтобы они  обосновали  монаршее

право на развод с помощью своего вероучения; и действительно, существует

такая книга, написанная одним итальянским раввином. В 16 в. возник  про-

тестантизм, на первый взгляд, оппозиционный папству и католицизму. Одна-

ко не все протестанты - лютеране. Некоторые из них верят в то же, во что

и католики. Внутри протестантизма также существуют различные  течения  .

например, баптисты и унитарии. Последние отрицают идею троичности  Бога.

Среди унитариев особенно интересны адвентисты седьмого дня, напоминающие

русских субботников. Мой канадский знакомый как-то  нанял  слугу-японца,

рассчитывая, что тот будет исполнять  обязанности  шабес-гоя.  Однако  в

первую же субботу выяснилось, что слуга соблюдает святость седьмого  дня

не менее тщательно, чем хозяин. Японец оказался адвентистом.

   Совершив краткий экскурс в историю возникновения христианства, попро-

буем теперь разобраться в различиях между ним и иудаизмом. Эта тема осо-

бенно важна здесь, в России. Ибо теперь уже ясно, что многолетняя атеис-

тическая пропаганда не добилась ни малейшего успеха в искоренении  рели-

гиозных верований. В чем она действительно преуспела - так это в  насаж-

дении религиозного невежества. И больше других от этого пострадал  иуда-

изм и евреи.

   Еврейское вероучение различает ряд ступеней приближения  к  святости.

Есть люди, которых мы называем цадиками и  хасидами  -  это  праведники.

Есть другие . грешники, преступники и злодеи. Однако все они  евреи.  Но

существует преступление, которому нет равных - совершивших его  называют

"мешумадим", "уничтоженные". Это те, кто  изменил  вере  отцов.  Гораздо

лучше быть законченным негодяем, последним подлецом, чем  креститься.  Я

говорю сейчас не о психологии вероотступника, а о его социальном статусе

в еврейской среде. Вероотступник стоит на самой нижней ступеньке,  он  -

предатель. Не просто дезертир, а настоящий перебежчик, переметнувшийся в

лагерь злейших врагов своего народа.

   Мне неизвестно, что ныне думают в России об армии  генерала  Власова.

Но сражаться в рядах власовцев означало служить Гитлеру. Еврей, принима-

ющий крещение, совершает еще более страшное преступление, ибо его измена

усугубляется полутора тысячелетиями гонений. Полторы тысячи лет христиа-

не унижали и преследовали еврейский народ! Приведу только один пример: в

тринадцатом и четырнадцатом столетиях на юге  Франции,  в  городах  Мон-

пелье, Каркассон, и других, существовал  обычай:  накануне  христианской

Пасхи главу еврейской общины приводили на городскую площадь,  и  епископ

публично давал ему пощечину. Факты такого рода выходят за рамки теологи-

ческих различий. Пощечина, данная христианской церковью еврейскому наро-

ду, до сих пор горит на его щеке. Христианские богословы обсуждают  тео-

логический вопрос: пришла или не пришла пора  простить  евреям  распятие

Христа. Ведь в основе христианской религии, по крайней  мере  в  теории,

лежит милосердие. Но для нас, евреев, примирение с  христианством  -  не

схоластический богословский вопрос. Это обнаженная рана, это  человечес-

кая боль. Мы хотим знать, чем христиане готовы загладить свою вину перед

нами. Ведь если от теории обратиться к фактам, это нам, а не им есть  за

что прощать. И не так уж легко нам сделать это после долгих веков  изде-

вательств, наветов и гонений.

