По синему, безоблачному небу, в прекрасный
летний день, великолепное светило совершало
обычный путь свой. Горели златые кресты
соборного, пятиглавого храма, воздвигнутого во
славу Всесвятые Богоначальные Троицы; сребристые
купола его отражали ослепительное сияние лучей
солнечных. Тень показывала наступление десятого
часа, в который обыкновенно начинается
Божественная Литургия. Многочисленные толпы
народа спешили от большой дороги в мирную
обитель иноков: день был воскресный, или
праздничный — не помню.
За оградою того монастыря, к восточной
стороне, лежит обширный луг. Тогда он был покрыт
густою, нужною травою, разнородными дикими
цветами, которые цвели и благоухали беспечно на
свободе и приволье. В тот день упала па него
обильная роса. Бесчисленные ее капли виднелись
на каждом цветке, на каждом стебельке и мелком
листочке, а в каждой капле изображалось с
отчетливостью солнце; каждая капля испускала
лучи, подобные лучам солнца. Луг имел вид
широко-постланного бархатного ковра, на котором
по яркой, густой зелени роскошная рука рассыпала
бесчисленное множество разноцветных драгоценных
камней с превосходным отливом, игрою, с лучами и
сиянием.
В то время священно-инок, готовившийся к
совершению Божественной Литургии, вышел с
глубокою думою из боковых, уединенных ворот
монастыря
[1], и сделав несколько шагов, остановился
пред лугом обширным. Тихо было у пего на сердце;
тишине сердца отвечала природа вдохновенною
тишиною, тою тишиною, которою бывает полно
прекрасное утро июня, которая так
благоприятствует созерцанию. Пред глазами его —
солнце на лазоревом, чистом небе, и бесчисленные
отпечатки солнца в бесчисленных каплях росы на
лугу обширном. Мысль его терялась в какой-то
бесконечности, — ум был без мысли, как бы
нарочно приготовленный, настроенный к принятую
духовного впечатления. Священно-инок взглянул на
небо, на солнце, на луг, на блистающие капли
росы — и внезапно открылось пред очами души
объяснение величайшего из таинств христианских,
то объяснение, каковым может объясниться
непостижимое и необъяснимое, объяснение живым
подобием, картиною живописною, которая была пред
его глазами.
Как будто сказал ему кто: “вот! — солнце
всецело изображается в каждой смиренной, но
чистой капле росы: так и Христос, в каждой
христианской православной церкви, всецело
присутствует и предлагается на священной
трапезе. Он сообщает свет и жизнь причастникам
своим, которые приобщившись Божественному Свету
и Животу, сами делаются светом и жизнью: так
капли росы, приняв в себя лучи солнца, начинают
сами испускать лучи, подобные лучам солнечным.
Если вещественное и тленное солнце, создание
Создателя, стоившее Ему, чтоб придти в бытие,
одного беструдного мановения Его воли, может в
одно и тоже время изобразиться в бесчисленных
каплях воды: почему же Самому Создателю,
всемогущему и вездесущему, не присутствовать
всецело в одно и то же время Своею Пресвятою
Плотью и Кровью, соединенным с ними Божеством, в
бесчисленных храмах, где по Его велению и
установлению призывается на хлеб и вино
вседеятельный, всесвятой Дух для совершения
величайшего, спасительнейшего, непостижимейшего
таинства?...
Неся в недрах глубокое и сильное духовное
впечатление, возвратился служитель Тайны в
келлию. Впечатление осталось жить в душе его.
Прошли месяцы, прошли годы, оно так же живо, как
и в день первоначального ощущения. Разделяя с
ближним пользу и назидание, теперь, после многих
лет, изображаю его словом и пером. Скудное
изображение! Перо и слово слабы для полного и
точного изображения духовных тайнозрений.
Священное тайнозрнние! священное видение ума!
с какою неожиданною внезапностью ты являешься в
живописной, разительной картине пред умом,
приготовленным к видению тайн покаянием и
внимательною, уединенною молитвою! Как
сообщаемое тобою знание сильно, ясно, живо!
Какого исполнено неоспоримого, непостижимого
убеждения! Ты независимо от человеков: приходишь
к тому, кого избираешь, или кому посылаешься.
Напрасно человек захотел бы проникнуть в
духовные тайны сам собою, одним собственным
усилием! Он будет только слабым мечтателем,
блуждающим ощупью во мраке самообольщения, не
чувствуя и не сообщая ни света, ни жизни. Как
цепи звучат на руках и ногах невольника: так в
мыслях и словах мечтателя услышится отголосок
насилия, подделки, принужденности, рабства и
мерзости греховной. Путь к духовному тайнозрению
— постоянное пребывание в покаянии, в плаче и
слезах о греховности своей. Плач и слезы — тот
коллурий, которым врачуются душевные очи
[2].
Сергиева пустыня, 1846 года.
[1] На этом месте впоследствии выстроена
церковь во имя святого Григория Богослова.
[2] Апок. III, 18.
