VI

     "А вы епитимьи на преступников накладываете? - спросил меня один молодой иеромонах. - Они же все под епитимьей должны находиться. Их же до причастия нельзя допускать".
     Взял я сборник правил Св. Апостолов и постановлений Святых Соборов.
     Вот правило 56-е свт. Василия Великого. Оно гласит: "Волею убивший и потом покаявшийся двадцать лет да будет без причастия Святых Тайн. На эти двадцать лет дается ему следующее распределение: четыре должен он стоять и плакать вне храма, прося входящих в этот храм верных сотворить о нем молитву, исповедуя при этом свое преступление. После четырех лет да будет принят в число слушающих Писания и с ними да исходит в продолжении пяти лет. Семь лет с припадающими да молится и да исходит. Четыре года стоит только с верными, но да не сподобится причастия. По окончании их да причастится Святых Тайн".
     Убийцу, приговоренного к смертной казни, не причащать двадцать лет, а только исповедовать?
     Правило 57-е: "Невольно убивший десять лет да не причастится Святых Тайн". Под это правило попадают наши шоферы, совершившие аварию со смертельным исходом, водители поездов, под которые бросился самоубийца, начальник, оскорбивший подчиненного, который умер вслед за этим от инфаркта или инсульта. В правиле 5-м свт. Григория Нисского: "аще будет истинное обращение, то да не соблюдается число лет, но с сокращением времени да ведется кающийся к возвращению в церковь и к причастию Святых Тайн. Аще же кто, не исполнив времени покаяния, определенного правилами, отходит от жизни, то человеколюбие отцев повелевает, да причастится Святых Тайн, и да не без напутствия отпущен будет в оное последнее и дальнее странствие".
     Вечная проблема для духовников - соотношение акривии и икономии в их служении, то есть строгости и милосердия.
     На прямую просьбу потрудиться в тюрьме молодой иеромонах, говоривший об епитимьях, ответил: "Это не для меня", а на предложение сходить к смертникам решительно замотал головой, глазами уставившись в пол, а перед этим лицо его дышало благостью и любовью.
     Вопрос стоит так: лишать ли причастия человека, ожидающего собственную казнь, или укрепить в нем веру и силы духовные? А ожидающего суда? Или приговоренного к длительному заключению?
     Вероятно, в этих случаях надо основываться на 5-м правиле свт. Григория Нисского и 54-м свт. Василия Великого, которые предоставляют определять тяжесть епитимьи благоразумию пастыря.
     Бог стучится в сердце человека и милостями, и наказаниями. Если человек не откликается на призыв милостей Господних, то ему посылаются жизненные несчастия, скорби и страдания. Они призваны остановить бездумный бег человека по жизни, заставить задуматься о путях своих. Так бывает и с отдельным человеком, и с целым народом.
     Арест - удар, горе, которое многих заставляет задуматься, ибо - насильственно остановился бег жизни.
     "Так говорит Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему, и найдете покой душам вашим" (Иер 6:16). И многие, лежа на тюремных нарах, рассматривают прежде всего свой путь и ищут в нем свои ошибки. Вот почему так действенно слово священника и катехизатора.
     В страданиях человек перерождается в ту или другую сторону.
     "Я готов на страдания, - сказал мне один заключенный, - в страданиях человек ведь очищается". Он говорил это так, словно хотел передать мне свою глубокую убежденность, если не свое личное открытие, сделанное им в страданиях в тюремных камерах и на допросах. Он готов был идти этапом в ИТК как путем очистительного страдания. Дай Бог, чтобы он не сломался в лагере. Такое отношение к страданиям, к своему заключению, я встречал у многих мужчин. На протяжении веков известны случаи, когда терзаемые угрызениями совести преступники сами на себя доносили и являлись с повинной, чтобы в страданиях омыть грех свой. У женщин типичнее другое отношение: "Я покаялась, значит, меня надо отпустить на свободу".
     Как-то я исповедовал в приходском храме, еще до того, как начал ходить в тюрьму. Ко мне подошел мужчина лет тридцати-тридцати пяти с просветленным лицом и какой-то непонятной печатью на всем его облике.
     "Я - преступник", - говорит он. Я молчу. "Я трижды судимый", - произносит он. Из беседы выясняется, что он поверил в Бога при отбытии третьего лагерного срока благодаря работе среди заключенных о. Бориса [15]. После Литургии мы с ним вместе обедали и очень хорошо и серьезно беседовали. В памяти у меня осталось его просветленное лицо.
     Апостол Павел пишет, что Бог наказывает нас "для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его. Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности" (Евр 12:10-11). Страдание помогает нам отвергнуть нечестие, мирские похоти (Тит 2:12), сострадать ближнему.