   Но попробуем отрешиться от эмоций и рассмотреть вопрос с  теологичес-

кой точки зрения. О чем мы спорим с христианством, в чем с ним несоглас-

ны? Центральным пунктом наших расхождений является догмат  о  троице.  В

тот момент, когда христиане упоминают троицу,  мы  не  можем  продолжать

разговор. Ведь даже если мы позволим убедить  себя  тонким  богословским

рассуждениям о том, что при определенных обстоятельствах христианин, ве-

рующий в троицу, не является политеистом, то уж еврей, верующий в  трие-

динство Бога, несомненно таковым является. Причина подобного различия  в

том, что иудаизм не требует от нееврея той четкости понятий, той чистоты

монотеизма, которая обязательна для еврея. Чему это можно уподобить? Бы-

вает, зрелый, умудренный опытом человек не принимает того, во что  верит

ребенок. Однако он не видит ничего страшного в том, что ребенок верит  в

это. Мы, евреи, занимаемся теологическими вопросами и трактуем  единство

Бога уже три с половиной тысячелетия, в то время как русский народ впер-

вые прослышал о подобных материях лишь семь с половиной столетий  назад.

Мы вправе воспринимать христианские рассуждения о троице с позиций стар-

шего, ведь наш "стаж" в пять раз больше. Но по той же самой  причине  мы

не вправе требовать от христиан того, чего требуем от себя - точно  так-

же, как не требуем от ребенка различать  тонкости  отвлеченных  понятий.

Поэтому то, что не является идолопоклонством для христиан, остается идо-

лопоклонством для евреев. Когда речь идет о единстве Бога, мы требуем от

себя предельной чистоты и четкости понятий и малейшую неясность истолко-

вываем как "чуждое служение", запретное для еврея.

   Теологические различия между христианством  и  иудаизмом  затрагивают

еще целый ряд вопросов, как, например, понятия греха и милосердия. Иуда-

изм отрицает первородный грех. Мы не принимаем того утверждения, что че-

ловек рождается грешником. Это, разумеется, не  означает,  что  младенец

является в мир совершенным. Разумеется, существуют  прирожденные  склон-

ности как к добру, так и ко злу, и человек наделен теми и другими. Одна-

ко это не значит, что он грешен от рождения. Ребенок рождается  невинным

точно также, как рождается не умея говорить, ходить, не имея знаний.  Но

ведь никому не придет в голову усмотреть в этом порок! Даже самые дурные

наклонности - еще не грех, как не являются грехом врожденные  физические

недостатки.

   Я почти убежден, что дуалистическая концепция первородного греха кос-

венно заимствована апостолом Павлом из манихейства. Манихеи рассматрива-

ют материальное начало в человеке - плотскую, чувственную - сторону  че-

ловеческого естества - как источник абсолютного зла, как нечто нечистое,

порочное по самой своей природе. Прямой противоположностью плоти являет-

ся душа. Она изначально наделена чистотой, святостью, и по природе  пра-

ведна. Поэтому человеческая  жизнь  в  отображении  манихейской  религии

предстает непрестанной борьбой - поединком добра и зла, души и тела. Ду-

алистическое мировоззрение сказывается на всей системе ценностей и влия-

ет на повседневную жизнь. Например, у христиан тот,  кто  воздерживается

от супружества, считается стоящим ближе к святости. Хотя, в  отличие  от

католиков, православная церковь разрешает священникам жениться,  еписко-

пом и другим высшим иерархом может стать только тот, кто принял монашес-

кий постриг. У евреев же, напротив, семья и семейная жизнь,  супружеские

отношения и воспитание детей, занимают центральное место в  жизни,  спо-

собствуют духовному росту и становлению личности. Грешит тот, кто  укло-

няется от брака. Ни одно из проявлений телесной жизни человека не счита-

ется грехом - ни еда и питье, ни чувственное влечение к противоположному

полу. Ибо по своей природе тело не является "сосудом греха". Зло не  за-

ложено в нем изначально. Ясно, что подобная концепция находится в проти-

воречии с христианством, которое боится плоти, видит в чувственном нача-

ле врага человеческой души. Не случайно некоторые из ранних отцов церкви

- причем не только монахи - оскопляли себя, чтобы побороть плотские соб-

лазны. Евнухом был, например, величайший христианский богослов Ориген, и

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Вернуться на главную || Следующая
Полезная информация: