Митрополит Антоний Сурожский |
Вот следующий отрывок из
первой главы — с виду простой, а вместе с тем
такой богатой, порой очень сложной для понимания.
Приходят в Капернаум; и
вскоре в субботу вошел Он в синагогу и учил. И
дивились Его учению; ибо Он учил их, как власть
имеющий, а не как книжники. В синагоге их был
человек, одержимый духом нечистым, и вскричал:
оставь! Что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты
пришел погубить нас. Знаю Тебя, кто Ты, Святый
Божий. Но Иисус запретил ему, говоря: замолчи и
выйди из него. Тогда дух нечистый, сотрясши его и
вскричав громким голосом, вышел из него. И все
ужаснулись, так что друг друга спрашивали: что
это? что это за новое учение, что Он и духам
нечистым повелевает со властию, и они повинуются
Ему? И скоро разошлась о Нем молва по всей
окрестности в Галилее. Выйдя
вскоре из синагоги, пришли в дом Симона и Андрея,
с Иаковом и Иоанном. Теща же Симонова лежала в
горячке; и тотчас говорят Ему о ней. Подойдя, Он
поднял ее за руку; и горячка тотчас оставила ее; и
она стала служить им (Мк 1:21-31).
Я хочу остановить ваше
внимание на теме о чуде. Что такое чудо? Какое
различие между чудом и колдовством, магией? Можно
это определить очень коротко так. Магия,
поскольку мы верим, что она существует, является
насилием человеческой воли, человеческого
произвола над природой и над
другим человеком. Это порабощение. Чудо — это
действие Божие, совершающееся посредством
верующего человека, чистого душой, отдавшего
себя Богу, и это — дело освобождения.
Освобождения от уз греха, от гнета того ужаса,
который мы, люди, создали на земле. Самая сущность
чуда именно в том, что человеку и природе вокруг
него возвращается свобода быть собой, не быть во
власти злого человека или зла на земле. Мы все
знаем, насколько наша земля порабощена человеком
и насколько это порабощение разрушает землю.
Тема об экологии поднимается сейчас повсеместно.
Но кроме вопроса экологии есть все формы
человеческого насилия — над зверьми, над другим
человеком; в предельном смысле война выражает
собой эту злобу, насилие. А чудо заключается в
том, что Бог посредством веры
живого человека восстанавливает гармонию,
которая раньше существовала и была нарушена
человеческой злобой, безумием, грехом. И вот в
этом чтении мы видим целый ряд примеров тому.
Мы можем себе поставить
вопрос: почему Бог действует так? Во-первых, мы
знаем из Священного Писания, но также из
каждодневного опыта, что в этот мир, который мог
бы быть таким гармоничным, таким прекрасным,
светлым, богатым, который мог бы напитать всех
своих жителей и принести им радость красоты и
жизни, человек вносит зло и разрушение. И на это
Бог отзывается, — Он отзывается болью и
состраданием ко всякой твари, которая измучена,
страдает. Если только есть человек, способный
быть проводником мира и любви, Бог через него
действует. В основе чуда — Божие сострадание,
Божия жалость, Божия любовь.
Возьмите пример о котором
мы читали — он такой прозрачный. Спаситель
Христос пришел в дом апостола Петра. Его теща
лежала больная. Она не просит об исцелении, никто
об этом не говорил. Но Спаситель ее просто
пожалел, сердце Его дрогнуло жалостью, лаской, Он
подошел и, будучи совершенным человеком,
коснулся ее и передал ей через Свое
прикосновение ту целость, цельность, которая
была Его собственностью. В этом смысл слова
“исцеление”: из разбитого, сломанного,
надломленного человек делается снова цельным.
Кто-то из отцов говорил, что человек, который себя
очистил, который освободил себя от плена греха —
и телесного во всех его видах, и душевного —
который сам стал цельным, может своим
прикосновением исцелять, то есть
передавать свою цельность другому человеку. Вот
что мы видим в этом случае. Христос, совершенный
Человек, Который не причастен злу, Который до
конца чист и цел, восстанавливает в этой женщине
цельность, поскольку она могла ее вместить. Не
святость, а просто какой-то момент
цельности, который она может оценить и ради
которой она может начать меняться, новую жизнь
вести. Она в ответ делает все, что может: в ответ
на эту любовь и жалость Господню она начинает служить
пришедшим. Она — хозяйка, и начинает готовить
обед, она заботится о гостях. От полноты сердца,
от полноты радости она старается по-своему
поблагодарить их. Вот это удивительно
трогательное, простое взаимоотношение между
Богом, совершающим чудо по жалости, по
милосердию, по любви, и человеком, который
способен отозваться благодарностью, радостью и
ради этой благодарности и радости начинает
служить Богу; и вместе с этим служить людям,
потому что Богу мы можем служить большей частью
— почти всегда — только через наше отношение к
людям и наше обращение с ними.
Но этим не все сказано о
чуде. Я сейчас скажу о чуде несколько подробнее,
потому что надо понять, о чем речь идет, чтобы
впоследствии, когда речь будет заходить о
чудесах, не возвращаться к этой теме. Христос не
раз в течение Своей евангельской жизни
обращается к человеку, который болен, нуждается в
исцелении, и его спрашивает: “Хочешь ли быть
цел?”. И совершенно естественно перед нами
встает вопрос: кто же не хочет быть здоровым? Что
за вопрос, зачем его ставить? Разве каждый из нас
не ответит: “Хочу выздороветь от всех моих
болезней, хочу стать здоровым, сильным, крепким,
умным, хочу обладать всеми душевными и телесными
силами, которые во мне заложены и которые как бы
задушены болезнью и грехом?” Всякий хотел бы
чувствовать, что тело его не является обузой,
хотел бы даже победить старость...
Вопрос не так прост,
потому что исцеление не является просто
физической переменой нашего состояния. Вопрос
ставится так: если тебе дать дальше жить, каким ты
есть, куда идет твоя жизнь? — К постепенному
разрушению. Конец начавшегося в тебе процесса
болезни и внутреннего разлада приведет тебя к
смерти. Хочешь ли ты чего-то иного? Или тебе
хотелось бы продолжать свою жизнь, какая она
есть: веселиться в свою меру; грешить в свою меру;
каяться — как бы отряхиваясь (как собака, которая
попала в лужу, стряхивает с себя воду и бежит
дальше)? Тогда запомни, что естественно ты можешь
только разрушиться и умереть. Если ты теперь
получишь исцеление — непосредственным чудом
Божиим, или по молитвам святого, или через
соборование, через причащение Святых Даров,
исцеление в результате истинного, глубинного,
потрясающего покаяния, то жизнь, которая
последует, здоровье, цельность, новизна, которая
тебе будет дана, уже не твоя, природная жизнь.
Жизнь тебе дана, как новый дар, словно ты уже умер
и воскрес. Теперь тебе надо жить не по меркам
твоей прошлой жизни, которая тебя привела к
состоянию, в каком ты сейчас находишься. Теперь
тебе надо жить, помня, что вся жизнь, которая
сейчас в тебе есть, твое физическое здоровье,
твое умственное здравие, твоя цельность новая
жизнь, которая принадлежит Богу. Бог тебя одарил
ею для того, чтобы ты творчески и достойно своего
человечества и Божией любви прожил. Как апостол
Павел говорит: Уже не я живу, но живет во мне
Христос (Гал 2:20).
Если так понять эту
проблему, тогда можно понять, что вопрос Христов
означает: “Хочешь ли ты быть цел? Или ты просто
хочешь, чтобы с тебя было снято бремя болезни, для
того чтобы сподручнее было жить так, как ты
раньше жил: пить, есть, беспутничать, следовать
всем своим пожеланиям, не
считаясь ни с другим человеком, ни с жизнью, ни
даже с самим собой?” Если ты говоришь: “Да,
Господи, я хочу быть исцеленным!” — это значит:
“Я хочу, чтобы сегодня кончилась моя
естественная, природная судьба и началась новая
судьба, которая осуществляется в моем общении с
Тобой и Твоей жизнью, в Твоей деятельности, Твоем
творчестве в этом мире через меня”.
И если этот вопрос встает
перед кем-нибудь из нас, мы должны знать, что исцеление
значит конец прошлого и начало вечности. Потому
что вечность не заключается в том, что
когда-то после смерти мы будем жить без конца.
Вечность — это наша приобщенность к Богу; Он
является самой Вечностью, самой жизнью, самой
реальностью. Готовы ли мы на это? Можем ли мы
найти в себе мужество, храбрость, решимость,
устойчивость для того, чтобы от Бога принять
новую жизнь, распрощавшись со всем тем, чему мы
служили или были порабощены в прошлой нашей
жизни? Это второй момент, который я хотел бы
подчеркнуть в вопросе о чуде.
Скажу еще об одном. Мне
несколько раз ставили вопрос: если у Христа есть
сила исцеления, если Христос воскрес и жив в
Церкви, если Церкви передана благодать и она
стала местом селения Святого Духа, зачем люди
обращаются к врачам? Не достаточно ли обратиться
к Богу с тем, чтобы Он исцелил? Почему нужно
какое-то человеческое посредство?
Мне кажется, что человек,
который сказал бы: “Я настолько близок к Богу,
что мне незачем обращаться к врачу; мне стоит
только обратиться к Богу и Он меня исцелит” —
поступает по гордыне своей и по безумию своему.
Бывает, что человек стоит на грани смерти; и порой
ему нужно телесное оздоровление, вне зависимости
от того, близок ли он к Богу или далек от Него. И
очень интересно отметить, что святой Серафим
Саровский, хотя сам, когда заболел тяжело и был
при смерти, не захотел быть
вылеченным врачом, потом говорил людям: “Не
пренебрегайте врачом. Бог сотворил и лекарство и
врача, обращайтесь к нему...” Не всякий человек и
не во всякий момент может как бы нутром своим
знать, что он принял до конца и жизнь и смерть как
приобщенность к Богу. Тут мне хочется как бы в
подтверждение своих слов прочесть отрывок из
Священного Писания:
Почитай врача честью по
надобности в нем, ибо Господь создал его, и от
Вышнего — врачевание. Господь создал из земли
врачевства, и благоразумный человек не будет
пренебрегать ими. Для того Он и дал людям знание,
чтобы прославляли Его в чудных делах Его: ими он
врачует человека и уничтожает болезнь его.
Приготовляющий лекарства делает из них смесь, и
занятия его не оканчиваются, и чрез него бывает
благо на лице земли. Сын мой! в болезни твоей не
будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит
тебя. Оставь греховную жизнь и исправь руки твои,
и от всякого греха очисти сердце. Вознеси
благоухание и из семидала памятную жертву и
сделай приношение тучное, как бы уже умирающий; и
дай место врачу, ибо и его создал Господь, и да не
удаляется он от тебя, ибо он нужен. В иное время в
их руках бывает успех; ибо и они молятся Господу,
чтобы Он помог им подать больному облегчение и
исцеление к продолжению жизни (Сир 38: 1-2, 4, 6-14).
Мне кажется, что этот
отрывок очень важен. Он показывает, что надо
обращаться к врачу за помощью, которую он
способен дать, но вместе с тем не оставлять
молитвы, потому что мы ищем чего-то большего: не
только уврачевания тела, но оздоровления всего
нашего существа и исцеления, то есть того,
чтобы стать цельными людьми в нашем единстве с
Богом.
И замечательно еще одно: у
многих святых, в которых мы видим такую цельность
души, такую близость к Богу, такое как бы единство
с Ним, тело все-таки остается болезненным. Значит,
исцеление не всегда совпадает с
выздоровлением. Вспомните, например, Амвросия
Оптинского. Он заболел как будто неисцельно, был
на грани смерти, когда вдруг в нем совершился
какой-то духовный перелом и он стал тем старцем
Амвросием, которого мы знаем из его жития. Значит,
надо отметить, что телесное здравие и духовное
величие, рост души не всегда совпадают. Цельность
человека заключается не в том, чтобы он телесно
или даже психически был здрав, а в том, чтобы вся
его природа обновилась.
Далее я хочу вам
напомнить отрывок из Евангелия от Иоанна, где
рассказывается, как при Овчей купели в
Иерусалиме собиралась масса больных, они лежали
вместе в ожидании исцеления, потому что раз в год
бурлила вода, и первый человек, который после
этого в нее окунался, исцелевал от любой болезни,
какой бы ни был одержим. У этой купели тридцать
восемь лет пролежал человек, по-видимому,
парализованный, который ни разу не успел
окунуться в воды первым. Пришел к этому месту
Спаситель Христос, увидел его, лежащего там,
спросил, что с ним, почему столько лет он лежит и
не может получить исцеления. И этот человек дал
Ему самый, может быть, страшный ответ, какой можно
дать: “Нет человека, который бы мне помог
погрузиться в эту воду...” Знаете, есть русское
присловье: “Людей много, а человека нет”. Народа
— сколько угодно там было, но каждый был занят
только мыслью о своем собственном исцелении, или
о том, чтобы помочь близкому человеку, родному,
знакомому погрузиться в целительную воду. У этого человека никого на свете не
было, кто бы ему помог. В течение тридцати восьми
лет он лежал больным, в надежде и отчаянии. Разве
это не страшно?
Это первый вопрос,
который перед нами стоит. Мы окружены людьми,
которым нужно исцеление. Я сейчас не говорю
только о физическом исцелении, а о душевной
помощи, о том, что человек, который разбит жизнью,
мог бы жить, стать живым человеком, творческим,
ликующим. И сколько таких людей, которые целую
жизнь надеются, что кто-то им скажет живое слово,
коснется их плеча
сочувственной рукой, взглянет на них понимающими
глазами, и тем даст им новую жизнь, или толчок к
этой жизни, надежду на эту жизнь. Сколько
миллионов людей сейчас именно так погибнет и
физически и душевно, во всех отношениях. Людей
много — а человека нет... Тридцать восемь лет этот
человек пролежал; а некоторые всю жизнь так
проведут, не лежа, а разбито будут переходить от
возраста к возрасту, от места к месту, от отчаяния
к отчаянию, ожидая, что кто-то их увидит не как
физический предмет около себя, а как живого
человека, которому нужна помощь.
Второе, что меня поражает
в этом отрывке: да, человека нет; но каждый год в
течение тридцати восьми лет кто-то умудрялся
опуститься в эти кипящие вода и исцелиться. За
тридцать восемь лет не нашлось ни одного
человека, который подумал бы: я уже не так болен, я
не так давно болею, давай-ка я помогу этому
человеку. В будущем году со мной это может
случиться, а сейчас я ему помогу... Это
вопрос, который ставится перед каждым из нас.
Сколько людей нуждаются, так же как и мы, в том или
другом; и как мы хватаемся за помощь, часто
отталкивая другого, кому эта помощь нужна
гораздо больше нас. Человек исстрадался больше,
чем мы, — как это часто бывает; и как ужасно
думать, что в толпе ни один человек не
захотел пожертвовать на один год своим
исцелением, чтобы спасти от тридцати восьми лет
физической и душевной муки этого человека.
Христос пришел. Христос — настоящий Человек, не в
том отношении только, что Он действительный
человек в полном смысле слова, как мы, — Он
настоящий Человек в том смысле, что в Нем нет
теневых сторон. В Нем нет зла, в Нем нет
обращенности на Себя самого, Он весь — любовь,
сострадание, понимание. Его глаза видят, Его уши
слышат, Его ум отзывается, Его сердце отвечает на
человеческую нужду. Он вошел в эту толпу и увидел
этого человека, и его исцелил. Воды в этот момент
не бурлили, не кипели, никто не кидался в них. Бог
в лице Иисусе Христа, — Сына Божия, ставшего
человеком, к нему подошел и сказал: “Встань,
возьми одр твой, свою постель, и иди домой. Бог тебя увидел, тогда как
люди тебя не замечали”. А может быть, потому-то
его увидел Христос, его выбрал из толпы всех, что
он так долго и так отчаянно страдал.
Но потом Христос
встречает этого человека в храме и ему говорит:
“Берегись, не греши больше, чтобы с тобой не
случилось что-нибудь еще худшее”. Что это значит:
“не греши”? Христос не мог ожидать, чтобы этот
человек стал просто святым, безгрешным, как бы
без пятна и порока. Нет; но грех не заключается
только и в первую очередь в наших поступках,
мыслях, волеизъявлениях. Грех заключается в том,
как мы относимся к Богу, к самому себе и к
ближнему. Мы можем несовершенно поступать, мы
можем несовершенно понимать, наше сердце может
быть не до конца сияющее любовью, но наша
настроенность должна быть такова. Мы должны быть
на стороне Бога. Ведь Бог к нему пришел, когда
люди не обращали на него внимания. Неужели теперь
он отвернется от Бога и скажет: “Ну, Ты Свое дело
сделал, а я возвращаюсь к своему прошлому”? Если
он это сделает, он потеряет связь с самим
источником жизни, новизны, целости.
И это тоже обращено к нам.
Мы часто получаем от Бога — через людей или
непосредственно от Него, в молитве или даже без
молитвы, потому что Бог Сам нас взыскует — новую
жизнь, цельность; что-то входит в нашу жизнь, чего
не было. И вот это нам надо осторожно беречь, не
использовать как бы “для себя”. Я не говорю “в
свою пользу”, будто это нам во вред, а — ради
себя, эгоистично. Помните сказанное в связи с
искушением Христа: “Хочешь ли превратить эти
камни в хлебы? Ты же голоден, а
Ты Бог, почему бы Тебе этого не сделать?” — “Нет,
Я этого не сделаю, Я Свою Божественную силу не
употреблю для того только, чтобы Себе доставить
удовольствие или удовлетворить Свою нужду...”
И каждый из нас, в ком
родилась новая сила, новая жизнь, новая радость,
должен помнить: она нам дана для того, чтобы мы ее
подарили другому, чтобы через нас свет, целость,
радость, жизнь множилась и побеждали тьму и зло.
Разумеется, очень многое
надо будет сказать об отдельных чудесах, о
которых мы будем читать в Евангелии; но я хочу
сразу отметить еще одну очень важную черту,
связанную с чудом. Для того чтобы совершилось
чудо, требуется нужда, человек должен быть
в настоящей нужде; нужно сострадание Божие,
которое всегда в нашем распоряжении;
порой нужно, чтобы мы были сами готовы получить
исцеление, потому что иногда бывает, что мы
хотели бы выздороветь для того только, чтобы
вернуться к той жизни, которая нас разрушила.
Надо быть готовыми к тому, чтобы, исцеленными, уже
не возвращаться к прошлому или во всяком случае
сделать все возможное, чтобы устоять против
этого прошлого. Но некоторую роль играют и
окружающие нас люди. Иногда у нас не хватает веры,
иногда у нас не хватает силы подняться, иногда
нам нужна помощь.
И вот есть рассказ в
Евангелии опять-таки, о том, как парализованный
человек был принесен четырьмя своими друзьями к
Спасителю с тем, чтобы Он его исцелил. Народа была
толпа, пробиться было невозможно; но они
настолько любили, уважали своего друга, они так
твердо верили, что Христос может ему помочь, что
они поднялись на крышу, прокопали ее и спустили
одр, на котором лежал этот больной их друг, к
ногам Христа. И в Евангелии сказано: видя их
веру, Христос сказал больному, что исцеляет его
(см. Мк 2:3-12).
Нам надо помнить, что наша
вера — не просто наша собственность, которая
действует только в нас и нас ради; наша вера может
совершить дела милосердия и может открыть путь
Божественному воздействию. Но с другой стороны,
есть еще нечто, связанное с этими четырьмя людьми
и их больным другом. Почему они его принесли? Не
только потому, что верили, что Христос его может
исцелить, а потому что они этого человека
достаточно полюбили, чтобы сделать все возможное
ради него. Этот человек больной, разбитый
параличом, который в понимании многих являлся
как бы обузой для окружающих, сумел своей
личностью возбудить в них достаточно любви,
достаточно уважения, для того чтобы они захотели
ему исцеления.
Очень часто бывает, что
стареющие люди, которые были деятельные,
творческие, порой даже верховодили своими
домашними, по мере того как стареют, делаются
бессильными. Они уже не могут делать того, что
делали раньше, и чувствуют, будто они “никому не
нужны”; и на них находит тоска, отчаяние. Им надо
помнить рассказ об этом человеке, который, хоть
парализованный, сумел родить в своем окружении
столько любви, столько уважения к себе, что они
все сделали, лишь бы ему помочь.
Нам часто кажется, что
наша роль - быть деятельными, что-то делать;
будто если мы перестаем что-либо делать, мы уже
никому не нужны. А есть стихотворение
французского писателя, где он описывает разницу
между молодостью и старостью и говорит: старик,
который возвращается к первобытному источнику
бытия, оставляет постепенно текущее время и
вступает в незыблемую вечность; и в глазах
молодого можно видеть огонь, в глазах старика
может светить свет...
При наступлении же
вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему
всех больных и бесноватых. И весь город собрался
к дверям. И Он исцелил многих, страдавших
различными болезнями; изгнал многих бесов, и не
позволял бесам говорить, что они знают, что Он
Христос (1: 32-34).
Мы сейчас долго говорили
о том, как в течение Своей земной жизни Христос
исцелял душевно больных, телесно больных.
Евангелие не раз указывает, что причиной этих
болезней было бесовское воздействие: бесы
овладевали человеком, и Христос их изгонял.
Сейчас я хочу ответить на вопрос, который мне
ставится постоянно: откуда же взялись бесы? Бесы
— это зло, а мы знаем, что Бог зла не сотворил, —
об этом и святой пророк Исайя говорит. Мы знаем,
что Бог — Добро, значит, Он не может быть
источником зла; мы знаем, что Он свят, что Он —
немерцающий Свет незаходимый, значит, Он не может
быть источником тьмы. Каким же образом
сотворенное Им добро, без единой трещины, без
всякого зла внутри, могло превратиться в зло? На
протяжении христианской истории этому были
предложены разные объяснения, и я хочу изложить
вам одно из них, которое кажется мне наиболее
убедительным и над которым нам, людям, стоит
задуматься, потому что, может быть, и нам грозит
та же самая опасность, что и ангелам Божиим,
превратившимся в ангелов тьмы.
Бог сотворил ангелов
светлыми и совершенными. Как и все сотворенное
Им, они были невинны, но должны были возрастать к
святости, так же и как человек рождается
невинным, но должен путем внутренней борьбы,
сопротивления злу вырасти в полную меру
святости. Конечно, Адам и Ева до грехопадения не
имели нужды сопротивляться злу, которого еще не
было на земле; но они должны были вырастать из
младенчества как бы во взрослость; а эта
взрослость и есть святость.
Говоря об ангелах, можно
так представить себе: Господь их создал, они были
светлы, прозрачны. Святой Григорий Палама
замечательно их описывает; он говорит, что ангелы
подобны были (а ангелы Божии такими и остаются)
хрусталикам, которые пропускают через себя свет
и отражают его во все стороны. В них нет никакой
тьмы, они прозрачны до конца, и потому свет Божий
через них может литься свободно, изливаясь во все
стороны. Вот такими они были созданы; и в течение
какого-то времени они должны были возрастать, —
не в том смысле, что они могли стать чище и
светлее: они уже были чистыми. Но речь здесь
идет не о хрусталиках, а о настоящих, живых
существах, которых Бог призвал идти к Нему,
возрастать, освобождаться от своей тварности и
приобщаться ко всему Божественному, — не слиться
с Богом, а приобщиться ко всей Его святости, ко
всей Его Божественной чистоте и красоте. Один из
древних писателей говорит, что ангелы начали так
возрастать и на каждой ступени, на каждом шагу
своего возрастания видели, что они делались все
более прекрасными, что общение с Богом делало их
все более светлыми, святыми, совершенными. Но
каждый раз, для того чтобы достигнуть большей
святости, большего совершенства, большей
красоты, им надо было внутренне отказаться от той красоты, от той полноты и
совершенства, которых они уже достигли. И пришел
момент, когда некоторые ангелы заколебались, как
бы загляделись на себя, и им стало жалко
потерять то, что у них есть, ради того чтобы
двинуться в неизвестность. Да, они знали слово
Божие, Его призыв: оставь все, отрекись от себя, и
ты вырастешь в новую меру совершенства и красоты,
— но им стало страшно: “Как же потерять ту дивную
красоту, которая уже есть во мне?!”
Есть древний рассказ из
греческой мифологии о том, как изумительно
прекрасный юноша увидел свое отражение в воде и
так пленился этой красотой, что не мог оторвать
взор от своего отражение и умер, оказавшись
неспособным закрыть глаза на свою собственную
красоту. Нечто подобное, может быть, случилось и с
ангелами. Некоторые заколебались:
как я могу отрешиться от того, что у меня есть,
что так чисто, светло, прекрасно, так божественно,
ради того чтобы вырасти в новую меру?.. И в момент,
когда ангел Божий загляделся на себя и как бы
отвел свой взор от Бога, отказался забыть о себе,
чтобы знать только Бога, он стал тварью до конца,
погрузился в тварность и потерял свое общение с
Богом. Он стал иным существом, не имеющим
общения с Богом, находящимся уже не в единении с
ним, а отдельно. Он стоял перед Богом, лицом к
лицу, но уже потемневший, пленник своей
тварности; а быть пленником своей тварности в
отрыве от Бога — значит погрузиться во зло, в
смертность, в разрушение. Это и случилось с
некоторыми ангелами, которых мы теперь называем
бесами.
Для современного
человека, особенно воспитанного в
безрелигиозном или антирелигиозном мире, трудно
принять мысль о том, что действительно
существуют темные силы, — не только затемненные
области в нашей собственной душе, но темные силы
бесовские. И однако у нас есть свидетельства
множества людей, тысяч святых, которые опытно
знают и познали существование бесов и их
страшную силу над нами. Если только мы в себе
носим скверну, то темные силы используют эту
скверну. Мы слишком слепы, мы бессильны против
них, мы не знаем, как с ними справиться, что нам
сделать; поэтому в молитве Господней “Отче наш”
мы молимся: Избави нас от лукавого… Защити,
Господи! Ты Один — и это видно из всего Евангелия
— Своим державным словом можешь остановить их
действие, изгнать их…
А утром, встав весьма
рано, вышел и удалился в пустынное место, и там
молился (1: 35).
Когда мы молимся, мы
обращаемся к Богу, Который как бы вне нас в
каком-то отношении. Но Христос — Сын Божий, Он Сам
— Бог. Тут встает вопрос: если Он Христос — Бог,
ставший человеком, если Он — Сам Бог, что для Него
значит молитва? Мы знаем, что такое молитва в
нашем опыте. Иногда, даже при том малом знании,
какое у нас есть о Бог, нас охватывает восторг,
восхищение тем, чтo Он Собой представляет, и тогда
мы поем Ему хвалу, ликуем о Нем. Иногда Божия
милость простирается до нас. Он оказывает нам
Свое милосердие, Свою любовь; и тогда мы можем Ему
выражать нашу благодарность. Иногда мы видим
вокруг себя нужду человеческую, Бог возбуждает в
нас сострадание, и мы опять-таки поворачиваемся к
Нему и говорим: “Господи, помоги!..”. Иногда мы
обращаемся к Нему с собственной нуждой. Но о чем
может идти речь в этих строках Евангелия?
Конечно, мы можем себе представить, что Господь
встал перед лицом Бога и Отца Своего с такими же
чувствами. Мы можем себе представить, что Он
стоял перед Богом и Отцом, принося слова
благодарности за то, что Ему было дано стать
человеком для спасения мира, который иначе
погибал. Мы можем себе представить, что Он стоял и
молился о Своих учениках. В Евангелии от Иоанна
прямо сказано, что Христос молился об апостолах и
о всех, кто благодаря им уверует в Него (см. Ин 17: 9,
20). Но все это предполагает личные отношения.
Кроме того, молитва не заключается в одной хвале,
в одной благодарности, в одном печаловании, в
одной мольбе, молитва в основе своей — глубинное
общение между человеком и Богом. И в данном
случае Христос общался со Своим Небесным Отцом и
как Человек, и как Единородный Сын Божий. Как
Единородный Сын Божий Он общался с Ним всей Своей
любовью, всей Своей отдачей Ему, всей Своей
готовностью выполнить на земле дело спасения,
порученное Ему Отцом и принятое Им на Себя
вольной волей, в полной, царственной,
Божественной Своей свободе. Но с другой стороны,
Он общался с Богом и Отцом и как человек. Мы знаем
из Евангелия, что когда ученики поставили перед
Спасителем вопрос о конце мира, Он им ответил, что
об этом никто не знает, кроме Отца Его на Небесах,
— и Сын Человеческий не знает этих сроков (см. Мк
13: 32). Христос, став человеком, принял на Себя
некоторую ограниченность человеческого знания,
и, как человек, Он нуждался в молитвенном общении
с Богом. Вне этого общения, как Бог, Он
существовал в полноте Своего бытия, но в пределах
Своего человечества Ему нужно было такое
постоянное обновление молитвенного общения,
приобщенности к Богу. В Своем
человечестве Он нуждается в углубленной
укорененности в Своем Божестве, и Он молится,
общается с Отцом, углубляет Свое человеческое
единство с Ним, и только из глубины этого
единства действует. Есть место у одного
средневекового писателя, где говорится
следующее. Мы называем Христа Словом Божиим, но
это Слово может прозвучать в своей чистоте и
совершенстве только из глубин бездонного
молчания. И когда мы думаем о Боге Отце, то здесь
Он открывается нам как та глубина молчания, из
которой может прозвучать одно слово — Слово,
являющееся полным, совершенным выражением этих
глубин, и Его действие есть совершенное
выражение извечной Божественной воли Отца…
Мы можем это понять, может
быть, с особенной силой и резкостью, если
вспомним, что жизнь, вся сила жизни — только
от Бога, что вне Бога не может быть жизни тварной.
Вы, наверное, помните, как в момент своего
распятия Христос, желая вольной волей
приобщиться ко всей человеческой трагедии,
принял на Себя богооставленность. Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня
оставил? — воскликнул Он с креста (Мк 15:34). В
этот момент Он приобщился именно к
богооставленности всякого человека, потерявшего
Бога, и, потеряв Бога в Своем человечестве, Он
умер, как умирает всякий иной человек.
И вот после совершения
чудес, после того, как Он изгнал бесов, проявил
Божественную Свою силу через Свое человечество,
Ему нужно было, Он должен был погрузиться в
общение с Богом и Отцом не как Сын Божий
Единородный — между Ним и Отцом не могло быть
никакого разрыва, отдаления, — но как Человек Иисус Христос (и эти
слова принадлежат не мне, а апостолу Павлу — Рим
5:15). И когда мы думаем о Христе, о том, какой дивный
подвиг самоотвержения, отдачи Себя Он понес, как,
будучи Живым вечным Богом, Он согласился войти в
тварность, приобщиться ко всем ограничениям
тварности и ко всему ужасу, созданному человеком
на земле, мы можем понят и поверить, что если Бог
так нас любит, так в нас верит, так надеется,
что мы отзовемся на Его любовь, то, по слову
апостола Павла, все нам возможно в укрепляющем
нас Господе Иисусе Христе (см. Флп 4:13).
Продолжим чтение первой
главы Евангелия от Марка.
Симон и
бывшие с ним пошли за Ним и, найдя Его, говорят
Ему: все ищут Тебя. Он говорит им: пойдем в ближние
селения и гора, чтобы Мне и там проповедовать, ибо
Я для того пришел. И Он проповедовал в синагогах
их по всей Галилее и изгонял бесов (1:36-39).
Я хочу обратить ваше
внимание на решимость Спасителя не остаться в
среде тех людей, которые не только уже услышали
Его проповедь, но и восприняли ее. У нас, в нашей
церковности, всегда есть соблазн всем верующим
собираться, проводить возможно больше времени
вместе, получать все больше, и больше, и больше —
и научением, и слышанием Слова Божия, и
приобщением Святых Таин, и общей молитвой, и
совершением различных церковных обрядов. Все это
не только законно — это хорошо и спасительно, но
это только часть того, что является нашим
призванием.
Наше призвание — быть
вестниками Христа, как и Спаситель Христос был
вестником Бога и Отца, и вместе с Собой к этому
призванию привел и Своих учеников. Это очень
важно. Спаситель говорил какой-то группе людей,
исцелял многих, изгонял бесов; и люди, конечно,
хотели, чтобы Он остался с ними неразлучно, чтобы
свет Его лился все больше и больше в их души и в их
жизнь. Но Христос знал, что за пределом этой малой
группы — бесчисленное количество других людей,
которым тоже нужен свет, которым нужна истина,
которым нужно свидетельство Его жизни и смерти.
Мы должны это помнить, потому что мы являемся, по
слову Священного Писания, телом Христовым (1
Кор 12:27); а быть телом Христовым, как отец Сергий
Булгаков говорил когда-то, значит быть как бы
через века и на всем пространстве земного шара
телесным, воплощенным присутствием Христа
Спасителя. Я помню разговор с Патриархом
Алексием [1]. Я его спросил, как бы он определил
Церковь. И он мне ответил: “Церковь — это тело
Христово, распинаемое за спасение своих
гонителей…” И, конечно, не только гонителей, но и
всех тех, которые алчут, жаждут истины, которые
лишены полноты жизни, которые не познали света
вечности.
И вот здесь мы видим и
призыв себе, и предупреждение. Призыв: если мы
хотим быть Христовыми, подобными Ему, мы должны
сеять слово, и когда оно посеяно, дать этому слову
взрасти. Мы не должны, оставаясь постоянно на
одном месте, сеять все новое благовестие, а,
посеяв то, что человек может понести, идти дальше.
Вы, может быть, скажете:
как же так — разве не нужна нам постоянная
забота? разве не нужно нам постоянное
напоминание?.. Нам нужна эта забота и напоминание
только потому, что мы недостаточно серьезно,
глубоко воспринимаем то, что нам уже дано.
Святость можно построить на одном изречении
Евангелия, на одном слове Божием. Мы слишком
порой бываем богаты воспоминаниями, знаниями и
слишком бедны воплощением этого знания в жизнь. Я
вам могу пример этого дать.
Есть рассказ из жизни
древних египетских подвижников о том, как пришел
к одному великому старцу простой крестьянин из
Египта и спросил его: “Что мне делать, чтобы
спастись?” Старец, который тогда жил в пустыне,
ему говорит: “Стань монахом”. — “А что это
значит?” — “Это значит, что ты будешь жить в
пустыне, есть меньше, чем требует твой голод,
жаждать, работать тяжело, спать на голой земле и
молиться”. Пришлец ему отвечает: “Я нищий
крестьянин, постели у меня никогда не было, я
всегда жил впроголодь и работал сверх сил. Но
одного я не умею делать: я не знаю молитв…” Тогда
святой старец говорит ему: “Я тебя научу. Сядь
рядом со мной, будем вместе плести корзины, я буду
тебе вслух читать Псалтирь, и ты повторяй”. И
начал: “Блажен человек, который никогда не идет
по пути нечестивых…” Ученик повторил раз,
другой, третий; потом говорит: “Память-то то у
меня слабая. Разреши, я похожу и затвержу эти
слова”. Он стал ходить, пошел дальше, дальше и
исчез. И старец долгие годы его не видел. После
многих лет он встретил его в пустыне, поспешил к
нему и говорит: “Что же ты за ученик? я тебя
научил одному стиху из псалтири, и ты ушел от
меня; что же ты все это время делал?” И тот со
слезами ему отвечает: “Ах, отче, вот уже сорок лет
я стараюсь стать таким
человеком, который никогда не ходит по пути
нечестивых…” Вот вам пример. Если бы мы одно слово
евангельское могли принять до конца, то мы могли
бы святость на нем построить. И этим объясняется,
почему Христос не оставался на одном месте.
Сказав нужное одним, Он шел дальше говорить
нужное другим, и к тому же призвал Своих учеников,
— в том числе и нас. Это мы должны помнить; мы — посланники
Божии. Как говорит один английский писатель, мы —
авангард Царства Небесного.
Вот конец первой главы
Евангелия т Марка:
Приходит
к Нему прокаженный и, умоляя Его и падая перед ним
на колени, говорит Ему: если хочешь, можешь меня
очистить. Иисус, умилосердившись над ним, простер
руку, коснулся его и сказал ему: хочу, очистись.
После сего слова проказа тотчас сошла с него. И он
стал чист. И, посмотрев на него строго, тотчас
отослал его и сказал ему: смотри, никому не
говори, но пойди, покажись священнику и принеси
за очищение твое, что повелел Моисей, во
свидетельство им. А он, выйдя, начал
провозглашать и рассказывать о происшедшем, так
что Иисус не мог уже явно войти в город, но
находился вне в местах пустынных. И приходили к
Нему отовсюду (1:40-45).
Я хочу обратить ваше
внимание на целый ряд моментов в этом рассказе.
Приходит к Спасителю прокаженный, падает перед
ним на колени, умоляет Его об очищении — потому
что в то время проказа считалась скверной,
осквернением, знаком греховности и осужденности
— и говорит: “Если только ты хочешь, Ты можешь
меня очистить…” Иисус умилосердился, коснулся
его и сказал: Хочу, очистись.
Мы уже говорили о том,
сколько милосердия, сострадания было во Христе, и
нас не удивляют Его слова: Хочу, очистись… Но
для окружающих Его людей то, что Он коснулся
прокаженного, которого никто не посмел бы
тронуть, чтобы не оскверниться и не стать самому
прокаженным, показывает Его уверенность в том,
что нет нечистоты, которой Божия любовь не может
очистить. Тут мы должны вспомнить и о себе. Речь
не идет о том, конечно, чтобы кто-нибудь рукой
коснулся нас. Часто мы думаем: я пал так низко, я
так осквернен жизнью, грехами своими, — как я
могу подойти к другому человеку, в котором я вижу
чистоту, прозрачность, светлость, красоту? Как бы моя
нечистота не стала его долей… Но мы можем
спокойно подойти: если в этом человеке есть
сколько-то сострадания, милосердия к нам, он может
прикоснуться к духовным, душевным нашим ранам, он
может тронуть оскверненность нашей души и через
любовь нас возродить.
Я сейчас сделаю
отступление, потому что мне был поставлен вопрос
относительно притчи о неправедном богатстве.
Коротко говоря, в притче сказано следующее. У
некоего человека был домоправитель, который
правил домом нечестно. Обнаружив это, хозяин
хотел его прогнать; и домоправитель подумал: куда
же мне деваться? Вот что я сделаю: приглашу сюда
должников моего хозяина и уменьшу их долги; в
благодарность они, может быть, примут меня… Так
он и сделал (см. Лк 16:1-8).
Мы знаем, что подобное
случается постоянно, но нас удивляет в этой
притче то, что хозяин похвалил
недобросовестного, нечестного своего
домоправителя, сказав, что тот поступил удачно,
умно. Как же это понять? Неужели Бог нам говорит,
что мы имеем право поступать бесчестно?
Мне кажется, что это можно
объяснить так: подобны домоправителю все мы. Всем
нам, каждому из нас без исключения, поручено
заботиться об имуществе Божием, а не нашем,
потому что нашего имущества нет и не может
быть; все — Божие или Богом дано каким-то другим
людям. Нам поручено заботиться об этом имуществе,
но мы заботимся о нем или небрежно, или прямо-таки
нечестно, стараемся свою выгоду получить из того,
что принадлежит не нам. И Христос нам дает ясный
ответ: нет, этого делать нельзя… Но вместе с тем
мы видим в этой притче, что домоправитель
надеялся только на одно: он себя оправдать не мог,
но, распоряжаясь добром хозяина, в конечном итоге — Божиим добром, он надеялся
стяжать себе благодарность и любовь людей. И вот
здесь стоит ударение, в этом центр тяжести всей
притчи: не в том, что он был честен или нечестен, а
в том, что никакое добро нам не принадлежит: мы
все домоправители, все плохо
правим Божиим добром, но несмотря на это, если мы
через наше управление, каково бы оно ни было,
родим в других людях благодарность и любовь, то
этим можем себя спасти.
[1] Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий (Симанский); + 1970 г.
Полезная информация: |