Раннехристианская Церковь называла Крещение и Евхаристию "таинствами", так же, как "таинствами" называли события из жизни Христа, церковные праздники и многое другое. Учения о семи таинствах как "средствах получения благодати" древняя Церковь, как известно, не знала,¹ так же, как не знала и исчерпывающего определения термина "таинство". "Праздник" и "таинство" были почти синонимами: каждый праздник носил мистериальный-таинственный характер, и каждое таинство, в частности крещение, воспринималось как праздник.
     Во времена Григория Богослова таинство крещения совершалось не ежедневно, но лишь по большим праздникам, таким, как Пасха, Рождество, Крещение Господне, Пятидесятница. Крестили, как правило, не одного человека, но сразу большую группу лиц, которые в течение долгого времени до того находились в чине оглашенных. Крещение оглашенных было торжеством, в котором участвовала вся община: после обрядов заклинания, помазания елеем, после чтения продолжительных молитв, троекратного погружения в воду, облачения в белые одежды и миропомазания, новокрещенные со свечами в руках, сопровождаемые торжественным пением, входили в храм, где вставали напротив алтаря и участвовали в Евхаристии.² Крещение оглашенных и их участие в богослужении было, таким образом, кульминационным моментом всякого великого церковного праздника.
     Не случайно Григорий считал уместным приурочить к празднику Крещения Господня пространный трактат о смысле таинства крещения (Слово 40-е). Красной нитью проходит через весь трактат мысль о Боге как свете, к которому через крещение приобщается человек. Крещение для Григория есть прежде всего "просвещение", "причащение свету":

     Крещение есть также "очищение", омывающее всякую греховную скверну. Как человек состоит из души и тела, так и очищение двояко - водою и Духом: одно принимается видимым и телесным образом, другое - бестелесно и невидимо. Крещение есть завет с Богом о вступлении в новую жизнь и о соблюдении большей чистоты. И хотя существует "второе очищение" через слезы покаяния, лучше "устоять в первом", которое равно для всех - рабов, господ, бедных, богатых, низких, высоких, благородных, худородных.⁵ Диавол бессилен перед человеком, принявшим крещение: он отступает от него, как некогда отступил от Христа, "первого Света".⁶
     Основная часть Слова 40-го посвящена увещаниям не откладывать крещение. Человек должен спешить к крещению, пока он еще в здравом уме, пока не болен смертельно, пока язык может произносить слова тайноводства. Зачем ждать предсмертных минут, зачем превращать праздник крещения в погребальное омовение? Для крещения всегда время, потому что смерть всегда близка.⁷ Диавол внушает человеку: "Дай мне настоящее, а Богу будущее, мне - юность, а Богу - старость". Но велика опасность несчастного случая и внезапной смерти: "или война погубила, или землетрясение раздавило развалинами, или море поглотило, или зверь похитил, или недуг свел в могилу, или крошка, застрявшая в горле.., или чрезмерное употребление алкоголя, или порыв ветра, или увлекшая за собой лошадь, или злонамеренно приготовленный яд.., или судья бесчеловечный, или палач жестокий".⁸ Григорий, переживший бурю на море, едва не лишившую его жизни, хорошо понимал, что значит умереть некрещеным.
     Для того, чтобы принять крещение, не нужно дожидаться одиннадцатого часа: речь в притче о работниках в винограднике⁹ идет не о тех, кто сами откладывают свое спасение, но о тех, кто был поздно призван.¹⁰ Те, кто не по своей воле умерли некрещеными, например младенцы или не принявшие таинства "по неведению", "не будут праведным Судьей ни прославлены, ни осуждены на мучения как незапечатленные, но и невиновные и скорее сами претерпевшие вред, чем нанесшие вред".¹¹ Это, однако, не распространяется на тех, кто сознательно откладывает крещение и умирает некрещеным по своей вине.
     Вопреки распространенной в его время практике, Григорий считает, что для принятия крещения не надо ждать дня Светов, Пасхи или Пятидесятницы. Не следует также дожидаться прибытия родителей, друзей и знакомых; не нужно стремиться принять благодать от епископа, митрополита, иерусалимлянина, или непременно от безбрачного священника.¹² Таинство само по себе праздник, вне зависимости от календарной даты, и благодать - не от места, не от сана или личных достоинств крещающего: всякий священник пригоден для совершения таинства, если только он не отлучен от Церкви. Вообще все различия - между добродетельным и несовершенным в нравственном отношении, между богатым и бедным, рабом и свободным - исчезают перед крещальной купелью:

     В 40-м Слове Григорий также рассматривает вопрос о крещении младенцев - один из важнейших для церковной жизни его времени. Как мы уже отмечали, в IV веке существовало несколько традиций - крещения в детстве, крещения при вступлении в зрелый возраст (около тридцати лет) и крещения перед смертью. Хотя Григорий сам крестился в тридцатилетнем возрасте, он со временем все больше склонялся к тому, что креститься надо в младенчестве: "Есть у тебя младенец? Пусть не воспользуется этим зло, пусть с младенчества освятится он, с молодых ногтей посвящен будет Богу".¹⁶ Григорий в принципе не возражает против того, что крещение должно быть сознательным, однако опасность внезапной смерти остается для него неопровержимым аргументом в пользу крещения в младенчестве. Он считает, что трехлетний возраст, когда ребенок уже может осмысленно воспринимать происходящее, является оптимальным для принятия крещения. Отвечая на вопрос, следует ли крестить младенцев, которые не чувствуют ни вреда, ни благодати, он пишет:

     Бессознательно принятое крещение не освобождает человека от ответственности за свои поступки. Крещение предполагает жизнь по заповедям Христа вне зависимости от того, принято ли оно в сознательном возрасте или в младенчестве. В первом случае речь должна идти о кардинальном изменении образа жизни; во втором - о постепенном прорастании в человеке того зерна благодати Божией, которое вложено в него при крещении. Как крещеные в младенчестве, так и крещеные в зрелости должны постоянно работать над собой, чтобы изжить в себе "ветхого человека" и всецело обновиться при помощи Божественного света: "Очистим, братья, всякий член тела, освятим всякое чувство; да не будет в нас ничего несовершенного, ничего от первого рождения; не оставим ничего непросвещенного".¹⁸ Жизнь, достойная крещения, есть всецелое принесение себя в жертву Богу благодаря очищению всех чувств - зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса - и всех членов тела через аскетический образ жизни и активное доброделание.¹⁹
     Григорий воспринимает крещение как встречу со Христом, в результате которой человек получает возможность вырасти в наивысшую доступную для него меру. Пользуясь евангельскими образами, Григорий говорит о том, как в крещении человек освобождается от тяжести греха, расслабленности, духовной смерти и слепоты; его задача теперь - не возвращаться к прежнему падшему состоянию:

     В заключительной части Слова Григорий возвращается к идее таинства как праздника и, вспоминая торжественный вход новокрещеных в храм, указывает на прообразовательное значение всего, что совершается во время таинства крещения, на символический смысл храма и богослужения:

     Итак, христианский храм есть прообраз Царства Небесного; церковный праздник - предвкушение непрестанного ликования верных в будущем веке; таинство - залог таинственного соединения душ человеческих со Христом. Переход к "жизни будущего века" начинается для нас здесь - через участие в жизни Церкви, в ее таинствах и праздниках.