     Однако наши мирские страдания часто заключаются в том, что мы поставлены в положение, когда не можем жить широко, иметь вдоволь денег, лишаемся автомобилей, престижной работы и прочего мишурного блеска мира сего! Это мирское счастье заключенные пытались добыть себе ценою преступлений. С арестом пропали все радости и богатства, о которых мечталось, к которым они стремились всеми законными и законозапрещенными способами. Не достигнутая мечта порождает страдания. А тут еще пропала свобода, навалилась духота камер, холод бараков, а в некоторых случаях - и дубинка надзирателей. Страдание удвоилось, утроилось. Да мы почти все законными и противозаконными способами ищем богатств этого мира, земного сиюминутного счастья и забываем о Царствии Небесном. Христос учил: "смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения <...> наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам" (Лк 12:15,31). Кто ищет Царствие Божие, тот получает во время сие братьев и сестер, и радость совершенную, и Господа, а в веке грядущем жизнь вечную (ср. Мк 10:29-30).
     Заключенным и в общих беседах, и каждому в отдельности надо объяснять смысл страдания с величайшей корректностью и тактом. Многие до понимания этого смысла доходят сами, без книг и проповедей. Страдания заставляют задуматься о пройденном пути, о самом себе, о том, как быть дальше; страдания перерождают и очищают человека от всего наносного, внешнего и мусорного. 
     Тема страданий, крестоношения, к сожалению, почти выпала из современных проповедей и православной литературы. Нужны популярные брошюры о христианском отношении к страданиям и серьезное, рассчитанное на духовенство и учащихся духовных школ современное богословское и психологическое рассмотрение проблемы страдания.
     Одной из задач священников и катехизаторов в тюрьме является воспитание в арестантах христианского отношения к страданию и подготовка их к прохождению этапа и к жизни в условиях ИТК, чтобы у заключенных, принявших православие, не было бы в лагерях психологических срывов и продолжалась бы религиозно-духовная жизнь, начатая в тюрьме. Страдания могут вызвать уныние, ропот, раздражение и злобу. Отношение к страданиям выявляет духовный уровень человеческой души. К страждущему нужна любовь и внимание, вот почему даже неверующие заключенные с уважением и вниманием относятся к священникам и катехизаторам, приходящим в тюрьму.
     Эти замечания практически не относятся к рецидивистам, которые укоренились в своих преступлениях и готовы на новые, как только окажутся на свободе. Имеется большая разница между теми, кто после приговора хочет остаться в тюрьме, и теми, кто мечтает оказаться в ИТК.
     В ИТК сплошь и рядом наблюдается беспредел как между заключенными, так и со стороны охраны. Рецидивисты и "воры в законе" стремятся в колонии, там их царство, там они будут господами положения в привычной для себя среде. В лагеря рвутся и те из первачков, которые хотят остаться в преступном мире. Они и "воры в законе" презирают тех, кто остается в тюрьме: таковой для них чужак, ренегат, предатель. В тюрьме меньше лагерного беспредела, больше зависимости от начальства, больше дисциплины, меньше физической нагрузки на работе. Тюрьмы не работают на экономику, как ИТК. Хозобслуга, состоящая в основном из заключенных, занимается обеспечением жизнедеятельности самой тюрьмы. Кухня, прачечная, частично больница, сантехника, уборка двора и т.д. Для большинства легче с посылками из дома.
     Камеры для осужденных напоминают среднего уровня казармы, где у каждого имеется постель на однорядной или двухэтажной тщательно заправленной койке. Камеры в пределах одного блока свободно общаются между собою. Имеется уголок, телевизор. Правда, все окна зарешечены, из своего блока нет свободного выхода. Можно думать, читать, молиться. Но, увы, это не для всех посильно и не во всех камерах.
     Подследственные камеры в последнее время превращаются в круги ада. Страшная переполненность. В камере, рассчитанной на 30-35 человек, содержатся 90-100-110. Спят по очереди, на полу, другой раз без всякой подстилки, матрасов не хватает. В жаркие дни заключенные исходят потом. Голые тела прижимаются друг к другу. Периодически вспыхивают инфекции. Из камеры ни шагу без конвоя, и то только с руками за спиной.
     Если в 1992 г. во всех камерах были относительно терпимые условия (60 человек вместо нормы 36), то в тех же камерах в 1993 г., где сидит до 110 заключенных, где от духоты случаются сердечные припадки, где постоянный шум и раздраженность, молиться и разговаривать становится трудно. Со стоящей в камере бледнолицей толпой стало трудно и беседовать.
     Руководство тюрьмы и Отдел следственных изоляторов бьет тревогу на всех уровнях. Поднимают общественность. К несчастью, правительственные и законодательные органы практически не реагируют на возникшую ситуацию.
     Пребывание во многих мужских многолюдных следственных камерах превратилось в постоянные физические мучения. Доходят сведения, что в некоторых провинциальных тюрьмах и колониях до сих пор применяются изощренные пытки. Имеется внутренний и внешний беспредел.
     Эта проблема неоднократно обсуждалась на совещаниях в МВД и в Моссовете.
     Осужденные, отбывающие наказание в тюрьме и занятые на работах по обслуживанию тюрьмы, говорят, что у них условия физические вполне нормальные, моральные трудности - это отсутствие свободы.