СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО ИОАННА ЗЛАТОУСТОГО
БЕСЕДЫ О СТАТУЯХ,
ГОВОРЕННЫЕ К АНТИОХИЙСКОМУ НАРОДУ.
К предыдущей странице Оглавление К следующей странице
БЕСЕДА ТРЕТЬЯ,
Когда посмотрю на этот престол, праздный и оставленный учителем, то вместе и радуюсь и плачу: плачу, потому что не вижу здесь отца; радуюсь, потому что он отправился в путь для нашего спасения, и пошел избавить такое множество народа от царского гнева что и для вас украшение, и для него венец: для вас украшение, что имеете такого отца; для него венец, что так он любвеобилен к чадам, и оправдал самыми делами то, что сказал Христос услышав, что пастырь добрый душу свою полагает за овцы (Иоан. X, 11), он пошел с готовностью положить свою душу за всех нас, хотя и многое препятствовало ему отправиться в путь и принуждало его остаться здесь. Это, прежде всего, его престарелые лета; потом - немощь телесная, и время года, и приближение святого праздника; наконец - сестра, которая у него одна и находится при последнем издыхании. Но он презрел и родство, и старость, и немощь, и трудность времени, и тягость путешествия: и, всему предпочитая вас и ваше спасение, расторг все эти узы, и, как юноша, летит теперь старец, окрыленный ревностно. Если Христос, говорил он, предал Себя за нас; то какого извинения и прощения будем достойны мы, которым вручено управление столь многочисленным народом, если не решимся и сделать и потерпеть все для безопасности вверенных нам? Если, говорил он, патриарх Иаков, приставленный к животным, пасший бессловесных овец и имевший дать отчет человеку, проводил ночи без сна, и переносил и зной, и стужу, и все перемены воздуха, чтобы не погибло ни одно из этих животных; то тем более мы, поставленные не над бессловесными, а над духовными овцами, и обязанные дать отчета в этом служении не человеку, а Богу, не должны отказываться и уклоняться ни от чего, что только может быть полезно для стада. Напротив, чем лучше наше стадо того стада, люди - бессловесных, а людей - Бог; тем большее и сильнейшее и мы должны показывать попечение и усердие. Он хорошо понял, что у него теперь дело не об одном городе, но обо всем востоке; так как наш город есть глава и мать городов, лежащих на востоке. Поэтому он порешил потерпеть всякую опасность, и ничто не могло удержать его здесь. И уповаю, что наши надежды будут нетщетны; потому что Бог не презрит такого усердия и попечения, и не попустит, чтобы Его служитель возвратился без успеха. Знаю, что, как только он предстанет и увидит благочестивого царя, то одним своим видом в состоянии будет тотчас укротить гнев; потому что у святых не только слова, но и самые лица исполнены духовной благодати. А он исполнен и великой мудрости, и, будучи сведущ в божественных законах, скажет ему то же, что и Моисей сказал Богу: аще убо оставиши им грех их, остави, аще же ни, умертви и меня с ними (Исх. XXXII, 32). Таково сердце святых, что умереть с своими чадами им приятнее, чем жить без них. Он и в самом времени найдет защиту нам, укажет на святую Пасху, напомнит о времени, в которое Христос отпустил грехи всей вселенной; убедит (царя) подражать Господу; приведет ему на память и причту о тысяче талантов и ста динариях. Знаю я дерзновение нашего отца; он не преминет устрашить его этою притчею и сказать: смотри, чтобы и тебе не услышать в тот день: рабе лукавый, весь долг он отпустих тебе, понеже умолил мя еси: подобаше и тебе отпустить клевретам твоим (Мате. XVIII, 32); для себя сделаешь больше пользы, чем для них, потому что за прощение немногих грехов получишь отпущение больших. Присовокупит к сказанному и ту молитву, которою вводившие царя в священные таинства научили его молиться и говорить: остави, нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим (Матф. VI, 12). Затем изъяснит, что преступление сделано не целым городом, но несколькими людьми - чужими и пришлецами, которые все делают не с рассуждением, но с дерзостно всяким бесчинием; что было бы несправедливо за безрассудство нескольких человек разорить столь большой город и казнить не сделавших никакой вины. Да хотя бы и все согрешили, - они довольно уж наказаны, будучи терзаемы страхом в продолжение столь многих дней, ожидая каждый день смерти, будучи преследуемы, предаваясь бегству, ведя жизнь более жалкую, чем осуждаемые на казнь, чувствуя, что кровь течет в их жилах, и - не имея уверенности в своей жизни. Удовлетворись таким наказанием, не простирайся далее в гневе, умилостивь для себя верховного Судию, оказав человеколюбие к своим сорабам. Подумай о величии города, и о том что у нас теперь дело не об одной душе, не о двух, не о трех, не о десяти, но о несчетных тысячах, о главе всей вселенной. Это тот город, в котором в первый раз верующие стали называться христианами; почти же Христа, уважь город, который первый провозгласил это вожделенное и сладостное для всех имя. Он был жилищем апостолов, обителью праведников. Это теперь первое и единственное его преступление против державных, а все прошедшее время (благоприятно) свидетельствует о нравах этого города. Если бы в нем постоянно происходили мятежи, то следовало бы обвинить его в злонравии; но если это случилось однажды за все время, то ясно, что преступление произошло не от врагов города, но от людей, которые без нужды и без дела пришли в него.
2. Все это и еще больше этого скажет святитель с великим дерзновением; и царь выслушает это! Царь человеколюбив, а епископ тверд, так что с обоих сторон подаются благие надежды. Но еще больше, чем на твердость учителя и человеколюбие царя, будем уповать на Божью милость: Бог сам станет посредником между умоляемым царем и умоляющим святителем, смягчая сердце царя, воодушевляя язык святителя, даруя успех словам его, располагая душу царя благосклонно выслушать слова и внять мольбам. И город наш любезнее Христу всех городов по добродетели как предков, так и вашей. Как из апостолов Петр первый проповедал Христа, так из городов, - как я уже сказал, - наш город первый украсился, точно дивным венцом, наименованием христиан. Если же Бог обещал спасти всех жителей такого города, в котором было бы только десять праведников; то как не ожидать доброго и не надеяться всем нам на пощаду, когда здесь верных служителей Божиих не десять только или двадцать, и не вдвое столько, но гораздо более? Многие, слышал я, говорят: царево прещение подобно рыканию львову (Притч. XIX, 12), и от этого впадают в малодушие и уныние. Что сказать им? То, что Тот, Кто сказал: пастися будут вкупе волк со агнцем, и рысь почиет с козлищем, и лев, аки вол, ясти будет плевы (Ис. XI, 6, 7), - может и этого льва сделать кротким агнцем. Призовем же Его и помолимся Ему - и Он несомненно укротив гнев царя, и избавит нас от всех угрожающих нам скорбей. Отец там предстательствует (пред Царем земным), а мы здесь будем предстательствовать пред Царем небесным и помогать ему молитвами. Много может целая церковь, если мы вознесем молитвы с скорбящею душою и сокрушенным сердцем. Не нужно переплывать моря, не нужно пускаться в дальний путь; каждый и каждая, и приходящие в церковь и остающиеся дома, призовем Бога со всеусердием, и Он, конечно, преклонится к нашим мольбам.
Из чего это видно? Из того, что Он сильно желает, чтобы мы всегда к Нему прибегали, молили Его обо всем, и без Него не делали и не говорили ничего. Люди, когда мы постоянно беспокоим их своими делами, раздражаются, убегают нас и питают к нам неприязнь. Бог совершенно напротив, - не тогда гневается, когда мы постоянно молимся Ему о своих делах, но, когда не делаем этого, тогда наиболее негодует. Послушай, в чем Он укоряет иудеев: сотвористе, говорит Он, совет, и не Мною, и заветы, и не Духом Моим (Иса. XXX, 1). Таково свойство любящих они желают, чтобы чрез них совершались все дела любимых ими, и чтобы без них те ничего и не делали и не говорили. Потому и Бог, не только здесь, но и в другом месте, укоряя иудеев в том самом, сказал: сами себе царя поставиша, а не Мною, начальствоваша, и не явиша Ми (Ос. VIII, 4) Не обленимся же постоянно прибегать к Нему, и, какое бы ни случилось бедствие, оно непременно будет иметь благоприятный исход. Устрашил тебя человек? Прибегни к вышнему Владыке - и не потерпишь никакого зла. Так избавлялись от бедствий древние, не только мужчины, но и женщины. Была одна женщина-еврейка, имя ей Есфирь; эта Есфирь избавила целый народ иудейский от угрожавшей ему погибели таким образом. Когда персидский царь повелел совершенно истребить всех иудеев, и никто уже не мог остановить этого гнева, - эта женщина, сложив с себя светлую одежду, облекшись во вретище и посыпав себя пеплом, начала молить человеколюбивого Бога, да внидет Он с нею к царю, и молясь об этом, так говорила: даруй. Господи, благодать словам моим, даждь слово благоугодно во уста мои (Есф. IV, 17). Этого же будем теперь просить у Бога и для нашего учителя. Если женщина, умолявшая об иудеях, могла укротить гнев варвара, - тем более наш учитель, ходатайствующей о таком городе и с такою церковью, успеет преклонить этого милостивейшего и кротчайшего царя. Если он получил власть разрешать грехи против Бога, - тем более ему будет возможно изгладить и уничтожить грехи против человека. И он - владыка, и владыка честнейший того: потому что священные законы предали и подчинили его рукам даже царственную главу; и когда нужно бывает испросить какое-нибудь благо свыше, то, обыкновенно, царь прибегает к святителю, а не святитель к царю. И он имеет броню правды, имеет и препоясание истины, имеет и гораздо более великолепную обувь благовествования мира (Еф. VI, 15), имеет и меч, не железный, но духовный, имеет и венец на главе. Это всеоружие его блистательнее, эти доспехи славнее, дерзновение тверже, сила могущественнее. Таким образом, и по высоте власти, и по величию своей души, а прежде всего другого - по надежде на Бога, он будет говорить к царю с великим дерзновением, с великим. благоразумием.
3. Не будем же отчаиваться в своем спасении, но станем воссылать к небесному Царю прошения, молитвы, моления и предстательства со многими слезами. Пусть и настоящий пост будет нашим сподвижником и помощником в этом благом предстательстве. Как по прошествии зимы и с наступлением лета, мореходец выводит в море свое судно, воин чистит оружие и готовит коня на сражение, земледелец точит серп, путешественник смело отправляется в дальнюю дорогу, борец слагает с себя одежду и приготовляется к борьбе; так и мы, с наступлением поста, этого духовного лета, как воины - вычистим оружие, как земледельцы - наточим серп, как кормчие - противопоставим свои помыслы волнам беспорядочных пожеланий, как путники - начнем путь к небу, как борцы - приготовимся к борьбе. Верующий есть и земледелец и кормчий, и воин, и борец, и путник. Поэтому и Павел говорит: несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем. Сего ради приимите вся оружия Божия (Еф. VI, 11, 14). Видел ты борца? Видел воина? Если ты борец, тебе надобно вступать в борьбу нагим. Если ты воин, тебе должно стать в строю вооруженным. Как же возможно то и другое вместе: быть и нагим и не нагим, одетым и не одетым? Я скажу - как. Сложи с себя житейские дела, и ты стал борцом. Облекись в духовные доспехи, и ты стал воином. Обнажись от забот житейских, потому что наступило время борьбы. Облекись в духовные доспехи, потому что у нас возгорелась жестокая война с демонами. Для того и должно быть нагим, чтобы дьяволу, вступая в борьбу с нами, не за что было схватить нас; должно облечь себя доспехами со всех сторон, чтобы нам ни с которой стороны не получить смертельного удара. Возделай ниву твоей души, посеки терния, посей слово благочестия, насади прекрасные растения любомудрия и с великою заботливостью ухаживай за ними, - и ты будешь земледельцем, и скажет тебе Павел: труждающемуся делателю прежде подобает от плода вкусити (2 Тим. II, 6). И он занимался этим искусством, и потому в послании к Коринфянам сказал: аз насадих, Аполлос напои, Бог же возрасти (1 Кор. III, 6). Изостри твой серп, который притупил ты пресыщением, - изостри постом. Вступи на путь, ведущий к небу, вступи на путь тесный и узкий, - и поди по нему. Как же ты можешь и вступить на этот путь, и идти по нему? Изнуряя и порабощая свое тело; потому что на тесном пути много препятствует тучность от пресыщения. Укроти волны беспорядочных страстей, усмири бурю злых помыслов, сохрани в целости ладью, покажи большую опытность, - и ты кормчий. Для всего этого да будет у нас и поприщем и учителем пост, - пост разумею не тот, который содержат многие, но тот истинный, - воздержание не от пищи только, но и от грехов: потому что пост сам по себе не может спасти соблюдающих его, если не будет сообразен с поставленным законом. И борец, сказано, не венчается, аще незаконно будет подвизатися (2 Тим. II, 5). Итак, чтобы нам, и совершив подвиг поста, не лишиться венца за него, поучимся, как и каким способом должно совершать этот подвиг. И фарисей постился, но после поста вышел (из храма) лишенным плодов, произращаемых постом. Мытарь же не постился, и непостившийся превзошел постившегося, чтобы ты знал, что нет никакой пользы от поста, если ему не сопутствует и все прочее.
Постились ниневитяне, и привлекли к себе благоволение Божие; постились и иудеи, и не только ничего не успели, но и были осуждены (Иса. LVIII, 3, 6). Если же пост угрожает такою опасности не знающим, как надобно поститься, то изучим законы поста, чтобы нам не течь безвестно (1 Кор. IX, 26), не бить воздуха, не сражаться с тенью. Пост есть лекарство; но лекарство, хотя бы тысячу раз было полезно, часто бывает бесполезным для того, кто не знает, как им пользоваться. Нужно знать и то, в какое время должно принимать его, и - количество самого лекарства, и телосложение того, кто принимает, и свойство страны, и время года, и приличный род пищи, и многое другое; и если одно что-нибудь будет оставлено без внимания, то нанесен будет вред всему прочему. Если же для нас нужна такая точность, когда надобно лечить тело; то тем более необходимо со всею строгостью разбирать и рассматривать все, когда лечим душу и врачуем помыслы.
4. Посмотрим же, как постились ниневитяне, и как они избавились от гнева того. Человецы, говорит (пророк), и скоти, и волове, и, овцы да не вкусят (Ион. III, 7). Что говоришь, скажи мне? И бессловесные постятся? И лошади и мулы покрываются вретищем? Да, говорит. Как по смерти богатого человека родственники одевают во вретище не только рабов и рабынь, но и коней, и, поручив их конюхам, заставляют следовать за гробом, чтобы этим выразить тяжесть потери и возбудить во всех сожаление; так и тогда, когда городу (Ниневии) угрожало истребление, жители облекли во вретище бессловесную тварь я наложили на нее иго поста. Бессловесных, говорили они, нельзя вразумить о гневе Божиим словом: пусть же вразумятся голодом, что Бог послал это наказание; потому что если погибнет город, то будет общим гробом не только для нас, но и для них; они должны будут разделить с нами наказание, пусть же разделят и пост. Впрочем ниневитяне в этом случае поступили так же, как делают пророки: они, когда увидят, что с небес угрожает тяжкий удар, и обреченные на наказание не имеют никакой защиты, покрыты стыдом и никакого не заслуживают прощения и извинения; то, не зная, что делать и где найти для осужденных защиту, обращаются к животным, и, оплакивая их смерть, ради их умоляют о пощаде, указывая на их погибель, как на достойную жалости и многих слез. Так, когда голод постиг иудеев, и их страна подверглась великой засухе и все погибало, один из пророков говорил: вскочиша юницы у яслей своих, восплакашася стада волов, яко не бе пажити им, вси скоти польстии воззреша к Тебе, яко посхоша источницы воднии (Иоил. I, 17, 18, 20). Другой пророк, оплакивая бедствия бездождия, опять вот что сказал: еленицы на ниве родиша, и оставиша, яко не бе травы. Онагри сташа на камениях, браша в себе ветр, яко змиеве, оскудеша очи их, яко не бе травы (Иер. XIV, 5, 6). Так и сегодня вы слышали, что сказал Иоиль: да изыдет жених от ложа своего, и невеста от чертога своего младенцы ссущия сосцы (Иоил. II, 16). Почему, скажи мне, он призывает к молитве этот незрелый возраст? Очевидно, по той же самой причине. Так как все достигшие мужеского возраста огорчили и прогневали Бога; то пусть, говорит, умоляет Прогневанного возраст еще не знающий греха. Но, как я сказала, посмотрим, что же удалило этот неотвратимый гнев? Не пост ли только и вретище? Нет, но перемена всей жизни. Из чего это видно? Из самых пророческих слов. Тот же самый пророк, который сказал о гневе Божьем и о посте (ниневитян), о примирении (с ними Божьем) и причине примирения говорит так: и виде Бог дела их (Ион. III, 10). Какие дела? Что они постились, что облекались во вретище? Совсем не то: но, умалчивая обо всем этом, он присовокупил: яко обратися каждый от путей своих лукавых: раскаяся Господь о зле, еже, глаголаше сотворити им (Ион. III, 10). Видишь, что не пост избавил от опасности, но перемена жизни сделала Бога благим и милостивым к иноплеменникам.
Это сказал я не для того, чтобы мы бесчестили пост, но чтобы почитали его; а честь поста составляет не воздержание от пищи, но удаление от грехов, так что кто ограничивает пост только воздержанием от пищи, тот более всего бесчестит его. Ты постишься? Докажи мне это своими делами. Какими, говоришь делами? Если увидишь нищего, подай милостыню; если увидишь врага, примирись; если увидишь своего друга счастливым, не завидуй; если увидишь красивую женщину, пройди мимо. Пусть постятся не одни уста, но и зрение, я слух, и ноги, и руки, и все члены нашего тела. Пусть постятся руки, пребывая чистыми от хищения и любостяжания. Пусть постятся ноги, перестав ходить на противозаконные зрелища. Пусть постятся глаза, приучаясь не устремляться на благообразные лица, и не засматриваться на чужую красоту. Зрение есть пища очей: если она противозаконна и запрещена, то вредит посту и разрушает спасение души; если же законна и дозволена, то украшает пост. Всего нелепее было бы - в отношении яств воздерживаться и от позволенной пищи, а глазами пожирать и то, что запрещено. Ты не ешь мяса? Не вкушай же и глазами нескромности. Пусть постится и слух; а пост слуха в том, чтобы не принимать злословия и клеветы: да не приимеши, говорит (слово Божие), слуха суетна (Исх. XXI, 1).
5. Пусть и язык постится от сквернословия и ругательства. Что за польза, когда мы воздерживаемся от птиц и рыб, а братьев угрызаем и снедаем? Злословящий снедает тело братнее, угрызает плоть ближнего. Потому и Павел с угрозою сказал: аще друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблены будете (Гал. V, 15). Ты не вонзил зубов в плоть (ближнего), но вонзил в его душу злую речь, ранил ее худою молвою, сделал тысячу зол и себе самому, и ему, и многим другим; потому что осуждая ближнего, ты (во-первых) причинил зло и тому кто тебя слышал. Если это грешник, то он делается беспечным, нашедши себе сообщника в грехе; а если - праведник, то впадает в гордость и надмевается из-за чужого греха, получая повод высоко думать о себе самом. Вместе с тем, ты (во-вторых) повредил всей церкви, потому что все слышащие не грешника осуждают, но поражают укоризнами весь народ христианский. Не слышно, чтобы неверные говорили, что такой-то блудник и развратник; но, вместо виновного, тенью поносят всех христиан. Затем, (в-третьих) ты подал повод к уничижению славы Божией, потому что имя Божие славится, когда мы живем хорошо, а когда грешим, оно хулится и бесчестится. В-четвертых, ты посрамил того, о ком распускаешь худую молву, сделал его чрез то более бесстыдным, и нажил в нем себе врага и неприятеля. В-пятых, ты сделал самого себя достойным взыскания и наказания, взявшись за такие дела, которые нисколько не касаются тебя? Никто не говори: „тогда злословил бы я, когда бы говорил неправду; но, если говорю истину, то уже не злословлю". Хотя бы в твоем злословии и была истина, и в таком случай оно преступно. Фарисей, злословя мытаря говорил истину; но это не принесло ему никакой пользы. В самом деле, скажи мне, разве мытарь не быль мытарь и грешник? Всякий видит, что - мытарь; но при всем том, фарисей, за осуждение его, все потерял. Хочешь исправить брата? Поплачь помолись Богу, дай ему увещание наедине, посоветуй, попроси. Так и Павел делал: да не когда пришедша мя, говорит он, смирит Бог мой у вас, и восплачуся многих прежде согрешших и непокаявшихся о нечистоте, и блужении, и студоложствия яже содеяша (2 Кор. XII, 21). Покажи любовь к грешнику; уверь его, что напоминаешь ему о грехе, усердствуя и заботясь об нем, а не желая обесславить его; обними его ноги и облобызай, не устыдись, если только истинно хочешь исцелить его. Так часто поступают и врачи: несговорчивых больных они целуют, упрашивают, и таким образом заставляют принять спасительное лекарство. Так и ты сделай: покажи рану священнику; это и будет значить, что ты беспокоишься, печешься и заботишься (о ближнем). Но убеждаю тебя заграждать уши не только от злословящих, но и от тех, которые слушают злословящих, и подражать пророку, который говорит: оклеветающего тай искренняго своего, сего изгонях (Псал. C, 5). Скажи ближнему: ты намерен похвалить кого-нибудь и одобрить? Открываю слух, чтобы принять это благовоние. Если же хочешь злословить, заграждаю вход твоим словам, потому что не могу принять помета и нечистоты, что за польза для меня узнать, что такой-то злой человек? Напротив, отсюда величайший вред и крайний урон. Скажи ему: позаботимся о себе самих, - о том, как нам дать ответ за свои грехи; и обратим на собственную жизнь эту пытливость и это беспокойное выведывание. Какого нам ждать извинения, какого прощения, когда мы о своих грехах и не думаем, а о чужих так любопытствуем? Как неприлично и весьма стыдно мимоходом заглядывать в дом и подмечать, что в нем делается; так крайне неблагородно и любопытствовать о чужой жизни. Еще смешнее то, что ведущие такую жизнь и незаботящееся о своих делах, открывая; какую-нибудь тайну, умоляют и заклинают того, кто их слушает, не пересказывать никому другому, чем и доказывают что они сделали дело, достойное осуждения. Если ты упрашиваешь его не пересказывать никому другому, то тем более тебе самому не следовало прежде говорить ему об этом. Слово было у тебя в полной власти; а ты, предав его, теперь заботишься о сохранении его! Если хочешь, чтобы оно не перенесено было к другому, то и сам не говори. А когда уже ты передал хранение слова другому, то лишнее и бесполезное дело уговаривать и заклинать, чтобы он хранил, что ему сказано. Но приятно злословить? - Нет, приятно-то не злословить. Злословящий бывает беспокоен, подозрителен и боязлив, раскаивается и кусает свой язык, страшась и трепеща, чтобы слово, разнесшееся между многими, не навлекло на тех, кем оно сказано, большой опасности, и не произвело напрасной и пагубной вражды. А кто хранит у себя (слово), тот будет жить в совершенной безопасности и великом удовольствии.
Слышал ли еси слово, говорит (премудрый), да умрет с тобою: не убойся, не разторгнет тебе (Сир. XIX, 10). Что значит - да умрет с тобою? - Скрой его, закопай, не позволь ему выйти, ни даже как-нибудь вообще двинуться. Но всего более старайся даже не допускать, чтобы тебе говорили худо о других. А если когда и услышишь что-нибудь, подави, умертви сказанное; предай забвению, как будто ты и не слышал: тогда будешь проводить настоящую жизнь весьма мирно и безопасно. Сами злословящие, когда узнают, что мы питаем больше отвращения к ним, нежели к тем, кого они оговаривают, оставят когда-нибудь эту худую привычку, исправятся от своего недостатка, станут потом хвалить (других), и нас самих провозгласят своими спасителями и благодетелями. В и самом деле, как доброе слово и похвала служат началом дружбе, - так злоречие и клевета бывают началом и поводом к вражде, ненависти и тысяче распрей. И не другое что доводит нас до нерадения о своих делах, как пытливость и разведывание о чужих делах, - потому что кто любить злословить и разведывать о чужой жизни, тому некогда позаботиться о собственной жизни. Так как он употребляет все свое старание на разведывание о чужом, то все принадлежащее ему самому, по необходимости, остается в пренебрежении. И как было бы хорошо, если бы ты, употребляя все время на попечение и суждение о своих собственных грехах, мог сделать какой-нибудь успех! Но так как ты постоянно заботишься о чужом, то когда тебе подумать о своих собственных недостатках?
6. Будем же, возлюбленные, избегать злословия, зная, что это - настоящая пропасть дьявола и западня, устроенная его коварством. Дьявол довел нас до этой привычки для того, чтобы мы не заботились о самих себе и подвергли себя тягчайшей ответственности. Но беда не в тем только, что мы дадим тогда отчет в словах своих, но и в том, что мы чрез это сделаем свои собственные грехи более тяжкими и лишим себя всякого извинения. Кто строго расследует чужие проступки, тот не получить никакого снисхождения к своим собственным, потому что Бог произнесет суд соответственно не только свойству наших преступлений, но и твоему суду о других. Поэтому и внушает Он: не судите, да не судими будете (Матф. VII, 1); так как грех явится там не только таким, каков он был, но и получит большое и неизбежное прибавление от произнесенного тобою суда о твоем собрате. Как человеколюбивый, кроткий и снисходительный человек значительно уменьшает тяжесть грехов; так жестокий, суровый и неумолимый много прибавляет к своим грехам. Исторгнем же из уст наших всякое злословие, зная, что, если станем есть и прах, то и от такой строгой жизни не будет нам никакой пользы, когда не воздержимся от злословия; потому что не входящее (во уста) сквернит человека, но исходящее изо уст (Матф. XV, 11). Если бы кто-нибудь начал ворочать помет в то время, как ты проходишь, - скажи мне, не стал ли бы ты бранить его и укорять? Так поступи и с злословящими, - потому что не столько тронутая с места нечистота поражает обоняние тех, до кого доходит ее зловоние, сколько рассказы, выводящие наружу чужие грехи и раскрывающие нечистую жизнь, оскорбляют и возмущают душу тех, кто их слышит. Будем же воздерживаться от злословия, сквернословия, хулы, и не станем злоречить ни о ближнем, ни о Боге, так как многие из злоречивых дошли до такого безумия, что от сорабов обратили свой язык на Господа. А как велико это зло, можешь судить по вашим теперешним обстоятельствам. Вот оскорблен человек, и все мы боимся и трепещем - как нанесшие оскорбление, так и те, которые не чувствуют за собою никакой подобной вины. А Бога оскорбляют каждый день; что говорю: каждый день? - каждый час, - оскорбляют богатые, бедные, наслаждающиеся покоем, терпящие скорбь, обижающие, обижаемые, - и никто об этом не подумает. Потому Он и попустил потерпеть оскорбление сорабу [1], чтобы ты из опасности, последовавшей за этим оскорблением, познал человеколюбие Господа. Это оскорбление было теперь первое и единственное; но, и несмотря на это, мы не надеемся получить прощение и извинение. Бога же мы прогневляем каждый день, и нисколько не раскаиваемся, а Он все переносит со всяким долготерпением. Видишь, сколь велико человеколюбие Господа? И хотя виновники настоящего преступления схвачены, посажены в темницу и наказаны, но мы все еще боимся. Оскобленный еще не слышал о том, что случилось, и не произнес суда, - а мы все трепещем. Бог же каждый день слышит оскорбления, Ему наносимые, и никто не обращает на это внимания, - и это тогда, как Бог столь кроток и человеколюбив! Пред Ним довольно только исповедать грех, и вина разрешится. У людей совершенно напротив: когда виновные признаются в преступлении, тогда более и наказываются, - что и теперь случилось.
Одни погибли от меча, другие от огня, иные отданы на растерзание зверям, - и не только взрослые, но и дети. Ни незрелость возраста, ни многочисленность обвиненных, ни то, что все это сделали люди, объятые бешенством демонов, ни видимая невыносимость взыскания, ни бедность, ни то, что это общий всех грех, ни обещание никогда более не делать подобного, и ни что другое не спасло виновных; но без всякой пощады они были отводимы на смерть, окруженные вооруженными воинами, которые наблюдали, чтобы кто-нибудь не освободил осужденных. Матери следовали издали, смотря на разлученных с ними детей, но оплакивать свое несчастие не смея, потому что страх побеждал любовь, и боязнь одолевала природу. Как смотрящие с земли на подвергшихся кораблекрушению сколько ни сожалеют, однако же не могут придти и спасти утопающих; так и здесь матери, удерживаемые, как бы волнами какими, страхом от воинов, не только не смели подойти и освободить детей от наказания, но боялись и плакать. Понимаете ли вы отсюда, каково человеколюбие Божие? Как оно неизреченно, как беспредельно, как превышает всякое слово! Здесь оскорбленный и одинаковую имеет с нами природу, и только однажды во все время понес это оскорбление, и не лично, не в своем присутствии, не видя и неслыша; и однако же никто из виновных не получил прощения. О Боге же нельзя сказать ничего этого. Расстояние между человеком и Богом таково, что и самое слово не может выразить того, а терпит Он оскорбления каждый день, присутствуя при них, видя и слыша их; однако же ни молнии не посылает, ди морю не велит выступить на землю и всех потопить, ни земле расступиться и поглотить всех, оскорбивших Его, - но сносит и долготерпит, и обещает даже прощение оскорбителям, если только они покаются и дадут обещание впредь не делать этого. Поистине прилично теперь воскликнуть: кто возглаголет силы Господни слышаны, сотворить вся хвалы. Его (Псал. CV, 2)? Сколь многие не только ниспровергли, но и попрали образы Божии? Потому что, когда ты душишь должника, когда грабишь, когда влачишь его, то попираешь образ Божий. Послушай, как говорит Павел, что муж не должен есть покрывати главу, образ и слава Божия сый (1 Кор. XI, 7), и еще, как говорит сам Бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию (Быт. I, 26). Если скажешь, что человек неодинаковой природы с Богом, так что ж из этого? И медная статуя не одинаковой природы с царем, и однако же виновные преданы наказанию. Так и в отношении людей: пусть они и не одинаковой природы с Богом, как и в самом деле не одинаковой; но они названы образом (Божьим), и ради такого названия им надлежит воздать честь. А ты за малость золота попираешь их, душишь, влачишь, и доселе еще не понес никакого наказания.
7. Дай Бог, чтобы произошла какая-нибудь добрая и счастливая перемена. Я однако же предсказываю и объявляю, что, если и пройдет эта туча, а мы останемся при прежней беспечности, то нас постигнут бедствия еще более тяжкие, нежели те, каких мы теперь ожидаем. Да и теперь боюсь не столько гнева царского, сколько вашей беспечности. Чтобы получить нам прощение, не довольно помолиться два и три дня; надобно произвести перемену во всей жизни, и оставив порок, постоянно пребывать в добродетели. Как для больных, если они не ведут постоянно правильной жизни, нет никакой пользы от того, что они благоразумно проведут два или три дня; так и грешники, если не навсегда воздержатся от порока, ничего не получат от двухдневного о или трехдневного исправления. Как, говорят, моющийся, потом опять марающийся в грязи не получает никакой пользы; так и каявшийся в течение трех дней и опять возвратившийся к прежнему не сделал никакого успеха (в добродетели).
Не поступим же и теперь так, как мы всегда поступаем. Когда нас так часто постигали землетрясения, и голод, и засуха, мы делались на три и четыре дня скромнее и воздержнее, а потом опять возвращались к прежнему: оттого и случилось настоящее несчастье. Но, если уже не прежде, по крайней мере теперь будем постоянны в благочестии, сохраним навсегда одинаковую скромность, чтобы нам опять не иметь нужды в другом ударе. Разве Бог не мог предотвратить того, что случилось? Но Он допустил это, чтобы страхом от сораба более вразумить и смирить оскорбляющих Его. И никто не говори мне, что многие из виновных укрылись, а многие из невинных схвачены; и это, слышу я, часто многие говорят не только во время настоящего волнения, но и при многих других подобных обстоятельствах. Это же сказать говорящим это? - То, что если схваченный и невинен в настоящем возмущении, однако же когда-нибудь сделал другой более тяжкий грех, и, поелику не исправился впоследствии, то и наказан теперь. Так обыкновенно поступает Бог: когда мы грешим, Он не тотчас карает за преступления, но отлагает наказание, давая нам время для покаяния, чтобы мы исправились и переменились. Но, если из того, что мы ненаказаны, заключим; что грех уже изглажен, и предадимся беспечности; то после этого нас непременно постигнет наказание там, где мы и не ожидаем. А это бывает для того, чтобы мы когда согрешим и не будем наказаны, не оставались спокойными, доколе не переменимся, зная, что непременно подвергнемся наказанию там, где мы и не ожидаем. И потому, возлюбленный, если ты согрешишь и не будешь наказан, не надмевайся этим, но тем более страшись, зная, что для Бога всегда, когда только захочет, легко воздать тебе. Тогда Он не наказал тебя для того, чтобы дать тебе время для покаяния. Не будем же говорить, что такой-то невинный схвачен, а другой виновный укрылся. Невинный, который теперь схвачен, получил, как я сказал, наказание за другие грехи; а укрывшийся теперь, если не исправится, впадет в другую сеть. Если мы будем так рассуждать, то никогда не забудем о своих грехах, но, всегда страшась и трепеща как бы не подвергнуться когда-нибудь наказанию, легко будем вспоминать о них. Обыкновенно ничто так не напоминает о грехе, как взыскание и наказание. Это видно из примера братьев Иосифа. Хотя с тех пор, как они продали праведного, прошло тринадцать лет; но опасаясь наказания и страшась за свою жизнь, они вспомнили о грехе, и один другому говорили: ей во гресех бо есмы брата ради нашего Иосифа (Быт. XLII, 21). Видишь, как страх напомнил им о том преступлении. Когда они совершили грех, не чувствовали этого; а когда ждали наказания, вспомнили (о грехе).
Зная все это, переменим и исправим свою жизнь, и, прежде избавлены от гнетущего нас бедствия, позаботимся о благочестии и добродетели. А между тем я хочу предложить вам три заповеди, которые выполнили бы вы во время поста: никого не злословить, ни с кем не быть во вражде и совершенно изгнать из уст злую привычку клясться. Как всякий услышав, что наложена подать, спешит домой, и, призвав жену, детей и рабов, думает с ними и советуется, чем бы ему уплатить этот налог; так сделаем и мы в отношении этих духовных заповедей. Каждый, возвратившись домой, призови жену и детей, и скажи, что сегодня наложена подать духовная - подать, от которой будет зависеть освобождение и избавление от настоящего бедствия, - подать, которая платящих делает не бедными, но более богатыми; вот она: ни с кем не быть во вражде, никого не злословить и отнюдь не клясться. Подумаем, позаботимся, посоветуемся, как бы нам выполнить эти заповеди; приложим все старание, будем друг другу напоминать, друг друга исправлять, чтобы перейти нам туда должниками, и потом, когда будет нам нужно занять у других, не подвергнуться участи глупых дев, и не лишиться вечного спасения. Если так настроим свою жизнь, даю вам слово и обещаю, что за это будет конец и настоящему бедствию и избавление от этих зол, и, что всего важнее, наслаждение вечных благ. Надлежало бы внушить вам исполнений всех добродетелей; но считаю наилучшим способом исправления то, чтоб исполнять заповеди по частям, принимаясь сперва за одну, потом переходить к другим. Как земледелец с наступлением полевых работ распахивает на поле одну часть за другою, и таким образом доходит до конца; так и мы, если положим себе такой закон, чтобы в настоящую четыредесятницу исполнить в точности эти три заповеди, то, без сомнения, твердо укоренив в себе добрую привычку, с большею легкостью перейдем и к прочим заповедям, и достигнув самой вершины любомудрия, и настоящую жизнь проведем с благою надеждою, и в будущей предстанем Христу с великим дерзновением, и получим неизреченные блага. Чего да удостоимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава во веки веков. Аминь.
[1] т. е. императору.
К предыдущей странице Оглавление К следующей странице
| Полезная информация: |