Для Григория тема Божественного света была не просто предметом богословского интереса: она была связана с его мистической жизнью. Подобно многим другим христианским мистикам, Григорий обладал опытом видения Божественного света. Мы уже приводили тексты, в которых Григорий говорит о своем первом соприкосновении со светом Святой Троицы, о том, как в детстве он "восходил к сияющему престолу" и как сияние Божие было у него всегда перед глазами.¹ Подобным же опытом обладал его отец, Григорий Назианзин-старший. Григорий-младший, рассказывая о крещении своего отца, упоминает о том, как последнего по выходе из купели осиял свет, который видели присутствовавшие при таинстве.² Не случайно в восприятии Григория таинство Крещения было связано в первую очередь с идеей просвещения (fōtismos) Божественным светом.
     Тема просвещения, в свою очередь, неотделима в его богословии от темы очищения-катарсиса.³ Интерес к этой теме Григорий унаследовал от античной философии, где "очищение" - одно из ключевых понятий.⁴ По Платону, очищение состоит в том, "чтобы как можно тщательнее отрешать душу от тела, приучать ее собираться из всех его частей, сосредотачиваться самой по себе и жить, насколько возможно.., наедине с собою, освободившись от тела, как от оков".⁵ Идея отрешения души от тела была, как мы увидим, близка Григорию, хотя он и не ограничивался ею в своем учении об очищении.
     Вообще необходимо отметить, что Григорий, говоря об очищении и озарении, о созерцании Божественного света и соединении с Богом, а также о других феноменах духовной и мистической жизни человека, широко пользуется языком греческой философии, в частности, неполатонической терминологией.⁶ В этом он близок Григорию Нисскому, для которого язык неоплатонической философии служил средством выражения мистического опыта и раскрытия сердцевинных богословских тем.⁷ Платоническая терминология была введена в христианское богословие Климентом и Оригеном: от Оригена эту терминологию восприняли великие Каппадокийцы. Мы не говорим здесь о тождестве мистического опыта в христианской и неоплатонической традициях: это отдельная тема, заслуживающая специальных исследований. Мы лишь обращаем внимание читателя на особенность языка Григория Богослова, наложившую яркий отпечаток на весь строй его мистического богословия.
     Развивая тему очищения-катарсиса, Григорий говорит о нем как основной характеристике "философского" образа жизни:⁸ "Истинная и первая мудрость", по его словам, есть "жизнь похвальная, очищенная или очищаемая для чистейшего и светлейшего Бога, Который требует от нас только одной жертвы - очищения".⁹ Очищение есть путь интеллектуального восхождения от плотского к духовному, от земли к Богу, от материального мрака к нематериальному свету; это платоновский путь отрешения и освобождения от тела. Очищение есть вершина философии:

     Чтобы понять этот текст, нужно вспомнить, что в неоплатонической философии пусть к совершенству мыслится как движение от сложности к простоте, от двойственности к единству. Плотин, в частности, утверждает, что созерцание Единого возможно только в том случае, когда человек сам станет из многого единым.¹¹ Созерцание Единого, по Плотину, есть растворение созерцающего в Едином, слияние с ним: "...В момент созерцания исчезает всякая двойственность, и созерцающий настолько отождествляется с созерцаемым, что, собственно, не созерцает его, а сливается с ним воедино..."¹² Вершиной мистического восхождения человека является, согласно Плотину, экстаз, то есть "превращение в нечто простое, прилив силы, стремление к единению, напряжение ума для слияния с тем, что желательно видеть во святилище, а в конце всего - полное успокоение".¹³ "Умственное созерцание" у Плотина отождествляется с видением света, изливающегося от Первоначала.¹⁴ Можно, конечно, указать на различия между плотиновским экстазом как растворением в имперсональном Едином и мистическим созерцанием Григория как встречей с персональным Божеством-Троицей; тем не менее нельзя не увидеть поразительного сходства в языке и терминологии между двумя авторами.
     По учению Григория, для созерцания чистейшего света необходимо прежде всего очищение ума:

     В этом тексте под "мраком" подразумевается грубость плоти, помрачающая ум и препятствующая ему возвыситься до созерцания Бога.¹⁹ Григорий унаследовал от платонической традиции идею о том, что телесная оболочка человека препятствует созерцанию. Разница между Григорием и неоплатониками заключается в том, что как мы уже отмечали, Григорию было чуждо презрительное отношение к телу как таковому и, если он говорил о теле как препятствии к духовной жизни, речь шла о падшей греховной плоти человека. У неоплатоников этого различия не было, так как не было учения о грехопадении.
     Стоит также обратить внимание на то, что в цитированном тексте Бог назван "сокровенной Красотой" и что созерцание Его описывается как общение "света" со "Светом". В этом можно опять увидеть отголосок плотиновской мистики. Плотин называет Творца абсолютной Красотой, началом и источником всякой красоты.²⁰ Свет Того, Кто прежде и превыше всего, есть источник красоты всего существующего,- утверждает философ.²¹ Достигнув состояния единения, человек узревает этот верховный свет, созерцая который, он видит Бога и самого себя в Боге как простой и чистый свет.²² Таким образом, человек не только созерцает свет и соединяется с ним, но и сам превращается в свет.
     Подобно Плотину, Григорий говорит о том, как человек превращается в свет: "Насколько приближается кто-либо к Царю, настолько становится он светом".²³ Человек призван "сделаться светом", то есть настолько преобразиться и очиститься, чтобы приобрести свойства Божественного света:

     Итак, для того, чтобы сделаться светом, человек должен всецело очиститься: все его существо, включая ум, душу и тело со всеми его членами, должно очиститься, освятиться и преобразиться. На этот раз Григорий вырывается из области неоплатонической терминологии, привлекая обширный библейский материал для подтверждения своих мыслей. Вместо платонической идеи освобождения от тела он выдвигает идею очищения тела как необходимого условия для приобщения к Божественному свету.²⁹ Не только усилие разума, но и различные действия на телесном уровне - аскетические подвиги, добрые дела, исполнение заповедей - способствуют мистическому озарению:

     Человек, очистивший свою плоть, получает доступ к видению Божественного "луча" и озарению Божественным светом. Однако, как подчеркивает Григорий в Слове 40-м, не всякий свет является Божественным. Как есть двоякий огонь, так есть и двоякий свет. Один свет ведет человека к Богу, другой же "обманчив, любопытен и противоположен истинному свету: он выдает себя за истинный свет, чтобы обольстить своим внешним видом". Этот свет есть тьма, выдающая себя за полдень; это ночь, которую растленные сластолюбием принимают за день. Нам же надлежит "просветиться светом знания", восходя от деятельности к созерцанию, чтобы научиться отличать истинный свет от ложного.³¹ Речь здесь идет о феномене, который был хорошо известен многим мистическим писателям. Еще апостол Павел говорил о том, что сатана может принимать вид ангела света,³² а последующая христианская традиция разработала учение о том, что диавол способен имитировать некоторые действия Божии, в том числе явления света.³³
     Тема созерцания Божественного света нередко рассматривается Григорием в эсхатологической перспективе.³⁴ Он подчеркивает, что в настоящей жизни до нас достигает лишь "некое слабое излияние" и "малый отблеск" великого света.³⁵ Сияние истины здесь является "умеренным",³⁶ и мы лишь в малой мере принимаем "один луч" единого Божества, тогда как в будущем веке люди озаряются Троицей "чище и яснее".³⁷ Продолжая тему апостола Павла, который говорил, что "теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу",³⁸ Григорий говорит о "тамошнем свете", достижение которого является целью христианской жизни:

     Созерцание Божественного света бывает для человека опытом частичного соприкосновения с Божеством. Увидев в воде солнечный блик, нельзя думать, что видишь солнце во всей полноте,- говорит Григорий в одной из своих поэм. Один человек видит больше лучей, другой меньше; однако все люди ниже величия Божия. Бога покрывает свет, и перед Ним находится тьма. Кто рассечет тьму, тот озаряется "второй преградой высшего света"; проникнуть же сквозь обе преграды весьма нелегко.⁴⁰ Тем не менее сохраняется надежда на то, что, человек, посвятивший себя духовной жизни, достигнет в будущем веке чистого созерцания Божественного света: