Святитель

Игнатий Брянчанинов.

епископ Кавказский

и Черноморский

АСКЕТИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ТОМ II

«Ковчег»

Москва 2006

По благословению

Высокопреосвященного Серафима,

Архиепископа Тернопольского и Кременецкого

Святитель Игнатий Брянчанинов. Собрание сочи­нений.

Том П. - М.: «Ковчег», 2006. - 496 с. ISBN 5-98317-034-1

СОДЕРЖАНИЕ

• БЛАЖЕН МУЖ

• ИОСИФ
• ПОСЛАНИЕ К БРАТИИ СЕРГИЕВОЙ ПУСТЫНИ

• ИЗ БАБАЕВСКОГО МОНАСТЫРЯ

• СЛОВО О СТРАХЕ БОЖИЕМ И О ЛЮБВИ БОЖИЕЙ
• СУДЬБЫ БОЖИИ
• СОВЕЩАНИЕ ДУШИ С УМОМ
• ЗРЕНИЕ ГРЕХА СВОЕГО
• О ОБРАЗЕ И ПОДОБИИ БОЖИИХ В ЧЕЛОВЕКЕ
• РАЗМЫШЛЕНИЕ
• О СУЩЕСТВЕННОМ ДЕЛАНИИ МОНАХА
• ДУХ МОЛИТВЫ НОВОНАЧАЛЬНОГО
• СЛОВО О КЕЛЕЙНОМ МОЛИТВЕННОМ ПРАВИЛЕ
• СЛОВО О ЦЕРКОВНОЙ МОЛИТВЕ
• СЛОВО О МОЛИТВЕ УСТНОЙ И ГЛАСНОЙ
• СЛОВО О ПОУЧЕНИИ ИЛИ ПАМЯТИ БОЖИЕЙ
• СЛОВО О МОЛИТВЕ УМНОЙ, СЕРДЕЧНОЙ И ДУШЕВНОЙ
• СЛОВО О МОЛИТВЕ ИИСУСОВОЙ
• СТРАННИК
• ТАИНСТВЕННОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ 99 ПСАЛМА
• СЛОВО О СПАСЕНИИ И О ХРИСТИАНСКОМ СОВЕРШЕНСТВЕ
• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
• ЧАСТЬ ВТОРАЯ
• СЛОВО О РАЗЛИЧНЫХ СОСТОЯНИЯХЕСТЕСТВА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПО ОТНОШЕНИЮ К ДОБРУ И ЗЛУ
  

• 1. ВВЕДЕНИЕ

• 2. СОСТОЯНИЙ ЕСТЕСТВА В ОТНОШЕНИИ К ДОБРУ И ЗЛУ - ТРИ
• 3. О СОСТОЯНИИ ЕСТЕСТВА В ОТНОШЕНИИК ДОБРУ И ЗЛУ ПО СОТВОРЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
  

• 4. О СОСТОЯНИИ ПО ПАДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

• 5. О СОСТОЯНИИ ПО ИСКУПЛЕНИИ ЧЕЛОВЕКА
• 6. ОБ ОБНОВЛЕНИИ ИСКУПЛЕННОГОЕСТЕСТВА, В СЛУЧАЕ ЕГО ПОВРЕЖДЕНИЯ, ПОКАЯНИЕМ
  

• 7. ОБ ОТНОШЕНИИ ОБНОВЛЕННОГО ЕСТЕСТВА КО ЗЛУ

• ЗАКЛЮЧЕНИЕ
• ПРИМЕЧАНИЯ

БЛАЖЕН МУЖ  (Пс.1)

Поет вдохновенный Божественный певец, ударяет в звучные струны.

Когда оглушал меня шум мира, я не мог внимать ему. Теперь, в тишине уединения, начинаю прислуши­ваться к певцу таинственному. И звуки, и песнь его де­лаются мне как бы понятнее. Как бы открывается во мне новая способность, способность внимать ему и способность понимать его. Расслушиваю в звуках его новое чувство, — в словах новый смысл, дивный, див­ный, как Божия премудрость.

Саул! Перестань неистовствовать: да отступит от тебя дух лукавый... поет святой Давид, бряцает в строй­ные гусли.

Саулом называю мой ум, тревожимый, возмуща­емый помышлениями, исходящими от миродержца. Он — ум мой — поставлен Богом при установлении цар­ства израильского — при сотворении, и потом при ис­куплении человека — в царя, владыку души и тела; пре­слушанием Богу, нарушением заповедей Божиих, нару­шением единения с Богом он лишил себя достоинства и благодати. Душевные и телесные силы ему непокор­ны; сам он под влиянием лукавого духа.

Поет святой Давид, вещает слова неба. И звуки псалтыри его — звуки небесные! Предмет песнопения: блаженство человека.

Братия, послушаем учения Божественного, изло­женного в Божественном песнопении. Послушаем гла­голов, послушаем звуков, которыми глаголет, которыми гремит к нам небо. О вы, ищущие счастия, гонящиеся за удовольствия­ми, жаждущие наслаждений! Приидите: послушайте священной песни, послушайте учения спасительного. Доколе вам скитаться, рыскать по долам и горам, по непроходимым пустыням и дебрям? Доколе мучить себя трудом непрестанным и тщетным, невенчаемым ника­кими плодами, никакими приобретениями прочными? Склоните покорное ухо: послушайте, что говорит Дух Святый устами Давида о человеческом блаженстве, к которому стремятся, которого алчут все человеки.

Да умолкнет все кругом меня! И внутри меня да умолкнут самые помышления мои! Да молчит сердце! Да живет, действует одно благоговейное внимание! Да входят в душу, при посредстве его, святые впечатления и мысли!

Был Давид царем и не сказал, что престол царей — престол блаженства человеческого.

Был Давид полководцем и героем; от юных лет до старости препирался с иноплеменниками в кровавых сечах; сколько дал битв, столько одержал побед; на бе­рега Евфрата с берегов Иордана передвинул границы своего царства и не сказал, что в славе победоносца и завоевателя — блаженство человека.

Собрал Давид бесчисленное богатство, собрал его мечом своим. Золото лежало в кладовых его как бы мед, а серебро накидано в них было как бы чугун. Но не ска­зал Давид, что в богатстве — блаженство человека.

Имел Давид все земные утешения; ни в одном из них не признал блаженства человеческого.

Когда Давид был отроком, когда занятием его бы­ло — пасти овец отца его Иессея: внезапно, по повеле­нию Божию, приходит пророк Самуил, святым елеем помазует убогого пастуха в царя израильскому народу. Час помазания своего на царство Давид не назвал ча­сом блаженства.

Дни детства проводил Давид в пустыне дикой. Там мышцы его начали ощущать в себе доблесть мышц бога­тыря: без оружия, с одними руками, кидался он на льва и медведя, удавлял льва и медведя. Там душу его начало двигать, наполнять небесное вдохновение. Руки, сокру­шавшие льва и медведя, устроили псалтырь, прикаса­лись к струнам, напряженным и приведенным в согла­сие действием Духа: издались гармонические, услади­тельные, духовные, разумные звуки. Далеко, далеко, чрез времена, чрез столетия и тысячелетия, понеслись эти звуки, повторились и повторяются бесчисленными голосами, прославили имя Давида по всем концам зем­ли, по всем векам ее христианского быта. Жизни пус­тынной, жизни, полной подвигов чудных, чудного вдохновения, Давид не назвал блаженством человека.

Блажен муж, воспевает он, — в каком бы месте, в ка­ком бы звании, в каком бы состоянии, и сане ни был этот муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути греш­ных не ста, и на седалищи губителей не седе (Пс.1:1).

Блажен муж, который хранится от греха, который отражает от себя грех, в каком бы образе, в каком бы облачении не предстал ему грех: предстанет ли он в беззаконном поступке, представится ли в помышлении, советующем беззаконие, или в чувстве, приносящем наслаждение, упоение греховное.

Если с таким крепким мужеством слабая жена отра­жает от себя грех, то и она блажен муж, воспетый Да­видом.

Участники этого блаженства, участники мужеского о Христе возраста — отроки и дети, твердо противоста­ющие греху. Нет лицеприятия у правосудного Бога.

Блажен муж, которого вся воля в Законе Божием (Пс.1:2). Блаженно сердце, созревшее в познании воли Божией, увидевшее яко благ Господь (Пс.33:9), стяжавшее это видение вку­шением заповедей Господних, соединившее волю свою с волею Господа. Такое сердце — муж. Блаженно сердце, разжженное ревностью Божественною! Блаженно серд­це, сгорающее ненасытимым желанием воли Божией! Блаженно сердце, сладостно и нестерпимо страждущее любовью к Богу! Такое сердце — место, селение, чер­тог, престол блаженства!.. Сидит с раннего утра орел на вершине высокого утеса; сверкающие очи его жадно ищут добычи; потом он поднимается в синее небо, пла­вает, распростерши широкие крылья, в обширных про­странствах, ищет добычи. Когда увидит ее, — стрелой, молнией спускается на нее, другой стрелой подымается с нею, исчезает. Накормил он птенцов своих — и снова на страже своей: на скале или в небе. Таково сердце, заразившееся язвою неисцельною любви к заповедям Бога! И в этой-то любви — блаженство. В заповедях — не одно делание: в них сокровен и при посредстве их явля­ется духовный разум: от заповедей Твоих разумех, — гово­рит пророк. — Всем сердцем взысках Тебе... Путь заповедей Твоих текох, егда разширил еси сердце мое!.. Поучахся в запове­дех Твоих, яже возлюбих зело!.. Благ мне закон уст Твоих паче злата и топазия!.. В сердце моем скрых словеса Твоя, яко да не согрешу Тебе!.. Возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретали корысть многу!.. Настави мя на стезю заповедей Твоих, яко тую восхотев (Пс.118:104,10,32,47,72,127,11,162,35).

Восходит солнце: люди спешат к занятиям своим. У каждого своя цель, свое намерение. Что душа в теле, то цель и намерение во всяком человеческом занятии. Один трудится заботится, для снискания тленных со­кровищ; другой — для доставления себе обильных на­слаждений; иной — для приобретения земной, суетной славы; наконец — иной говорит, думает, что его дей­ствия имеют целью государственную и общественную пользу. Наперсник Закона Божия во всех упражнениях, во всех делах своих имеет целью Богоугождение. Мир обращается для него в книгу заповедей Господних. Прочитывает он эту книгу делами, поведением, жизнию. Сердце его чем более прочитывает эту книгу, тем более просвещается духовным разумом, тем более разгоряча­ется к течению по пути благочестия и добродетели. Оно стяжавает огненные крылья веры, начинает попирать всякий страх враждебный, переноситься чрез всякую пропасть, дерзать на всякое благое начинание. Блажен­но такое сердце! Такое сердце — блажен муж. Приходит ночь с ее тенями, с бледным светом, который издают ночные светильники неба, собирает людей с поверхно­сти земной в их шатры, в их приюты. В этих приютах скука, пустота души; стараются заглушить свое мучение безумным развлечением; праздность, испорченность нравов предаются шумным увеселениям, и сосуды хра­ма Божия — ум, сердце, тело — употреблены Валтаса­ром на употребление преступное. Раб земли, раб вре­менных житейских попечений, едва вырвавшийся из забот, в которых он утопал в течение дня, приготовля­ет в тишине ночной новые заботы к следующему дню; и дни его, и ночи, вся жизнь — жертва суете и тлению. Теплится смиренная лампада пред святыми иконами, разливает томный свет в ложнице праведника. И он с своей заботой, с непрестающим, с снедающим его по­печением. Он приносит в ложницу воспоминание днев­ной деятельности своей; сличает ее с скрижалями, на которых начертана откровенная человеку воля Бога — с Писанием; недостатки в своих поступках, в помышлени­ях, в сердечных движениях врачует покаянием, омыва­ет слезами; для возобновления и усиления подвигов просит у неба новых сил, нового света. Благодатный свет, вышеестественная сила нисходит от Бога в ду­шу, приносящую молитвы с болезненным ощущением нищеты, слабости, удобопадательности человеческой. Так день дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает ра­зум (Пс.18:3). Такая жизнь — непрестающий успех, непрерывные приобретения, приобретения вечные. Так живущий — блажен муж.

И будет этот муж яко древо насажденное при исходи­щих вод (Пс.1:3). Такое древо не боится палящих лучей солнца, не боится засухи: корни его всегда напитаны влагою; не ждут они дождей, не терпят никогда недостатка в питании, того недостатка, от которого древа, растущие на горных и сухих местах, часто болят, часто вянут, умирают. Древу, растущему на высоте, открытому для влияний ветров и солнца, изредка пиющему дождь не­бесный, изредка освежающемуся росою небесною, по­добен человек, расположенный к благочестию, но ве­дущий жизнь невнимательную, рассеянную, мало и по­верхностно занимающийся изучением Закона Божия. Иногда и он освежается росою умиления; иногда и на его иссохшую душу падает живительный слезный дождь покаяния; иногда и его ум и сердце возбуждены движением к Богу; но это состояние не бывает, не мо­жет быть постоянным, даже продолжительным. Мыс­ли и ощущения религиозные, когда не просвещены яс­ным и полным познанием воли Божией, не имеют ни­какой определенности никакой основательности и потому не имеют силы и жизни. Поучающийся в Зако­не Божием день и ночь подобен древу, насажденному при исходищих вод. Непрестанно бьют у самых корней его прохладные свежие воды; непрестанно его ум и сердце — эти корни человека погружены в Закон Бо­жий, напаяваются святым Законом Божиим; непрес­танно кипят от него чистые, полные силы, струи жиз­ни вечной. Эти воды, эта сила, эта жизнь — Дух Свя­тый, обитающий в Священном и святом Писании, оби­тающий в заповедях Евангелия. Кто углубляется посто­янно в Писание, изучает его в смирении духа, испрашивая у Бога разумение молитвой; кто направляет по евангельским заповедям все дела свои, все сокровенные движения души, — тот непременно соделывается причастником живущего в нем Святаго Духа. Причаст­ник Аз есмь, возвестил о Себе Дух Святый, всем боящимся Тебе и хранящим заповеди Твоя [1].

Изучение Закона Божия требует терпения. Это изу­чение есть стяжание души своей: в терпении вашем, пове­левает Господь, стяжите души ваши (Лк.21:19). Это наука из наук! Это — небесная наука! Это — наука, сообщенная челове­ку Богом! Стези ее совершенно отдельны от тех обык­новенных стезей, которыми идут науки земные, науки человеческие, науки, рожденные нашим падшим разу­мом из собственного его света, для нашего состояния в падении. Кичат, напыщают ум науки человеческие, осу­ществляют, растят человеческое я! Божественная наука открывается душе предуготовленной, сотренной, углаж­денной самоотвержением, как бы лишившейся само­бытности по причине своего смирения, соделавшейся зеркалом, не имеющим никакого собственного вида, способным по этой причине принимать и отражать Божественные начертания. Божественная наука — пре­мудрость Божия, Божие Слово. Говорит о ней сын Си­рахов: Премудрость сыны своя вознесе, и заступает ищущих ея. Любяй ю любит жизнь, и утренюющии к ней исполнятся веселия; держайся ея наследит славу, и идеже входит, благосло­вит его Господь; служащий ей, послужат Святому, и любящих ю любит Господь; слушаяй ея, судити имать языки, и внима­яй ей, вселится надеявся. Такова Божественная наука! Та­кова премудрость Божия! Она — откровение Божие! В ней — Бог! К ней доступ — смирением! К ней доступ — отвержением своего разума! Неприступна она для разу­ма человеческого! Отвергнут он ею, признан безумием! И он, дерзостный, гордый враг ее, богохульно призна­ет ее юродством, соблазняется на нее за то, что она явилась человекам на кресте и озаряет их с креста. Доступ к ней — самоотвержением! Доступ к ней — распятием! Доступ к ней — верою! Продолжает сын Сираха: Аще уверуеши, наследиши ю (Сир.4:12-17).

Истинная, богоугодная вера, в которой нет никакой лести и обмана, заключается в исполнении заповедей Евангелия, в трудолюбивом и постоянном насаждении их в душе своей, в борьбе с разумом, с богопротивными ощущениями, движениями сердца и тела. И разум, и сердце, и тело падшего человека враждебно настроены к Закону Божию. Разум падший не приемлет разума Бо­жия; падшее сердце противится воле Божией; самое тело, подвергшись тлению, стяжало свою отдельную волю, данную ему грехопадением, обильно сообщив­шим человеку смертоносное познание добра и зла. Те­сен и прискорбен путь наш к премудрости Божией! Ведет нас к ней святая вера, попирая, сокрушая противодействие и разума, и сердца, и тела падших. Здесь нужно терпение! Здесь нужны твердость, постоянство, долготерпение! В терпении вашем стяжите души ваши. Кто хочет принести плод духовный, — да совершит с терпением продолжительную, преисполненную различ­ных переворотов и бед войну против греха! Тот только может узреть плод Духа на древе души своей, кто возле­леет этот плод, святой, нежный, многим и мужествен­ным терпением! Послушаем, послушаем еще премудро­го! Премудрость, — вещает он, — стропотно ходит с ним — учеником своим — в первых, боязнь же и страх наведет нань. И помучит его в наказании своем: дондеже веру имет души его, и искусит его во оправданиих своих. И паки возвратится прямо к нему, и возвеселит его: и открыет ему тайны своя (Сир.4:18-21).

Проходят дни, месяцы, годы, настает свое время, вре­мя, известное Богу, положившему времена и лета во власти Своей (Деян.1:7), и древо, насажденное при исходищих вод, при­носит плод свой. Этот плод — явственное причастие Святаго Духа, обетованное Сыном Божиим всем истин­но верующим в Него. Благолепен, дивен плод Духа! Изменяет всего человека! Переносится Священное Писа­ние из книги в душу; начертываются невидимым пер­стом на ее скрижалях — на уме и сердце — слово Бога и воля Бога, Слово и Дух. Совершается над таким челове­ком обетованное Сыном Божиим: реки от чрева его поте­кут воды живы. Сие же рече о Дусе, Его же хотяху приимати верующии во имя Его (Ин.7:38-39), объясняет слово Спасителя воз­любленный ученик Его, наперсник Премудрости и по­даемого Ею богословия. Самый лист такого древа не отпадет (Пс.1:3). Лист, по учению отцов, — телесные подвиги: и они получают свою цену, нетление и жизнь по обновле­нии, возрождении души Духом Святым. Воля такого че­ловека сливается воедино с волею Божиею: он желает одного угодного Богу, исполняет одну только волю Бо­жию. Потому-то он имеет Бога споспешником во всех своих начинаниях и вся елика творит, успеет (Пс.1:3).

Не такое подобие для нечестивых! Не сравнивает их вдохновенный Давид с древами, или с чем другим, име­ющим свойство, признаки жизни! Другое, другое для них сравнение! Не тако, нечестивии, не тако, воспевает царственный пророк, но яко прах, его же возметает ветр от лица земли (Пс.1:4). Нечестивые! Вы — пыль безжизненная, поднятая вихрем бурным — шумною суетою мира — с лица земли, крутящаяся в воздухе, несущаяся густым, заслоняющим солнце, всю природу облаком.

Не смотри на это облако! Не верь обману очей тво­их! Для них пустая пыль, ничтожная пыль ложно пред­ставляется облаком. Закрой на минуту глаза, и проле­тит облако пыли, носимое сильным, мгновенным дыха­нием вихря, не повредив твоего зрения. Чрез минуту ты откроешь очи, посмотришь — где облако обширное? Поищешь его следа, и нет облака, нет после него ника­кого следа, нет никакого признака бытия его.

Грозною песнию, грозными звуками продолжает Да­вид изрекать грозное, роковое определение на нечестивых. Сего ради не воскреснут нечестивии на суд, ниже грешни­цы в совет праведных (Пс.1:5). Нет участия для нечестивых в вос­кресении первом (Апок. гл. 22), которое описал святой Иоанн в Апо­калипсисе, в воскресении духовном, совершающемся во время земной жизни, когда прикоснется к душе вседе­тельный Дух и обновит ее в пакибытие. Воскресает душа, оживает в жизнь Божественную! Ее ум и сердце просвещаются, соделываются причастниками духовно­го разума. Духовный разум — ощущение живота бессмертна­го (Святой Исаак Сирский. Слово 38), по определению Духоносцев. Самый этот разум — признак воскресения. Так, напротив, плотское мудрование — невидимая смерть души (Рим.8:4). Духовный разум — дей­ствие Святаго Духа. Он видит грех, видит страсти в себе и других, видит свою душу и души других, видит сети миродержителя, низлагает всякое помышление, взима­ющееся на разум Христов, отражает от себя грех, в ка­ком бы видоизменении он не приблизился: потому что духовный разум — царство, свет Святаго Духа в уме и сердце. Не воскреснут нечестивии для духовного рассужде­ния! Это рассуждение — совет одних праведных, их досто­яние. Оно неприступно, непостижимо для нечестивых и грешных. Оно — Боговидение, и только чистии серд­цем узрят Бога (Мф.5:8).

Путь нечестивых ненавистен Богу, столько чужд и мерзостен Ему, что Писание представляет Бога отвра­тившимся от него, как бы незнающим его. Напротив того, путь правды столько приятен Богу, что Писание говорит о нем: Весть Господь путь праведных (Пс.1:6). И точно Он Един весть этот путь! Блаженный путь! Ты приво­дишь к Богу! Ты сокровен в бесконечном Боге! Твое начало — Бог, и конец твой — Бог! Ты бесконечен, как бесконечен Бог.

Путь нечестивых имеет грань, имеет горестный предел! Эта грань на краю глубокой, мрачной пропас­ти, вечного хранилища вечной смерти. И погибнет он — путь нечестивых — навсегда в этой страшной пропасти, приведши наперед к ней и погубиши в ней всех шество­вавших им.

Весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погиб­нет (Пс.1:6). Блажен муж иже не иде на совет нечестивых, не увле­кается их образом мыслей, их нравственными правила­ми, их поведением, но в законе Господни вся воля его.

Так воспевает небесный, чудный певец: к святой вдохновенной песне его прислушивался пустынножи­тель.

1847 год. Николаевский Бабаевский монастырь.

ИОСИФ [2]

Священная повесть, заимствованная из Книги Бытия (гл. 32—50)

Чудно приходит к праведникам посреди их бедствий мысль благодарения Богу [3]. Она исторгает сердца их из печали и мрака, возносит к Богу, в область света и уте­шения. Бог всегда спасает прибегающих к Нему с про­стотою и верою.

Возвращался святой патриарх Иаков из Месопота­мии в землю Ханаанскую, в землю рождения своего, в предопределенное Богом свое наследие (Быт. гл. 32). Внезапно пришла к нему весть, что гневный Исав, брат его, идет к нему навстречу, что при нем четыреста вооруженных мужей. Еще в лета юношества Исав, волнуемый зави­стью, покушался на жизнь Иакова. Чтоб избегнуть преж­девременной насильственной смерти, Иаков удалился в Месопотамию. Он пробыл там двадцать лет. Время могло бы исцелить уязвленное злобою сердце Исава... нет, он идет навстречу брату с вооруженною дружиной. Многочисленность толпы, воинственный вид ее обли­чали злонамеренный умысел. Время не исцелило нена­висти в Исаве: возмужал он, возмужала в нем и нена­висть к брату. Испугался Иаков: не знал, что делать: он решился разделить имение свое, состоявшее из домо­чадцев и многочисленных стад, на два полка. «Если разъяренный Исав, — рассуждал он, — изрубит один полк, — может быть, истощится гнев его, и он не при­коснется к другому полку». За двумя полками стояли жены и дети Иакова; позади всех стояла вторая супруга его Рахиль, с единственным сыном своим Иосифом, юнейшим из сыновей Иакова. Они заняли последнее место как младшие, но это место дала им также особен­ная предусмотрительная любовь супруга и отца как безопаснейшее. Глаз любви сметлив; сметлив и глаз ревно­сти. Сделав такое распоряжение, праведник спешит в обычное пристанище праведников, спешит встать пред Богом в благоговейной молитве. «Довлеет ми, — испове­дуется он Богу, — от всея правды, от всея истины, юже сотворил еси рабу Твоему: с жезлом бо сим преидох Иор­дан сей: ныне же бех в два полка» (Быт.33:10). Отвсюду окружен­ный напастью, праведник изливает сердце свое пред Богом, сводит расчет свой с судьбою, находит себя впол­не удовлетворенным, находит, что Бог, заповедовавший ему путешествие в Месопотамию и возвращение из нее, сделал все по обетованию Своему. «Довлеет ми от всея правды, от всея истины, юже сотворил еси рабу Твоему». Глубокое, истинное смирение! Оно одно достойно пред­стоять Богу; оно одно достойно беседовать с Богом: ни­когда оно не оставляется Богом. Ему внимает милостиво Бог, изливая обильные щедроты на молящегося со сми­рением. Изменилось, по мановению Божию, сердце Иса­ва: доселе оно пылало враждою, теперь внезапно запы­лало любовью к брату. Исав кидает меч, бежит в объятия брата, — и плачут два брата в объятиях друг у друга (Быт. гл. 33). Вот Иаков уже давно — в Ханаанской земле. Уже скончалась его любимая супруга, Рахиль, родами второ­го сына, Вениамина. Уже много скорбей испытал Иаков от буйных сыновей, которые вели себя в обетованной земле как бы в земле приобретенной завоеванием (Быт. гл. 34,35). В окрестностях кущи его, раскинутой близ Хеврона, они пасли многочисленные стада свои, иногда уходя и довольно далеко, на другие, более тучные пастбища. Иаков пребывал постоянно дома, где удерживали его и лета, и духовное преуспеяние. Оно привлекало ум и сер­дце старца к Богу, и потому полюбил он уединение в куще. Некогда и несродно такому человеку вдаваться в житейские попечения. Неотлучно при нем был — его утешение — любимый сын, прекрасный душою и телом, Иосиф. Услуга старцу-отцу и внимание глубокому, свято­му учению отца-Боговидца составляли все занятие, все наслаждение юноши. В душу его падало слово благочес­тия, как падает семя на тучную землю, и скоро принес­ло плод: засияла в душе Иосифа святая чистота. В чис­тоте сердца начинает отражаться Бог, как в зеркале ти­хих, прозрачных вод отражается солнце. Добродетель Иосифа возбудила в братьях не соревнование, а за­висть: так, по несчастию, всего чаще случается в человеческом обществе. Братья изобрели и взнесли злую клевету на Иосифа — какую именно, умалчивает Писа­ние. Но проницательный и благодатный Иаков не был обманут хитросплетенною выдумкою, он продолжал любить — любить Иосифа и в знак особенной любви подарил сыну пеструю одежду. Яркость и разнообразие цветов особенно уважались и доныне уважаются на ко­чевом востоке. Не была ли одежда эта символом испещ­ренной противоположными обстоятельствами жизни, предстоявшей юноше? Вдохновение внушило прозорли­вому старцу изобразить пророчество не словом — символом: пестрою одеждою. Отсюда начинаются стран­ные приключения Иосифа. Он служит преобразовани­ем, дальнею библейскою тению Господа нашего Иисуса Христа, а для деятельной жизни является примером благочестивого и добродетельного человека, подверга­ющегося разнообразным, странным бедствиям, во вре­мя которых сохраняет он верность к благочестию и доб­родетели, никогда и нигде не оставляется Богом, повсю­ду храним и наконец прославляется дивно. Послушаем, послушаем любопытное сказание о чудных и настави­тельных приключениях облеченного пророком-отцом в пеструю одежду.

Братья Иосифа (Быт. гл. 37), увидев, что отец их любит его бо­лее всех других сынов, возненавидели его: при каждом слове с ним, при каждом взгляде на него закипало в них мрачное смущение. А он не понимал объявшего их не­дуга: чистая душа его видела всех чистыми, благонаме­ренными. С доверчивостью открывал он пред ними сердце. Это незлобивое сердце уже избрано Богом в со­суд таинственных откровений. Благодать Святаго Духа, сообразно юношеским летам Иосифа, начала являть свое присутствие и действие в знаменательных снови­дениях. Живо рисовались таинственною рукою странные сновидения в девственном воображении. Иосифу было семнадцать лет, когда приснился ему первый про­рочественный сон. С откровенностью, не подозреваю­щею никакого зла, он пересказывает его братьям: вид­но, сон оставил в душе юноши необычайное впечатле­ние, которое нуждалось в объяснении. Он хотел выз­вать, услышать это объяснение из уст старших братьев. «Привиделось мне, — говорил он им, будто все мы вя­жем снопы на поле; мой сноп вдруг поднялся и встал прямо, а ваши снопы обратились к снопу моему и по­клонились ему». Братья отвечали: «Неужели ты будешь в самом деле царствовать над нами или сделаешься гос­подином нашим?» И удвоили братья ненависть к нему за благодатный сон, за уязвившую их, перетолкованную, искаженную ими святую откровенность его. Иосиф ви­дит новый сон. С детскою невинностью, как бы в оправ­дание первого сна и в доказательство, что знаменатель­ные сны приходят к нему невольно, независимо от него, рассказывает он сон отцу и братьям: «Видел я, — гово­рит он, — будто солнце, луна и одиннадцать звезд покло­нились мне». Отец, услышав рассказ сына, остановил юношу. «Что — сон, виденный тобою? — сказал он ему. — Неужели я, мать твоя и братья твои поклонимся тебе до земли?» Опытный и духовный отец остановил сына не потому, что признал сон его суетным мечтанием, собственным произведением души, недугующей высоко­умием, но чтоб предохранить юную душу от впадения в высокоумие и вместе строгим замечанием сколько-ни­будь погасить зависть и ненависть в братьях.

Так христианские аскетические наставники запове­дуют не обращать особенного внимания на все вообще явления, представляющиеся чувствам душевным и теле­сным: заповедуют соблюдать при всех вообще явлениях благоразумную холодность, спасительную осторож­ность [4]. Бывают сновидения от Бога, чему служат при­мером и доказательством сны Иосифа, но состояние видящего сны и видения опасно, очень близко к само­обольщению. Зрение недостатков наших — вот безопас­ное видение! Зрение падения и искупления нашего — вот нужнейшее видение! Дух сокрушен и смирен (Пс.1:19) — вот со­стояние существенно полезное, чуждое самообольще­ния, состояние, о котором благоволит Бог! Рассужде­ние, способное постигать, расценивать и объяснять видения, свойственно одним преуспевшим в духовном подвиге: оно приобретается долгим временем, оно — дар Божий. Имел этот Божий дар святой Иаков: он ос­тановил сына, рассказывавшего пророчественное сно­видение, а сам — свидетельствует Писание — соблюдал в памяти слова его, носившие на себе помазание Духа.

Не такое действие произвел новый сон на братьев Иосифа: он только умножил в них ненависть и зависть к нему. Однажды они угнали стада в Сихем. Иаков ска­зал Иосифу: «Братья твои в Сихеме; хочу послать тебя к ним». Иосиф отвечал: «Я готов». — «Поди, — продолжал Иаков, — посмотри, здоровы ли твои братья и здоровы ли наши овцы. Потом воротись и скажи мне».

Легко иногда расстаются люди; расставаясь, они как бы не расстаются; прощаясь, почти не прощаются. А та­кое прощание бывает часто прощанием навсегда; часто следует за ним продолжительная, исполненная горестей разлука. Не знал старец, отпуская Иосифа, что он долго-долго не увидит любимого сына! Мог ли он думать, что, посылая Иосифа к братьям, посылает его к убийцам? Ему была известна ненависть их к юноше; но могла ли ему прийти мысль, чтоб эта ненависть возросла до замысла, до заговора, до решимости совершить братоубийство? Незлобие старца было незлобие опытное — не то детское незлобие, которого исполнен был Иосиф, шедший пря­мо на нож, как агнец. Мудрый Иаков, при всем духовном преуспеянии своем, при всей опытности, накопленной в многолетнюю страдальческую жизнь, не мог предста­вить себе, чтоб буйные сыновья его были способны к ужасному преступлению братоубийства. Свойственно святыне не мыслить зла о ближних; ей свойственно са­мых явных, открытых злодеев считать менее злыми, не­жели каковы они на самом деле. И видим мы многих свя­тых людей, не обманутых явным грехом, обманутых мно­гою любовью своею, своею доверчивостью к ближним. Старец! Надолго ты расстаешься с любимым твоим сы­ном Иосифом! Ты имеешь дар и пророчества и прозор­ливости; но на это время Бог, непостижимо устрояющий участь человека, закрыл от тебя будущее непроницаемою завесою. Ты отпустил Иосифа на несколько дней — уви­дишь его после многих скорбных годов. А он увидит зем­лю Ханаанскую, то место, где раскинута куща твоя, когда настанут дни погребения твоего и только на короткие дни этого погребения! Сюда принесутся кости его; сюда возвратится с ними многочисленное потомство его и во­оруженною рукою вступит во владение наследием праот­ца своего — теперь юноши Иосифа.

Пошел Иосиф из дома отцовского, из Хеврона, при­шел в Сихем. Там уже не было его братьев. Он не знал, где найти их, — и начал искать и расспрашивать. Вне­запно встретился с ним незнакомый человек, который спросил его, кого он ищет. Иосиф отвечал ему: «Ищу братьев моих; скажи мне, не знаешь ли, где они со ста­дами своими?» Незнакомец отвечал: «Ушли отсюда; я слышал, они говорили между собою: пойдем в Дофа­им». По словам этого человека, которого как будто судь­ба нарочно привела навстречу Иосифу, чтоб направить его к его предопределению, юноша начинает снова искать братьев — жертва жрецов своих — и находит их в Дофаиме. Издали узнали они его, — начали сговари­ваться об убийстве. Раздались в собрании братьев ужас­ные слова о брате: «Вот идет сновидец. Убьем его и ска­жем: его съел хищный зверь. Посмотрим, что будет тог­да с его снами!» Вслед за ужасными словами поднялись и преступные руки. Но Рувим, старший сын Иакова, от­нял его у них. «Не будем убивать его, — сказал он им, — собственными руками! Спустите его в один из здешних рвов; рук же ваших не возлагайте на него!» И помыш­лял смягчившийся Рувим возвратить старцу-отцу люби­мого сына. Они сняли с Иосифа пеструю одежду и бро­сили его в глубокий, сухой колодезь — живого в ужас­ную могилу. Во рву Иосиф, в челюстях смерти!.. Святой юноша, тяжким опытом начинается твоя духовная опыт­ность! Чудная твердость души твоей, перенесшая такую лютую скорбь! Твердость в бедствиях дается непороч­ною, безукоризненною совестью. Научи нас стяжать и чистоту твою, и твердость — могучие опоры для сердца в превратностях жизни.

Иосиф во рву. Что делают братья? Они сели есть... Созревшая ненависть!.. Когда какая-нибудь страсть со­зреет в душе, — душа уже не чувствует своего смертного недуга. Страшнее быть сердцем в этой глубине злобы, чем телом, при душе ангельской, во рву глубоком. Сыны Иакова совершили злодеяние, как бы исполнили долг: столько природнилась им ненависть к брату. И седоша ясти хлеб (Быт.37:25), говорит Писание.

Когда совершалась эта трапеза, конечно, на ней не присутствовало ничего доброго. Буйно совершалась она. Как иначе могли обедать убийцы? Громкий хохот прерывал страшное молчание: то был хохот души, ко­торая сбросила с себя одежду стыдливости, наслажда­ется усвоившеюся, насытившеюся злобою. Выскакива­ли по временам адские слова — как бы из темной пропа­сти — из сердец, решившихся на братоубийство. Мрач­ны, зверовидны были лица обедающих. Зрение и слух их угрюмо, дико блуждали всюду. Не управляло уже здесь благоразумие. Какое благоразумие! Когда страсти овладеют человеком, тогда ум, лишенный своего влады­чества, служит угодливым и изобретательным слугою страстям для удовлетворения их лукавых, прихотливых, преступных требований.

Пируют сыновья Иакова над могилой с живым мерт­вецом, и вот мечущиеся взоры их внезапно усматривают путешественников. То были измаильтяне, купцы. Они показались от Галаада, на дороге к Египту. Их верблюды были обильно навьючены стираксою, бальзамом и лада­ном: эти товары везли они для продажи в Египет. На бешеной трапезе услышался голос: «Что нам пользы, если убьем брата и скроем кровь его? Продадим его этим из­маильтянам! Руки же наши да не будут на нем: ведь он брат нам и плоть наша!» Голос этот был голос Иуды, чет­вертого в сынах Иакова; Иуда предложил продажу брата-праведника. Чрез многие столетия явится другой Иуда; он скажет о другом Праведнике, о самом Богочеловеке: «Что ми хощете дати, и аз вам предам Его?» (Мф.26:15)

Зазвенели златницы... уже вытащен из колодца Иосиф и поспешно продан аравитянам. Ни одного спор­ного слова ни о цене, ни о пленнике не произнесено ни с той, ни с другой стороны. Не умолчало бы Писа­ние о достойном памяти слове, если бы оно было сказа­но. Писание в этой повести передает и те слова, кото­рые сколько-нибудь стоят замечания. Звучат златницы... их было двадцать. Как схож звон этот со звоном тридца­ти сребреников!.. Блаженный юноша, проданный за двадцать златниц! Ты удостоился быть преобразовани­ем Проданного за тридцать сребреников!

Рувима не было за обедом. Не был он участником в умысле и заговоре преступном; не был и на пиру, на котором праздновалось удавшееся злодейство. Тайно приходит он ко рву и зовет погребенного. Нет ответа. Опять зовет... нет ответа! В отчаянии он рвет на себе одежду, прибегает к братьям, говорит им: «Нет юноши во рву! Куда теперь денусь я?..» В ответ зазвучали злат­ницы. Их было двадцать: девять братьев, присутствовав­шие при продаже, доказали, что они не забыли отсут­ствовавшего десятого.

Между тем сыновья Иакова придумывали, как скрыть от старца-отца поступок свой с Иосифом. Они закололи козленка, в крови его обагрили пеструю одеж­ду и послали ее отцу с жестким вопросом: «Мы нашли это; узнавай — одежда ли это сына твоего или нет?» Он узнал ее; он сказал: «Это — одежда сына моего: зверь лютый съел его? Лютый зверь похитил Иосифа!» Рас­терзал Иаков на себе одежды, надел на себя вретище и многие дни оплакивал сына. Собрались к нему сыновья и дочери; они утешали старца. Но он не хотел утешить­ся, говорил: «Сойду с стенанием к сыну моему в ад». Долго повторял он эти слова и долго плакал.

Измаильтяне привели Иосифа в Египет (Быт. гл. 39): там пере­продали его Пентефрию, вельможе фараона — фарао­нами именовались цари египетские — начальнику телох­ранителей царских. И Господь был с Иосифом, таин­ственно бдел над ним, помогал ему. Скоро заметил гос­подин благословение неба над рабом своим и очень полюбил его. Следствием этой особенной любви было то, что Пентефрий вручил Иосифу управление всем до­мом своим и всем имением. Господь, ради Иосифа, бла­гословил достояние египтянина: излилась благодать Божия на все имение его, на дом его и на поля его. Пентефрий предался расположению своему со всею безза­ботливою доверчивостью, даже сам не осматривал ни­чего, не обращал ни на что внимания. Иосиф был очень статен, прекрасен собою. Красота его привлекла взоры жены Пентефрия. Страсть объяла ее: открыто, прямо объявила она юноше страсть свою. Юноша не согласил­ся на беззаконие. Он увещевал жену, пылавшую безум­ным и преступным вожделением; он говорил ей: «Гос­подин мой так вверился мне и так почил на моих забо­тах, что даже не знает ничего, что у него в доме. Все добро свое он сдал безотчетливо в мои руки: в его доме нет никого выше меня; все в моем ведении, кроме тебя, супруги его. Как же мне поступить по словам твоим? Как мне согрешить пред Богом?» Не слышит преступная жена мудрых слов сына Иаковлева: другое говорит в ней овладевшая ею страсть. Она слышит только голос страсти: слова Иосифа пролетели мимо слуха ее, как пустые звуки без смысла и значения. От времени до времени повторяет жена предложение, всегда с одинаково от­крытою, пламенною наглостью. Однажды Иосиф зани­мался в доме по должности своей; случилось, что тут никого не было из домашних, исключая госпожи. Она схватывает его за одежду, умоляет, требует, чтоб жела­ние ее было тут же исполнено. Иосиф вырывается из рук ее, убегает; верхняя одежда его осталась в руках египтянки. Неудовлетворенная преступная любовь вне­запно превращается в бешеную ненависть: та, которая за минуту искала насладиться прелестями прекрасной плоти, теперь неистово жаждет напиться кровью. Вопи­ет исступленная египтянка, громким визгом и криком сзывает домашних. Прибегают они. «Глядите, — говорит им египтянка, — этот молодой евреянин введен в дом наш, чтоб поругаться над нами!.. Он пришел ко мне... он сказал мне... я закричала громким голосом... услышав вопль мой, он убежал от меня... вот верхняя его одежда в руках моих!» Она сохранила эту одежду до возвраще­ния Пентефрия. В другой раз одежда — немой, услышан­ный лжесвидетель на Иосифа. Когда возвратился вель­можа, жена пересказала ему событие. Она говорила жалобно и тихо: «Ко мне приходил молодой евреянин, которого ты ввел к нам, чтоб обесчестить нас, и пред­лагал мне беззаконие. Когда же я громко закричала, он убежал, оставив у меня свою верхнюю одежду». Услы­шав сказание правдоподобное, в котором простотою и холодностью рассказа искусно прикрывались страшная буря душевная и адская клевета, видя в руках жены дока­зательство происшествия — одежду Иосифа, доказатель­ство, против которого, по-видимому, не было опровер­жений, Пентефрий пришел в сильное негодование. Рас­спросы и суд признал он излишними, ненужными, — так преступление раба в глазах его было ясно, живо, очевидно. Он велел ввергнуть Иосифа в темницу, в ко­торой содержались государственные преступники, — в твердыню: так называет эту темницу Писание.

Господь, избравший Иосифа с дней его детства, Гос­подь, помогавший ему в плену и в доме Пентефрия, не оставил его и в темнице. Расположилось к Иосифу сер­дце начальника темницы: он вверил юному узнику всю темницу, всех узников, заключенных в ней, и, подобно Пентефрию, почил со всею доверенностью на заботах Иосифа. Спустя несколько времени, провинились пред египетским царем двое вельмож его: старейшина вино­черпий и старейшина над хлебами (Быт. гл. 40). Разгневанный фа­раон заключил их в ту же темницу, в которой содержал­ся Иосиф. Начальник темницы поручил их Иосифу. Ког­да они пробыли несколько дней в темнице, в одну и ту же ночь каждый из них увидел сон. Утром приходит к ним Иосиф и примечает, что они оба в смущении. Он спрашивает вельмож фараоновых: «Отчего на лицах ва­ших печаль»? Они отвечают: «Каждый из нас видел сон; но некому истолковать снов наших». Иосиф сказал: «Не Бог ли дает дар изъяснять те сны, которые посылаются от Него? Расскажите мне сны ваши». Из слов Иосифа видно его духовное преуспеяние, плод искушений. Ког­да в детстве он видел сны, то ощущал только, что в них есть значение, и пересказывал их отцу и братиям, как бы ища объяснения, но не смея присовокуплять никако­го толкования. А здесь едва услышал, что старейшины видели сон, и уже надеется найти разрешение загадоч­ных сновидений в Боге, к Которому он приблизился, Которому усвоился скорбями, верою, чистотою, молит­вою. Сны ввели его в горнило скорбей; сны выведут его из этого горнила, в который промысел обыкновенно ввергает людей, предназначаемых им для дел великих. Начал старейшина виночерпий рассказывать сон свой: «Привиделось мне, — сказал он, — что передо мною ви­ноградный сад; в саду вижу три лозы, сочные, пустив­шие отрасли и давшие зрелый плод. Чаша фараонова была в руке моей. Я взял кисть винограда, выжал сок в чашу и подал ее фараону». Иосиф отвечал: «Вот значе­ние этого сна: три лозы — три дня. Пройдут еще три дня, и вспомнит фараон о тебе, возвратит тебе пре­жний сан твой старейшины виночерпия: ты будешь подавать чашу фараону по-прежнему. Тогда, в благопо­лучии твоем, вспомни обо мне. Окажи мне милость: поведай обо мне фараону и изведи меня из этих угрю­мых стен. Я украден из еврейской земли и здесь не сделал ничего худого, а меня ввергли в эту ужасную тем­ницу». Старейшина над житницами, услышав истол­кование благоприятное, также пересказал свой сон Иосифу: «И я, — говорил он, — видел сон. Мне предста­вилось, что держу на голове три корзины с хлебами. В верхней корзине было всякого роду печенье, употреб­ляемое фараоном. Внезапно налетели птицы, начали клевать печенье». Иосиф отвечал: «Вот значение сна: три корзины — три дня. Пройдут еще три дня — и сни­мет фараон с тебя голову твою! Труп твой повесят на древе; птицы небесные съедят тело твое». Настал тре­тий день: это был день рождения фараона. Он дал пир своим придворным; в беседе с ними вспомнил царь о двух заключенных старейшинах: старейшине виночер­пию возвратил прежний сан, и тот снова стал подавать чашу фараону, а старейшину над житницами велел каз­нить, по предсказанию Иосифа. И забыл старейшина виночерпий об Иосифе. Еще нужно было праведнику томление в темнице! Еще нужны ему были уединение и мрак тюрьмы, чтоб душа его глубже погрузилась в мо­литву, ею еще более приблизилась к Богу, еще светлее озарилась разумом духовным.

Прошло два года, — фараон видит сон (Быт. гл. 41). Ему предста­вилось, будто он стоит при реке: вот выходят из реки семь коров, тучных, прекрасных, и стали ходить по прибреж­ному пастбищу. За ними вышли из реки другие семь ко­ров, тощих, неприятного вида, — тоже начали ходить с первыми по берегу реки. Внезапно тощие коровы пожра­ли тучных, и не заметно было, чтоб тучные взошли в них: они сохранили свой прежний вид изнурения. Проснулся фараон. Потом опять засыпает, — видит другой сон: ви­дит, будто из одного стебля выросли семь колосьев, на­полненных зрелыми зернами: за ними выросли другие семь колосьев, тонких, как бы иссушенных зноем и вет­ром. Эти тонкие колосья поглотили в себя семь первых полных колосьев. Проснулся фараон; смутилась душа его; с наступлением утра он приказывает собрать всех ученых и мудрецов Египта и пересказывает им сон свой. Но они не могли истолковать сновидения, произведшего в царе задумчивость и смущение. Тогда старейшина ви­ночерпий сказал фараону: «Теперь вспоминаю согреше­ние мое! Когда ты, царь, прогневался на рабов твоих, на меня и на старейшину над житницами, повелел заключить нас в темницу, которая при доме начальника те­лохранителей: каждый из нас, в одну и ту же ночь, уви­дел сон. Там с нами был молодой евреянин, раб началь­ника телохранителей; мы рассказали ему сны свои, и он истолковал их. Мне предсказал возвращение сана, а то­варищу моему казнь. Так и случилось с обоими нами». Фараон послал в темницу за Иосифом, велел приве­сти его к себе. Вывели Иосифа из твердыни: вывела его рука Божия. По обычаю страны остригли ему волосы, переменили на нем одежду: он предстал пред лице фа­раона. Египетский царь пересказал ему сны свои и жа­ловался на мудрецов, что они не могли истолковать этих видений. «Я слышал о тебе, — говорил фараон Иосифу, — что ты объясняешь сны, когда тебе переска­жут их». Иосиф отвечал: «Без Бога не может фараон получить удовлетворительного ответа». Невольно Иосиф обнаруживает свое духовное состояние! Он ис­поведует явное, чудное, существенное Божественное действие, действие Святаго Духа, независящее от чело­века, посещающее человека по высшей воле и открыва­ющее ему тайны. Это невидимое общение с Богом, это благодатное действие ощущал в душе своей Иосиф: до такой высоты духовного преуспеяния возвели его по­стоянство в добродетели, бедствия, страдания, — или, правильнее, благодать Святаго Духа, осеняющая посто­янно добродетельных, в особенности же страдальцев невинных. «Оба сна твои, — сказал он фараону, — име­ют одно значение; сны твои — один сон. Семь коров туч­ных предзнаменуют семь лет плодородных; семь полных колосьев предзнаменуют то же. Семь коров тощих и семь колосьев иссохших означают семь лет голода. Бог пока­зывает фараону то, что Он вознамерился совершить. Наступят семь лет: в течение их будут в Египте обильные жатвы. Приидут другие семь лет, и от скудости их забу­дется обилие первого семилетия. Голод поразит, сгубит землю. Самые следы предшествовавшего обилия изгла­дятся последующею за ним скудостью: потому что голод будет очень сильный. Дважды повторился сон фараона: это подтверждение изречения Божия и знак, что Бог ускорит привести в исполнение Свое определение. Царь! Высмотри у себя разумного человека и поручи ему землю египетскую. Пусть в течение семи плодонос­ных лет собирается пятая часть всего урожая; собирае­мая пшеница должна поступить в ведение фараона и храниться в городах. Таким образом составятся хлебные запасы для семи лет неурожайных, и земля не погибнет от голода». Понравились слова Иосифа фараону и ок­ружающим его. Фараон сказал им: «Где же нам найти другого человека, который бы, как этот, имел в себе Духа Божия?» Потом, обращаясь к Иосифу, говорит ему: «Бог открывает тебе тайны, и потому нет человека, ко­торый бы сравнился с тобою мудростью и разумом. Будь главою в доме моем; пусть повинуются тебе все люди мои! Разве одним престолом я буду выше тебя. Постав­ляю тебя над всею землею египетскою».

Фараон снял перстень с руки и надел его на руку Иосифа, облек его в червленую одежду, возложил на него золотую гривну и повелел посадить его на вторую колес­ницу свою: в ней возили нового сановника по городу; перед колесницей шел глашатай, возвещая народу сан и власть Иосифа. Тогда Иосифу исполнилось тридцать лет. Фараон женил своего наперсника на Асенехе, дочери жреца илиопольского, и переименовал его, назвав — Псомфомфаних. Что бы значило это наименование? Оно значит «Спаситель мира» [5]. Прообразовал Иосиф нисше­ствие на землю Богочеловека, к падшему и заблудшему роду человеческому, когда послан был отцом к братьям, пасшим скот вдали от отцовской кущи. Прообразовал Его, когда был продаваем братьями иноплеменникам. Прообразовал Его погребение своим заключением в темнице; внезапным возвышением и славою прообразовал славу Его воскресения. Дочь жреца илиопольского, всту­пившая в супружество с Иосифом, предъизображала Церковь Христову, составившуюся из язычников. Спасе­нием народа от смерти предзнаменовалось спасение че­ловечества от смерти вечной. Раздаятель вещественного хлеба был предъизображением Того, Кто и Хлеб сшедый с небеси, и Раздаятель этого небесного хлеба (Ин. гл. 6). Из среды таинственных ветхозаветных прообразований в первый раз услышалось утешительное имя: Спаситель мира! Див­но промысл Божий предвещал великое дело Божие, ис­купление человечества, библейскими прообразователь­ными тенями. В какой дали времен начали являться эти тени! Как живо обрисовывали они истину! Какою таин­ственностью покрыты были для современников! Как они стали ясны, очевидны, когда Бог открыл человекам разумение вдохновенных Им Писаний.

Иосиф приступил к исполнению обязанностей, к ко­торым призвал его Сам Бог и которые, по устроению Божию, возложил на него владетель Египта. Он предпри­нял путешествие по всему Египту и, обозрев страну, сде­лал нужные распоряжения. Земля в продолжение семи лет давала обильную жатву. В течение этих семи лет Иосиф скоплял хлебные запасы, которые хранил в горо­дах за надежным присмотром и стражею в обширных кладовых. Он собрал бесчисленное количество пшеницы: она лежала в складочных местах подобно горам песку. В течение тех же плодородных семи лет Асенефа родила двух сынов. Иосиф назвал первенца Манассиею. Назы­вая так, он включил в имя старшего сына глубокую мысль: так устроил меня Бог, что я забыл страдания мои. Второго он назвал Ефремом, соединяя с этим именем другую глубокую и благочестивую мысль: Бог возрастил меня в земле смирения моего. Такие мысли заключают в себе эти имена, по значению своему на еврейском языке [6]. Протекли семь лет плодородных, как проходит все, что подчинено времени: наступили голодные годы. По предсказанию Иосифа, голод начал свирепствовать по всей земле. Народ египетский возопил к фараону, прося хлеба. Фараон отвечал подданным: «Идите к Иосифу и делайте то, что он скажет вам». Иосиф отворил запас­ные житницы, начал продавать оттуда хлеб египтянам. Голод свирепствовал по лицу земли. Жители соседних стран, услышав, что в Египте продается хлеб, и утесня­емые голодом, начали приезжать в Египет для покупки пшеницы. Мудрый, предусмотрительный правитель за­готовил запасный хлеб в количестве, способном не только прокормить свой народ, но и привлечь деньги других народов в египетское государство.

В числе прочих земель, угнетенных голодом, томи­лась земля ханаанская. Терпело недостаток в пище и семейство святого патриарха. Слух, что в Египте прода­ется хлеб, дошел до старца (Быт. гл. 42). Он сказал сыновьям своим: «Я слышал, есть пшеница в Египте: что вы не обратите на это внимания? Сходите туда, купите сколько-нибудь хлеба для поддержания жизни нашей; иначе — чтоб не пришлось нам умереть с голоду». Повинуясь воле отца, десять братьев Иосифа отправились в Египет для покуп­ки хлеба. Вениамина не отпустил Иаков с братьями; он сказал: «Чтоб не случилось с ним на дороге чего худого».

Прибыв в Египет, сыновья Иакова пришли с прочи­ми покупателями на то место, где продавался хлеб. Про­дажею хлеба занимался сам Иосиф. Когда братья пред­стали перед него, он тотчас узнал их; но они нисколько не подозревали, что стоят пред братом, проданным в рабы за двадцать златниц. И как им было узнать его? Когда они расстались с ним, ему едва минуло семнад­цать лет; теперь он приближался к сорокалетнему воз­расту. Измененный годами, он не менее изменен был величием и блеском сана, первого в царстве египетском, которое опередило почти все другие государства образованностью, могуществом, внутренним устрой­ством. Представ перед Иосифа, братья низко поклонились ему, челом до земли. Иосиф вспомнил сны свои... Мудрый, добродетельный Иосиф! Он отложил до друго­го времени объявить себя братьям. Сколько эта великая душа имела над собою власти! Не снедалось ли сердце его желанием тотчас дать о себе радостнейшую весть престарелому, святому родителю, который более двад­цати лет ничего не знал о нем и, считая погибшим без­возвратно, печалился неутешно? Он не внимает влече­нию милостивого, великодушного сердца, избирает об­раз действования, необходимо нужный для пользы и своей, и братьев своих. Иосиф знал грубые, необузданные нравы этих людей; то были полудикие пастухи, взросшие на кочевьях, проведшие всю жизнь при ста­дах, на приволье буйной свободы, под открытым небом, в безлюдных пустынях. Они не знали никакой власти над собою, не знали никакой бразды: отцу оказывали неповиновение; причиняли ему частые оскорбления; всякое пожелание свое, как бы оно преступно ни было, приводили в исполнение; руки их нередко бывали обаг­рены кровью невинных. Такими изображает Писание сыновей Иакова. Им нужен был урок. Для собственного благополучия их, необходимо было познакомить их с покорностью, с благонравием. Жестокие души, привык­шие попирать совесть и страх Божий, иначе не могли быть потрясены, приведены в чувство и самопознание, как пыткою страха человеческого. Предвидя продолжи­тельный голод, Иосиф предвидел и необходимость пе­реселения семейства Иаковлева из Палестины в Египет. Не поэтому ли он назвал братьев своих, при первом их приезде в Египет, соглядатаями?.. Если б братья его вне­сли с собою в новое отечество свою необузданность, свое буйство, скоро навлекли бы на себя негодование египтян; скоро низринулось бы благополучие семейства Иаковлева, благополучие самого Иосифа; семейство это и он подверглись бы величайшим бедствиям. Приобре­тенное долговременными страданиями должно было оградить, сохранить мудрым поведением.

Иосиф обошелся с братьями важно, сурово, как строгий властелин. «Откуда вы?» — спросил он их. Они отвечали: «Из земли Ханаанской: пришли купить хле­ба». Он возразил: «Вы соглядатаи: пришли высмотреть нашу страну!» Они отвечали: «Нет, господин! Рабы твои пришли купить хлеба. Все мы братья, сыновья одного старца. Мы пришли с мирным расположением: рабы твои не соглядатаи». Он сказал: «Нет, нет, вы пришли высмотреть землю!» Они отвечали: «Нас двенадцать бра­тьев; рабы твои — из земли Ханаанской. Меньшой из нас остался при отце, а одного... не стало». Иосиф заметил: «В ваших словах есть ложь! Правду я сказал, что вы со­глядатаи. Клянусь неприкосновенностью фараона, вы не выйдете отсюда, если меньшой брат ваш не придет ко мне. Этим вы должны оправдать себя. Пошлите одного из среды вас: пусть приведет брата. Вы же останетесь здесь под стражею, доколе не объяснится, справедливы ли слова ваши или нет. Если они окажутся несправед­ливыми... Клянусь неприкосновенностью фараона, вы соглядаи!» — и с этими словами отдал их под стражу.

Прошли три дня. На третий день он призывает их и говорит: «Я из числа боящихся Бога. Вот как поступи­те: если вы с мирным расположением, то идите, отве­зите купленную вами пшеницу; один же из вас будет удержан здесь под стражею. В следующий раз приведи­те ко мне брата вашего: этим вы докажете истину слов ваших. Если же не приведете меньшого брата, то ниже увидите лица моего!» Иосиф говорил с братьями свои­ми при посредстве переводчика. Он еще не отпустил их окончательно, и, в то время как занялся с другими покупателями, сыновья Иакова начали потихоньку беседо­вать между собою на еврейском языке. Могли ли они предполагать, что грозный египетский вельможа пони­мает их! А он напряженным слухом и вниманием сле­дит за каждым словом; каждое их слово уловляет душа его, полная святой любви, действующая с святою, спа­сительною мудростью. «Право, — говорили друг другу сыновья Иакова, — преследует нас грех, который мы совершили над братом нашим! Мы пренебрегли глубо­кою скорбью его, мы не послушали его, когда он умо­лял нас: за него пришла на нас эта напасть!» Рувим ска­зал прочим: «Не говорил ли я вам, не обижайте юно­ши? Вы меня не послушали: вот кровь его взыскивает­ся». Пронзали чувствительное сердце Иосифа слова братьев. Он вышел на минуту от них и облегчил обре­менившееся сердце потоками слез. Потом опять пришел к ним, избрал из среды их Симеона, приказал возло­жить на него пред глазами их оковы. В поступках мудро­го Иосифа все имеет свою причину. О причине, по ко­торой цепи сделались уделом дикого и свирепого Симе­она, не другого кого из братьев, умалчивает Писание; но из того же Писания видно, что именно ему нужен был более строгий урок. Все десять братьев позволяли себе тяжкие проступки; но Симеон запятнал себя ужас­ным убийством сихемлян, чем подверг все семейство святого патриарха страшной опасности, от которой оно было избавлено особенным заступлением промысла. И не его ли руки поднимались на другое убийство, бо­лее ужасное и преступное?.. Иосиф отдал тайное прика­зание наполнить пшеницею мешки братьев и в мешок каждого вложить деньги, отданные за пшеницу, сверх того дать им на дорогу пищи. Видно, каждый отдельно заплатил за взятую им пшеницу: эта черта — одна из тех, которыми изображаются перед нами отдаленные обы­чаи библейской древности. Навьючив ослов пшеницею, сыновья Иакова отпра­вились в обратный путь. На первом стану один из них, с намерением накормить осла, снял с него мешок, ко­торый как-то развязался, — и увидел узелок своих денег в мешке, поверх пшеницы. Он закричал братьям: «Мои деньги мне возвращены! Вот они... в мешке моем». Ужаснулось сердце их; они смутились и говорили друг другу: «Что Бог творит с нами?» Прибыв в землю Хана­анскую, к отцу, они рассказали все, случившееся с ними, говорили: «Муж, господин земли той, обошелся с нами очень сурово, даже посадил нас в тюрьму, как соглядата­ев. Мы сказали ему: Нет! Господин, мы не соглядатаи! Мы пришли с мирным расположением. Нас двенадцать братьев, мы сыновья отца нашего; одного из нас... не ста­ло, а меньшой при отце, в Ханаанской земле. Отвечал нам тот муж, господин земли: «Вот что будет для меня доказа­тельством, что вы не соглядатаи, а люди с мирным рас­положением: одного из вас оставьте здесь у меня; сами, взяв купленную для дома вашего пшеницу, идите; но мень­шого брата вашего приведите ко мне. По этому узнаю, что вы не соглядатаи, но люди мирные: и тогда отдам вам брата вашего, остающегося у меня теперь заложником, и вы будете торговать свободно в египетской земле». Когда они высыпали пшеницу из мешков, у каждого вместе с пшеницею выпал узелок с его деньгами, отданными за пшеницу. Увидев узелки своих денег, они испугались. Уви­дел эти узелки отец их и также испугался. «Вы, — сказал он им, — сделали меня совсем бездетным! Иосифа нет; Симеона нет: и Вениамина ли хотите взять? За вас об­рушились на голову мою все эти беды». Рувим отвечал ему: «Двух сыновей моих убей, если не приведу Вениа­мина к тебе обратно». Старец отвечал: «Не пойдет сын мой с вами! Брат его умер; он остался один: если слу­чится ему зло на дороге, в которую вы отправляетесь, то вы сведете старость мою с печалью в ад».

Голод усиливался, усиливался, одолел землю (Быт. гл. 43). Кон­чилась в дому Иакова пшеница, привезенная из Египта, и сказал старец сыновьям своим: «Сходите опять в Еги­пет, купите нам сколько-нибудь хлеба». Иуда отвечал ему: «Муж, господин той земли, сказал нам, подтверж­дая клятвою слова свои, что мы не увидим лица его, если не придет с нами меньшой брат наш». Иаков заме­тил: «Зачем вы сделали это злое дело, зачем сказали мужу, что есть у вас брат?» Они отвечали: «Муж делал нам строгие и подробные допросы. Он выспрашивал: жив ли еще отец ваш? Есть ли еще у вас брат? Мы отве­чали на вопросы его. Разве знали мы, что он скажет: приведите брата вашего?» Потом Иуда начал уговари­вать отца своего: «Отпусти юношу со мною; мы встанем, пойдем, достанем хлеба на пропитание тебя и себя, чтоб нам не умереть с голоду. Я возьму на мою ответственность Вениамина: от моей руки взыщи его. Если не приведу его назад и не поставлю пред тобою, да бу­дет гнев твой на меня во всю жизнь мою. Если бы мы не промедлили столько, то два раза успели бы побывать в Египте». На это сказал отец: «Когда уж так, то вот как сделайте: возьмите здешних произведений и принесите тому мужу в дар. Возьмите ладану, меду, стираксы и оре­хов. Возьмите двойные деньги, чтоб можно было воз­вратить деньги, найденные в мешках ваших: может быть, они попали туда по какому недоразумению. И бра­та вашего возьмите. Собирайтесь в путь и идите к мужу. Бог мой да преклонит мужа к милосердию, чтоб он от­пустил брата вашего и Вениамина. Я вполне сделался бездетным!»

Сыновья Иакова взяли с собою дары и двойные деньги, отправились в Египет. Прибыв туда, предстали Иосифу. Увидел Иосиф Вениамина, брата своего по ма­тери, — и возмутилась душа его. Он призвал управляю­щего своим домом и сказал ему: «Веди этих людей в дом мой и приготовь хороший обед: в полдень они будут обедать со мною». Домоправитель исполнил по прика­занию Иосифа, повел братьев в дом его. Они, видя, что их ведут в дом Иосифа, говорили друг другу: «Нас ведут сюда по случаю денег, найденных в наших мешках, чтоб взнести на нас клевету, обвинить нас, взять в рабы и завладеть ослами нашими». Поэтому у ворот дома, не входя в них, они приступили к домоправителю и гово­рили ему: «Умоляем тебя, выслушай нас. Когда мы при­ходили в первый раз за покупкою хлеба и, взяв насы­панными наши мешки, отправились в обратный путь, — на первом стану развязали мешки наши и внезапно уви­дели деньги свои, каждый в своем мешке; эти деньги мы принесли теперь обратно, весом. А для покупки нового хлеба принесли другие деньги. Кто же отданное нами серебро за первый хлеб вложил в мешки наши, мы не знаем». — «Успокойтесь, — отвечал домоправитель, — не опасайтесь ничего. Бог ваш, Бог отцов ваших послал вам богатство в мешки ваши. А деньги, внесенные вами, значатся у меня в приходе и считаются в числе получен­ных». Он вывел к ним Симеона. Потом была принесена вода, им умыли ноги, а ослам дали корму. Они выложи­ли дары и, приготовив их, ожидали выхода Иосифова к полудню.

Когда Иосиф возвратился в дом, братья поднесли ему дары и поклонились челом до земли. Он спросил их: «Здоровы ли вы?» Потом прибавил: «Здравствует ли старец, отец ваш, о котором вы не сказывали? Неужели он жив еще?» Они отвечали: «Еще жив и здравствует раб твой, отец наш». — «Благословен этот человек пред Богом!» — сказал Иосиф. Они низко поклонились ему. Сыскав глазами между ними Вениамина, Иосиф спро­сил: «Это ли меньшой брат ваш, которого вы обещали привести ко мне?» И на утвердительный ответ их про­молвил: «Бог да помилует тебя, дитя мое!» Смутился Иосиф; сильно забилось его сердце; слезы хлынули из глаз. Поспешно ушел он в свою спальню, там насы­тился слезными потоками; потом умыл лицо, вышел к братьям и, удерживая себя, сказал: «Предложите трапе­зу». Для него приготовлено было отдельно, а отдельно для сыновей Иакова, и отдельно для египтян, которые в тот день обедали у вельможи. Египтяне, повествует Пи­сание, не могли быть за одним столом с евреями; они, по своему поверью, гнушались всякого пастуха-овцево­да. Сыновей Иакова посадили прямо против Иосифа, по годам их. Удивились они, увидя себя рассаженными по старшинству. Им подавали кушанья, каждому отдельно часть его: части накладывал сам Иосиф и Вениамину накладывал больше, нежели прочим братьям. Поставле­но было и вино. Отлегло сердце у сыновей Иакова за трапезою роскошною и приветливою. Непривыкшие стеснять себя, пустынные пастухи поели досыта и вы­пили обильно. Эта трапеза прообразовала духовную трапезу Христа Спасителя, предлагаемую христианам на Божественной литургии. Господь благоволил соде­латься братом нашим, Он приобрел владычество над миром — таинственным Египтом, — а братиям Своим, которые страждут под бременем греха, уготовал трапезу и упоявающую державную чашу (Пс.22:5), пресвятое тело Свое и пресвятую кровь Свою. Христиане, причащаясь этой Божественной пищи, причащаются живота вечного, освобождаются от грехов и, в упоении наслаждением духовным, забывают скорби, гнетущие их при стран­ствовании в Египте — в стране чужой, в стране изгна­ния: эта страна, исполненная горестей и бедствий, ви­димых и невидимых, — жизнь земная.

Иосиф между тем отдал тайное приказание своим подчиненным (Быт. гл. 44): «Наполните мешки этих людей пшени­цею, всыпьте больше, лишь бы в силах были увезти. Деньги каждого положите в мешок сверху пшеницы. В мешок меньшого вложите, кроме денег, и серебряную мою чашу». Все было исполнено по приказанию Иоси­фа. Наступило утро: сыновья Иакова пустились в путь с навьюченными хлебом ослами. Когда они вышли из го­рода и были еще недалеко, Иосиф говорит домоправи­телю своему: «Ступай скорее в погоню за этими людь­ми, настигни их и скажи: что это? вы за мое добро воз­дали злом? Зачем вы украли мою серебряную чашу? Не та ли это чаша, из которой пьет господин мой? Да в ней же он и волхвует». Домоправитель, настигнув их, повторил от слова до слова приказанное Иосифом. Они отвечали: «Напрасно так говорит господин! Нет, рабы твои не сделали этого. Если деньги, найденные нами в мешках наших, мы принесли опять из земли ха­наанской, то с чего нам красть из дому господина твое­го серебро и золото? У кого найдешь чашу, тот да будет казнен, и мы отдадимся в рабство господину нашему». Домоправитель отвечал: «Пусть будет по слову вашему: у кого найдется чаша, тот да поступит в рабы к господи­ну моему». Они поспешно сняли мешки с ослов и каж­дый развязал мешок свой. Домоправитель начал обыс­кивать с старшего, дошел до младшего; чаша нашлась в мешке Вениамина. В отчаянии они растерзали на себе одежды, положили мешки на ослов и возвратились в город. Иосиф был в дому своем: они пришли к нему и пали пред ним на землю. «Что вы сделали? — сказал он им. — Разве вы не знали, что нет на земле гадателя, по­добного мне?» Иуда отвечал: «Господин! Нам нечего от­вечать тебе, нечего говорить, нечем оправдаться! Бог карает тайное согрешение рабов твоих. Отдаем себя в рабы господину нашему. Пусть будем рабами твоими, мы и тот, у кого нашлась чаша». — «Зачем мне, — сказал Иосиф, — быть несправедливым? Тот, у кого нашлась чаша, пусть будем рабом моим, а вы идите свободно к отцу». Тогда Иуда, приступив к нему, сказал: «Господин! Умоляю тебя, позволь мне сказать пред тобою несколь­ко слов, и не прогневайся на раба твоего: я знаю, что ты второй по фараоне. Господин! Ты спрашивал рабов твоих: имеете ли вы отца или брата? И мы сказали господину: есть у нас престарелый отец и меньшой брат, родившийся, когда уже отец был в преклонных летах. Их было два у матери: старший... умер; этот остался один, и отец полюбил его. Ты сказал рабам твоим: при­ведите его ко мне, хочу видеть его. Мы сказали господи­ну: невозможно юноше оставить отца своего; если он покинет отца — отец умрет. Ты же сказал рабам твоим: если не придет меньшой брат ваш, то вы не увидите более лица моего. Когда мы пришли к рабу твоему, отцу нашему, то передали ему слова господина нашего. Отец сказал нам: «Идите опять, купите хлеба». Мы отвечали: «Нельзя нам идти! Если меньшой брат наш пойдет с нами, то пойдем: потому что без него мы не будем допущены пред лицо мужа». Твой раб, отец же наш, сказал нам: «Вы знаете, что жена моя родила мне двоих. Один пошел от меня к вам: вы сказали, что он съеден зверем; с тех пор и поныне я не видал его. Если и этого возьме­те и случится с ним дорогою какое зло, вы сведете ста­рость мою с печалью в ад». Итак, если я пойду теперь к рабу твоему, отцу нашему, а юноши не будет со мною — ведь душа его привязалась к душе... этого! — и увидит отец мой, что нет с нами юноши, он умрет. И сведут рабы твои старость раба твоего, отца нашего, с печа­лью в ад. Я, раб твой, взял юношу у отца, сказав ему: если не приведу его к тебе и не поставлю пред тобою, пусть будет гнев твой на мне во все дни жизни моей. Пусть же я буду рабом твоим вместо юноши... да! Рабом господину... А юноша пусть идет с братьями своими. Как мне идти к отцу без юноши? Не снести мне той горес­ти, которая поразит отца моего». Иосиф не мог далее удерживать и скрывать себя (Быт. гл. 45). Всем присутствующим он приказал выйти; даже из приближенных и домашних не было никого, когда он открыл себя братьям. Все удали­лись; тогда с плачем и воплем воскликнул Иосиф брать­ям: «Я — Иосиф!., неужели еще жив отец мой?» Братья пришли в совершенное недоумение, не могли ничего отвечать ему. Иосиф сказал им: «Приближьтесь ко мне». Они подошли к нему. «Я — Иосиф, — повторил он им, — я брат ваш, которого вы продали в Египет. Не скорбите же, что вы продали меня сюда... Чтоб это вас не трево­жило, не мучило! Бог, промышляющий о спасении ва­шем, послал меня сюда. Вот второй год на земле голод, и еще осталось пять лет, в которые напрасно будут па­хать землю, в которые жатвы не будет. Бог послал меня перед вами приготовить вам убежище на земле и про­кормить наше многочисленное семейство. Не вы про­дали меня сюда: сюда послал меня Бог, сделал как бы отцом фараону, господином над всем домом его и владыкою всей египетской земли. Поспешите возвратить­ся к отцу моему и скажите ему: вот что говорит тебе сын твой, Иосиф: «Бог сделал меня господином Египта: при­ди ко мне, не медли. Ты поселишься в гесемской зем­ле, будешь близ меня, ты, и сыновья твои, и сыны сы­нов твоих, и овцы твои, и волы твои, и все стада твои. Я буду доставлять тебе пропитание, потому что еще в течение пяти лет будет голод на земле. Ваши глаза ви­дят, и глаза Вениамина, брата моего, видят, что я, мои­ми устами говорю вам это. Расскажите отцу моему всю славу и власть, которые даны мне в Египте, которые вы видели собственными вашими глазами. Поспешите, приведите отца моего сюда». Он бросился на шею к Вениамину и, обняв его, плакал, и Вениамин обнял его и также плакал. Потом со слезами он обнимал всех бра­тьев своих. Тогда открылись уста их, доселе запечатлен­ные страхом и недоумением: они вступили в беседу с Иосифом.

Дошел слух до дома фараонова о прибытии брать­ев Иосифа; обрадовались фараон и двор его. Фараон сказал Иосифу: «Скажи братьям своим: так поступите, наполните мешки ваши хлебом, идите в землю ханаан­скую и, взяв отца вашего, переселитесь ко мне со всем имением вашим. Богатства Египта отворены для вас». Иосиф подарил братьям, каждому, по две перемены платья, а Вениамину пять перемен и триста золотых монет. Отцу своему он послал многие дары на десяти ослах и дал десять мулов с хлебом на дорогу. Одарив так братьев своих, он отпустил их; отпуская, сказал: «На пути не ссорьтесь между собою». Нужно было вольным питомцам пустыни такое наставление: конеч­но, теперь они дали ему должный вес, помнили и со­хранили его.

Возвратились сыновья Иакова в ханаанскую землю, к отцу своему, сказали ему: «Сын твой Иосиф жив: он-то и управляет всею египетскою землею». Ужаснулся Иаков, не поверил им. Они уверяли его, пересказывали в точности все слова Иосифа. Когда же старец увидел богатые дары и колесницы посланные за ним Иосифом, тогда ожил дух его, и сказал Иаков: «Велико для меня, если жив еще Иосиф! Пойду, увижусь с ним, прежде не­жели умереть мне».

Патриарх поднялся со всеми домочадцами, со всем имуществом; достигнув так называемого Клятвенного Колодца, принес близ его жертву Богу (Быт. гл. 46). В ночном виде­нии Бог сказал старцу: «Иаков! Иаков! Я Бог отцов тво­их. Не убойся переселиться в Египет: там сотворю тебя в народ многочисленный. Я сойду с тобою в Египет, и Я выведу тебя оттуда. Иосиф своими руками закроет глаза твои».

Семейство Иакова, при переселении своем в пре­делы Египта, состояло, включая сюда и Иосифа с его сыновьями, из семидесяти пяти душ мужеского пола. Достигнув гесемской земли, он послал Иуду известить Иосифа о своем прибытии. Иосиф велел запрячь колес­ницы и выехал навстречу старцу-отцу в область гесемс­кую; увидев его, кинулся ему на шею с воплем и рыдани­ем. Иаков сказал Иосифу: «Теперь пусть умру, потому что я увидел лицо твое: еще ты жив!» Когда все семейство прибыло в Египет, Иосиф сказал братьям: «Пойду к фа­раону, извещу его о вашем пришествии, скажу: братья мои и весь дом отца моего, обитавшие в ханаанской зем­ле, пришли ко мне. Они — скотоводы: такое занятие на­шего рода исстари. Они пригнали сюда и стада свои. Если призовет вас фараон и спросит, какое ваше заня­тие, отвечайте ему: мы, рабы твои, с детства и поныне занимается скотоводством; им занимались и отцы наши. А он скажет вам: поместитесь в Гесеме аравий­ском». Этот значительный участок плодороднейшей земли очень удобный для скотоводства, никогда не был населен. Причиною помещения семейства патриархо­ва в отдельной и необитаемой стране, говорит Писа­ние, было известное поверье египтян, признававших не­чистыми тех, которые занимались овцеводством. Иосиф доложил фараону, что отец его и братья со ста­дами своими прибыли из ханаанской земли, и остано­вились в стране Гесем (Быт. гл. 47). Из братьев он избрал пять че­ловек и представил их фараону. Фараон спросил брать­ев Иосифовых: «Чем вы занимаетесь?» Они отвечали: «Мы, рабы твои, занимаемся овцеводством: это занятие было нашим с детства, и занятием отцов и праотцов наших. Ныне мы пришли обитать в земле твоей: в хана­анской стороне крайне усилился голод, и тамошние пастбища недостаточны для стад наших. Позволь рабам твоим поселиться в земле гесемской». Фараон отвечал, обратясь к Иосифу: «Отец твой и братья твои пришли к тебе. Пред тобою вся земля египетская; посели их на лучшем месте. Пусть поселятся в земле Гесем. Если же

между ними есть люди способные, то поставь их в ста­рейшины над стадами моими». Ввел Иосиф и Иакова пред фараона: старец благословил царя египетского, фараон спросил Иакова о числе лет его. «Мне, — отве­чал старец, — сто тридцать лет. Не много лет мне! Жизнь моя преисполнена бедствий: я не проживу столько, сколько прожили отцы мои». И, снова благо­словив царя, старец вышел от него. Иосиф исполнил все по приказанию фараона относительно помещения отца своего в земле гесемской. Там часто любимый сын навещал старца-отца своего и доставлял ему все нужно для его содержания.

Очень занимательны разные подробности о граж­данском устройстве Египта во времена Иосифа, сохра­ненные для нас Книгою Бытия. В этих подробностях виден образец, как первоначально возникали государ­ства, как люди переходили из состояния дикой свободы в состояние подданства; как это подданство было сна­чала неполным и более подходило к патриархальному подчинению; как потом сделалось подданством безус­ловным; наконец, тут же видно, что учредителем само­державного, или монархического, правления в Египте был мудрый, святый Иосиф. Тогдашний двор фараона, хотя уже и представляет некоторое величие и пыш­ность, но не успел еще уклониться от патриархальной простоты: его высший царедворец лично занимается продажею хлеба; другой царедворец носит корзины с хлебом на голове своей, третий собственными руками выжимает сок из винограда в чашу, подает эту чашу царю не только во дни торжественных пиршеств, но, как видно, ежедневно. Народонаселение в Египте было еще очень незначительно, отчего целая плодородная область Гесем оставалась ненаселенною, а жители го­родов имели возможность заниматься пашнею и ското­водством. Книга Бытия дышит юностью политического мира. Сказание Боговдохновенного писателя этой кни­ги, Моисея, своею естественностью переносит внима­тельного читателя в отдаленную, священную древность, к этим людям, жившим в чудной простоте, к этой недав­но начавшейся жизни, чуждой всех утонченностей. Эта жизнь и эта простота полны силы! Кто погружается часто в созерцание библейских сказаний, тот непремен­но ощутит в душе своей особенное, странное впечат­ление. Это впечатление состоит в обонянии какой-то свежести, молодости, как бы от дыхания воздухом пре­красного летнего утра. Душа юнеет от пристальных взо­ров на юность мира, от беседы с юным миром; ее силы бодреют, укрепляются, как дух старца оживает среди об­щества детей. Приятно насладиться свежестью юного мира, отдохнуть в ней от впечатлений современного, дряхлого, рассыпающегося.

Сильный голод продолжался; особенно страдали от него Египет и Палестина: в этих странах ни у кого не было хлеба, кроме заготовленного Иосифом. Не оста­лось ни золота, ни серебра в обеих землях: все деньги перешли в руки Иосифа, а он внес их в казнохранили­ще фараона, которое, нужно заметить, было в самом доме царя египетского. Египтяне, не имея денег, имели нужду в хлебе: они продали фараону прежде скот свой, потом земли, наконец самих себя. Вот начало безуслов­ного подданства в Египте. Только земли жрецов оста­лись их собственностью: они получали хлеб от фарао­на безмездно, в подаяние. По скончании голодных лет, когда египтяне укрепили за фараоном и земли свои, и самих себя, Иосиф выдал им на посев семена с тем, что­бы они пятую часть урожая представляли ежегодно в дань казне. Эта вновь учрежденная мера относительно к дани и самый переворот относительно к власти были приняты с удовольствием и благодарностью на­родом новорождающегося самодержавного государства. «Сохранил ты жизнь нашу, — говорили египтяне Иосифу, — ты благодетель наш; будем рабами фараону». Писатель Книги Бытия замечает, что эта дань остава­лась неизменною и в его времена, то есть по истечении почти четырех столетий. Из сочинений несравненно позднейших писателей, Геродота и Диодора, видно, что тот же способ взимания податей продолжался до их времени, видно, что земля в Египте была собственностью царей египетских. Доходы царей египетских с земли, говорит Диодор, были столько удовлетворительны, что всякую другую дань с народа сделали ненужною [7]. В этом распоряжении виден глубокий, светлый ум Иосифа, его необыкновенная способность к управле­нию, способность, которая обнаружилась в нем с самой юности и которую так скоро и справедливо приметили и начальник телохранителей, и начальник темницы. Он учреждает налог сильный, но чрезвычайно удобный для взноса по свойству страны. Какая дань свойственнее для плодородного Египта, как не дань хлебом? Легко было вносить ее там, где урожай обыкновенный — сам сто; легко было доставлять с полей, лежащих при судоходной реке, каковы все поля Египта, расположенные по берегам Нила, в города с хлебными кладовыми, сто­ящие при той же реке; легко было вознаграждать недо­имки, которые могли случаться в неурожайные годы, уплатою в годы непомерного урожая. Если можно на­звать какие урожаи непомерными, то название это пре­имущественно пред всеми урожаями мира принадлежит урожаям нив египетских. Сбыт хлеба внутри был впол­не удобен для фараона из пристаней, лежавших при этой же судоходной реке. Впоследствии, когда основа­лись гавани и у Средиземного моря, на берегах которо­го обитал весь просвещенный и торгующий мир того времени, Египет стал житницею этого мира и оставал­ся его житницею, доколе Средиземное море оставалось его центром; а оно было центром образованного, дей­ствующего мира почти до новейших времен, почти че­рез всю жизнь мира. Установление Иосифа имело не­обыкновенную основательность при всей простоте своей, потому и было долговечно. Самое время благого­веть пред мудрым государственным постановлением и через многие столетия хранить его в неприкосновенной, столько благотворной для государств неизменяе­мости. Через явное для всех государственное благодея­ние, Иосиф усилил и образовал власть фараонов, обеспечил новое государство капиталом и постоянными, обильными доходами.

Семнадцать лет прожил Иаков в земле египетской и, достигнув ста сорока семилетнего возраста, почувство­вал приближение кончины. За несколько дней пред смертью он призывает возлюбленного сына своего, Иосифа, и говорит ему: «Сделай надо мною милость и истину: не хорони меня в Египте. Да почию с отцами моими! Вынеси меня из Египта и похорони в гробе их». Движимый верою — не каким-нибудь мелочным, земным пожеланием — вдохновенный старец завещавает перене­сение тела своего в Палестину и погребение его в пеще­ре хевронской области. Так объясняет его завещание свя­той апостол Павел, упоминающий о словах этого заве­щания как о внушенных свыше, и заключающих в себе глубокую таинственность (Евр.11:21). Святой сын обещает свято исполнить волю святого отца. Иаков потребовал, чтоб обещание было скреплено клятвою, — и дал клятву Иосиф: тогда Иаков, сидевший на одре своем, поклонил­ся на верх жезла Иосифова. Жезл был в руке вельможи — или по тогдашнему обычаю, или как знак высокого сана.

По прошествии немногих дней известили Иосифа, что отец его пришел в совершенное изнеможение (Быт. гл. 48). Он взял с собою двух сынов своих, Манассию и Ефрема, отправился к умирающему отцу. Дряхлый старец лежал на смертном одре в расслаблении. Ему сказали: «Идет к тебе сын твой Иосиф». Старец собрался с силами, сел на одре. Укрепила ли его любовь к сыну? Или в эту ми­нуту низошло на него осенение благодати? Умирающий ожил жизнью Божественного вдохновения. Часто в из­бранниках Божиих к естественному действию человека внезапно присовокупляется сверхъестественное дей­ствие Святаго Духа. Это могущественное действие вы­водит человека из его обыкновенного состояния и де­лает орудием Божиим. Такими были предсмертные ми­нуты Иакова. Когда Иосиф вошел к нему, он сказал сыну: «Мой Бог явился мне в Лузе, в земле ханаанской, благословил меня и сказал мне: Я умножу тебя, произ­веду из тебя племена народов и дам тебе, а после тебя потомству твоему, эту землю в вечное владение. На этом основании два сына твои, родившиеся тебе до прише­ствия моего в Египет, пусть будут моими. Ефрем и Ма­нассия будут моими, как мои — Рувим и Симеон. Сыно­вья, которые родятся тебе после их, будут твоими и при­зовутся к наследию под именами этих двух братьев, в их участки. Мать твоя Рахиль скончалась в ханаанской зем­ле, когда я шел из Месопотамии и приближался к Еф­рафе. Это то же, что и Вифлеем. Тут, при пути, похоро­нил я ее». Увидев сыновей Иосифа, он спросил его: «Кто это с тобою?» Иосиф отвечал: «Это сыновья мои, которых Бог даровал мне здесь». И сказал Иаков: «Под­веди их ко мне: я благословлю их». Глаза патриарха по­меркли от старости: он не видел ясно. Когда Иосиф подвел к нему детей, он обнял их, поцеловал их и сказал Иосифу: «Вот я не надеялся увидеть лицо твое, а Бог показал мне и детей твоих». Иосиф отвел их от колен старца, и они поклонились ему до земли! Потом, взяв Ефрема в правую руку против левой Иакова, а Ма­нассию в левую против правой Иакова, он подвел их снова к старцу; и простер вдохновенный старец руки для благословения, сложив их крестообразно: правую руку положил на голову Ефрему, а левую на голову Ма­нассии. В первый раз является при благословении кре­стное знамение, обычное знамение благословения в Новозаветной Церкви! «Бог, — говорил святой патри­арх, — Бог, которому благоугодили отцы мои Авраам и Исаак, Бог, покровительствующий и помогающий мне с младенчества моего и доселе, избавляющий меня от всех напастей, да благословит этих детей! Да назовутся они по имени моему и по имени отцов моих Авраама и Исаака; да произойдет от них многочисленное потом­ство». Когда Иосиф увидел, что старец наложил правую руку на Ефрема, это показалось ему неправильным; он взял отцовскую руку, чтоб переложить ее с головы Еф­рема на голову Манассии, и сказал: «Отец мой! Ты не так положил руки. Вот первенец: на него возложи пра­вую руку». Старец не захотел этого сделать. «Знаю, — сказал он, — сын мой, знаю: и от этого будет многочис­ленное потомство, и этот будет велик. Но меньшой брат его будет больше: потомство его составит целый народ». Он снова благословил их. «В вас, — сказал он, — да бла­гословится Израиль! Будут говорить: да совершит Бог над тобою то, что Он совершил над Ефремом и Манас­сиею». А Иосифу сказал: «Я умираю. Бог будет с вами и возвратит вас из этой земли в землю отцов ваших. В той земле даю тебе участок лишний пред братиями твои­ми: его взял я у аммореев мечом и луком моим». Слово мужей духоносных, замечает один великий наставник аскетов (Преподобный Исаак Сирский. Слово 1), подобно слову престарелого Иакова: они словом своим передают слушателям духовную силу, жи­вущую в них, приобретенную ими в борьбе с грехом, победами над невидимыми аммореями — помышления­ми и ощущениями порочными.

Час кончины святого патриарха приближался. В этот предсмертный час излился на него обильно Святый Дух и как бы вполне овладел им. В те последние ми­нуты земной жизни, в которые душа готова была выйти из обветшавшего тела, нисшел Дух Божий, остановил разлучение, излил в отходящую душу, в остающееся тело жизнь благодатную. Умирающий ожил жизнью будущего века. Поспешно потребовал к себе старец всех сыновей своих; поспешно они стеклись к нему, окружили его (Быт. гл. 49). Он еще сидел на одре. Когда они собрались, Иаков произ­нес им вдохновенное, пророческое завещание. Это заве­щание дышит юношескою силою и поэзией, вечною юностью небожителей и святою поэзией их. Тут нет че­ловека! Тут язык человека был только орудием. Так и слышен говорящий Бог. Так и слышен Бог, изрекающий волю Свою, с властью распоряжающийся будущими судь­бами человеков и их отдаленного потомства! Завещание патриарха — небесная песнь, воспетая Духом во всеуслы­шание мира. Эта песнь возвещает миру Искупителя, и народам, погруженным в идолослужение, озарение све­том христианства. «Соберитесь, — сказал умирающий старец сыновьям своим, сказал как бы уже из области того века, — соберитесь, окружите меня; я возвещу вам будущее. Соберитесь, сыны Иакова, послушайте меня, послушайте Израиля, послушайте отца вашего. Рувим ус­траняется от прав первенства за угождение чувственнос­ти; не получили их Симеон и Левий. Их наклонность к кровопролитию поражена проклятием, потомству их суждено рассеяние по племенам прочих братьев. Над Иудою разверзлось все обилие благословения: ему обе­щано гражданское могущество, знаменитость, первен­ство между братьями, в особенности же ему предопреде­лено быть праотцем Спасителя, Который, — возвестил пророчествующий старец, — „ожидание народов"». Вдох­новенный патриарх изрекал благословение сыновьям отдельно каждому, исчисляя сыновей по старшинству. Достигнув имени Иосифа, он снова призвал на него и на его потомство благословение неба и земли. Верно и сильно выразилось это благословение в том благоден­ствии, которым впоследствии пользовалось многочис­ленное потомство Иосифа.

С окончанием пророческого завещания речь Иако­ва изменилась: уже не одушевляет ее восторг, торже­ственность, небесное величие. Она подобна телу, оставленному душою. Бог, говоривший устами старца, прекратил Свои таинственные вещания: умолк вдохно­венный пророк; начинает в изнеможении говорить умирающий старец: «Я обращаюсь, — были последние слова Иакова, — к людям моим; погребите Меня в пе­щере, которая на поле Ефрона хеттеанина. Там похоро­нены Авраам и Сарра; там похоронены Исаак и Ревек­ка; там похоронил я Лию». Сказав это, Иаков положил на одр ноги и скончался. «Он присоединился к людям своим», — говорит Писание, к тем святым праведникам, которых земля произвела и воспитала для неба, кото­рых она уже предала в область вечности.

Увидев, что Иаков скончался, Иосиф пал на лицо отца своего, — целовал лицо, уста, запечатленные смертью, — орошал это лицо обильными слезами (Быт. гл. 50). Он повелевал врачам приготовить тело, по обычаю Егип­та, к погребению. Врачи в течение сорока дней совер­шали приготовление, предохраняющее тела от гние­ния. Весь Египет участвовал в печали Иосифовой; семьдесят дней оплакивали египтяне кончину святого старца, родоначальника израильского. По прошествии дней плача Иосиф испросил себе у фараона позволе­ние исполнить завещание отца и свой клятвенный обет ему, похоронить драгоценное тело праведника в ханаанской земле. Фараон пожелал, чтоб шествие его наперсника в землю ханаанскую было сопровождаемо должным великолепием. Весь двор царя египетского, все вельможи его сопутствовали Иосифу; при них было множество колесниц и всадников. Все сыновья Иако­ва, все внуки его, способные к путешествию, участво­вали в нем. Достигнув места погребения, они почтили священное тело семидневным плачем, плачем великим — так называет его Писание. То поле, на котором оста­новилось это многочисленное собрание и где оно со­вершало свой погребальный плач, назвали жители страны «Плачем Египетским».

Исполнив обет, Иосиф возвратился в Египет. Еще продолжало беспокоить братьев совершенное ими над ним злодеяние. Они подозревали вельможу-брата в па­мятозлобии, а эта чистая, святая душа была способна только к благости! Полагая, что Иосиф не хотел зрели­щем мщения возмутить спокойствие престарелого отца, что он отлагал мщение до удобного времени, они при­шли к нему и сказали: «Отец перед кончиной заповедал: Скажите Иосифу: прости им согрешение их, прости им неправду их: они совершили над тобою преступление, но ты прости им вину их ради Бога отцов твоих». Когда они говорил это, Иосиф плакал. Они пали пред ним и сказали: «Вот, мы отдаемся тебе в рабы!» Великодуш­ный Иосиф, Иосиф, достойный благословений земли и неба, достойный благословения всего племени христи­анского, благословения всех, читающих сказание его назидательных деяний, отвечал братиям: «Не бойтесь! Я — Божий. Вы сговорились сделать мне зло, а Бог со­вещал о мне благое. И исполнилось Его определение! Множеству людей доставлено пропитание, сохранена жизнь. Не бойтесь: я буду покровителем вашим и се­мейств ваших». Живая вера в Бога и зрение чистым ду­шевным оком промысла Божия возносят человека пре­выше всех бедствий, превыше страшного душевного бедствия: памятозлобия и мести.

Книга Бытия умалчивает о дальнейших обстоятель­ствах жизни Иосифовой: вероятно — жизнь его протекла в тишине и нерушимом благополучии. Писание говорит только, что Иосиф остаток дней своих провел в Египте, видел внуков Ефремовых, видел сынов Махира, старше­го сына Манассиина, и скончался ста десяти лет. Отхо­дя в вечность, он завещал своим: «Я умираю; Бог посе­тит вас, и выведет из этой земли в землю, которую Он обещал даровать вам. Тогда, при переселении вашем, возьмите кости мои отсюда с собою в землю обетован­ную». Сделав это завещание, он почил; тело его, предох­раненное от гниения, было положено в ящик, приготов­лено к заповеданному перенесению. И три столетия ожидало тело Иосифа перенесения, о котором завеща­ние было дано и принято с такою верою.

Пусть умру и буду погребен в Египте, стране моего пришельничества. Но завещеваю детям моим я — бездет­ный — завещеваю племени моему, чтоб они переселились в землю обетованную и перенесли туда с собою мое тело. Детьми и племенем называю помышления, рождающиеся в уме моем, чувствования, рождающиеся в сердце моем. Дети мои! Племя мое! Оставьте землю Гесем, ее тучные пастбища, лишь удобные для скотовод­ства. Переселитесь из Египта, из этого дольного мира, где господствует плоть и грех, переселитесь на небо! Тело мое да снидет на время в землю, из которой оно взято. Когда же, возбужденное трубою воскресения, оно восстанет от сна смертного, вы — помышления и чувствования мои — окрыленные Духом, вознесите воскресшее тело на небо! Небо обетовано Богом всему человеку; не только душе его, но и телу! Так! Придет время — посетит Бог человека, соберет тело его, рас­сыпавшееся в прах, смешавшееся с землею, оживит это тело. И если помышления и чувствования человека дос­тойны неба, помазаны, запечатлены Духом, то и тело его изменится, прославится, окрылится, вместе с ду­шою возлетит на небо.

ПОСЛАНИЕ

К БРАТИИ СЕРГИЕВОЙ ПУСТЫНИ

ИЗ БАБАЕВСКОГО МОНАСТЫРЯ

Возлюбленнейшие отцы и братия!

Благодарю вас за памятование ваше о мне грешном, за любовь вашу ко мне. Благословение Божие да почиет над вами и над всеми, преплывающими житейское море с целью спасения, с целью достижения Божественной пристани. Кто же зрит единственно к выгодам, преиму­ществам, наслаждениям преходящего мира, к тому нет у меня слова.

Во время путешествия моего из Сергиевой пустыни, чрез Москву, в Бабаевский монастырь, я посетил мно­гие иноческие обители и видел на опыте то, что свя­тые отцы описывают в своих Боговдохновенных кни­гах. Видел, что во всяком месте, и в пустыни уединен­ной, и среди шумящего многолюдства, те из христиан, которые вникают в Слово Божие и стараются осуществ­лять его жизнью, наполняют мышцы свои — ум и серд­це — напутствием к блаженной вечности. Напротив того, те, которые небрегут о упражнении в Слове Бо­жием, о исполнении святых Божиих заповедей, пребы­вают в горестном омрачении греховном, в плену у гре­ха, в совершенном бесплодии, несмотря на то, что живут в глубокой пустыни. Пустыножитие, не соединенное с духовными занятиями, вскармливает, тучнит, усилива­ет греховные страсти [8]. Так наставляют нас святые отцы; так есть на самом деле. Слово Божие — живот веч­ный: питающийся им жив будет во веки (Ин.6:51). Где бы ни пи­тался человек Словом Божиим, в пустыни ли, или по­среди многолюдства, везде Слово Божие сохраняет свое святое свойство: свойство живота вечного. А потому никакое место не препятствует этому животу вечному сообщать причащающимся ему жизнь духовную, единую истинную жизнь. Пребывая с вами, всегда напоминал я вам, увещевал вас заниматься Словом Божиим: оно мо­жет даровать нашей шумной обители достоинство оби­тели уединенной: оно может построить духовную ограду вокруг обители нашей, не имеющей вещественной ограды. Эта духовная ограда будет крепче и выше вся­кой ограды, воздвигнутой из кирпичей и камней; ника­кой порок не проникнет в обитель нашу, никакая добро­детель не утратится из нее. Находясь в отсутствии, не нахожу ничего лучшего, как повторить вам письменно то, что говорил устами. Братия! Не проводите жизни вашей в пустых занятиях; не промотайте жизни земной, краткой, данной нам для приобретений вечных. Она пробежит, промчится и не возвратится; потеря ее — не­вознаградима; проводящие ее в суетах и играниях ли­шают сами себя блаженной вечности, уготованной нам Богом. Употребите ее на изучение воли Божией, благой и совершенной, изложенной в Священном и святом Пи­саниях. Таяжде бо писати вам, сказал святой апостол, мне убо неленостно, вам же твердо (Флп.3:1).

Когда милосердый Господь, даровав мне некоторое поправление телесного здоровья моего, возвратит в ваше благословенное общество и сподобит узреть лица ваши, как лица святых Ангелов: и тогда мое слово к вам будет то же самое, какое оно было прежде. И прежде увещевал я вас, чтоб вы, претерпевая в Богоданном нам убежище, искали мира душевного в Слове Божием, не увлекаясь суетными помыслами и мечтами, которые обещают дать мир и отнимают его. «Безумного часть — мала пред очами его» (Слово 2), — сказал великий Исаак. Напро­тив того, в душе, принимающей с благодарением дары Божии, возрастает ценность этих даров. Так говорю о нашем пристанище, — Сергиевой пустыни. Благодаре­ние Богу за эту пристань может сделать пристань тихою, приятнейшею; смущенные взгляды ропота и недо­вольства передают свою мутность, свою мрачность и тому, за что, по всей справедливости, следовало бы благодарить, прославлять Бога.

Древо, пересаждаемое с места на место, растрачи­вает свои силы, хотя бы по природе оно было и сильно, лишается возможности приносить плоды. В терпении нашем повелел нам стяжевать души наши Божественный Учитель наш (Лк.21:19). Он возвестил, что творящие плод, тво­рят его в терпении (Лк.8:15). Он возвестил: претерпевый до конца, той спасен будет (Мф.24:13); кто же поколеблется, возвестил наконец Он же, о том не благоволит душа Моя (Евр.10:38).

Погружаюсь в созерцание нивы Христовой. Сколь­ко на ней посеяно семян, сколько выросло колосьев! Как они прекрасно зеленеют, шумят утешительно и на­сладительно, волнуемые ветром. Приходит для этих ко­лосьев время зрелости, время жатвы; они оставляют поле, на котором родились и выросли, сбираются на гумно, сушатся, обмолачиваются, вывеваются. Точно такова наша жизнь. Сколько нужно различных перево­ротов, чтобы человек увидел всю суетность мира, всю его ничтожность, достиг, наконец, как гумна, недра свя­той обители. Тяжеловесное, плодоносное зерно, как бы ни перевевали его, всегда падает на гумно, а плевелы и зерна, бессильные, пустые, легкие, уносятся с гумна вет­ром; сперва показываются они облаком, чем-то знача­щим; потом редеют, редеют, теряются из виду, пропада­ют. Скорби, встречающиеся в обществе, не могут быть извинением малодушия. Быт и место бесскорбные на земле — несбыточная мечта, которой ищут умы и серд­ца, чуждые Божественного просвещения, обольщенные бесами. Нам заповедано искать мира душевного в вза­имном ношении немощей. Не переменами места, рож­дающимися единственно от осуждения ближних, испол­няется закон Христов. Нет! Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов (Евр.6:2). Убегает от исполнения закона Христова безумно ищущий места бесскорбного. Место и жизнь бесскорбные — на небе: оттуда отбеже всякая печаль и воздыхание. Земля — место воздыханий, и блаженны воздыхающие на ней: они утешатся на небе. Место и жизнь бесскорбные — когда сердце обрящет смирение и смирением войдет в терпение. Всему это­му, всему что ни есть благое и спасительное научает нас Слово Божие. И потому Сам Господь повелевает, все пророки и апостолы, все святые отцы увещевают, заповедовают, умоляют пребывать постоянно в Слове Божи­ем, которое источник всех благ, которое жизнь, кото­рое — свет на земле, в этой юдоли плача, глада, тмы, смерти. И свет во тме светится, и тма его не объят (Ин.1:5). Во­димый лучом этого света, выходит странник земной на пажить спасительную, духовную, отсюда предначинает жизнь вечную. Примите, братия, слова мои, которые — не что иное, как отголосок учения всех святых. Так пус­тынный дикий вертеп — жилище гадов и всякой нечис­тоты — повторяет эхом своим вдохновенные звуки Бо­жественных песнопений.

Испрашивающий ваших святых молитв и поручаю­щий себя вашим святым молитвам

архимандрит Игнатий.

1847 год. Николаевский Бабаевский монастырь

СЛОВО О СТРАХЕ

БОЖИЕМ И О ЛЮБВИ БОЖИЕЙ

Служение человека Богу, законоположенное Богом, ясно и просто. Но мы сделались так сложны и лукавы, так чужды духовного разума, что нуждаемся в тщательнейшем руководстве и наставлении для правильного и благоугодного служения Богу. Весьма часто мы присту­паем к служению Богу при посредстве такого способа, который противен установлению Божию, воспрещен Богом, который приносит душам нашим не пользу, а вред. Так некоторые, прочитав в Священном Писании, что любовь есть возвышеннейшая из добродетелей (1Кор.13:13), что она — Бог (1Ин.4:8), начинают и усиливаются тотчас разви­вать в сердце своем чувство любви, им растворять мо­литвы свои, богомыслие, все действия свои.

Бог отвращается от этой жертвы нечистой. Он тре­бует от человека любви, но любви истинной, духовной, святой, а не мечтательной, плотской, оскверненной гордостью и сладострастием. Бога невозможно иначе любить, как сердцем очищенным и освященным Боже­ственною благодатию. Любовь к Богу есть дар Божий: она изливается в души истинных рабов Божиих дей­ствием Святаго Духа (Рим.5:5). Напротив того, та любовь, кото­рая принадлежит к числу наших естественных свойств, находится в греховном повреждении, объемлющем весь род человеческий, все существо каждого человека, все свойства каждого человека. Тщетно будем стремиться к служению Богу, к соединению с Богом этою любовью! Он свят и почивает в одних святых. Он независим: бес­плодны усилия человека приять в себя Бога, когда нет еще благоволения Божия обитать в человеке, хотя че­ловек — богозданный храм, сотворенный с тою целью, чтоб обитал в нем Бог (1Кор.3:16). Этот храм находится в горест­ном запустении: прежде освящения он нуждается в об­новлении.

Преждевременное стремление к развитию в себе чувства любви к Богу уже есть самообольщение. Оно немедленно устраняет от правильного служения Богу, немедленно вводит в разнообразное заблуждение, оканчивается повреждением и гибелью души. Мы будем доказывать это Священным Писанием и писани­ями святых отцов; будем говорить, что шествие ко Хри­сту начинается и совершается под водительством стра­ха Божия; наконец, покажем, что любовь Божия есть тот блаженный покой в Боге, в который входят совер­шившие невидимый путь к Богу.

Ветхий Завет, — в нем истина изображена тенями, и события со внешним человеком служат образом того, что в Новом Завете совершается во внутреннем челове­ке, — повествует о страшной казни, которой подверг­лись Надав и Авиуд, два сына Аароновы, жрецы народа израильского. «Каждый из них, — сказано в книге Ле­вит, — взял свою кадильницу, вложил в нее фимиам, принес пред Господа огнь чуждый, которого Господь не повелел приносить. Только освященный огнь, хранив­шийся в Скинии Свидения, мог быть употребляем при священнослужении израильтян. И исшел огнь от Госпо­да, и попалил их, и они умерли пред Господом» (Лев.10:1,2). Чуж­дый огнь в кадильнице жреца израильского изображает любовь падшего естества, отчуждившегося от Бога во всех своих свойствах. Казнью жреца дерзостного изоб­ражается умерщвление души, безрассудно и преступно приносящей в жертву Богу вожделение нечистое. Поражается такая душа смертью, погибает в самообольще­нии своем, в пламени страстей своих. Напротив того, священный огнь, который один употреблялся в священ­нодействиях, означает собою благодатную любовь.

Огнь для богослужения взимается не из падшего есте­ства, — из Скинии Божией. «Огнь, снисшедши в серд­це, — говорит святой Иоанн Лествичник, — восстанов­ляет молитву. Когда же она восстанет и вознесется на небо, тогда совершается сошествие огня в горницу души» [9]. Се! вси вы, — говорит пророк, — которые ходи­те, то есть руководствуетесь в жизни вашей светом огня вашего, и пламенем падшего естества, его же разжегосте, вместо того чтобы угасить его, — все вы погибнете в огне и пламене адском. Неправильным и преступным действием в себе самих вы огнь разжигаете и укрепляете для себя пламень геенны [10].

Тому же научает и Новый Завет притчею о вшедшем на брак в одеянии небрачном, хотя вшедший и был из числа званных. Сказал царь слугам, указывая на недо­стойного: Связавше ему руце и нозе, возмите его, и вверзите во тму кромешнюю (Мф.22:13). Связанием рук и ног означается отъя­тие всякой возможности к преуспеянию духовному. Точ­но: приходит в это состояние принявший ложное на­правление, устремившийся прямо из состояния грехов­ности, и еще в этом состоянии, к любви, которая совер­шает соединение человека с Богом, но человека, уже пре­дочищенного покаянием. Ввержением во тьму кромеш­ную означается ниспадение ума и сердца в заблуждение и самообольщение. При заблуждении и самообольщении каждая мысль, каждое чувство вполне мрачны, вполне враждебны Богу. Слуги, власти которых предается несча­стный, — демоны: хотя они и заражены безумною нена­вистью к Богу, но вместе пребывают Его слугами по Его неограниченным всемогуществу и премудрости; они ов­ладевают только теми человеками, которые за произ­вольное их поведение предаются власти демонов. Преда­ется этой власти вступивший в направление, воспрещен­ное Богом, как увлеченный самомнением, как произволь­но отвергший повиновение Богу. Превознесена и прославлена святая любовь в Свя­щенном Писании. Апостол Павел, исчислив в первом Послании к коринфянам дары Святаго Духа, упомянув о дарах чудотворения, пророчества, рассуждения духов, знания разных языков, сказал: Ревнуйте же дарований боль­ших: и еще по превосхождению путь вам показую (1Кор.12:31). Что же может быть выше пророка, чудотворца, говорящего на иностранных языках по дару Святаго Духа, а не по обыч­ному изучению человеческому? Аще языки человеческими и ангельскими глаголю, — отвечает великий Павел, — любве же не имам, бых яко медь звенящи, или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничто же есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть... Любы николиже отпадает, аще же пророчествия упразднятся, аще ли языцы умолкнут, аще разум испразднится. От части бо ра­зумеваем, и от части пророчествуем: егда же приидет совершен­ное, тогда, еже от части, упразднится (1Кор.13:1-3,8-10). Что — это совер­шенное? Любовь есть соуз (совокупность) совершенства (Кол.3:14). Должно достигнуть совершенства во всех добродетелях, чтоб вступить в совершенство всех совершенств, в слия­ние их, в любовь. Всяк любяй от Бога рожден есть и знает Бога (1Ин.4:7). Бог любы есть, и пребываяй в любви, в Боге пребывает, и Бог в нем пребывает (1Ин.4:16). О сем разумеем, яко в Нем пребываем, и Той в нас, яко от Духа Своего дал есть нам (1Ин.4:13). Единый ис­тинный признак достижения любви, данный нам самим Святым Духом, есть явное присутствие в нас Святаго Духа. Тот, кто не соделался храмом Святаго Духа, да не льстит себе, да не обманывает себя: он не может быть обите­лью любви, он чужд ее. Изливается в сердца наши лю­бовь вместе с Духом Святым. Она — Его свойство. В кого нисходит Святый Дух, в том является Его свойство — любовь (Рим.5:5). «Кто стяжет любовь: тот, вместе с этим облека­ется в Самого Бога», — сказал святой Исаак Сирский (Слово 48).

Может быть, на это возразят: «Мы христиане; мы обновлены святым крещением, которым исцеляются все недуги падшего естества, восстановляются образ и подобие Божии в первоначальном изяществе их, насаж­дается в человека Святый Дух, уничтожается поврежде­ние свойств, а потому и любви». Так! Но благодатное состояние обновления и пакибытия, доставляемое свя­тым крещением, нуждается в поддержании житель­ством по евангельским заповедям. Аще заповеди Моя со­блюдете, сказал Господь, пребудете в любви Моей. Будете во Мне и Аз в вас. Яко же розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе: тако и вы, аще во Мне не пребудете. Аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, яко же розга, и изсышет, и собирают ю, и во огнь влагают, и сгорает (Ин.15:10,4,6). Не поддерживающий приобретений, дарованных святым крещением, жизнью по заповедям, утрачивает приобре­тенное. «Неизреченная и страшная слава, — говорит святой Иоанн Златоуст, — доставляемая крещением, пребывает в нас один или два дня; потом мы ее погаша­ем, наводя на нее бурю житейских попечений и закры­вая лучи густыми облаками» [11]. Ожив в пакибытие кре­щением, мы снова умерщвляем себя жизнью по плоти, жизнью для греха, для земных наслаждений и приобре­тений. Святой апостол Павел сказал: Должны есмы не пло­ти, еже по плоти жити. Сущий же во плоти Богу угодити не могут. Мудрование бо плотское смерть есть (Рим.8:12,8,7,6). Благодать кре­щения остается без действия, как светлое солнце, зак­рытое тучами, как драгоценный талант, закопанный в землю. Грех начинает действовать в нас со всею си­лою или и еще сильнее нежели до принятия крещения, сообразно тому, в какой степени мы предаемся грехов­ности. Но данное нам сокровище духовное не отни­мается от нас окончательно до самой смерти, и мы можем раскрыть его снова во всей силе и славе покая­нием (Каллиста и Игнатия, гл. 6). Раскаяние в греховной жизни, печаль о грехах произвольных и невольных, борьба с греховными на­выками, усилие победить их и печаль о насильном по­беждении ими, принуждение себя к исполнению всех евангельских заповедей — вот наша доля. Нам предле­жит испросить прощение у Бога, примириться с Ним, верностью к Нему загладить неверность, дружество со грехом заменить ненавистью ко греху. Примирившим­ся свойственна святая любовь. Не столько мы ищем ее, сколько Бог ищет, чтоб мы сделались способными при­нять ее и приняли ее. Обличив в заблуждении того, кто был удовлетворен собою по своим самомнению и сле­поте, призвав его к ревностному покаянию, Господь про­изнес следующее утешение и обетование: Се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною. Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, яко же и Аз победих, и седох со Отцем Моим на престоле Его (Апок.3:20,21). Это говорит всесвя­тая Любовь. Ощущение любви, которое приписывает себе грешник, непрестающий утопать во грехах, кото­рое приписывает он себе неестественно и гордо, есть не что иное, как одна обманчивая, принужденная игра чувств, безотчетливое создание мечтательности и само­мнения. Всяк согрешаяй не виде Его, ни позна Его (1Ин.3:6) — Бога, Который есть Любовь.

Обратимся к гражданам пустынь, вертепов, пропас­тей земных, к тем из человеков, ихже не бе достоин весь мир, к преподобным инокам, которые занимались высо­чайшею из наук, наукою, принесенною Господом с неба. Эта наука — познание Бога и, при посредстве истинно­го, опытного богопознания, познание человека. Безус­пешно трудились и трудятся над приобретением этого познания мудрецы мира сего при свете собственного разума, омраченного падением. Здесь нужен свет Хрис­тов! Единственно при сиянии этого света человек мо­жет увидеть Бога, увидеть себя. Озаряемые Христовым светом, преподобные пустынножители трудились на селе сердца своего, обрели на нем драгоценный бисер — любовь к Богу. В Боговдохновенных писаниях своих они предостерегают нас от тех бедствий, которые обыкно­венно последуют за преждевременным исканием люб­ви. С особенною ясностью рассуждает об этом предме­те святой Исаак Сирский. Из сочинений его мы выпи­сываем несколько свидетельств и душеполезнейших на­ставлений.

«Премудрый Господь, — говорит великий Наставник монашествующих, — благоволит, чтоб мы снедали в поте лица хлеб духовный. Установил Он это не от зло­бы, но чтоб не произошло несварения и мы не умерли. Каждая добродетель есть матерь следующей за нею. Если оставишь матерь, рождающую добродетели, и уст­ремишься к взысканию дщерей, прежде стяжания мате­ри их, то добродетели эти соделываются ехиднами для души. Если не отвергнешь их от себя, — скоро ум­решь» (Слово 72). Духовный разум естественно последует за де­ланием добродетелей. Тому и другому предшествуют страх и любовь. Опять страх предшествует любви. Вся­кий, бесстыдно утверждающий, что можно приобрес­ти последующее, «не упражняясь предварительно в предшествующем, без сомнения, положил первое осно­вание погибели для души своей. Господом установлен такой путь, что последнее рождается от первого» (Слово 5). В 55-м Слове, которое служит ответом на послание пре­подобного Симеона Чудотворца, святый Исаак говорит: «Ты написал в послании твоем, что душа твоя возлюби­ла возлюбить Бога, но что ты не достиг того, чтоб лю­бить, хоть и имеешь великое желание любить. К этому присовокупляешь, что отшельничество в пустыне вож­деленно тебе, что чистота сердца началась в тебе, и что память Божия очень воспламеняется в сердце твоем, разжигает его. Если это истинно: то оно велико. Но мне не хотелось бы, чтоб оно было написано тобою: потому что тут нет никакого порядка. Если же ты поведал для вопроса: то порядок вопроса — иной. Говорящий, что душа его не имеет еще дерзновения в молитве, потому что не победила страстей, как смеет сказать, что душа его возлюбила возлюбить Бога? Нет способа возбудить­ся в душе Божественной любви, в след которой ты та­инственно шествуешь в отшельничестве, если душа не победила страстей. Ты же сказал, что душа твоя не по­бедила страстей, а возлюбила возлюбить Бога: в этом нет порядка. Говорящий, что страстей не победил, а воз­любил Бога любить, — не знаю, что и говорит. Возра­зишь: я не сказал люблю, но люблю возлюбить. И это не имеет места, если душа не достигла чистоты. Если же хочешь сказать обыкновенное слово, то не ты один го­воришь, но и каждый говорит, что желает любить Бога; говорят это не только христиане, но и неправо покло­няющиеся Богу. Это слово говорится обыкновенно каж­дым. Но при таких словах движется только язык, между тем как душа не ощущает того, что говорится. Многие больные не знают даже того, что они больны. Злоба есть болезнь души, и прелесть — утрата истины. Весьма мно­гие, зараженные этими недугами, провозглашают свое здравие и многими бывают похваляемы. Если душа не уврачуется от злобы и не стяжет естественного здравия, в котором она создана, если не возродится в здравие Духом, то человеку невозможно пожелать чего-либо вы­шеестественного, свойственного Духу, потому что душа, доколе находится в недуге по причине страстей, дотоле не способна ощущать ощущением своим духовное и не умеет желать его, но желает только от слышания и чте­ния Писаний».

«Деяние креста — сугубо, сообразно составу есте­ства, разделяемому на две части. Одно состоит в пре­терпении скорбей телом, совершается действием душевной силы ревности и называется собственно дея­ние. Другое же приобретается тонким деланием ума, непрестанным помышлением о Боге и пребыванием в молитве, что совершается силою желания, и называет­ся видение. Первое, то есть деяние, очищает страстную часть души силою ревности; второе же очищает мыс­ленную часть души действием душевной любви или вожделением душевным. Каждый, прежде совершенно­го обучения в первой части, переходящий ко второй, увлекаясь ее сладостью, чтоб не сказать от лености, подвергается гневу за то, что, не умертвив прежде уды свои, яже не земли (Кол.3:5), то есть не уврачевав немощи по­мыслов терпеливым пребыванием в делании крестно­го поношения, дерзнул возмечтать в уме своем славу креста. Сие-то значит сказанное древними Святыми: «Если ум захочет взойти на крест, прежде нежели ис­целятся чувства от немощи, то постигает его гнев Бо­жий. Восхождение на крест тогда навлекает гнев, когда совершается не первою частью терпения скорбей или распятием плоти, но стремлением к видению, вто­рою частью, имеющею место по исцелении души. Та­кового ум осквернен постыдными страстями и устрем­ляется к мечтам и помыслам самомнения. Ему загражда­ется путь запрещением, потому что он не очистил спер­ва скорбями ум, не покорил плотских похотений, но от слуха и буквы устремился прямо вперед, в путь, испол­ненный мрака, будучи сам слеп. И те, у которых зре­ние здраво, которые исполнены света и стяжали на­ставников, исполненных благодати, и те бедствуют и днем и ночью; очи их исполнены слез; в молитве и плаче они трудятся день и ночь по причине опасностей путешествия, по причине стремнин более страш­ных, встречающихся им, по причине образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми при­зраками ее. «Божие, — говорят отцы, — приходит само собою, когда ты не ожидаешь его. Так! Но если место чисто, а не осквернено» (Слово 2).

Желающий приступить к Богу для служения Ему должен предаться руководству страха Божия.

Чувство священного страха, чувство глубочайшего благоговения к Богу указывается нам, с одной стороны, необъятным величием Существа Божия, с другой — на­шею крайнею ограниченностью, нашею немощью, на­шим состоянием греховности, падения. Страх предпи­сывается нам и Священным Писанием, которое начало заменять для нас голос совести и естественного закона, когда они омрачились, стали издавать неясные, по большей части лживые звуки, — которое вполне заме­нило их, когда явилось Евангелие. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс.2:11), научает нас Свя­тый Дух; покорным Его велению Он говорит: Прииди­те, чада, послушайте Мене, страху Господню научу вас (Пс.33:12); воз­вещает обетование даровать страх Божий тем, кото­рые истинно вознамерятся усвоиться Богу: Страх Мой дам в сердце их, ко еже не отступите им от Мене (Иер.32:40). Начало великой науки — деятельного богопознания — страх Божий. Эта наука называется в Священном Писании премудростью. Начало премудрости страх Господень, ра­зум же благ всем творящим и: хвала его пребывает в век века (Пс.110610; Притч.1:7). Венец мудрости страх Господень, восцветаяй мир и здравие исцеления. Страх Господень слава и похвала, и весе­лие, и венец радости. Страх Господень дар от Господа, и на стезях любления поставляет (Сир.1:1,18,11,13). Страхом Господним науча­емся уклоняться от грехов: Страх Господень источник жизни, творит же уклонятися от сети смертныя. Страх Господень ненавидит неправды, досаждения же и гордыни, и пути лукавых. В страхе Господни буди весь день (Притч.14:27;8:13;23:17). Страхом Господним наставляемся на путь заповедей Божиих: Бла­жен муж бояйся Господа, в заповедях Его восхощет зело: сильно на земли будет семя Его (Пс.111:1,2). Блажени еси боящиися Господа, ходящии в путех Его (Пс.127:1). Ополчится Ангел Господень окрест всех боящихся Его, и избавит их. Бойтеся Господа вси святии Его, яко несть лишения боящимся Его (Пс.33:8,10).

Напрасно же исполненные самомнения и само­обольщения мечтатели гнушаются страхом Божиим, как принадлежностью презренных рабов, когда к стра­ху призывает нас Бог, возвещает, что Сам Он будет нашим учителем страха, что подаст нам духовный дар страха Божия. Не низко для человека, ничтожной тва­ри падшей, отверженной, погибшей, усвоившей себе вражду к Богу, перейти из состояния вражды и погибе­ли к состоянию рабства и спасения. Уже это рабство — великое приобретение! Уже это рабство — великая сво­бода! Страх законополагается нам, как средство суще­ственно нужное, необходимое для нас. Страх очищает человека, предуготовляет для любви: мы бываем раба­ми для того, чтобы законно соделаться чадами. По мере очищения покаянием начинаем ощущать присутствие Божие; от ощущения присутствия Божия является свя­тое ощущение страха. Опыт открывает высоту чувство­вания. Высоко и вожделенно ощущение страха Божия! При действии его часто ум притупляет свои очи, пре­стает произносить слова, плодить мысли: благоговей­ным молчанием, превысшим слова, выражает сознание своего ничтожества и невыразимую молитву, рождаю­щуюся из этого сознания. Превосходно описывает такое состояние святой Исаак Сирский: «Смиренномудрый, когда приближится к молитве или сподобится ее, то не осмеливается и помолиться Богу или попросить чего. Он не знает, о чем бы помолиться; он молчит всеми помышлениями своими, ожидая только милости и той воли, которая изречется о нем от того Величия, Которому он поклоняется. Лице его преклонено на землю, а внутреннее видение сердца вознесено к превозне­сенным вратам во Святая Святых. Там Тот, Которого селение — мрак, притупляющий очи Серафимов, Чья доброта побуждает легионы к ликостоянию их, возла­гая молчание на все чины их. Дерзновение его простирается только до следующих слов, только об этом он ос­меливается помолиться: Господи, по воле Твоей да будет со мною» (Слово 49). Страх Божий есть дар Божий. Как дар, он испрашивается молитвою. Желал сподобиться этого дара святой пророк Давид, и потому умолял Бога: По­стави рабу Твоему слово Твое в страх, пригвозди страху Твоему плоти моя (Пс.118:38,102), то есть мои плотские пожелания. Страх Господень есть один из семи даров Святаго Духа, кото­рые святой пророк Исаия исчисляет так: Дух премудрости и разума, Дух ведения и благочестия, Дух совета и крепос­ти, Дух страха Божия (Ис.11:2).

Господь наш Иисус Христос, принесший прише­ствием Своим на землю мир от Бога и благоволение Божие человекам, соделавшийся Отцом будущего века и Родоначальником святого племени спасающихся, при­зывающий чад Своих в любовь и соединение с Собою, предлагает, однако, во врачевание поврежденной при­роды нашей между прочими средствами страх. Предаю­щемуся порывам гнева и ненависти Он угрожает геен­ною огненною; попирающему совесть угрожает темни­цею; увлекающемуся нечистыми вожделениями угрожа­ет вечною мукою (Мф.5:22,25-26,29). Непрощающему от искренности сердца ближним согрешения их возвещает, что и его грехи не будут прощены (Мф.6:15). Сребролюбцу и сластолюб­цу напоминает смерть, могущую восхитить их в то вре­мя, как они не ожидают ее (Лк.12:16-20). Возвышен подвиг мученичества: и внушается он, и питается любовью. Но Спаси­тель мира в наставлении, которое Он преподал мучени­кам, поощряет их к мужеству, воспомоществует в подви­ге страхом. Не убойтеся, говорит Он, от убивающих тело, души же не могущих убити: убойтеся же паче Могущаго и душу и тело погубити в геенне (Мф.10:28). Ей глаголю вам, Того убойтеся (Лк.12:5).

Всем вообще последователям Своим Господь заповедал спасительный страх Божий, выражающийся в постоян­ных трезвении и бдительности над собою. Да будут чрес­ла ваша препоясана, сказал Он, и светильницы горящии: и вы подобни человеком, чающим Господа своего, когда возвра­тится от брака, да пришедшу и толкнувшу, абие отверзут Ему. Блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдя­щих (Лк.12:35-37). Всем глаголю: бдите (Мк.13:37).

Величественно изображено в Евангелии от Мат­фея (Мф. гл. 25) второе, славное пришествие Господа, нелицепри­ятный и страшный суд Его над племенами и народами. Эта необыкновенная картина, представленная с нео­быкновенною простотою и ясностью, невольно ожив­ляется пред взорами ума, поражает сердце страхом. Со­зерцая эту картину, можно изобразить состояние, в ко­торое она приводит душу, словами Иова: Ужас мя срете и трепет, и зело кости моя стрясе; устрашишася же власи мои и плоти (Иов.4:14). При наступлении суда для изгнанников с неба страна изгнания и клятвы — земля запылает, а небо свиется, как свивается одежда (2Пет.3:10; Апок.6:14). Мертвецы всех времен и народов, возбужденные животворящею тру­бою — Словом Божиим — восстанут из гробов и соста­вят из себя необозримое и неисчислимое собрание (1Сол.4:16Ин.5:28). Полки и воинства святых Ангелов придут на страшное зрелище; на великое служение. И ангелы отверженные предстанут на суд. Сын Божий воссядет на престоле сла­вы, славы страшной по необъятному величию ее. Все разумные создания потрясутся от страха, увидев Созда­теля своего, вызвавшего их в бытие из ничтожества еди­ным всемогущим Словом. Они будут предстоять пред Тем Словом, для Которого нет невозможного исполне­ния. Они будут предстоять пред Тою Жизнью, при Ко­торой, вне Ее, не может быть иной жизни. Справедли­во сказали отцы, что в это грозное время вся тварь, если б она не была удержана всемогуществом Божиим и предоставлена самой себе, обратилась бы в ничтоже­ство (Преподобный Нил Сорский. Слово 7). Праведники, увидев лицом к лицу Правду совер­шенную, сочтут свою правду не имеющею никакого зна­чения, а грешники оправданием, чуждым евангельско­го разума, осудят себя. Решится участь всех на вечность. Прежде наступления этого суда Божественный апостол сознается, что он не может оправдаться, хотя и не зна­ет за собою никакого греха, потому что Судия его — Бог (1Кор.4:4). Все святые, во время земного странствования своего, часто приходят воспоминанием и размышлени­ем благочестивым на страшный суд Христов, — благовременным, спасительным страхом ограждают себя от страха, который возбудится в погибших отчаянием; бла­говременным осуждением себя они стараются благовременно снискать оправдание, плачем отвратить плач. Братия! Нужно, необходимо нам, немощным и греш­ным, частое воспоминание второго пришествия и страшного суда Христова: такое воспоминание есть бла­гонадежнейшее приуготовление. Страшен тот суд, кото­рый ожидает всех человеков после общего воскресения; страшен и тот суд, который ожидает каждого человека после его смерти. Последствия того и другого суда или вожделенны, или бедственны. Если земные суды, на ко­торых дело идет об одном тленном и временном, воз­буждают нашу заботливость: тем более должен озабочи­вать нас суд Божий. С какою другою целью Господь воз­вестил нам о нем так ясно, как не с целью возбудить в нас душеспасительный страх, могущий предохранить нас от греховной, беспечной жизни, в которой — усло­вие нашей погибели? Преподобный Илия, египетский инок, безмолвствовавший в фиваидской пустыне, гова­ривал: «Меня устрашают три времени: время исше­ствия души из тела, время суда Божия и время изрече­ния, какое последует о мне от Бога» (Преподобный Нил Сорский. Слово 7).

Нужно ли предупреждать, что учение всех святых отцов Православной Церкви о страхе Божием согласно с учением Священного Писания, когда учение Священ­ного Писания служит источником для учения отцов, когда обоих этих учений источник один — Святый Дух? «Страх Божий есть начало добродетели, — говорит свя­той Исаак Сирский. — Утверждают, что он — порожде­ние веры и насевается в сердце, когда ум устранится от попечений мира сего для собрания скитающихся по­мышлений своих из рассеянности в непрестанное изу­чение будущего возустроения... Умудрись положить в основание путешествия твоего страх Божий и в немно­гие дни окажешься при вратах Царствия, не понуждав­шись в продолжительном пути» (Слово 1). Между наставления­ми преподобного Пимена Великого читаем следующее: «Мы нуждаемся в смиренномудрии и страхе Божием столько же, сколько в дыхании. Три главные делания инока: бояться Бога, молиться Богу и делать добро ближнему. Когда пчелы будут прогнаны дымом из улья, тогда взимается сладостный труд их: так и плотское на­слаждение изгоняет страх Божий из души и губит все благое дело ее. Начало и конец духовного пути — страх Господень. Писание говорит: Начало премудрости страх Господень (Пс.110:10). И опять, когда Авраам устроил алтарь, Гос­подь сказал ему: Ныне познах, яко боишися ты Бога» (Быт.22:12). На вопрос брата, кто говорит: причастник Аз есмь всем боя­щимся Тебе (Пс.113663), Великий отвечал: «Дух Святый говорит это о Себе». Также он передавал изречение святого Анто­ния Великого о преподобном Памве, что при посред­стве страха Божия Памва соделал себя обителью Свята­го Духа (Алфавитный Патерик). «Начало нашего спасения, — говорит препо­добный Кассиан Римлянин, — есть страх Господень. Им доставляется и начало обращения, и очищение от стра­стей, и хранение добродетелей в тех, которые на­ставляются на путь совершенства. Он, когда проникнет в сердце человеческое, рождает в нем презрение ко всему вещественному, забвение родственников и нена­висть к самому миру» [12]. В этом же Слове, объясняя за­поведание Господа: Иже не приимет креста своего, и вслед Мене грядет, несть Мене достоин (Мф.10:38), преподобный Кассиан рассуждает так: «Крест наш есть страх Господень. Как распятый уже не может обращать или двигать членов по желанию души своей, так и мы должны направлять воли и желания наши не сообразно тому, что нам при­ятно и увеселяет нас в настоящее время, но сообразно Закону Господа, к чему он повелевает. Как пригвожденный к древу крестному уже не любуется настоящим, не помышляет о своих пристрастиях; он не развлекается заботами и попечениями о завтрашнем дне; в нем не действует никакое пожелание к приобретению имуще­ства; он не воспламеняется никакою гордостью, ника­кою сварливостью; не скорбит о настоящих бесчести­ях, о прошедших уже не помнит; хотя он еще дышит в теле, но считает себя по всем отношениям уже умер­шим, устремляя сердечные взоры туда, куда он не со­мневается переселиться: так и нам должно быть распя­тыми страхом Господним ко всему этому, то есть нам должно быть мертвыми не только к плотским страс­тям, но и к самым началам их, иметь очи души устрем­ленными туда, куда переселения ежеминутно должны надеяться. Таким образом мы можем стяжать умерщв­ление всех наших похотений и плотских пристрас­тий» [13]. Легко можно усмотреть, что описываемое здесь преподобным Кассианом распятие на кресте страха Божия есть называемое Исааком Сирским деяние, со­стоящее, по выражению апостола, в распятии плоти со страстми и похотми (Гал.5:24), составляющее первую половину духовного пути, ведущего христианина к предназначен­ному ему совершенству.

Священное Писание, научающее нас, что страх Гос­подень чист, пребываяй в век века (Пс.18:10), говорит также, что страха несть в любви, но совершенна любы вон изгоня­ет страх, яко страх муку имать: бояйся же не совершися в любви (1Ин.4:18). Это, представляющееся при поверхност­ном взгляде, разногласие святые отцы объясняют так: «Два — страха: один вводительный, другой — совершен­ный; один свойствен начинающим, так сказать, благо­чествовать, другой составляет принадлежность совершенных святых, достигших в меру любви. Например: кто исполняет волю Божию из-за страха мук, тот, как мы сказали, еще новоначальный: он еще не делает доб­ра для самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из-за самой любви к Богу, любя собственно волю Божию, исполняет ее, чтоб благоуго­дить Богу. Таковый знает, что — существенное добро! Таковый познал, что значит быть с Богом! Таковый имеет истинную любовь, которую Святый называет со­вершенною (1Ин.4:18). Эта любовь приводит его в совершен­ный страх: потому, что таковый страшится и соблюда­ет верность воле Божией не из-за страха казней, не для того, чтоб избегнуть (вечной) муки, но потому что, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Бо­гом, боится отпасть, боится лишиться ее. Этим стра­хом совершенным, действующим по причине любви, изгоняется вводительный страх. «Поэтому и сказано: Совершенная любы вон изгоняет страх. Однако невозмож­но достигнуть совершенного страха иначе, как только страхом вводительным» [14]. Самое величие Божие наво­дит святой, благоговейный страх на те разумные созда­ния Божии, которые, по причине чистоты и святости своей, удостоились ближайшего предстояния Богу. Бог прославляем в совете святых, велий и страшен есть над всеми открестными Его (Пс.88).

Неужели же нам, потому что мы грешники, вовсе не любить Бога? Нет! Будем любить Его, но так, как Он заповедал любить Себя; будем всеусильно стремиться к достижению святой любви, но тем путем, который указан нам Самим Богом. Не будем предаваться увлече­ниям обманчивым и льстивым самомнениям! Не будем возбуждать в сердце пламени сладострастия и тщесла­вия, столько мерзостных пред Богом, столько пагуб­ных для нас! Бог повелевает любить Себя следующим образом. Будите в любви Моей, говорит Он. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей: яко же Аз заповеди Отца Моего соблюдох, и пребываю в Его любви (Ин.15:9,10). Сам Сын Божий, вочеловечившись, показал образ этого жи­тельства и подвига, смирив Себе и послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Флп.2:8). Отвергнем гордость, приписывающую нам достоинства; облобызаем смирение, открывающее нам наши падение и греховность. Лю­бовь ко Христу докажем послушанием Христу; любовь к Отцу Богу докажем послушанием Сыну Богу, Кото­рый от Себя не глаголал к нам, но возвестил нам то, что заповедал возвестить Отец, Которого заповедь есть жи­вот вечный (Ин.12:49,50). Имеяй заповеди Моя, сказал Господь, и со­блюдаяй их, той есть любяй Мя Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет. Не любяй Мя, словес Моих не соблюдает (Ин.16:21,23,24). Ис­полнение заповедей Спасителя — единственный при­знак любви к Богу, принимаемый Спасителем. «По этой причине все, благоугодившие Богу благоугодили не иначе, как оставив свою правду, поврежденную гре­хопадением и устремясь к исканию правды Божией, изложенной в учении и заповеданиях Евангелия. В правде Божией они обрели любовь, сокровенную от падшего естества. И Господь, заповедав многое о люб­ви, повелел прежде искать правды Божией, зная, что она — мать любви» (Прп. Макарий Великий. Беседа 37, гл. 2,3). Если желаем стяжать любовь к Богу, возлюбим евангельские заповеди; продадим наши похотения и пристрастия; купим ценою отречения от себя село — сердце наше, которое без этой купли не может принадлежать нам; возделаем его заповедями и найдем сокровенное на нем небесное сокровище — любовь (Мф.13:44).

Что же ожидает нас на этом селе? Нас ожидают труды и болезни; нас ожидает супостат, который не легко уступит нам победу над собою: нас ожидает, для противодействия нам, живущий в нас грех. Живет он в уме, живет в сердце, живет в теле. Нужен усильный подвиг, чтоб склонить гордый и слепой ум в послуша­ние заповедям Христовым. Когда ум подчинится Хрис­ту, — наступает новый подвиг: соглашение испорченно­го, упорного сердца с учением Христовым, покорение сердца Христову учению, которому оно враждебно. Наконец, если ум и сердце придут в состояние повиновения Христу, должно быть привлечено в него и бре­ние, предназначенное для неба, тело. Каждый шаг в невидимой борьбе нашей ознаменован подвигом, озна­менован страданием, окроплен потом усильного наси­лия над собою. То побеждаем, то побеждаемся; то явля­ется надежда на расторжение плена, то снова видим, что цепи наши крепки, нисколько не ослаблены теми средствами, которыми мы думали ослабить их. Нас низлагают и немощь естественная, и немощь произво­ления, и омрачение разума, произведенное прежнею греховною жизнью, и расстройство сердца, стяжав­шего порочные навыки, и влечения тела, вкусившего наслаждений скотоподобных, заразившегося вожделе­нием их; нас наветуют падшие духи, желая удержать в порабощении. Вот тот тесный и прискорбный путь, устланный тернием, по которому ведет грешника к примирению с Богом молитвенный плач пред Богом, споспешествуемый делами покаяния, делами смире­ния, исполнением евангельских заповедей, внушаемый страхом Божиим.

Союз страха Божия с Божественною любовью пре­восходно изображен духоносными отцами Исааком Сирским и Симеоном Новым Богословом. Благолепны­ми словами их украшаем наше убогое Слово. «Покая­ние, — говорит святой Исаак, — дано человекам благо­датию на благодать. Покаяние есть второе возрождение нас от Бога. Мы ожидаем, что при посредстве покаяния нам будет даровано то, чего залог прияли верою. Покая­ние есть дверь милости, отверстая усильно ищущим его. Этою дверью входим в Божию милость; кроме этого вхо­да не обретем милости: еси бо, по слову Божественного Писания, согрешиша, оправдаеми туне благодатию Его (Рим.3:23,24). Покаяние есть вторая благодать и рождается в сердце от веры и страха. Страх есть отеческий жезл, управляющий нами, доколе не достигнем духовного рая благ; когда дос­тигнем туда, он оставляет нас и возвращается. Рай есть любовь Божия, в которой — наслаждение всех бла­женств, где блаженный Павел напитался пищею превы­шеестественною. Вкусив там от древа жизни, он воззвал: Ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1Кор.2:9). Вкушение от этого дре­ва возбранено было Адаму по кову, устроенному диаво­лом. Древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам, и уже не встречала его радость, но работал он и трудился на земле терний. Лишившиеся любви Божией если и правильно шествуют, но едят хлеб пота в делах своих, который повелено есть первозданному по отпаде­нии его. Доколе не обретем любви, дотоле делание наше на земле терний; сеем и жнем посреди терний. Хотя бы сеятва наша была сеятвою правды, однако ежечасно бы­ваем уязвляемы тернием и, сколько бы ни трудились для правды, живем в поте лица нашего. Когда же обретем любовь, тогда питаемся небесным хлебом, укрепляемся без дел и труда. Христос есть хлеб, сшедый с небесе, и даяй живот миру (Ин.6:51,33). Это — пища Ангелов. Обретший любовь, Христа вкушает на каждый день и час. Кто снесть от хлеба сего, говорит Он, его же Аз дам, жив будет во веки (Ин.6:51). Блажен ядущий хлеб любви, который есть Иисус. А что имеющий пищею любовь, имеет пищею Христа, над всеми Бога, о том свидетельствует Иоанн, который говорит: Бог Любы есть (1Ин.4:8). Затем, живущий в любви наслаждается жизнью, источающеюся из Бога, и, находясь в сем мире, уже здесь дышит воздухом воскресения. Этим воздухом наслажда­ются праведные по воскресении. Любовь есть то Цар­ство, таинственное вкушение которого Господь обещал апостолам. Сказанное: да ясте и пиете на трапезе Моей во Царствии Моем (Лк.22:30), что означает, как не любовь? Достаточ­но этой любви, чтоб напитать человека, вместо пищи и пития. Она — вино, веселящее сердце человека (Пс.103:15). Блажен пивший это вино. Пили его невоздержные — и сделались благоговейными; пили грешные — и забыли пути преткновений своих; пили пьяницы — и сделались постника­ми; пили богатые — и пожелали нищеты; пили убогие — и обогатились надеждою; пили недужные — и соделались сильными; пили невежды — и упремудрились. Как невоз­можно преплыть великое море без корабля, так никто не может достигнуть любви без страха. Смрадное море, находящееся между нами и мысленным раем, можем преплыть в корабле покаяния, имеющем гребцами — страх. Если эти гребцы — страх — не управляют ко­раблем покаяния, на котором преплаваем море мира к Богу, то утопаем в смрадном море. Покаяние — корабль; страх — кормчий его; любовь — Божественная пристань. Страх вводит нас в корабль покаяния и перевозит чрез житейское смердящее море, направляя к Божественной пристани, к любви, к которой стремятся вси труждаю­щиеся и обремененнии (Мф.11:28) покаянием. Если мы достигли любви, то достигли Бога; путь наш совершился: мы при­стали к острову того мира, где Отец и Сын и Святый Дух». Заглавие второго Слова в книге святого Симеона, написанной стихами, заключает в себе содержание все­го нашего Слова, и потому помещаем, во-первых, это заглавие: «От страха рождается любовь; любовию же иско­реняется страх из души, и пребывает в душе одна любовь, будучи Дух Божественный и Святый». Слово свое Святый начинает так: «Как воспою, как прославлю, как достой­но восхвалю Бога моего, призревшего многие грехи мои? Как воззрю к небу? Как отверзу очи? Как отверзу уста, Отец? Как буду двигать устами? Как простру руки к высоте небесной? Какие придумаю слова? Какие прине­су глаголы? Как осмелюсь начать беседу? Как буду про­сить отпущение безмерных моих согрешений, прегре­шений многих? Поистине соделал я дела, никак не заслуживающие прощения. Ты ведаешь, Спаситель, что го­ворю я! Я превзошел всякое естество; я соделал дела ни­жеестественные; я оказался худшим бессловесных, худ­шим всех животных морских, всех скотов земных; поис­тине худшим и гадов и зверей, преступив Твои заповеди больше естества бессловесных, осквернив тело мое и душу обесчестив. Как явлюсь Тебе? Как увижу Тебя? Как осмелюсь стать, окаянный, пред лицом Твоим? Как не побегу от славы Твоей, от света, которым блистает Свя­тый Дух Твой? Как не пойду во тьму один, соделавший дела тьмы? И буду отлучен от множества Святых! Как стерплю глас Твой, отсылающий меня во тьму? Отсюда нося осуждение дел моих, весь ужасаюсь, весь трепещу. Одержимый страхом и ужасом, вопию Тебе: Спаситель мой! Знаю, что никто иной не согрешил пред Тобою, как я, ниже соделал деяния, которые соделал я, окаян­ный. Причиною был я погибели и других. Но и то опять знаю, в том удостоверился я, Боже мой, что ни вели­кость согрешений, ни множество грехов, ни нечистота деяний никогда не превзойдут Твоей человеколюбивой и великой, превысшей великия, превысшей слова и пре­высшей ума милости, которую Ты обильно изливаешь на согрешающих и кающихся с теплотою. Ты очищаешь их, и просвещаешь, и соделываешь причастниками света, соделывая независтно общниками Божества Твоего. Ты часто беседуешь с ними, как с истинными друзьями Твоими, о чудном для Ангелов и для человеческих мыс­лей. О благость безмерная! О любовь неизъяснимая! Потому-то и припадаю, и вопию к Тебе! Как принял Ты блудного и блудницу пришедших, так прими меня, Щед­рый, кающегося от души. Вменив, Христе мой, слез моих капли в источники, источающиеся непрестанно, омой ими душу мою. Омой ими и осквернение тела, произведенное страстями; омой от всякого лукавства и сердце: оно корень и источник всякого греха. Лукавство есть сеяние сеятеля лукавого. Где оно находится, там и прозябает, и восходит на высоту, и произращает мно­гие ветви лукавства и злобы. Его корни из глубин ис­торгни, Христе мой, и очисти нивы моих души и серд­ца. Щедрый! Насади в них страх Твой. Сподоби ему вко­рениться и возрасти удовлетворительно, чтоб высоко возрос он, хранением заповедей Твоих умножаясь еже­часно, умножением же умножая точащиеся течения слез. Напаяваясь ими более и более, он возрастает и возвышается. Вместе со страхом, соразмерно ему, воз­растает смирение. Смирению уступают все страсти, а с ними отгоняется и полк бесов. Все добродетели усмат­риваются последующими за ним, окружающими его, как царицу, как владычицу хранительницы, другини и рабы­ни. Когда ж они соберутся и соединяться одни с други­ми, тогда процветает посреди их, как древо при источ­никах вод, страх, Тобою насажденный, и мало-помалу испускает странный цвет. Сказал я странный: потому что всякое естество рождает по роду, и семя всех дерев находится в каждом по роду; страх же Твой производит и цвет, странный естеству, и плод, подобно странный и чуждый себе. Страх этот естественно исполнен сетова­ния и стяжавших его заставляет непрестанно сетовать, как рабов, достойных многих казней, как ожидающих ежечасно посечения смертию, видящих серп смертный, часа смертного незнающих, неимеющих надежды, ни извещения в совершенном прощении, но трепещущих предела, ужасающихся конца, по неизвестности изрече­ния, которое последует на суде, о Боже мой. Цвет, про­изводимый страхом, неизъясним по виду, еще более не­изъясним по образу. Он зрится процветающим, но не­медленно скрывается, что неестественно и не в поряд­ке, что превыше естества, превосходит всякое естество. Однако цвет является прекрасным, превысшим всякого слова, восхищает к видению своему весь ум мой, не до­пуская помнить ничего того, о чем страх доставляет по­знание, но производит во мне тогда забвение всего это­го и улетает скоро. Древо страха опять остается без цве­та. И скорблю, и воздыхаю, и усильно вопию к Тебе! И опять вижу на ветвях древа цвет! О Христе мой! Имея взор устремленным к одному цвету, не вижу тогда древа этого. Но цвет чаще проявляется и, привлекая всего меня к себе вожделением, оканчивается в плоде любви. Опять этот плод не терпит пребывать на древе страха. Напротив — когда он созреет, тогда зрится один, без древа. Страх в любви отнюдь не обретается, так как, в противоположность этому, душа не приносит плода без страха. Поистине чудо, превысшее слова, превысшее всякого помышления! Древо с трудом процветает и приносит плод; плод же, напротив, искореняет все древо, и пребывает плод, пребывает один. Как плод без древа? Никак не могу объяснить. Однако он пребывает, однако он есть, любовь эта без страха, родившего ее. Эта любовь есть поистине величайшее веселие, исполняет стяжав­шего ее радости и душевного наслаждения, изгоняет вне мира по ощущению, чего страх никак не может сделать. Он, находясь внутри видимых и внутри чувственных, как может стяжавшего страх поставлять вдали от всего и всего совокуплять с невидимыми посредством ощущения (духовного)? Поистине никак не может. Цвет и плод эти, порождаемые страхом, находятся вне этого мира. Они и ныне восхищают душу, и возносят, и поставляют вне этого мира? Как, скажи мне, эта любовь поставляет вне мира? Хотел я определенно узнать это. Это необъяс­нимо: Любовь — Божественный Дух».

Каким образом происходит самая перемена в серд­це? Каким образом совершает оно непостижимый пере­ход от страха к любви? Представим ответ из святой опытности святых Божиих. Наш современник и сооте­чественник, украшение и слава позднейшего монашества Георгий, Затворник Задонского монастыря, муж, достигнувший христианского совершенства, так гово­рит о себе в беседе назидательной доверенности к ближнему: «Хочу сказать несколько слов о сущности любви. Это — самый тончайший огнь, превосходящий всякий ум и легчайший всякого ума. Действия этого огня быстры и чудны; они священны и изливаются на душу от Святого, Вездесущего Духа. Этот огнь лишь кос­нется сердца, всякое помышление и чувство беспокой­ные мгновенно прелагаются в тишину, в смирение, в радость, в сладость, превосходящую все. О многом от­носительно себя я был откровенен пред вами: намере­ваюсь и еще быть откровенным. Я провел здесь, в моем уединении, кажется, уже шесть лет, когда Господу угод­но было привести мое сердце в совершенное сокруше­ние. Тогда думал, что уже пропал и что гнев Божий пожжет мою законопреступную душу, унывающую и не­радеющую... Я впал в великое изнеможение и едва ды­шал; но непрестанно повторял в сердце: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Вдруг, в одно мгновение, вся немощь отпала, и огнь чистой любви коснулся моего сердца: я весь исполнился силы, чувств, приятности и радости неизъяснимой; я до такой степе­ни был восхищен, что уже желал, чтоб меня мучили, терзали, ругались надо мною; желал этого, чтоб удер­жать в себе сладкий огнь любви ко всем. Он столько силен и сладок, что нет ни горести, ни оскорбления, которого бы он не претворил в сладость. Чем более под­кладывают дров в огнь, тем огнь сильнее: так действу­ют на нас скорби и горести, наносимые человеками. Чем более нападений, тем более сердце разгорается святою любовию. И какая свобода, какой свет! Нет слов к изъяснению: радовался бы, если б кто лишил меня очей моих, чтоб не видеть суетного света; рад был бы, если б кто взял меня, как преступника, и зак­лал в стену, чтоб мне не слышать голоса, не видеть тени человеческой...» [15]. «Любовь, — говорит святой Исаак Сирский, не знает стыдливости, а потому не умеет доставлять членам своим вида благочиния. Люб­ви свойственно по естеству отвержение стыдливости и забвение мер своих. Блажен нашедший тебя — пристань бесконечной радости!» (Слово 89).

Божие приходит само по себе в то время, когда мы не ожидаем его и не надеемся получить его. Но чтоб последовало к нам благоволение Божие, нужно предо­чищение себя покаянием. В покаянии совмещаются все заповеди Божии. Покаянием вводится христианин спер­ва в страх Божий, потом в Божественную любовь.

Да возлежит на персях Иисусовых Иоанн, девствен­ник и богослов, ученик, его же любляше Иисус! (Ин.21:20) Да при­соединятся к нему прочие святые Божии, наперсники святой любви! Здесь не наше место. Наше место в сон­ме прокаженных, расслабленных, слепых, глухих, не­мых, беснующихся. Мы принадлежим к числу их по со­стоянию душ наших и в числе их приступим к Спасите­лю нашему. С ними поставляет нас Мать наша, святая Церковь, влагая в уста чад своих умилительные, проник­нутые чувством сознания своей греховности молитвы акафиста Сладчайшему Иисусу. Дает нам духовная Мать наша верное положение, чтоб тем вернее было для нас получение милости. Господь усыновил нас Себе святым крещением; но мы нарушили священный союз с Ним нарушением Его святых заповедей союзом прелюбодей­ным с мерзостным грехом. Князи Содомстии, людие Гомор­стии (Ис.1:10), так Господь называет народ по впадении его в беззакония, тот народ, о котором Он возвестил прежде: Бысть часть Господня людие его Иаков, уже наследия Его Из­раиль (Втор.32:9).

Блудный сын, прожив в стране чужой имение отца, подвергшись несказанным бедствиям, когда начал раз­мышлять о возвращении к отцу, то, при этом размыш­лении наставляемый самым бедственным положением своим и великим богатством отца, предначертал себе самый благоразумный образ действия. Востав, говорил он, обдумывая намерение, иду ко отцу моему, и реку ему: отче! согреших на небо и пред тобою: и уже несмь достоин нарещися сын твой: сотвори мя яко единаго от наемник тво­их (Лк.15:18,19). Смирение, образовавшееся в мыслях, сын осуще­ствил на самом деле, и еще ему далече сущу узре его отец его, и мил ему бысть (Лк.15:20). Так и мы, потеряв в суетных и грехов­ных занятиях данную нам Отцом небесным красоту усы­новления, когда решимся обратиться к Нему, то долж­ны приступать к престолу славы и величества Его с глу­боким смирением, с благоговейным страхом. Первым действием нашим должны быть сознание и исповеда­ние согрешений наших, оставление греховной жизни, вступление в жизнь по евангельским заповедям. Ду­шою молитв наших и прочих благочестивых подвигов должно быть чувство покаяния. От полноты убеждения мы должны считать себя недостойными любви, недо­стойными имени сынов и дщерей Божиих. Сотвори мя, говорит кающийся блудный сын, яко единаго от наемник твоих, трудящихся на ниве покаяния, под надзором грозного приставника — страха. Не будем искать того, приобретение чего зависит не от нас, для чего мы еще не созрели. Доколе, подобно упоминаемому в Евангелии сотнику, находимся под властию; доколе нами преобла­дают грех и падшие духи будем свидетельствовать и ис­поведовать с благоразумным сотником: Господи, несмь до­стоин, да под кров мой внидеши, но токмо рцы слово, и исце­леет отрок мой (Мф.8:8). Ты пречист и пресвят, почиваешь в одних чистых и святых; но я, оскверненный, несмь дос­тоин, да внидеши под кров мой.

«Думаю, — говорит святой Исаак, — как сын не со­мневается о отце своем и не просит у него, говоря: на­учи меня художеству или дай мне то и то, так и монах не должен рассуждать и просить у Бога — дай мне то и то. Он знает, что Бог промышляет о нас больше, нежели сколько печется отец о сыне. Следовательно, нам долж­но привести себя в смирение, восплакать о причинах невольных согрешений наших, соделанных нами или в помыслах или в делах, и из сердца сокрушенного ска­зать словами мытаря: Боже, милостив буди мне грешни­ку (Лк.18:13)... Как больной сын царя не говорит отцу своему сде­лай меня царем, но прилагает попечение о недуге своем, и по выздоровлении царство отца само собою делается его царством: так и кающийся грешник, приемля здра­вие души своей, входит со Отцом в страну естества чис­того и царствует во славе Отца своего (святой Исаак Сирский. Слово 55). Аминь.

1844 года. Сергиева пустынь

СУДЬБЫ БОЖИИ

Нет слепого случая! Бог управляет миром, и все, совершающееся на небе и в поднебесной, совершается по суду премудрого и всемогущего Бога, непостижимого в премудрости и всемогуществе Своем, непостижимого в управлении Своем.

Бог управляет миром: разумные твари Его да поко­ряются Ему, и слуги Его да созерцают благоговейно, да славословят в удивлении и недоумении превышающее разум их величественное управление Его!

Бог управляет миром. Слепотствующие грешники не видят этого управления. Они сочинили чуждый разу­ма случай: отсутствие правильности во взгляде своем, тупости своего взгляда, взгляда омраченного, взгляда извращенного они не сознают; они приписывают управ­лению Божию отсутствие правильности и смысла; они хулят управление Божие и действие премудрое призна­ют и называют действием безумным.

Господь Бог наш: по всей земли судьбы Его (Пс.104:7) — пропове­дует царственный пророк. Судьбы Господни истинны, оп­равданы вкупе (Пс.18:10). В них нет ничего несправедливого! В них нет ничего неразумного! Оправдываются они по­следствиями своими, своими духовными плодами; оп­равдываются они совершенством всесовершенного Ис­точника своего.

Похвали, Иерусалиме, Господа! Хвали Бога твоего, Сионе! Яко укрепи вереи врат твоих, благослови сыны твоя в тебе (Пс.147:1,2). Способна восхвалить Бога похвалою богоугодною одна православная Церковь; одни истинные сыны ее, вер­ные недру ее — ее догматическому и нравственному преданию, — способны наследовать благословение. Бог, возвещаяй слово Свое Иакову, оправдания и судьбы Своя Израилеви [16], открывает учение спасения всем членам православной Церкви; но таинство евангельской прав­ды и таинство судеб Своих открывает, насколько оно может быть постигнуто, одним избранникам, сподо­бившимся увидеть чистым умом Бога в промысле и уп­равлении Его. Не сотвори Бог тако всякому языку, и судь­бы Своя не яви им (Пс.147:9).

Видение судеб Божиих — видение духовное. Возво­дится Божественною благодатию, в свое время, к это­му видению ум христианина, подвизающегося правиль­но (Святой Исаак Сирский. Слово 56). Духовному видению ума сочувствует сердце духовным, святым ощущением, которым оно напаявается, как бы напитком сладостным и благовонным, излива­ющим в него и питание, и мужество, и веселие. Вгля­дываюсь в судьбы Твои, Господь мой: судьбы твоя — без­дна многа (Пс.35:7). Глубину их не возможет исследовать ни ум человеческий, ни ум ангельский, подобно тому, как чувственное око наше не может усмотреть сводов неба, скрывающихся за прозрачною, беспредельною сине­вою его.

Правильное и точное исполнение воли Божией не­возможно без познавания судеб Божиих. Что — запове­ди Божии? Это — воля Божия, объявленная Богом чело­векам для руководства в действиях, зависящих от произ­вола их. Что — судьбы Божии? Это — действия или попу­щения воли Божией, на которые произвол человека не имеет никакого влияния. Очевидно, что для всецелого исполнения воли Божией человеком необходимо чело­веку встать в правильное отношение и к заповедям Бо­жиим и к судьбам Божиим. Сохраних пути Господни, гово­рит истинный служитель Божий, яко вся судьбы Его предо мною, и оправдания Его не отступиша от мене (Пс.17:22,23). Судьбам Твоим, Господь мой, научи мя! (Пс.118:108) Исповемся Тебе в правости сердца, внегда научитимися судьбам правды Твоея (Пс.118:7).

Раздражи Господа грешный — произвольный служи­тель демонов: несть Бога пред ним, оскверняются пути его на всяко время, отъемлются судьбы Твоя, Господь наш, от лица его (Пс.9:25,26). Пренебрежение заповедями Божиими по не­обходимости присоединяется к отвержению управле­ния Божия миром и промысла Божия о мире: пренеб­режение заповедями Божиими вытекает из этого отвер­жения, как естественное последствие. Правителем все­ленной, начальною причиною всего, совершающегося в обществе человеческом и с каждым человеком в част­ности, произвольный, намеренный грешник признает или человеческий разум или слепой, бессмысленный случай. Становится этот грешник, по самому образу мыс­лей, по настроению души, в отношение, враждебное Гос­поду, враждебное святому Евангелию Его; попирает бес­страшно этот грешник все заповеди Божии, удовлетво­ряет бесстрашно всем порочным пожеланиям своим.

Для кого нет Бога в промысле Божием, для того нет Бога и в заповедях Божиих. Кто увидел Бога в управле­нии Его миром, кто возблагоговел пред этим управле­нием, кто возблагоговел пред судьбами Божиими: тот толь­ко может пригвоздить плоти своя к страху Божию (Пс.118:120): рас­пять волю и мудрование греховные и веществолюбивые на кресте евангельских заповедей. Чтобы увидеть Бога в промысле Его, нужна чистота ума, сердца и тела. Для стяжания чистоты нужна жизнь по заповедям Еванге­лия. Из видения судеб Божиих рождается в сугубом оби­лии матерь этого видения — жизнь благочестивая.

Управляет Бог вселенною; управляет Он и жизнью каждого человека во всей подробности ее. Такое управ­ление, входящее в самые мелочные, ничтожнейшие, по-видимому, условия существования тварей, соответству­ет бесконечному совершенству свойств Божиих. Закон такого управления прочитывается в природе, прочиты­вается в общественной и частной жизни человеков, прочитывается в Священном Писании. Не две ли птицы, сказал Спаситель, ценятся единым ассарием, и ни едина от них падает на землю без Отца вашего. Вам же, присные и верные служители Божии, и власи главнии вси изочтены суть (Мф.10:29,30). Верю всесвятым словам! Не могу не верить им: они изображают с точностью совершенство Бога мое­го. От лица Твоего, Господь мой, судьба моя изыдет! (Пс.16:2) Весь принадлежу Тебе! Жизнь моя и смерть находятся еже­часно в руках Твоих! Во всех делах моих, во всех обсто­ятельствах моих Ты участвуешь: вспомоществуешь мне в благоугождении Тебе; долготерпишь мне при действи­ях моих своевольных, греховных, безумных. Постоянно направляет меня на путь Твой десница Твоя! Без содей­ствия этой десницы давно-давно заблудился бы я безвы­ходно, погиб бы безвозвратно. Ты, единый способный судить человека, судишь меня и решаешь участь мою навеки по праведному суду Твоему, по неизреченной милости Твоей. Я — Твой и прежде бытия моего, и в бытии моем, и за пределом земного бытия или стран­ствования моего!

Судьбы Божии — все, совершающееся во вселенной. Все совершающееся совершается вследствие суда и оп­ределения Божиих. Тайно от Бога и в независимости от Него не совершается и не может совершиться нич­то. Одно совершается по воле Божией; другое соверша­ется по попущению Божию; все совершающееся совер­шается по суду и определению Божиим. По этой причи­не судьбы Божии часто называются в Писании судом Божиим. Суд Божий всегда праведен: праведен еси, Госпо­ди, говорит пророк, и прави суды Твои (Пс.118:137).

Действием воли Божией сотворены миры видимый и невидимый, сотворен и искуплен человек, соверше­ны и совершаются все события, общественные и част­ные, из которых светит, как солнце с неба, Божия бла­гость, Божие всемогущество, Божия премудрость. По попущению Божию, по произволу тварей явилось зло со всеми последствиями его: по попущению Божию, по соб­ственному произволению пали ангелы, пал человек, не приняли Бога и отступили от Бога человеки, искуплен­ные вочеловечившимся Богом; по попущению Божию, по злому произволению ангелов отверженных и падших человеков растлилась земля преступлениями и нечести­ем этих ангелов и этих человеков. По попущению и суду Божию карают и будут карать вселенную различные скорби и бедствия, общественные и частные; по попу­щению и суду Божию постигнет отступников от Бога, врагов Божиих вечная мука в огненной, мрачной без­дне адской, для которой они приготовили себя произ­вольно.

Воззрел апостол умом чистым, умом, озаренным лучами святой Истины, воззрел на недосягаемую высо­ту судеб Божиих и в священном ужасе от видения этих судеб воскликнул: о глубина богатства и премудрости и ра­зума Божия! Яко неиспытани судове Его, и неисследовани пу­тие Его. Кто бо разуме ум Господень? Или кто советник Ему бысть? (Рим.11:33)

Воскликнул это апостол, беседуя о страшном пре­ступлении, о произвольном отвержении иудеями Ис­купителя, об отвержении исступленном, которое увен­чалось злодейством чудовищным: убийством Искупите­ля. Говоря о преступлении человеков, вполне зависев­шем от свободного произволения их, апостол выража­ется так, как бы преступление совершено было Богом. Затвори Бог всех иудеев в противление (Рим.11:32). Даде им Бог дух умиления (ожесточение, нечувствие, ослепление ума и сердца), очи не видети, и уши не слышати (Рим.11:8). Попуще­ние Божие названо действием Божиим. Неограничен­ный по силе и власти как бы ограничил Себя, не из­менив произволения человеческого, не остановив действий человеческих, вступивших в упорное сопротивление, в ожесточенное противодействие воле и действию Бога. Произволение тварей, все усилия их не возмогли бы воспротивиться всемогущей деснице Творца. Этого не сделано. Это — судьбы Божии (Рим.11:33). Пости­жение их невозможно, как превышающее разум разум­ных созданий. Исследование того, что не может быть постигнутым, — труд тщетный, чуждый смысла. Иссле­дование судеб Божиих воспрещается Богом, как начи­нание, внушаемое слепотствующим высокоумием, как начинание, внушаемое ложным взглядом на предмет, как начинание, ведущее к неизбежному заблуждению, к богохульству, к душепогибели. Должно, по примеру апостола, видеть и созерцать судьбы Божии оком веры, оком духовного разума и, не дозволяя себе бес­плодных суждений по началам человеческим, погру­жаться благоговейно в священное недоумение, в свя­щенный духовный мрак, который вместе и чудный свет, которым закрыт Бог от умственных взоров и челове­ческих и ангельских (Пс.17:12).

«Зло не имеет сущности, — сказали отцы, — оно яв­ляется от нашего нерадения о добродетели и исчезает от нашего усердия к добродетели» (Прп. аввы Дорофея, поучение 9). Зло, будучи недо­статком добра, может относиться только к ограничен­ным разумным тварям, в которых добро ограничено. Недостаток не имеет места в бесконечном, ни приступа к нему. Бог — бесконечен, и добро Его — бесконечно. Бесконечное, по свойству своему, не уменьшается при всевозможных численных вычитаниях из него и не увеличивается при всех таких приложениях к нему. Ни зло, ни добро тварей не имеет и не может иметь никакого влияния ни на Бога, ни на действия Его. Судьбы Божии стоят на высоте недоступной и неприкосновенной; они стоят на высоте, независящей от действий и демонских и человеческих. Действие Божие пребывает с своим собственным свойством и значением, несмотря на то, каково бы ни было действие и человеческое и демонское, соединенное по наружности в одно действие с действием Божиим.

Разительный образец такого действия представляет собою великое событие: страдание и смерть Богочело­века. С одной стороны, этим страданиям и этой смерти благоволил подчиниться вочеловечившийся Бог по все­святой воле Своей: с другой стороны, первосвященни­ки иудейские, водимые также своим собственным произволением, подвергли вочеловечившегося Бога унизи­тельнейшему бесчестию, истязаниям лютым и смерти позорной. В злодеянии человеков участвовали демоны, как начальники злодеяния (Ин.13:2,27). Здесь действие Божие было соединено, по наружности, в одно действие с дей­ствием человеческим и демонским; но, в сущности, отличалось действие от действия всесовершенным разли­чием. Вы Святаго и Праведнаго отвергостеся, сказал иуде­ям апостол Петр; вы Начальника жизни убисте; Бог же, яже предвозвести усты всех пророк Своих пострадати Христу, ис­полни тако (Деян.3:14,15,18). Эту же мысль выразили и все апостолы в молитве, которую они произнесли при вести об открыв­шемся гонении на Церковь в Иерусалиме. Они сказали в молитве своей: Владыко, Ты, Боже, сотворивый небо и зем­лю и море и вся, яже в них: Иже Духом Святым усты отца нашего Давида, отрока Твоего, рекл еси: вскую шаташася язы­цы, и людие поучишася тщетным! Предсташа царии зем­стии, и князи собрашася вкупе на Господа и на Христа Его. Собрашася бо воистинну во граде сем на святаго Отрока Тво­его Иисуса, Егоже помазал еси, Ирод же и Понтийский Пи­лат, с языки и людьми Израилевыми, сотворити, елика рука Твоя и совет Твой преднарече быти (Деян.4:25-28).

Судьбы и действия Божии идут путем своим; дей­ствия человеческие и демонские идут также путем сво­им. Преступления и злодеяния не престают быть пре­ступлениями и злодеяниями в отношении к деятелям своим, хотя бы совершающие зло с намерением злым вместе были лишь орудиями воли Божией. Последнее есть следствие неограниченной премудрости Божией, неограниченного могущества Божия, по причине кото­рых твари, действуя по свободному произволению свое­му, вместе пребывают неисходно во власти Творца, не понимая того, исполняют волю Творца, не ведая того.

Судьбы Божии присутствуют и действуют в среде событий, совершаемых человеками и демонами, как тончайший дух среди вещества, не завися от вещества, не стесняясь веществом, действуя на вещество и не под­вергаясь действию вещества. Судьбы Божии — всемогу­щее действие во вселенной всесовершенного Бога, еди­ного, в точном смысле, Духа, наполняющего вселенную и все, что за пределами вселенной, необъемлемого все­ленною. Не объемлет Бога мир вещественный, подвер­женный нашим чувствам; не объемлет Бога и мир ду­хов, не подверженный нашим чувствам. Соответствуют Богу действия Его, судьбы Его: и они необъемлемы. Да безмолвствуют благоговейно пред ними и человеки и Ангелы! В отношении к Богу духи — то же вещество: от­личаются они от Бога и по существу и свойствам, отли­чаются различием безмерным, отличаются настолько, насколько отличается и грубое вещество [17]. Таков закон для отношений бесконечного ко всему ограниченному и конечному. Как бы ни различались между собою пред­меты ограниченные, как бы ни возрастали или умаля­лись, различие их с бесконечным не изменяется и не может измениться никогда: всегда оно равно, потому что всегда бесконечно.

Горе миру от соблазн: нужда бо есть прийти соблазном. Обаче горе человеку тому, им же соблазн приходит (Мф.18:7). Это ска­зано Спасителем мира, Господом нашим Иисусом Хрис­том. Это сказано о событиях, которые совершаются пред очами нашими и должны еще совершиться, в ко­торых всесвятые судьбы Божии сливаются воедино с преступными и гибельными последствиями греховного, любострастного, враждебного Богу произволения чело­веческого.

Нужда приити соблазном: этими словами объявляет­ся предопределение Божие, объявляются судьбы Бо­жии, непостижимые для человека и недоступные для постижения его. Горе человеку тому, им же соблазн приходит: этим объявляется гнев Божий служителям, проповедни­кам, покровителям греха, сеятелям и распространите­лям греха в обществе человеческом, врагам и гоните­лям истинного богопознания и богослужения. Настрое­ние и деятельность их уже осуждены Богом; уже произ­несены громовые угрозы против этого настроения и этой деятельности; уже приготовлен в возмездие им вечный ад с его темницами, с его ужасными пытками и казнями. Но деятельность и настроение человеков, не­приязненные и противодействующие Богу, попущены Богом. Таковы судьбы Божии. Зло, совершаемое тваря­ми, не может нарушать в Боге — в Добре всесовершен­ном — нерушимого, неприкосновенного пребывания в неизменяемых свойствах и достоинстве Его, не может воспрепятствовать беспредельной премудрости Божией совершение всесвятой, всемогущей воли Ее.

Что такое — предопределение Божие? Это — образ выражения, употребляемый Священным Писанием, ко­торым изображается величие Божие, превысшее всяко­го изображения. Понятие о предопределении много сходствует с понятием о судьбах: понятие с понятием сливаются часто. Объясним, по возможности нашей, предопределение Божие, о существовании которого свидетельствует Священное Писание (Рим. гл. 9), неправильным пониманием которого увлекаются многие в гибельную пропасть заблуждения.

Бог не подлежит времени [18]: время не существует для Бога. Словом время выражается понятие, составившееся в разумных тварях от впечатления, произведенного в них переменами явлений в природе. Так определяется время наукою. И бысть вечер, и бысть утро, день един (Быт.1:5). Так представляется Писанием происхождение понятия о времени, вполне согласно с выводом положительной науки. Очевидно, что впечатления извне не могут действовать на Бога, иначе Он не был бы совершен и подвергался приложениям и умалениям, что несвой­ственно бесконечному. Вообще нет времени для Бога: нет для него и будущего времени. Имеющее совершить­ся предстоит уже совершившимся лицу Божию, и заг­робная участь каждого человека, долженствующая истечь, как естественное следствие, из земной, произволь­ной деятельности его, известна уже Богу, уже решена Богом. Несоделанное мое видесте очи Твои (Пс.138:16), всесовершен­ный Бог! Исповедал это вдохновенный пророк: испове­дать это должен, по логичной необходимости, каждый человек.

«Я предопределен! Противиться предопределению, изменить или разрушить предопределение Божие не имею никакой возможности. Зачем же принуждать себя к неумолимо-строгой христианской добродетели? Зачем подвергать себя бесчисленным лишениям и жить, по­стоянно отрекаясь от жизни? Поживу как хочется и нра­вится! Поспешу к тому, к чему приманивает меня мечта моя, рисуя пред взорами моими очаровательные карти­ны! Потешусь досыта всеми наслаждениями, хотя бы и греховными! С роскошью рассыпаны они по вселенной, и нестерпимое любопытство влечет вкусить и узнать их опытно! Если предопределено мне спастись, то, несмот­ря не всю порочность мою, Бог спасет меня. Если ж суждено мне погибнуть, то погибну, несмотря на все усилия мои стяжать спасение». Провозглашается такое суждение неведением таинств христианства! Провозг­лашается оно лжеименным разумом и плотским мудрованием. Произносится в нем страшное, непонимаемое ими богохульство! Несчастное, вполне ошибочное ум­ствование признается и принимается многими за не­опровержимую истину: на нем зиждется жительство своевольное, жительство беззаконное и развратное. На земном порочном жительстве зиждется жительство веч­но-горестное, жительство вечно-бедственное, в стране загробной.

Ложное, душепагубное умствование о предопределе­нии и судьбе возникло из смешения действий, свой­ственных единому Богу, с действиями человеческими. Одна погрешность влечет непременно к другой погреш­ности; влечет она ко многим погрешностям, если сде­лана в мысли начальной, исходной. Человек, смешав свое действие с действием Божиим, уже как бы есте­ственно подчинил оба действия одному закону, одному суду, суду своего разума. Отсюда открылось для него не­обозримое поприще заблуждений. Поставив себя су­диею действий Божиих, он по необходимости приписал Богу то же отношение к добру и злу, какое имеет к ним человек. Свойства Божии признал он тождественными с свойствами человеческими; мышление Божие подчи­нил он законам мышления человеческого: он постано­вил и некоторое различие, но различие не бесконеч­ное, а какое-то свое, неопределенное, чуждое правиль­ности и смысла.

От безначального начала Своего Бог довольствовал­ся и довольствуется Своим единым Словом. Слово Бога есть вместе и мысль Его: Слово искони бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин.1:1,2). Таково свойство беспредельного Ума. По бес­предельному совершенству Своему Бог имеет одну и единственную Мысль, несмотря на то, что Мысль эта выражается в области разумных тварей бесчисленным множеством мыслей. Отделим от себя на бесконечное расстояние и существо Бога, и свойства Его, и действия Его: тогда суждение наше о судьбах и предопределении получит должную основательность. Предопределение участи человека вполне приличествует Богу по неогра­ниченному совершенству ума Божия, по независимости Бога от времени. Предопределение, показывая челове­ку величие Божие и пребывая тайною, известною еди­ному Богу, нисколько не стесняет свободной деятельно­сти человеческой на всем поприще земной жизни, не имеет никакого влияния на эту деятельность, никакого соотношения к ней. Не имея никакого влияния на дея­тельность человека, предопределение Божие не имеет и не может иметь никакого влияния на последствия этой деятельности, на спасение и погибель человека. В руководители поведению нашему даны, с одной сторо­ны, разум и свободное произволение, с другой — откро­венное учение Божие. Откровенное учение Божие возвещает с удовлетворительнейшею подробностью волю Божию в средство спасения, возвещает благоволение Божие, чтоб спаслись все человеки, возвещает муку веч­ную за попрание воли Божией. Отсюда ясное следствие: спасение и погибель человека зависят единственно от произвола его, а не от неизвестного ему определения Божия.

Отчего один родится в богатстве и знатности, дру­гой в нищете, в среде людей презираемых и угнетае­мых, обреченных на всежизненный телесный труд в поте лица, лишенных средства к развитию умственно­му? Отчего иной умирает дряхлым старцем, иной в цве­те юношеского или мужеского возраста, иной дитятею и даже краткодневным младенцем? Отчего один пользу­ется постоянно здравием и благополучием, другой томится в болезнях, передается скорбями скорбям, бед­ствиями бедствиям, как бы с рук на руки? Эти и этим подобные вопросы заняли однажды великого пустынно­жителя египетского Антония, и тщетно искал разрешения им пустынножитель в собственном разуме, осенен­ном Божественною благодатию, способном углубляться в рассматривание тайн Божиих. Когда святый старец утомился размышлением бесплодным, последовал к нему с неба глас: «Антоний! Это — судьбы Божии. Ис­следование их душевредно. Себе внимай» (Патерик Скитский).

«Себе внимай», о человек! Вступи в труд и исследо­вание существенно нужные для тебя, необходимые. Оп­редели с точностью себя, твое отношение к Богу и ко всем частям громадного мироздания, тебе известного. Определи, что дано понимать тебе, что предоставлено одному созерцанию твоему и что скрыто от тебя. Опре­дели степень, и границы твоей способности мышления и понимания. Эта способность, как способность суще­ства ограниченного, естественно имеет и свою степень и свои пределы. Понятия человеческие, в их известных видах, наука называет полными и совершенными; но они всегда остаются относительными к человеческой способности мышления и понимания: они совершенны настолько, насколько совершенен человек. Достигни важного познания, что совершенное понимание чего-либо несвойственно и невозможно для ума ограниченного. Совершенное понимание принадлежит одному Уму совершенному. Без этого познания, познания верного и святого, правильность положения и правильность деятельности постоянно будут чуждыми для самого гения. Положение и деятельность разумеются здесь духовные, в которых каждый из нас обязан развиться развитием, назначенным и предписанным для разумной твари Со­здателем ее. Не говорится здесь о том срочном положе­нии и о той срочной деятельности, в которые поставля­емся на кратчайший срок во время земного странствова­ния нашего, как члены человеческого общества.

Кажется: что ближе ко мне меня? Что мне из­вестнее меня? Я постоянно с собою; по естественной необходимости я должен постоянно внимать себе; об­ращаю внимание на другие предметы, насколько нужно это для меня. Любовь ко мне самому поставлена мне за­коном Божиим в меру любви к ближнему. И я-то, беру­щийся узнавать далекое в глубинах земли и моря, в глу­бинах поднебесной и за сводами неба, прихожу в затруднение, в совершенное недоумение, не знаю, что от­вечать мне, когда услышу вопрос: кто я, и что я? Кто — я? Существо ли? Но я подвержен необычайным измене­ниям со дня зачатия моего и до дня смерти. Существо, в полном смысле, не должно подлежать изменениям; оно должно проявлять постоянно одинаковую, всегда равную себе силу жизни. Нет во мне свидетельства жиз­ни, которое бы всецело заключалось во мне самом; я подвергаюсь совершенному иссякновению жизненной силы в теле моем: я умираю. Не только бренное тело мое подчинено смерти; но и самая душа моя не имеет в себе условия жизни нерушимой: научает меня этому священное предание Церкви православной. Душе, рав­но и Ангелам, даровано бессмертие Богом: оно не их собственность, не их естественная принадлежность [19]. Тело, для поддержания жизни своей, нуждается в пита­нии воздухом и произведениями земли; душа, чтоб под­держать и сохранить в себе бессмертие свое, нуждается в таинственном действии на себя Божественной десни­цы. Кто — я? Явление? Но я чувствую существование мое. Многие годы размышлял некто об ответе удовлетвори­тельном на предложенный вопрос, размышлял, углубля­ясь в самовоззрение при свете светильника — Духа Бо­жия. Многолетним размышлением он приведен к следу­ющему относительному определению человека: «Чело­век — отблеск существа и заимствует от этого Существа характер существа» [20]. Бог, единый Сый (Втор.6;4), отражается в жизни человека. Так изображает себя солнце в чистой дождевой капле. В дождевой капле мы видим солнце; но то, что видим в ней, не — солнце. Солнце — там, на вы­соте недосягаемой. Что — душа моя? Что — тело мое? Что — ум мой? Что — чувства сердца? Что — чувства тела? Что — силы души и тела? Что — жизнь? Вопросы нераз­решенные, вопросы неразрешимые! В течение тысяче­летий род человеческий приступал к обсуждению этих вопросов, усиливался разрешить их и отступал от них, убеждаясь в их неразрешимости. Что может быть зна­комее нам нашего тела? Имея чувства, оно подвергается действию всех этих чувств: познание о теле должно быть самым удовлетворительным, как приобретаемое и разумом и чувствами. Оно — точно таково в отношении к познаниям о душе, о ее свойствах и силах, о предме­тах, не подверженных чувствам тела [21]; вместе оно — по­знание, крайне недостаточное в отношении к услови­ям, при которых познание может быть признано пол­ным и совершенным.

Чтоб узнать значение какого бы то ни было веще­ства, наука обязана разложить его на составные, нераз­лагаемые части, потом из составных частей воссоздать разложенное вещество. Полученные этим способом по­знания о веществе наука принимает за верные: предпо­ложения, доколе они не доказаны положительно, не допускаются в состав познаний, в сокровищницу науки, хотя произвол человеческий провозглашает об них и устно и печатно, как бы об истинах, насмехаясь над не­вежеством и легковерием человечества. Чтоб разло­жить удовлетворительно человеческое тело, необходи­мо совершить это тогда, когда тело еще живо. Нет воз­можности определить значение этой жизни иначе, как уловив ее и рассмотрев одну и саму по себе. Верность разложения должна быть доказана образованием из со­ставных частей живого тела. Это — невозможно. Мы разлагаем одни трупы [22], не зная, что оставляет жизнь в оставленном ею теле и что уносит с собою. Раскрывая трупы, мы знакомимся с устройством машины, сокры­той во внутренности тела, но машины, уже неспособ­ной к движению и действованию, машины, уже лишен­ной своего существенного значения. Что ж знаем мы о нашем теле? Нечто, далеко отстоящее от познания пол­ного и совершенного.

Сделаем запрос уму нашему, этому главному орудию для приобретения познаний, чтоб он дал существенное определение себе, что — он? Сила души? Но этим высказывается лишь понятие, явившееся в нас от впечатле­ний, произведенных действиями ума, — не определяет­ся сущность ума. Точно то же должны мы сказать и о духе человеческом, то есть о тех возвышенных сердеч­ных чувствах, которых лишены животные, о чувствах, которыми сердце человека отличается от сердца живот­ных и которые составляют изящный избыток чувств в сердце человеческом пред сердцами животных. Дух — сила души. Каким образом соединены силы души с са­мою душою? Образ соединения непостижим, так как непостижим образ соединения тела с его чувствами, зрением, слухом и прочим разнообразным осязанием. Чувства тела оставляют тело в то время, когда оставля­ет его жизнь, уносятся из него отходящею душою. Зна­чит, телесные чувства принадлежат собственно душе, и, когда она пребывает в теле, делаются как бы чувствами тела. Отсюда вытекает необходимое естественное по­следствие: способность души чувствовать то же, что чув­ствует тело; сродство души с телом не та совершенная противоположность, которая опрометчиво приписана некоторыми душе и сотворенным духам, которая досе­ле приписывается им невежеством [23]. Существует между тварями постепенность и происходящее из постепенно­сти различие, как и между числами. Различие может быть очень значительным; но оно не уничтожает ни сродства, ни постепенности. В этой постепенности одно грубее по отношению к нам, другое тоньше; но все сотворенное, ограниченное, существующее в простран­стве и времени не может быть чуждым вещественнос­ти, этой неотъемлемой принадлежности всего ограниченного. Невещественен — один Бог: Он отличается ре­шительным различием от всех тварей; Он противопо­ложен им по существу и свойствам так, как противопо­ложно бесконечное числам, всем без исключения. Вот что знаем о нашей душе, об уме, о сердце! Что ж знаем мы? Нечто, самое ограниченное нечто.

Кто знает все это со всею удовлетворительностью? Един Бог! Он, по свойству бесконечного, имеет обо всем совершенное понятие, чуждое всякого недостатка, и доказал Он такое понятие доказательством совершен­ным: сотворением из ничего бесчисленных миров, ви­димых нами и невидимых, ведомых и неведомых. Свой­ственно бесконечному оживлять несуществующее в су­ществование, чего не сильны сотворить никакие чис­ла, как бы ни были они велики. Доказательство беспре­дельности Разума, управляющего вселенною, продолжа­ет великолепно выражаться существованием всего суще­ствующего [24]. Малейшее количество законов творчества и существования, и то в некоторой степени, постигнуто человеками. Постигнуто ими и то, что всю природу объемлет превысшее человеческого постижения зако­нодательство. Если нужен ум для постижения частицы законов, тем необходимее Он для составления их.

Человек! «Себе внимай», себя рассматривай! Из яс­ного, по возможности твоей, понимания себя яснее и правильнее будешь смотреть на все, что подлежит тво­им взорам вне тебя. Каким образом, с какого повода вступил я в существование и явился на поприще земной жизни? Явился я на этом поприще невольно и бессозна­тельно; причины вступления в бытие из небытия не знаю. Обдумываю, изыскиваю причину и не могу не сознаться, что должен по необходимости признать ее в определении неограниченной, неизвестной, непо­стижимой Воли, которой подчинен я безусловно. Явил­ся я со способностями души и тела, как с принадлежно­стями: они даны мне, — не избраны мною. Явился я с разнообразными немощами, как бы запечатленный уже казнью; явился страдальцем и обреченным на страда­ния. Встал я в обстоятельства и обстановку, какие нашел или какие приготовлены мне — не знаю. На пути земного странствования очень редко могу поступить по произволу моему, исполнить мое желание: почти всегда влекусь насильно какою-то невидимою, всемогущею Ру­кою, каким-то потоком, которому не могу оказать ника­кого сопротивления. Почти постоянно встречается со мною одно неожиданное и непредвиденное. Увожусь из земной жизни наиболее внезапно, без всякого согласия моего на то, без всякого внимания к земным нуждам моим, к нуждам окружающих меня, для которых я, по суждению моему и их, необходим. Увожусь с земли на­всегда, не зная, куда пойду! Увожусь в грозном одиноче­стве! В стране неведомой, в которую вступаю смертью, встретит меня одно новое, одно невиданное никогда. Чтоб вступить в неведомую страну, я должен оставить на земле все земное, должен скинуть с себя самое тело. Оттуда, из неведомой страны, не могу подать на землю никакой вести о себе: потому что нет возможности ус­лышать весть оттуда кому бы то ни было, облеченному в оболочку земного, грубого вещества. Жизнь моя в этом видимом мире есть непрерывающаяся борьба со смертью; такова она от колыбели моей и до могилы моей. Могу умереть ежедневно и ежечасно, но дня и часа смерти — не ведаю. Известно мне, что умру; в этом нет и не может быть ни малейшего сомнения, но живу как бы бессмертный: потому что чувствую себя бессмер­тным. Предощущение смерти отнято у меня, — и я ни как бы не поверил, что человеку возможно умереть, если б не видел на всех человеках, что смерть есть не­избежный удел каждого человека. Верно изображается Евангелием немощь власти нашей над нами. «Сколь­ко бы ты ни делал усилий, — говорит Евангелие челове­ку, — не можешь приложить возрасту твоему одного лок­тя (Мф.6:27) и белого волоса твоего сделать черным» (Мф.5:36).

«Почему делается это так? Нельзя не сознаться, что многое из сказанного здесь сказано с осязательною справедливостью. Страдальческое состояние человече­ства на земле, состояние, предлежащее взорам всех, должно иметь свою причину. Но как может быть вино­ватым потомство в согрешении праотца, отдаленного от потомства и уже чуждого потомству? Потомство ка­рается: это — очевидно. Почему ж карается оно, невинное? Почему несет оно ужасную вечную казнь? Казнь пе­реходит с поколения на поколение, ложится тяжеловес­но на каждом поколении, стирает с лица земли каждое поколение, подвергнув прежде каждое поколение бес­численным томлениям. Каждое поколение является на лице земли бессознательно, невольно, насильственно. Каждый человек вступает в земную жизнь без способно­сти произвольно действовать способностями, которые в младенце должно скорее уподобить семенам, нежели произраетениям. Какое же участие потомства в грехе праотца, участие, достойное таких казней, когда не было и нет самой возможности для потомства принять участие в грехе ни тонким сердечным согласием, ниже малейшим уклонением ума? Где тут правосудие Божие? Где благость? Вижу одно, противное им». Так вопиет немощной человек, ослепленный греховным, веще­ственным жительством своим. Так вопиет он, — и призывает пред себя к допросу судьбы Божии.

Так вопиет неведение Бога! Так вопиет гордость че­ловеческая! Так вопиет незнание человеком самого себя! Так вопиет ложное понятие о себе и о всей обста­новке своей! Так вопиют они, — и никто не внемлет воплю. Посредством таких возгласов человеки, не по­нимая того, вынаруживают только объявший их недуг самомнения и самообольщения: посредством таких возгласов они обличают живущее в них сознание в себе способности и желание быть распорядителями вселенною, судьями и наставниками Бога в Его управ­лении миром, — и никто не дает им высоких заоблач­ных престолов, на которых прежде возмутившихся че­ловеков захотели воссесть возмутившиеся ангелы. Безрассудное начинание погрязает, как в темной пропасти, в безрассудности своей, терзая жертвы, предавшиеся опрометчиво увлечению этим начинанием, терзая их муками бесплодными в цепях неразрешимых. События идут своею чредою, в домостроительстве вселенной не происходит никакой перемены, судьбы Божии пребыва­ют непреложными. Ничтожество и самообольщение че­ловеков доказывается им положительно и неопровержи­мо суровым опытом.

Точнейшее математическое соображение объясняет человеку со всею определенностью бесконечное отли­чие его от Бога и по существу и по свойствам, хотя для изображения того и другого употребляются одни и те же слова по причине скудости языка человеческого. Бес­конечное управляется совсем иными законами, нежели все, что только может быть изображено числом по ме­тоду положительной науки, на которой зиждутся все другие науки, как зиждется на костях весь состав чело­века. Из этой аксиомы вытекает другая аксиома: дей­ствия бесконечного естественно недоступны для пости­жения всех каких бы то ни было разумных тварей, под­вергающихся изображению числом. Число, на сколько бы ни возрастало оно, пребывает числом и отличается от бесконечного бесконечным различием, которым одинаково отличаются от бесконечного все числа. Стремление к постижению недоступного для постиже­ния есть не что иное, как следствие ложного знания, составившегося из ложных понятий. Стремление это не может не действовать сообразно своему началу: оно должно повести к самым гибельным последствиям по свойству всех действий, исходящих из лжи. Откуда яви­лось это стремление? Очевидно: из гордостного, оши­бочного мнения о себе, которое увлекает человека да­вать себе иное значение, нежели какое ему дано в необъятном мироздании.

Рассматриваю себя! И вот зрелище, изобразившее­ся предо мною при рассматривании себя! Вот как опи­сан я неоспоримо, описан чертами верными, красками живыми, описан самыми опытами, самыми событиями из моей жизни! Какое заключение должен я вывести о себе из этой живописи? Заключение, что я отнюдь не самобытное и не самостоятельное существо, что я ли­шен самых основных, самых жизненных познаний о себе. Настоит нужда, настоит необходимость, чтоб иной объяснил мне меня удовлетворительнее, чтоб объявил мне мое назначение, чтоб указал мне деятель­ность правильную и тем предохранил меня от деятель­ности без смысла и без цели.

Эту настоятельную нужду, эту необходимость при­знал сам Бог. Признал Он ее и даровал человекам от­кровенное учение, которое возводит нас к познаниям, недоступным для собственного постижения нашего. В богооткровенном учении Бог открыл Себя человеку, насколько ограниченному человеку может быть объяс­нен и открыт неограниченный и необъяснимый Бог. В богооткровенном учении открыл Бог человеку значе­ние и назначение человека, его отношение к Богу и к мирам, видимому и невидимому. Открыл Бог человеку познание о человеке, насколько это познание доступно уму человека. Полное и совершенное познание челове­ка, как и всякой другой твари, имеет один, способный к полному и совершенному познанию всего: всесовершен­ный Бог.

Божественное откровенное учение, будучи сличено с познаниями, доставляемыми человеку точным рас­сматриванием себя, подтверждается этими познаниями и подтверждает их. Познания, подтверждаясь одни дру­гими, предстоят пред человечеством в ярком свете нео­провержимой истины.

Божественное откровенное учение возвещает мне, опыты жизни доказывают мне, что я — создание Божие. Я — создание Бога моего! Я — раб Бога моего, раб, впол­не подчиненный власти Бога, объемлемый, содержимый властью Его, властью неограниченною, самодержавною в точном смысле слова. Власть не совещавается ни с кем, власть не дает о предположениях и действиях своих ни­кому никакого отчета: никто ни из человеков, ни из Ангелов неспособен ни дать совета, ни выслушать, ни понять отчета. Искони бе к Богу Слово Его (Ин.1:2).

Я раб Бога моего, несмотря на то, что мне даны сво­бодная воля и разум для управления волею. Воля моя свободна почти только в одном избрании добра и зла: в прочих отношениях она ограждена отовсюду. Могу по­желать! Но пожелание мое, встречаясь с противополож­ною волею других человеков, с противоположным направлением непреодолимых обстоятельств, остается по большей части неисполненным. Могу пожелать много­го; но собственная немощь моя соделывает бесплодным многое множество пожеланий моих.

Когда пожелание останется неисполненным, особ­ливо когда пожелание представляется и благоразумным, и полезным, и нужным: тогда сердце поражается печалью. Соответственно значению пожелания, печаль мо­жет усиливаться, нередко переходить в уныние и даже отчаяние. Что успокаивает в лютые времена душевного бедствия, когда всякая помощь человеческая или бес­сильна, или невозможна? Успокаивает одно сознание себя рабом и созданием Божиим; одно это сознание имеет такую силу. Едва скажет человек молитвенно Богу от всего сердца своего да совершается надо мною, Господь мой, воля Твоя, как и утихает волнение сердечное. От слов этих, произнесенных искренно, самые тяжкие скорби лишаются преобладания над человеком.

Что значит это? Это значит, что человек, исповедав себя рабом и созданием Божиим, предавшись всецело воле Божией, немедленно вступает всем существом сво­им в область святой Истины. Истина доставляет пра­вильное настроение духу, жизни. Взошедший в область Истины, подчинившийся Истине получает нравствен­ную и духовную свободу, получает нравственное и духов­ное счастье. Эта свобода и это счастье не зависят от человеков и обстоятельств.

Аще вы пребудете во словеси Моем, сказал Спаситель иудеям, воистинну ученицы Мои будете и уразумеете Исти­ну, и Истина свободит вы... Всяк творяй грех, раб есть гре­ха. Аще Сын Божий, Который есть Само-истина, свобо­дит вы, воистинну свободни будете (Ин.8:31-36; 14:6). Служение греху, лжи, суете есть в полном смысле рабство, хотя бы оно представлялось по наружности блестящею свободою. Рабство это — рабство вечное. Только тот совершенно и истинно свободен, кто — истинный раб Бога своего.

Еще глубже погружаюсь в рассматривание себя, и новое зрелище открывается предо мною. Усматриваю решительное расстройство моей собственной воли, непокорность ее разуму, а в разуме усматриваю утрату способности руководить волей правильно, утрату спо­собности действовать правильно. При рассеянной жиз­ни мало замечается это состояние; но в уединении, ког­да уединение освещено светом Евангелия, состояние расстройства сил душевных является в обширной, мрачной, ужасной картине. И служит оно свидетель­ством предо мною, что я — существо падшее. Я — раб Бога моего, но раб, прогневавший Бога, раб отвержен­ный, раб, караемый рукою Божиею. Таким объявляет мне меня и Божественное Откровение.

Мое состояние есть состояние, общее всем челове­кам. Человечество — разряд существ, томящихся в раз­нообразном бедствии, казнимых. Не может быть ина­че! Доказательствами этого я обставлен и извне и внут­ри меня. Если б я не был изгнанником на земле, подоб­но всем братиям моим, человекам, если б земная жизнь моя не была наказанием: то зачем всей жизни этой быть поприщем непрестанного труда, непрестанного столкновения, ненасытного стремления, никогда и ни­чем не удовлетворяемого? Зачем земной жизни быть пу­тем одного страдания, иногда действующего сильнее, иногда слабее, иногда ощущаемого, иногда заглушаемо­го упоением земными попечениями и наслаждениями? Зачем быть болезням и всем другим несчастиям, част­ным и общественным? Зачем быть в обществе челове­ческом ссорам, обидам, убийствам? Зачем быть всему разнообразному злу, неусыпно ратующему против доб­ра, угнетающему и гонящему добро, почти всегда тор­жествующему над добром? Зачем каждый человек внут­ри себя отравлен страстями, мучится ими несравненно более, нежели скорбями извне? Зачем быть смерти, по­жирающей нещадно всех? Что за явление — поколения, сменяемые одно другим, возникающие из небытия, вступающие в жизнь на краткий срок, опять погружаю­щиеся навсегда в неизвестность?

Что за явление — деятельность каждого поколения на земле, как бы вечного на ней? Что за явление — эта деятельность, постоянно противоречащая самой себе, постоянно зиждущая с усилением, зиждущая на потоках крови человеческой, как бы на цементе, — постоянно разрушающая свою работу с таким же усилием, с таким же кровопролитием?.. Земля — юдоль изгнания, юдоль непрерывающегося беспорядка и смятения, юдоль срочного страдальческого пребывания существ, утра­тивших свое первобытное достоинство и жилище, ут­ративших здравый смысл. Бесчисленными образами страдания страдают человеки в этой юдоли мрачной и глубокой! Страдают они и под гнетом нищеты и в оби­лии богатства; страдают и в убогих хижинах и в великолепных царских чертогах; страдают от бедствий из­вне и от того страшного расстройства, которым пора­жено естество каждого человека внутри его, которым поражены и душа и тело его, которым извращен, ослеп­лен ум его.

Так гадательствую о себе! К таким неоспоримым, осязательным заключениям приводят меня опыты моей жизни и все, совершившееся и совершающееся над всем человечеством. Таким изображает меня и Божествен­ное Откровение, изображает с большею определеннос­тью, отворяя мне врата в область познаний по дару Бога моего, врата заключенные, к которым я мог только дос­тичь, пред которыми мог только встать действием соб­ственного умствования моего. Поведается Божествен­ным откровением, что первый человек создан Богом из ничего, создан в красоте духовного изящества, создан бессмертным, чуждым зла. Поведание это не может не быть справедливым: чувствую себя бессмертным, и зло чуждо мне; ненавижу его, мучусь им, увлекаюсь им, как льстецом и как тираном. Сотворенный на земле первый человек взят в отделение неба, называемое раем. Здесь, среди не нарушаемого ничем блаженства, он отравил себя самопроизвольно вкушением зла; в себе и с собою он отравил и погубил все потомство свое. Адам, — так назывался этот человек, — поражен смертью, то есть грехом, безвозвратно расстроившим естество человека, соделавшим его неспособным к блаженству. Убитый этою смертью, но не лишенный бытия, при чем смерть тем ужаснее как ощущаемая, он низвергнут на землю в оковах: в грубой, многоболезненной плоти, претворив­шейся в такую из тела бесстрастного, святого, духовно­го. Земля проклята за преступление человека: она, утра­тив свое первобытное состояние (Быт.2:5,6), преобразилась в состояние, какое должна иметь обитель изгнанников с неба за попрание на небе заповеди Божией. Враждеб­ное настроение к нам всей видимой природы встреча­ем на каждом шагу! На каждом шагу встречаем ее уко­ризну, ее порицание, ее несогласие на наше поведение! Пред человеком, отвергшим покорность Богу, отвергла покорность тварь бездушная и одушевленная! Она была покорна человеку, доколе он пребывал покорным Богу! Теперь она повинуется человеку насильно, упорствует, часто нарушает повиновение, часто сокрушает своего повелителя, жестоко и неожиданно возмутившись про­тив него. Закон размножения человеческого рода, уста­новленный Творцом вслед за сотворением, не отменен; но он начал действовать под влиянием падения; он из­менился, извратился. Родители подверглись враждеб­ным отношениям между собою, несмотря на плотской союз свой (Быт.3:16); они подверглись болезням рождения и тру­дам воспитания (Быт.3:16-19); чада, зачинаясь в недре растления и в грехе (Пс.50:7), вступают в бытие жертвами смерти. Пребы­вание на поверхности земной, среди разнообразных и многочисленных томлений, дано каждому человеку срочное. По миновании срока, определяемого непости­жимым Богом, каждый человек должен нисходить в веч­ную темницу, в ад, образуемый обширною внутреннос­тью земной планеты. Что такое — человечество, испол­ненное гордостного мечтания о себе, обезумленное этою суетною и ложною мечтою? Человечество сор, непотребный для неба, выметенный с неба, повергну­тый сперва к устию пропасти, потом повергаемый по­степенно, по мере своего размножения, в самую про­пасть. Пропасть именуется бездною: такова она в отно­шении к человекам. Нет выхода из нее: вереи ея и заклепи вечнии (Иона 2:7), говорит Писание.

Внимаю поведанию Божественного Откровения и признаю его истинным. Невозможно не признать его справедливым! Бесконечный Бог есть добро всесовершенное; человек отличается от Него бесконечным раз­личием по существу, а по свойствам и направлению встал в положение противодействия Богу. Если же че­ловек, столько ничтожный пред Богом, вместе и про­тивник Богу, то какое значение должен он иметь пред святынею и величием Божества? Значение презренной нечистоты и скверны, по свидетельству Писания (Апок.22:11,15). Он должен быть изгнан от лица Божия, как бы сокрыт от взоров Божиих.

Божественное Откровение научает человека, что он создание Божие и раб Божий, раб преступный, созда­ние отверженное, пресмыкающееся и гибнущее в паде­нии своем (Быт.2:7,22; 3:11,12; Пс.143, 125, 99, 13, 16, 37 и проч.). Отравленный общением с начальником и родителем зла, с исступленным и упорным врагом Бога, с ангелом падшим, лишенный естественной сво­боды подчинением этому всезлобному духу, человек из­вратил свое естественное отношение к Богу, соделался, подобно ангелу падшему, врагом Божиим (Рим.5:10). Одни из че­ловеков удовлетворялись этим состоянием, не понимая и не предполагая состояния иного, находя наслаждение в служении греху; другие, наставляемые Богом и остат­ком своего благого произволения, вступили в усиленную борьбу с грехом, но не могли очистить естество от противоестественной примеси, от зла, не могли растор­гнуть оков рабства и свергнуть иго греха и смерти. Восстановить естество мог только Творец естества. Томилось человечество в страшном рабстве более пяти тысяч лет, по непостижимому суду Божию; томи­лось оно в рабстве, обильно наполняло темницы ада, получив от Бога обетование освобождения в самый час впадения в рабство. Един день пред Господом яко тысяща лет, и тысяща лет яко день един (2Пет.3:8). Обетование произне­сено вместе с изречением наказания за преступление. Удостоено человечество этого обетования, потому что причиною падения было обольщение и увлечение, а не замысл намеренный и обдуманный. По истечении пяти тысячелетий низшел на землю к изгнанникам, в страну изгнания их, Искупитель — вочеловечившийся Бог. Он посетил и преддверие нашей темницы — поверхность земли, и самую темницу — ад. Он даровал спасение всем человекам, предоставив свободному произволению их или принять спасение, или отвергнуть его. Он освобо­дил всех уверовавших в Него: заключенных в подземной бездне, Он возвел на небо, а странствующих на земной поверхности ввел в общение с Богом, расторгнув их общение с сатаною. Богочеловек, восприяв на Себя все последствия падения человеческого, кроме греха, вос­приял и образ земной жизни, соответствующий падше­му и отверженному, караемому правосудием Божиим, сознающему свое падение, исповедующему правосудие Божие благодушным терпением всех попущений. Он явил в деятельности Своей образец для деятельности каждого человека на поприще земной жизни его.

Две отличительные черты представляет взорам на­шим Евангелие в деятельности Спасителя: точнейшее исполнение воли Божией в делах, зависящих от произ­вола, и совершенную покорность воле Божией в судь­бах Божиих. Снидох с небесе, сказал Господь, не да творю волю Мою, но волю пославшего Мя Отца (Ин.6:38). Чашу, юже даде Мне Отец, не имам ли пити ея? (Ин.18:11) Точнейшее исполнение воли Божией и покорность судьбам Божиим Богочеловек выражал всею жизнью Своею. Великую доброде­тель, начало всех добродетелей, утраченную Адамом на небе, добродетель послушания Богу принес Богочело­век с неба на землю к человекам, томившимся в погибели, причиненной преслушанием Бога. В особенности явилась эта добродетель во всем величии при восприя­тии Господом лютых страданий. Он, во образе Божии сый, не преставая быть Богом, Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся яко же человек, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крест­ныя (Флп.2:6-8). По причине такой всесовершенной покорности Богу, Господь был единственным истинным Рабом Бо­жиим по человеческой природе Своей [25]. Он был всесо­вершенным Рабом Бога, не уклонившимся никогда от исполнения воли Божией и от покорности этой воле. Ни один из праведных человеков не выполнил этой свя­щеннейшей обязанности человека пред Богом удовлет­ворительно и неупустительно.

Собранию иудеев Господь объявил: не ищу воли Моея, но воли пославшаго Мя Отца (Ин.5:30). Пред исшествием на живоносные для рода человеческого страдания и крестную смерть Господь явил в Себе немощь падшего человека пред карающими его судьбами Божиими. Он начал скорбеть и тужить (Мф.26:37). Томление души Своей Он благоволил открыть избранным ученикам: прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф.26:38), сказал Он им. Потом обра­тился к молитве, этому верному пристанищу в напас­тях и искушениях. Он пал на лице Своем (Мф.26:39), и возведен был по человечеству в такой усиленный подвиг, что бысть пот Его яко капли крове, каплющия на землю (Лк.22:44). Не­смотря на такое напряженное состояние, в которое приведено было человеческое естество Богочеловека, молитва Его выражала вместе и присутствие в Нем воли человеческой, и полную покорность в Нем воли человеческой воле Божией. Молитва Богочеловека, произнесенная Им пред исшествием на страдания, есть духовное, драгоценное наследие для всего племе­ни христианского: способна она пролить утешение в душу, томящуюся под бременем самых тяжких скорбей. Отче Мой, говорил Господь в молитве Своей, аще воз­можно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не яко же Аз хощу, ноякоже Ты (Мф.26:39); обаче не Моя воля, но Твоя да будет (Лк.22:42). Чашею назвал Господь судьбы Божии. Чаша эта препо­дается Богом человеку во спасение его.

Крестную смерть и предшествовавшие ей наруга­ния, терзания, пытки Богочеловек благоволил принять на Себя произвольно. Как Сын Божий и Бог, имеющий одну волю с Отцом и Духом, Он возложил казнь на Себя, на неповинного во грехе, на Сына человеческого и вме­сте Сына Божия, для искупления виновного во грехах человечества. Покусившемуся употребить средство че­ловеческое в защиту Его, в противодействие судьбам Божиим, Он сказал: возврати меч Твой в место его. Или мнится ти, яко не могу ныне умолити Отца Моего, и пред­ставит Ми вящше, неже дванадесяте легеона ангел? Како убо сбудутся Писания, в которых изображено определение Божие, яко тако подобает быти? [26] Такое же понятие о действии непреложных судеб Божиих Господь выразил пред Пилатом. Гордый римлянин, оскорбленный мол­чанием Господа, сказал: мне ли не глаголеши? Не веси ли, яко власть имам распяти Тя, и власть имам пустити Тя? Господь отвечал ему: не имаши власти ни единыя на Мне, аще не бы ти дано свыше (Ин.19:10,11). Действуют судьбы Божии, действует власть Божия: ты — не понимающее себя ору­дие. Но орудие одарено разумом и свободною волею: в этом оно убеждено, высказывает это с наглостью и тщеславием. Оно действовало без всякого понимания судеб Божиих, действовало свободно и произвольно: действие его объявляется грехом, имеющим свой вес и меру на суде Божием (Ин.19:11).

Сопротивление судьбам Божиим причисляется к начинаниям сатанинским. Когда Господь предвозвестил ученикам о предстоявших Ему страданиях и насиль­ственной смерти, — поем Его Петр, начат пререцати Ему, глаголя: милосерд Ты, Господи, не имать быти Тебе сие. Он же, обращься, рече Петрови: иди за Мною, сатано, соблазн Ми еси: яко не мыслиши, яже суть Божия, но человеческая (Мф.16:22,23). Петр был подвигнут, по-видимому, добрым чувством; но он подействовал из образа мыслей и из добра, принадле­жащих падшему человеческому естеству. Враждебны воле Божией и всесвятому добру, исходящему от Бога, разум и добро падшего человеческого естества; порица­ются и осуждаются ими судьбы Божии. Разум и воля че­ловеческие, в слепоте своей, готовы противостать и противодействовать судьбам и определениям Божиим, не понимая того, что такое начинание есть начинание нелепое, есть борьба ограниченнейшей, ничтожной твари со всемогущим и всесовершенным Богом.

Несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи в Своей власти (Деян.1:7), сказал Господь апостолам, когда они воп­росили Его о времени, в которое должно образоваться царство израильское. Этот ответ Господа есть ответ на все вопросы любопытства и гордости человеческой о судьбах Божиих. Несть ваше, о человеки, разумети то, еже Бог положи во Своей власти! Вам свойственно понимание, соответственное уму вашему: несвойственно вам пони­мать мысль Ума беспредельного.

Ваша деятельность, человеки, должна всецело зак­лючаться в исполнении воли Божией. Образец этой де­ятельности показан, правила этой деятельности препо­даны человечеству совершенным человеком, Богом, принявшим на Себя человечество. Движимые силою правильнейшей веры в Бога, последуйте тщательно за­поведям Евангелия и покоряйтесь благоговейно судьбам Божиим. Что приводит к нарушению, к попранию заповедей Христовых, к противодействию судьбам Божиим, к противодействию тщетными усилиями, ропотом, хулою, отчаянием? Забвение о вечности, забвение о смерти, забвение того, что мы — кратковременные странники на земле, отвержение мысли, что мы на ней — изгнан­ники, стремление удовлетворять похотениям и страс­тям, желание наслаждаться наслаждением плотским и греховным, пагубный обман и обольщение себя, под обаянием которых человек безумно злоупотребляет вла­стью над собою и своим произволением, принося себя всецело в жертву земной суетности, убивая себя для бла­женства, возвращенного страдальческим подвигом Ис­купителя, готовя себе в аде вечный гроб, гроб и для тела, и для души.

Сие мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе (Флп.2:5-8), уве­щает христиан апостол Павел, указывая на покорность Богочеловека судьбам Божиим, на покорность беспре­кословную, простершуюся до принятия на Себя той каз­ни, которой подверглись одни уголовные преступники из варварских народов, от которой были свободны преступники из граждан Рима. Гордость всяку отложше и удо­бообстоятельный (удобно запинающий нас) грех, терпением да течем на предлежащий нам подвиг, взирающе на начальника веры и совершителя Иисуса, Иже вместо предлежащия Ему радости, претерпе крест, о срамоте нерадив (не обратив внимания на нанесенное Ему бесчестие)... Помыслите убо таковое Про­страдавшаго от грешник на Себе прекословие (поругание), да не стужа­ете, душами вашими ослабляеми (Евр.12:1-3). Иисус, да освятит люди Своею кровию, вне врат пострадати изволил. Темже убо да ис­ходим к Нему вне стана, поношение Его носяще (Евр.13:12,13). Исхожде­нием вне стана и отложением всякой гордости имену­ется отречение от миролюбия. Апостол напоминает Божественное утешение, произнесенное Богом к тем избранникам Его, которых Он усыновил Себе и кото­рых, в доказательство усыновления, посещает скорбями: сыне Мой! Не пренемогай наказанием Господним, ниже ослабей, от Него обличаем, егоже бо любит Господь, наказует, биет же всякого сына, егоже приемлет (Евр.12:5,6).

Христос пострада по нас, говорит святой апостол Петр, нам оставль образ, да последуем стопам Его (1Пет.2:21). Аще добро творяще и страждуще, терпите, сие угодно пред Бо­гом: на сие бо и звани бысте (1Пет.2:20,21). Таковы судьбы Божии! Таково определение Божие! Таково призвание истин­ных христиан на все время земного странствования их! Возлюбленные Богу и небу христиане! Не удивляй­тесь, как бы приключению странному, несвойственно­му, совершающемуся вне порядка, тому огненному иску­шению, которое посылается вам для испытания (1Пет.4:12). Ра­дуйтесь при нашествии искушений! Как здесь, на зем­ле, вы соделываетесь причастниками Христовых стра­даний: так в будущей жизни вы соделаетесь общника­ми славы Его и торжества (1Пет.6:13). Дом Божий подлежит суду Божию, нуждается в этом суде (1Пет.4:17). Домом Божиим назы­вается и вся Церковь Христова, и каждый христианин. Требует этот дом посещения Божия и очищения, как подвергающийся непрестанному осквернению и повреждению. И при великой помощи от скорбей, сми­ряющих дух человека, столько наклонный к превозно­шению, затруднительно, очень затруднительно спасе­ние. Праведник едва спасется! (1Пет.4:18) Если так, то что ожида­ет противящихся Божию Евангелию? (1Пет.4:17) Нечестивый и греш­ный где явится? (1Пет.4:18) Смиренномудрие стяжите, потому что Бог гордым противится, смиренным же дает благодать (1Пет.5:5). Вы ощутите пришествие благодати по чудному спокой­ствию и утешению, которое пролиется в сердца ваши, когда вы исповедуете суд Божий о вас праведным, а себя достойными наказания, нуждающимися в нем. При на­шествии искушений не предавайтесь печали, безнаде­жию, унынию, ропоту, этим проявлениям гордости и неверия: напротив того, оживляемые и окрыляемые верою, смиритесь под крепкую руку Божию, да вы вознесет в свое время, всю печаль вашу, то есть все попечение и всю заботливость возвергше на Него, яко Той печется о вас (1Пет.5:6,7). Страждущие! Знайте, что вы страдаете по воле Божией; будьте убеждены, что без воли Божией, без попущения Божия не прикоснулась бы к вам никакая скорбь. Воззрел милостиво на вас Господь, возблагово­лил о вас, признал ваши сердце и жительство благо-угодными Себе и потому простер к вам руку помощи в судьбах Своих. Он послал или попустил вам скорби в очищение ваше, в охранение, в средство к достиже­нию совершенства. Страждущий по воле Божией! При нашествии скорбей предавайте себя всецело воле и ми­лости Божией и с особенною тщательностью приле­жите исполнению заповедей Божиих (1Пет.4:19). Время скорби есть то блаженное время, в которое Бог зиждет душу возлюбленного избранника Своего из среды челове­ков. Установлен Богом тесный и прискорбный путь из земной жизни к небу: заповедано шествие по этому пути под крестом; путем этим, под бременем креста Своего, прошел Вождь христианского племени, воче­ловечившийся Бог. Крест — терпение в Господе всех огорчений и напастей, которые будут попущены про­мыслом Божиим. Таков суд Божий. На чем он основан? На том, что человек на земле — преступник в ссылоч­ном месте. Этому преступнику дан краткий срок зем­ной жизни единственно для того, чтоб он усмотрел свое состояние падения и отвержения, сознал необхо­димость спасения, стяжал спасение при посредстве Искупителя человеков, Господа нашего Иисуса Христа. Преступник, исповедавший себя преступником, ищу­щий помилования, должен самою жизнью выразить исповедь в греховности. Исповедь не может быть при­знана искреннею, когда она не засвидетельствована со­ответствующим поведением. Преступник обязан доказать истину обращения своего к Богу исполнением воли Божией и покорностью этой воле: он обязан при­несть пред Бога, правосудного и в милости, терпение наказательных попущений Божиих, принесть смирен­ное терпение, как фимиам благовонный, как благопри­ятную жертву, как достоверное свидетельство веры. Все святые, все без исключения, причастились пути скорбному (Евр.12:8). Все они протекали поприще земной жиз­ни по колючему тернию, питаясь опресноками разно­образного лишения, окропляясь горьким иссопом, на­паяваясь постоянно чашею различных испытаний. Это было необходимым для их спасения и совершенства: скорби служили им вместе и средством образования духовного, и врачевством, и наказанием. Поврежден­ная природа ни в одном человеке не осталась без свой­ственного ей плодоприношения в большей или мень­шей степени; поврежденная природа наша постоянно нуждается, как в противоядии, в скорбях: ими погаша­ется в ней сочувствие к греховному яду страстей, в осо­бенности к гордости (2Кор.12:7), к страсти самой ядовитой и пагубной между страстями; ими выводится служитель Божий из напыщенного, неправильного мнения о себе в смиренномудрие и духовный разум. Напыщенное мнение о себе по необходимости должно отнимать правильность и достоинство у жительства, представля­ющегося по наружности удовлетворительным [27]. Разу­мех, Господи, исповедуется Богу святой пророк Его, яко правда судьбы Твоя, и воистину смирил мя еси (Пс.118:75,71,30). Судьбы Твоя — благи (Пс.118:75,71,30), несмотря на строгий наружный образ их. Последствия их благотворны, живоносен и услади­телен плод их. Благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим (Пс.118:75,71,30). Путь истины изволих и судьбы Твоя не забых (Пс.118:75,71,30), от судеб Твоих не уклонихся (Пс.118:102,52,43,175,105), потому что без покорности им благоугождение Тебе — невозможно. В тяжких искушениях и напастях, не находя ниоткуда помощи, помянух судьбы Твоя от века, и утешихся (Пс.118:102,52,43,175,165). На судьбы Твоя уповах! (Пс.118:102,52,43,175,105) Судьбы Твоя помогут мне! (Пс.118:102,52,43,175,105) Седмери­цею днем, то есть непрестанно хвалих Тя о судьбах правды Твоея (Пс.118:102,52,43,175,105): действие человека, соответствующее действию Бога в непостижимых судьбах Его, есть непрестанное или по возможности частое славословие Бога. Славос­ловием Бога прогоняются помыслы неверия, малоду­шия, ропота, хулы, отчаяния, — вводятся помыслы свя­тые, Божественные. Говорит апостол: Судими же от Гос­пода, наказуемся, да не с миром осудимся (1Кор.11:32). Аминь.

СОВЕЩАНИЕ ДУШИ С УМОМ

Душа. Скорблю невыносимо, нигде не нахожу отра­ды. Не нахожу отрады и утешения ни вне, ни внутри меня. Не могу смотреть на мир, исполненный непре­рывного обольщения, обмана, душегубства. Неосторож­ное созерцание мира, немногие неосторожные взгляды на его соблазны, незнание ядовитости его впечатлений, детская, неопытная доверчивость к нему привлекли в меня его стрелы, исполнили меня смертельных язв. К чему мне смотреть на мир? К чему любопытствовать о нем, подробно изучать его или привязываться к нему, когда я лишь кратковременная странница в мире. Не­пременно я оставлю его и не знаю, когда оставлю. Каж­дый день, каждый час я должна быть готова к призыву в вечность. Как бы ни продолжительно было мое скита­ние по пустыне мира, оно ничтожно пред неизмери­мою вечностью, пред которой равны и часы, и дни, и годы, и столетия. Самый мир со всем громадным стол­потворением своим мимо идет: земля и яже на ней дела сгорят (1Пет.3:10). Сгорят эти дела — плоды падения и отверже­ния человеков. Раны, нанесенные мне миром, сделали этот мир отвратительным для меня, но не предохрани­ли от новых ран. Не хочу быть посреди мира! Не хочу подчиняться ему! Не хочу принимать никакого участия в служении ему! Не хочу даже видеть его! Но он повсю­ду преследует меня: насильно вторгается; в очаровательной красоте представляется взорам; расслабляет, уязв­ляет, поражает, губит меня. Я сама, постоянно нося и содержа в себе начало самообольщения и обмана, ввер­гнутых в меня грехом, продолжаю обольщаться миром: ненавидя его, невольно влекусь к нему и с жадностью пью яд его, глубоко вонзаю в себя стрелы, пускаемые им в меня. Обращаю тоскующий и пытливый взор от мира к себе самой. В себе не нахожу ничего утешительного. Во мне кипят бесчисленные греховные страсти! Я не­престанно оскверняюсь разнообразными согрешения­ми: то мучат меня гнев и памятозлобие; то чувствую, что горю пламенем любодеяния. Волнуется кровь, разгоря­чается воображение от какого-то действия, мне чуждо­го, враждебного, — и вижу предстоящие мне соблазнительные образы, влекущие к мечтанию греха, к услаж­дению губительным соблазном. Не имею сил бежать от соблазнительных образов: невольно, насильно приковываются к ним мои болезненные очи. И бежать неку­да! Бежала я в пустыню: в пустыню пришли со мною картины греха или предварили меня в ней — не знаю; в пустыне предстали мне с особенною, убийственною живостью. Не существуют эти образы: и образы, и су­ществование их, и красота — обман и обольщение; но вместе они живы, — и ничто, ни самое время, ни дрях­лая старость, не может умертвить их. Их смывает с во­ображения слеза покаяния: слезы покаяния нет у меня. Их сглаждает с воображения молитва смиренная, соеди­ненная с плачем сердца: такой молитвы нет у меня. Сер­дце мое лишено умиления, лишено спасительного пла­ча: оно во мне неподвижно, как осколок бесчувственно­го камня. Несмотря на мою ужасную греховность, я ред­ко вижу свою греховность. Несмотря на то, что во мне добро смешано со злом и сделалось злом, как делается ядом прекрасная пища, смешанная с ядом, я забываю бедственное положение добра, данного мне при сотво­рении, поврежденного, искаженного при падении. Я начинаю видеть в себе мое добро цельным, непороч­ным и любоваться им: мое тщеславие уносит меня с плодоносной и тучной пажити покаяния в далекую стра­ну! В страну каменистую и бесплодную, в страну терний и плевел, в страну лжи, самообольщения, погибе­ли. Я оставляю исполнение заповедей Христовых и на­чинаю исполнять внушения моего сердца, последовать его чувствованиям, его воле; я дерзко называю ощуще­ния падшего естества добрыми, его деяния добродете­лью, — это добро и эту добродетель достойными наград земных и небесных, человеческих и Божиих. Когда я старалась исполнять заповеди Христовы, не внимая воле сердца и насилуя его, я признавала себя должни­цею пред Богом и человеками, рабою неверною и не­потребною! Вслед за самообольщением являются во мне печаль, уныние и какой-то страшный мрак. Печаль ли­шает меня нравственной деятельности, уныние отнима­ет силу бороться с грехом, а мрак — последствие печали и уныния, густой мрак скрывает от меня Бога, Его суд нелицеприятный и грозный, обетованные награды за христианскую добродетель, обетованные казни за от­вержение христианства и его всясвятых уставов. Я на­чинаю согрешать бесстрашно, при молчании совести, как бы убитой или спящей на то время. Редко, очень редко выпадает минута умиления, света и надежды. Тог­да ощущаю себя иною. Но минута светлая — коротка. Небо мое бывает ясным нечасто. Как черные тучи, сно­ва налетают на меня страсти и снова повергают в мрак, в смятение, в недоумение, в погибель. Ум мой! Ты — ру­ководитель души! Наставь меня! Введи в меня блажен­ное спокойствие! Научи меня, как мне затворить в себя вход впечатлениям мира, как мне обуздать и подавить страсти, которые возникают во мне самой. Мир и стра­сти измучили, истерзали меня.

Ум. Неутешительным будет мой ответ. И я вместе с тобою, душа, поражен грехом. То, о чем ты говори­ла, мне вполне известно. Как я помогу тебе, когда мне самому нанесены убийственные удары, когда я лишен силы действовать самовластно? В непрерывной деятельности моей, дарованной мне Творцом и составляющей мое свойство (Каллиста Катафигиота, гл. 3. Добротолюбие, ч. 4), я непрерывно подчиняюсь постороннему влиянию. Влияние это — влияние греха, ко­торым я поврежден и расстроен. Это влияние непрес­танно отвлекает меня от Бога, от вечности, влечет в обольщение суетным и преходящим миром, в обольще­ние собою, в обольщение тобою, душа, в обольщение грехом, в обольщение ангелами падшими. Мой суще­ственный недостаток заключается в непрестанно наси­лующем меня развлечении. Пораженный развлечени­ем, я парю, скитаюсь по вселенной без нужды и без пользы, подобно прочим духам отверженным. Я желал бы остановиться — и не могу: развлечение расхищает, уносит меня. Расхищаемый развлечением, я не могу взглянуть, как должно, ни на тебя, душа, ни на самого себя. От развлечения я не могу внимать, как должно, Слову Божию: по наружности представляюсь вниматель­ным, но в то время, как усиливаюсь внимать, невольно уклонясь во все страны, уношусь очень далеко, к предме­там вполне посторонним, которых рассматривание не только не нужно для меня, но и чрезвычайно вредно. От убийственного развлечения не могу принести Богу силь­ной, действительной молитвы и запечатлеться страхом Божиим, которым уничтожилась бы моя рассеянность и помыслы мои соделались бы послушными мне, которым сообщились бы тебе, душа, сердечное сокрушение и уми­ление. От моего развлечения ты пребываешь в ожесто­чении; при твоем ожесточении и нечувствии я развле­каюсь еще более. Развлечение — причина моей слабос­ти в борьбе с греховными помыслами. От развлечения я ощущаю омрачение и тяжесть: когда предстанет по­мысл греховный, я не вдруг и не скоро узнаю его, если он прикрыт оправданием. Если же он и явен, то я, воо­ружаясь против него, не обнаруживаю к нему решитель­ной и непримиримой ненависти, вступаю в беседу с своим убийцею, услаждаюсь смертоносным ядом, кото­рый он лукаво влагает в меня. Редко бываю я победите­лем, часто побежденным. По причине развлечения мо­его объемлет меня забывчивость: я забываю Бога, я за­бываю вечность, я забываю превратность и обманчивость мира, влекусь к нему, увлекаю, душа, тебя с собою. Я забываю грехи мои. Я забываю падение мое, я забы­ваю бедственное положение мое: в омрачении и самообольщении моем начинаю находить в себе и в тебе до­стоинства. Я начинаю искать, требовать признания этих достоинств от лживого мира, готового на минуту согласиться, чтоб после злее насмеяться. Достоинств нет в нас: достоинство человека всецело осквернено падением, и он справедливо будет думать о себе, если, как советует некоторый великий подвижник, сочтет себя мерзостью [28]. Как не мерзость немощное, малей­шее существо, призванное Всесильным Творцом всего видимого и невидимого в бытие из ничтожества и воо­ружившееся против Творца своего? Как не мерзость су­щество, не имеющее ничего собственного, получившее все от Бога и восставшее против Бога? Как не мерзость существо, не устыдившееся рая, позволившее себе сре­ди райского блаженства охотно выслушать страшную клевету и хулу на Бога, доказавшее немедленное соизволение на клевету и хулу деятельным попранием запове­ди Божией! Как не мерзость ум — вместилище и непре­станный родитель помыслов скверных и злобных, по­мыслов постоянно враждебных Богу? Как не мерзость душа, в которой непрестанно вращаются буйные и чу­довищные страсти, как бы ядовитые змеи, василиски и скорпионы в глубоком рву? Как не мерзость тело, в без­закониях зачатое, в грехах рожденное, орудие греха во время краткой земной жизни, источник смертоносно­го зловония по окончании земной жизни? Мы, душа, составляем одно духовное существо: я помышляю, ты чувствуешь. Но мы не только повреждены грехом, мы рассечены им как бы на два отдельные существа, дей­ствующие почти всегда противоположно одно другому. Мы разъединены, противопоставлены друг другу, мы от­делены от Бога! Живущим в нас грехом мы противопо­ставлены Самому Всесвятому и Всесовершенному Богу!

Душа. Прискорбен твой ответ, но он справедлив. То служит некоторым утешением, что наше бедственное состояние находится в взаимном соотношении и мы мо­жем разделять нашу скорбь, можем помогать друг другу. Дай же совет, как выйти нам из общего нашего расстрой­ства? Я заметила, что всегда мои чувствования соответ­ствуют твои помышлениям. Сердце не может долго бо­роться с мыслью: оно всегда покоряется ей, а когда и противится, то противится только на краткое время. Ум мой! Будь путеводителем к общему нашему спасению.

Ум. Я согласен с тем, что сердце недолго противит­ся мысли. Но оно, оказав покорность на минуту, снова восстает против самой правильной, против самой богоугодной мысли, восстает с такою силою и ожесточени­ем, что почти всегда низлагает и увлекает меня. Низло­жив меня, оно начинает плодить во мне самые неле­пые помышления, служащие выражением и обнаруже­нием сокровенных страстей. Что сказать мне и о мыслях моих? По причине расстройства и повреждения моего грехом, мои мысли чрезвычайно непостоянны. С утра, например, родились во мне известные мысли о нашем духовном жительстве, о невидимом многотруд­ном подвиге, о земной нашей обстановке, отношениях, обстоятельствах, о нашей участи в вечности; эти мысли казались основательными. Вдруг к полудню, или рань­ше, они исчезают сами собою от какой-либо неожидан­ной встречи, заменяются другими, которые, в свою оче­редь, признаются достойными внимания. К вечеру яв­ляются новые помышления с новыми оправданиями.

Ночью мятусь иными помыслами, которые в течение дня скрывались где-то, как бы в засаде, чтоб внезапно предстать мне во время безмолвия ночного, возмутить меня обворожительною и убийственною живописью греха. Тщетно, научаемый Словом Божиим, я признаю правильными только те помышления, на которые ты, душа, отвечаешь состоянием глубокого спокойствия, смирения, любви к ближним; тщетно я убежден, что все помышления, не только производящие в тебе мучение и расстройство, но и соединенные с малейшим смуще­нием, с малейшим ожесточением твоим, чужды истины, вполне ложны, обманчивы, гибельны, какою бы личи­ною праведности они ни были прикрыты. Тщетно это знание! Тщетен этот верный признак, с решительнос­тью отделяющий в мире духов добро от зла! По непос­тижимому, живущему во мне недугу, постигаемому толь­ко опытом, я не могу оторваться от помышлений убий­ственных, порождаемых во мне грехом. Не могу их ни подавить, ни исторгнуть, когда они начнут кипеть во мне, как черви; не могу ни отгнать их, ни оттолкнуть от себя, когда они нападут на меня извне, как разбойники, как лютые, кровожадные звери. Они держат меня в пле­ну, в тяжкой работе, томят, мучат, ежечасно готовы рас­терзать, поразить вечною смертью. Производимое ими мучение я невольно сообщаю тебе, душа, — сообщаю его самому телу нашему, которое от того болезненно и немощно, что изъязвлено бесчисленными язвами, прон­зено и стрелами и мечами греховными. Отравленная ядом вечной смерти, ты, душа, скорбишь невыносимо, — ищешь отрады, нигде не находишь ее. Напрасно ты дума­ешь найти эту отраду во мне: я убит вместе с тобою; вме­сте с тобою я погребен в тесном и мрачном гробе неви­дения и неведения Бога. Отношение наше к живому Богу, как бы к несуществующему и мертвому, есть вер­ное свидетельство нашего собственного умерщвления.

Душа. Руководитель мой! Око мое! Высшая духовная сила моя! Ум мой! Ты приводишь меня в безнадежие. Если ты, будучи светом моим, признаешь себя мраком: то чего ожидать мне от других сил моих, которые мне — общие с бессловесными животными? Чего ожидать мне от воли моей, или силы желания, от ревности или естественного гнева, которые тогда только могут действо­вать иначе, нежели действуют в скотах, зверях и демо­нах, когда они находятся под твоим водительством. Ты сказал мне, что, при всей немощи твоей, при всем ом­рачении твоем, при всей мертвости твоей, Слово Бо­жие еще действует на тебя и доставило тебе, по край­ней мере, признак различать добро от зла, в чем заклю­чается величайшая трудность. И я сделалась причастни­цею этого познания! Уже и я, когда начну ощущать сму­щение и расстройство, вместе с этим ощущаю непра­вильность моего состояния, ощущаю к такому состоя­нию и недоверчивость и ненависть, стараюсь свергнуть с себя состояние, мне неестественное и враждебное. Напротив того, когда ты остановишься, хотя на краткое время, как бы в родных объятиях, в помышлениях, по­черпнутых из Слова Божия — какое я чувствую утеше­ние! Какое начинается из глубины моей, из самых сер­дечных сокровищ, воссылаться славословие Богу! Ка­кое меня объемлет благоговение пред величием Бога, тогда открывающегося мне! Какою я кажусь сама себе ничтожною пылинкою посреди громадного и разнооб­разного мироздания! Какая благодатная тишина, как бы наносимая дыханием райского ветра, начинает веять во мне и прохлаждать меня, истомленную зноем и бездож­дием! Какая сладкая и целительная слеза, зародившись в сердце, восходит в главу и вытекает на разгоревшуюся ланиту из смиренного и кроткого ока, смотрящего на всех и все так мирно, так любовно! Тогда я чувствую ис­целение естества моего! Тогда уничтожается внутренняя борьба! Тогда силы мои, рассеченные и раздробленные грехом, соединяются воедино. Соделавшись едино с то­бою и с прочими моими силами, привлекши к этому единству самое тело, я чувствую милость Создателя к Его падшему созданию, познаю деятельно значение и силу Искупителя, исцеляющего меня Своею всесиль­ною и животворящею заповедью. Я исповедую Его! Я вижу действие покланяемого Всесвятаго Духа, от Отца исходящего и Сыном посылаемого! Я вижу дей­ствие Бога-Духа, вводимого Богом-Словом, являющего Божество Свое творческою Своею силою, при посред­стве которой сосуд сокрушенный является как бы ни­когда не подвергавшимся сокрушению, в первобытной целости и красоте. Ум мой! Обратись к Слову Божию, из которого мы уже заимствовали бесчисленные бла­га, но утратили нашим нерадением, нашею холоднос­тью к дарам Божиим. Бесценные, духовные дары мы променяли на обманчивый призрак даров, под видом которых грех и мир предлагали нам яд свой. Ум мой! Обратись к Слову Божию! Поищи там отрады для меня: в настоящие минуты скорбь моя невыносима, и я страшусь, чтоб мне не впасть в окончательную поги­бель — в отчаяние.

Ум. Слово Божие, душа, решает наше недоумение самым удовлетворительным определением. Но многие из человеков, услышав Слово Духа и истолковав его себе плотским своим разумением, сказали о животворящем Божием Слове: Жестоко есть Слово сие, и кто может его послушати? (Ин.6:60) Услышь, душа, сказанное Господом: Обре­тый душу свою, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф.10:39). Любяй душу свою, погубит ю: и ненави­дяй души своей в мире сем, в живот вечный сохранит ю (Ин.12:25).

Душа. Я готова умереть, если повелевает Бог. Но как умереть мне, бессмертной? Не знаю того орудия, которое было бы способно лишить меня жизни. Ум. Не полагай, душа, что заповедь Христова пове­левает умереть тебе одной, что я изъят из приговора. Нет! Чашу смерти я должен разделить с тобою и пер­вый испить ее, как главный виновник нашего общего падения, отвержения, бедствия, временной и вечной смерти. Смерть и погубление, которых от нас требует Бог, состоят не в уничтожении существования нашего: они состоят в уничтожении самолюбия, соделавшегося как бы нашею жизнью. Самолюбие есть искаженная любовь падшего человека к самому себе. Самолюбие боготворит свой падший, лжеименный разум, — стара­ется во всем и постоянно удовлетворять своей падшей, ложно-направленной воле. Самолюбие выражается по отношению к ближним или посредством ненависти, или посредством человекоугодия, то есть угождения страстям человеческим, а к предметам мира, которыми он всегда злоупотребляет, посредством пристрастия. Как святая Любовь есть соуз совершенства (Кол.3:14) и составляет­ся из полноты всех добродетелей: так самолюбие есть та греховная страсть, которая составляется из полноты всех прочих разнообразных греховных страстей. Для уничтожения в нас самолюбия я должен отвергнуть все мои разумения, хотя бы я был очень богат разумения­ми, доставляемыми учением мира и по стихиям мира (Кол.2:8). Я должен погрузиться в нищету духа и, обнаженный этою нищетою, омовенный плачем, углажденный, смяг­ченный кротостью, чистотою и милостью, приять ра­зум, который благоволит начертать на мне десница мо­его Искупителя. Эта десница — Евангелие. А ты, душа, должна отречься своей воли, как бы это ни было тягос­тно для сердца, хотя бы чувствования и влечения твое­го сердца казались тебе и самыми праведными, и самы­ми изящными. Вместо своей воли ты должна исполнять волю Христа Бога и Спасителя нашего, как бы это ни было противным и жестоким для самолюбивого сердца. Вот — смерть, которой от нас требует Бог, чтоб мы добровольною смертью уничтожили смерть, живущую в нас насильственно, и получили в дар воскресение и жизнь, источающиеся из Господа Иисуса.

Душа. Решаюсь на самоотвержение: от одних слов, произнесенных тобою о самоотвержении, я уже начала чувствовать отраду и утешение. Оставим жизнь, рождающую безнадежие, и примем смерть — залог спасения. Веди меня, мой ум, вослед велений Божиих, а сам неук­лонно пребывай в том Слове, которое возвестило о себе: Иже пребудет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног: яко без Мене не может творити ничесоже (Ин.15:5). Аминь.

ЗРЕНИЕ ГРЕХА СВОЕГО

Придет то страшное время, настанет тот страшный час, в который все грехи мои предстанут обнаженными пред Богом — Судиею, пред Ангелами Его, пред всем человечеством. Предощущая состояние души моей в этот грозный час, исполняюсь ужаса. Под влиянием живого и сильного предощущения, с трепетом спешу погрузиться в рассматривание себя, спешу поверить в книге совести моей отмеченные согрешения мои де­лом, словом, помышлением.

Давно нечитанные, застоявшиеся в шкафах книги пропитываются пылью, истачиваются молью. Взявший такую книгу встречает большое затруднение в чтении ее. Такова моя совесть. Давно не пересматриваемая, она с трудом могла быть открыта. Открыв ее, я не нахожу ожиданного удовлетворения. Только крупные грехи зна­чатся довольно ясно; мелкие письмена, которых множе­ство, почти изгладились, — и не разобрать теперь, что было изображено ими.

Бог, один Бог может побледневшим письменам воз­вратить яркость, и избавить человека от совести лука­вой (Евр.10:52). Один Бог может даровать человеку зрение грехов его и зрение греха его — его падения, в котором ко­рень, семя, зародыш, совокупность всех человеческих согрешений.

Призвав на помощь милость и силу Божию, призвав их на помощь теплейшею молитвою, соединенною с благоразумным постом, соединенною с плачем и рыда­нием сердца, снова раскрываю книгу совести, снова всматриваюсь в количество и качество грехов моих; всматриваюсь, что породили для меня соделанные мною согрешения?

Вижу: Беззакония моя превзыдоша главу мою, яко бремя тяжкое отяготеша на мне, умножишася паче влас главы моея (Пс.37:5; 39:13). Какое последствие такой греховности? Постиго­ша мя беззакония моя и не возмогох зрети; сердце мое остави мя (Пс.39:13). Последствием греховной жизни бывают слепота ума, ожесточение, нечувствие сердца. Ум закоренелого грешника не видит ни добра, ни зла; сердце его теряет способность к духовным ощущениям. Если, оставя гре­ховную жизнь, этот человек обратится к благочестивым подвигам, то сердце его, как бы чужое, не сочувствует его стремлению к Богу.

Когда при действии Божественной благодати откро­ется подвижнику множество согрешений его: тогда невоз­можно, чтоб он не пришел в крайнее недоумение, не погрузился в глубокую печаль. Сердце мое смятеся от тако­го зрелища, остави мя сила моя, и свет очию моею, и той несть со мною: яко лядвия моя наполнишася поруганий, то есть деятельность моя исполнилась преткновений от на­выка к греху, влекущего насильно к новым согрешениям; возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего, то есть греховные страсти состарились и страшно повре­дили меня по причине моей невнимательной жизни; несть исцеления в плоти моей, то есть, нет исцеления, при посредстве одних собственных моих усилий, для всего существа моего, пораженного и зараженного грехом (Пс.37:11,8,6,8).

Сознанием грехов моих, раскаянием в них, испове­данием их, сожалением о них повергаю все бесчислен­ное их множество в пучину милосердия Божия. Чтоб на будущее время остеречься от греха, присмотрюсь, уеди­нившись в самого себя, как действует против меня грех, как он приступает ко мне, что говорит мне.

Приступает он ко мне, как тать; прикрыто лицо его; умякнуша словеса его паче елея (Пс.54:22); говорит он мне ложь, предлагает беззаконие. Яд во устах его; язык его — смер­тоносное жало.

«Насладись! — тихо и льстиво шепчет он, — зачем запрещено тебе наслаждение? Насладись! Какой в том грех?» — и предлагает, злодей, нарушение заповеди все­святого Господа.

Не должно б было обращать никакого внимания на слова его: знаю я, что он тать и убийца. Но какая-то непонятная немощь, немощь воли, побеждает меня! Внимаю словам греха, смотрю на плод запрещенный. Тщетно совесть напоминает мне, что вкушение этого плода — вместе и вкушение смерти.

Если нет плода запрещенного пред глазами моими: внезапно рисуется этот плод в моем воображении, ри­суется живописно, как бы рукою очарования.

Влекутся чувства сердца к картине соблазнитель­ной, подобной блуднице. Наружность ее — пленитель­на; дышит из нее соблазн; украшена она в драгоценную, блестящую утварь; тщательно укрыто ее смертоносное действие. Ищет грех жертвы от сердца, когда не может принести этой жертвы тело, за отсутствием самого предмета.

Действует во мне грех мыслью греховною, действу­ет ощущением греховным, ощущением сердца и ощуще­нием тела; действует чрез телесные чувства, действует чрез воображение.

К какому заключению ведет меня такое воззрение на себя? К заключению, что во мне, во всем существе моем, живет повреждение греховное, которое сочув­ствует и вспомоществует греху, нападающему на меня извне. Я подобен узнику, окованному тяжкими цепями: всякий, кому только это будет дозволено, хватает узни­ка, влечет его куда хочет, потому что узник, будучи око­ван цепями, не имеет возможности оказать сопротив­ления.

Проник некогда грех в высокий рай. Там предложил он праотцам моим вкушение плода запрещенного. Там он обольстил; там обольщенных поразил вечною смер­тью. И мне, потомку их, непрестанно повторяет то же предложение; и меня, потомка их, непрестанно стара­ется обольстить и погубить. Адам и Ева немедленно по согрешении были изгнаны из рая и изринуты в страну горестей (Быт.3:23,24), я родился в этой стране плача и бедствий! Но это не оправдывает меня: сюда принесен мне рай Искупителем, всажден в сердце мое. Я согнал грехом рай из сердца моего. Те­перь там — смешение добра со злом, там — лютая борь­ба добра со злом, там — столкновение бесчисленных страстей, там мука, предвкушение вечной муки адской.

В себе вижу доказательство, что я сын Адама: сохра­няю его наклонность ко злу; соглашаюсь с предложени­ями обольстителя, хотя и знаю наверно, что предлага­ется мне обман, готовится убийство.

Напрасно бы я стал обвинять праотцев за сообщен­ный мне ими грех: я освобожден из плена греховного Искупителем и уже впадаю в грехи не от насилия, а про­извольно.

Праотцы совершили в раю однажды преступление одной заповеди Божией, а я, находясь в лоне Церкви Христовой, непрестанно нарушаю все Божественные заповедания Христа, Бога и Спасителя моего.

То волнуется душа моя гневом и памятозлобием! В воображении моем сверкает кинжал над главою вра­га и сердце упивается удовлетворенным мщением, со­вершенным мечтою. То представляются мне рассыпан­ные кучи золота! Вслед за ними рисуются великолеп­ные палаты, сады, все предметы роскоши, сладострас­тия, гордости, которые доставляются золотом и за ко­торые грехолюбивый человек поклоняется этому идо­лу — средству осуществления всех тленных пожеланий. То прельщаюсь почестями и властью! Влекусь, зани­маюсь мечтами о управлении людьми и странами, о доставлении им приобретений тленных, а себе тлен­ной славы. То, как бы очевидно, предстоят мне столы с дымящимися и благоухающими яствами! Смешно и вместе жалостно услаждаюсь я представляющимися предо мною обольщениями. То внезапно вижу себя праведным, или, правильнее, сердце мое лицемерству­ет, усиливается присвоить себе праведность, льстит само себе, заботится о похвале человеческой, как бы привлечь ее себе!

Страсти оспаривают меня одна у другой, непрерыв­но передают одна другой, возмущают, тревожат. И не вижу своего горестного состояния! На уме моем непроницаемая завеса мрака; на сердце лежит тяжелый ка­мень нечувствия.

Опомнится ли ум мой, захочет ли направиться к добру? Противится ему сердце, привыкшее к наслаж­дениям греховным, противится ему тело мое стяжав­шее пожелания скотские. Утратилось даже во мне по­нятие, что тело мое, как сотворенное для вечности, способно к желаниям и движениям Божественным, что стремления скотоподобные — его недуг, внесенный в него падением.

Разнородные части, составляющие существо мое, — ум, сердце и тело — рассечены, разъединены, действу­ют разногласно, противодействуют одна другой; тогда только действуют в минутном, богопротивном согла­сии, когда работают греху.

Таково мое состояние! Оно — смерть души при жиз­ни тела. Но я доволен своим состоянием! Доволен не по причине смирения, — по причине слепоты моей, по причине ожесточения моего. Не чувствует душа своего умерщвления, как не чувствует его и тело, разлученное от души смертью.

Если б я чувствовал умерщвление мое, пребывал бы в непрерывном покаянии! Если б я чувствовал мое умер­щвление, заботился бы о воскресении!

Я весь занят попечениями мира, мало озабочен моим душевным бедствием! Жестоко осуждаю малей­шие согрешения ближних моих; сам наполнен гре­хом, ослеплен им, превращен в столп сланый, подоб­но жене Лотовой, неспособен ни к какому движению духовному.

Не наследовал я покаяния, потому что еще не ви­жу греха моего. Я не вижу греха моего, потому что еще работаю греху. Не может увидеть греха своего на­слаждающийся грехом, дозволяющий себе вкушение его — хотя бы одними помышлениями и сочувствием сердца.

Тот только может увидеть грех свой, кто решитель­ным произволением отрекся от всякой дружбы с гре­хом, кто встал на бодрой страже во вратах дому своего с обнаженным мечом — глаголом Божиим, кто отража­ет, посекает этим мечом грех, в каком бы виде он ни приблизился к нему.

Кто совершит великое дело — установит вражду с грехом, насильно отторгнув от него ум, сердце и тело, тому дарует Бог великий дар: Зрение греха своего.

Блаженна душа, узревшая гнездящийся в себе грех! Блаженна душа, узревшая в себе падение праотцев, вет­хость ветхого Адама! Такое видение греха своего есть видение духовное, видение ума, исцеленного от слепо­ты Божественною благодатию. С постом и коленопрек­лонением научает святая Восточная Церковь испраши­вать у Бога зрение греха своего.

Блаженна душа, непрестанно поучающаяся в Зако­не Божием! В нем может она увидеть образ и красоты Нового Человека, по ним усмотреть и исправить свои недостатки. Блаженна душа, купившая село покаяния умерщвле­нием себя по отношению к начинаниям греховным! На этом селе найдет она бесценное сокровище спасения.

Если ты стяжал село покаяния, вдайся в младенчес­кий плач пред Богом. Не проси, если можешь не про­сить, ничего у Бога; отдайся с самоотвержением в Его волю.

Пойми, ощути, что ты создание, а Бог Создатель. Отдайся же безотчетливо в волю Создателя, принеси Ему один младенческий плач, принеси Ему молчащее сердце, готовое последовать Его воле и напечатлевать­ся Его волею.

Если ж по младенчеству твоему не можешь погру­зиться в молитвенное молчание и плач пред Богом, произноси пред Ним смиренную молитву, молитву о прощении грехов и исцелении от греховный страстей, этих страшных нравственных недугов, составляющихся от произвольных, повторяемых в течение значительно­го времени согрешений.

Блаженна душа, которая осознала себя вполне не­достойною Бога, которая осудила себя, как окаянную и грешную! Она — на пути спасения; в ней нет самооболь­щения.

Напротив того, кто считает себя готовым к при­ятию благодати, кто считает себя достойным Бога, ожи­дает и просит Его таинственного пришествия, говорит, что он готов принять, услышать и увидеть Господа, тот обманывает себя, тот льстит себе; тот достиг высокого утеса гордости, с которого падение в мрачную пропасть пагубы (Св. Исаак Сирский. Слово 55). Туда ниспадают все возгордившиеся над Бо­гом, дерзающие бесстыдно признавать себя достойны­ми Бога и из этого самомнения и самообольщения го­ворить Богу: глаголи, Господи, яко слышит раб Твой.

Услышал воззвавшего его Господа юный пророк Са­муил и, не признавая себя достойным беседы с Господом, предстал своему престарелому наставнику, испра­шивая у него наставления для своего поведения. Услы­шал Самуил во второй раз тот же призывающий голос и опять предстал наставнику. Наставник понял, что го­лос призывавшего был голос Божий: повелел юноше, когда он услышит подобное призвание, отвечать гово­рящему: Глаголи, Господи, яко слышит раб Твой (1Цар. гл. 3).

То же дерзает говорить сладострастный и надмен­ный мечтатель, никем не призываемый, упоенный тщеславным мнением, сочиняющий в себе гласы и уте­шения, ими льстящий надменному своему сердцу, ими обманывающий себя и легковерных своих последователей [29].

Сын Восточной Церкви, единой святой и истин­ной! В невидимом подвиге твоем руководствуйся на­ставлениями святых отцов твоей Церкви: от всякого видения, от всякого гласа вне и внутри тебя, прежде нежели обновишься явственным действием Святаго Духа, они повелевают отвращаться, как от явного пово­да к самообольщению [30].

Храни ум безвидным; отгоняй все приближающие­ся к нему мечты и мнения, которыми падение заменило истину. Облеченный в покаяние, предстой со страхом и благоговением пред великим Богом, могущим очистить грехи твои и обновить тебя Своим Пресвятым Духом. Пришедший Дух наставит тебя на всяку истину (Ин.16:13).

Чувство плача и покаяния — едино на потребу душе, приступившей к Господу с намерением получить от Него прощение грехов своих. Это — благая часть! Если ты избрал ее, то да не отымется она от тебя! Не променяй этого сокровища на пустые, ложные, насильственные, мнимоблагодатные чувствования, не погуби себя лес­тью себе.

«Если некоторые из отцов, — говорит преподобный Исаак Сирский, — написали о том, что есть чистота души, что есть здравие ее, что бесстрастие, что виде­ние: то написали не с тем, чтоб мы искали их преждев­ременно и с ожиданием. Сказано Писанием: не приидет царствие Божие с соблюдением (Лк.17:20). Те, в которых живет ожи­дание, стяжали гордыню и падение... Искание с ожида­нием высоких Божиих даров отвергнуто Церковью Бо­жиею. Это — не признак любви к Богу; это — недуг души» (Исаака Слово 55).

Все святые признавали себя недостойными Бога: этим они явили свое достоинство, состоящее в смире­нии (его же Слово 36).

Все самообольщенные считали себя достойными Бога: этим явили объявшую их души гордость и бесовс­кую прелесть. Иные из них приняли бесов, представ­ших им в виде ангелов, и последовали им; другим явля­лись бесы в своем собственном виде и представлялись побежденными их молитвою, чем вводили их в высоко­умие; иные возбуждали свое воображение, разгорячали кровь, производили в себе движения нервные, прини­мали это за благодатное наслаждение и впали в само­обольщение, в совершенное омрачение, причислились по духу своему к духам отверженным.

Если имеешь нужду беседовать с самим собою: приноси себе не лесть, а самоукорение. Горькие вра­чевства полезны нам в нашем состоянии падения. Льстящие себе уже восприяли здесь на земле мзду свою — свое самообольщение, похвалу и любовь враждебного Богу мира: нечего им ожидать в вечности, кроме осуж­дения.

Грех мой предо мною есть выну (Пс.50:5), говорит о себе свя­той Давид: грех его был предметом непрестанного его рассматривания. Беззаконие мое аз возвещу, и попекуся о гре­се моем (Пс.37:19).

Святой Давид занимался самоосуждением, занимал­ся обличением греха своего, когда грех уже был прощен и дар Святаго Духа уже был возвращен ему. Этого мало: он обличил грех свой, исповедал его во услышание все­ленной (Пс.50).

Святые отцы восточной Церкви, особливо пустын­ножители, когда достигали высоты духовных упражне­ний, тогда все эти упражнения сливались в них в одно покаяние. Покаяние обымало всю жизнь их, всю дея­тельность их: оно было последствием зрения греха своего.

Некоторого великого отца спросили, в чем должно заключаться делание уединенного инока? Он отвечал: «Умерщвленная душа твоя предлежит твоим взорам, и ты ли спрашиваешь, какое должно быть твое дела­ние»? (Св. Исаак Сирский. Слово 21) Плач — существенное делание истинного под­вижника Христова; плач — делание его от вступления в подвиг и до совершения подвига. Зрение греха своего и рождаемое им покаяние суть делания, не имеющие окончания на земле: зрением греха возбуждается покая­ние; покаянием доставляется очищение; постепенно очищаемое око ума начинает усматривать такие недо­статки и повреждения во всем существе человеческом, которых оно прежде, в омрачении своем, совсем не примечало.

Господи! Даруй нам зреть согрешения наши, чтоб ум наш, привлеченный всецело к вниманию собствен­ным погрешностям нашим, престал видеть погрешно­сти ближних и таким образом увидел бы всех ближних добрыми. Даруй сердцу нашему оставить пагубное по­печение о недостатках ближнего, все попечения свои соединить в одно попечение о стяжании заповеданной и уготованной нам Тобою чистоты и святыни. Даруй нам, осквернившим душевные ризы, снова убелить их: они уже были омыты водами крещения, нуждаются те­перь, по осквернении, в омовении слезными водами. Даруй нам узреть, при свете благодати Твоей, живущие в нас многообразные недуги, уничтожающие в сердце духовные движения, вводящие в него движения кровя­ные и плотские, враждебные царствию Божию. Даруй нам великий дар покаяния, предшествуемый и рождае­мый великим даром зрения грехов своих. Охрани нас этими великими дарами от пропастей самообольще­ния, которое открывается в душе от непримечаемой и непонимаемой греховности ее; рождается от действия непримечаемых и непонимаемых ею сладострастия и тщеславия. Соблюди нас этими великими дарами на пути нашем к Тебе и даруй нам достичь Тебя, призыва­ющего сознающихся грешников и отвергающего при­знающих себя праведниками, да славословим вечно в вечном блаженстве Тебя, Единого Истинного Бога, Искупителя плененных, Спасителя погибших. Аминь.

О ОБРАЗЕ И ПОДОБИИ БОЖИИХ В ЧЕЛОВЕКЕ

Сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт.1:26), таинственно совещавался в Самом Себе и с Самим Со­бою Бог — Троица, пред сотворением человека.

Человек — образ и подобие Бога. Бог, неприступный в величии Своем, Бог, превысший всякого образа, изоб­разился в человеке, изобразился с ясностью и славою. Так изображается солнце в смиренной капле воды. Су­щество человека, верховная его сила, которою он отли­чается от всех земных животных, которою он равен Ан­гелам, дух его есть образ существа Божия; свойства духа человеческого служат в состоянии непорочности своей, подобием свойств Бога, Который, начертав всемогу­щею десницею Свое подобие на человеке, пребывает превыше всякого подобия и сравнения.

Какое же превосходное, исполненное многообраз­ного достоинства, многообразной красоты существо — человек?!

Для него создана Создателем вся видимая природа; вся она назначена в служение ему, вся она — его чудная обстановка.

Когда Создатель извлекал в бытие из ничтожества все прочие творения, — довольствовался тем, что про­износил Свое всемогущее повеление. Когда же восхотел навершить дело мироздания сотворением изящнейше­го, совершеннейшего создания, Он предваряет сотворе­ние совещанием.

Громадное вещество, в его необозримом и неис­числимом разнообразии, созданное прежде человека, было — скажем утвердительно, потому что скажем спра­ведливо, — созданием приготовительным. Так земной царь устраивает и украшает великолеп­ный чертог для того, чтоб в нем поставить свое изобра­жение.

Царь царей и Бог богов приготовляет всю видимую природу, со всем ее убранством, со всем зримым нами изумительным великолепием. Потом в этот чертог поставляет, как конечную причину всего, Свой образ.

По окончании мироздания, пред созданием челове­ка, Бог осматривает сотворенное Им и находит его удов­летворительным: виде Бог, яко добра (Быт.1:25).

По сотворении человека снова Бог осматривает все сотворенное Им и уже находит творение Свое изящ­ным, полным, совершенным: и виде Бог вся, елико сотво­ри: и се добра зело (Быт.1:31).

Человек! Пойми твое достоинство.

Взгляни на луга и нивы, на обширные реки, на бес­предельные моря, на высокие горы, на роскошные дре­ва, на всех зверей и скотов земных, на всех зверей и рыб, странствующих в пространствах воды, взгляни на звезды, на луну, на солнце, на небо: это все — для тебя, все назначено тебе в услужение.

Кроме видимого нами мира есть еще мир, не видимый телесными очами, несравненно превосход­нейший видимого. И невидимый мир — для человека.

Как Господь почтил образ Свой! Какое предначер­тал ему высокое назначение! Видимый мир только пре­дуготовительное преддверие обители, несравненно великолепнейшей и пространнейшей. Здесь, как в пред­дверии, образ Божий должен украситься окончательны­ми чертами и красками, чтоб получить совершенней­шее сходство с своим всесвятейшим, всесовершенней­шим Подлинником, чтоб в красоте и изяществе этого сходства войти в тот чертог, в котором Подлинник при­сутствует непостижимо, как бы ограничивая Свою неограниченность, для явления Себя Своим возлюблен­ным, разумным тварям.

Образ Троицы-Бога — троица-человек.

Три лица в троице-человеке — три силы его духа, которыми проявляется существование духа. Мысли наши и духовные ощущения проявляют существование ума, который, проявляясь со всею очевидностью, вмес­те пребывает вполне невидимым и непостижимым.

В Священном Писании и в писаниях святых отцов иногда вообще душа называется духом, иногда называ­ется духом отдельная сила души. Отцы называют эту силу души словесностью или силою словесности. Они разделяют ее на три частные силы: ум, мысль, или сло­во, и дух. Умом они называют самый источник, самое начало и мыслей духовных, и ощущений. Духом, в час­тном значении, называется способность духовного ощущения. Нередко в отеческих писаниях словесная сила или дух называются умом; нередко называются умами сотворенные духи. Целое получает имя от глав­ной своей части.

Самое существо души нашей — образ Бога. И по па­дении в грех душа пребывает образом! И вверженная в пламень ада душа грешная, в самом пламени ада, пре­бывает образом Божиим! Так научают святые отцы (Св. Димитрий Ростовский. Летопись).

Воспевает святая Церковь в своих песнопениях: «Образ есмь неизреченные Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений» [31].

Ум наш — образ Отца; слово наше (непроизнесен­ное слово мы обыкновенно называем мыслью) — образ Сына; дух — образ Святаго Духа.

Как в Троице-Боге три Лица неслитно и нераздель­но составляют одно Божественное Существо, так в тро­ице-человеке три лица составляют одно существо, не смешиваясь между собою, не сливаясь в одно лицо, не разделяясь ни три существа. Ум наш родил и не престает рождать мысль, мысль родившись, не престает снова рождаться и вместе с тем пребывает рожденною, сокровенною в уме.

Ум без мысли существовать не может, и мысль без ума. Начало одного непременно есть и начало другой; существование ума есть непременно и существование мысли.

Точно так же дух наш исходит от ума и содействует мысли. Потому-то всякая мысль имеет свой дух, всякий образ мыслей имеет свой отдельный дух, всякая книга имеет свой собственный дух.

Не может мысль быть без духа; существование од­ной непременно сопутствуется существованием другого. В существовании того и другого является существова­ние ума.

Что — дух человека? Совокупность сердечных чувств, принадлежащих душе словесной и бессмертной, чуж­дых душам скотов и зверей.

Сердце человека отличается от сердца животных духом своим. Сердца животных имеют ощущения, зави­сящие от крови и нервов, не имеют ощущения духовно­го — этой черты Божественного образа, исключитель­ной принадлежности человека.

Нравственная сила человека — дух его.

Наш ум, слово и дух, по единовременности своего начала и по своим взаимным отношениям, служат об­разом Отца, Сына и Святого Духа, совечных, собезна­чальных, равночестных, единоестественных.

Видевый Мене, виде Отца, возвестил Сын: Аз во Отце, и Отец во Мне есть (Ин.14:9,10). То же можно сказать о уме челове­ческом и мысли его: ум, невидимый сам по себе, являет­ся в мысли; ознакомившийся с мыслью, ознакомился с умом, произведшим эту мысль.

Господь наименовал Духа Святаго Силою свыше (Лк.24:49), Духом Истины (Ин.14:17); Истина — Сын. Свойство силы имеет и дух человеческий; он есть и дух мыслей человека, ис­тинны ли они или ложны. Он проявляется и в тайных движениях сердца, и в образе мыслей, и во всех действи­ях человека. Духом человека вынаруживается и ум его, и образ мыслей; дух каждого поступка вынаруживает мысль, руководившую человека при поступке.

Милосердый Господь украсил Свой образ и подо­бием Своим. Образ Бога — самое существо души; подо­бие — душевные свойства.

Был новосотворенный образ Божий — человек, по­добно Богу, бесконечен, премудр, благ, чист, нетленен, свят, чужд всякой греховной страсти, всякого греховно­го помышления и ощущения.

Искусный художник сперва изображает форму, чер­ты того лица, с которого снимает портрет. Изобразив с точностью эти черты, он дает лицу, самой одежде цвет и краски подлинника, тем усовершает сходство. Бог, сотво­рив Свой образ, украсил его Своим подобием: свойствен­но образу Божию иметь по всему сходство с Богом. Ина­че образ был бы недостаточен, недостоин Бога, не вы­полнял своего назначения, не соответствовал ему.

Увы! увы! Восплачьте небеса! Восплачь солнце, вос­плачьте все светила, восплачь земля, восплачьте все тва­ри небесные и земные! Восплачь вся природа! Вос­плачьте святые Ангелы! Возрыдайте горько, неутешно! Облекитесь, как в одежду, в глубокую печаль! Соверши­лось бедствие, бедствие, вполне достойное назваться бедствием: образ Божий пал.

Почтенный самовластием от Бога, как одним из ярких, живых цветов Богоподобия, обольщенный анге­лом, уже падшим, он сообщился мысли и духу темным отца лжи и всякой злобы. Сообщение это осуществил действием: разъединением с волею Божиею. Этим от­гнал от себя Духа Божия, исказил Божественное подо­бие, сделал самый образ непотребным. Живо и точно изобразил Екклезиаст бедствия паде­ния: развращенное, сказал он, не может исправитися, и лишение не может исчислитися (Еккл.1:15).

Расстройство образа и подобия удобно каждому ус­мотреть в себе. Красота подобия, состоящая из совокуп­ности всех добродетелей, осквернена мрачными и смрадными страстями. Черты образа лишены своей правильности, своего взаимного согласия: мысль и дух борются между собою, выходят из повиновения уму, вос­стают против него. Сам он — в непрестанном недоуме­нии, в омрачении страшном, закрывающем от него Бога и путь к Богу, святой, непогрешительный.

Ужасным мучением сопутствуется расстройство об­раза и подобия Божия. Если человек внимательно, в уединении, в течение значительного времени, постоян­но будет смотреть в себя, то он убедится, что это муче­ние действует непрерывно, — раскрывается и закрыва­ется, смотря по тому, много или мало заглушает его раз­влечение.

Человек! Твои развлечения, твои увеселения — об­личители живущей внутри тебя муки. Ты ищешь заглу­шить ее чашею шумных забав и непрерывного развле­чения. Несчастный! Едва выпадет для тебя минута трезвения, как ты снова убеждаешься, что мука, кото­рую ты старался уничтожить развлечением, живет в тебе. Развлечение служит для нее пищею, средством ук­репления: отдохнув под сенью развлечения, мука просыпается с новыми силами. Она — свидетельство, жи­вущее в самом человеке, свидетельствующее ему о его падении.

Печатью, свидетельством падения запечатлено тело человека. С самого рождения своего оно во враж­де, в борьбе со всем окружающим и с самою живущею внутри его душою. Наветуют против него все стихии; наконец, утомленное внутренними и внешними бранями, поражаемое недугами, угнетаемое старостью, оно падает на косу смерти, хотя и сотворено бессмерт­ным, — рассыпается в прах.

И снова является величие образа Божия! Оно явля­ется в самом падении его, в способе, которым человек извлечен из падения.

Бог, одним из Лиц Своих, восприял на Себя образ Свой: вочеловечился; Собою извлек его из падения, вос­становил в прежней славе; возвел к славе несравненно высшей, нежели та, которая была ему усвоена при со­творении.

В милости Своей праведен Господь. При искупле­нии Он возвеличил образ Свой более, нежели при со­здании: человек не сам себе изобрел падение, как изоб­рел его падший ангел, — привлечен в падение завистью, обманут злом, прикрывшимся личиною добра.

Все Лица Троицы-Бога участвуют в деле вочелове­чения, каждое в свойстве Лица своего. Отец пребывает родившим и рождающим, Сын рождается, действует Дух Святый.

И здесь опять видно, какой точный образ — человек Бога. Принимает человечество Сын; чрез Него вся Тро­ица-Бог вступает в общение с человеком. Мысль наша, чтоб сообщиться с человеками, облекается в звуки: не­вещественная — сопрягается с веществом; чрез посред­ство ее входит в общение дух, является ум.

Вочеловечился Сын — Божие Слово, Божия Истина. Истиною исправлена, очищена наша мысль; наш дух со­делался способным к общению со Святым Духом. Святым Духом оживлен умерщвленный смертью вечною дух наш. Тогда ум вступил в познание и видение Отца.

Троица-человек исцеляется Троицею-Богом: Словом исцеляется мысль, переводится из области лжи, из об­ласти самообольщения, в область Истины; Духом Святым оживотворяется дух, переводится из ощущений плотских и душевных в ощущения духовные; уму являет­ся Отец — и ум соделывается умом Божиим. Ум Христов имамы (1Кор.2:16), говорит апостол.

До пришествия Святаго Духа человек, как мертвый духом, вопрошал: Господи, покажи нам Отца (Ин.14:8). По при­нятии Духа сыноположения, ощутив сыновство свое, ожив духом для Бога и спасения, от действия Святаго Духа, он относится к Отцу как к знаемому, как к Отцу; Авва Отче! (Рим.8:15,16)

В купели крещения восставляется падший образ, человек рождается в жизнь вечную водою и духом. От­селе Дух, отступивший от человека при падении его, начинает соприсутствовать ему во время его земной жизни, исцеляя покаянием повреждения, наносимые человеку грехом после крещения, и таким образом со­делывая ему возможным спасение посредством покая­ния, до последнего издыхания.

Красота подобия восстановляется Духом, как и об­раз при крещении. Она развивается, усовершается ис­полнением Евангельских заповедей.

Образец этой красоты, полнота этой красоты — Бо­гочеловек, Господь наш Иисус Христос.

Подражателе мне бывайте, якоже и аз Христу (1Кор.11:1), возве­щает апостол, призывая верных к восстановлению и усовершению в себе Божественного подобия, указывая на Священнейший Образец совершенства новых человеков, воссозданных, обновленных искуплением. Обле­цытеся Господем нашим Иисусом Христом (Рим.13:14).

Бог-Троица, при искуплении образа Своего — чело­века, дал такую возможность к преуспеянию в усовер­шении подобия, что подобие обращается в соединении образа с Подлинником, бедной твари с всесовершен­ным Творцом ее.

Дивен, чуден образ Божий, тот образ, из которого светит, действует Бог! Тень Петра апостола исцеляла!

Солгавший пред ним пал внезапно мертвым, как солгав­ший пред Богом! Убрусцы и головные повязки апостола Павла совершали знамения! Кости Елисея Пророка воскресили мертвеца, которого телу неосторожность по­гребателей допустила прикоснуться к давно покоившим­ся во гробе костям Духоносца!

Ближайшее подобие, соединение получается и, по получении, удерживается пребыванием в евангельских заповедях. Будите во Мне, заповедует Спаситель ученикам Своим: и Аз в вас. Аз есмь лоза, вы же рождие, и иже будет во Мне и Аз в нем, той сотворит плод мног (Ин.15:4,5).

Блаженнейшее соединение доставляется, когда с чистою совестью, очищаемою удалением от всякого греха, точным исполнением евангельских заповедей, христианин приобщается святейшего тела Христова и святейшей Его крови, а вместе и соединенного с ними Божества Его. Ядый Мою плоть, сказал Спаситель: и пияй Мою кровь во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин.6:56).

Разумный образ Божий! Рассмотри: к какой славе, к какому совершенству, к какому величию ты призван, предназначен Богом!

Непостижимая премудрость Создателя предостави­ла тебе сделать из себя то, что пожелаешь сделать.

Разумный образ Божий! Неужели ты не захочешь пребыть достойным образом Божиим, захочешь иска­зить себя, уничтожишь подобие, превратишься в образ диавола, низойдешь к достоинству бессловесных?

Не всуе излил Бог свои блага, не напрасно совер­шил чудное мироздание, не тщетно почтил предвари­тельным совещанием создание Своего образа, не безот­четливо Собою искупил его, когда он пал! Во всех дарах Своих Он потребует отчета. Он будет судить, как упот­реблены Его щедроты, как оценено Его вочеловечение, как оценена кровь Его, пролитая за нас при нашем ис­куплении. Горе, горе тварям, пренебрегшим благодеяниями Бога, Создателя — Искупителя!

Огнь вечный, бездна огненная, зажженная давно, неугасимая, приготовленная для диавола и ангелов его, ожидает образы Божии, искаженные, соделавшиеся не­потребными. Там они будут гореть вечно, не сгорать вечно!

Братия! Доколе мы странствует на земле, доколе мы в преддверии к вечности — в этом видимом мире — по­стараемся привести в правильность черты образа Бо­жия, напечатленного Богом на душах наших, дать оттен­кам и цветам подобия красоты, живость, свежесть, — и Бог, на испытании страшном, признает нас способны­ми к вступлению в Его вечный, блаженный чертог, в Его вечный день, в Его вечные праздник и торжество.

Ободримся, маловерные! Подвигнемся, ленивые! Подобострастный нам человек, сперва в омрачении своем гонивший Церковь Божию, бывший противни­ком, врагом Бога, столько исправил в себе, по обраще­нии своем, Богоданный Божественный образ, столько усовершил подобие, что с дерзновением возвещает о себе: Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос! (Гал.2:20)

Никто да не усомнится в истине этого гласа! Этот глас был столько преисполнен всесвятой Истины, столько содействовал ему Дух Святый, что на глас Пав­ла воскресали мертвецы, демоны исходили из мучимых ими людей, умолкали бесовские прорицалища, враги Света Божия лишались света очей, язычники отвергли своих идолов, познали Христа — истинного Бога и по­клонились Ему. Аминь.

РАЗМЫШЛЕНИЕ,

заимствованное из первого Послания святого апостола

Павла к Тимофею, относящееся преимущественно

к монашеской жизни

Слово Божие есть завещание: принявшим Слово Божие оно доставляет спасение и блаженство (Гал.1:5).

Любовь рождается от чистоты сердца, непорочной совести и нелицемерной веры (Гал.1:5).

Возделывай эти добродетели, сохраняя вниматель­ность к себе и молчание, чтоб достичь любви, кото­рая — верх и совокупность христианского совершенства.

Чистота сердца нарушается принятием греховных помыслов, в особенности блудных; непорочность сове­сти — произвольными грехами; вера ослабляется упова­нием на свой разум, неискренностью и самолюбием.

Кто захочет рассуждать о истине без просвещения свыше, тот только вдастся в пустые беседы и прения, уклонится от пути, ведущего в любовь (Гал.1:6,7).

От безвременного, превышающего знание, тщеслав­ного рассуждения о истине родились ереси, заблужде­ния и богохульство.

Постоянство в православном исповедании догматов веры питается и хранится делами веры и непорочнос­тью совести.

Не руководствующиеся верою в своих поступках и нарушающие непорочность совести произвольным ук­лонением в грехи не возмогут сохранить своего знания догматов в должной чистоте и правильности: это зна­ние, как знание о Боге, требует необходимо чистоты ума, которая свойственна одним только благонравным и целомудренным (Гал.1:19).

Един Бог и Един Посредник между Богом и че­ловеками — Богочеловек, Иисус Христос (Гал.2:5). Никто не может приступить и приблизиться к Богу без этого Посредника. Отвергающий Посредника отвергает и Бога. Отметаяйся Сына, ни Отца имать. Иже не верует в Сына, не узрит живота но гнев Божий пребывает на нем (1Ин.2:23; Ин.3:36).

Духовный разум состоит в познании Истины ве­рою. Сперва приобретается познание веры; вера, усво­ившись христианину, изменяет его разум откровением ему Истины, которая — Христос.

Достигшие мужеского возраста о Христе получают непрестанную молитву, которую совершают в тайне ду­шевной клети на всяком месте и во всякое время. Христианин тогда получает непрестанную молитву, когда воля его и зависящая от воли деятельность поглощены будут разумением, желанием и исполнением воли Бо­жией. Этим водворяется в сердце живая вера, евангель­ская простота, мир Божий, чуждый всякого возму­щения.

Таковый разумный младенец непрестанно видит свою немощь, непрестанно верует, непрестанно алчет и жаждет Божественной правды и потому — непрестаннно молится (1Тим.2:8).

Добродетели, особенно нужные безмолвнику, суть: кроткая покорность Богу, расположение к молчанию, удаление от бесед, даже полезных, но отдаляющих от беседы с Богом и нарушающих безмолвие сердечное. Особенно в начале своего подвига безмолвник способен к увлечению впечатлениями внешними. Тщательное пребывание в келье, удаление от свиданий с знакомы­ми и от всех видов развлечения противодействуют этой немощи (1Тим.2:11,12).

Новопостриженному иноку не должно поручать должностей, значащих в монастыре, потому что он удоб­но может возгордиться и подвергнуться другим козням диавола (1Тим.3:6,7).

Таинственное знание и ощущение веры соблюдает­ся чистотою совести.

Церковь Бога живого есть столп и утверждение ис­тины. Потому Бог именуется здесь живым, что действу­ет. Действует Он во всех верующих таинствами, а в из­бранных, сверх таинств, многоразличными явными благодатными дарованиями. Этим доказывается твер­дость и непоколебимость в истине Восточной Церкви. Напротив того, Церкви инославные, хотя и украшают себя именем Церквей Христовых, хотя признают Бога, но не действующего, как бы мертвого (для мертвых и живый мертв!), чем обнаруживают, что они поколеба­лись, не устояли в истине.

Великое таинство благочестия! (1Тим.3:16) Бог явился во пло­ти; доказал, что Он Бог Духом, то есть учением Своим, которое — Дух и живот; делами своими, совершенными о персте Божии; дарованием Духа Святаго человекам. Облекшись плотию, Он соделался видимым не только для человеков, но и для Ангелов, для которых по Божеству Он — невидим (Прп. Макарий Великий. Беседа 4, гл. 9). Язычники, погибавшие от неведе­ния Бога, услышали проповедь спасения. Приемлет уче­ние о Боге не мудрость земная, не возвышенный разум, не обширная ученость, не богатое, высокое и славное мира, но смиренный залог сердца, верою. Уверовавшие в Бога вступают в усвоение Ему и, вознесшись благода­тию превыше всего временного, получают таинствен­ное, опытное знание, что Он вознесся на небо и возно­сит туда с Собою истинно верующих в Него.

Неутвердившие и невозрастившие веру от слуха де­лами веры удобно обольщаются учением лжи, лицемер­но принимающей вид истины (1Тим.4:1).

Телесные подвиги вмале полезны (1Тим.4:8), то есть они могут только укротить страсти, а не искоренить их. Благочес­тие же, которое состоит в невидимом упражнении ума и сердца, при православной вере на все полезно: при нем только может человек ощутить жизнь вечную, вкушае­мую святыми здесь отчасти, как в обручении, вполне раскрывающуюся по разлучении души с телом. Жизнь вечная заключается в многообразном действии благода­ти в душе, которое ощущается по мере очищения от страстей. Слово это, как сказанное от духовного опыта, верно; оно достойно быть принятым (1Тим.4:9) как начало, от которого христианин может востечь к неизреченным благам, полагая восхождения в сердце своем.

Вера и внимание приводят к познанию креста Хри­стова, от чего великодушное терпение скорбей, рожда­емое и питаемое упованием на Бога живого, то есть действующего благодатным утешением в сердце терпящего о Христе (1Тим.4:10).

Когда благодатное утешение действует при таин­ственном познании Христа и Его смотрения, тогда хри­стианин не осуждает ни иудея, ни язычника, ни явного беззаконника (Прп. Макарий Великий. Беседа 8, гл. 6); но пламенеет ко всем тихою, непороч­ною любовью. Он созерцает чистотою ума своего, что со времени пришествия Христова достоинство, цену, похвалу и спасение человека составляет Христос, а не естественные добродетели человеческие. Он непрес­танно желает быть распятым, потому что слух его от­верзся и он слышит глас Христа Бога своего, ему гово­рящий: Иже не приимет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин. Обретый душу свою погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф.10:38,39). Чашу скорбей он считает чашею спасения, свидетельством избрания, даром Божиим. Он не может иметь ненависти и врагов, потому что наносящие ему скорби в глазах его — не что иное, как орудия промысла Божия (Прп. Макарий Великий. Беседа 37, гл. 2,4); он извиняет их, приводя в причину оправдания неведение их; он благо­словляет их, как орудия благодетельствующего ему Бога. «Могу ли, — говорит он себе, — могу ли осудить тех, ко­торые теперь, предо мною, впадают в явные беззакония, когда Христос уже искупил все грехи их, прошедшие, настоящие и будущие, когда они во Христе уже имеют оправдание и спасение, которых иначе лишиться не могут, как отвергнув Христа до конца? [32]»

Не должно подавать ближним никакого соблазна своим поведением (1Тим.4:12). Почему сохраняй по душе и по телу благоговение. Будь скромен и прост в словах и телодвижениях; в домашней твоей жизни будь воздержен, целомудр, не дерзок; по душе будь кроток, ко всем любо­вен, правдив, мудр, никак не допускай себе лукавства и лицемерия; вместо их имей веру, которая научит тебя, что мир и судьбы каждого человека управляются про­мыслом Божиим, а не ухищрениями разума человече­ского, и что по этой причине должно наблюдать крот­кую христианскую правоту в делах, словах и помышлениях.

Доколе не приду к тебе, говорит благодать Божия подвижнику Божию, и, вселившись в тебя, не заменю собою всякое наставление извне, занимайся вниматель­но чтением, молитвою, наставляйся учением преуспев­ших. Не позволяй себе нерадения, но с постоянством пребывай во внимании. Тогда постепенное преуспеяние твое будет очевидно; ты стяжешь спасение и будешь по­лезен для ближних словом назидательным и спаситель­ным (1Тим.4:14,15,16).

Кто истинно ощутил бедность естества Адамова, кто познал, что оно находится в горестном падении и погибели, тот, конечно, вместе с этим понял и убедил­ся, что человеку для спасения необходимо приобщить­ся Христу. Такое познание есть признак истинной вдо­вицы. Ей дозволяется вступить в безмолвие, чтоб пре­бывать в молитвах и молениях день и нощь, чтоб ощу­тительно вообразился в ней Христос (1Тим.6:5).

Как кормчий смотрит на звезды и по ним направля­ет ход корабля, так и безмолвник должен непрестанно взирать на Бога, Его видеть очами веры и надежды, чтоб сохраниться в постоянстве и терпении. На море безмолвия предшествуют необыкновенной тишине нео­быкновенные бури.

Безмолвник, увлекающийся чревоугодием, предаю­щийся излишнему сну и изнеженности или вообще сла­столюбию и самолюбию, доказывает этим, что он мертв душою, хотя и жив по телу (1Тим.4:6). Христос, истинная Жизнь, обитает в одних только распятых.

Возраст вдовицы, способный к безмолвию, опреде­ляется шестьюдесятью годами (1Тим.5:9), чем означается в ду­ховном отношении средняя мера преуспеяния, изображаемого в Евангелии числами: тридцать, шестьдесят и сто. В этой средней мере находятся те, которые хотя и душевны, но прияли молитвенную силу к победе во вре­мя браней, которым открылось таинство креста, кото­рые ощущают во время скорбей, наносимых извне, бла­годатное действие в душах своих, служащее вместе и светом и утешением для сердца.

Безмолвник, прежде вступления в безмолвие, дол­жен иметь свидетельство от добрых дел. Рассматривай себя, ты, желающий вступить в пристанище или, пра­вильнее сказать, в море безмолвия! Последовал ли ты всякому делу благому не по естеству ветхого Адама, но сообразно свойствам Нового? (1Тим.5:10) Иначе: приял ли ты на себя иго смирения и кротости, вкусил ли ты, что это иго благо и бремя легко? Иначе: изучил ли заповеди Евангельские? Ум твой и сердце соделались ли их скри­жалями, а поведение твое их выражением и последстви­ем? Не ищешь ли ты правды вне креста? Если ищешь, то ты не способен, не готов к безмолвию, в которое вступать, не осудив себя, и пребывая в осуждении ближ­них, бедственно.

Юных по духовному возрасту подвижников, хотя бы они были и стары по плоти, хотя б они отреклись от мира и потому заслуживали имя вдовиц, не должно до­пускать до безмолвия (1Тим.5:11). Они, по недостатку духовного разума, не могут быть постоянны в мысли, что для спа­сения единственно необходим един Христос; они не стерпят своей мертвости, захотят оживить свое я в доб­рых делах, принадлежащих душевному человеку, чем свергнут с себя иго Христово и вступят в естество вет­хого Адама. Лучше им упражняться в деятельных доб­родетелях; лучше им, уклоняясь от всего нижеестественного, пребывать в естестве своем, чем стремить­ся преждевременно и неправильно к сверхъестествен­ному.

Не воспрещается и им стремление к обновлению себя в Господе; но завещается стремление правильное: пусть они стараются исправить свои нравы по нраву Христову, изображенному в Евангелии. При исцеле­нии нравов постепенно исцеляется и ум. Он, получив исцеление, то есть сделавшись чистым, ясно усматри­вает Истину, признает ее и исповедует. После этого, если Истине угодно, единственно по ее благоволению и избранию ученик возводится на гору и соделывается зрителем преображения. Если же не так: то оставайся под горою, займись изгнанием беса из отрока. Бес из­гоняется верою, молитвою и постом. Под именем по­ста должно разуметь не одно воздержание от неумеренности в пище, но воздержание от всех греховных начинаний. Вникавший в свое состояние и в состоя­ние всего рода человеческого, зараженного грехом, подчинившегося духам тьмы, может понять таинствен­ный ответ, данный Спасителю отцом беснующегося о времени, с которого началась болезнь сына: рече: издет­ска (Мк.9:21). Покушение на преждевременное безмолвие вле­чет за собою неминуемые пагубные последствия. Дерзновенный, самонадеянный, омраченный и связанный неведением подвижник не найдет пищи для души сво­ей в безмолвии, а от этого непременно впадет в уны­ние, которое в безмолвниках действует с особенною силою и вредом, предавая их увлечению разнообразны­ми лукавыми помыслами и мечтаниями. Пища для без­молвников есть благодатное просветительное утешение откровением таинства креста Христова. Оно — дар свы­ше, а не познание, свойственное собственно естеству человеческому. Душевным духовное заменить невозмож­но. Если же кто будет усиливаться заменить, тот усвоит себе ложь вместо истины, в лицемерном образе исти­ны. Плод лжи — расстройство, так как и плод уныния. Но расстройство от лжи различествует от расстрой­ства, рождаемого унынием. Первое обнаруживается в самообольщении, в высоком о себе мнении, в хвастовстве мнимыми добродетелями своими и дарованиями, в презрении и осуждении ближних; оканчивается гор­достью, прелестью, исступлением ума, иногда впадени­ем в плотские страсти, а иногда самоубийством, всего чаще беснованием и умоповреждением, которые обык­новенно называются сумасшествием. Второе обнаружи­вается в праздности, лености, в оставлении своей кельи, в расположении к развлечению беседами, часты­ми выходами, странствованиями, обращением к земной мудрости и учености. С оживлением душевного разума по свойству ветхого Адама отвергается вера, скрывает­ся промысл Божий от очей ума; человек, как бы веч­ный на земле, устремляется всецело к одному земному и постепенно ниспадает в состояние нижеестествен­ное, страстное, плотское, которое есть, по отношению к истинной жизни — Христу, смерть души (1Тим.5:12,13).

Кто впал в расстройство того и другого рода, в осо­бенности же первого, тот по большей части делается вовсе неспособным к жизни подвижнической. Впрочем, смирение исцеляет и такие недуги, которые сами по себе неисцелимы, сказал Иоанн Лествичник (Слово 25).

Желающий быть чистым исполнителем заповедей Христовых, должен крайне храниться от пристрастий (1Тим.5:21).

Когда сердце заражено пристрастием, — оно не может исполнить чистой и святой воли Христовой с подобаю­щею святостью и чистотою. Исполняя волю свою вмес­то воли Христовой и упорствуя показывать, что творим волю Христову, впадаем в лицемерие. Нередко выказы­вая, а может быть, и думая, что творим волю Христову, по самой вещи исполняем волю диавола.

Те, которые стараются познать Христово учение не для него самого, но с целью постороннею, земною, с целью приобретения корысти или чести, никогда не возмогут получить истинного духовного разума, потому что он есть дар Божий, даруемый смиренным по мере веры их, очищения от страстей и самоотвер­жения (1Тим.6:4,5).

Если увидишь, что именующие себя учителями и мнящиеся знать Христа предаются спорам, зависти, злоречию, подозрительности, ненависти и прочим страстям, то знай, что они имеют одно мертвое знание от слуха, а ум и сердце их во мраке и недуге, как неисце­ленные и неочищенные деланием заповедей евангельс­ких (1Тим.6:4). Противу их гремит изречение Господа: Не вем вас! (Мф.25:12) Это говорит о Себе Истина Христос тем, кото­рые думают ведать Его не от дел веры, а от одного лишь слуха.

Кто познал, что род человеческий находится в паде­нии, что земля есть место нашего изгнания, наша тем­ница, где пробыв краткое время, мы выходим для полу­чения или вечного блаженства, или вечной казни, тот, конечно, познал и то, что единое сокровище человека на земле — Христос, Спаситель погибших. Следователь­но, единственное и неоцененное приобретение челове­ка на земле — познание Христа и усвоение Христу. Же­лающий стяжать это сокровище будет ли желать приоб­ретений и наслаждений временных? Напротив — он будет убегать их, опасаясь, чтоб они не развлекли его. Он будет доволен не только необходимым, но и скудос­тью. А довольный — богаче богатых! (1Тим.6:6)

Братия, мы вступили нагими в мир сей; выходя из него, оставим в нем и тела наши. Зачем же искать при­обретений тленных? Зачем искать того, что должно покинуть непременно? Не будем терять драгоценного времени для тления, чтоб не утратить единственного нашего сокровища — Христа. К Нему устремим и ум и сердце; имея пищу и одежду, будем этим довольны; не допустим к себе излишеств и похотей, чтоб они, мало-помалу привлекая к себе нашу любовь, не лишили нас Христа (1Тим.6:7,8).

Желающие обогатиться впадают в напасти и сети, которые приготовляет им самое их стремление к обога­щению. Первый плод этого стремления есть множество попечений и забот, отводящих ум и сердце от Бога. Душа, мало, холодно, небрежно занимающаяся Богом, получает грубость и впадает в нечувствие; страх Божий в ней изглаждается; отступает от нее воспоминание о смерти; ум помрачается и престает видеть промысл Божий, от чего теряется вера; надежда, вместо того чтоб утверждаться в Боге, обращается к идолу, приводя к под­ножию его и любовь. Тогда человек умирает для добро­детелей, предается лжи, лукавству, жестокости, словом сказать, всем порокам и впадает в совершенную поги­бель, соделавшись сосудом диавола. Корень всех злых есть сребролюбие, как содержащее в себе причину и повод ко всем грехам (1Тим.6:9,10).

И те, которых не вполне погубило сребролюбие, потому что они не вполне предались ему, а только ис­кали умеренного обогащения, потерпели многие бед­ствия. Они опутали себя тяжкими заботами, впали в разнообразные скорби, принуждены были нередко на­рушать непорочность совести, потерпели большой урон в духовном преуспеянии и видели в себе значительное уклонение от веры и духовного разума. Для христианина нищета евангельская вожделеннее всех сокровищ мира, как руководствующая к вере и ее пло­дам. Подвижник Христов чем свободнее от мира, тем безопаснее, а сколько связался с миром, столько уже победился.

Лжеименный разум (1Тим.6:20) есть образ мыслей и сужде­ний усвоившихся уму, по падении человека. Как след­ствие падения, он имеет характер самообольщения, как следствие лжи и обмана, он не приемлет Истины — Христа; как высоко ценящий все земное, между тем как земля есть место изгнания падших, он противен вере и рождаемому ею духовному разуму, взирающему на все земное оком странника. Предмет лжеименного ра­зума — одновременное и тленное. Когда предметом его делается вечное и духовное, то суждения его вполне неосновательны и ошибочны. Он лишен просвещения свыше, объясняющего предметы духовные; для соб­ственных его сил, без откровения, эти предметы недо­ступны; посторонний в нем свет есть свет темных духов лжи. Все сведения доставляются ему чувствами телесны­ми, которые повреждены падением. Когда невидимое чувственными очами соделается для него доступным каким-либо средством, например магнетизмом, то этим он умножает только свои заблуждения, укрепляет свое омрачение и самообольщение, как пребывающий в об­ласти лжи, как стяжавающий одни превратные позна­ния. Последователи его находятся в непрестанном не­согласии между собою, противоречат один другому и сами себе. Он не требует от человека благонравия, на­против предоставляет свободу грешить. Он считает себя правителем мира, почему отвергает промысл Божий если не всегда словами, то всегда самым делом. Он содержит в себе начало безбожия, которое составляет всю сущность каждого заблуждения, раскрываясь в нем более или менее. Наконец, он есть отрицательное бо­гатство падших духов и тех человеков, которые находят­ся в общении с падшими духами.

Оставим мудрость мира сего, оставим упование на нее и приступим с верою и смирением к Божией мудро­сти и силе, к святой Истине — Христу, который пришел в мир, да спасется Им мир (Ин.3:17). Он Свет, которого тма не объемлет и не приемлет (Ин.1:5). Тот только способен Его приять, кто возлюбил правду. Всяк делаяй злая ненавидит Света. Не веруяй в Онь уже осужден есть. Сей есть суд, яко Свет прииде в мир, и возлюбиша человецы паче тму неже Свет: быша бо их дела зла (Ин.3:20,19; 1Тим.6:11,16). Аминь.

О СУЩЕСТВЕННОМ ДЕЛАНИИ МОНАХА

Существенное делание монаха — молитва, как то делание, которое соединяет человека с Богом. Все про­чие делания служат или приготовительными, или способствующими средствами для молитвы, или же дают­ся тем, которые, по нравственной немощи или по недо­статку умственных способностей, не могут заниматься всецело молитвою. Говорит преподобный Марк Под­вижник: «Не могущим претерпевать в молитве, хорошо находиться в служении (заниматься трудами и рукоде­лием в послушании), чтоб не лишиться того и другого; но тем, которые могут, лучше не нерадеть о лучшем» (Слово 4).

Преподобный Марк, объясняя слова Господа: Делай­те не брашно гиблющее, но пребывающее в живот вечный (Ин.6:27), научает, что значение их заключается в том, чтоб мо­литвою искать Царства небеснаго, которое внутри нас (Лк.17:21), как сказал Господь, обетовавший ищущим небесного Царства доставить все телесные потребности Своим Божественным промыслом (Мф.6:33).

Объясняя слова святого апостола Павла: Не сообра­зуйтеся веку сему, но преобразуйтеся обновлением ума вашего, во еже искушати вам, что есть воля Божия, благая и угодная и совершенная (Рим.12:2), преподобный Марк говорит: «Апостол наставляет нас к исполнению совершенной воли Божи­ей, желая, чтоб мы вовсе не были даже судимы. Зная же, что молитва содействует к совершению всех запо­ведей, он не престает многократно и многообразно заповедовать о ней и говорит: молящеся на всяко время духом, и в сие истое бдяще во всяком терпении и молитв (Еф.6:18). Из этого знаем, что молитва различествует от молитвы; Иное — непарительно мыслью молиться Богу, и иное — предстоять на молитве телом, а мыслью парить. Опять: иное — молиться в известные времена и приступать к молитве по окончании мирских бесед и занятий, и иное — предпочитать и предпоставлять молитву, сколь­ко можно, мирским попечениям, по наставлению того же апостола: Господь близ: ни о чем же пецытеся, но во всем молитвою и молением прошения ваша да сказуются Богу (Флп.4:6). Подобно этому говорит и блаженный апостол Петр: уце­ломудритеся и трезвитеся в молитвах, все попечение ваше воз­вергше Нань, яко Той печется о вас (1Пет.4:7; 5:7). Во-первых же, и Сам Господь, зная, что все молитвою утверждается, говорит: не пецытеся, что ясте, или что пиете, или чим одеждитеся: но паче ищите Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам (Мф.6:31,33). Может быть, этим Господь призыва­ет нас и к большей вере: ибо кто, отвергши попечения о привременном и не терпя скудости, не поверит Богу, вследствие этого, относительно вечных благ? Это-то объясняя, Господь говорил: верный в мале, и во мнозе верен есть (Лк.16:10). Но и в сем обстоятельстве Он снизошел нам человеколюбиво: зная, что неизбежно ежедневное попечение о настоящем дне, повелел не заботиться о завтрашнем. Повелел Он это весьма прилично, благо­лепно и человеколюбиво, потому что невозможно чело­векам, облеченным в тело, нисколько не заботиться о том, что относится к жизни тела. Многое сократить в малое, при посредстве молитвы и воздержания, воз­можно; но всеконечно презреть все, относящееся к телу, невозможно. И потому желающий, по Писанию, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова достигну­ти (Еф.4:13), не должен предпочитать молитве различные слу­жения или без нужды, как случится, брать их на себя, ниже, под предлогом молитвы, отвергать их, когда они встретятся по нужде и смотрению Божию, но рассмат­ривать, различать и служить смотрению Божию без испытания. Иначе мудрствующий и не признает, что одна заповедь может быть выше и главнее другой, как то видит из Писания и не хочет направлятися ко всем заповедям (Пс.118:128), смотрительно встречающимся ему, как то заповедует пророк. Нужное и смотрительно встречаю­щееся с нами — неизбежно, а безвременные занятия должно отвергать, предпочитая им молитву, в особенности же те занятия, которые низвлекают нас ко мно­гим расходам и к собранию излишнего имущества. На­сколько кто ограничит их и отвергнет предметы их, настолько удержит мысль от парения; насколько удер­жит мысль, настолько даст место чистой молитве и докажет веру во Христа. Если ж кто, по причине мало­верия или другой какой немощи, не может так посту­пать, тот, по крайней мере, пусть признает истину и подвизается по силе, обвиняя свое младенчество. Луч­ше подвергнуться ответственности за оскудение, чем за прелесть и возношение: в этом да удостоверит тебя притча Господа, представляющего в первом состоянии мытаря, а во втором фарисея (Лк. гл.18). Постараемся отстра­нять от себя всякое мирское попечение надеждою и мо­литвою. Если же не возможем исполнить этого, как дол­жно, то будем приносить Богу исповедание в оскудени­ях; от упражнения же в молитве не попустим себе отсту­пить. Лучше подвергнуться укорению за частное упуще­ние, нежели за совершенное оставление. Во всем, ска­занном нами о молитве и неизбежном служении, много нам потребно вразумления от Бога к рассуждению, что­бы знать, когда и какое занятие мы должны предпочи­тать молитве: потому что каждый, упражняясь в люби­мом ему занятии, думает совершать должное служение, не зная, что служение должно рассматривать в отноше­нии угождения Богу, а не в отношении угождения себе. Тем затруднительнее здесь рассуждение, что и эти нуж­ные и неизбежные заповеди не всегда одинаковы в от­ношении к исполнению, но одна другой, в свое время, должны быть предпочтены. Не всякое служение совер­шается всегда, но в свое время, а служение молитвы за­коноположено нам непрестанное: почему и должны мы предпочитать ее занятиям, в которых не настоит необ­ходимой надобности. Все апостолы, уча этому различию народ, желавший привлечь их к служению, сказали: «Неугодно есть нам, оставльшим Слово Божие, служити трапезам. Усмотрите убо, братие, мужи свидетельствованы от вас седмь, ихже поставим над службою сею. Мы же в молитве и служении слова пребудем. И угодно бысть слово сие пред всем народом» (Деян.6:2-5).

«Начнем дело: преуспевая постепенно, найдем, что не только надежда на Бога, но и извещенная вера, и нелицемерная любовь, и непамятозлобие, и братолю­бие, и воздержание, и терпение, и глубина разумения, и избавление искушений, и даров дарование, и испове­дание сердечное, и прилежные слезы доставляются ве­рующим молитвою. Не только это, но и находящих скорбей терпение, и чистая любовь к ближним, и по­знание духовного закона, и обретение правды Божией, и наитие Святаго Духа, и подаяние духовных сокровищ, словом, все, что обетовал Бог подать верующим в этом и будущем веке. Невозможно душе восстановить в себе образ иначе, как только Божиею благодатию и верою человека, когда он пребывает умом в непарительной молитве и великом смиренномудрии» (Слово 4).

Подобно преподобному Марку рассуждает и препо­добный Макарий Великий: «Глава всякого благого тща­ния и верх добрых дел есть всегдашнее в молитве пре­бывание, чрез которую и другие добродетели приобре­таем, содействующу Подающему руку Тому Самому, Ко­торый и зовет нас на сие. Ибо общение таинственной силы и сопряжение мыслей, намеряющихся вдатися святости, яже к Богу, и прилепление самой души, горящей любовью ко Господу чрез оную же, неизглаголанно в молитве подаемы бывают достойным. Глаголет бо: дал еси веселие в сердце моем (Пс.4:8). И Сам Господь сказует: Царство небесное внутрь вас есть» (Лк.17:21. — Слово 3, гл. 1).

Святой Иоанн Лествичник называет молитву мате­рью всех добродетелей (Лествица. Заглавие 28 Слова).

Преподобный Симеон Новый Богослов говорит о внимательной молитве: «Святые отцы наши, слыша сло­ва Господа во Священном Евангелии, что от сердца исхо­дят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы, и что сия суть сквернящая человека (Мф.15:19,20); опять слыша в другом месте Евангелия, что Господь заповедует нам очистить внутреннее сткляницы и блюда да будет и внешнее их чисто (Мф.23:26), оставили всякое иное дело и подвизались всеусильно в этом делании, то есть в хранении сердца, зная наверно, что вместе с этим деланием они удобно приобретут все прочие добродете­ли, что без этого делания не может ни стяжаться, ни пребыть ни одна добродетель. Некоторые из отцов наи­меновали это делание сердечным безмолвием, другие назва­ли вниманием, иные — трезвением и противоречием, иные — истязанием помыслов и хранением ума: потому что все занимались им, и при посредстве его сподоби­лись Божественных дарований. О нем говорит Еккле­сиаст: веселися, юноше, в юности твоей, и ходи в путех серд­ца твоего непорочен и чист, и удали сердце твое от помышле­ний (Еккл.11:9); о нем говорит и Приточник: аще взыдет на тя дух владеющаго (прилог диавола), места твоего не оставь (Притч.10:4), то есть не попусти ему войти в место твое, под именем места разумея сердце; о нем говорит и Господь наш в Священном Евангелии: не возноситеся (Лк.12:20), то есть не рас­точайте ума вашего туда и сюда; опять в другом месте говорит: блаженни нищии духом (Мф.5:3), то есть блаженны те, которые не стяжали в сердце свое ни одной мысли этого мира, но нищи, — не имеют никакого мирского по­мысла. И все Божественные отцы наши много написали об этом. Кто хочет прочитать их писания, тот увидит, что написал подвижник Марк, что сказал святой Иоанн Лествичник, и преподобный Исихий, и Синаит Фило­фей, и авва Исаия, и Великий Варсонофий, и многие другие. Кратко сказать: кто не внимает хранению ума своего, тот не может быть чист сердцем, тот не сподо­бится зреть Бога. Кто не внимает, тот не может быть нищ духом, не может плакать и рыдать, ни быть крот­ким и смиренным, ни алкать и жаждать правды, ни быть милостивым и миротворцем, ни изгнанным правды ради. Вообще скажу: невозможно стяжать ни­какой другой добродетели иным образом, как только вниманием. И потому тебе должно озаботиться о нем более, нежели о чем другом, чтоб на самом деле стя­жать то, о чем говорю тебе». Затем предлагает препо­добный непрестанно совершать молитву Иисусову при соединении ума с сердцем, причем подвижник может постоянно пребывать в трезвении и отгонять именем Иисуса всякий греховный помысл, откуда бы он ни воз­ник, отгонять его, прежде нежели он войдет и изобра­зится. При посредстве этого делания стяжавается опыт­ное и существенное познание падших духов; познав их, мы стяжаваем к ним ненависть и памятозлобие, вступа­ем в непрестанную брань с ними, воздвизаем против них естественную ревность, гоним их, поражаем, унич­тожаем (О трех образах молитвы. Добротолюбие, ч. 1).

Блаженный [33] Никифор определяет внимание так: «Одни из святых назвали внимание блюдением ума, другие хранением сердца, иные трезвением, иные мысленным безмол­вием, иные иначе. Всем этим выражается одно и то же, как бы кто сказал хлеб, или сказал ломоть или кусок; так понимай и об этом. Что есть внимание и какие его свой­ства, тому научись тщательно. Внимание есть чистого покаяния познание, внимание есть воззвание души, не­нависть к миру, восхождение к Богу; внимание есть отвержение греха и восприятие добродетели; внимание есть несомненное извещение в прощении грехов; вни­мание есть начало умозрения, правильнее же причина умозрения: ибо Бог, при посредстве его, нисходит и яв­ляется ему. Внимание есть не смущение ума, или, правильнее, твердость его, дарованная душе милостью Бо­жиею; внимание есть низложение помыслов, памяти Божией храм, сокровищехранитель терпения встречающихся напастей; внимание — причина веры, надежды, любви» [34]. Блаженный Никифор, подобно преподобно­му Симеону Новому Богослову и прочим святым отцам, предлагает в средство ко вниманию непрестанное уп­ражнение молитвою Иисусовою, при соединении ума с сердцем. Приглашая всех иноков, произволяющих стя­жать истинное преуспеяние, к подвигу внимания и со­единенной с ним непрестанной молитве, Никифор го­ворит: «Вы, желающие сподобиться великолепного, Бо­жественного светоявления Спасителя нашего Иисуса Христа; вы, желающие восприять ощутительно прене­бесный огнь в сердце; вы, которые тщитесь получить существенное примирение с Богом; вы, которые оста­вили все мирское для приобретения и стяжания сокро­вища, сокрытого на селе сердец ваших; вы, которые хо­тите, чтоб светильники душевные отныне возжглись светло, и потому отреклись от всего временного; вы, которые хотите разумно и опытно познать и приять царство небесное, находящееся внутри вас! Приидите, и поведаю вам науку и художество вечного, небесного жития, вводящие делателя своего, без труда и поту, в пристанище бесстрастия, не боящиеся ни падения, ни обольщения от бесов, тогда только упадающие, когда мы, по причине преслушания, пребываем вне этого жительства, где-то в далекой стране, подобно древнему Адаму, который, презрев заповедь Божию, вступив же в дружество со змеем и признав его верным, насытился плода прелести до пресыщения и низверг бедственно в глубину смерти, тмы и тления себя и всех своих потом­ков. Невозможно нам получить примирение и соедине­ние с Богом, если мы, во-первых, не возвратимся по воз­можности к себе, если не войдем в себя. Преславно — отторгать себя от общения с миром и от суетного попе­чения и неослабно соблюдать находящееся внутри нас небесное Царство. По этой причине монашеское жи­тельство названо наукою из наук и художеством из худо­жеств: это преподобное жительство доставляет не ка­кие-либо тленные предметы, чтоб в них мы похорони­ли ум наш, отвлекши его от лучшего, но обещает страш­ные и неизреченные блага, которых око не видело, о которых ухо не слышало, которые вовсе неизвестны для сердца (1Кор.2:9). И посему несть наша брань к плоти и крови, но к началом, и ко властем, и к миродержителям тмы века сего (Еф.6:12). Если настоящий век — тма, то бежим от него, бежим, помышляя, что у нас нет ничего общего с врагом Божи­им. Желающий быть другом ему соделывается врагом Бога (Иак.4:4), а соделавшемуся врагом Бога кто может помочь? И потому будем подражать отцам нашим, и, подобно им, займемся взысканием находящегося внутри сердец на­ших сокровища, и нашедши, будем держать его крепко, возделывая и храня: таково наше назначение с самого начала» (Добротолюбие, ч. 2).

Преподобный Нил Сорский советует желающим упражняться в сердечном безмолвии — отречься от всех вообще помышлений и заменить их призыванием име­ни Господа Иисуса, то есть молитвою Иисусовою. «Дол­жно, — говорит преподобный Нил, — понуждаться мол­чать мыслью и от мнящихся правых помыслов, непрес­танно смотреть в глубину сердечную и говорить: Госпо­ди Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» (Слово 2). Так вожделенно это делание, так оно обширно, преиспол­нено обилия духовного, что святой апостол Павел предпочитал пребывание в нем ума всем прочим помышле­ниям и размышлениям: не судих видети что в вас, гово­рит он, точию Иисуса Христа, и Сего распята (1Кор.2:2).

Блаженный старец Серафим Саровский говорит: «Истинно решившиеся служить Господу Богу должны упражняться в памяти Божией и непрестанной молитве ко Иисусу Христу, говоря умом: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго (Наставление 11). Благодатные дарова­ния получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих» (Наставление 4. По изданию 1844 г.).

Преподобный Марк Подвижник, называя в 4-м Сло­ве своих сочинений молитву главнейшим деланием мо­наха, долженствующим обымать все частные его дела­ния, всю жизнь его, в 1-м Слове называет главным и единственным деланием монаха покаяние, а заповедь о покаянии главною заповедью, объемлющею все прочие заповеди. Противоречие представляется здесь только при наружном взгляде. Это значит, что делание покая­ния должно быть соединено с деланием молитвы в еди­но делание. Господь соединил их: человек да не разлуча­ет. Бог, говорит сын Божий, не имать ли сотворити отм­щение избранных Своих, вопиющих к Нему день и нощь (Лк.18:7). Здесь указано на делание избранных, на их непрестан­ную молитву: она названа воплем, то есть выражением плача и покаяния. «Покаяние, — говорит преподобный Марк, — как я полагаю, не ограничивается ни временем, ни какими-либо делами: оно совершается исполнением заповедей Христовых, соразмерно этому исполнению. Заповеди — одни, более общие, заключают в себе много частных, и многие части порочности отсекают разом. Например, в Писании сказано: всякому просящему у тебя дай, и от взимающаго твоя не истязуй (Лк.6:30), и: хотящаго заяти у тебе, не отврати» (Мф.5:42): это — заповеди частные. Общая же, заключающая их в себе, — продаждь имение твое, и даждь нищим (Мф.19:21), и взем крест твой, гряди в след Мене (Мк.10:21), разумея под крестом терпение встречающихся нам скорбей. Раз­давший все нищим и взявший крест свой исполнил ра­зом все вышеозначенные заповеди. Опять: хощу, говорит Писание, да молитвы творят мужие на всяком месте возде­ющие, преподобные руки (1Тим.2:8), общее же: вниди в клеть твою, и помолися Отцу твоему, иже втайне (Мф.6:6), и еще: непрестанно молитеся (1Сол.5:17). Вшедший в клеть свою и непрестанно моля­щийся в этом заключил приношение молитв на всяком месте. Опять сказано: не соблуди, не прелюбы сотвори, не убий и тому подобное; общее же этого: помышления низ­лагающе, и всяко возношение взимающееся на разум Божий (1Кор.10:15). Низлагающий помышления поставил преграду всем вы­шепоименованным видам греха. По этой причине бого­любивые и известно-верные понуждают себя на общие заповеди и не упускают исполнения частных, когда оно по обстоятельствам потребуется. Из всего этого я зак­лючаю, что дело покаяния совершается при посредстве следующих трех добродетелей: очищения помыслов, непрестанной молитвы и терпения встречающихся скорбей. Эти три добродетели должны быть совершае­мы не только наружным образом, но и умным деланием, чтоб укосневшие в них соделались бесстрастными. А как без этих трех добродетелей не может быть совер­шено дело покаяния: то я думаю, что покаяние приличе­ствует всегда и всем, хотящим получить спасение, и грешникам и праведникам, потому что нет степени со­вершенства, на которой бы не было нужным делание поименованных трех добродетелей. Посредством их приобретается начинающими введение в благочестие, средними — преуспеяние, совершенными — утвержде­ние и пребывание в совершенстве». Как преподобный Марк в его 4-м Слове, так и прочие вышеприведенные отцы свидетельствуют, что терпение всех встречающих­ся скорбей и успешное отражение помыслов доставля­ется молитвою; они называют молитву источником покаяния. Он — и мать покаяния, и дщерь его. Сказанное святым Иоанном Лествичником о молитве и памяти смертной можно, со всею справедливостью, сказать о молитве и покаянии: «Воспеваю две сущности во еди­ной ипостаси (во едином лице)» (Лествица. Слово 28, гл. 46). Делание покаяния и молитвы — одно; но оно совмещает в себе два различ­ные вида добродетели.

Отражение греховных помыслов и ощущений со­вершается при посредстве молитвы; оно есть делание, соединенное с молитвою, неразлучное от молитвы, по­стоянно нуждающееся в содействии и в действии молит­вы. Преподобный Нил Сорский, ссылаясь на преподоб­ного Григория Синаита, говорит: «Блаженный Григо­рий Синаит, достоверно зная, что нам страстным не­возможно победить лукавые помыслы, сказал следую­щее: никто из новоначальных не может удержать ума, и отогнать помыслы, если Бог не удержит ум, и не отго­нит помыслы. Удерживать ум и отгонять помыслы свой­ственно сильным; но и они отгоняют их не собою: они подвизаются на брань против них, имея с собою Бога, будучи облечены благодатию и всеоружием Его. Ты же, если увидишь нечистоту лукавых духов, то есть возды­мающиеся помыслы в уме твоем, не ужасайся, не уди­вись; если явятся и благие разумения о разных предме­тах, на внимай им; но, удерживая дыхание по возмож­ности и ум заключая в сердце, вместо оружия призы­вай Господа Иисуса часто и прилежно. Они отбегут, бу­дучи невидимо опаляемы Божественным именем. Когда же помыслы начнут очень стужать, тогда, встав, помо­лись на них, а потом опять берись с твердостью за пре­жнее делание» (Слово 2), то есть за моление именем Господа Иисуса. Святой Иоанн Лествичник в Слове о молитве говорит: «Приходящего пса — греховный помысл — отго­няй этим оружием — оружием молитвы и, сколько бы раз он ни покусился напасть, не окажи ему послабления» (Слово 28, гл. 55). Симеон Новый Богослов: «Сатана, с подчиненными ему духами, приобрел право с того времени, как при посредстве преслушания причинил человеку изгна­ние из рая и отлучение об Бога, невидимо колебать и ночью и днем словесность каждого человека, одного много, другого мало, одного больше, другого меньше, и не иначе можно оградиться уму, как непрестанною памятью Божиею. Когда силою креста напечатлеется в сердце память Божия, тогда он утвердит в непоколеби­мости словесность. К этому ведет мысленный подвиг, которым обязался подвизаться каждый христианин на поприще веры Христовой; если же он этого не достиг­нет, то суетен его подвиг. Для мысленного подвига слу­жат вводными все и многоразличные подвиги всякого, претерпевающего страдания ради Бога, с целью прекло­нить к себе милосердие Божие и исходатайствовать у него возвращение прежнего достоинства, чтоб напечат­лелся в уме Христос» [35].

Постоянное пребывание в молитве хотя и составля­ет существенное делание инока, но оно нуждается в приуготовительном обучении, как видно из вышеприве­денного Слова Блаженного Никифора, который, упоми­ная о преподобном Савве, говорит, что этот вождь мно­гочисленного общества иноков, когда усматривал, что монах основательно изучил правила монашеской жиз­ни, соделался способным бороться с сопротивными помыслами и блюсти свой ум, то предоставлял такому монаху безмолвствовать в келье. Приуготовительное обучение к непрестанной молитве совершается посред­ством послушания и упражнения в монастырских тру­дах, как сказал преподобный Филимон: «Бог хочет, что­бы мы являли наше тщание к Нему сперва в трудах, по­том в любви и непрестанной молитве» (Добротолюбие, ч. 4. О авве Филимоне). Ничто так не способствует молитве, как послушание, умерщвляющее нас для мира и для самих себя. Великое благо молитвы проистекает из послушания, сказал преподобный Симе­он Новый Богослов [36]. Находящиеся в послушании и за­нимающиеся монастырскими трудами никак не должны считать себя свободными от упражнения молитвою: без этого самые труды и даже послушание будут бесплодны­ми, мало того, принесут зловредный плод тщеславия и других грехов, непременно являющихся в той душе, в которой окажется бедственная пустота, в которой не живут сила и благоухание молитвы. Занимаясь монастырскими трудами и рукоделием, молись часто, если не можешь еще молиться непрестанно; возвращайся к мо­литве, как ни вспомнишь о ней: молитва постепенно обратится в навык, и частая молитва неприметным об­разом перейдет в непрестанную. «Подвижники послуша­ния, — говорит святой Иоанн Лествичник, — различ­ным образом употребляют ноги: одна из них движется к служению, другая неподвижна на молитве» (Лествица. Слово 4, гл. 2). Под сло­вом ноги разумеется вся деятельность. «Видел я просиявших в послушании и не нерадевших по возможности о умной памяти Божией, — говорит тот же святой, — как они, встав на молитву, немедленно овладевали умом сво­им и проливали потоками слезы: они были предуготов­лены преподобным послушанием» (Лествица. Слово 28, гл. 31). Из этого видно, что древние подвижники при монастырских трудах не позволяли себе суетного развлечения, но, занимая руки делом, занимали ум молитвою. По этой причине, когда они приходили в церковь или начинали в келье исполнять свое молитвенное правило, немедленно ум их и сердце устремлялись к Богу, без всякого препятствия. Напротив того, кто при трудах и рукоделии позволяет себе суетные мысли и разговоры, тот, встав на молитву, никак не может справиться с умом своим, непрестанно исторгающимся из его власти, непрестанно обращаю­щимся к тем предметам, которые привлекали его к себе до времени молитвы. Чадо, говорит Писание, от юности твоея избери нака­зание, и даже до седин обрящеши премудрость. Яко же оряй и сеяй, приступи к ней, и жди благих плодов ея. В делании бо ея мало потрудишися, и скоро ясти будеши плоды ея (Сир.6:18-20). Не бу­дем терять драгоценного, невозвратного времени; не будем губить его, предаваясь рассеянности, праздносло­вию и другим пустым занятиям: с самого вступления нашего в монастырь ознакомимся тщательно с монашескою жизнью и в юности возделаем душевную ниву истинным подвигом, чтоб в старости и при преселении в вечность возрадоваться о обилии благодатных даров, залогов спасения, залогов блаженства на небе. Аминь.

ДУХ МОЛИТВЫ НОВОНАЧАЛЬНОГО

ВВЕДЕНИЕ

Здесь предлагается учение о качестве молитвы, свойственной начинающему идти к Господу путем пока­яния. Главные мысли изложены каждая отдельно с тою целью, чтоб они могли быть читаемы с большим вни­манием и удерживаемы в памяти с большею удобнос­тью. Чтение их, питая ум истиною, а сердце смирени­ем, может доставлять душе должное направление в ее молитвенном подвиге и служить к нему предуготови­тельным занятием.

1) Молитва есть возношение прошений наших к Богу.

2) Основание молитвы заключается в том, что че­ловек — существо падшее. Он стремится к получению того блаженства, которое имел, но потерял, и потому — молится.

3) Пристанище молитвы — в великом милосердии Божием к роду человеческому. Сын Божий для спасения нас принес Себя Отцу Своему в умилостивительную, примирительную жертву: на этом основании, желая за­няться молитвою, отвергни сомнение и двоедушие (Иак.1:6-8). Не скажи сам себе: «Я грешник; неужели Бог услышит меня?» Если ты грешник, то к тебе-то и относятся уте­шительные слова Спасителя: Не приидох призвати праведныя, но грешныя на покаяние (Мф.9:13).

4) Приготовлением к молитве служат: непресыщенное чрево, отсечение попечений мечом веры, проще­ние от искренности сердца всех обид, благодарение Богу за все скорбные случаи жизни, удаление себя от рассеянности и мечтательности, благоговейный страх, который так свойственно иметь созданию, когда оно будет допущено к беседе с Создателем своим по неизре­ченной благости Создателя к созданию.

5) Первые слова Спасителя к падшему Человечеству были: Покайтеся, приближися бо Царствие небесное (Мф.6:17). По­сему, доколе не войдешь в это Царство, стучись во вра­та его покаянием и молитвою.

6) Истинная молитва есть голос истинного покая­ния. Когда молитва не одушевлена покаянием, тогда она не исполняет своего назначения, тогда не благоволит о ней Бог. Он не уничижит дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно (Пс.50:19).

7) Спаситель мира называет блаженными нищих ду­хом, то есть имеющих о себе самое смиренное понятие, считающих себя существами падшими, находящимися здесь, на земле, в изгнании, вне истинного своего оте­чества, которое — небо. Блаженни нищии духом, молящи­еся при глубоком сознании нищеты своей, яко тех есть Царство небесное (Мф.5:3). Блаженни плачущии в молитвах своих от ощущения нищеты своей, яко тии утешатся (Мф.5:4) благо­датным утешением Святаго Духа, которое состоит в Христовом мире и в любви о Христе ко всем ближним. Тогда никто из ближних, и злейший враг, не исключен из объятий любви молящегося; тогда молящийся быва­ет примирен со всеми тягостнейшими обстоятельства­ми земной жизни.

8) Господь, научая нас молитве, уподобляет молящу­юся душу вдовице, обижаемой соперником, приседящей неотступно судии беспристрастному и нелицеприятно­му (Лк.18:1-8). Не удаляйся расположением души при молитве от этого подобия. Молитва твоя да будет, так сказать, по­стоянною жалобою на насилующий тебя грех. Углубись в себя, раскрой себя внимательною молитвою: увидишь что ты точно вдовствуешь в отношении ко Христу по причине живущего в тебе греха, тебе враждебного, производящего в тебе внутренние борьбу и мучение, соде­лывающего тебя чуждым Богу.

9) Весь день, говорит о себе Давид, весь день зем­ной жизни, сетуя хождах (Пс.37:7), препроводил в блаженной печали о грехах и недостатках своих: яко лядвия моя на­полнишася поруганий, и несть исцеления в плоти моей (Пс.37:7,8). Лядвиями названо шествие по пути земной жизни; пло­тью — нравственное состояние человека. Все шаги всех человеков на этом пути преисполнены преткнове­ний; их нравственное состояние не может быть увра­чевано никакими собственными средствами и усилия­ми. Для исцеления нашего необходима благодать Бо­жия, исцеляющая только тех, которые признают себя больными. Истинное признание себя больным доказы­вается тщательным и постоянным пребыванием в по­каянии.

10) Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом (Пс.2:11), говорит пророк, а другой пророк, говорит от лица Божия: На кого воззрю, точию на кроткаго, и мол­чаливаго, и трепещущаго словес Моих (Ис.66:2). Господь призре на молитву смиренных, и не уничижи моления их (Пс.101:18). Он — даяй живот, то есть спасение, сокрушенным сердцем (Ис.57:15).

11) Хотя бы кто стоял на самой высоте добродете­лей, но если он молится не как грешник, молитва его отвергается Богом (Прп. Исаак Сирский. Слово 55).

12) В тот день, в который я не плачу о себе, сказал некоторый блаженный делатель истинной молитвы, считаю себя находящимся в самообольщении [37].

13) Хотя бы мы проходили многие возвышенней­шие подвиги, сказал святой Иоанн Лествичник, но они не истинны и бесплодны, если при них не имеем болез­ненного чувства покаяния [38].

14) Печаль мысли о грехах есть честный дар Бо­жий; носящий ее в персях своих, с должным хранением и благоговением, носит святыню. Она заменяет собою все телесные подвиги, при недостатке сил для соверше­ния их (Св. Исаак Сирский. Слово 89). Напротив того, от сильного тела требуется при молитве труд; без него сердце не сокрушится, молитва будет бессильною и неистинною (Св. Исаак Сирский. Слово 11).

15) Чувство покаяния хранит молящегося человека от всех козней диавола: бежит диавол от подвижников, издающих из себя благоухание смирения, которое рож­дается в сердце кающихся [39].

16) Приноси Господу в молитвах твоих младенчес­кое лепетание, простую младенческую мысль, — не крас­норечие, не разум. Аще не обратитеся — как бы из языче­ства и магометанства, из вашей сложности и двулично­сти — и будете, сказал нам Господь, яко дети, не внидете в царствие небесное (Мф.18:3; Лествица. Слово 28, гл. 9).

17) Младенец выражает плачем все свои желания: и твоя молитва пусть всегда сопровождается плачем. Не только при словах молитвы, но и при молитвенном мол­чании пусть выражается плачем твое желание покаяния и примирения с Богом, твоя крайняя нужда в милости Божией.

18) Достоинство молитвы состоит единственно в качестве, а не в количестве: Тогда похвально количе­ство, когда оно приводит к качеству. Качество всегда приводит к количеству; количество приводит к качеству, когда молящийся молится тщательно [40].

19) Качество истинной молитвы состоит в том, ког­да ум во время молитвы находится во внимании, а серд­це сочувствует уму.

20) Заключай ум в произносимых словах молитвы, и сохранишь его во внимании (Лествица. Слово 28, гл. 17). Имей глаза на устах или закрытыми [41]: этим будешь способствовать соедине­нию ума с сердцем. Произноси слова с крайнею неспеш­ностью и будешь удобнее заключать ум в слова молит­вы: ни одно слово твоей молитвы не будет произнесе­но, не будучи одушевлено вниманием.

21) Ум, заключаясь в слова молитвы, привлекает сердце в сочувствие себе. Это сочувствие сердца уму выражается умилением, которое есть благочестивое чувство, соединяющее в себе печаль с тихим, кротким утешением [42].

22) Необходимые принадлежности молитвы, — пождание [43]. Когда чувствуешь сухость, ожесточение, не оставляй молитвы: за пождание твое и подвиг против сердечного нечувствия низойдет к тебе милость Божия, состоящая в умилении. Умиление — дар Божий, ниспо­сылаемый пребывающим и претерпевающим в молитвах (Рим.12:12; Кол.4:2), постоянно возрастающий в них, руководствующий их к духовному совершенству.

23) Ум, предстоя внимательною молитвою пред не­видимым Богом, должен быть и сам невидим, как образ невидимого Божества: то есть ум не должен представ­лять ни в себе, ни из себя, ни пред собою никакого вида, — должен быть совершенно безвидным. Иначе: ум должен быть вполне чужд мечтания, сколько бы ни ка­залось это мечтание непорочным и святым [44].

24) Во время молитвы не ищи восторгов, не при­води в движение твоих нервов, не горячи крови. На­против — содержи сердце в глубоком спокойствии, в которое оно приводится чувством покаяния: веще­ственный огнь, огнь естества падшего, отвергается Богом. Сердце твое нуждается в очищении плачем по­каяния и молитвою покаяния; когда же оно очистится, тогда Сам Бог ниспослет в него Свой всесвятый духов­ный огнь (Лествица. Слово 28, гл. 45).

25) Внимание при молитве приводит нервы и кровь в спокойствие, способствует сердцу погружаться в покаяние и пребывать в нем. Не нарушает тишины сердечной и Божественный огнь, если он низойдет в сердечную горницу, когда в ней будут собраны ученики Христовы — помыслы и чувствования, заимствованные из Евангелия. Этот огнь не опаляет, не горячит сердца, напротив того, орошает, прохлаждает его, примиряет человека со всеми людьми и со всеми обстоятельства­ми, влечет сердце в неизреченную любовь к Богу и ближним [45].

26) Рассеянность окрадывает молитву. Помолив­шийся с рассеянностью ощущает в себе безотчетливую пустоту и сухость. Постоянно молящийся с рассеяннос­тью лишается всех плодов духовных, обыкновенно рождающихся от внимательной молитвы, усваивает себе состояние сухости и пустоты. Из этого состояния рождается хладность к Богу, уныние, омрачение ума, ослабление веры, и от них мертвость в отношении вечной, духовной жизни. Все же это, вместе взятое, служит явным признаком, что такая молитва не при­нимается Богом.

27) Мечтательность в молитве еще вреднее рассе­янности. Рассеянность делает молитву бесплодною, а мечтательность служит причиною плодов ложных: самообольщения и, так называемой святыми отцами, бе­совской прелести. Изображения предметов видимого мира и сочиняемые мечтательностью изображения мира невидимого, напечатлеваясь и замедляясь в уме, соделывают его как бы вещественным, переводят из Бо­жественной страны Духа и Истины в страну вещества и лжи. В этой стране сердце начинает сочувствовать уму не духовным чувством покаяния и смирения, а чувством плотским, чувством кровяным и нервным, безвремен­ным и беспорядочным чувством наслаждения, столько несвойственного грешникам, чувством неправильным и ложным мнимой любви к Богу. Преступная и мерзост­ная любовь представляется неискусным в духовных опы­тах святою, а на самом деле она — только беспорядоч­ное ощущение неочищенного от страстей сердца, на­слаждающегося тщеславием и сладострастием, приведенными в движение мечтательностью. Такое состоя­ние есть состояние самообольщения. Если человек укоснит в нем, то являющиеся ему образы получают чрезвычайную живость и привлекательность. Сердце при явлении их начинает разгорячаться и наслаждать­ся беззаконно, или, по определению Священного Писа­ния, прелюбодействовать (Пс.72:27). Ум признает такое состоя­ние благодатным, божественным: тогда — близок пере­ход к явной прелести бесовской, при которой человек теряет самовластие, делается игралищем и посмеши­щем лукавого духа. От мечтательной молитвы, приводя­щей человека в это состояние, с гневом отвращается Бог. И сбывается над молящимся такой молитвой при­говор Писания: Молитва его да будет в грех [46].

28) Отвергай благие, по-видимому, помышления и светлые, по-видимому, разумения, приходящие к тебе во время молитвы, отвлекающие тебя от молитвы (Лествица. Слово 28, гл. 59). Они выходят из области лжеименного разума, — восседают, как бы всадники на конях, на тщеславии. Закрыты мрачные лица их, чтоб ум молящегося не мог узнать в них врагов своих. Но потому именно, что они враждеб­ны молитве, отвлекают от нее ум, уводят его в плен и тягостное порабощение, обнажают и опустошают душу, потому именно познаются, что они — враги, и из облас­ти миродержца. Духовный разум, разум Божий, содей­ствует молитве, сосредоточивает человека в самом себе, погружает его во внимание и умиление, наводит на ум благоговейное молчание, страх и удивление, рож­дающиеся от ощущения присутствия и величия Божи­их. Это ощущение в свое время может очень усилиться, и соделать молитву для молящегося страшным судили­щем Божиим (Лествица. Слово 28, гл. 1).

29) Внимательная молитва, чуждая рассеянности и мечтательности, есть видение невидимого Бога, влеку­щего к себе зрение ума и желание сердца. Тогда ум зрит безвидно, и вполне удовлетворяет себя невидением, превысшим всякого видения. Причина этого блаженно­го невидения есть бесконечная тонкость и непостижи­мость Предмета, к которому направлено зрение. Неви­димое Солнце правды — Бог испускает и лучи невидимые, но познаваемые явственным ощущением души: они исполняют сердце чудным спокойствием, верою, мужеством, кротостью, милосердием, любовью к ближним и Богу. По этим действиям, зримым во внут­ренней сердечной клети, человек признает несомнен­но, что молитва его принята Богом, начинает веровать живою верою и твердо уповать на Любящего и Люби­мого. Вот начало оживления души для Бога и блажен­ной вечности [47].

30) Плоды истиной молитвы: святой мир души, со­единенный с тихою, молчаливою радостью, чуждою мечтательности, самомнения и разгоряченных порывов и движений; любовь к ближним, не разлучающая для любви добрых от злых, достойных от недостойных, но ходатайствующая о всех пред Богом как о себе, как о своих собственных членах. Из такой любви к ближним воссиявает чистейшая любовь к Богу.

31) Эти плоды — дар Божий. Они привлекаются в душу ее вниманием и смирением, хранятся ее вернос­тью к Богу.

32) Душа тогда пребывает в верности к Богу, когда удаляется всякого слова, дела и помышления греховно­го, когда немедленно раскаивается в тех согрешениях, в которые увлекается по немощи своей.

33) То, что желаем стяжать дар молитвы, доказываем терпеливым приседением молитвою при дверях мо­литвы. За терпение и постоянство получаем дар мо­литвы. Господь, говорит Писание, даяй молитву благодат­ную молящемуся (1Цар.2:9) терпеливо при одном собственном усилии.

34) Для новоначальных полезнее краткие и частые моления, нежели продолжительные, удаленные одно от другого значительным пространством времени [48].

35) Молитва есть высшее упражнение для ума.

36) Молитва есть глава, источник, мать всех добродетелей [49].

37) Будь мудр в молитве твоей. Не проси в ней ни­чего тленного и суетного, помня заповедание Спасите­ля: Ищите же прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся, то есть все потребности для временной жизни, при­ложатся вам (Мф.6:33. Св. Исаак Сирский. Слово 5).

38) Намереваясь сделать что или желая чего, также в затруднительных обстоятельствах жизни, повергай мысль твою в молитве пред Богом: проси того, что считаешь себе нужным и полезным; но исполнение и неис­полнение твоего прошения предоставляй воле Божией в вере и уповании на всемогущество, премудрость и бла­гость воли Божией. Этот превосходный образ моления даровал нам Тот, Кто молился в саду Гефсиманском, да мимо идет определенная Ему чаша. Обаче не Моя воля, зак­лючил Он молитву Свою ко Отцу: но Твоя да будет (Лк.22:42).

39) Приноси Богу смиренную молитву о совершае­мых тобою добродетелях и благочестивых подвигах: очищай, совершенствуй их молитвою и покаянием. Го­вори о них в молитве твоей то, что говорил в ежеднев­ной молитве своей праведный Иов о детях своих: Негли когда сынове мои погрешиша, и в мысли своей злая помысли­ша противу Бога (Иов.1:5). Лукава — злоба: неприметно приме­шивается добродетели, оскверняет, отравляет ее.

40) Отвергнись всего, чтобы наследовать молит­ву — и, поднятый от земли на кресте самоотвержения, предай Богу дух, душу и тело твои, а от Него прими свя­тую молитву, которая по учению апостола и Вселен­ской Церкви, есть действие в человеке Святаго Духа, когда Дух вселится в человека [50].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Кто небрежет о упражнении внимательною, ра­створенною покаянием молитвою, тот чужд преуспея­ния духовного, чужд плодов духовных, находится во мра­ке многообразного самообольщения. Смирение есть единственный жертвенник, на котором дозволено чело­векам приносить молитвенные жертвы Богу, — един­ственный жертвенник, с которого молитвенные жерт­вы приемлются Богом [51]; молитва есть мать всех истинных, Божественных добродетелей. Невозможно, невоз­можно никакое духовное преуспеяние для того, кто от­верг смирение, кто не озаботился вступить в священ­ный союз с молитвою. Упражнение молитвою есть за­вещание апостола: непрестанно молитеся, говорит нам апостол (1Сол.5:17). Упражнение молитвою есть заповедь Самого Господа, заповедь, соединенная с обетованием: просите, приглашает нас Господь, повелевает нам Господь, и дас­тся вам: ищите, и обрящете: толцыте, и отверзется вам (Мф.7:7). Не воздремлет, ниже уснет (Пс.120:4) молитва, доколе не укажет возлюбившему ее и постоянно упражняющемуся в ней чертог наслаждений вечных, доколе не введет его в небо. Там она преобразится в непрестанную жертву хва­лы. Эту хвалу непрестанно будут приносить, будут про­возглашать неумолкно избранные Божии от непрестан­ного ощущения блаженства в вечности, прозябшего здесь, на земле и во времени, от семян покаяния, посе­янных внимательною и усердною молитвою. Аминь.

СЛОВО О КЕЛЕЙНОМ МОЛИТВЕННОМ ПРАВИЛЕ

Вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне: и Отец твой, видяй в тайне, воз­даст тебе яве (Мф.6:6). Вот установление Самим Господом уеди­ненной келейной молитвы.

Господь, заповедавший уединенную молитву, очень часто Сам, во время Своего земного странствования, как повествует Евангелие, пребывал в ней. Он не имел где главу подклонить: и потому часто заменяли для Него безмолвную, спокойную келью безмолвные вершины гор и тенистые вертограды.

Пред исшествием Своим на страдания, которыми долженствовало быть куплено спасение рода человечес­кого, Господь молился в загородном, уединенном саду Гефсиманском. Во время молитвы Богочеловек прекло­нял колена; от усиленного молитвенного подвига обиль­ный пот кровавыми каплями катился с лица Его на зем­лю. Гефсиманский сад состоял из вековых масличных дерев. И днем, при свете лучей солнечных, лежала в нем густая тень, а тогда лежала на нем темная ночь Па­лестины. Никто не разделял с Господом Его молитвы: вдали Его были спящие ученики, вокруг — спящая при­рода. Сюда с факелами и вооруженною толпою пришел предатель: предатель знал любимое место и время мо­литв Иисусовых.

Темнота ночи закрывает предметы от любопытных взоров, тишина безмолвия не развлекает слуха. В без­молвии и ночью можно молиться внимательнее. Гос­подь избирал для молитвы своей преимущественно уединение и ночь, избирал их с тем, чтоб мы не только повиновались Его заповеданию о молитве, но и последовали Его примеру. Господу, для Него Самого, нужна ли была молитва? Пребывая, как человек, с нами на земле, Он вместе, как Бог, неразлучно был с Отцом и Духом, имел с Ними едину Божественную волю и Божествен­ную власть.

Вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне. Пусть о молитве твоей не зна­ет никакая шуйца твоя! Ни друг твой, ни родственник, ни самое тщеславие, сожительствующее сердцу твоему и подстрекающее высказать кому-нибудь о молитвенном подвиге твоем, намекнуть о нем.

Затвори двери кельи твоей от людей, приходящих для пустословия, для похищения у тебя молитвы; затво­ри двери ума от посторонних помышлений, которые предстанут, чтобы отвлечь тебя от молитвы; затвори двери сердца от ощущений греховных, которые покусят­ся смутить и осквернить тебя, и помолись.

Не дерзни приносить Богу многоглагольных и крас­норечивых молитв, тобою сочиненных, как бы они ни казались тебе сильны и трогательны: они — произведе­ние падшего разума и, будучи жертвою оскверненною, не могут быть приняты на духовный жертвенник Бо­жий. А ты, любуясь изящными выражениями сочинен­ных тобою молитв и признавая утонченное действие тщеславия и сладострастия за утешение совести и даже благодати, увлечешься далеко от молитвы. Ты увлечешь­ся далеко от молитвы в то самое время, когда тебе будет представляться, что ты молишься обильно и уже достиг некоторой степени Богоугождения.

Душа, начинающая путь Божий, погружена в глубо­кое неведение всего Божественного и духовного, хотя б она была и богата мудростью мира сего. По причине этого неведения она не знает, как и сколько должно ей молиться. Для вспомоществования младенчествующей душе святая Церковь установила молитвенные правила.

Молитвенное правило есть собрание нескольких мо­литв, сочиненных Боговдохновенными святыми отцами, приспособленное к известному обстоятельству и времени.

Цель правила — доставить душе недостающее ей ко­личество молитвенных мыслей и чувств, притом мыс­лей и чувств правильных, святых, точно-богоугодных. Такими мыслями и чувствованиями наполнены благо­датные молитвы святых отцов.

Для молитвенного упражнения утром имеется осо­бенное собрание молитв, называемое утренними молит­вами или утренним правилом; для ночного моления пред отшествием ко сну — другое собрание молитв, именуе­мое молитвами на сон грядущим или вечерним правилом. Особенное собрание молитв прочитывается готовящим­ся ко Причащению святых Христовых Таин и называет­ся правилом ко святому Причащению. Посвятившие обиль­ную часть своего времени благочестивым упражнениям прочитывают около 3 часа пополудни особенное собра­ние молитв, называемое ежедневным или иноческим прави­лом. Иные прочитывают ежедневно по нескольку кафизм, по нескольку глав из Нового Завета, полагают несколько поклонов: все это называется правилом.

Правило! Какое точное название, заимствованное из самого действия, производимого на человека молитва­ми, называемыми правилом! Молитвенное правило на­правляет правильно и свято душу, научает ее поклонять­ся Богу Духом и Истиною (Ин.4:23), между тем как душа, будучи предоставлена самой себе, не могла бы идти правильно путем молитвы. По причине своего повреждения и ом­рачения грехом, она совращалась бы непрестанно в стороны, нередко в пропасти: то в рассеянность, то в мечтательность, то в различные пустые и обманчивые призраки высоких молитвенных состояний, сочиняе­мых ее тщеславием и самолюбием. Молитвенные правила удерживают молящегося в спасительном расположении смирения и покаяния, на­учая его непрестанному самоосуждению, питая его уми­лением, укрепляя надеждою на всеблагого и всемило­сердого Бога, увеселяя миром Христовым, любовью к Богу и ближним.

Как возвышенны и глубоки молитвы ко святому При­чащению! Какое превосходное приготовление они дос­тавляют приступающему к Святым Христовым Таинам! Они убирают и украшают дом души чудными помышле­ниями и ощущениями, столько благоугодными Господу. Величественно изображено и объяснено в этих молит­вах величайшее из таинств Христианских; в противопо­ложность этой высоте, живо и верно исчислены недо­статки человека, показаны его немощь и недостоин­ство. Из этих молитв сияет, как солнце с неба, непости­жимая благость Бога, по причине которой Он благово­лит тесно соединяться с человеком, несмотря на нич­тожность человека.

Утренние молитвы так и дышат бодростью, свеже­стью утра: увидевший свет чувственного солнца и свет земного дня научается желать зрения высшего, духовно­го Света и дня бесконечного, производимых Солнцем правды — Христом.

Краткое успокоение сном во время ночи — образ продолжительного сна во мраке могилы. И воспомина­ют нам молитвы на сон грядущим преселение наше в веч­ность, обозревают всю нашу деятельность в течение дня, научают приносить Богу исповедание соделанных согрешений и покаяние в них.

Молитвенное чтение Акафиста сладчайшему Иису­су, кроме собственного своего достоинства, служит пре­восходным приготовлением к упражнению молитвою Иисусовою, которая читается так: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Эта молитва составляет почти единственное упражнение преуспевших под­вижников, достигших в простоту и чистоту, для которых всякое многомышление и многословие служит обреме­нительным развлечением. Акафист показывает, какими мыслями может быть сопровождаема молитва Иисусо­ва, представляющаяся для новоначальных крайне сухою. Он, на всем пространстве своем, изображает одно прошение грешника о помиловании Господом Иисусом Христом; но этому прошению даны разнообразные формы, сообразно младенчественности ума новона­чальных. Так младенцам дают пищу, предварительно размягченную.

В Акафисте Божией Матери воспето вочеловече­ние Бога-Слова и величие Божией Матери, Которую за рождение Ею вочеловечившегося Бога ублажают вси роди (Лк.1:48). Как бы на обширной картине бесчисленными дивными чертами, красками, оттенками изображено в Акафисте великое Таинство вочеловечения Бога-Сло­ва. Удачным освещением оживляется всякая карти­на, — и необыкновенным светом благодати озарен Ака­фист Божией Матери. Свет этот действует сугубо: им просвещается ум; от него сердце исполняется радости и извещения. Непостижимое приемлется, как бы впол­не постигнутое, по чудному действию, производимому на ум и сердце.

Многие благоговейные христиане, в особенности иноки, совершают очень продолжительно вечернее правило, пользуясь тишиною и мраком ночи. К молит­вам на сон грядущим они присовокупляют чтение ка­физм, чтение Евангелия, апостола, чтение акафистов и поклоны с молитвою Иисусовою. В те часы, в кото­рые слепотствующий мир предается буйным и шум­ным увеселениям, рабы Христовы плачут в тишине своих келий, изливая усердные молитвы пред Госпо­дом. Проведши ночь в бдении безумном, сыны мира встречают наступающий день в омрачении и унынии духа; в веселии и бодрости духа, в сознании и ощуще­нии необыкновенной способности к богомыслию и ко всем благим делам встречают рабы Божии тот день, которому предшествующую ночь они провели в молит­венном подвиге.

Господь повергался на колени во время молитвы Своей; и ты не должен пренебрегать коленопреклоне­ниями, если имеешь достаточно сил для совершения их. Поклонением до лица земли, по объяснению отцов, изображается наше падение, а восстанием с земли — наше искупление (Слово св. Феолипта. Добротолюбие, ч. 2). Пред начатием вечернего правила особенно полезно положить посильное число поклонов: от них тело несколько утомится и согреется, а сердцу сообщится чувство благочестивой печали; тем и другим приготовится чтение правила усердное и внимательное.

При совершении правила и поклонов никак не дол­жно спешить; должно совершать и правила и поклоны с возможною неспешностью и вниманием. Лучше ме­нее прочитать молитв и менее положить поклонов, но со вниманием, нежели много без внимания.

Избери себе правило, соответствующее силам. Ска­занное Господом о субботе, что она для человека, а не человек для нее (Мк.2:27), можно и должно отнести ко всем подвигам благочестивым, а между ними и к молитвен­ному правилу. Молитвенное правило для человека, а не человек для правила: оно должно способствовать чело­веку к достижению духовного преуспеяния, а не служить бременем неудобоносимым, сокрушающим телесные силы и смущающим душу. Тем более оно не должно слу­жить поводом к гордостному и пагубному самомнению, к пагубному осуждению и унижению ближних.

Благоразумно избранное молитвенное правило, со­ответственно силам и роду жизни, служит большим по­собием для подвизающегося о спасении своем. Совершать его в положенные часы обращается в навык в не­обходимую естественную потребность. Стяжавший этот блаженный навык едва приближается к обычному мес­ту совершения правил, как душа его уже наполняется молитвенным настроением: он не успел еще произнес­ти ни одного слова из читаемых им молитв, а уже из сердца преливается умиление, и ум углубился весь во внутреннюю клеть.

«Предпочитаю, — сказал некоторый великий отец (Прп. Матой. Алфавитный Патерик Скитский. Буква М), — непродолжительное правило, но постоянно исполняемое, продолжительному, но в скором времени оставляемому». А такую участь всегда имеют молитвен­ные правила, несоразмерные силе: при первом порыве горячности подвижник выполняет их некоторое время, конечно, обращая более внимания на количество, не­жели на качество; потом изнеможение, производимое подвигом, превосходящим силы, постепенно принужда­ет его сокращать и сокращать правила.

И часто подвижники, безрассудно уставившие для себя обременительное правило, переходят от много­трудного правила прямо к оставлению всякого правила. По оставлении правила, и даже при одном сокращении его, непременно нападает на подвижника смущение. От смущения он начинает чувствовать душевное расстрой­ство. От расстройства рождается уныние. Усилившись, оно производит расслабление и исступление, а от дей­ствия их безрассудный подвижник предается праздной, рассеянной жизни, с равнодушием впадает в самые гру­бые согрешения.

Избрав для себя соразмерное силам и душевной по­требности молитвенное правило, старайся тщательно и неупустительно исполнять его: это нужно для поддер­жания нравственных сил души твоей, как нужно для поддержания телесных сил ежедневное, в известные часы, достаточное употребление здоровой пищи. «Не за оставление псалмов осудит нас Бог в день суда Своего, — говорит святой Исаак Сирский, — не за оставление молитвы, но за последующий оставлению их вход в нас бесов. Бесы, когда найдут место, войдут и затворят двери очей наших: тогда исполняют нами, их орудиями, насильственно и нечисто, с лютейшим отм­щением, все воспрещенное Богом. И по причине остав­ления малого (правила), за которое сподобляются зас­тупления Христова, мы делаемся подвластными (бе­сам), как написано некоторым премудрым: «Не покоря­ющий воли своей Богу, подчинится сопернику своему». Эти (правила), кажущиеся тебе малыми, соделаются для тебя стенами против старающихся пленить нас. Совер­шение этих (правил) внутри кельи премудро установле­но учредителями церковного устава, по откровению свыше, для хранения живота нашего» (Исаак. Слово 17).

Великие отцы, пребывавшие от обильного действия благодати Божией в непрестанной молитве, не остав­ляли и правил своих, которые обыкли они совершать в известные часы нощеденствия. Многие доказательства этого видим в житиях их: Антоний Великий, совершая правила девятого часа — церковный девятый час соот­ветствует третьему часу пополудни — сподобился Боже­ственного откровения; когда преподобный Сергий Ра­донежский занимался молитвенным чтением Акафиста Божией Матери, явилась ему Пресвятая Дева в сопро­вождении апостолов Петра и Иоанна.

Возлюбленнейший брат! Покори свою свободу пра­вилу: оно, лишив тебя свободы пагубной, свяжет тебя для того только, чтоб доставить тебе свободу духовную, свободу во Христе. Цепи сначала покажутся тягостны­ми; потом сделаются драгоценными для связанного ими. Все святые Божии приняли на себя и несли благое иго молитвенного правила: подражанием им и ты последуй в этом случае Господу нашему Иисусу Христу, Который, вочеловечившись и указуя нам Собою образ поведения, действовал так, как действовал Отец Его (Ин.5:19), говорил то, что заповедал Ему Отец (Ин.12:49), имел целью исполнение во всем воли Отца (Ин.5:30). Воля Отца и Сына и Святаго Духа — одна. По отношению к человекам она заключается в спасении человеков. Всесвятая Троице, Боже наш! Сла­ва Тебе. Аминь.

СЛОВО О ЦЕРКОВНОЙ МОЛИТВЕ

Без всякого сомнения, превосходнейшее по досто­инству своему из всех зданий земных есть храм, или дом Божий, церковь; слова эти тождезначущи (Новая Скрижаль, гл. 1). Хотя Бог присутствует повсюду, но в церкви присутствие Его проявляется особенным образом: самым ощутитель­ным и самым полезнейшим для человека. Тогда только явление Бога еще полезнее и еще ощутительнее для человека, когда человек сам соделается храмом Божи­им, соделавшись обителью Святаго Духа, подобно апо­столам и другим величайшим святым. Но такого состо­яния достигают весьма редкие из христиан. И потому, оставляя до другого времени беседу о нерукотворен­ном, богозданном, словесном храме Божием — челове­ке и о богослужении, какое в нем должно отправлять­ся, побеседуем теперь о вещественном Божием храме, созданном руками человеческими, о молитвословиях, отправляемых в нем, о обязанности христианина тща­тельно посещать храм Божий, о пользе такового посе­щения.

Божий храм есть земное небо: «в храме славы Твоея Господи стояще, на небеси стояти мним», воспевает свя­тая Церковь (Последование Утрени, тропарь по славословии). Храм есть место общения Бога с челове­ками: в нем совершаются все христианские таинства. Божественная литургия и хиротония не могут быть со­вершены нигде, как только в храме. И прочие таинства тоже должны быть совершаемы в храме: по крайней нужде допускается совершение их, особливо исповеди и Елеосвящения, в домах. Деннонощно храм Божий ог­лашается славословием Бога; для слов мира сего в нем нет места. Все в храме Божием свято: и самые стены, и помост, и воздух. Постоянно хранит его Ангел Божий; Ангелы Божии и святые торжествующей Церкви нисхо­дят в него. Присутствие в таком священном здании со­ставляет величайшее счастье для земного странника. Святой пророк Давид, хотя был царь, хотя имел обшир­ные и великолепные палаты, хотя обладал всеми сред­ствами земного наслаждения и увеселения, но, как бы рассмотрев все и оценив все должным образом, сказал: Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Гос­подни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню, и посещати храм святый Его (Пс.26:4). Это произнес устами Дави­да Святый Дух. Кто во время земной жизни будет по воз­можности часто посещать храм Божий, как бы жить в нем, тот, разлучившись с телом, весьма удобно перей­дет для вечного празднования в небесный, нерукотво­ренный храм, которого зиждитель — Бог. В храме мы и молимся, и назидаемся, и очищаемся от грехов, и сооб­щаемся с Богом.

Пример посещения храма Божия показал нам Спа­ситель (Ин.7:14), показали и святые апостолы (Деян.3:1). Христиане всех времен признавали тщательное посещение храма Божия своею неотложною обязанностью. Святой Ди­митрий Ростовский уподобляет посещение храма, во время всех отправляемых в нем молитвословий, царс­кой дани, которую каждый ежедневно должен выпла­тить [52]. Если присутствие при каждом богослужении, совершаемом в церкви, признается святым пастырем непременною обязанностью каждого благочестивого христианина, тем более такое присутствие есть свя­щенная обязанность инока. От дани увольняются ни­щие по нищете своей; и от постоянного хождения в церковь увольняются больные, удерживаемые недугом в келье своей. От дани свободны сановники царя; и от постоянного хождения в церковь свободны преуспев­шие иноки, упражняющиеся в умственных подвигах и пожинающие от них обильный плод, долженствую­щий быть скрытым от людей. От дани свободны вои­ны и все, находящиеся на царской и государственной службе; от постоянного хождения в церковь свободны иноки, занятые во время богослужения послушаниями. Блюди, чтоб под предлогом послушания, или келейно­го занятия умственным подвигом, или даже мнимой немощи, не подействовала тайно и с оправданием кознь диавола, который ненавидит молитву, как матерь добродетелей и как меч, сокрушающий лукавых духов, который употребляет все усилия и все средства, при­давая этим средствам всевозможную благовидность, чтоб отвлечь человека от молитвы, обезоружить, обе­зоруженного погубить или уязвить [53].

Церковных молитвословий считается семь, но они совокупляются в три отдела: 1) вечерня, 2) повечерие, 3) полунощница, 4) утреня с первым часом, 5) третий час, 6) шестой час, 7) девятый час. Вечерня, с которой начинается служба каждых суток, отправляется вместе с повечерием и девятым часом; девятый час читается пред вечернею. Утреня отправляется с первым часом и полу­нощницею; полунощница читается пред утренею, пер­вый час после утрени. Третий и шестой час читаются вместе с изобразительными, которые читаются после часов. Когда утреня соединяется с вечернею или вели­ким повечерием, тогда молитвословие называется все­нощным бдением. Оно отправляется пред великими праздниками, в честь праздников. Действие всенощно­го бдения на подвижника заключается в том, что про­ведший в молитве значительную часть ночи с долж­ным благоговением и вниманием ощущает на следую­щий день особенную легкость, свежесть, чистоту ума, способность к богомыслию. Посему-то и сказал святой Исаак Сирский: «Сладость, даруемая подвижникам в течение дня, источается из света нощных молитв (ноч­ного делания) на ум чистый» (Слово 40). Божественная литур­гия не причисляется к семи молитвословиям; она вне числа их, как особенное, священнейшее молитвосло­вие, которым обстановлено бескровное Божественное жертвоприношение [54].

Спасительный образ посещения храма Божия мы видим в представленном нам Евангелием посещении храма мытарем (Лк.18:10). Мытарь встал в глубине храма, не считал для себя позволительным возвести глаза к небу, но ударял в грудь, говоря: Боже, милостив буди мне грешно­му. Мытарь вышел из церкви, привлекши к себе бла­гость Божию. И ты, пришедши в церковь, если не име­ешь какого послушания в ней, встань сзади, в скромном угле или за столпом, чтоб тебе самому не развлекаться, и чтоб твое благоговение не было выставлено на позор другим; устреми око ума к сердцу, а телесное око к зем­ле и помолись Богу в сокрушении духа, не признавая за собою никакого достоинства, никакой добродетели, признавая себя виновным в бесчисленном множестве согрешений, ведомых тобою и неведомых. Мы очень много согрешаем и в неведении, и по причине нашей ограниченности, и по причине повреждения природы нашей грехом. Божественное Писание говорит: Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс.50:19). И ты, если по­молишься с сознанием греховности и нищеты своей, то Бог услышит от храма святаго Своего глас твой, и молит­венный вопль твой пред Ним внидет во уши Его (Пс.17:7): Он про­лиет на тебя свою богатую милость. Если ты имеешь какую-либо обязанность при храме, то исполняй ее с величайшим благоговением и осторожностью, как слу­жащий Богу, а не человекам.

Вместе с упомянутым мытарем, повествует Еванге­лие, взошел в церковь для молитвы фарисей. Как лицо с значением, фарисей встал на видном месте. Вероят­но, у него была мысль — она обычна всем фарисеям — принести назидание присутствующему народу своим благоприличным стоянием и молением. Тщеславие он вменял не опасным для себя, как преуспевший в добро­детели, а некоторое лицемерство извинительным в видах общей пользы. В чем же заключалась молитва фа­рисея? Он, во-первых, прославил Бога. Начало хорошее. Но вслед за тем принялся исчислять не благодеяния Божии, а свои заслуги и доблести, так что по такому исчислению следовало бы и началу быть иному. Фари­сей правильнее бы начал, если б начал прямо с про­славления себя, а не Бога. Бог прославлен только про­формою, для некоторого прикрытия гордости. Гордость эта проявилась в осуждении и уничижении ближнего, которого совесть неизвестна была фарисею, которого сознание в грехах привлекло милость Божию. Фари­сей, лицемерно прославив Бога, говорил: несмь якоже прочии человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодеи, или яко же сей мытарь. Пощуся два краты в субботу, десятину даю всего елико пригляжу. Здесь очевидны: несознание своей греховности, сознание своего достоинства, ис­текающая из них гордость, высказывающаяся осужде­нием и уничижением ближнего. Молитва фарисея не была принята Господом, Который в заключение сей приточной повести сказал: Всяк возносяйся смирится: смиряяй же себе вознесется. Из этого видно, что каждый, желающий, чтоб молитва его была принята Богом, должен приносить ее из сознания своей греховности и крайней недостаточности по отношению к доброде­тели; должен приносить ее, отвергнув сознание своих достоинств, точно ничтожных пред необъемлемым достоинством Бога; должен приносить ее из сердца, смирившегося пред всеми ближними, из сердца, полюбившего всех ближних, из сердца, простившего ближ­ним все оскорбления и обиды. Аз же, — говорит молит­венно Богу пророк, — множеством милости Твоея, вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святому Твоему, в страсе Твоем (Пс.5:8).

Великая милость Божия к человеку — учреждение общественных молитвословий в святых Божиих хра­мах. Эти молитвословия установлены апостолами, их святыми учениками и святыми отцами первых веков христианства по откровению свыше [55]. В этих молит­вословиях каждый христианин может принимать учас­тие, и неграмотный усваивает себе познания, красно­речие, поэзию духовных, святых витий и книжников христианства. При этих молитвословиях желающий может весьма удобно обучиться умственной молитве: количество молитвы приводит к качеству, сказали отцы, и потому продолжительные монастырские мо­литвословия очень способствуют подвижнику перейти от устной молитвы к умственной и сердечной. Церков­ные молитвословия содержат в себе пространное хри­стианское догматическое и нравственное богословие: посещающий неупустительно церковь и тщательно внимающий ее чтению и песнопению может отчетли­во изучиться всему нужному для православного хрис­тианина на поприще веры.

Блажен инок, всегда живущий близ храма Божия! Он живет близ неба, близ рая, близ спасения. Не отвер­гнем спасения, которое милосердием Божиим препода­но нам, так сказать, в руки. Особливо новоначальный инок должен неупустительно посещать церковь. В лета старости и изнеможения, когда и годы и болезнен­ность заключат инока почти неисходно в келье, он бу­дет питаться тем духовным припасом, который собрал во время юности и крепости своей, приметаясь в дому Божием. Духовным припасом называю умственную и сердечную молитву. Милосердый Господь да сподобит нас воспользоваться как должно нашим монашеством и прежде отшествия из земной жизни переселиться умом и сердцем на небо. Туда может вознести нас молитва, когда осенит ее Божественная благодать и молитва в человеке соделается уже не молитвою человека, но мо­литвою Святаго Духа, ходатайствующего о человеке воз­дыхании неизглаголанными (Рим.8:27). Аминь.

СЛОВО О МОЛИТВЕ УСТНОЙ И ГЛАСНОЙ

Никто из желающих преуспеть в молитве да не дер­зает легко мыслить и судить о молитве, произносимой устами и гласом при внимании ума, как о делании мало­значащем, не заслуживающем уважения. Если святые отцы говорят о бесплодии устной и гласной молитвы, не соединенной с вниманием, то из этого не должно заключать, чтоб они отвергали или уничижали и самую устную молитву. Нет! Они только требуют при ней вни­мания. Внимательная устная и гласная молитва есть начало и причина умной. Внимательная умная и глас­ная молитва есть вместе и молитва умная. Научимся сперва молиться внимательно устною и гласною молит­вою: тогда удобно научимся молиться и одним умом в безмолвии внутренней клети.

Устная и гласная молитва указана нам Священным Писанием; пример и ее, и гласного пения подал Сам Спаситель, подали святые апостолы по преемству от Господа. И воспевше, по окончании Тайной Вечери, пове­ствует святой евангелист Матфей о Господе и Его апос­толах, изыдоша в гору Елеонску (Мф.26:30). Господь молился во услышание всех пред воскрешением четверодневного Ла­заря (Ин.11:41,42). Заключенные в темнице святые апостол Павел и его спутник Сила в полночный час молились и воспевали Бога: прочие узники внимали им. Внезапно на го­лос их псалмопения трус бысть велий, яко поколебатися основанию темничному: отверзошася же абие двери вся, и всем юзы ослабеша (Деян.16:26). Молитва святой Анны, матери пророка Самуила, приводимая часто святыми отцами в образец молитвы, не была единственно умная. Та, говорит Пи­сание, глаголаше в сердце своем, токмо устне ея двизастеся, а глас ея не слышашеся (1Цар.1:13). Молитва эта хотя не была глас­ною, но, быв сердечною, была вместе и устною. Свя­той апостол Павел назвал устную молитву плодом ус­тен, — завещавает приносить жертву хваления выну Богу, сиречь плод устен, исповедающихся имени Его (Евр.13:15); повелевает глаголами себе в псалмах, пениях и песнях духовных, вместе с гласным и устным молением и песнопением воспевающе и поюще в сердцах Господеви (Еф.5:19). Он порицает невниматель­ность в устной и гласной молитве. Аще безвестен (неизве­стный, непонятный) глас труба даст, говорит он, кто уготовится на брань? Тако и вы аще не благоразумно слово (то есть неразумеваемое) дадите языком, како уразумеется глаголемое? Будете бо на воздух глаголюще (1Кор.14:8,9). Хотя апостол и сказал слова эти собственно о молящихся и возвещаю­щих внушения Святаго Духа на иностранных языках, но святые отцы с справедливостью применяют их и к мо­лящимся без внимания. Без внимания молящийся и по­тому не понимающий произносимых им слов, что дру­гое для себя самого, как не иностранец? Основываясь на этом, преподобный Нил Сорский говорит, что моля­щийся гласом и устами, без внимания, молится на воз­дух, а не Богу [56]. «Странно твое желание, чтоб Бог тебя услышал, когда ты сам себя не слышишь!» — говорит святой Димитрий Ростовский, заимствуя слова у священномученика Киприана Карфагенского (Внутренний человек, гл. 3). А это точ­но случается с молящимися устами и гласом без внима­ния: они до того не слышат себя, до того допускают себе развлечение, так далеко удаляются мыслями от молит­вы на посторонние предметы, что нередко случается им внезапно останавливаться, забыв, что читали; или же они начинают вместо слов читаемой молитвы говорить слова из других молитв, хотя открытая книга и пред их глазами. Как святым отцам не порицать такой невнима­тельной молитвы, повреждаемой, уничтожаемой рассе­янностью! «Внимание, — говорит святой Симеон Новый Богослов, — должно быть столько связуемо и неразлуч­но с молитвою, сколько связуется тело с душою, кото­рые не могут быть разлучены, не могут быть одно без другого. Внимание должно предварять и стеречь вра­гов, как некоторый страж; оно первое да подвизается на грех, да противостоит лукавым помыслам, приходящим к сердцу; вниманию же да последует молитва, немедлен­но истребляющая и умерщвляющая все лукавые помыс­лы, с которыми внимание во-первых начало борьбу: ибо оно одно не может их умертвить. От этой борьбы, про­изводимой вниманием и молитвою, зависит жизнь и смерть души. Если храним молитву посредством внима­ния чистою, то преуспеваем. Если же не стараемся хра­нить ее чистою, но оставляем нестрегомою, то ее оск­верняют лукавые помыслы, — мы соделываемся непот­ребными, лишаемся преуспеяния».

Устной, гласной молитве, как и всякой другой, дол­жно непременно сопутствовать внимание. При внима­нии польза устной молитвы — неисчислима. С нее дол­жен начинать подвижник. Ее, во-первых, преподает свя­тая Церковь своим чадам. «Корень монашеского житель­ства — псалмопение», — сказал святой Исаак Сирский (Слово 40). «Церковь, — говорит святой Петр Дамаскин, — с благою и богоугодною целью приняла песни и различные тро­пари по причине немощи ума нашего, чтоб мы неразум­ные, привлекаемые сладостью псалмопения, как бы и против воли, воспевали Бога. Те, которые могут понимать и рассматривать произносимые ими слова, прихо­дят в умиление, и таким образом, как по лестнице, мы восходим в мысли благие. По мере того, сколько преуспеваем в навыкновении Божественных мыслей, явля­ется в нас Божественное желание и влечет достигнуть того, чтоб уразуметь поклонение Отцу Духом и Исти­ною, по заповеданию Господа» [57]. Уста и язык, часто уп­ражняющиеся в молитве и чтении Слова Божия, стяжевают освящение, соделываются неспособными к празднословию, смеху, к произнесению слов шуточных, срамных и гнилых. Хочешь ли преуспеть в умной и сердечной молитве? Научись внимать в устной и гласной: внимательная устная молитва сама собою переходит в умную и сердечную. Хочешь ли научиться отгонять ско­ро и с силою помыслы, насеваемые общим врагом че­ловечества? Отгоняй их, когда ты один в келье, гласною внимательною молитвою, произнося слова ее неспеш­но, с умилением. Оглашается воздух внимательною, ус­тною и гласною молитвою — и объемлет трепет князей воздушных, расслабляются мышцы их, истлевают и ру­шатся сети их! Оглашается воздух внимательною уст­ною и гласною молитвою — и приближаются святые Ангелы к молящимся и поющим, становятся в их лики, участвуют в их духовных песнопениях, как удостоились это зреть некоторые угодники Божии, и между прочи­ми наш современник, блаженный старец Серафим Са­ровский. Многие великие отцы во всю жизнь свою упражнялись устною и гласною молитвою и притом оби­ловали дарованиями Духа. Причиною такого преуспея­ния их было то, что у них с гласом и устами были со­единены ум, сердце, вся душа и все тело; они произно­сили молитву от всей души, от всей крепости своей, из всего существа своего, из всего человека. Так преподоб­ный Симеон Дивногорец прочитывал в продолжение ночи всю Псалтирь (Житие его. Четьи-Минеи, мая в 2-й день). Святой Исаак Сирский упомина­ет о некотором блаженном старце, занимавшемся молитвенным чтением псалмов, которому попускалось ощущать чтение только в продолжение одной славы, после чего Божественное утешение овладевало им с та­кою силою, что он пребывал по целым дням в священ­ном исступлении, не ощущая ни времени, ниже себя (Слово 31). Преподобный Сергий Радонежский во время чтения акафиста был посещен Божиею Материю в сопровождении апостолов Петра и Иоанна (см. житие сего преподобного). Повествуют о пре­подобном Илларионе Суздальском: когда он читал в церкви акафист, то слова вылетали из уст его как бы ог­ненные, с необъяснимою силою и действием на пред­стоящих [58]. Устная молитва святых была одушевлена вниманием и Божественною благодатью, соединявшею разделенные грехом силы человека воедино: от того она дышала такою сверхъестественною силою и производи­ла такое чудное впечатление на слушателей. Святые вос­певали Бога во исповедании сердечном [59]; они пели и испове­довались Богу непоколеблемо [60], то есть без рассеянности; они пели Богу разумно (Пс.46:8).

Надо заметить, что преподобные иноки первых вре­мен и все желавшие преуспеть в молитве отнюдь не за­нимались или весьма мало занимались собственно пе­нием, а под именем псалмопения, о котором упомина­ется в житиях и писаниях их, должно разуметь крайне неспешное, протяжное чтение псалмов и других молитв. Протяжное чтение необходимо для сохранения строго­го внимания и избежания рассеянности. По протяжно­сти и сходству с пением такое чтение названо псалмо­пением. Оно совершалось наизусть; иноки тех времен имели правилом изучать Псалтирь наизусть: чтение псалмов наизусть особенно способствует вниманию. Такое чтение — уже не чтение, как совершающееся не по книге, а в полном смысле псалмопение — может быть отправляемо в темной келье, при закрытых гла­зах, что все охраняет от рассеянности, между тем как светлая келья, необходимая для чтения по книге, и са­мое взирание на книгу рассеевает и отторгает ум от сер­дца к внешности. «Они поют, — говорит святой Симеон Новый Богослов, — сиречь молятся усты» [61]. «Иже от­нюдь не поющий, — говорит преподобный Григорий Синаит, — такожде добре творят, аще суть в преуспея­нии: сии бо не требуют глаголати псалмы, но молчание и непрестанную молитву» [62]. Собственно чтением отцы называют чтение Священного Писания и писаний свя­тых отцов, а молитвою они называют по преимуществу молитву Иисусову, также молитву мытаря и другие са­мые краткие молитвы, обильно заменяющие псалмопе­ние, что для новоначальных непостижимо и не может быть им объяснено с удовлетворительностью, как пре­высшее душевного разума и объясняемое единственно блаженным опытом.

Братия! Будем внимательны в устных и гласных мо­литвах наших, произносимых нами при церковных службах и в уединении келейном. Не сделаем наших трудов и жизни в монастыре бесплодными нашею не­внимательностью и небрежением в деле Божием. Пагубно небрежение в молитве! Проклят, говорит Писа­ние, творяй дело Божие с небрежением (Иер.48:20). Очевидно дей­ствие этой клятвы: совершенное бесплодие и безуспеш­ность, несмотря не долголетнее пребывание в иноче­стве. Положим в основание молитвенного подвига, главного и существеннейшего между монашескими под­вигами, для которого все прочие подвиги, вниматель­ную, устную и гласную молитву, за каковую милосердый Господь дарует в свое время постоянному, терпеливому, смиренному подвижнику молитву умную, сердечную, благодатную. Аминь.

СЛОВО О ПОУЧЕНИИ ИЛИ ПАМЯТИ БОЖИЕЙ

Под именем поучения или памяти Божией святые отцы разумеют какую-либо краткую молитву или даже какую-либо краткую духовную мысль, в которой они приобучились и которую они старались усвоить уму и памяти вместо всякой мысли.

Можно ли заменить одною духовною, краткою мыс лью о Боге все прочие мысли? Можно. Святой апостол Павел говорит: Не судих бо ведети что, точию Иисуса Хри­ста, и Сего распята (1Кор.2:2). Мысль суетная, земная, постоян­но занимая человека, производит в нем оскудение разу­ма, препятствует приобретению полезных и нужных познаний: напротив того, мысль о Боге, усвоившись христианину, обогащает его духовным разумом. Стяжав­шему в себе Христа непрестанным воспоминанием о Нем поверяются Божественные тайны, неведомые плот­ским и душевным человекам, неведомые ученым зем­ным, неприступные для них: в Нем же (во Христе) суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол.2:3). Соделы­вается обладателем этих сокровищ стяжавший в себе Господа Иисуса Христа.

Поучение или память Божия, есть установление Бо­жественное. Оно заповедано Самим вочеловечившимся Божиим Словом, подтверждено Святым Духом чрез посланников Слова (апостолов). Бдите убо на всяко время молящеся (Лк.21:36), завещал некогда Господь предстоявшим уче­никам Его. Завещавает Он это и нам, ныне предстоящим Ему и умоляющим Его, да сподобит нас творить волю Его и быть Его учениками, христианами не толь­ко по имени, но и по жительству. Сказал Господь приведенные здесь слова, указывая на те нравственные и вещественные бедствия, которыми будет окружено зем­ное странствование каждого ученика Его, на те страда­ния и страхи, которые предшествуют смерти каждого из нас, сопровождают ее, последуют за ней, — на те соблаз­ны и горести, которые постигнут мир пред пришестви­ем антихриста и во время его господства, — наконец, на сотрясение и превращение вселенной во время второго славного и страшного пришествия Христова. Бдите убо на всяко время молящеся, да сподобистеся убежати всех сих, хотящих быти, и стати пред Сыном человеческим в радости спасения; стати в этой радости и после суда частного, наступающего для каждого человека вслед за разлучени­ем души его от тела, и на суде общем, на котором поста­вятся избранные одесную Судии, а отверженные ошуюю (Мф.25:32). Трезвитеся в молитвах, говорит святой апостол Петр, повторяя верующим заповедь Господа. Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити, ему же противитеся тверди верою (1Пет.4:8; 5:8,9). Повторяя и подтверждая эту всесвятую, спасительную заповедь, святой апостол Павел говорит: Непрестанно мо­литеся (1Сол.5:17). Ни о чем же пецытеся, но во всем молитвою и молением с благодарением прошения ваша да сказуются к Богу (Флп.4:6). В молитве терпите (пребывайте), бодрствующе в ней со бла­годарением (Кол.4:2). Хощу убо, да молитвы творят мужие на всяком месте, воздевающе преподобныя руки без гнева и размышле­ния (1Тим.2:8). Прилепляяйся же Господеви непрестанною молит­вою, един дух есть с Господем (1Кор.6:17). Прилепляющегося к Гос­поду и соединяющегося с Господом непрестанною мо­литвою Господь избавляет от порабощения и служения греху и диаволу: Бог же, возвещает нам Спаситель, не имать ли сотворити отмщение избранных своих, вопиющих к Нему день и нощь, и долготерпя о них? Глаголю вам, яко со­творит отмщение их вскоре (Лк.18:7,8). Признак иноческого совер­шенства — непрестанная молитва. «Достигший сего, — говорит святой Исаак Сирский, — достиг высоты всех добродетелей и соделался жилищем Святаго Духа» (Слово 21). Упражнение в непрестанной молитве, приобучение себя к ней необходимо для всякого инока, желающего достигнуть христианского совершенства. Упражнение в непрестанной молитве и приобучение себя к ней есть обязанность каждого инока, возложенная на него запо­ведью Божиею и иноческими обетами [63]. Очевидно, что святые апостолы, получившие лично от Господа запо­ведь о непрестанной молитве, передавшие ее верую­щим, сами занимались непрестанною молитвою. До принятия Святаго Духа они пребывали в одном доме, занимаясь молитвою и молением (Деян.1:14). Под именем молит­вы здесь разумеются те молитвословия, которые они совершали вместе, а под именем моления постоянное молитвенное направление их духа, непрестанная молит­ва. Когда низошел на апостолов Святый Дух, то, соде­лав их храмами Божиими, соделал вместе храмами не­престанной молитвы, как говорит Писание: Дом Мой дом молитвы наречется (Ис.56:7). «Дух, когда вселится в кого из че­ловеков, тогда человек тот не престает от молитвы: ибо Сам Дух непрестанно молится» (Св. Исаак Сирский. Слово 21). Апостолы имели только два духовных подвига: молитву и проповедь Сло­ва Божия: от проповеди Слова они возвращались к мо­литве. Они находились в непрестанной духовной бесе­де: то беседовали молитвою с Богом, то беседовали от лица Божия с человеками. В той и другой беседе действовал один и тот же Святый Дух (Деян.6:2,4). Чему мы научаем­ся из примера святых апостолов? Тому, что вслед за по­слушанием, послушанием деятельным Слову Божию, должно сосредоточить всю деятельность свою в непре­станную молитву, потому что непрестанная молитва приводит христианина в состояние, способное к при­нятию Святаго Духа. Господь, возлагавший на апосто­лов различные служения, когда соделал их способными приять Святаго Духа, то повелел им пребывать во граде Иерусалимсте, во граде мира и безмолвия, вне всякого служения: седите во граде Иерусалимсте, сказал Он им, дондеже облечетеся силою свыше (Лк.24:49).

Из писаний преподобных иноков видно, что память Божия, или поучение, были в общем употреблении у иноков первенствующей Церкви Христовой. Преподоб­ный Антоний Великий завещавает непрестанное памя­тование имени Господа нашего Иисуса Христа: «Не пре­давай забвению, — говорит он, имени Господа нашего Иисуса Христа, но непрестанно обращай его во уме тво­ем, содержи в сердце, прославляй языком, говоря: Госпо­ди Иисусе Христе помилуй меня. Также: Господи Иисусе Хрис­те, помоги мне. Также: Славословлю Тебя, Господь мой, Иисус Христос» [64].

Занимались непрестанною молитвою не только без­молвники и отшельники, но и общежительные иноки. Святой Иоанн Лествичник говорит о иноках посещен­ного им Александрийского общежития, что они «и за самою трапезою не престают от умственного подвига, но условленным и введенным в обычай знаком и мано­вением, блаженные, напоминают друг другу о молитве, совершаемой в душе. И делают они это не только за тра­пезою, но и при всякой встрече, при всяком собра­нии» (Слово 4, гл. 17). Преподобный Исаак, безмолвник Египетского Скита, поведал преподобному Кассиану Римлянину, что ему для непрестанной молитвы служит второй стих 69 псалма: Боже в помощь мою вонми, Господи помощи ми по­тщися (Cjllatio 10, cap. 10). Преподобный Дорофей, инок общежительно­го монастыря аввы Серида в Палестине, преподал уче­нику своему, преподобному Досифею, сказано в житии Досифея, непрестанно упражняться в «Памяти Божи­ей», заповедав ему постоянно произносить: Господи Иису­се Христе, помилуй мя и: Сыне Божий помоги мне [65]. Препо­добный Досифей молился попеременно то первыми, то вторыми словами преподанной ему молитвы. Она преподана была ему в таком виде по причине новоначалия ума его, чтоб ум не уныл от единообразия молитвы. Когда блаженный Досифей тяжело заболел и прибли­жался к кончине, то святой наставник его напоминал ему о непрестанной молитве: «Досифей! Заботься о молитве; смотри, чтоб не потерять ее». Когда болезнь Досифея еще более усилилась, опять святой Дорофей говорит: «Что, Досифей? Как молитва? Пребывает ли?» Из этого видно то высокое понятие, которое имели о поучении древние святые иноки. Преподобный Иоан­никий Великий непрестанно повторял в уме молитву: Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Свя­тый, Троице Святая, слава Тебе [66]. Ученик Иоанникия Ве­ликого, преподобный Евстратий, которого святой писа­тель жития его назвал Божественным, стяжал непре­станную молитву. «Он всегда Господи помилуй в себе гла­голаше», — говорит писатель жития его (Четьи-Минеи. Января в 9-й день). Некоторый отец Раифской пустыни постоянно сидел в келье, за­нимаясь плетением веревок, причем говорил с воздыха­нием, колебля главою: «Что будет?» Произнесши эти слова и несколько помолчав, опять повторял: «Что бу­дет?» В таком поучении он провел все дни жизни своей, непрестанно сетуя о том, что последует по исшествии его из тела [67]. Святой Исаак Сирский упоминает о неко­тором отце, который в течение сорока лет молился од­ною следующею молитвою: «Я, как человек, согрешил; Ты, как Бог, прости меня». Другие отцы слышали, что он поучается в этом стихе с печалью: он плакал не умолкая, и все молитвословия заменяла для него эта одна молитва день и ночь (Слово 52). Большинство монашеству­ющих всегда употребляли для поучения молитву Иису­сову: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя греш­наго. Иногда, смотря по надобности, они разделяли ее для новоначальных на две половины и говорили в тече­ние нескольких часов: Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго; потом, в течение другого промежутка време­ни: Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Впрочем, не долж­но часто переменять слов молитвы, потому что деревья, часто пересаждаемые, не укореняются, замечает святой Григорий Синаит (Добротолюбие, ч. 1. 15 глав о безмолвии, гл. 2). Избрание молитвы Иисусовой для поучения весьма основательно как потому, что имя Гос­пода Иисуса Христа содержит в себе особенную Боже­ственную силу, так и потому, что при упражнении мо­литвою Иисусовою воспоминание о смерти, о истяза­нии от духов воздушных, о изречении Богом оконча­тельного определения, о вечных муках начинает прихо­дить в свое время само собою и столь живо, что приве­дет подвижника в обильные непрестанные слезы, в горькое рыдание о себе, как о мертвеце, уже погребен­ном и смердящем, ожидающем оживления от всесиль­ного Божия Слова (Ин.11:39,43,44).

Польза от поучения, или памяти Божией, неисчис­лима: она превыше слов, превыше постижения. И те, которые ощутили ее, не в силах вполне объяснить ее. Непрестанная молитва, как заповедь Божия и дар Бо­жий, необъяснима человеческим разумом и словом. Краткая молитва собирает ум, который если не будет привязан к поучению, сказал некто из отцов, то не мо­жет престать от парения и скитания всюду (Св. Исаак Сирский. Слово 72). Краткую молитву подвижник может иметь на всяком месте, во всякое время, при всяком занятии, особенно телесном. Даже присутствуя при церковном богослужении, полез­но заниматься ею, не только при не довольно внятном чтении, но и при чтении отчетливом. Она способствует внимать чтению, особливо когда вкоренится в душе, сделается как бы естественною человеку. Поучение во­обще, в особенности Иисусова молитва, служит превос­ходным оружием противу греховных помыслов. Следу­ющее изречение святого Иоанна Лествичника повторе­но многими святыми писателями: «Иисусовым именем поражай ратников сопротивного: ибо ни на небеси, ни на земли не найдешь оружия более крепкого» (Слово 21, гл. 7). От не­престанной молитвы подвижник приходит в нищету духовную: приучаясь непрестанно просить Божией по­мощи, он постепенно теряет упование на себя; если сделает что благопоспешно, видит в том не свой успех, а милость Божию, о которой он непрестанно умоляет Бога. Непрестанная молитва руководствует к стяжа­нию веры, потому что непрестанно молящийся начи­нает постепенно ощущать присутствие Бога. Это ощу­щение мало-помалу может возрасти и усилиться до того, что око ума яснее будет видеть Бога в промысле Его, нежели сколько видит чувственное око веществен­ные предметы мира; сердце ощутит присутствие Бога. Узревший таким образом Бога и ощутивший Его при­сутствие не может не уверовать в Него живою верою, являемою делами. Непрестанная молитва уничтожает лукавство надеждою на Бога, вводит в святую просто­ту, отучая ум от разнообразных помыслов, от составле­ния замыслов относительно себя и ближних, всегда содержа его в скудости и смирении мыслей, составля­ющих его поучение. Непрестанно молящийся посте­пенно теряет навык к мечтательности, рассеянности, суетной заботливости и многопопечительности, теря­ет тем более чем более святое и смиренное поучение будет углубляться в его душу и вскореняться в ней. На­конец, он может прийти в состояние младенчества, за­поведанное Евангелием, соделаться буим ради Христа, то есть утратить лжеименный разум мира и получить от Бога разум духовный. Непрестанною молитвою уничтожается любопытство, мнительность, подозри­тельность. От этого все люди начинают казаться доб­рыми; а от такого сердечного залога к людям рождает­ся к ним любовь. Непрестанно молящийся пребывает непрестанно в Господе, познает Господа как Господа, стяжавает страх Господень, страхом входит в чистоту, чистотою в Божественную любовь. Любовь Божия ис­полняет храм свой дарованиями Духа.

Говорит преподобный авва Исаия Отшельник о по­учении: «Благоразумный богач скрывает внутри дома сокровища свои: сокровище, выставленное наружу, под­вергается хищничеству воров и наветуется сильными земли: так и монах смиренномудренный и добродетель­ный таит свои добродетели, как богач сокровища, не исполняет пожеланий падшего естества. Он укоряет себя ежечасно и упражняется в тайном поучении, по сказанному в Писании: согреяся во мне сердце мое, и в поуче­нии моем разгорится огнь (Пс.38634). О каком огне говорит здесь Писание? О Боге: Бог наш есть огнь поядаяй (Евр.12:29). Огнем ра­стопляется воск и иссушается тина скверных нечистот: так и тайным поучением иссушаются скверные помыс­лы и истребляются из души страсти, просвещается ум, уясняется и утончается мысль, изливается радость в сердце. Тайное поучение уязвляет бесов, отгоняет злые помыслы: им оживотворяется внутренний человек. Во­оружающегося тайным поучением укрепляет Бог; Анге­лы преподают ему силу; человеки прославляют его. Тай­ное поучение и чтение соделывают душу домом, отвсю­ду затворенным и заключенным, столпом неподвиж­ным, пристанищем тихим и безмятежным. Оно спасает душу, охраняя ее от колебания. Очень смущаются и мол­чат бесы, когда инок вооружает себя тайным поучени­ем, которое заключается в молитве Иисусовой: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, — чтением в уединении споспешествует упражнению в поучении. Тайное поучение есть зеркало для ума, светильник для совести. Тайное поучение иссушает блуд, укрощает ярость, отгоняет гнев, отъемлет печаль, удаляет дер­зость, уничтожает уныние. Тайное поучение просвеща­ет ум, отгоняет леность. От тайного поучения рождается умиление, вселяется в тебя страх Божий: оно при­носит слезы. Тайным поучением доставляется монаху смиренномудрие нелестное, бдение благоумиленное, молитва несмущенная. Тайное поучение есть сокровище молитвенное: оно отгоняет помыслы, уязвляет бе­сов, очищает тело. Тайное поучение научает долготер­пению, воздержанию; причастнику своему возвещает о геенне. Тайное поучение соблюдает ум немечтатель­ным и приносит ему размышление о смерти. Тайное поучение исполнено всех благих дел, украшено всякою добродетелью, всякого скверного дела непричастно и чуждо» (Алфавитный Патерик Скитский, буква Н).

Святой Исаак Сирский: «Кого поучение непрестан­но в Боге, тот отгоняет от себя бесов и искореняет семя злобы их. Веселится сердце в откровениях у того, кто непрестанно внимает душе своей. Обращающий зрение ума своего в себя зрит в себе зарю Духа. Возгнушавший­ся всяким парением (скитанием, рассеянностью) зрит Владыку во внутренней клети сердца своего... Небо внут­ри тебя, если будешь чист, и в самом себе увидишь Ан­гелов с светом их, и с ними Владыку их, и внутри их... Сокровище смиренномудрого внутри его, и оно — Гос­подь... Страсти изгоняются и искореняются непрестан­ным поучением о Боге: оно — меч, убивающий их. Же­лающий увидеть Господа внутри себя старается очис­тить свое сердце непрестанною памятью Божиею: та­ким образом светлостью очей ума будет на всякий час зреть Господа. Что приключается рыбе, вынутой из воды, то приключается и уму, исшедшему из памяти Бо­жией и блуждающему в воспоминаниях мира... Страшен бесам, любезен Богу и Ангелам Его тот, кто ночью и днем с горячею ревностью взыскует Бога в сердце сво­ем и искореняет из него прозябающие прилоги врага (Слово 8). Без непрестанной молитвы невозможно приблизиться к Богу» (Слово 69). Преподобный Кассиан Римлянин: «Моление сим малым стихом (вышеупомянутым вторым стихом 69 псалма) должно быть непрестанное, чтоб искушения нас не ниспровергли, чтоб в благополучии сохранить­ся от превозношения. Поучение в сем малом стихе, го­ворю, да вращается в персях твоих непрестанно. Не преставай повторять его, в каком бы ни был деле, или послушании, или если б ты находился в путешествии. Поучайся в нем и отходя ко сну, и употребляя пищу, и при исправлении нижайших нужд телесных. Такое уп­ражнение сердца соделается для тебя спасительным правилом, которое не только сохранит тебя неповреж­денным при всяком нападении демонов, но и, очистив от всяких телесных страстей, возведет к невидимым и небесным видениям, вознесет к неизреченной, весьма немногим по опыту известной высоте молитвы. Сей малый стих будет удалять от тебя сон, доколе ты, обра­зовавшись сим неизъяснимым словами упражнением, не приучишься заниматься им и во время сна. Он, ког­да случится тебе пробудиться, первый будет приходить тебе на мысль; он, когда проснешься, будет предупреж­дать все прочие помышления; он, когда встанешь с одра твоего, будет занимать тебя, доколе не начнешь коленопреклонений; он будет провожать тебя ко вся­кому труду и делу; он во всякое время будет за тобою следовать. В нем поучайся, по заповеданию законода­теля (то есть Моисея, законодателя израильского), сидя в дому и шествуя по пути, ложась спать и вставая от сна; напиши его на порогах и на дверях уст твоих: напиши его на стенах дома твоего и во внутренних со­кровищах персей твоих, так, чтоб он, когда ты возле­жишь, был готовым для тебя псалмопением, когда же встанешь и приступишь к исправлению всего необхо­димого для жизни, удобною к отправлению и непрес­танною молитвою» [68].

Святой Иоанн Златоуст: «Братия! Умоляю вас: не допустите себе когда-либо престать от совершения пра­вила, сей молитвы или презреть его... Инок употребляет ли пищу или питие, сидит ли или служит, путешествует ли или что другое делает, должен непрестанно вопить: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! чтоб имя Господа Иисуса, сходя в глубину сердца, смирило змея, обладающего сердечными пажитями, спасло и оживот­ворило душу. Непрестанно пребывай в имени Господа Иисуса, да поглотит сердце Господа и Господь сердце, и да будут сии два — едино» (Добротолюбие, ч. 2. Ксанфопулов гл. 21).

Брат спросил преподобного Филимона: «Что зна­чит, отец, сокровенное поучение?» Старец отвечал: «Иди, трезвись в сердце твоем и говори в мысли твоей трезвенно, со страхом и трепетом: Господи Иисусе Хрис­те, помилуй мя» (Об авве Филимоне слово зело полезно. Добротолюбие, ч. 4).

Отчего непрестанная молитва или непрестанное памятование Бога названы поучением? Оттого, что под­вижники, на делание которых низошла роса Божествен­ной благодати, обрели в повторяемой ими краткой мо­литве духовный, глубочайший, неисчерпаемый смысл, постоянно привлекавший и усугублявший их внимание своею духовною новизной. И соделывался для них крат­кий стих обширнейшею наукою, наукою из наук, а заня­тие им в точном смысле поучением.

Таковы наставления святых отцов: таково было их делание. Не только все дела и слова, — все помышления их были посвящены Богу. Вот причина обилия в них дарований Духа. Напротив того, мы небрежем о делах наших; поступаем не так, как повелевают заповеди Бо­жии, но как случится, по первому влечению чувств, по первой представившейся мысли. О словах небре­жем еще более, нежели о делах, а на помышления не обращаем никакого внимания; они рассыпаны у нас всюду, они все принесены нами в жертву суете. Ум наш, в противность состоянию ума, огражденного поучени­ем [69], подобен четверовратной храмине, которой все двери отверсты, при которой нет никакой стражи, куда может входить и откуда может выходить всякий желаю­щий, внося и вынося все, что угодно. Братия! Преста­нем от такового жительства невнимательного и бесплодного. Будем подражать деланию святых отцов, а между прочими деланиями и памятованию Бога, в кото­ром они непрестанно содержали ум свой. Юноша! Сей с прилежанием семена добродетелей, приучай с терпе­нием и понуждением себя ко всем боголюбезным уп­ражнениям и подвигам, приучайся и к памяти Божией, заключай ум твой в святое поучение. Если увидишь, что он непрестанно ускользает в посторонние и суетные по­мышления, не приди в уныние. Продолжай с постоян­ством подвиг: «Старайся возвращать, — говорит святой Иоанн Лествичник, — или, правильнее, заключать мысль в словах молитвы. Если она по младенчеству ис­торгается (из заключения в слова молитвы), опять вводи ее (в них). Свойственна ему нестоятельность (приснопод­вижность); но может дать ему стояние Тот, Кто все ус­тавляет. Если постоянно пребудешь в сем подвиге, то придет Полагающий границы морю ума твоего в тебе и скажет ему в молитве твоей: До сего дойдеши и не прейде­ши» [70]. Поучение по наружности кажется деланием странным, сухим, скучным; но в сущности есть делание многоплоднейшее, драгоценнейшее церковное преда­ние, установление Божие, сокровище духовное, достоя­ние апостолов и святых отцов, приявших и предавших его нам по велению Святаго Духа. Ты не можешь пред­ставить себе тех богатств, которых сделаешься наслед­ником в свое время, стяжав навык непрестанно памято­вать Бога. На ум и сердце новоначального не взыде, яже уготова Бог любящим Его (1Кор.2:9) не только в будущем веке, но и в сей жизни (Мк.10:30), в которой они предвкушают блаженство будущего века. «Приуготовляйся, — сказал святой Иоанн Лествичник, — непрестанною молитвою, совершаемою в тайне души твоей, к молитвенному предстоянию, и вскоре преуспеешь» (Слово 28, гл. 31). В свое время поучение обымет все существование твое; ты соделаешься от него как бы упоенным, как бы принадлежащим сему миру и вместе непринадлежащим, чуждым ему: принадлежащим по телу, непринадлежащим по уму и сердцу. Упоенный чув­ственным вином не помнит себя, забывает горе, забы­вает свой сан, свое благородство и достояние: и упоен­ный Божественным поучением соделывается хладным, бесчувственным к земным похотениям, к земной славе, ко всем земным выгодам и преимуществам. Мысль его непрестанно при Христе, Который поучением действу­ет как священным благоуханием: овем как воня смертная в смерть: овем как воня животная в живот (2Кор.2:16). Поучение умерщвляет в человеке сочувствие к миру и страстям, оживляет в нем сочувствие к Богу, ко всему духовному и святому, к блаженной вечности. «Что бо ми есть на небеси? — Вопиет упоенный поучением. Ничто. И от Тебе что восхотех на земли? Только того, чтоб мне непрестанно прилепляться к Тебе молитвою безмолвною. Иным вож­деленно богатство, иным слава, но мне вожделенно при­леплятися Богови моему и полагати на Него упование бес­страстия моего» (Пс.72:25,28. Лествица. Слово 28, гл. 25).

Слова поучения первоначально должно произно­сить языком, весьма тихим голосом, неспешно, со все­возможным вниманием, заключая, по вышеприведенно­му совету святого Иоанна Лествичника, ум в слова по­учения. Мало-помалу молитва устная перейдет в ум­ственную, а потом и в сердечную. Но на переход этот нужны многие годы. Не должно искать его преждевре­менно; пусть он совершится сам собою или, правиль­нее, да дарует его Бог в известное Ему время, смотря по духовному возрасту и обстоятельствам подвижника. Смиренный подвижник довольствуется тем, что сподобляется памятовать Бога. И это уже считает он великим благодеянием Создателя для бедной и немощной тва­ри — человека. Он признает себя недостойным благода­ти, не ищет раскрыть в себе действий ее, познавая из учения святых отцов, что такое искание имеет началом своим тщеславие, от которого — прелесть и падение, что это искание само собою уже есть обольщение, по­тому что при всеусильном искании получение благода­ти зависит единственно от Бога (Прп. Исаак Сирский. Слово 55). Он жаждет открыть в себе свою греховность и стяжать способность плача о ней. Он предоставляет себя воле всеблагого и преми­лосердого Бога, ведающего, кому полезно даровать бла­годать и для кого полезно удержать пришествие ее. Многие, получив благодать, пришли в небрежение, вы­сокоумие и самонадеянность; данная им благодать по­служила, по причине их неразумия, только к большему осуждению их. Блажен залог сердца в иноке, по которо­му он, упражняясь в каком бы то ни было подвиге, уп­ражняется вполне бескорыстно, алчет и жаждет единственно исполнить волю Божию, а себя предает со всею верою и простотою, с отвержением своих разумений, власти, воли управлению милосердого Господа Бога нашего, желающего всем человекам спастись и в разум ис­тины прийти. Ему слава во веки веков. Аминь.

СЛОВО О МОЛИТВЕ УМНОЙ, СЕРДЕЧНОЙ И ДУШЕВНОЙ

Кто с постоянством и благоговением занимается внимательною молитвою, произнося слова ее громко или шепотом, смотря по надобности, и заключая ум в слова; кто при молитвенном подвиге постоянно отвер­гает все помыслы и мечтания, не только греховные и суетные, но, по-видимому, и благие, — тому милосердый Господь дарует в свое время умную, сердечную и душев­ную молитву.

Брат! Неполезно тебе преждевременное получение сердечной, благодатной молитвы! Неполезно тебе преждевременное ощущение духовной сладости! Полу­чив их преждевременно, не приобретши предваритель­ных сведений, с каким благоговением и с какою осто­рожностью должно хранить дар благодати Божией, ты можешь употребить этот дар во зло, во вред и погибель души твоей [71]. Притом собственными усилиями раскрыть в себе благодатную, умную и сердечную молитву невозможно, потому что соединить ум с сердцем и ду­шою, разъединенные в нас падением, принадлежит единому Богу. Если же будем безрассудно принуждать себя и искать раскрытия одним собственным усилием тех даров, которые ниспосылаются единственно Бо­гом, то понесем труды тщетные. И хорошо, если б вред ограничивался потерею трудов и времени! Часто гор­достные искатели состояний, свойственных обновлен­ному естеству человеческому, подвергаются величайше­му душевному бедствию, которое святые отцы называ­ют прелестью. Это логично: самая основная точка, от ко­торой они начинают действие, ложна. Как же от лож­ного начала не быть и последствиям ложным? Таковые последствия, называемые прелестью, имеют различные виды и степени. Прелесть бывает по большей части прикрыта, а иногда и явна; нередко поставляет челове­ка в состояние расстроенное, вместе смешное и самое жалостное, нередко приводит к самоубийству и конеч­ной погибели душевной [72]. Но прелесть, понятная для многих в ее явных последствиях, должна быть изучае­ма, постигаема в самом ее начале: в мысли ложной, слу­жащей основанием всех заблуждений и бедственных душевных состояний. В ложной мысли ума уже суще­ствует все здание прелести, как в зерне существует то растение, которое должно произойти из него по насаж­дении его в землю. Сказал святой Исаак Сирский: «Пи­сание говорит: Не приидет Царствие Божие с соблюдени­ем (Лк.17:20) ожидания. Те, которые подвизались с таким душев­ным залогом, подверглись гордыни и падению. Но мы установим сердце в делах покаяния и в жительстве, бла­гоугодном Богу. Дары же Господа приходят сами собою, если сердечный храм будет чист, а не осквернен. То, чтоб искать с наблюдением, говорю, высоких Божиих да­рований, отвергнуто Церковью Божиею. Предприняв­шие это подверглись гордыни и падению. Это не при­знак, что кто-либо любит Бога, но недуг души. И как нам домогаться высоких Божиих дарований, когда Божественный Павел хвалится скорбями и признает высшим Божиим даром общение в страданиях Христовых!» (Слово 55)

Положись в молитвенном подвиге твоем вполне на Бога, без Которого невозможно ниже малейшее преус­пеяние. Каждый шаг к успеху в этом подвиге есть дар Божий. Отвергнись себя и отдайся Богу, да творит с то­бою что хочет. А хочет Он, Всеблагий, даровать тебе то, что ни на ум, ни на сердце наше не взыде (1Кор.2:9); хочет даровать толикия блага, каких наш ум и сердце, в пад­шем их состоянии, не могут даже представить себе. Не­возможно, невозможно нестяжавшему чистоты получить о духовных дарах Божиих ни малейшего понятия ни посредством воображения, ни посредством сличе­ния с приятнейшими душевными ощущениями, какие только известны человеку! С простотою и верою возло­жи попечение свое на Бога. Не послушайся представле­ний лукавого, который еще в раю говорил праотцам нашим: будете, яко бози (Быт.3:5). Ныне он же предлагает тебе безвременное и гордостное стремление к приобрете­нию духовных дарований сердечной молитвы, которые, повторяю, подает един Бог, которым определено свое время и свое место. Это место — весь сосуд, как душев­ный, так и телесный, очищенный от страстей. Позабо­тимся освободить храм — душу и тело — от идолов, от жертвоприношений идолам, от идоложертвенного, от всего, что принадлежит к кумирослужению. Как святой пророк Илия свел на поток Киссов всех жрецов и про­роков Вааловых и там предал их смерти, так и мы по­грузимся в плач покаяния и на блаженном потоке этом умертвим все начала, принуждающие сердце наше при­носить жертвы греху, все оправдания, которыми оправ­дывается, извиняется такое жертвоприношение. Омоем алтарь и все, что окружает его, слезами; удвоим, утро­им омовение, потому что нечистота душевная для омы­тия своего требует обильнейших слез. Алтарь да будет устроен из камней во имя Господне, — из ощущений, за­имствованных единственно из Евангелия; да не будет тут места для ощущений ветхого человека, как бы они ни казались невинными и изящными (3Цар. гл. 18). Тогда великий Бог низведет свой всесвятой огнь в сердца наши и соде­лает наши сердца храмом благодатной молитвы, как Он изрек Божественными устами Своими: Храм Мой, храм молитвы наречется (Мф.21:13).

Сперва обратим внимание на страсти телесные, на употребление пищи и на наиболее зависящие от изли­шества при сем употреблении блудные стремления наши. Постараемся мудро устроить состояние плоти нашей, давая ей столь много пищи и сна, чтоб она не изнемогла излишне и оставалась способною к подвигам; давая их столь мало, чтоб она постоянно носила в себе мертвость, не оживая для движений греховных. По замечанию отцов, при употреблении пищи и сна много значит сделанный навык, почему очень полезно при­учить себя заблаговременно к умеренному, малому, по возможности, их употреблению [73]. Святой Исаак Сирс­кий так выразился о посте и бдении: «Кто возлюбил общение с этими двумя добродетелями в течение всего жития своего, тот соделается наперсником целомудрия. Как начало всех зол есть удовлетворение чрева и рас­слабление себя сном, возжигающие блудную страсть, так и святой Божий путь и основание всех добродете­лей есть пост, и бдение, и бодрствование в службе Бо­жией при распятии тела в течение целой ночи отъяти­ем у него сладости сна. Пост есть ограждение всякой добродетели, начало подвига, венец воздержников, красота девства и освящения, светлость целомудрия, начало христианского пути, мать молитвы, источник целомудрия и разума, учитель безмолвия. Он предше­ствует всем добрым делам. Как последует здравию очей желание света, так посту, совершаемому с рассуж­дением, последует желание молитвы. Когда кто начнет поститься, тогда от поста приходит в желание беседы с Богом во уме своем. Не терпит тело постящегося про­вести на постели всю ночь. Когда печать пощений на­ложена на уста человека, тогда помысл его поучается в умилении, сердце его источает молитву, лицо его обле­чено сетованием, далеко отстоят от него помышления постыдные. Веселие не видится в глазах его; он — враг прихотям и суетным беседам. Никогда не было видно, чтоб постящийся с рассуждением был порабощен злым пожеланием. Пост с рассуждением есть великий храм всех добродетелей. Нерадящий о нем не оставляет не­потрясенною ни одной добродетели. Пост есть запо­ведь, с самого начала данная естеству нашему во охра­нение его при вкушении пищи; от нарушения поста пало созданное начало бытия нашего. Откуда истекла пагуба, оттуда обратно начинают подвижники шество­вать к страху Божию, когда они начнут хранить Закон Божий» (Слово 21). Предающийся излишнему сну и чревоугодию не может не оскверняться сладострастными движения­ми. Доколе волнуются этими движениями душа и тело, доколе ум услаждается плотскими помыслами, дотоле человек не способен к новым и неведомым ему движе­ниям, которые возбуждаются в нем от осенения его Святым Духом.

Сколько нужен пост для желающего заняться и пре­успеть в умной молитве, столько нужно для него и без­молвие или крайнее уединение, — вообще возможное удаление от скитания. Живя в монастыре, выходи из монастыря как можно реже; при отлучках из монасты­ря как можно скорее возвращайся в монастырь; посе­щая город или село, со всею внимательностью храни свои чувства, чтоб не увидеть, не услышать чего-либо душевредного, чтоб не получить нечаянной и непредви­денной смертоносной раны. В монастыре знай цер­ковь, трапезу и свою келью; в келье к другим братиям ходи только по уважительной причине, — если можно, отнюдь не ходи; посещай келью твоего наставника и духовного отца, если ты так счастлив, что в наши вре­мена нашел наставника; и то посещай своевременно и по требованию нужды, а никак не от уныния и не для празднословия. Приучи себя к молчанию, чтоб ты мог безмолвствовать и среди людей. Говори как можно мень­ше, и то по крайней нужде. Тяжко претерпевать злострадание безмолвия для привыкшего к рассеянности; но всякий желающий спастись и преуспеть в духовной жизни непременно должен подчинить себя этому злостраданию и приучить себя к уединению и безмол­вию. После кратковременного труда безмолвие и уеди­нение соделаются вожделенными по причине плодов, которые не замедлит вкусить душа благоразумного без­молвника. Преподобный Арсений Великий, находясь в миру, молил Бога, чтоб Бог наставил его, как спастись, и услышал голос, провещавший ему: «Арсений! Беги от человеков и спасешься». Когда преподобный поступил в Египетский скит, в котором проводили жительство великие по святости иноки, он снова молил Бога: «На­учи меня спастись», — и услышал голос: «Арсений! Беги, молчи, безмолвствуй: это корни безгрешия». Свя­той Исаак Сирский говорит о преподобном Арсении Великом: «Молчание помогает безмолвию. Как это? Живя в многолюдной обители, невозможно нам не встречаться с кем-либо. Не мог избежать этого ниже равноангельский Арсений, более других возлюбивший безмолвие. Невозможно не встречаться с отцами и бра­тиями, живущими с нами; встреча эта прилучается нео­жиданно и в то время, когда кто идет в церковь или в какое другое место. Когда достоблаженный этот муж (преподобный Арсений) увидел все это и что ему, как жительствующему близ селения человеческого (хотя он и жил в Египетском скиту, наполненном совершенны­ми иноками), невозможно было избежать по большей части сближения с мирскими людьми и иноками, оби­тавшими в тех местах: тогда он научился от благодати сему способу — постоянному молчанию. Если по необ­ходимости он отверзал дверь кельи для некоторых, то оно утешались только лицезрением его: беседа и по­требность ее оставались излишними» (Слово 41). Говорит тот же святой Исаак: «Более всего возлюби молчание: оно при­ближает тебя к плоду. Язык недостаточен к изложению тех благ, которые рождаются от молчания. Во-первых, понудим себя к молчанию, тогда от молчания рождает­ся в нас нечто, наставляющее нас родившему его мол­чанию. Да дарует тебе Бог ощутить нечто, рождаемое молчанием. Если ты начнешь жить сим жительством, то не умею и сказать, коликий свет воссияет тебе отсю­да. Не подумай, брат, что дивный Арсений — как сказы­вают о нем, что когда входили к нему отцы и братия, приходившие видеть его, то он принимал их молча и отпускал молча — поступал так только потому, что хо­тел: он поступал так потому, что сначала понудил себя на это делание. Сладость некоторая рождается по вре­мени в сердце от обучения деланию сему и с понужде­нием наставляет тело пребывать в безмолвии. В сем жительстве рождается нам множество слез и видение дивное» (Слово 41). Святой Исаак в 75-м слове говорит: «В тече­ние многого времени будучи искушаем десными и шуими, сам искусив себя многократно следующими двумя образами жительства, приняв от противника (диавола) бесчисленные язвы, сподобившись великих таинствен­ных заступлений, я, вразумленный благодатию Божиею, приобрел многими годами и опытами опытное, ниже­следующее познание. Основание всех добродетелей, воззвание души из плена вражия, путь, ведущий к Боже­ственному свету и животу, заключается в сих двух обра­зах жительства: в том, чтоб в одном месте собрать себя в себя и непрестанно поститься. Это значит: установить себе премудро и разумно правило воздержания чрева в постоянном, неисходном жилище, при непрестанном упражнении и поучении в Боге. Отсюда проистекает покорность чувств, отсюда трезвение ума, отсюда укро­щение свирепых страстей, движущихся в теле, отсюда кротость помыслов, отсюда движение светлых мыслей, отсюда тщание к деланию добродетелей, отсюда высо­кие и тонкие разумения, отсюда безмерные слезы во всякое время и памятование смерти; отсюда то чистое целомудрие, которое отстоит от всякого мечтания, ис­кушающего ум; отсюда быстрозрение и острота уразу­мения далеко отстоящих (то есть добра и зла, могущих быть отдаленными последствиями всякого делания); от­сюда глубочайшие таинственные разумения, которые постигает ум силою Божия Слова, и внутреннейшие движения, возникающие в душе, и различение и рассуж­дение духов от святых сил и истинных видений от сует­ных мечтаний; отсюда страх путей и стезь в море мыс­ли, отсекающий нерадение и небрежение, отсюда пла­мень ревности, попирающий всякую беду, возвышаю­щий превыше всякого страха, — та горячность, которая презирает всякую похоть и истребляет ее из мысли, производит забвение всякого воспоминания о преходящем и о всем, принадлежащем сему миру и веку. Короче сказать: отсюда свобода истинного человека, радость и воскресение души, упокоение ее со Христом в Царстве небесном. Если же кто вознерадит о сих двух образах жительства, тот да знает, что он не только лишил себя всего вышесказанного, но и потрясает презрением сих двух добродетелей основание всех добродетелей. Как сии две добродетели суть начало и глава Божественно­го делания в душе, дверь и путь ко Христу, если кто удер­жит их и претерпит в них, так, напротив, если кто оста­вит их и отступит от них, тот приходит к двум противоположным им образам жительства, то есть к телесному скитанию и к бесстыдному чревообъядению. Это — на­чала противному сказанного выше и устрояют место в душе для страстей».

«Первое из этих начал прежде всего разрешает чув­ства, уже пришедшие в повиновение, от уз, которыми они удерживались. Что же делается от этого? Отсюда неподобающие и неожиданные приключения, близкие к падениям [74]; восстание сильных волн; лютое разжже­ние, возбуждаемое зрением, овладевающее телом и содержащее его в своей власти; удобные поползновения в (принятом благочестивом) образе мыслей; неудержи­мые помыслы, влекущие к падению; охлаждение тепло­ты к делам Божиим и постепенное изнеможение в люб­ви к безмолвию, наконец, совершенное оставление начатого образа жизни; обновление забытых зол и науче­ние новым, дотоле неизвестным, по причине непрес­танных новых встреч, невольно и многообразно пред­ставляющихся зрению при переселении из страны в страну, из места в другое место. Страсти, благодатью Божиею уже умерщвленные в душе и истребленные в уме забвением воспоминания о них, опять начинают приходить в движение и понуждать душу к деланию их. Вот что — не исчисляю подробно всего прочего — от­крывается (в иноке) от первого начала, то есть от ски­тания тела, по отвержении терпеливого злострадания в безмолвии. Что же бывает и от другого начала, то есть когда начато будет дело свиней? В чем заключается дело свиней, как не в оставлении чрева без устава для него, как не в непрестанном насыщении его без определен­ного времени для удовлетворения потребности его, в противоположность обычаю словесных? Что последует за этим? Тяжесть головы, значительное отягчение тела с ослаблением плеч. От сего делается необходимым упу­щение в службе Божией; является леность, недопущаю­щая творить поклонов при молитвенном правиле; нера­дение о обычных коленопреклонениях; помрачение и хладность мысли; дебелость ума, нерассудительность его по причине возмущения и особенного помрачения помыслов; дебелый и густой мрак, распростертый на всей душе; обильное уныние при всяком деле Божием, равно и при чтении, по причине неспособности ко вку­шению сладости Слова Божия; оставление нужнейших упражнений; неудержимый ум, парящий по всей земле; накопление обильной влаги во всех членах; нечистые мечтания ночью, представляющие душе скверные и не­потребные образы, исполненные похоти и в самой душе исполняющие свое нечистое хотение. Постеля окаянно­го сего, одеяния его и самое тело оскверняются множе­ством постыдного истицания, истощающегося из него, как из источника. И это случается с ним не только но­чью, но и днем; тело постоянно точит нечистоты и оскверняет мысль; так что человек по причине сих обстоя­тельств лишается надежды сохранить целомудрие, ибо сладость скоктаний действует во всем теле его с непрестанным и с нестерпимым разжжением, и пред ним об­разуются обольстительные мысленные образы, изобра­жающие пред ним красоту, раздражающие его во вся­кое время, и склоняют ум к сочетанию с собою (с эти­ми мысленными образами красоты). Без сомнения, он сочетавается с ними размышлением о них и похотени­ем их, по причине омрачения рассудительности его. Сие то и есть, о чем сказал пророк: Таково воздаяние сестры твоея Содомы, которая наслаждалась, вкушая хлеб до сытости, и прочее [75]. Но и следующее было ска­зано некоторым из великих мудрецов: Если кто будет питать тело свое, доставляя ему наслаждение, тот ввер­гает душу свою в великую брань (борение). Таковый, если когда и придет в себя, захочет понудить себя и удер­жать, то не возможет (сего сделать) по причине чрез­мерного разжжения телесных движений, по причине насилия и могущества раздражений и обольщений, пле­няющих душу похотениями своими. Видишь ли здесь тонкость безбожных сил? Опять тот же говорит: на­слаждение тела, при его мягкости и влажности юноше­ских, соделывается причиною скорого стяжания душою страстей; ее обымает смерть, и, таким образом, она подпадает под суд Божий. Напротив того, душа, непрес­танно поучающаяся в памятовании своих обязанностей, почивает в свободе своей; попечения ее умалены; она не заботится ни о чем (временном), заботится о добро­детели, обуздывая страсти и храня добродетели; она находится постепенно в преуспеянии, в беспопечитель­ной радости, в животе благом и пристанище безбедном. Телесное же наслаждение не только укрепляет страсти и восстановляет их на душу, но даже искореняет ее из ее оснований. При том возжигается им чрево к невоз­держанию и к блудным бесчинным ощущениям. Они побуждают безвременно употреблять пищу. Ратуемый им не хочет потерпеть небольшого голода, чтобы возоб­ладать собою, потому что он в плену у страстей». По­добным образом рассуждают и все святые отцы, кото­рых мы не приводим здесь, чтоб не очень распространить Слово.

Оградив наше жительство снаружи воздержанием от излишества и наслаждения при употреблении пищи и пития, оградив его зависящим от нас уединением, то есть безвыходным пребыванием в монастыре и уклоне­нием от знакомства вне и внутри монастыря, обратим внимание, на душевные страсти. Обратим внимание, прежде всего, по заповеди Господа, на гнев (Мф.5:22), имеющий основанием своим гордость (Прп. Марк подвижник. Слово к Николаю иноку). Простим отцам и брати­ям нашим, близ и далече пребывающим, живым и от­шедшим, все оскорбления и обиды, нанесенные ими нам, как бы эти обиды тяжки ни были. Завещал нам Гос­подь: Егда стоите молящеся, отпущайте, аще что имате на кого, да и Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам со­грешения ваша. Аще ли же вы не отпущаете, ни Отец ваш, Иже есть на небесех, отпустит вам согрешений ваших (Мк.11:25,26). Прежде всего помолись о врагах твоих и благослови их (Мф.5:44), как орудия Божественного промысла, которыми воздано тебе за грехи твои во время кратковременной земной жизни, чтоб избавить тебя от заслуженного то­бою воздаяния в вечности адскими муками. Когда ты будешь поступать так, когда возлюбишь врагов своих и будешь молить о них, чтоб им дарованы были все блага, временные и вечные, тогда только низойдет к тебе Бог на помощь и ты поперешь молитвою твоею всех супостатов твоих, вступишь умом в сердечный храм для поклонения Отцу Духом и Истиною (Ин.4:24). Но если попустишь сердцу твоему ожесточиться памятоз­лобием и оправдаешь гнев твой гордостью твоею, то отвратится от тебя Господь Бог твой и предан будешь в попрание под ноги сатане. Всеми скверными помыс­лами и ощущениями он будет топтать тебя: ты не бу­дешь в силах воспротивиться ему [76]. Если же Господь сподобит положить тебе в основание молитвенного подвига незлобие, любовь, неосуждение ближних, ми­лостивое извинение их, тогда с особенною легкостью и скоростью победишь противников твоих, достиг­нешь чистой молитвы.

Знай, что все страсти и все падшие духи находятся в ближайшем сродстве и союзе между собою. Это срод­ство, этот союз — грех. Если ты подчинился одной стра­сти, то чрез подчинение этой одной страсти ты подчи­нился и всем прочим страстям. Если ты попустил пле­нить тебя одному духу злобы собеседованием с влага­емыми им помыслами и увлечениями этими помысла­ми или мечтаниями, то ты поступил в рабство ко всем духам. По побеждении твоем они будут передавать тебя друг другу, как пленника [77]. Этому научают святые отцы, этому научает самый опыт. Замечай за собою и увидишь, что, допустив себе в чем-либо победиться произвольно, вслед за тем, в совсем ином, в чем бы ты и не хотел уступить победы, будешь побеждаться невольно; дотоле, доколе тщательным покаянием не восстановишь своей свободы. Положив в основание молитвенному подвигу безгневие, любовь и милость к ближним, заповеданные Евангелием, с решительностью отвергни всякую бесе­ду с помыслами и всякое мечтание. Навстречу всем помыслам и мечтаниями говори: «Я всецело предал себя воле Бога моего, и потому нет для меня никакой нужды разглагольствовать, предполагать, предугадывать, ибо Господь близ. Ни о чем же пецытеся, завещавает Дух Свя­тый мне вкупе со всеми истинно верующими во Хрис­та, но во всем молитвою и молением со благодарением проше­ния ваша да сказуются к Богу» (Флп.4:5,6). Уцеломудритеся, то есть отвергните пресыщение и наслаждение, отвергните обманчивые помыслы и мечтания, и трезвитеся в молит­вах, все попечение ваше возвергше Нань (на Бога), яко Той пе­чется о вас (1Пет.4:7; 5:7). Хощу убо, да молитвы творят мужие, то есть христиане, усовершившиеся в молитвенном подвиге, на всяком месте, воздеюще преподобныя руки, ум и сердце, очищенные от страстей, исполненные смирения и любви, без гнева и размышления, то есть будучи чужды всякой зло­бы на ближнего, чужды сложения с помыслами и услаж­дения мечтаниями (1Тим.2:8). Возненавидь всяк путь неправды — и направишься ко всем заповедям Господним (Пс.118:128). Путь не­правды — беседа с помыслами и мечтание. Отвергший эту беседу и мечтание может наследовать все заповеди Божии, может волю Божию совершить посреди серд­ца своего (Пс.39:9), непрестанно прилепляясь молитвою к Гос­поду, окрыляя молитву свою смирением и любовью. Любящие Господа! Ненавидите злая (Пс.96:10), увещавает нас Дух Святый.

Делателю молитвы необходимо узнать и увидеть действие страстей и духов на кровь его. Не без причи­ны говорит Священное Писание, что не только плоть, но и кровь Царствия Божия наследити не могут (1Кор.15:50). Не толь­ко грубые плотские ощущения ветхого человека, но и ощущения более тонкие, иногда очень тонкие, происходящие от движения крови, отвергнуты Богом. Тем бо­лее этот предмет нуждается во внимании подвижника, что утонченное действие страстей и духов на кровь тог­да только делается ясным, когда сердце ощутит в себе действие Святаго Духа. Ощущение объясняется ощуще­нием. Стяжав духовное ощущение, подвижник со всею ясностью внезапно усматривает действие крови на душу, усматривает, каким образом страсти и духи, дей­ствуя посредством крови самым тонким образом на душу, содержат душу в порабощении у себя. Тогда он пой­мет и убедится, что всякое действие крови на душу, не только грубое, но и утонченное, мерзостно пред Богом, составляет жертву, оскверненную грехом, недостойно быть помещенным в области духовной, недостойно быть сопричисленным к действиям и ощущениям духов­ным. До явления действия Духа в сердце утонченное действие крови остается или вовсе непонятным, или малопонятным и даже может быть признано за дей­ствие благодати, если не будет принята надлежащая осторожность. Предосторожность эта заключается в том, чтоб, до времени очищения и обновления Духом, не признавать никакого сердечного ощущения правиль­ным, кроме ощущения покаяния, спасительной печали о грехах, растворенной надеждою помилования. От пад­шего естества принимается Богом только одна жертва сердца, одно ощущение сердца, одно его состояние: Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс.50:19).

Действие крови на душу вполне очевидно при дей­ствии страсти гнева и помыслов гнева на кровь, особ­ливо в людях, склонных к гневу. В какое исступление приходит человек, воспламененный гневом! Он лиша­ется всей власти над собою; поступает во власть страс­ти, во власть духов, жаждущих его погибели и желаю­щих погубить его, употребив во орудие злодеяния его же самого; он говорит и действует как лишенный рассудка. Очевидно также действие крови на душу, когда кровь воспалится страстью блудною. Действие прочих страс­тей на кровь менее явно, но оно существует. Что такое печаль? Что — уныние? Что — леность? Это разнообраз­ные действия на кровь разных греховных помыслов. Сребролюбие и корыстолюбие непременно имеют вли­яние на кровь: услаждение, которое производят на че­ловека мечты о обогащении, что иное, как не обольсти­тельное, обманчивое, греховное играние крови? Духи злобы, неусыпно и ненасытно жаждущие погибели че­ловеческой, действуют на нас не только помыслами и мечтаниями, но и разнообразными прикосновениями, осязая нашу плоть, нашу кровь, наше сердце, наш ум, стараясь всеми путями и средствами влить в нас яд свой [78]. Нужна осторожность, нужна бдительность, нуж­но ясное и подробное знание пути мысленного, ведуще­го к Богу. На этом пути множество татей, разбойников, убийц. При виде бесчисленных опасностей восплачем пред Господом нашим и будем умолять Его с постоянным плачем, чтоб Он Сам руководил нас по пути тесному и прискорбному, ведущему в живот. Разнообразные вос­паления крови от действия различных помыслов и меч­таний демонских составляют то пламенное оружие, ко­торое дано при нашем падении падшему херувиму, ко­торым он вращает внутри нас, возбраняя нам вход в та­инственный Божий рай духовных помышлений и ощу­щений [79].

Особенное внимание должно обратить на действие в нас тщеславия, которого действие на кровь очень трудно усмотреть и понять. Тщеславие почти всегда дей­ствует вместе с утонченным сладострастием и доставля­ет человеку самое тонкое греховное наслаждение. Яд это­го наслаждения так тонок, что многие признают наслаж­дение тщеславием и сладострастием за утешение совес­ти, даже за действие Божественной благодати. Обольща­емый этим наслаждением подвижник мало-помалу при­ходит в состояние самообольщения; признавая само­обольщение состоянием благодатным, он постепенно поступает в полную власть падшего ангела, постоян­но принимающего вид Ангела светлого, — делается орудием, апостолом отверженных духов. Из этого состо­яния написаны целые книги, восхваляемые слепотству­ющим миром и читаемые неочистившимися от страс­тей людьми с наслаждением и восхищением. Это мни­мо-духовное наслаждение есть не что иное, как наслаж­дение утонченным тщеславием, высокоумием и сладос­трастием. Не наслаждение — удел грешника; удел его плач и покаяние. Тщеславие растлевает душу точно так же, как блудная страсть растлевает душу и тело. Тщесла­вие делает душу неспособною для духовных движений, которые тогда начинаются, когда умолкнут движения ду­шевных страстей, будучи остановлены смирением. По­тому-то святыми отцами предлагается в общее делание всем инокам, в особенности занимающимся молитвою и желающим преуспеть в ней, святое покаяние, которое действует прямо против тщеславия, доставляя душе ни­щету духовную. Уже при значительном упражнении в покаянии усматривается действие тщеславия на душу, весьма сходное с действием блудной страсти. Блудная страсть научает стремиться к непозволительному сово­куплению с постороннею плотью, и в повинующихся ей, даже одним услаждением нечистыми помыслами и мечтаниями, изменяет все сердечные чувствования, из­меняет устроение души и тела; тщеславие влечет к про­тивозаконному приобщению славе человеческой и, прикасаясь к сердцу, приводит в нестройное сладостное движение кровь, — этим движением изменяет все ра­створение (расположение) человека, вводя в него соеди­нение с дебелым и мрачным духом мира и таким обра­зом отчуждая его от Духа Божия. Тщеславие в отноше­нии к истинной славе есть блуд. «Оно, — говорит свя­той Исаак Сирский, — на естества вещей блудным виде­нием взирает» (Слово 56). Сколько оно омрачает человека, как делает для него приближение и усвоение Богу затруд­нительным, это засвидетельствовал Спаситель: Како вы можете веровати, сказал Он тщеславным фарисеям, ис­кавшим похвалы и одобрения друг от друга и от слепот­ствующего человеческого общества, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единого Бога, не ищете? (Ин.5:44) Так называемое преподобными Иоанном Лествичником и Нилом Сорским (Прп. Нил Сорский. Слово 11) гордостное усердие к преждевремен­ному исканию того, что приходит в свое время, можно непогрешительно отнести к страсти тщеславия при не­пременном содействии крови; кровь разгорячают и приводят в движение тщеславные помыслы, а тщесла­вие, обратно, растит и размножает обольстительные мечты и напыщенное мнение о себе, именуемое апос­толом дмением плотского ума, без ума дмящагося (Кол.2:18).

Из всего вышесказанного можно усмотреть и вре­мя, приличествующее для умной, сердечной молитвы. Для занятия ею приличествует возраст зрелый, при ко­тором уже естественно укрощаются в человеке порывы. Не отвергается юность, когда она имеет качество зре­лости, в особенности когда имеет руководителя. Но для зрелости недостаточно одного числа лет от рождения или от вступления в монастырь; зрелость должна наи­более истекать из продолжительного предварительно­го рассматривания себя, рассматривания не произволь­ного, но о Господе Иисусе Христе, при свете Евангелия, в котором изображен новый человек и все оттенки не­дугов ветхого, при изучении писаний святых отцов Пра­вославной Восточной Церкви, наставляющих непогре­шительно пользоваться светом Евангелия. Чем более человек вникает в себя, чем более познает себя, чем более познает свои страсти, их разнообразное дей­ствие, средства борения, свою немощь, чем более ста­рается истребить в себе свойства греховные, привитые падением, и стяжать свойства, указуемые Евангелием, тем основание для здания молитвы будет прочнее. Не должно торопиться при выводе основания; напротив того, должно позаботиться, чтоб оно имело удовлетво­рительные глубину и твердость. Мало — изучить страс­ти с их многоплетенными отраслями в чтении книг оте­ческих: надо прочитать их в живой книге душевной и стяжать знание о них опытное. Очевидно, что нужны многие годы для того, чтоб таковое упражнение было плодоносно, особливо в наше время, когда беструдное получение какого-либо духовного знания от человека — редко, когда должно доискиваться в книгах до каждого такого познания и потом усмотреть в книгах же порядок, постепенность духовных знаний, деланий, состоя­ний. Непозаботившиеся достаточно о прочности основа­ния увидели в здании своем многие недостатки и неудобства, значительные трещины и другие повреждения, а часто видели они и горестное разрушение самого зда­ния. Братия! Не будем спешить: по совету Евангелия (Лк.6:48) ископаем, углубим, положим в основание твердые, тяже­ловесные камни. Копание и углубление есть подробное исследование сердца, а твердые камни — утвержденные долгим временем и деланием навыки в евангельских заповедях.

Когда подвижник Христов, по силе своей, возобла­дает движениями крови и ослабит действия ее на душу, тогда в душе начнут мало-помалу возникать духовные движения; начнут являться уму тонкие Божественные разумения, привлекать его к рассматриванию их и от­влекать от скитания всюду, сосредоточивая в себе [80]; сердце начнет сочувствовать уму обильным умилением. От действий духовных окончательно ослабевают дей­ствия крови на душу: кровь вступает в отправление сво­его естественного служения в телесном составе, пре­став служить, вне естественного своего назначения, орудием греху и демонам. Святый Дух согревает человека духовно, вместе орошая и прохлаждая душу, доселе знакомую только с разнообразными разгорячениями крови [81]. При явлении мысленного Солнца Правды от­ходят мысленные звери в свои логовища, и подвижник исходит из мрака и плена, в котором держали его грех и падшие духи, на духовное делание и преуспеяние до самого вечера земной жизни, до преселения в вечную, невечернюю жизнь (Пс.103:22,23). От блаженного действия Святаго Духа в человеке сперва начинает веять в нем необыч­ная тишина, является мертвость к миру, к наслаждению его суетностью и греховностью, к служениям посреди его. Христианин примиряется ко всему и ко всем при посредстве странного, смиренного и вместе высокого духовного рассуждения, неизвестного и недоступного плотскому и душевному состоянию. Он начинает ощу­щать сострадание ко всему человечеству и к каждому человеку в частности. Сострадание переходит в любовь. Потом начинает усугубляться внимание при молитве его: слова молитвы начинают производить сильное, необычное впечатление на душу, потрясать ее. Наконец, мало-помалу сердце, и вся душа двинутся в соединение с умом, а за душою повлечется в это соединение и са­мое тело. Такая молитва называется:

Умною, когда произносится умом с глубоким внима­нием, при сочувствии сердца;

Сердечною, когда произносится соединенными умом и сердцем, причем ум как бы нисходит в сердце, и из глубины сердца воссылает молитву;

Душевною, когда совершается от всея души, с участи­ем самого тела, когда совершается из всего существа, причем все существо соделывается как бы едиными устами, произносящими молитву.

Святые отцы в Писаниях своих часто заключают под одно именование умной молитвы и сердечную и душевную, а иногда различают их. Так, преподобный Григорий Синайский сказал: «Непрестанно зови умнее или душевне». Но ныне, когда учение из живых уст об этом предмете крайне умалилось, весьма полезно знать определительное различие. В иных более действует ум­ная молитва, в других сердечная, а в иных душевная смотря по тому, как каждый наделен Раздаятелем всех благ, и естественных и благодатных (различие показано выше); иногда же в од­ном и том же подвижнике действует то та, то другая молитва. Такая молитва весьма часто и по большей час­ти сопутствуется слезами. Человек тогда отчасти позна­ет, что значит блаженное бесстрастие. Он начинает ощущать чистоту, а от чистоты живой страх Божий, сне­дающий дебелость плоти наводимым странным, досе­ле незнакомым человеку ужасом от ясного ощущения предстояния своего пред Богом, как пред Богом. Хрис­тианин вступает в новую жизнь и новый подвиг, соот­ветствующие его обновленному душевному состоянию: прежнее млеко для питания его нейдет. Все делания его стекаются во одно — «в блаженное непрестанное покаяние». Разумеваяй да разумевает: сказано нужней­шее, душеспасительнейшее, величайшей важности све­дение для истинного делателя, хотя слова и просты. Это состояние изобразил Великий Пимен в ответе сво­ем на вопрос, как должен вести себя внимательный без­молвник? Великий отвечал: «Подобно человеку, кото­рый погряз в тину по выю, который имеет бремя на вые и вопиет к Богу: помилуй меня» (Алфавитный Патерик). Глубокий плач, плач духа человеческого, подвигнутого к плачу Духом Божи­им, есть неотъемлемый спутник сердечной молитвы; ду­ховным ощущением страха Божия, благоговения и уми­ления сопутствуется молитва душевная. В совершенных христианах оба эти ощущения переходят в любовь. Но и эти ощущения принадлежат к разряду благодатных. Они — дары Божии, подаемые в свое время, чуждые даже постижению подвизающегося в области их, хотя бы он и подвизался правильно. Сердечная молитва действует наиболее при молении именем Господа Иисуса; душевною молитвою молятся получившие сердечную молитву, когда они занимаются молитвословием и псал­мопением.

Умная, сердечная, душевная молитва заповедана че­ловеку Богом и в Ветхом и в Новом Завете. Возлюбиши Господа Бога твоего, повелевает Бог, всем сердцем твоим, всею душею твоею, всем умом твоим, всею крепостию твоею. Сия есть первая заповедь (Мк.12:30; Втор.6:5). Очевидно, что исполнения вели­чайшей, возвышеннейшей заповеди из всех заповедей невозможно иначе достигнуть, как умною, сердечною и душевною молитвою, которою молящийся отделяется от всей твари, весь, всем существом своим, устремляет­ся к Богу. Находясь в этом устремлении к Богу, молящий­ся внезапно соединяется сам с собою и видит себя исце­левшим от прикосновения к нему перста Божия. Ум, сердце, душа, тело, доселе рассеченные грехом, внезап­но соединяются воедино о Господе. Так как соединение произошло о Господе, произведено Господом, то оно есть вместе и соединение человека с самим собою и соединение его с Господом. За соединением, или вмес­те с соединением, последует явление духовных дарова­ний. Правильнее: соединение — дар Духа. Первое из ду­ховных дарований, которым и производится чудное со­единение, есть мир Христов [82]. За миром Христовым последует весь лик даров Христовых и плодов Святаго Духа, которые апостол исчисляет так: любы, радость, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздер­жание (Гал.5:22,23). Молитва исцеленного, соединенного, прими­ренного в себе и с собою чужда помыслов и мечтаний бесовских. Пламенное оружие падшего херувима пре­стает действовать: кровь, удержанная силою свыше, престает кипеть и волноваться. Это море делается неподвижным; дыхание ветров — помыслы и мечтания бесовские — уже на него не действуют. Молитва, чуждая помыслов и мечтаний называется чистою (Св. Исаак Сирский. Слово 15), непарительною. Подвижник, достигший чистой молитвы, начина­ет посвящать упражнению в ней много времени, часто сам не замечая того. Вся жизнь его, вся деятельность обращается в молитву. Качество молитвы, сказали отцы, непременно приводит к количеству. Молитва, объявши человека, постепенно изменяет его, соделыва­ет духовным от соединения со Святым Духом, как гово­рит апостол: Прилепляяйся же Господеви, един дух есть с Гос­подем (1Кор.6:17). Наперснику Духа открываются тайны христи­анства.

Благодатный мир Христов, которым подвижник вводится в чистую молитву, совершенно отличен от обыкновенного спокойного, приятного расположения человеков: вселившись в сердце, он оковывает возмути­тельные движения страстей, отъемлет страх не удале­нием страшного, но блаженным доблестным состояни­ем о Христе, при котором страшное не страшно, как Господь сказал: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не якоже мир дает, Аз даю вам. Да не смущается сердце ваше, ни устрашает (Ин.14:27). В мире Христовом сокровенно житель­ствует такая духовная сила, что он попирает ею всякую земную скорбь и напасть. Эта сила заимствуется из Са­мого Христа: во Мне мир имате. В мире скорбни будете: но дерзайте, яко Аз победих мир (Ин.16:33). Призываемый сердечною молитвою, Христос ниспосылает в сердце духовную силу, называемую миром Христовым, непостижимую умом, невыразимую словом, непостижимо постигаемую одним блаженным опытом. Мир Божий, говорит апос­тол христианам, превосходяй всяк ум, да соблюдет сердца ваша и помышления ваша о Иисусе Христе (Флп.4:7). Такова сила мира Христова. Он превосходяй всяк ум. Это значит: он превыше всякого ума созданных, и ума человеческого, и ума Ангелов света, и ума ангелов падших. Он, как действие Божие, властительски, Божественно распоряжа­ется помышлениями и чувствованиями сердечными. При появлении его отбегают все помышления демонс­кие и зависящие от них ощущения, а помышления чело­веческие вместе с сердцем поступают под его всясвятое управление и водительство. Отселе он делается царем их и соблюдает их, то есть хранит неприкосновенными для греха, о Христе Иисусе. Это значит: он содержит помышления неисходно в евангельском учении, просве­щает ум таинственным истолкованием этого учения, а сердце питает хлебом насущным, сходящим с неба и дающим жизнь всем, причащающимся его (Ин.6:33). Святой мир, при обильном действии своем, наводит молчание на ум, и к блаженному внушению себя влечет и душу и тело. Тогда прекращается всякое движение крови, вся­кое ее влияние на состояние души: бывает тишина ве­лия. Веет во всем человеке некий тонкий хлад, и слы­шится таинственное учение. Христианин, держимый и хранимый святым миром, соделывается неприступным для супостатов: он прилеплен к наслаждению миром Христовым и, упиваясь им, забывает наслаждения не только греховные, но все вообще земные, и телесные и душевные. Целительный напиток! Божественное вра­чевство! Блаженное упоение! Точно: какое может быть другое начало обновления человека, как не благодатное ощущение мира, которым составные части человека, разделенные грехом, соединяются опять воедино! Без этого предварительного дара, без этого соединения с самим собою человек может ли быть способным к ка­кому-либо духовному, Божественному состоянию, сози­даемому всеблагим Святым Духом? Разбитый сосуд, прежде нежели он будет исправлен, может ли быть вместилищем чего-либо? Ощущение о Христе мира, как и всех вообще благодатных дарований, начинает преж­де всего проявляться при молитве, как при том делании, в котором подвижник бывает наиболее приготовлен благоговением и вниманием к приятию Божественных впечатлений. Впоследствии, соделавшись как бы при­надлежностью христианина, он постоянно сопутствует ему, постоянно и повсюду возбуждая его к молитве, со­вершаемой в душевной клети, указуя издали мысленных врагов и наветников, отражая и поражая их всесильною десницею своею.

Величие духовного дара, мира Христова, его явле­ние в избранном народе Божием, Новом Израиле, хри­стианах, сила его исцелять души, сила поддерживать здравие душ, начало этого дара от Богочеловека, подая­ние этого дара Богочеловеком описано святым проро­ком Исаиею так: Бог крепкий, говорит пророк о вочело­вечившемся Господе, Властелин, Князь мира, Отец будуще­го века: приведу бо мир на князи, на преуспевших христи­ан, побеждающих страсти и потому заслуживших назва­ние князей, мир и здравие Ему. И велие начальство Его, и мира Его несть предела на престоле Давидове и на царстве Его, исправити е и заступити Его в суде и правде, от ныне и до века: ревность Господа Саваофа сотворит сия (Ис.9:6,7). Возсияет во днех Его правда, и множество мира (Пс.71:7); Господь благословит люди Своя — христиан — миром (Пс.28:11), кротции наследят землю, и насладятся о множестве мира (Пс.36:11). Как Святый Дух возве­щает Сына (Ин.16:14), так действие в человеке Святаго Духа, мир Христов, возвещает, что помыслы человека вступили в всесвятую область Божественной Правды и Истины, что Евангелие принято его сердцем: милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася (Пс.84:11). Действие мира Христова в человеке есть признак пребывания его в за­поведях Христовых, вне заблуждения и самообольще­ния: напротив того, смущение, самое тончайшее, каки­ми бы оно не прикрывалось оправданиями, служит верным признаком уклонения с тесного пути Христова на путь широкий, ведущий в погибель [83]. Не осуждай ни нечестивого, ни явного злодея: своему Господеви стоит он, или падает (Рим.14:4). Не возненавидь ни клеветника твоего, ни ругателя, ни грабителя, ни убийцы: они распинают тебя одесную Господа, по непостижимому устроению судеб Божиих, чтоб ты, от сердечного сознания и убеждения, мог сказать в молитве твоей Господу: «Достойное по де­лами приемлю, помяни мя, Господи, в Царстве Твоем». Уразумей из попущаемых тебе скорбей твое несказан­ное благополучие, твое избрание Богом и помолись теплейшею молитвою о тех благодетелях твоих, посред­ством которых доставляется тебе благополучие, руками которых ты отторгаешься от мира, и умерщвляешься для него, руками которых ты возносишься к Богу. Ощу­ти к ним милость по подобию той милости, которую ощущает к несчастному, утопающему в грехах человече­ству Бог, Который предал Сына Своего в искупительную жертву за враждебное создание Создателю, ведая, что это создание в большинстве своем посмеется и этой Жертве, пренебрежет ею. Такая милость, простирающа­яся до любви к врагам, изливающаяся в слезных молит­вах о них, приводит к опытному познанию Истины. Истина есть Слово Божие, Евангелие; Истина есть Хрис­тос. Познание Истины вводит в душу Божественную правду, изгнав из души падшую и оскверненную грехом правду человеческую: вшествие свое в душу Божествен­ная правда свидетельствует Христовым миром. Мир Христов соделывает человека и храмом и священником Бога живаго: в мире место Его (Божие), и жилище Его в Сионе. Тамо сокруши крепости луков, оружие и меч, и брань (Пс.75:3,4). О блаженном соединении человека с самим собою от действия мира Христова свидетельствуют величай­шие наставники иночества. Святой Иоанн Лествичник говорит: «Воззвах всем сердцем моим, то есть телом, душою и духом: идеже бо два сии последние соединены, тамо и Бог посреде их» (Пс.118:145; Мф.18:20. Лествица. Слово 28, гл. 61). Преподобный Исаия Отшельник: «Если ты, подобно мудрым девам, знаешь, что сосуд твой исполнен елея, и ты можешь войти в чертог, а не должен остаться вне; если ты ощутил, что дух твой, душа и тело соединились непорочно и восстали не­скверными в день Господа нашего Иисуса Христа; если совесть не обличает и не осуждает тебя; если ты соделался младенцем по слову Спасителя, сказавшего: Ос­тавите детей и не возбраняйте им прийти ко Мне: тако­вых бо есть Царство небесное (Мф.19614): то воистину ты соделал­ся невестою (Христовою); Святый Дух почил на тебе, хотя ты и находишься еще в теле» [84]. Святой Исаак Сир­ский: «Не сравни творящих знамения, чудеса и силы посреди мира с безмолвствующими разумно. Возлюби праздность безмолвия больше нежели насыщение ал­чущих в мире и обращение многих язычников к покло­нению Богу. Лучше тебе разрешить себя от уз греха, нежели освободить рабов от работы. Лучше тебе умириться с душою твоею во единомыслие имеющейся в тебе троицы — говорю тела, души и духа, нежели уми­рять учением твоим разномыслящих» (Слово 56). Святой мир есть то недвижение ума, рождающееся от исполнения Евангельских заповедей, упоминаемое святым Исааком Сирским в 55-м слове, которое ощутили святой Григо­рий Богослов и святой Василий Великий и, ощутив, уда­лились в пустыню. Там, занявшись внутренним своим человеком и окончательно образовав его Евангелием, они соделались зрителями таинственных видений Духа. Очевидно, что недвижение ума, или непарительность (уничтожение рассеянности) стяжевается умом по со­единении его с душою. Без этого он не может удержать­ся от парения и скитания всюду. Когда ум, действием Божественной благодати, соединится с сердцем, тогда он получает молитвенную силу, о которой говорит пре­подобный Григорий Синайский: «Если б Моисей не принял от Бога жезла силы, то не поразил бы им Бог фараона и Египет: так и ум, если не будет иметь в руке молитвенной силы, то не возможет сокрушить грех и сопротивные силы» (Добротолюбие, ч. 1,гл. 114). С необыкновенною ясностью и простотою изображено учение о Христовом мире, по­казана высота и важность этого дара в духовных настав­лениях иеромонаха Серафима Саровского; там все сня­то прямо с сердечного святого опыта: «Когда ум и серд­це будут соединены в молитве и помыслы души не рас­сеяны, тогда сердце согревается теплотою духовною, в которой воссиявает свет Христов, исполняя мира и ра­дости всего внутреннего человека (Наставление 11 о молитве). Ничтоже лучше есть во Христе мира, в нем же разрушается всякая брань воздушных и земных духов. Признак разумной души, когда человек погружает ум внутрь себя и имеет делание в сердце своем. Тогда благодать Божия приосе­няет его, и он бывает в мирном устроении, а посред­ством сего и в премирном: в мирном, то есть с совес­тью благою; в премирном же, ибо ум созерцает в себе благодать Святаго Духа, по слову Божию: в мире место Его (Пс.75:3). Когда кто в мирном устроении ходит, тот как бы лжицею черпает духовные дары. Когда человек придет в мирное устроение, тогда может от себя и на прочих издавать свет разума. Сей мир, как некое бесценное со­кровище, оставил Господь наш Иисус Христос ученикам Своим, пред смертью Своею глаголя: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин.14:27). Мы должны все свои силы, желания и действия сосредоточить к тому, чтоб получить мир Божий и с Церковью всегда вопиять: Господи Боже наш! Мир даждь нам (Ис.26:12). Всеми мерами надо стараться, чтоб сохранить мир душевный и не возмущаться оскорблени­ями от других: для сего нужно всячески стараться удер­живать гнев и соблюдать, посредством внимания, ум и сердце от непристойных движений. Оскорбления от других должно переносить равнодушно и приобучаться к такому расположению духа, как бы оскорбления их относились не к нам, а к кому-либо из лиц, чуждых нам. Такое упражнение может доставить тишину сердцу человеческому и соделать его обителью Самого Бога. Ка­ким образом побеждать гнев, сие можно видеть из жи­тия Паисия Великого. Он просил явившегося ему Госпо­да Иисуса Христа, чтоб освободил его от гнева. И рече ему Христос: Аще гнев и ярость купно победити хощеши, ни­чесоже возжелай, ни возненавидь кого, ни уничижи (Четьи-Минеи.  19 июня. Житие прп. Паисия Великого). Чтоб сохранить мир душевный, должно отдалять от себя уныние и стараться иметь радостный дух, а не печаль­ный, по слову Сираха: «Печаль многих уби, и несть пользы в ней» (Сир.30:25). Для сохранения мира душевного должно вся­чески избегать осуждения других. Неосуждением и молчанием сохраняется мир душевный: когда в таком устроении бывает человек, то получает Божественные откровения [85]. Царство Божие — правда, и мир, и радость о Дусе Святе. Иже бо сими служит Христови, благоугоден есть Богови (Рим.14:17,18).

Мир Христов есть источник непрестанной умной, сердечной, душевной, благодатной, духовной молитвы, молитвы, приносимой из всего существа человеческо­го действием Святаго Духа; мир Христов есть постоян­ный источник благодатного, превышающего ум челове­ческий смирения Христова. Не погрешит тот, кто ска­жет, что благодатная молитва есть благодатное смире­ние и благодатное смирение есть непрестанная молит­ва. Признаем необходимым изложить здесь теснейший союз молитвы со смирением. Что — смирение? «Сми­рение, — сказали отцы, — Божественно и непостижи­мо» (Поучение прп. аввы Дорофея о смирении). Не то ли же это значит, что и сказанное апосто­лом: мир Божий превосходяй всяк ум? (Флп.4:7) Мы безошибочно определим смирение, если скажем: смирение есть не­постижимое действие непостижимого мира Божия, непостижимо постигаемое одним блаженным опытом. К составлению такого определения смирению мы имеем руководителем Самого Господа. Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, сказал Господь, и Аз упокою вы. Возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф.11:28,29). Преподобный Иоанн Лествичник, объясняя эти слова Спасителя, говорит: Научитеся не от Ангела, не от чело­века, не из книги, но от Мене, то есть из Моего в вас пребывания, осияния и действования, яко кроток есмь и смирен сердцем, и помыслом, и усвоенным образом мыс­лей, и обрящете покой от браней и облегчение от страст­ных помыслов душам вашим (Слово 25, гл. 3). Это научение деятельное, опытное, благодатное! Далее в слове о смирении свя­той Иоанн Лествичник, исчислив разные признаки смирения, которые могут быть известны и постижимы не только обладателю сего духовного сокровища, но и его присным и друзьям о Господе, присовокупляет: «Имеются признаки для обладателя сим великим богат­ством (смирением) в душе его (по которым он может познать, что соделался обладателем смирения), — пре­высшие всех вышесказанных. Ибо те все, за исключе­нием сего, могут быть усмотрены посторонними зри­телями. Ты уразумеешь и не обманешься, что в тебе это преподобное (смирение) присутствует, по множеству неизреченного света и по несказанному рачению к мо­литве» (Слово 25, гл. 27). Святой Исаак Сирский на вопрос: «Какие от­личительные признаки смирения?» — отвечал: «Как воз­ношение души есть ее расточение, понуждающее ее парить (при посредстве производимого им мечтания) и не препятствующее ей воскрыляться облаками своих помыслов, на которых она обтекает всю тварь: так (в противоположность возношению) смирение собирает душу в безмолвие; при посредстве смирения душа сосре­доточивается в себе самой. Как душа неведома и неви­дима телесными очами, так смиренномудрый не позна­ется, находясь среди людей. Как душа сокрыта внутри тела от видения человеками и от общения с ними, так истинно смиренномудрый не только не хочет быть ви­дим и понят человеками по причине своего удаления и отречения от всего; но даже он желал бы и от самого себя погрузиться внутрь себя, жительствовать и пребывать в безмолвии, вполне забыв прежние свои помышления и чувствования, соделаться каким-то несуществующим и неначинавшим существовать, даже неизвестным для са­мой души своей. Таковый насколько сокровен, скрыт и отлучен от мира, настолько весь бывает в своем Влады­ке» (Слово 48). Какое это состояние, как не состояние, произво­димое благодатною, умною, сердечною и душевною мо­литвою? Можно ли пребывать в Господе иначе, как не соединясь с Ним чистою молитвою? В этом же слове по­мещен ответ святого Исаака на вопрос: «Что есть молит­ва?» Святой сказал: «Молитва есть упразднение и празд­ность мысли от всего здешнего, и сердце, совершенно обратившее взоры свои к уповаемому будущему». Итак, не то ли же, по действиям и последствиям, и истинная молитва, и истинное смирение? Молитва есть мать добродетелей и дверь ко всем духовным дарам. Тщательною, с терпением и понуждением себя совершаемою, внима­тельною молитвою приобретаются и благодатная молит­ва, и благодатное смирение. Податель их Дух Святый; по­датель их Христос: как им не быть столько сходственны­ми между собою, когда источник их один? Как из такого источника не явиться всем вообще добродетелям, в чуд­ном согласии и соотношении между собою? Внезапно они являются в том христианине, во внутреннюю клеть которого вошел Христос для внимания плачу заключен­ного в клети и для отъятия причин плача. «Молитва есть мать добродетелей, — сказал преподобный Марк Подвиж­ник, — она рождает их от соединения со Христом» [86]. Святой Иоанн Лествичник назвал молитву матерью добродетелей, а смирение губителем страстей (Слово 28 и Слово 25).

Надо объяснить и сделать сколько-нибудь понят­ным соединение ума, души и тела для не ощущавших его, чтоб они познали его, когда оно, по милости Бо­жией, начнет проявляться в них. Это соединение впол­не явственно, вполне ощутительно, не какое-либо меч­тательное или усвояемое обольстительным мнением. Оно может несколько объясниться из противополож­ного состояния, в котором обыкновенно все мы нахо­димся. Противоположное состояние, разделение ума, души и тела, несогласное их действие часто обращаю­щееся в противодействие одного другому, есть горест­ное следствие нашего падения в праотцах наших [87]. Кто не видит в себе этого разногласного действия? Кто не ощущает внутренней борьбы и производимого ею мучения? Кто не признает этой борьбы, этого муче­ния — часто невыносимых — нашим недугом, призна­ком, убедительным доказательством падения? Ум наш молится или находится в размышлении и намерении благочестивом, а в сердце и теле движутся различные порочные пожелания, различные страстные стремле­ния, влекут с насилием ум от его упражнения и по большей части увлекают! Самые телесные чувства, в особенности зрение и слух, противодействуют уму: до­ставляя ему непрестанные впечатления вещественно­го мира, они приводят его в развлечение и рассеян­ность. Когда ж, по неизреченному милосердию Бо­жию, ум начнет соединяться в молитве с сердцем и душою, тогда душа сперва мало-помалу, а потом и вся начнет устремляться вместе с умом в молитву. Нако­нец устремится в молитву и самое бренное тело наше, сотворенное с вожделением Бога, а от падения зара­зившееся вожделением скотоподобным. Тогда чувства телесные остаются в бездействии: глаза смотрят и не видят, уши слышат и вместе не слышат [88]. Тогда весь человек бывает объят молитвою: самые руки его, ноги и персты несказанно, но вполне явственно и ощути­тельно участвуют в молитве и бывают исполнены не объяснимой словами силы. Человек, находясь в состо­янии мира о Христе и молитвы, недоступен ни для ка­ких греховных помыслов, — тот самый человек, для ко­торого прежде всякое сражение с грехом было вер­ным побеждением. Душа ощущает, что приближается к ней супостат; но молитвенная сила, ее наполняющая, не попускает врагу приблизиться и осквернить храм Божий. Молящийся знает, что приходил к нему враг; но не ведает, с каким помыслом, с каким видом греха. Сказал святой Иоанн Лествичник: «Уклоняющагося от мене лукаваго не познах (Пс.100:4), ниже как он приходил, ниже для чего приходил, ниже как отошел; но в таковых слу­чаях пребываю без всякого ощущения, будучи соединен с Богом ныне и всегда» (Лествица. Слово 29, гл. 38).

При соединении ума с душою всего удобнее зани­маться памятью Божиею, в особенности молитвою Иисусовою: при ней чувства телесные могут оставаться в бездействии, а такое бездействие их крайне способ­ствует глубочайшему вниманию и его последствиям. Чтение молитвенное псалмов и прочих молитвословий не только можно, но и должно производить при соеди­нении, как особенно способствующем ко вниманию. Но как при псалмопении уму представляются разнообраз­ные мысли, то он при псалмопении не может быть так чист от рассеянности, как при краткой единообразной молитве. При чтении Священного Писания и книг оте­ческих также должно соединять ум с душою: чтение бу­дет гораздо плодоноснее. «Требуется от ума, — говорит святой Иоанн Лествичник, — при каждой его молитве (а потому и при чтении, которым питается молитва и которое составляет отрасль молитвы и умного делания) изъявление той силы, которая дарована ему Богом: по­чему должно внимать» (Слово 28, гл. 38).

Брат! Если ты еще не ощутил соединения ума, души и тела, то занимайся внимательною молитвою, соединяя устную и по временам гласную с умом. Пре­бывай в евангельских заповедях, с терпением и долго­терпением борясь против страстей, не приходя в уны­ние и безнадежие при побуждении твоем помыслами и ощущениями греховными; впрочем, и не попускай себе произвольно побеждения. Упав, вставай; опять упав, опять вставай, — доколе не научишься ходить без преткновения. Чаша немощи имеет свою пользу: до из­вестного времени она попускается промыслом Божи­им подвижнику для очищения от гордости, гнева, па­мятозлобия, осуждения, высокомудрия и тщеславия. Особенно важно усмотреть в себе действие тщеславия и обуздать его. Доколе оно действует, дотоле человек не способен вступить в страну жительства духовного, в которую вход есть беспристрастие, даруемое прише­ствием мира Христова.

Если же ты ощутил, что соединился ум твой с ду­шою и телом, что ты уже не рассечен грехом на части, но составляешь нечто единое и целое, что святой мир Христов возвеял в тебе, то храни со всевозможным тща­нием дар Божий. Да будет главным твоим делом молит­ва и чтение святых книг; прочим делам давай второсте­пенное значение, а к делам земным будь хладен, — если можно, чужд их. Священный мир, как веяние Святаго Духа, тонок, — немедленно отступает от души, ведущей себя неосторожно в присутствии его, нарушающей бла­гоговение, нарушающей верность послаблением греху, позволяющей себе нерадение. Вместе с миром Христовым отступает от недостойной души благодатная молит­ва, и вторгаются в душу, как гладные звери, страсти, начинают терзать самопредавшуюся жертву, предостав­ленную самой себе отступившим от нее Богом (Пс.103:20,21). Если ты пресытишься, в особенности упьешься, — святой мир престанет в тебе действовать. Если разгневаешь­ся, — надолго прекратится его действие. Если позволишь себе дерзость, — он престанет действовать. Если возлюбишь что земное, заразишься пристрастием к вещи, к какому-либо рукоделию или особенным расположением к человеку, святой мир непременно отступит от тебя. Если попустишь себе услаждение блудными по­мыслами, он надолго, весьма надолго оставит тебя, как не терпящий никакого зловония греховного, в особен­ности блудного и тщеславного. Поищешь его и не обря­щешь. Восплачешь о потере его; но он не обратит ника­кого внимания на плач твой, чтоб ты научился давать дару Божию должную цену и хранить его с подобающи­ми тщательностью и благоговением.

Возненавидь все, влекущее тебя долу, в развлече­ние, в грех. Распнись на кресте заповедей евангель­ских; непрестанно содержи себя пригвожденным к нему. Мужественно и бодренно отвергай все греховные помыслы и пожелания; отсекай попечения земные; заботься о оживлении в себе Евангелия ревностным ис­полнением всех его заповедей. Во время молитвы снова распинайся, распинайся на кресте молитвы. Отклоняй от себя все воспоминания, самые важнейшие, приходя­щие тебе во время молитвы, пренебрегай ими. Не бого­словствуй, не увлекайся в рассматривании мыслей бле­стящих, новых и сильных, если они начнут внезапно плодиться в тебе. Священное молчание, наводимое на ум во время молитвы ощущением величия Божия, ве­щает о Боге возвышеннее и сильнее всякого сло­ва. «Если ты истинно молишься, — сказали отцы, — то ты — богослов» [89].

Имеешь сокровище! Видят это невидимые тати, угадывают о нем по утрате своего влияния на тебя [90]. Они алчут похитить у тебя дар Божий! Они искусны, — богаты и опытностью, и изобретательностью злою.

Будь внимателен и осторожен. Храни в себе и расти чувство покаяния; не любуйся своим состоянием; взи­рай на него как на средство к стяжанию истинного покаяния. Нищета духовная сохранит в тебе дар благо­дати и оградит от всех вражеских козней и обольще­ний: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс.50:19:) пре­данием его во власть врагу и лишением спасения и благодати. Аминь.

СЛОВО О МОЛИТВЕ ИИСУСОВОЙ [91]

Начиная говорить о молитве Иисусовой, призываю в помощь скудоумию моему всеблагого и всемогущего Иисуса. Начиная говорить о молитве Иисусовой, воспо­минаю изречение о Господе праведного Симеона: Се ле­жит сей на падение и восстание многих во Израили и в зна­мение пререкаемо (Лк.2:34). Как Господь был и есть истинным знамением, знамением пререкаемым, предметом не­согласия и спора между познавшими и не познавшими Его, так и моление всесвятым именем Его, будучи, в полном смысле, знамением великим и дивным, содела­лось, с некоторого времени, предметом несогласия и спора между занимающимися таким молением и не занимающимися им. Справедливо замечает некоторый отец, что отвергают этот способ моления только те, ко­торые не знают его, отвергают по предубеждению и по ложным понятиям, составленным о нем [92]. Не внимая возгласам предубеждения и неведения, в надежде на ми­лость и помощь Божию, мы предлагаем возлюбленным отцам и братиям наше убогое слово о молитве Иисусо­вой на основании Священного Писания, на основании Церковного предания, на основании отеческих писа­ний, в которых изложено учение о этой всесвятой и все­сильной молитве. Немы, да будут устны льстивыя, глаго­лющая на праведнаго и на великолепное имя его беззако­ние, гордынею своею, своим глубоким неведением и со­единенным с ними уничижением чуда Божия. Рассмотрев величие имени Иисусова и спасительную силу моления им, мы воскликнем в духовной радости и удивлении: Коль многое множество благости Твоея, Господи, юже сотво­рил еси боящимся Тебе, соделал еси уповающим на Тя пред сыны человеческими (Пс.30:19,20) . Сии на колесницах, и сии на конех — на плотском и суетном умствовании своем: мы же, с про­стотою и верою младенцев, имя Господа Бога нашего призовем (Пс.19:8).

Молитва Иисусова произносится так: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Первоначаль­но произносилась она без прибавки слова грешнаго; сло­во это присовокуплено к прочим словам молитвы впос­ледствии. «Это слово, заключающее в себе сознание и исповедание падения, — замечает преподобный Нил Сорский, — нам прилично, благоприятно Богу, запове­давшему воссылать молитвы к Нему из сознания и ис­поведания своей греховности» (Слово 2). Для новоначальных, снисходя их немощи, отцы позволяют разделять молит­ву на две половины, иногда говорить: Господи Иисусе Хри­сте, помилуй мя грешнаго, а иногда Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Впрочем, это — только дозволение и снис­хождение, а отнюдь не приказание и не установление, требующее непременного исполнения. Гораздо лучше творить постоянно единообразную, цельную молитву, не занимая и не развлекая ума переменою и заботою о переменах. И тот, кто находит необходимость для немо­щи своей в перемене, не должен допускать ее часто. Примерно: можно одною половиною молитвы молить­ся до обеда, другою после обеда. Воспрещая частую перемену, преподобный Григорий Синаит говорит: «Не укореняются те деревья, которые пересаживаются часто» (О безмолвии в 15 главах, гл. 2. Добротолюбие, ч. 1).

Моление молитвою Иисусовою есть установление Божественное. Установлено оно не чрез посредство пророка, не чрез посредство апостола, не чрез посред­ство Ангела; установлено Самим Сыном Божиим и Бо­гом. После Тайной вечери, между прочими возвышен­нейшими, окончательными заповеданиями и завещани­ями, Господь Иисус Христос установил моление Его именем, дал этот способ моления как новый, необыч­ный дар, дар цены безмерной. Апостолы уже знали от­части силу имени Иисуса: они исцеляли им неисцели­мые недуги, приводили к повиновению себе бесов, по­беждали, связывали, прогоняли их. Это могуществен­нейшее, чудное имя Господь повелевает употреблять в молитвах, обещая от него особенную действительность для молитвы. Еже аще что просите, сказал Он святым апостолам, от Отца во имя Мое, то сотворю, да прославит­ся Отец в Сыне. И аще чесо просите во имя Мое, Аз сотво­рю (Ин.14:13,14). Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам. Доселе не просисте ничесоже во имя Мое: просите и приимете, да радость ваша будет ис­полнена (Ин.16:23,24). О, какой дар; Он — залог нескончаемых, без­мерных благ! Он истек из уст неограниченного Бога, облекшегося в ограниченное человечество, нарекшего­ся именем человеческим — Спаситель (Спаситель — на еврейском Иисус. Мф.1:21. Благовестник). Имя, по наруж­ности своей ограниченное, но изображающее собою Предмет неограниченный, Бога, заимствующее из Него неограниченное, Божеское достоинство, Божеские свойства и силу. Податель бесценного, нетленного дара! Как нам, ничтожным, бренным, грешным, принять дар? Не способны для этого ни руки наши, ни ум, ни сердце. Ты научи нас познать, по возможности нашей, и вели­чие дара, и значение его, и способ принятия, и способ употребления, чтоб не приступить нам к дару погреши­тельно, чтоб не подвергнуться казни за безрассудство и дерзость, чтоб, за правильное познание и употребление дара, приять от Тебя другие дары, Тобою обетованные, Тебе единому известные.

Из Евангелия, Деяний и Посланий апостольских мы видим неограниченную веру во имя Господа Иисуса и неограниченное благоговение к этому имени святых апостолов. Именем Господа Иисуса они совершали по­разительнейшие знамения. Нет случая, из которого можно б было научиться, каким образом они молились именем Господа; но они молились им непременно. Как могли они не молиться им, когда это моление было преподано и заповедано Самим Господом, когда заповеда­ние укреплено двукратным повторением подтверждени­ем его? Если умалчивает о сем Писание, то умалчивает единственно потому, что моление это было в общем употреблении, не нуждаясь в особенном внесении в Писание по известности своей и общеупотребительно­сти. Общеупотребительность и общеизвестность молит­вы Иисусовой явствует со всею очевидностью из поста­новления Церкви, которым повелевается неграмотным заменять для себя все молитвословия молитвою Иису­совою (Псалтирь с последованием). Древность этого постановления — несомнен­на. Впоследствии оно пополнялось по мере появления новых молитвословий в Церкви. Святой Василий Вели­кий изложил молитвенное правило на письме для сво­ей паствы, почему некоторые приписывают ему самое учреждение правила. Оно — отнюдь не изобретение и не утверждение великого святителя; святитель лишь за­менил устное предание письменным, точно так же, как написал чин литургии, чин, который существовал в Кесарии от времен апостольских, не был изложен пись­менно, а передавался по преемству устно, чтоб великое священнодействие охранить от кощунства язычников. Правило монашеское заключается наиболее в молитве Иисусовой. В таком виде преподается это правило вооб­ще для всех монахов Православной Церкви (Псалтирь с последованием); в таком виде преподано оно Ангелом преподобному Пахомию Великому для его общежительных монахов. Преподоб­ный жил в IV веке; в правиле говорится о молитве Иисусовой точно так, как о молитве Господней, о пяти­десятом псалме и о Символе веры, — как о общеизвест­ных и общепринятых. Преподобный Антоний Великий, отец III и IV веков, завещавает ученикам своим тщательнейшее упражнение молитвою Иисусовою, го­воря о ней, как о предмете, не нуждающемся в каком-либо объяснении. Объяснение этой молитвы начало появляться впоследствии, по мере оскудения живого познания о ней. Подробнее учение о молитве Иисусо­вой изложено отцами XIV и XV столетий, когда упраж­нение в ней начало почти забываться даже между мо­нахами.

В дошедших до нас исторических памятниках пер­вых времен христианства не говорится о молении име­нем Господа отдельно, но лишь упоминается о нем при изложении других обстоятельств. В жизнеописании святого Игнатия Богоносца, Епископа Антиохийского, увенчавшегося в Риме мученическою кончиною при императоре Траяне, повествуется следующее: «Когда его вели на съедение зверям, и он непрестанно имел в устах имя Иисуса Христа, то спросили его нечестивые: для чего он непрестанно вспоминает это имя? Святой отвечал, что он, имея в сердце своем имя Иисуса Хрис­та написанным, устами исповедует Того, Кого в сердце всегда носит. После того, когда святой съеден был зве­рями, при оставшихся его костях, по изволению Бо­жию, сохранилось целым сердце. Неверные, нашедши его и вспомнив слова святого Игнатия, разрезали это сердце на две половины, желая узнать, справедливо ли сказанное святым. Они нашли внутри, на обеих поло­винах разрезанного сердца, надпись золотыми буквами: Иисус Христос. Таким образом, священномученик Игна­тий был именем и делом Богоносец, всегда нося в серд­це своем Христа Бога, написанного богомыслием ума, как бы тростию». Богоносец был учеником святого апо­стола, евангелиста Иоанна Богослова и сподобился в детстве своем видеть Самого Господа Иисуса Христа. Это — тот блаженный отрок, о котором сказано в Еван­гелии, что Господь поставил его среди апостолов, препиравшихся о первенстве, обнял и сказал: аминь, глаго­лю вам, аще не обратитеся, и будете яко дети, не внидете в Царство небесное. Иже убо смирится, яко отроча сие, той есть болий в Царствии небеснем [93]. Конечно, святой Игна­тий научен был молитве Иисусовой святым евангелис­том и занимался ею в эти цветущие времена христиан­ства подобно всем прочим христианам. Тогда молитве Иисусовой обучали всех христиан, во-первых, по вели­кому значению этой молитвы, потом по редкости и до­роговизне рукописных священных книг, по редкости грамотности (большая часть апостолов были неграмот­ные), по удобству, удовлетворительности, по особенней­шим действию и силе Иисусовой молитвы. «Имя Сына Божия, — сказал Ангел святому Гермию, непосредственному ученику апостолов, — велико и неизмеримо: оно держит весь мир». Услышав это учение, Гермий спро­сил Ангела: «Если все творение держится Сыном Божиим, то поддерживает ли Он тех, которые призваны Им, носят имя Его и ходят в заповедях Его?» Ангел отвечал: «Он поддерживает тех, которые от всего сердца носят имя Его. Он Сам служит для них основанием и с любо­вью держит их, потому что они не стыдятся носить имя Его» [94]. В Церковной истории читаем следующее пове­ствование: «Воин, по имени Неокора, уроженец Карфа­генский, находился в римском отряде, охранявшем Иерусалим, в то время, как Господь наш Иисус Хрис­тос претерпел вольные страдания и смерть для искуп­ления рода человеческого. Видя чудеса, совершившие­ся при смерти и воскресении Господа, Неокора уверо­вал в Господа и был крещен апостолами. По окончании срока службы Неокора возвратился в Карфаген и со­кровище веры сообщил всему семейству своему. В чис­ле принявших христианство находился Каллистрат, внук Неокоры. Каллистрат, достигши надлежащего воз­раста, вступил в войско. Отряд воинов, в который он был помещен, состоял из идолопоклонников. Они присматривали за Каллистратом, заметив, что он не покло­няется кумирам, а по ночам, в уединении, совершает продолжительные молитвы. Однажды они подслушива­ли его при молитве его и, услышав, что он непрестанно повторяет имя Господа Иисуса Христа, донесли об этом воеводе. Святой Каллистрат, исповедовавший Иисуса наедине и при темноте ночи, исповедал Его и при све­те дня, всенародно, — исповедание запечатлел кровью (Четьи-Минеи. Сентября в 27-й день). Писатель V века, преподобный Исихий Иерусалимский, уже жалуется, что упражнение в этой молитве очень оскудело среди монахов (Слово прп. Исихия, гл. 1. Добротолюбие, ч. 2). Оскудение это с течением времени более и более усиливалось, почему святые отцы писаниями своими старались поддержать его. Последний писатель об этой молитве был блаженный старец иеромонах Серафим Саровский. Не сам старец написал наставления, украшенные его именем; они были записываемы со слов его одним из наставлявших­ся у него иноков; они отмечены благодатным помазани­ем (Издание 1884 г. Москва). Ныне упражнение молитвою Иисусовою почти оставлено монашествующими. Преподобный Исихий приводит в причину оставления нерадение: надо со­знаться, что обвинение — справедливо.

Благодатная сила молитвы Иисусовой заключается в самом Божественном имени Богочеловека, Господа нашего Иисуса Христа. Хотя многочисленные свиде­тельства Священного Писания возвещают нам величие имени Божия, но с особеннейшею определенностью объяснил значение этого имени святой апостол Петр пред синедрионом иудейским, когда синедрион допра­шивал апостола, коею силою или коим именем даровано им исцеление хромому от рождения? Петр, исполнився Духа Свята, рече: Князи людстии и старцы Израилевы, аще мы днесь истязуеми есмы о благодеянии человека немощна, о чесом сей спасеся: разумно буди всем вам и всем людем Израилевым, яко во имя Иисуса Христа Назорея, Его же вы распясте, Его­же Бог воскреси от мертвых, о Сем сей стоит пред вами здрав. Сей есть камень, укоренный от вас зиждущих, бывый во главу угла, и несть ни о едином же ином спасения: несть бо иного имене под небесем, данного в человецех, о нем же подоба­ет спастися нам (Деян.4:7-12). Это свидетельство — свидетельство Святаго Духа: уста, язык, голос апостола были только орудиями Духа. И другой орган Святаго Духа, апостол языков, издает подобное провещание. Всяк, говорит он, иже призовет имя Господне, спасется (Рим.10:13). Христос Иисус сми­рил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крест­ныя. Темже и Бог Его превознесе, и дарова Ему имя, еже паче всякаго имени, да о имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних (Флп.2:9,10).

Воспел предвидевший дальнее будущее Давид, пра­отец Иисуса по плоти, воспел величие имени Иисуса, живописно изобразил действие этого имени, борьбу при посредстве его с началами греха, силу его при ос­вобождении молящегося им из плена страстей и бесов, благодатное торжество одержавших победу именем Иисуса. Послушаем, послушаем Боговдохновенного Давида!

С необыкновенною ясностью, описывая должен­ствующее совершиться чрез тысячу лет установление духовного царства Христова на земле, Царь-пророк го­ворит, что владычество Богочеловека будет распрости­раться от моря и до моря, и от рек до конец вселенныя. По­клонятся Ему еси царие земстии, еси языцы поработают ему. Честно имя Его перед ними, и помолятся о Нем выну, весь день благословят Его. Будет имя Его благословенно во веки; прежде солнца пребывает имя Его: и благословятся в Нем вся колена земная, еси языцы ублажат Его. Благословен­но имя славы Его во век, и в век века: и исполнится славы Его вся земля (Пс.71:8,11,14,15,17,19). Великое служение молитвы, вводящей человеков в ближайшее общение с Богом, появилось на земле, в обширнейшем размере, со времени примире­ния человеков с Богом при посредстве Богочеловека. Служение это объяло вселенную. Оно водворилось в городах и селениях; оно процвело в диких, необитаемых дотоле пустынях; оно воссияло в темных вертепах, в ущельях, в пропастях и на вершинах гор, в глуши лесов дремучих. Имя Богочеловека получило в служении мо­литвенном важнейшее значение, будучи именем Спаси­теля человеков, Творца человеков и Ангелов, будучи име­нем вочеловечившегося Бога, Победителя возмутивших­ся рабов и созданий — демонов. Пред Ним — Господом и Искупителем нашим — припадут ефиопляне, бесы, и враги Его, падшие духи, персть полижут (Пс.71:9). Господи Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взятся великолепие Твое превыше небес. Из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу, враг Твоих ради, еже разрушити врага и местника (Пс.8:2,3). Точно! Величие имени Иисуса превыше постижения разумных тварей земли и неба: постижение его непостижимо при­емлется младенческою простотою и верою. С таким же бескорыстным настроением должно приступать к моле­нию именем Иисуса и пребывать в этом молении; по­стоянство и тщательность в молении должны быть по­добны непрестанному стремлению младенца к сосцам матери: тогда моление именем Иисуса может увенчать­ся полным успехом, невидимые враги могут быть попра­ны, окончательно может быть сокрушен враг и местник (отмститель). Враг назван местником, потому что у моля­щихся, особенно по временам, а не постоянно, он ста­рается отнять после молитвы то, что приобретено ими во время молитвы (Прп. Нил Сорский. Слово 9). Для решительной победы необхо­дима непрестанная молитва и непрерывающаяся бди­тельность над собою. По такому значению моления именем Иисуса, Давид приглашает всех христиан к это­му молению. Хвалите отроцы Господа, хвалите имя Господ­не. Буди имя Господне благословенно от ныне и до века. От восток солнца до запад хвально имя Его (Пс.112:1-3). Принесите Господе­ви славу имени Его: поклонитеся Господеви во дворе святем Его (Пс.28:2); молитесь так, чтоб в молитвах ваших явилось ве­личие имени Иисуса и вы, силою Его, взошли в нерукотворенный сердечный храм для поклонения духом и истиною; молитесь тщательно и постоянно; молитесь в страхе и трепете пред величием имени Иисуса, и да упо­вают на Тя, всемогущего и всеблагого Иисуса, знающий имя Твое по блаженному опыту своему, яко не оставил еси взыскающих Тя, Господи (Пс.9:11). Только нищий духом, непрес­танно прилепляющийся молитвою к Господу по причи­не непрестанного ощущения нищеты своей, способен раскрыть в себе величие имени Иисуса. Не возвратится смиренный посрамлен с предстояния молитвы своей, но принесет ее всецело Богу, не расхищенною развлечени­ем: нищ и убог восхвалита имя Твое (Пс.73:21). Блажен муж ему же есть имя Господне упование его, и не призре в суеты и неистов­ления ложная (Пс.39:5): он не обратит внимания, при молитве своей, на обольстительное действие суетных попече­ний и пристрастий, покушающихся осквернить и рас­тлить молитву. Ночное время особенно способствует, по тишине и мраку своим, к упражнению Иисусовою мо­литвою; ночью занимался великий подвижник молит­вы, Давид, памятью Божиею: Помянух в нощи имя Твое, Господи, говорит он; ночью настраивал я душу мою Бо­жественным настроением и, стяжав это настроение, в деятельности последующего дня сохраних закон Твой (Пс.118:55). «Ночью, — советует преподобный Григорий Синаит, ссылаясь на святого Иоанна Лествичника, — многое время отдавай молитве, малое же псалмопению» [95]. В тяжкой борьбе с невидимыми врагами спасения на­шего превосходнейшим оружием служит молитва Иисусова. Вси языци — язычниками названы многогла­голивые и многокозненные демоны — обыдоша мя, гово­рит Давид, и именем Господним противляхся им: обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им; обыдоша мя яко пчелы сот, и разгорешася яко огнь в тернии, и именем Господним противляхся им (Пс.117:10-12). «Именем Иисуса бей супос­татов, потому что ни на небе, ни на земле нет оружия более крепкого» (Лествица. Слово 21, гл. 7). О Тебе, Господи Иисусе, враги наши из­бодем роги, и о имени Твоем уничижим возстающия на ны. Не на лук бо мой уповаю, и меч мой не спасет мене: спасл бо если нас от стужающих нам, и ненавидящих нас посрамил еси. О Бозе похвалимся весь день, и о имени Твоем исповемыся во веки (Пс.43:6-9). Ум, победив и разогнав врагов именем Иисуса, сопричисляется блаженным духам, входит для истинно­го богослужения в сердечный храм, который доселе был затворен для него, воспевая новую, духовную песнь, воспевая таинственно: исповемся Тебе, Господи, всем сердцем моим и пред Ангелы воспою Тебе, яко услышал еси вся глаголы уст моих: поклонюся ко храму святому Твоему, и исповемся имени Твоему о милости Твоей и истине Твоей: яко возвеличил еси над всеми имя Твое святое. В он же аще день призову Тя, скоро услыши мя: умножиши мя в души моей силою Твоею (Пс.137:1-3). Святой Давид исчисляет чудные действия страшнаго и святаго имени (Пс.110:9) Иисусова. Оно действует подобно при­нятому врачевству, которого образ действия неизвестен больному и непостижим для него, а самое действие оче­видно по производимому исцелению. Ради имени Иису­сова, употребляемого молящимся, нисходит к нему по­мощь от Бога и даруется ему отпущение грехов; по этой причине святой Давид, представляя воззрению Бога опустошение и бедственное состояние души всякого че­ловека, произведенное греховною жизнью, умоляет от лица всех человеков о помиловании, говорит: помоги нам, Боже, Спасителю наш, славы ради имени Твоего, Господи, избави ны, и очисти грехи наша имене ради Твоего (Пс.78:9). Ради имени Господня бывает услышана молитва наша, дару­ется нам спасение; на основании убеждения в этом, опять молится Давид: Боже, во имя Твое спаси мя, и в силе Твоей суди ми: Боже, услыши молитву мою, внуши глаголы уст моих (Пс.53:3,4). Силою имени Иисусова освобождается ум от ко­лебания, укрепляется воля, доставляется правильность ревности и прочим свойствам душевным; мыслям и чувствованиям богоугодным, мыслям и чувствованиям, принадлежащим непорочному естеству человеческому, только таким мыслям и чувствованиям дозволяется пре­бывать в душе; нет в ней места для мыслей и чувствова­ний чуждых, яко Бог спасет Сиона, и созиждутся гради Иудейстии, и вселятся тамо, и наследят и; и семя рабов тво­их удержит и, и любящии имя Твое вселятся в нем (Пс.68:36,37). Во имя Господа Иисуса даруется оживление душе, умерщвлен­ной грехом. Господь Иисус Христос — жизнь (Ин.11:25), и имя Его — живое: оно оживотворяет вопиющих им к источ­нику жизни, Господу Иисусу Христу. Имене ради Твоего, Господи, живиши мя правдою Твоею (Пс.142:11); не отступим от Тебе: оживиши ны, и имя Твое призовем (Пс.79:19). Когда силою и дей­ствием имени Иисуса услышана будет молитва, когда низойдет Божественная помощь к человеку, когда отра­жены будут и отступят от него враги, когда сподобится он отпущения грехов, когда он будет исцелен и возвра­щен к непорочному естественному состоянию, когда дух его будет восстановлен во власти своей, тогда последует покаяние, во имя Господа, благодатных даров, духовно­го имущества и сокровища, залога блаженной вечнос­ти, яко Ты, Боже, услышал еси молитвы моя: дал еси достоя­ние боящимся имене Твоего. Дни на дни царевы приложиши: лета его до дне рода и рода. Пребудет в век пред Богом (Пс.60:6). Тог­да человек делается способным воспеть Господеви песнь нову: он исключается из числа плотских и душевных, сопричисляется к духовным, и восхваляет Господа в цер­кви преподобных. Дух Святый, доселе приглашавший и возбуждавший его единственно к плачу и покаянию, приглашает его, да возвеселится Израиль о Сотворшем его, и сынове Сиони возрадуются о Царе своем: да восхвалят имя Его в лице, в тимпане и псалтири да поют Ему (Пс.149:1-3), потому что по обновлении души, силы ее, приведенные в чудное со­гласие и стройность, делаются способными, при при­косновении к ним Божественной благодати, издавать звуки и гласы духовные, восходящие на небо, пред пре­стол Божий, благоприятные Богу. Да возвеселится сердце мое боятися шпене Твоего! Исповемся Тебе, Господи Боже мой, всем сердцем моим, и прославлю имя Твое в век, яко милость Твоя велия на мне, и избавил еси душу мою от ада преисподней­шаго (Пс.55:11-13). Праведнии исповедятся имени Твоему, и вселятся правии с лицем Твоим (Пс.139:14): потому что, по отгнании врагов, причиняющих рассеянность, ослабляющих и оскверня­ющих молитву, ум входит в мрак невидения ничего и предстоит лицу Божию без всякого посредства. Мыслен­ный мрак есть тот покров, тот занавес, которым покры­то лице Божие. Покров этот — непостижимость Бога для всех сотворенных умов. Умиление сердца соделыва­ется тогда столько сильным, что оно названо исповеда­нием. Благодатное действие молитвы Иисусовой в пре­успевшем христианине Давид изображает так; Благосло­ви душа моя Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его (Пс.102:1). Точно! При обильном действии молитвы Иисусовой все силы души, самое тело принимают участие в ней. Уп­ражнение молитвою Иисусовою святой Давид, точнее же, Дух Святый устами Давида, предлагает всем хрис­тианам без исключения: царие земстии и вси людие, князи и вси судии земстии, юноши и девы, старцы с юношами, да восхвалят имя Господне, яко вознесеся имя Того единаго (Пс.148:11-13). Бук­вальное понимание исчисленных здесь состояний будет вполне непогрешительным; но существенное значение их — духовное. Под именем людей разумеются все хрис­тиане; под именем царей — христиане, сподобившиеся получить совершенство; под именем князей — достигшие весьма значительного преуспеяния, судьями названы те, которые еще не стяжали власти над собою, но ознакомлены с Законом Божиим, могут различать добро от зла и, по указанию и требованию Закона Божия, пребывать в добре, отвергая зло. Девою обозначается беспристрас­тное сердце, столько способное к молитве. Старцами и юношами изображены степени деятельного преуспея­ния, которое очень отличается от преуспеяния благодат­ного, хотя и первое имеет свою весьма знаменательную цену; достигший совершенства в благочестивой деятель­ности назван старцем, возведенный в благодатное со­вершенство — царем.

Между непостижимыми, чудными свойствами име­ни Иисуса находится свойство и сила изгонять бесов. Это свойство объявлено Самим Господом. Он сказал, что верующие в Него именем Его бесы ижденут (Мк.16:17). На это свойство имени Иисуса необходимо обратить особен­ное внимание, потому что оно имеет важнейшее значе­ние для упражняющихся молитвою Иисусовою. Во-пер­вых, нужно сказать несколько слов о пребывании бе­сов в человеках. Это пребывание бывает двоякое: одно может быть названо чувственным, другое нравствен­ным. Чувственно пребывает сатана в человеке, когда существом своим вселится в тело его и мучит душу и тело. Таким образом, в человеке может жить и один бес, могут жить и многие бесы. Тогда человек называ­ется беснующимся. Из Евангелия видим, что Господь исцелял беснующихся; равным образом исцеляли их и ученики Господа, изгоняя бесов из человеков именем Господа. Нравственно пребывает сатана в человеке, ког­да человек сделается исполнителем воли диавола. Та­ким образом в Иуду Искариотского вниде сатана (Ин.13:27), то есть овладел его разумом и волею, соединился с ним в духе. В этом положении были и находятся все неверую­щие во Христа, как и святой апостол Павел говорит христианам, перешедшим к христианству из язычества: и вас, сущих прегрешенми мертвых и грехи вашими: в них же иногда ходисте, по веку мира сего, по князю власти воздуш­ныя, духа, иже ныне действует в сынех противления: в них же и мы вси жихом иногда в похотех плоти нашел, творящее волю плоти и помышлений, и бехом естеством чада гнева, яко­же и прочии (Еф.2:1-3). В этом положении находятся более или менее, смотря по степени греховности, крестившиеся во Христа, но отчуждившиеся от Него согрешениями. Так понимаются святыми отцами слова Христовы о воз­вращении диавола с другими семью лютейшими духа­ми в душевный храм, из которого удалился Святый Дух [96]. Вшедшие таким образом духи, снова изгоняются молитвою Иисусовою, при жительстве в постоянном и тщательном покаянии. Предпримем спасительный для нас подвиг! Позаботимся изгнать духов, вошедших в нас, по причине небрежения нашего, молитвою Иису­совою [97]. Она имеет свойство оживлять умерщвленных грехом, она имеет свойство изгонять бесов. Аз есмь, ска­зал Спаситель, воскрешение и живот: веруяй в Мя, аще и умрет, оживет (Ин.11:25). Знамение веровавшим сия последуют: име­нем Моим бесы ижденут (Мк.16:17). Молитва Иисусова и открыва­ет присутствие бесов в человеке, и изгоняет их из чело­века. При этом совершается нечто подобное тому, что совершилось при изгнании беса из беснующегося отро­ка, после преображения Господня. Когда отрок увидел пришедшего Господа, дух стрясе отрока, и пад на земли, валяшеся пены теща. Когда Господь повелел духу выйти из отрока, — дух, от злобы и лютости движения, при ко­торых он вышел, возопил, сильно и продолжительно потрясал отрока, от чего отрок сделался как бы мерт­вым [98]. Сила сатаны, пребывающая в человеке, при его рассеянной жизни, непримечаемою и непонимаемою, когда услышит имя Господа Иисуса, призываемое моля­щимся, приходит в смятение. Она воздвизает все страс­ти в человеке, посредством их приводит всего человека в страшное колебание, производит в теле различные странные болезни. В этом смысле сказал преподобный Иоанн Пророк: «Нам немощным остается только при­бегать к имени Иисуса, ибо страсти, как сказано, суть демоны — и исходят от призывания сего имени» (Ответ 301). Это значит: действие страстей и демонов — совокупное: де­моны действуют посредством страстей. Когда увидим при упражнении Иисусовою молитвою особенное вол­нение и воскипение страстей, — не придем от этого в уныние и недоумение. Напротив того, ободримся, и уго­товимся к подвигу, к тщательнейшему молению именем Господа Иисуса, как получившие явственное знамение, что молитва Иисусова начала производить в нас свой­ственное ей действие. Говорит святой Иоанн Златоус­тый: «Памятование имени Господа нашего Иисуса Хри­ста раздражает на брань врага. Ибо нудящаяся к молит­ве Иисусовой душа все может обрести этою молитвою, и злое и благое. Во-первых, она может усмотреть зло во внутренности сердца своего, а потом добро. Молитва эта может привести в движение змея, и молитва эта может смирить его. Молитва эта может обличить живу­щий в нас грех, и молитва эта может истребить его. Молитва эта может привести в движение всю силу вра­га в сердце, и молитва эта может победить и искоре­нить ее мало-помалу. Имя Господа Иисуса Христа, схо­дя в глубину сердца, смирит владеющего пажитями его змея, а душу спасет и оживотворит. Непрестанно пре­бывай в имени Господа Иисуса, да поглотят сердце Гос­пода и Господь сердце, и да будут сии два во едино. Впрочем, это дело совершается не в один день и не в два дня, но требует много годов и времени: много нуж­но времени и подвига, чтоб был изгнан враг и вселил­ся Христос» [99]. Очевидно, что здесь описано то делание, с ясным указанием на орудие делания, о котором гово­рит и к которому приглашает преподобный Макарий Великий в 1-м Слове своем: «Вниди ты, кто бы ни был, сквозь непрестанно возрастающие в тебе помышления к военнопленной и рабе греха душе твоей, и рассмотри до дна мысли твои, и глубину помышлений твоих иссле­дуй: и узришь в недрах души твоей ползающего и гнез­дящегося змея, убившего тебя отравою частей души тво­ей. Неизмеримая бездна — сердце. Если убьешь змея, то похвались пред Богом чистотою твоею; если же нет, то смири себя, молясь, как немощный и грешный о тай­ных твоих Богу» (Слово 1, гл. 1). Тот же великий угодник Божий гово­рит: «Царство тьмы, то есть злой князь духов, пленив­ши изначала человека, обложил и облек душу его влас­тью тьмы. Этот злой властелин облек грехом душу и все ее существо, всю ее осквернил, всю пленил в свое цар­ство; он не оставил свободным от порабощения себе ни помышлений, ни разума, ни плоти, наконец, ни одного состава ее; всю ее одел хламидою тьмы. Этот злой враг всего человека душу и тело осквернил и обезобразил; он облек человека в ветхого человека, оскверненного, нечистого, богопротивного, неповинующегося закону Божию, то есть облек его в самый грех, чтоб человек уже не видел, как хочет, но видел страстно, чтоб слы­шал страстно, чтоб ноги имел устремленными к злым делам, руки к творению беззакония, сердце к помышлениям злым. Но мы помолимся Богу, чтоб Он совлек с нас ветхого человека, так как Он один может отъять от нас грех: потому что пленившие нас и держащие в сво­ей власти крепче нас, а Он обетовал освободить нас от этого рабства» (Беседа 2, гл. 1,2). На основании этих понятий святые отцы дают молящемуся молитвою Иисусовою следую­щее душеспасительнейшее наставление: «Душа если не поболезнует весьма значительно о неотвязчивости гре­ха, то не возможет обильно возрадоваться о благости правосудия. Желающий очистить сердце свое да разжи­гает его непрестанно памятью Господа Иисуса, имея единственно это непрерывающимся поучением и делом. Те, которые хотят отвергнуть свою ветхость, не должны иногда молиться, а иногда нет, но непрестанно пребывать в молитве блюдением ума, хотя бы они и находились вне молитвенных храмов. Намеревающие­ся очистить золото если и на короткое время попустят угаснуть огню в горниле, то производят вновь отверде­ние в чистящемся веществе: подобно этому памятствую­щий иногда Бога, а иногда непамятствующий погубляет праздностью то, что мнит стяжать молитвою. Любодоб­родетельному мужу свойственно постоянно истреблять памятью Божиею земляность сердца, чтоб, таким обра­зом, зло мало-помалу потреблялось огнем памяти о бла­ге и душа совершенно возвратилась в естественную свою светлость с великою славою. Таким образом, ум, пребывая в сердце, чисто и непрелестно молится, как тот же святой (Диадох) сказал: тогда молитва бывает истинною и непрелестною, когда ум, в то время как молится, соединен с сердцем» [100]. Не устрашимся, дела­тели молитвы Иисусовой, ни ветров, ни волнения! Вет­рами называю бесовские помыслы и мечтания, а волне­нием — мятеж страстей, возбужденных помыслами и мечтами. Из среды свирепеющей бури, с постоянством, мужеством и плачем будем вопиять ко Господу Иисусу Христу: Он воспретит ветрам и волнам, а мы, опытно узнав всемогущество Иисуса, воздадим Ему должное по­клонение, глаголюще: воистину Божий Сын еси (Мф.14:33). Мы сра­жаемся за спасение наше. От победы или побеждения наших зависит наша вечная участь. «Тогда, — говорит преподобный Симеон Новый Богослов, — то есть при упражнении Иисусовою молитвою, бывает брань: лу­кавые бесы ратуют с великим возмущением, произво­дят действием страстей мятеж и бурю в сердце, но именем Господа Иисуса Христа потребляются и разру­шаются, как воск от огня. Опять: когда они будут про­гнаны и отступят от сердца, то не престают от брани, но возмущают ум внешними чувствами отвне. По этой причине ум не очень скоро начинает ощущать тишину и безмолвие в себе: потому что бесы, когда не имеют силы возмутить ум в глубине, то возмущают его отвне мечтаниями. И потому невозможно освободиться впол­не от брани и не быть ратуему лукавыми духами. Это свойственно совершенным и тем, которые удалились вполне от всего и постоянно пребывают во внимании сердца» (О третьем образе внимания. Добротолюбие, ч. 1). Первоначально и самое делание представля­ется необыкновенно сухим, не обещающим никакого плода. Ум, усиливаясь соединиться с сердцем, сперва встречает непроницаемый мрак, жесткость и мертвость сердца, которое не вдруг возбуждается к сочувствию уму (Добротолюбие, ч. 1). Это не должно приводить делателя к унынию и малодушию и упоминается здесь с тою целью, чтоб де­латель был предуведомлен и предостережен. Терпели­вый и тщательный делатель непременно будет удовлет­ворен и утешен: он возрадуется о безмерном обилии таких духовных плодов, о которых и понятия себе со­ставить не может в плотском и душевном состоянии своем. В действии молитвы Иисусовой имеется своя постепенность: сперва она действует на один ум, приво­дя его в состояние тишины и внимания, потом начнет проникать к сердцу, возбуждая его от сна смертного и знаменуя оживление его явлением в нем чувств умиления и плача. Углубляясь еще далее, она мало-помалу на­чинает действовать во всех членах души и тела, отвсю­ду изгонять грех, повсюду уничтожать владычество, вли­яние и яд демонов. По этой причине при начальных действиях молитвы Иисусовой «бывает сокрушение не­изреченное и болезнь души неизглаголанная», говорит преподобный Григорий Синаит. Душа болезнует как бо­лящая и рождающая, по Писанию (Сир.49:21): живо бо Слово Божие, и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра, то есть Иисус проходит, как свидетельствует апостол, даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным (Евр.4:12), проходит, истребляя греховность из всех частей души и тела (О еже обрести действо. § 4. Добротолюбие, ч. 1).

Когда семьдесят меньших апостолов, посланные Гос­подом на проповедь, возвратились к Нему по соверше­нии возложенного на них служения, то с радостью возвестили Господу: Господи, и беси повинуются нам о имени Твоем (Лк.10:17). О, как эта радость была справедлива! Как она была основательна! Более пяти тысяч лет господствовал диавол над человеками, уловив их в рабство себе и в родство с собою при посредстве греха, а ныне слы­шит имя Иисуса — и повинуется человекам, доселе повиновавшимся ему, связывается связанными им, попи­рается попранными. В ответ ученикам, радующимся о низложении власти бесов над человеками и о приобре­тении власти человеками над бесами, Господь сказал: Се даю вам власть наступать на змию и на скорпию, и на всю силу вражию: и ничесоже вас вредит (Лк.10:19). Дана власть, но предоставлена свобода пользоваться властью и попрать змей и скорпионов, или пренебречь даром и произ­вольно подчиниться им. Под именем змей святые отцы разумеют начинания явно греховные, а под именем скорпий — прикрытые наружностью непорочности и даже добра. Власть, данная Господом семидесяти учени­кам его, дана всем христианам (Мк.16:17). Пользуйся ею, хрис­тианин! Посекай именем Иисусовым главы, то есть на­чальные проявления греха в помыслах, мечтаниях и ощущениях; уничтожь в себе владычество над тобою диавола; уничтожь все влияние его на тебя; стяжи ду­ховную свободу. Основание для подвига твоего — благо­дать святого крещения: оружие — моление именем Иисуса. Господь, даровав ученикам Своим власть попи­рать змей и скорпионов, присовокупил: Обаче о сем не радуйтеся, яко дуси повинуются вам: радуйтеся же, яко име­на ваша написана суть на небесех (Лк.10:20). «Радуйтесь не столько о том, — говорит блаженный Феофилакт, — что бесы вам повинуются, сколько о том, что имена ваши напи­саны на небе, не чернилами — Божественною благода­тию и Божиею памятью», молитвою Иисусовою. Тако­во свойство молитвы Иисусовой: она возводит с земли на небо делателя своего и включает его в число небо­жителей. Пребывание умом и сердцем на небе и в Боге, — вот главный плод, вот цель молитвы; отражение и попрание врагов, противодействующих достижению цели — дело второстепенное: не должно оно привлекать к себе всего внимания, чтоб сознанием и созерцанием победы не дать входа в себя высокоумию и самомне­нию, не претерпеть страшного побеждения по поводу самой победы. Далее повествует Евангелие: В той час возрадовася духом Иисус, и рече: исповедаютися Отче Господи небесе и земли, яко утаил еси сия от премудрых и разумных, и открыл еси та младенцем: ей Отче яко тако бысть благоволе­ние пред Тобою. И обращся ко учеником рече: Вся Мне предана быша от Отца Моего: и никто же весть, кто есть Сын, ток­мо Отец (Лк.10:21,22. Благовестник). Радуется Господь непостижимою радостью Бога о преуспеянии человеков; возвещает, что таинства веры христианской открываются не мудрым и превоз­несенным мира, но младенцам в гражданском отноше­нии, каковы были ученики Господа, взятые из среды простого народа, неученые, неграмотные. Чтоб быть учеником Господа, должно соделаться младенцем и с младенческою простотою и любовью приять Его уче­ние. К соделавшимся уже учениками обращается Гос­подь с изложением таинственнейшего учения, открыва­ет, что Сын, несмотря на принятие Им человечества, пребывает превысшим постижения всех разумных тва­рей. Превыше постижения их — и Его всесвятое имя. С простотою и доверчивостью младенцев примем уче­ние о молитве именем Иисуса; с простотою и доверчи­востью младенцев приступим к упражнению этою молитвою: един Бог, ведающий вполне таинство ее, пре­подаст нам его в доступной для нас степени. Возрадуем Бога трудом и преуспеянием в служении, которое Им же преподано и заповедано нам.

Молитва Иисусова была во всеобщем употреблении у христиан первых веков, как уже мы сказали выше. Иначе и не могло быть. Именем Господа Иисуса Христа совершались поразительнейшие знамения пред лицом всего христианского общества, что возбуждало питать во всем обществе христианскую веру в неограниченную силу имени Иисуса. Преуспевшие понимали эту силу из преуспеяния своего. Об этой силе, обильно развиваю­щейся в святых Божиих, преподобный Варсонофий Ве­ликий выражается так: «Знаю одного раба Божия в на­шем роде, в настоящее время и в сем благословенном месте, который и мертвых может воскрешать во имя Владыки нашего Иисуса Христа, и демонов изгонять, и неизлечимые болезни исцелять, и делать другие чудеса не менее апостольских, как свидетельствует Давший ему дарование, или, точнее сказать, дарования. Да и что это значит в сравнении с тем, что можно сделать о имени Иисуса!» (Ответ 181) Имея пред глазами чудеса, в памяти завеща­ние Господа, в сердце пламенную любовь к Господу, верные первенствующей Церкви постоянно, тщательно, с огненною ревностью Херувимов и Серафимов упраж­нялись в молении именем Иисуса. Таково свойство любви! Она непрестанно памятует о любимом: она не­престанно услаждается именем любимого; она хранит его в сердце, имеет в уме и на устах. Имя Господа — паче всякого имени: оно источник услаждения, источник ра­дости, источник жизни; оно — Дух; оно — животворит, изменяет, переплавляет, боготворит. Для неграмотных оно со всею удовлетворительностью заменяет молит­вословие и псалмопение; грамотные, преуспев в молит­ве Иисусовой, оставляют разнообразие псалмопения, начинают преимущественно упражняться в молитве Иисусовой, ради присущих в ней преизобильных силы и питания. Все это явствует из писаний и постановле­ний святых отцов. Святая Восточная Православная Цер­ковь предлагает всем неграмотным, вместо всех молит­вословий, молитву Иисусову (Псалтирь с последованием), предлагает не как ново­введение, но как упражнение общеизвестное. Это поста­новление, вместе с другими преданиями Восточной Церкви, перешло из Греции в Россию, и многие из про­стого народа, малограмотные и даже неграмотные, на­питались силою молитвы Иисусовой во спасение и жизнь вечную, многие достигли великого преуспеяния духовного. Святой Иоанн Златоуст, советуя тщательное и постоянное упражнение молитвою Иисусовою, осо­бенно монахам, говорит о ней, как о предмете общеиз­вестном. «И у нас, и у нас, — говорит он, — имеются духовные заклинания: имя Господа нашего Иисуса Христа и сила крестная. Заклинание это не только гонит дра­кона из норы его и ввергает в огнь, но даже исцеляет от нанесенных им ран. Если же многие произносили это заклинание и не исцелились, произошло это от малове­рия их, а не от недействительности произнесенного. Многие, хотя неотступно ходили за Христом и теснили Его, но не получили пользы, а у кровоточивой жены, прикоснувшейся не к телу, но к краю одежды Его, оста­новились долговременные токи крови. Имя Иисуса Христа страшно для демонов, для душевных страстей и недугов. Им украсим, им оградим себя. Им и Павел (апо­стол) стал велик, хотя и был одного с нами естества» (Беседа 8, на послание к римлянам). Преподобному Пахомию Великому, для подведомствен­ного ему многочисленного общества монахов, Ангел Божий преподал молитвенное правило. Иноки, подчи­ненные духовному руководству преподобного Пахомия, должны были каждый час совершать правило; от испол­нения правила освобождены были достигшие совершенства и соединенной с ним непрестанной молитвы. Правило, преподанное Ангелом, состояло из Трисвято­го, молитвы Господней, 50-го псалма, Символа веры и ста молитв Иисусовых (Канонник. Издание Киево-Печерской Лавры). В правиле говорится о молит­ве Иисусовой так же, как и о молитве Господней, то есть как о общеизвестных и общеупотребительных. Препо­добный Варсонофий Великий повествует, что монахи Египетского Скита преимущественно занимались мо­литвою, что видно и из жития преподобного Памвы, инока и аввы горы Нитрийской, недалекой от скита, в которой, подобно скиту, монахи проводили жизнь безмолвническую [101]. Из упомянутых в этом слове угодников Божиих, упражнявшихся или писавших о молитве Иису­совой, святой Игнатий Богоносец жил в Антиохии, скончался в Риме; святой мученик Каллистрат был уро­женцем и жителем Карфагена; преподобный Пахомий Великий жил в верхнем Египте; скитские и нитрийские монахи, равно как и преподобный Исаия, в нижнем; свя­той Иоанн Златоуст жил в Антиохии и в Константино­поле; святой Василий Великий в восточной половине Малой Азии, в Каппадокии; святой Варсонофий Вели­кий — в окрестностях Иерусалима; святой Иоанн Ле­ствичник на Синайской горе и некоторое время в ниж­нем Египте, близ Александрии. Из этого видно, что моление именем Господа Иисуса было повсеместным, общеупотребительным во Вселенской Церкви. Кроме упомянутых отцов писали о молитве Иисусовой ниже­следующие: преподобный Исихий, Иерусалимский пре­свитер, ученик святого Григория Богослова, писатель V века, уже жалующийся на оставление монахами уп­ражнения Иисусовою молитвою и трезвения; препо­добные: Филофей Синаит, Симеон Новый Богослов, Григорий Синаит, Феолипт Филадельфийский, Григо­рий Палама, Каллист и Игнатий Ксанфопулы и многие другие. Сочинения их большею частью помещены в обширном сборнике аскетических писателей, в «Добро­толюбии». Из российских отцов имеются сочинения о ней преподобного Нила Сорского, священноинока Доро­фея, архимандрита Паисия Величковского, схимонаха Василия Поляномерульского и иеромонаха Серафима Саровского. Все упомянутые писания отцов достойны глубокого уважения по обилию живущих в них и дыша­щих из них благодати и духовного разума; но сочинения российских отцов, по особенной ясности и простоте из­ложения, по большой близости к нам относительно вре­мени, доступнее для нас, нежели писания греческих светильников. В особенности писания старца Василия можно и должно признать первою книгою, к которой в наше время желающему успешно заняться Иисусо­вою молитвою необходимо обратиться (Издание Оптиной пустыни, 1847 г.). Таково и на­значение ее. Старец назвал свои писания предпрутия­ми, предисловиями, или таким чтением, которое при­готовляет к чтению греческих отцов. Превосходна кни­га преподобного Нила Сорского. Чтением ее должно также предварять чтение греческих писателей; она, постоянно ссылаясь на них и объясняя их, приуготовляет к чтению и правильному пониманию этих глубокомыс­ленных, святых учителей, нередко витий, философов, поэтов. Все вообще творения святых отцов о монашес­кой жизни, и в особенности же о Иисусовой молитве, составляют для нас, монахов последнего времени, нео­цененное сокровище. Во времена преподобного Нила Сорского, за три века до нас, живые сосуды Божествен­ной благодати были крайне редки, до зела оскудели, по его выражению; ныне они так редки, что можно не оста­навливаясь и безошибочно сказать: их нет. За особен­нейшую милость Божию признается, если кто, истомив­шись душою и телом в монашеском жительстве, к концу этого жительства неожиданно найдет, где-либо в глуши, сосуд, избранный нелицеприятным Богом, уничиженный пред очами человеков, возвеличенный и превознесенный Богом. Так Зосима нашел в заиорданской без­людной пустыне, сверх всякого чаяния, великую Ма­рию (Четьи-Минеи. 1 апреля). По такому конечному оскудению в духоносных наставниках отеческие книги составляют единствен­ный источник, к которому может обратиться томимая гладом и жаждою душа, для приобретения существенно нужных познаний в подвиге духовном. Книги эти — дражайшее наследие, оставленное святыми отцами их ино­ческому потомству, нам нищим. Книги эти — крохи, упавшие к нам и составляющие нашу долю, крохи с ду­ховной трапезы отцов, богатых духовными дарования­ми. Заметно, что время написания большого числа книг о умном делании совпадает с временем особенного ос­кудения в монашестве умного делания. Преподобный Григорий Синаит, живший в XIV веке, когда прибыл в Афонскую гору, то нашел там, между тысячами монахов, только трех, которые имели некоторое понятие о ум­ном делании. К XIV и XV векам относится большинство писаний о Иисусовой молитве. «Движимые тайным Бо­жественным вдохновением, — говорит Паисий Велич­ковский, — многие отцы изложили в книгах святое уче­ние, исполненное премудрости Святаго Духа, о этой Божественной умной молитве, на основании Божественных Писаний Ветхого и Нового Заветов. Это уст­роилось по особенному Божию промыслу, чтоб Боже­ственное делание не пришло во всеконечное забвение. Многие из этих книг по попущению Божию, за грехи наши, истреблены магометанами, поработившими себе Греческое государство; некоторые же смотрени­ем Божиим сохранены до нашего времени» (Главы о умной молитве. Издание Оптиной пустыни, 1847 г.). Возвы­шеннейшее умное делание необыкновенно просто, нуждается, для принятия, в младенческой простоте и вере, но мы сделались так сложными, что эта-то про­стота и неприступна, непостижима для нас. Мы хотим быть умными, хотим оживлять свое я, не терпим само­отвержения, не хотим действовать верою. По этой при­чине нам нужен наставник, который бы вывел из нашей сложности, из нашего лукавства, из наших ухищрений из нашего тщеславия и самомнения в широту и про­стоту веры. По этой причине случается, что на попри­ще умного делания младенец достигает необыкновен­ного преуспеяния, а мудрец сбивается с пути и низвер­гается в мрачную пропасть прелести. «В древние вре­мена, — говорит Паисий Величковский, — всесвятое делание умной молитвы сияло во многих местах, где пребывали святые отцы, и много тогда было наставни­ков этому духовному подвигу: по этой причине и свя­тые отцы тех времен, пиша о нем, объясняли только неизреченную духовную пользу, происходящую из него, не имея, как я полагаю, нужды писать о той час­ти делания, которая приличествует новоначальным. Писали они отчасти и об этом, что очень ясно для имеющих опытное знание подвига; но для неимеющих его оно остается прикрытым. Когда некоторые из от­цов увидели, что истинные и непрелестные наставни­ки этого делания начали очень умаляться, то, будучи подвигнуты Божиим Духом, чтоб не оскудело истинное учение о начале этой мысленной молитвы, изложили письменно о самом начале и приемах, как должно обу­чаться новоначальным, входить умом в страну сердеч­ную, там истинно и непрелестно совершать умом мо­литву» (гл. 4).

Мы видели, что святой пророк Давид приглашает всех без исключения людей Божиих к молению именем Господа; и что постановлением святой Церкви законополагается всем неграмотным и незнающим Священно­го Писания наизусть заменять молитвословия и псалмо­пения молитвою Иисусовою. Святой Симеон, архиепископ Солунский, заповедует и советует архиереям, священникам, всем монахам и мирским на всякое время и час произносить эту священную молитву, имея ее как бы дыхание жизни [102]; при пострижении в монашество, ког­да новопостриженному даются четки, постригающий говорит: «Прими, брате, меч духовный, иже есть глагол Божий, его же и носяй во устех твоих, уме же и сердце, глаголи непрестанно: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» [103]. Но преподобный Нил Сорский наставля­ет, что «память Божия, то есть умная молитва, выше всех деланий, добродетелей глава, как любовь Божия. Кто бесстыдно и дерзко захочет войти к Богу и беседо­вать с Ним чисто, кто нудится стяжать Его в себе, тот удобно умерщвляется бесами, если будет попущено, как взыскавший достигнуть того дерзостно и гордостно, превыше своего достоинства и устроения» (Слово 11). При по­верхностном взгляде завещание преподобного Нила может представиться противоречащим законоположе­нию Священного Писания, святых отцов и преданию Церкви. Тут нет противоречия; тут говорится о молитве Иисусовой в ее высшей степени. Всем христианам мож­но и должно заниматься молитвою Иисусовою с целью покаяния и призывания Господа на помощь, заниматься со страхом Божиим и верою, с величайшим вниманием к мысли и словам молитвы, с сокрушением духа; но не всем дозволяется приступать к молитвенному священно­действию умом в сердечной клети. Первым образом могут и должны заниматься Иисусовою молитвою не только монахи, живущие в монастырях и занятые послу­шаниями, но и миряне. Такая внимательная молитва может назваться и умною и сердечною, как совершае­мая часто одним умом, и в тщательных делателях всегда при участии сердца, выражающимся чувством плача и слезами по причине умиления. Молитвенное священно­действие ума в сердце требует предварительного упраж­нения в первом образе моления, удовлетворительного преуспеяния в этом молении. Благодать Божия сама со­бою, в известное ей время, по ее благоволению, перево­дит подвижника молитвы от первого образа ко второму. Если благоугодно Богу оставить подвижника при молит­ве покаяния, то да остается при ней, да не ищет высшего состояния, да не ищет его в твердом убеждении, что оно не приобретается человеческим усилием, — даруется Бо­гом. Пребывание в покаянии есть залог спасения. Будем довольны этим состоянием; не будем искать состояния высшего. Такое искание есть верный признак гордости и самомнения; такое искание приводит не к преуспея­нию, а к преткновениям и погибели. Святой Нил, осно­вываясь на учении всех святых отцов, воспрещает преж­девременно стремиться к низведению ума в сердце, к наружному и внутреннему безмолвию, к ощущению сла­дости и прочих высоких молитвенных состояний, кото­рые открываются тогда, когда будет принята Богом мо­литва покаяния и враги отступят от души. Сказал псал­мопевец: отступите от Мене еси делающие беззаконие, яко услыша Господь глас плача моего. Услыша Господь моление мое, Господь молитву мою прият (Пс.6:9-11). Утешение, радость, наслаж­дение, подаяние даров суть последствия примирения. Искание их прежде примирения есть начинание, испол­ненное безрассудства.

Для стяжания глубокой сердечной молитвы нужно значительное предуготовление: оно должно состоять в удовлетворительном изучении опыта монашеской жиз­ни, в приобучении себя к деятельности по евангельским заповедям: святая молитва основывается на устроении души, производимом деятельностью по заповедям, по­чивает в этом устроении, не может пребыть в душе, ког­да она не находится в таком устроении. Приготовление должно состоять в удовлетворительном изучении Ново­го Завета и отеческих писаний о молитве. Тем необхо­димее последнее приуготовление, что, за неимением духоносных руководителей, единственным руководите­лем нашим должны быть отеческие писания и молит­венный плач пред Богом. Вожделенна сердечная молит­ва; вожделенно сердечное безмолвие; вожделенно ке­лейное неисходное безмолвие и жительство в уединен­нейшей пустыне, как особенно способствующие к раз­витию сердечной молитвы и сердечного безмолвия. «Но и самые эти благие и благолепные делания, — гово­рит преподобный Нил Сорский, — должно проходить с рассуждением, в приличное время, по достижении над­лежащей меры преуспеяния, как говорит Василий Ве­ликий: «Всякому деланию должно предшествовать рас­суждение: без рассуждения и благое дело обращается в злое по безвременности и неумеренности. Когда же рассуждением определятся время и мера благому, тогда бывает чудный прибыток». И Лествичник, заимствовав слова из Писания, говорит: «Время всякой вещи, яже под небесем (Еккл.3:1), между всеми же, — сказал он, — и в нашем святом жительстве есть время каждому занятию». И, продол­жая, говорит: «Есть время безмолвию и время немятеж­ной молве; есть время непрестанной молитве и время нелицемерному служению». Не будем прельщаться гор­достным усердием и искать прежде времени того, что приходит в известное время. В противном случае не получим ничего и в должное время. Есть время сеять труды и время пожинать колосья неизреченной благо­дати» (Слово 11). В особенности преподобный Нил воспрещает безрассудное стремление к отшельничеству, а такое стремление почти всегда появляется у личностей, не понимающих ни себя, ни монашества: потому-то пре­ткновения и самообольщения, при этом роде жизни, случаются самые тяжкие. Если монахам воспрещается безвременное стремление к молитве, приносимой умом в сердечном храме, тем более воспрещается оно миря­нам. Имели глубочайшую сердечную молитву святой Андрей юродивый и некоторые другие, весьма немно­гие миряне; это — исключение и величайшая редкость которая никак не может служить правилом для всех. Причисление себя к этим исключительным личностям есть не что иное, как обольщение себя самомнением, скрытая прелесть прежде явной прелести. Паисий Ве­личковский в письме к старцу Феодосию говорит: «Оте­ческие книги, в особенности те из них, которые науча­ют истинному послушанию, трезвению ума и безмол­вию, вниманию и умной молитве, то есть той, которая совершается умом в сердце, исключительно приличе­ствует только одному монашескому чину, а не всем во­обще православным христианам. Богоносные отцы, излагая учение о этой молитве, утверждают, что ее на­чало и непоколебимое основание есть истинное послу­шание, от которого рождается истинное смирение, а смирение хранит подвизающегося в молитве от всех прелестей, последующих самочинникам. Истинного мо­нашеского послушания и совершенного во всем отсече­ния своих воли и разума отнюдь не возможно стяжать мирским людям. Как же возможно будет мирским лю­дям, без послушания, по самочинию, которому последу­ет прелесть, понуждаться на столь страшное и ужасное дело, то есть на таковую молитву, без всякого наставле­ния? Как им избежать многоразличных и многообраз­ных прелестей вражиих, наводимых на эту молитву и ее делателей коварно? Так страшна эта вещь, то есть молитва — молитва не просто умная (умственная), то есть совершаемая умом нехудожно, но действуемая ху­дожественно умом в сердце, что и истинные послушни­ки, не только отсекшие, но и совершенно умертвившие волю свою и рассуждение пред отцами своими, истин­ными и преискусными наставниками деланию этой мо­литвы, всегда находятся в страхе и трепете, боясь и тре­пеща, чтоб не пострадать в этой молитве от какой-нибудь прелести, хотя и хранит их всегда от нее Бог за истинное смирение их, которое они стяжали благода­тию Божиею при посредстве истинного послушания своего. Тем более мирским людям, жительствующим без послушания, если они от одного чтения таких книг по­нудятся на молитву, предстоит опасность впадения в какую-либо прелесть, приключающуюся начинающим самочинно подвиг этой молитвы. Эту молитву святые назвали художеством художеств: кто же может научить­ся ей без художника, то есть без искусного наставника? Эта молитва есть духовный меч, дарованный от Бога на заклание врага наших душ. Молитва эта просияла как солнце только среди иноков, особенно в странах Египет­ских, также в странах Иерусалимских, в горе Синайской и Нитрийской, во многих местах Палестины и на иных многих местах, но не повсюду, как явствует из жития свя­того Григория Синаита. Он обошел всю святую (Афонс­кую) гору и, сделав тщательное разыскание делателям этой молитвы, не нашел в ней ни одного, который бы имел хотя малое понятие о этой молитве [104]. Отсюда явствует: если в таком святом месте преподобный Григо­рий не нашел ни одного делателя молитвы, то и во мно­гих местах делание этой молитвы было неизвестно меж­ду иноками. А где и занимались им, где она просиявала между иноками подобно солнцу, там хранилось делание этой молитвы, как великая и неизреченная тайна, изве­стная лишь Богу и ее делателям. Мирскому народу дела­ние этой молитвы было вполне неизвестно. Но ныне, по напечатании, отеческих книг, узнают о нем не толь­ко иноки, но и все христиане. По поводу этого боюсь и трепещу, чтоб по вышесказанной причине, то есть за самочинное вступление в подвиг этой молитвы без на­ставника, таковые самочинники не подверглись преле­сти, от которой Христос Спаситель да избавит Своею благодатию всех, хотящих спастись» [105]. Признаем обязанностью своею изложить здесь, по мере скудного разумения нашего и скудной опытности, учение святых отцов о художественном возделании мо­литвы Иисусовой, с ясным обозначением, какой образ упражнения молитвою и какого вида умная и сердечная молитва приличествует всем без исключения христиа­нам и новоначальным инокам и какой образ делания свойствен преуспевшим, возведенным в преуспеяние Божиим благоволением и Божиею благодатию.

Без всякого сомнения первое место между всеми способами должно отдать способу, предлагаемому свя­тым Иоанном Лествичником, как особенно удобному, вполне безопасному, нужному, даже необходимому для действительности молитвы, приличествующему всем благочестиво жительствующим и ищущим спасения христианам, и мирянам и инокам. Великий наставник иночествующих дважды говорит об этом способе в сво­ей Лествице, возводящей от земли на небо: в слове о послушании и в слове о молитве. Уже то, что он излага­ет свой способ в изложении учения о послушании общежительных иноков, с очевидностью показывает, что этот способ назначается и для новоначальных иноков. Предложение способа повторяется в отдельном, про­странном учении о молитве, после наставления для без­молвников, следовательно, повторяется для преуспев­ших иноков: это показывает с очевидностью, что спо­соб очень хорош и для безмолвников, и для преуспев­ших иноков. Повторяем: величайшее достоинство спо­соба заключается в том, что он, при всей удовлетвори­тельности своей, вполне безопасен. В слове о молитве святой Иоанн Лествичник говорит: «Подвизайся возвра­щать, — точнее, заключать мысль в словах молитвы. Если по причине младенчественности она изнеможет и уклонится, опять введи ее. Свойственна уму нестоятель­ность. Может же установить его Тот, Кто уставляет все.

Если стяжешь это делание и постоянно будешь держать­ся его, то придет Определяющий в тебе границы морю твоему и скажет при молитве твоей: до сего дойдеши, и не прейдеши (Иов.38:11). Невозможно связывать дух; но где присут­ствует Создатель этого духа, там все покоряется Ему (Слово 28, гл. 17). Начало молитвы — помыслы, отгоняемые молитвою при самом их начале; средина — когда ум пребывает в одних словах, произносимых гласно или умом, конец — восхищение ума к Богу» (Слово 28, гл. 19). В слове о послушании свя­той Иоанн говорит: «Борись с мыслью непрестанно, возвращая ее к себе, когда она улетает: Бог не требует от послушников молитвы непарительной. Не скорби, будучи окрадаем, но благодушествуй, постоянно возвра­щая ум к самому себе» (Слово 4, гл. 98). Здесь преподан способ внима­тельно молиться, молиться и гласно, и одним умом. В внимательной молитве не может не принять участия сердце, как сказал преподобный Марк. «Ум, молящийся без развлечения, утесняет сердце» [106]. Таким образом, кто будет молиться по способу, предложенному святым Иоанном Лествичником, тот будет молиться и устами, и умом, и сердцем; тот, преуспев в молитве, стяжет ум­ную и сердечную молитву, привлечет в себя Божествен­ную благодать, как видно из приведенных слов велико­го наставника иноков. Чего желать более? Нечего. При таком образе упражнения молитвою какая может быть прелесть? Лишь одно увлечение в рассеянность: по­грешность вполне явная, в новоначальных неизбежная, способная к немедленному уврачеванию чрез возвраще­ние мысли в слова, уничтожаемая милостью и помо­щью Божиею, в свое время, при постоянном подвиге. Спросят: неужели такой великий отец, живший в то вре­мя, когда умное делание процветало, ничего не говорит о молитве, совершаемой умом в сердце? Говорит, но так прикрыто, что одни знакомые опытно с деланием молитвы могут понять, о чем говорится. Так поступил святой, будучи руководим духовною мудростью, с кото­рою написана вся книга его. Изложив о молитве самое верное и удовлетворительное учение, могущее возвести делателя в благодатное состояние, Лествичник выразил­ся приточно о том, что совершается по осенении молитвенного подвига благодатию. «Иное, — сказал он, — обращаться часто к сердцу, а иное — быть по уму епис­копом сердца, князем и архиереем, приносящим Хрис­ту словесные жертвы» (Слово 28, гл. 51). Иное — молиться со внимани­ем, при участии сердца; иное — нисходить умом в сер­дечный храм, и оттуда приносить таинственную молит­ву, исполненную силы и благодати Божественных. Вто­рое происходит от первого. Внимание ума при молитве привлекает сердце к сочувствию; при усилении внима­ния сочувствие сердца уму обращается в соединение сердца с умом; наконец, при внимании, усвоившемся молитве, ум нисходит в сердце для глубочайшего молит­венного священнослужения. Все это совершается под водительством благодати Божией, по ее благоволению и усмотрению. Стремление ко второму прежде стяжа­ния первого не только бесполезно, но может быть при­чиною величайшего вреда; для отвращения этого вреда прикрыто молитвенное таинство от любопытства и лег­комыслия в книге, назначенной для общего употребле­ния монашествующих. В те блаженные времена, при обилии живых сосудов благодати, могли прибегать к совету их, при всех особенных случаях, нуждавшиеся в совете.

Между Раифскими иноками, для которых написана блаженным Иоанном «Лествица», процветала умная молитва под руководством опытного духовного наставления. Об этом святой писатель опять выражается при­точно и прикровенно в слове к пастырю. Выражается он так: «Прежде всего, о честный отец, потребна нам духовная сила, чтоб тех, которых мы возжелали ввести во Святая Святых, которым вознамерились показать Христа, почивающего на их таинственной и сокровен­ной трапезе, — в особенности доколе они находятся в преддверии у этого входа, и когда увидим, что их теснит и угнетает народ с целью возбранить им желанный вход, — мы могли, взяв за руку, как младенцев, освобо­дить народ от помыслов. Если же младенцы крайне голы и немощны, то необходимо нам поднять их на ра­мена и возносить на раменах, доколе они не пройдут чрез дверь входа, точно знаю: обычно там быть всевоз­можной тесноте и давке. Почему и сказал некто об этой тесноте: сие труд есть предо мною, дондеже вниду во святило Божие (Пс.72:17), — и труд простирается только до вшествия» (Гл. 14). «Желающий видеть Господа внутри себя старается очи­стить сердце свое непрестанною памятью Божиею. Мысленная страна чистого душою — внутри его. Солн­це, сияющее в ней, — свет Святой Троицы. Воздух, кото­рым дышат жители ее, — Всесвятой Дух. Жизнь, радость и веселие этой страны — Христос, Свет от Света — Отца, это — Иерусалим и Царство Божие, сокровенное внутри нас, по слову Господа (Лк.17:11). Эта страна — облак сла­вы Божией: одни чистые сердцем войдут в нее, чтоб уви­деть лицо своего Владыки, и чтоб озарились умы их лу­чом света Его (Св. Исаак Сирский. Слово 8). Постарайся войти в клеть, которая внутри тебя, и увидишь клеть небесную. Та и другая — одно: одним входом вступишь в обе. Лествица к Царству небесному — внутри тебя: она устроена таинственно в душе твоей. Погрузи себя в себя от греха — и найдешь там ступени, которыми возможешь взойти на небо» (Св. Исаак Сирский. Слово 8). Вводил учеников своих в святилище сердечной благо­датной молитвы и в состояния, производимые ею, пре­подобный Варсонофий, инок, достигший высшей степе­ни духовного преуспеяния. Между наставлениями его читаем и следующее, данное некоторому безмолвнику, состоявшему под его руководством: «Единый безгрешный Бог, спасающий надеющихся на Него, да укрепит лю­бовь твою служить Ему в преподобии и правде во все дни живота твоего, во храме и жертвеннике внутренне­го человека, где приносятся духовные жертвы Богу, зла­та, ливан и смирна, где жрется телец упитанный, кро­пится честная кровь непорочного Агнца, где раздаются согласные воскликновения Святых Ангелов: тогда возло­жат на олтарь Твой тельцы (Пс.50:21). Тогда — когда? Когда при­дет Господь наш, этот великий Архиерей, приносящий и приемлющий бескровную жертву; когда, во имя Его, хромой, сидящий у красных ворот, сподобится услы­шать радостный глас: возстани и ходи (Деян.3:6). Хромой входит тогда во святилище, ходя и скача, и хваля Бога. Тогда прекращается сон нерадения и невежества, тогда отъем­лется дремание уныния и лености от веждей, тогда пять мудрых дев вжигают светильники свои (Мф.25:3) и ликуют с женихом в святом чертоге, воспевая согласно, безмолв­но: вкусите и видите, яко благ Господь: блажен муж, иже упо­вает Нань (Пс.38:4), тогда прекращаются и брани, и оскверне­ния, и движения; тогда водворяется свой мир Святой Троицы, печатлеется сокровище и пребывает некрадо­мым. Помолись, чтоб уразуметь, и достигнуть, и возра­доваться о Христе Иисусе, Господе нашем» (Ответ 115). Внушает­ся величайшее благоговение к молитвенному сердечно­му священнодействию величественным изображением его, сделанным отцами. Это благоговение и самое бла­горазумие требует от нас, чтоб мы отреклись от преждевременного, самочинного, гордостного, безрассудно­го усилия войти в таинственное святилище. И благого­вение и благоразумие научают нас пребывать внимательною молитвою, молитвою покаяния, при дверях храма. Внимание и сокрушение духа — вот та клеть, ко­торая дана в пристанище кающимся грешникам. Она — преддверие святилища. В ней будем укрываться и зак­лючаться от греха. Да соберутся в эту Вифезду все, страждующие нравственною хромотою, все прокажен­ные, все слепые и сухие, словом, все недугующие гре­хом, чающие движения воды (Ин.5:3) — действия милости и бла­годати Божией. Сам и Един Господь, в известное Ему время, дарует исцеление и вход во святилище, един­ственно по своему непостижимому благоволению. Аз вем, их же избрах (Ин.13:18), говорит Спаситель. Не вы Мене избра­сте, говорит Он избранным Своим, но Аз избрах вас, и положих вас, да вы идете и плод принесете, да его же просите от Отца во имя Мое, даст вам (Ин.15:16).

Весьма хорош способ обучения Иисусовой молитве, предлагаемый священноиноком Дорофеем, российским подвижником и аскетическим писателем. «Кто молится устами, — говорит священноинок, а о душе небрежет и сердца не хранит, такой человек молится воздуху, а не Богу и всуе трудится, потому что Бог внимает уму и усердию, а не многоречию. Молиться должно от всего усер­дия своего: от души, и ума, и сердца своего, со страхом Божиим, от всей крепости своей. Умная молитва не по­пускает входить во внутреннюю клеть ни парению, ни скверным помыслам. Хочешь ли научиться деланию умной и сердечной молитвы? Я научу тебя. Внимай при­лежно и разумно, послушай меня, любимый мой. Сна­чала должно тебе творить молитву Иисусову голосом, то есть устами, языком и речью, вслух себе одному. Ког­да насытятся уста, язык и чувства молитвою, произно­симою гласно, тогда гласная молитва прекращается и начинает она произноситься шепотом. После этого дол­жно поучаться умом, приницать и прилежать всегда к гортанному почувению. Тогда умная и сердечная молитва начнет манием (т.е. по действию Божественной благодати), самовластно, непрестанно воздвизать­ся, обноситься и действовать, на всякое время, при вся­ком деле, на всяком месте» [107].

Блаженный старец, иеромонах Серафим Саров­ский завещавает новоначальному, по прежде существовавшему общему обычаю в Саровской пустыни, творить непрестанно молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Бо­жий, помилуй мя грешнаго. «При молитве, наставляет ста­рец, — внимай себе, то есть собирай ум и соединяй его с душою. Сначала, день, два и более, твори эту молитву одним умом, раздельно, внимая каждому слову особо. Когда Господь согреет сердце твое теплотою благодати Своея и соединит тебя во един дух, тогда потечет в тебе эта молитва непрестанно и всегда будет с тобою, на­слаждая и питая тебя [108]. Это-то и значат слова, сказан­ные пророком Исаиею: роса, яже о Тебе исцеление им есть (Ис.26:19). Когда же будешь содержать в себе эту пищу душевную, то есть беседу с Господом, то зачем ходить по кельям братии, хотя кем и будешь призываем? Истинно сказы­ваю тебе, что празднословие есть и празднолюбие. Если себя не понимаешь, то можешь ли рассуждать о чем, и учить других? Молчи, непрестанно молчи; помни все­гда присутствие Бога и имя Его. Ни с кем не вступай в разговор; но вместе и остерегайся осуждать разговари­вающих и смеющихся. Будь в этом случае глух и нем. Что бы о тебе ни говорили, все пропускай мимо ушей. В пример себе можешь взять Стефана Нового, которо­го молитва была непрестанна, нрав кроток, уста молча­ливы, сердце смиренно, дух умилен, тело с душою чис­то, девство непорочно, нищета истинная и нестяжание пустынническое: послушание его было безропотливое, делание — терпеливо, труд — усерден. Сидя за трапезой, не смотри и не осуждай, кто сколько ест, но внимай себе, питая душу молитвою» (Наставление 32). Старец, дав такое настав­ление новоначальному иноку, проводящему деятельную жизнь в монастырских трудах, и преподав ему упражне­ние молитвою, приличествующею деятельному, воспре­щает преждевременное безрассудное стремление к жи­тельству умозрительному и к соответствующей этому жительству молитве. «Всякому, — говорит он желающему проходить жизнь духовную, должно начинать с дея­тельной жизни, а потом уже переходить к умозритель­ной: потому что без деятельной жизни в умозрительную прийти невозможно. Деятельная жизнь служит к очи­щению нас от греховных страстей и возводит нас на степень деятельного совершенства, а тем самым прола­гает нам путь к умозрительной жизни. К сей могут при­ступать только очистившиеся от страстей и стяжавшие полное обучение в деятельной жизни, как это можно видеть из слов Священного Писания: блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф.5:8), и из слов святого Григо­рия Богослова: к умозрению могут приступать только совершеннейшие по своей опытности (в деятельной жизни). К умозрительной жизни должно приступать со страхом и трепетом, с сокрушением сердца и смирени­ем, со многим испытанием святых Писаний и под руко­водством искусного старца, если такового можно най­ти, а не с дерзостью и самочинием. Дерзостный и пре­зорливый, по словам Григория Синаита, не по достоин­ству своему взыскав (высокого духовного состояния), с кичением усиливается достигнуть его преждевременно. И опять: если кто мечтает по мнению своему достигнуть высокого состояния и стяжал желание сатанинское, а не истинное, того диавол уловляет своими мрежами, как слугу своего» (Наставление 29). Предостерегая таким образом от гордостного стремления к высоким молитвенным со­стояниям, старец настаивает, можно сказать, на необ­ходимости для всех вообще иноков, никак не исключая и самых новоначальных послушников, в внимательной жизни и в непрестанной молитве. Замечено, что, по большей части, то направление, которое примется при вступлении в монастырь, остается господствующим в иноке на всю его жизнь. «Благодатные дарования, — утверждает Серафим, — получают только те, которые имеют внутреннее делание и бдят о душах своих» (Наставление 4). Истинно решившиеся служить Богу должны упражнять­ся в памяти Божией и непрестанной молитве ко Госпо­ду Иисусу Христу, говоря умом: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Таковым упражнением, при охранении себя от рассеянности и при соблю­дении мира совести, можно приблизиться к Богу и со­единиться с Ним. Иначе как непрестанною молитвою, по словам святого Исаака Сирского, приблизиться к Богу мы не можем» (Наставление 11). Монахам и послушникам, произ­воляющим заниматься молитвою Иисусовою, для удобнейшего избежания рассеянности и пребывания во вни­мании, Серафим советует стоять в церкви, при молит­вословиях, с закрытыми глазами и открывать их только тогда, когда будут отягощать сон и дремание. Тогда сове­тует он устремлять взоры к святым иконам, что также охраняет от рассеянности, и возбуждает к молитве (Наставление 11). Новоначальный с особенным удобством приучается к молитве Иисусовой на продолжительных монастырских молитвословиях. Присутствуя на них, к чему бесплодно и душевредно скитаться мыслями повсюду? А этого не­возможно избежать, если ум не будет привязан к чему-либо. Займись молитвою Иисусовою: она удержит ум от скитания; ты сделаешься гораздо сосредоточеннее, глубже; гораздо лучше будешь внимать чтению и песно­пениям церковным, вместе неприметным образом и по­степенно обучишься умной молитве. Желающему про­водить внимательную жизнь Серафим завещавает не внимать посторонним слухам, от которых голова напол­няется праздными и суетными помышлениями и воспо­минаниями; завещавает не обращать внимания на чужие дела, не размышлять, не судить и не говорить о них; за­вещавает избегать собеседований, вести себя странни­ком, встречающихся отцов и братии почитать поклона­ми в молчании, при хранении себя от внимательного воззрения на них (Наставление 6), потому что такое воззрение производит непременно в душе какое-либо впечатление, кото­рое будет причинять ей развлечение, привлекая к себе внимание ее и отвлекая его от молитвы. Вообще прово­дящему внимательную жизнь не должно смотреть ни на что пристально, и не слушать ничего с особенным тща­нием, но видеть, как бы не видя, и слышать мимоходно, чтоб память и сила внимания были всегда свободными, чуждыми впечатлений мира, способными и готовыми к приятию впечатлений Божественных.

Очевидно, что способы, предложенные священнои­ноком Дорофеем и старцем Серафимом, тождественны со способом, предложенным святым Иоанном Лествич­ником. Но святой Иоанн изложил свой способ с особен­ною ясностью и определенностью. Этот отец принад­лежит к древнейшим и величайшим наставникам ино­чества, признан таким Вселенскою Церковью; поздней­шие святые писатели ссылаются на него, как на достовернейшего учителя, как на живой сосуд Святаго Духа; на этом основании мы со всею благонадежностью предлагаем его способ во всеобщее употребление воз­любленным отцам и братиям, не только жительствую­щим в монастырях, но и жительствующим посреди мира, имеющим искреннее желание непритворно, ус­пешно и богоугодно молиться. Этот способ не может быть устранен: устранение его из молитвы было бы устранением из нее внимания, а без внимания молит­ва — не молитва. Она мертва! Она — бесполезное, ду­шевредное, оскорбительное для Бога пустословие! Внимательно молящийся непременно молится более или менее этим способом. Если внимание умножится и усилится при молитве, непременно явится образ мо­ления, предлагаемый Божественным Иоанном. «Проси плачем, — говорит он, — ищи послушанием, толцы долготерпением: тако просяй приемлет и ищай обретает, и толкущему отверзется» (Мф.7:8. Добротолюбие, ч. 4). Опыт не замедлил показать, что при употреблении способа, в особенности сначала, должно произносить слова с крайнею неспешностью, чтоб ум успевал вме­щаться в слова, как в формы; этого нельзя достигнуть при поспешном чтении. Способ святого Иоанна весьма удобен и при упражнении молитвою Иисусовою, и при келейном чтении молитвословий, даже при чтении Писания и отеческих книг. Приучаться к нему должно, как бы читая по складам, — с такою неспешностью. Приобучившийся к этому способу стяжал молитву уст­ную, умную и сердечную, свойственную всякому, прово­дящему деятельную жизнь. Святейший Каллист, патри­арх Константинопольский, так рассуждает о молитве: «Непрестанная молитва состоит в непрестанном при­зывании имени Божия. Беседует ли кто, сидит ли, хо­дит, делает ли что, ест ли или занимается чем другим, должен во всякое время и на всяком месте призывать имя Божие, по завещанию Писания: Непрестанно моли­теся (Сол.5:17). Таким образом уничтожаются покушения на нас врага. Молиться должно сердцем; молиться должно и устами, когда мы одни. Если же кто находится на тор­жище или в обществе с другими, тот не должен молить­ся устами, но одною мыслью. Должно наблюдать за зре­нием и всегда смотреть вниз для охранения себя от раз­влечения и от сетей врага. Совершенство молитвы зак­лючается в том, когда она произносится к Богу без укло­нения ума в развлечение, когда все мысли и чувствова­ния человека собираются во едино моление. Молитва и псалмопение должны совершаться не только умом, но и устами, как говорит пророк Давид: Господи устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою (Пс.8:17). И апостол, показывая, что требуются и уста, сказал: Приносим жер­тву хваления Богу, сиречь плод устен исповедающихся имени Его» (Евр.13:13. Добротолюбие, ч. 4). Преподобный Варсонофий Великий священно­иноку, вопросившему его о том, как должно молиться, отвечал: «Должно несколько упражняться в псалмопе­нии, несколько молиться изустно; нужно время и на то, чтоб испытывать и блюсти свои помыслы. У кого на обеде много разных снедей, тот ест много и с услаждением, а кто каждый день употребляет одну и ту же пищу, тот не только вкушает ее без услаждения, но иногда, мо­жет быть, чувствует и отвращение от нее. Так бывает и в нашем состоянии. В псалмопении и молитве устной не связывай себя, но делай сколько Господь даст тебе. Не оставляй также чтения и внутренней молитвы. Не­сколько того, несколько другого, — и так проведешь день, угождая Богу. Совершенные отцы наши не имели определенного правила, но в течение целого дня ис­полняли свое правило: несколько упражнялись в псал­мопении, несколько читали изустно молитвы, несколь­ко испытывали помыслы, — мало, но заботились и о пище; все же это делали со страхом Божиим» (Ответ 177). Так рассуждал и наставлял брата преподобный отец, быв­ший в великом молитвенном преуспеянии. Опыт на­учит всякого упражняющегося в молитве, что произне­сение несколько вслух молитвы Иисусовой, и вообще всех молитвословий, очень способствует к удержанию ума от расхищения развлечением. При усиленном вра­жеском нападении, когда ощутится ослабление произ­воления и омрачение ума, необходима гласная молит­ва. Внимательная гласная молитва есть вместе и умная и сердечная.

Убогим словом нашим мы не уклоняем и не устра­няем возлюбленных отцов и братий наших от молитвен­ного, возвышенного преуспеяния; напротив того, все­усердно желаем им его. Да будут все иноки подобны Ангелам и Архангелам, которые не имеют покоя день и ночь от возбуждающей их Божественной любви, и по причине ее непрестанно и ненасытно насыщаются сла­вословием Бога. Именно для того, чтоб получено было неизреченное богатство сердечной молитвы в свое вре­мя, дается предостережение от действования прежде­временного, ошибочного, дерзостного. Воспрещается безрассудное, разгоряченное стремление к открытию в себе благодатной сердечной молитвы; воспрещается это стремление потому, что причина его — неведение или недостаточное знание и гордостное признание себя способным к благодатной молитве и достойным ее; воспрещается это стремление потому, что раскрытие в себе благодатной молитвы одними собственными уси­лиями — невозможно, воспрещается это стремление, ло­мящееся неистово во врата таинственного Божиего хра­ма, чтоб оно не воспрепятствовало благости Божией когда-либо умилосердиться над нами, признать недостойных достойными, дать дар нечающим дара, обрек­шим себя на вечные казни в узилищах ада. Дар дается смирившемуся и уничижившему себя пред величием дара; дар дается отрекшемуся своей воли и предавшему­ся воле Божией; дар дается укрощающему и умертвляю­щему в себе плоть и кровь, укрощающему и умертвляю­щему в себе плотское мудрование заповедями Еванге­лия. Жизнь воссиявает соответственно степени умерщвления. Пришедши неожиданно, единственно по благо­волению своему, она довершает и совершает умерщвле­ние, предначатое произвольно. Неосторожные, особли­во упорные, водимые самомнением и самочинием иска­тели высокого молитвенного состояния, всегда бывают запечатлены печатью отвержения, по определению ду­ховного закона (Мф.22:12,13). Снятие этой печати очень затрудни­тельно, — по большей части невозможно. Какая тому причина? Вот она: гордость и самомнение, вводящие в самообольщение, в общение с демонами и в порабоще­ние им, не дают видеть неправильности и опасности своего положения, не дают видеть ни горестного обще­ния с демонами, ни бедственного, убийственного порабощения им. «Оденься прежде листьями, а потом, когда повелит Бог, принесешь и плоды», — сказали отцы [109]. Стяжи сперва внимательную молитву: предочищенному и предуготовленному внимательною молитвою, образо­ванному, скрепленному заповедями Евангелия, основан­ному на них в свое время, Бог, — всемилостивый Бог, дарует молитву благодатную.

Молитвы учитель — Бог; истинная молитва — дар Божий (Лествица. Слово 28, гл. 64). Молящемуся в сокрушении духа, постоянно, со страхом Божиим, с вниманием, Сам Бог дает посте­пенное преуспеяние в молитве. От внимательной и сми­ренной молитвы являются духовное действие и духов­ная теплота, от которых оживает сердце. Ожившее сер­дце привлекает к себе ум, делается храмом благодатной молитвы [110] и сокровищницею доставляемых ею, по ее свойству, духовных даров. «Потрудись, — говорят вели­кие подвижники и учителя молитвы, — сердечным бо­лезнованием приобрести теплоту и молитву, и Бог даст тебе иметь их всегда. Забвение изгоняет их; само же оно рождается от нерадения [111]. Если хочешь избавиться от забвения и пленения, то не возможешь иначе достиг­нуть этого, как стяжавши в себе духовный огнь: только от его теплоты исчезают забвение и пленение. Приоб­ретается же этот огнь стремлением к Богу. Брат! Если сердце твое день и ночь, с болезнью, не будет искать Господа, то ты не возможешь преуспеть. Если же, оста­вив все прочее, займешься этим, то достигнешь, как го­ворит Писание: упразднитесь и разумейте (Пс.33:9). Брат! Умоли благость Того, Который всем человеком кощет спастися и в разум истины прийти (1Тим.2:4), чтоб Он даровал тебе духовное бодрствование, возжигающее духовный огнь. Господь, Владыка неба и земли, пришел на землю для низведе­ния на нее этого огня (Лк.12:44). Вместе с тобою, по силе моей, буду молиться и я, чтоб это бодрствование даровал тебе Бог, Который подает благодать всем, просящим с трудом и усердием. Она, пришедши, наставит тебя на исти­ну. Она просвещает очи, исправляет ум, прогоняет сон расслабления и нерадения, возвращает блеск ору­жию, покрывшемуся ржавчиной в земле лености, воз­вращает светлость одеждам, оскверненным в плену у варваров, влагает ненависть к мерзостным мертвечи­нам, составляющим пищу варваров, влагает желание насытиться великою жертвою, приносимою нашим ве­ликим Архиереем. Это та жертва, о которой было от­крыто пророку, что она очищает грехи и отъемлет без­закония (Ис.6:7), плачущих прощает, смиренным дает благо­дать (Притч.3:34), является в достойных, — и ею они наследуют живот вечный, о имени Отца и Сына и Святаго Духа» (Ответ 111). «Духовное бодрствование или трезвение есть духовное художество, совершенно избавляющее человека, с помо­щью Божиею, от греховных дел и страстных помыслов и слов, когда оно проходится в течение долгого време­ни и усердно. Оно — сердечное безмолвие; оно — хране­ние ума; оно — внимание себе, чуждое всякого помысла, всегда, непрерывно и непрестанно призывающее Хрис­та Иисуса, Сына Божия и Бога, Им дышащее, с Ним мужественно ополчающееся на врагов, Ему исповедаю­щееся». Такое определение духовному бодрствованию делает святой Исихий Иерусалимский (Слово о трезвении, гл 1,3,5. Добротолюбие, ч. 2). Согласны с ним и прочие отцы [112]. «Огнь, пришедши в сердце, вос­становил молитву. Когда же она восстала и вознеслась на небо, тогда совершилось сошествие огня в горницу души» (Слово 28, гл. 45). Слова эти принадлежат светильнику Синайс­кому Иоанну Лествичнику. Очевидно, что святой говорит из своего блаженного опыта. Подобное случилось и с преподобным Максимом Капсокаливи, «Я, — пове­дал он преподобному Григорию Синаиту, — от юности моей имел великую веру к Госпоже моей, Богоматери, и молился ей со слезами, чтоб Она подала мне благодать умной молитвы. Однажды пришел я по обычаю в храм Ее и усердно молился Ей об этом. Приступил я и к ико­не Ее, начал целовать с благоговением изображение Ее; и внезапно ощутил я, что впала в грудь мою и в сердце теплота, не опалявшая внутренности, напротив того, услаждавшая и орошавшая, побуждавшая душу мою к умилению. С этого времени сердце мое начало внутри себя пребывать в молитве и ум мой услаждаться памя­тью Иисуса моего и Богоматери и непрестанно Его, Господа Иисуса, иметь в себе. С этого времени молитва никогда не прекращалась в сердце моем» (Добротолюбие, ч. 1). Благодатная молитва явилась внезапно, неожиданно, как дар от Бога; душа преподобного была предуготовлена к полу­чению дара молитвы усердною, внимательною, сми­ренною, постоянною молитвою. Благодатная молитва не осталась в преподобном без своих обычных послед­ствий, вовсе неизвестных и несвойственных плотскому и душевному состоянию. Обильное явление духовного огня в сердце, огня Божественной любви, описано Ге­оргием, Задонским затворником, из собственного опы­та [113]. Но прежде этого послан ему был Божественный дар покаяния, предочистивший сердце для любви, дар, действовавший как огнь, истребивший все, оскверняю­щее дворы Господа Святого и Сильного (Св. Исаак Сирский. Слово 68) и повергший самое тело в изнеможение. «Святый и пренебесный огнь, — говорит святой Иоанн Лествичник, — одних опа­ляет по причине недостаточной чистоты их; других, напротив того, просвещает, как достигших совершен­ства. Один и тот же огнь называется и огнем поядаю­щим, и светом просвещающим. По этой причине одни исходят от молитвы своей, как бы из жарко натоплен­ной бани, ощущая некоторое облегчение от скверны и вещественности; другие же выходят просвещенные светом и одеянными в сугубую одежду смирения и ра­дования. Те же, которые после молитвы своей не ощу­щают ни которого из этих двух действий, молятся еще телесно, а не духовно» (Лествица. Слово 28, гл. 45). Духовною молитвою названа здесь молитва, движимая Божественною благодатью, а телесною молитвою — молитва, совершаемая человеком при собственном усилии, без явственного содействия благодати. Необходима второго рода молитва, как ут­верждает тот же Иоанн Лествичник, чтоб дарована была в свое время молитва благодатная (Лествица. Слово 28, гл. 16,21,27). Чем же озна­меновывает свое пришествие молитва благодатная? Она ознаменовывает свое пришествие плачем вышеесте­ственным, — и входит человек во врата святилища Бо­жия, своего сердца, во исповедании неизреченном.

Прежде, нежели приступим к описанию способа, предлагаемого святыми отцами почти исключительно безмолвникам, признаем нужным несколько приугото­вить читателя. Писания отцов можно уподобить аптеке, в которой находится множество целительнейших ле­карств; но больной, незнакомый с врачебным искусст­вом, и не имея руководителем врача, очень затруднится в выборе лекарства, приличествующего болезни его. Если же по самонадеянности и легкомыслию, не спра­вясь основательно, за неимением врача, с врачебными книгами, больной торопливо решится сам на выбор и принятие лекарства, то выбор этот может быть самым неудачным. Лекарство, само собою целительное, может оказаться не только бесполезным, но и очень вредным. В положение, подобное положению такого больного, поставлены мы, за неимением духоносных руководите­лей, по отношению к писаниям святых отцов о тайно­действии сердечной молитвы и ее последствиях. Уче­ние о молитве в дошедших до нас отеческих книгах из­ложено с удовлетворительными полнотою и ясностью, но мы, будучи поставлены при неведении нашем пред этими книгами, в которых изображены, в величайшем разнообразии, делания и состояния новоначальных, средних и совершенных, находим себя в крайнем затруднении при избрании делания и состояния, нам свой­ственных. Несказанно счастлив тот, кто поймет и ощу­тит эту затруднительность. Не поняв ее, при поверхнос­тном чтении святых отцов, поверхностно ознакомясь с предлагаемыми ими деланиями, многие приняли на себя делание, несвойственное себе, и нанесли себе вред. Святой Григорий Синаит в сочинении своем, на­писанном для весьма преуспевшего безмолвника Лонги­на [114], говорит: «Иное дело — безмолвия, и иное — обще­жития. Каждый, пребывая в том жительстве, к которо­му призван, спасется. И потому я опасаюсь писать по причине немощных, видя, что жительствуешь посреди их: ибо всякий, проходящий излишне усиленный под­виг молитвы от слышания или учения, погибает, как не стяжавший руководителя» [115]. Святые отцы упоминают, что многие, принявшись за делание молитвы непра­вильно, по способам, для которых они не созрели и были неспособны, впали в самообольщение и умопов­реждение. Не только от чтения отеческих книг, при недостаточном понимании их, происходит величайший вред, но и от общения с величайшими угодниками Бо­жиими, от слышания святого учения их. Так случилось с сирским монахом Малпатом. Он был учеником препо­добного Иулиана. Сопутствуя старцу, Малпат посетил преподобного Антония Великого и сподобился слышать от него возвышеннейшее учение о монашеском житель­стве: о самоумерщвлении, о умной молитве, о чистоте души, о видении. Не поняв должным образом учения, разгорячившись вещественным жаром, Малпат возло­жил на себя строжайший подвиг в неисходном затворе, с надеждою достигнуть того высокого духовного состояния, о котором он слышал от Великого Антония, которое видел и осязал в Великом Антонии. Последст­вием такого делания было ужаснейшее самообольще­ние. Соответственно сильному деланию образовалась сильная прелесть, а самомнение, объявшее душу несча­стного, соделало эту душу неприступною для покаяния а потому и для исцеления: Малпат явился изобретателем и главою ереси Евхитов (Св. Исаак Сирский. Слово 55). О, горестное событие! О, горестнейшее зрелище! Ученик великого святого, ус­лышав учение величайшего из святых, по причине не­правильного приложения этого учения к своей деятель­ности погиб. Погиб в те времена, когда по причине мно­жества святых, способных и руководить и исцелять, было очень мало погибавших от прелести. Говорится это для нашего предостережения. При сиянии бесчис­ленных светил путь внутреннего монашества, — таин­ственного, молитвенного уединения и безмолвия ума в сердце — признавался обстановленным опасностями: тем опаснее этот путь при наступившей темной ночи. Мглою и густыми облаками сокрыты светила небес­ные. Путешествовать должно с крайнею неспешностью, ощупью. Изучение отеческих книг, предоставленных промыслом Божиим в нравственное руководство совре­менному монашеству, отнюдь не малозначащий подвиг. Чтоб совершить его, нужно самоотвержение, нужно оставление житейских попечений, — не говорю уже о развлечениях, увеселениях и наслаждениях; нужно жи­тельство по евангельским заповедям, нужна чистота ума и сердца, которою одною усматривается и понимается духовное, святое, таинственное учение Духа, соответственно степени очищения. Тот, кто узнал, что в насто­ящие времена сокровище спасения и христианского совершенства скрыто в словах, изреченных Святым Ду­хом или под влиянием Его, то есть в Священном Писа­нии и писаниях святых отцов, да возрадуется духовно о приобретении существенно полезного познания, да скроется всецело от мира в благочестивую жизнь, да идете и вся, елика имать, продаст, и купует село, на кото­ром сокровенно спасение и совершенство (Мф.13:44). Для основательного изучения Писания, при соответствующей деятельности, нужно продолжительное время. По ос­новательном изучении Писания, с величайшею осто­рожностью, испрашивая постоянно помощь Божию молитвою и плачем, из нищеты духа, можно касаться и тех деланий, которые ведут к совершенству. Некото­рый святой инок поведал о себе, что он в течение двад­цати лет изучал писания отцов, ведя обыкновенную жизнь общежительного монаха; по истечении этого времени он решился деятельно ознакомиться с глубо­ким монашеским деланием, теоретическое познание которого стяжал чтением и, вероятно, по свойству того времени, из бесед с преуспевшими отцами (Письменный Отечник). Пре­успеяние иноческое при руководстве чтением идет не­сравненно медленнее, нежели при руководстве духо­носным наставником.

Написанное каждым святым писателем написано из его благодатного устроения и из его деятельности, со­ответственно его устроению и его деятельности. На это должно обратить особенное внимание. Не будем увле­каться и восхищаться книгою, написанною как бы ог­нем, поведающею о высоких деланиях и состояниях, нам несвойственных. Чтение ее, разгорячив воображе­ние, может повредить нам, сообщив познание и жела­ние подвигов, для нас безвременных и невозможных. Обратимся к книге отца, по умеренности своего преус­пеяния наиболее близкого к нашему состоянию. При таком взгляде на отеческие книги, в первоначальное чтение инока, желающего ознакомиться с внутренним молитвенным подвигом, можно предложить наставле­ния Серафима Саровского, сочинения Паисия Нямец­кого и друга его, схимонаха Василия. Святость этих лиц и правильность их учения — несомненны. После изуче­ния этих писаний можно обратиться к книге преподоб­ного Нила Сорского. Мала эта книга по наружности, но духовный объем ее необыкновенной величины. Трудно найти вопрос о умном делании, который не был бы раз­решен в ней. Все изложено с необыкновенною просто­тою, ясностью и удовлетворительностью. Так изложен и способ упражнения молитвою Иисусовою. Впрочем как способ, так и вся книга предназначены для иноков уже способных к безмолвию.

Преподобный Нил завещавает молчать мыслью, не только не допуская помышлять себе о чем-либо грехов­ном и суетном, но и о полезном, по-видимому, и о духов­ном. Вместо всякой мысли он повелевает непрестанно взирать в глубину сердца и говорить: Господи Иисусе Хри­сте, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Молиться можно и стоя, и сидя, и лежа; крепкие по здоровью и силам мо­лятся стоя и сидя, немощные могут молиться и лежа, потому что в этой молитве господствует не подвиг тела, а подвиг духа. Должно давать телу такое положение, ко­торое бы предоставляло духу всю свободу к свойствен­ному ему действию. Помнить надо, что здесь говорится о делании иноков, которые достаточным телесным под­вигом привели в должный порядок свои телесные влечения и по причине преуспеяния своего перешли от те­лесного подвига к душевному. Преподобный Нил пове­левает затворять ум в сердце и приудерживать по воз­можности дыхание, чтоб не часто дышать. Это значит: надо дышать очень тихо. Вообще все движения крови должно удерживать и содержать душу и тело в спокой­ном положении, в положении тишины, благоговения и страха Божия. Без этого духовное действие появиться в нас не может: оно появляется тогда, когда утихнут все кровяные движения и порывы. Опыт скоро научит, что удерживание дыхания, то есть нечастое и негрубое про­изводство дыхания, очень способствует к приведению себя в состояние тишины и к собранию ума от скита­ния. «Много добродетельных деланий, — говорит святой Нил, — но все они — частные: сердечная же молит­ва — источник всех благ; она напаяет душу, как сады. Это делание, состоящее в блюдении ума в сердце, вне вся­ких помыслов, для не обучившихся ему крайне трудно; трудно оно не только для новоначальных, но и для дол­го трудившихся делателей, которые еще не прияли и не удержали внутри сердца молитвенной сладости от действия благодати. Из опыта известно, что для не­мощных это делание представляется очень тяжким и неудобным. Когда же кто приобретет благодать, тогда молится без труда и с любовью, будучи утешаем благо­датию. Когда придет действие молитвы, тогда оно при­влекает ум к себе, веселит и освобождает от паре­ния» (Слово 2). Чтоб приучиться к способу, предлагаемому пре­подобным Нилом Сорским, очень хорошо присоеди­нять его к способу святого Иоанна Лествичника, молясь очень неспешно. В преподавании своего способа препо­добный Нил ссылается на многих отцов Восточной и Вселенской Церкви, преимущественно же на преподоб­ного Григория Синаита.

Писания преподобного Григория Синаита, имея полное духовное достоинство, уже не так доступны и ясны, как писания преподобного Нила Сорского. При­чина тому образ изложения, понятия того времени о разных предметах, для нас чуждые, особенно же духов­ное преуспеяние как лица, написавшего книгу, так и того лица, для которого написана книга. Способ моления, предлагаемый Синаитом, почти тот же, какой предложен и Нилом, заимствовавшим учение молитвы как из чтения и учения книги Синаита, так и из устных бесед с учениками Синаита при посещении Востока. «В заутрии сей, — говорит преподобный Григорий, ссылаясь на пре­мудрого Соломона, — семя твое, то есть молитвы, и в ве­чер да не оставляет рука твоя, чтоб всегдашность молит­вы, прерываемая расстояниями, не лишалась того часа, в который могла бы быть услышана: яко не веси, кое про­изыдет, сие или оно (Еккл.11:6). С утра, сев на стулец высотою в пядь, низведи ум от головы в сердце, и держи его в нем, наклонившись болезненно, и, очень болезнуя грудью, плечами и шеею, непрестанно взывай умом или душою: Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Удерживай несколько и дыхание, чтоб не дышать неосторожно» (О безмолвии в 15 главах, гл. 2 и 3). Относи­тельно учения о том, что должно приудерживать дыха­ние, Синаит ссылается на преподобных Исаию Отшель­ника, Иоанна Лествичника и Симеона Нового Богосло­ва. «Если хотим безошибочно найти истину и познать ее, — говорит Синаит, — то постараемся иметь един­ственно сердечное действие, вполне безвидное, никак не допуская свободы воображению, не позволяя мечтанию изобразить вид какого-либо святого или свет: потому что обычно прелести, особливо в начале подвига, прельщают ум неискусных такими ложными мечтания­ми. Потщимся иметь в сердце действующим одно дей­ствие молитвы, согревающее и веселящее ум, распаляю­щее душу к неизреченной любви Божией и человечес­кой. Тогда от молитвы является значительное смирение и сокрушение, потому что молитва в новоначальных есть приснодвижимое умное действие Святаго Духа. Дей­ствие это в начале подобно огню, прозябающему из сер­дца, в конце же подобно свету благоухающему» [116]. Под именем новоначальных здесь разумеются новоначаль­ные в безмолвии; и вся книга преподобного Григория Синаита назначена для наставления безмолвников. Опять говорит святой Синаит: «Иные, преподавая уче­ние о молитве, предлагают ее творить устами, а другие одним умом: я предлагаю и то и другое. Иногда ум, уны­вая, изнемогает творить молитву, а иногда уста, и пото­му должно молиться обоими, и устами и умом. Однако должно вопиять безмолвно и несмущенно, чтоб голос не смутил чувства и внимания ума и не воспрепятствовал молитве. Ум, обыкнув в делании, преуспеет и при­мет от Духа силу крепко и всеми образами молиться. Тогда он не понуждается творить молитву устами и не возможет, будучи вполне удовлетворяем молитвою ум­ною» [117]. Предлагая по временам молитву устную, свя­той Григорий соединяет свой способ со способом свя­того Иоанна Лествичника. В сущности это — один и тот же способ; но святой Григорий говорит о нем в его известной степени преуспеяния. Тщательно занимаю­щийся по способу Лествичника достигнет, в свое вре­мя, того молитвенного состояния, о котором говорит Синаит. Молитве, по весьма основательному, практи­ческому мнению Синаита, должно содействовать осо­бенно терпение. «Безмолвствующий должен по боль­шей части сидеть при совершении молитвы по причи­не трудности этого подвига, иногда же на короткое вре­мя ложиться и на постель, чтоб дать телу некоторое от­дохновение. В терпении же должно быть твое сидение во исполнение завещания, что в молитве должно тер­петь (Кол.4:2) и не скоро вставать, малодушествуя по причине весьма трудной болезни, умного взывания и постоянно­го углубления ума в сердце». Так говорит пророк: объяша мя болезни яко раждающия (Иер.8:21). Но, опустив голову вниз и ум собирая в сердце, — если отверзлось тебе твое серд­це, — призывай в помощь Господа Иисуса. «Боля плеча­ми и часто подвергаясь головной боли, претерпевай это с постоянством и ревностью, взыскуя в сердце Господа, потому что Царство небесное есть достояние понужда­ющих себя, и понуждающие себя восхищают е (Мф.11:12). Господь указал, что истинное тщание заключается в претерпе­нии этих и им подобных болезней. Терпение и пожда­ние во всяком делании есть родитель болезней душев­ных и телесных» [118]. Под словом болезни здесь по пре­имуществу разумеется сокрушение духа, плач духа, бо­лезнование и страдание его от ощущения греховности своей, от ощущения вечной смерти, от ощущения по­рабощения падшим духам. Страдание духа сообщается сердцу и телу, как неразрывно связанным с духом и по естественной необходимости принимающим участие в его состояниях. В немощных по телу сокрушение духа и плач его вполне заменяют телесный труд (Св. Исаак Сирский. Слово 89); но от людей сильного телосложения непременно требу­ется утеснение тела: в них без утеснения тела самое сердце не стяжет блаженной печали, которая рождает­ся в немощных от ощущения и сознания немощи. «Вся­кое делание, — говорит преподобный Григорий, — те­лесное и духовное, не имеющее болезни или труда, ни­когда не приносит плода проходящему его, потому что Царствие небесное нудится, сказал Господь, и нуждницы восхищают е (Мф.11:12). Под понуждением разумей телесное во всем болезненное чувство. Многие, в течение многих лет, неболезненно делали или делают, но как они тру­дятся без болезни и теплого усердия сердца, то и пребывают непричастными чистоты и Святаго Духа, отвер­гши лютость болезней. Совершающие делание в небре­жении и слабости трудятся, по-видимому, как они дума­ют, много; но не пожинают плода за безболезненность, будучи всячески безболезненны. Свидетель этому — го­ворящий: «Если и все виды жительства нашего возвы­шенны, а болезнующего сердца не имеем, то они неис­тинны и бесполезны» (Лествица. Слово 7). Свидетельствует и великий Ефрем, говоря: «Трудясь, трудись болезненно, чтоб тебе устранить от себя болезни суетных трудов. Если, по про­року (Ис.21:3), чресла наши не истают от слабости, будучи из­мождены постным подвигом, и страданиями болезни не зачнем, как рождающая младенца, болезненным водру­жением сердца, то не родим Духа спасения на земле сердечной, как ты слышал, но будем только (достойно сожаления и смеха) хвалиться, мнясь быть нечто по причине бесполезной пустыни и расслабленного безмолвия. Во время исхода из сей жизни все несомненно дознаем весь плод» (О безмолвии и о двух образах молитвы, в 15 главах, гл. 14). Учение преподобного Синаита о болезненности, сопровождающей истинное делание умной молитвы безмолвника, может показаться стран­ным, как оно и показалось, для плотского и душевного разума, незнакомого с опытами монашеской жизни. Приглашая таковых обратить внимание на сведения, обретенные опытностью, мы свидетельствуем, что не только делание умной молитвы, но и внимательное чте­ние глубоких о ней отеческих писаний производит головные боли. Сердечное сокрушение, по причине от­крываемой молитвою греховности, плена и смерти, так сильно, что оно производит в теле страдания и болез­ни, о существовании и о возможности существования которых вовсе неизвестно незнакомому с молитвенным подвигом. Когда сердце исповедуется Господу в грехов­ности своей, в своем бедственном состоянии, тогда тело распинается. Пострадах, говорит опытный в молитвенном подвиге Давид, и слякохся до конца, весь день сетуя хождах. Яко лядвия моя наполнишася поруганий, и несть ис­целения в плоти моей. Озлоблен бых, и смирихся до зела: ры­ках от воздыхания сердца моего (Пс.37:7-9). В учении святого Григо­рия о молитве замечается та особенность, что он устав­ляет ум сосредоточивать в сердце. Это и есть то дела­ние, которое отцы называют художественным делани­ем молитвы, которое они воспрещают новоначальным инокам и мирянам, к которому нужно значительное предуготовительное обучение, к которому и предуготов­ленные иноки должны приступать с величайшим благо­говением, страхом Божиим и осторожностью. Повелев сосредоточивать ум в сердце, преподобный присово­купляет: если отверзлось твое сердце. Это значит: соедине­ние ума с сердцем есть дар Божественной благодати, по­даемый в свое время, по усмотрению Божию, а не без­временно и не по усмотрению подвизающегося. Дар внимательной молитвы обыкновенно предшествуется особенными скорбями и потрясениями душевными низводящими дух наш в глубину сознания нищеты и ничтожности своей (Св. Исаак Сирский. Слово 78). Привлекается дар Божий смире­нием и верностью к Богу, выражаемою ревностным от­вержением всех греховных помыслов при самом появ­лении их. Верность — причина чистоты. Чистоте и сми­рению вручаются дарования Духа.

Художественное делание умной молитвы изложено с особенною ясностью и полнотою блаженным Ники­фором, иноком, безмолвствовавшим в святой Афонской горе. Справедливо называет он молитвенное делание художеством из художеств и наукою из наук, как достав­ляющее уму и сердцу познания и впечатления, истекаю­щие из Духа Божия, между тем как все прочие науки доставляют познания и впечатления только человечес­кие. Умное делание есть высшее училище богословия [119]. «Это великое из величайших деланий, — говорит вели­кий наставник безмолвников, — стяжавают многие или все от научения. Редкие, будучи не научены, усильным деланием и теплотою веры получают его от Бога; но редкость — не закон. По этой причине нужно искать непрелестного наставника, чтоб назиданием его нам поучаться и наставляться при случающихся в упражне­нии вниманием десным и шуиим умалениям и превос­хождениям, вводимым злохитростью лукавого, потому что наставник обличает нам их, зная их по собствен­ным опытам, которым он подвергался. Он достоверно показывает этот умственный путь, и мы под руковод­ством его удобно совершаем этот путь. Если нет настав­ника, нам известного, то должно искать его всеусердно. Если же и при таком искании не найдется наставник, то, призвав Бога в сокрушении духа и со слезами, в нестяжании и помолившись Ему поступай, как скажу тебе. Знаешь, что дыхание, которым дышим, составляется из воздуха; производим же дыхание сердцем, не иным чем. Оно — орудие жизни и теплоты телесной. Сердце втягивает в себя воздух, чтоб дыханием выпустить вон из себя теплоту свою, а себе доставить про­хлаждение. Причина этого механизма, или, точнее, слу­житель — легкое, которое Бог создал редким, почему оно удобно вводит и изводит содержимое им. Таким об­разом, сердце, привлекая в себя дыханием прохладу и извергая им теплоту, неупустительно соблюдает тот по­рядок, в котором оно устроено для содержания жизни. И так ты, седши и собрав твой ум, введи в ноздренный путь, которым дыхание входит в сердце; приведи дыха­ние в (самое тихое) движение и понудь ум сойти с вды­хаемым воздухом в сердце. Когда он взойдет туда, то последующее за этим будет исполнено для тебя веселия и радости. Как некоторый муж, отлучавшийся из своего дома, когда возвратится, не помнит себя от радости, что сподобился увидеться с женою и детьми; так и ум, когда соединится с душою, исполняется неизреченных сладо­сти и веселия. Брат! Приучи ум твой нескоро выходить оттуда, потому что сначала, он очень унывает от внут­ренних заключения и тесноты. Когда же привыкнет к ним, то не возлюбит скитаться вне, потому что Царство небесное — внутри нас. Рассматривая его там и взыскуя чистою молитвою, ум признает все внешнее мерзост­ным и ненавистным. Если сряду же, как сказано, ты взойдешь умом в сердечное место, которое тебе мною показано, то воздай благодарение Богу, и прославь, и взыграй, и всегда держись этого делания, а оно научит тебя тому, чего ты не ведаешь. Надо тебе и то знать, что ум твой, находясь там, не должен молчать и оставаться в праздности, но иметь непрестанным деланием и по­учением, никогда не преставая от него, молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя. Эта молитва, со­держа ум невысящимся, соделывает его неприступным и неприкосновенным для прилогов врага, возводит к ежедневному преуспеянию в любви и желании Боже­ственных. Если же, много потрудившись, о брат, не воз­можешь взойти в страны сердца, как мы повелели тебе то делай, что скажу, и найдешь искомое при содействии Божием. Знаешь, что словесность каждого человека на­ходится в его персях. Внутри персей, при молчании уст наших, говорим, совещаваемся, совершаем молитвы, псалмопение. Этой словесности, отняв у нее всякий по­мысл, — можешь это сделать, если захочешь — предос­тавь говорить: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, поми­луй мя. И понудься вопиять это внутри персей вместо всякой другой мысли. Когда же некоторое время будешь поступать таким образом, тогда, при посредстве этого, отверзется тебе, без всякого сомнения, и вход в сердце, как мы написали, узнав это из опыта. Придет же к тебе, с многожелательным и сладостным вниманием, и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и прочее: ими оно исполнит все прошения твои о Христе Иисусе, Гос­поде нашем» (Добротолюбие, ч. 2). Здесь, во-первых, должно обратить вни­мание на устроение блаженного отца и на устроение, которое он видел в наставляемом им иноке. Это явству­ет из статей его слова, предшествующих изложению ху­дожества, из которых видно, по ссылке на житие свято­го Саввы, что наставление о сердечном безмолвии, для которого и в соответственность которому предоставля­ется и наружное безмолвие по телу, приличествует тем инокам, которые вполне изучились правилу монашеско­го жительства, могут бороться с сопротивными помыс­лами и блюсти свой ум. Наставляемому лицу блаженный Никифор говорит: «Знаешь, что словесность каждого че­ловека находится в его персях. Там, при молчании уст, мы говорим, совещаваемся, совершаем молитвы и псал­мопение». Явственное ощущение силы словесности в персях так, чтоб там можно было совершать молитвы и псалмопение, имеют очень редкие, значительно пре­успевшие, занимавшиеся продолжительное время моле­нием по способу святого Иоанна Лествичника, стяжав­шие в значительной степени непарительность и очень внимательною молитвою возбудившие дух, названный здесь словесностью, к обильному сочувствию уму. У че­ловеков, в обыкновенном их состоянии, дух, поражен­ный падением, спит сном непробудным, тождественным с смертью: он не способен к духовным упражнениям, ука­занным здесь, и пробуждается для них лишь тогда, когда ум постоянно и усиленно займется возбуждением его при посредстве животворящего имени Иисусова. Способ, предлагаемый блаженным Никифором, — превосходен. В изложении его видна для понимающего дело и та по­степенность, которою должно восходить к нему, и то, что стяжание его — дар Божий. Как этот способ объяс­нен с особенною подробностью в сочинении Ксанфо­пулов о молитве и безмолвии, то мы и переходим к упо­мянутому сочинению.

Святой Каллист Ксанфопул был учеником препо­добного Григорий Синаита, монашествовал в Афонской горе, обучаясь первоначально монашескому жительству в общежитии; впоследствии он перешел к жизни без­молвной, когда оказался созревшим для нее. Умной мо­литве научился он, находясь в послушании монастырс­кого повара; он имел и ученость мира сего, что ясно видно из составленной им книги. Уже в преклонных летах святой Каллист возведен в сан патриарха Кон­стантинопольского. Святой Игнатий был его ближай­шим другом и участником в иноческих подвигах. Оба они достигли великого молитвенного преуспеяния. Книга их исключительно написана для безмолвников. К механизму, изложенному блаженным Никифором, они присовокупляют, что при употреблении его должно иметь уста закрытыми. Они говорят, что новоначальный по отношению к безмолвной жизни должен заниматься молитвою Иисусовою, по способу блаженного Никифо­ра, непрестанно вводя ее в сердце тихо, при посредстве ноздренного дыхания, столько же тихо испускаемого, имея притом уста закрытыми [120]. Очень важно знать зна­чение, которое дают святые наставники умной молитвы предлагаемому им механизму, который, как веществен­ное пособие, никак не должно смешивать с собственным действием молитвы, которому никак не должно придавать особенной важности, как будто от него про­истекает все преуспеяние молитвы. В молитвенном преуспеянии действуют сила и благодать Божия; они со­вершают все: пособия остаются пособиями, в которых нуждается наша немощь, и отвергаются, как ненужные и излишние, по стяжании преуспеяния. Возложение упования на эти пособия очень опасно: оно низводит к вещественному, неправильному пониманию молитвы, отвлекая от понимания духовного, единого истинного. От ложного понимания молитвы всегда происходит или бесплодное, или душевредное упражнение ею. «И то знай, брат, — говорят Ксанфопулы, — что всякое художе­ство, и всякое правило, если же хочешь, и разнообраз­ное делание предначертаны и правильно установлены по той причине, что мы не можем еще чисто и непари­тельно молиться в сердце. Когда же это совершится благоволением и благодатию Господа нашего Иисуса Христа, тогда мы, оставив многое и различное, и раз­нообразное, соединяемся непосредственно, превыше слова, с Единым, единственным и соединяющимся [121]. От пребывания в вышеизложенном художестве сердеч­ной, чистой и непарительной молитвы — впрочем, она может быть отчасти не чистою и не чуждою развлече­ния по причине, очевидно, восстающих на возбранение ей помыслов и воспоминаний прежде содеянного, — подвизающийся приходит в навыкновение молиться без понуждения, непарительно, чисто и истинно, то есть приходит в такое состояние, при котором ум пребывает в сердце, а не только вводится в него с понуждением, малодушно, посредством вдыхания и потом опять отска­кивает, при котором сам ум постоянно обращается к себе, с любовью пребывает в сердце, и непрестанно молится» [122]. Подвиг умной и сердечной молитвы «ис­правляется умом от осенения его помощью Божествен­ной благодати и от единомысленного, сердечного, чистого, непарительного, с верою призывания Господа нашего Иисуса Христа, а не от одного простого выше­изложенного естественного художества чрез ноздрен­ное дыхание или от сидения при упражнении молит­вою в безмолвном и темном месте, — да не будет! Это изобретено Божественными отцами не для чего иного, как в некоторое пособие к собранию мысли от обычно­го парения, к возвращению ее к самой себе и ко внима­нию [123]. Прежде всех благодатных даров даруется уму непарение Господом нашим Иисусом Христом и призы­ванием в сердце святого Его имени с верою. Вспомоще­ствует же этому несколько и естественное художество, способствующее низводить ум в сердце при посредстве ноздренного дыхания, сидение в безмолвном и несвет­лом месте и другое тому подобное» (Заглавие 24 главы). Ксанфопулы строго воспрещают преждевременное стремление к тому, чему, по духовной системе монашеского житель­ства, назначено свое известное время. Они желают, чтоб инок действовал в установленном для него поряд­ке, по законам, преподанным Божественною благода­тью. «И ты, — говорят они, — желая обучиться путевод­ствующему к небу безмолвию, последуй мудро постанов­ленным законам и, во-первых, с радостью возлюби по­слушание, потом безмолвие. Как деяние есть восхожде­ние к видению, так и послушание к безмолвию. Не прела­гай предел вечных, по Писанию, яже положиша отцы твои (Притч.22:28); горе единому (Еккл.4:10). Таким образом, положив благое основание началу, возможешь со временем возложить благославнейший покров на началоздание Духа. Как все отвержено у того, у кого, по сказанному, начало не ис­кусно; так, напротив, у того все благолепно и благочин­но, у кого начало искусно, хотя и случается иногда противное этому» [124]. Вообще признано, что до стяжания не­парительности, не обманчивой или кратковременной, но постоянной и существенной, полезно упражняться молитвою Иисусовою в иноческом обществе, вспомо­ществуя упражнению молитвою деятельным исполнени­ем евангельских заповедей, или, что то же, смирением. После же получения дара непарительности дозволяется касаться и безмолвия. Так поступили святые Василий Великий и Григорий Богослов. Они, по поведанию свя­того Исаака Сирского, сперва занимались исполнени­ем тех заповедей, которые относятся к живущим в об­ществе человеческом, проходя и молитву, соответству­ющую этому положению; от этого жительства ум их на­чал ощущать недвижение или непарительность, тогда они удалились в уединение пустыни, там занялись деланием во внутреннем человеке и достигли умозрения (Слово 55). Совершенное безмолвие в наше время очень неудобно, почти невозможно: Серафим Саровский, Игнатий Ни­кифоровский, Никандр Бабаевский, иноки, весьма пре­успевшие в умной молитве, пребывали по временам то в безмолвии, то в обществе иноков; особливо после­дний никогда не уединялся в приметное для людей безмолвие, будучи по душе великим безмолвником. Способ безмолвия, которым руководствовался преподобный Арсений Великий, был всегда превосходным, — ныне должен быть признан наилучшим. Этот отец постоян­но наблюдал молчание, по братским кельям не ходил, в свою келью принимал лишь в случаях крайней необ­ходимости, в церкви стоял где-либо за столпом, не писал и не принимал писем, вообще удалялся от всех сно­шений, могущих нарушить его внимание, имел целью жизни и всех действий сохранение внимания [125]. Образ жительства и безмолвия, которым преподобный Арсений достиг великого преуспеяния, очень похваляется и предлагается к подражанию святым Исааком Сирским, как образ весьма удобный, мудрый и многоплодный (Слово 41). В заключение извлечений наших из творений Ксанфо­пулов приведем их опытное мнение, согласное с мнени­ем прочих святых отцов, что для достижения непари-тельной сердечной молитвы нужно и много времени, и много усилий. «То, чтоб постоянно внутри сердца мо­литься, — говорят они, — так, как и высшие этого состо­яния, приводится в исполнение не просто, не как бы случилось, не при посредстве малого труда и времени, хотя и это изредка встречается по непостижимому смотрению Божию: но требует оно и долгого времени, и немалого труда, подвига душевного и телесного, мно­гого и продолжительного понуждения. По превосход­ству дара и благодати, которых надеемся причаститься, должны быть, по силе, равны и соответственны подви­ги, чтобы, по таинственному священному учению, из­гнан был из пажитей сердца враг и вселился в него яв­ственно Христос. Говорит святой Исаак: «Желающий увидеть Господа тщится художественно очистить свое сердце памятью Божиею и, таким образом, светлостью мысли своей будет ежечасно видеть Господа». И святой Варсонофий: «Если не внутреннее делание Божиею благодатиею поможет человеку, то тщетно трудится он по внешности. Внутреннее делание, в соединении с бо­лезнью сердца, приносит чистоту, а чистота — истин­ное безмолвие сердца; таким безмолвием доставляется смирение, а смирение соделывает человека жилищем Божиим. Когда же вселится Бог, тогда бесы и страсти изгоняются, и соделывается человек храмом Божиим, исполненным освящения, исполненным просвещения чистоты и благодати. Блажен тот, кто зрит Господа во внутреннейшей сокровищнице сердца, как в зеркале, и с плачем изливает моление свое пред благостью Его». Преподобный Иоанн Карпафийский: «Нужно много вре­мени и подвига в молитвах, чтоб найти в нестужаемом устроении ума некоторое иное сердечное небо, где жи­вет Христос, как говорит апостол: Или не знаете, яко Иисус Христос в вас есть? Разве чим точию неискусни есте» (2Кор.13:5. Глава 52).

Этими извлечениями из святых отцов, как удовлет­ворительно объясняющими делание молитвы Иисусо­вой, мы довольствуемся. В прочих отеческих писаниях изложено то же самое учение. Признаем нужным повто­рить возлюбленным отцам и братиям нашим предосте­режение, чтоб они не устремлялись к чтению отечес­ких писаний о возвышенных деланиях и состояниях иноческих, хотя к этому чтению влечет любознатель­ность, хотя это чтение производит наслаждение, вос­торг. Наша свобода, по свойству времени, должна быть особенно ограничена. Когда имелись благодатные на­ставники, тогда увлечения новоначальных удобно заме­чались и врачевались. Но ныне некому ни уврачевать, ниже заметить увлечения. Часто пагубное увлечение признается неопытными наставниками великим преус­пеянием; увлеченный поощряется к большему увлече­нию. Увлечение, подействовав на инока и не будучи за­мечено, продолжает действовать, уклонять его более и более от направления истинного. Можно безошибочно сказать: большинство находится в разнообразном увле­чении; отвергших свое увлечение и увлечения очень мало, не увлекавшихся не существует. По этой причине, когда отеческие книги остались нам в единственное средство руководства, должно с особенною осторожно­стью и разборчивостью читать их, чтоб единственное средство к руководству не обратить в средство неправильной деятельности и проистекающему из нее рас­стройству. «Будем искать, — говорит святой Иоанн Ле­ствичник о выборе наставника, — не предведущих, не прозорливых, но паче всего точно смиренномудрых, наиболее соответствующих объемлющему нас недугу, по нравственности своей и месту жительства» (Лествица. Слово 4, гл. 121). То же дол­жно сказать и о книгах, как уже и сказано выше: должно избирать из них никак не возвышеннейшие, но наибо­лее близкие к нашему состоянию, излагающие делание, нам свойственное. «Великое зло, — сказал святой Исаак Сирский, — преподавать какое-либо высокое учение тому, кто еще находится в чине новоначальных и по ду­ховному возрасту — младенец» (Слово 74). Плотский и душевный человек, слыша духовное слово, понимает его соответ­ственно своему состоянию, извращает, искажает его и, последуя ему в его извращенном смысле, стяжавает ложное направление, держится этого направления с упорством, как направления, данного святым словом. Некоторый старец достиг христианского совершен­ства, по особенному смотрению Божию, вступив вопре­ки правилам в безмолвие с юности своей. Сперва он безмолвствовал в России в лесу, живя в землянке, а по­том в Афонской горе; по возвращении в Россию он по­местился в общежительный заштатный монастырь. Многие из братии видя в старце несомненные призна­ки святости, обращались к нему за советом. Старец да­вал наставления из своего устроения и повреждал души братии. Некоторый хорошо знакомый старцу монах го­ворил ему: «Отец! Ты говоришь братии о деланиях и со­стояниях, недоступных для их понятия и устроения, а они, объясняя твои слова посвоему и действуя согласно этому объяснению, наносят себе вред». Старец отвечал с святою простотою: «Сам вижу! Да что ж мне делать? Я считаю всех высшими меня и, когда спросят, отвечаю из своего состояния». Старцу был неизвестен общий монашеский путь. Не только пагубен для нас грех, но пагубно и самое добро, когда делаем его не вовремя и не в должной мере: так пагубны не только голод, но и излишество в пище и качество пищи, не соответствую­щее возрасту и сложению. Не вливают вина нова в мехи ветхи: аще ли же ни, то просадятся меси, и вино пролиется, и меси погибнут; но вливают вино ново в мехи новы, и обое соблюдется (Мф.9:17). Это сказал Господь о деланиях добродете­ли, которые непременно должны соответствовать со­стоянию делателя: иначе они погубят делателя и сами погибнут, то есть предприняты будут бесплодно, во вред и погибель души, противоположно своему назначению. Кроме вышеизложенных пособий, для вспомоще­ствования новоначальным в упражнении молитвою Иисусовою имеются разные другие пособия. Исчисля­ем главные из них. 1) Четки или лестовка. Четки состо­ят обыкновенно из ста зерен, а лестовка из ста ступе­ней, так как правило, совершаемое с молитвою Иисусо­вою, обыкновенно исчисляется сотнею молитв. По четкам считаются поклоны, также и сидя иноки упражня­ются молитвою Иисусовою первоначально по четкам. Когда же при молитве усиливается внимание, тогда прекращается возможность молиться по четкам и исчис­лять произносимые молитвы: все внимание обращает­ся к молитве. 2) Очень полезно обучаться молитве Иисусовой, совершая ее с поклонами земными и пояс­ными, полагая эти поклоны неспешно и с чувством по­каяния, как полагал их блаженный юноша Георгий, о котором повествует святой Симеон Новый Богослов в Слове о вере (Добротолюбие, ч. 1). 3) В церкви и вообще при упражнении молитвою Иисусовою полезно иметь глаза закрытыми, и 4) держать левую руку у персей, над левым сосцом груди, несколько повыше его: последний механизм спо­собствует к ощущению силы словесности, находящейся в персях. 5) Безмолвствующим отцы советуют иметь несколько темную келью, с завешенными окошками, для охранения ума от развлечения и для вспомоществова­ния ему сосредоточиваться в сердце. 6) Безмолвствую­щим советуют сидеть на низменном стуле, во-первых, для того, что внимательная молитва требует спокойно­го положения, а во-вторых, по образу слепого нищего, упоминаемого в Евангелии, который, сидя при пути, вопиял ко Господу: Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя (Мк.10:47), был услышан и помилован. Также этот низменный стул изображает собою гноище, на котором был повержен Иов, вне града, когда диавол поразил его с ног до голо­вы лютою болезнью (Иов.2:8). Инок должен видеть себя изуве­ченным, искаженным, истерзанным греховностью, из­вергнутым ею из естественного состояния, повергну­тым в противоестественное, и из этого бедственного состояния вопиять ко всемилостивому и всемогущему Иисусу, Обновителю человеческого естества: помилуй мя. Низменный стул очень удобен для упражнения мо­литвою Иисусовою. Этим не отвергается стояние при ней; но как почти все время истинного безмолвника посвящено молитве, то и предоставляется ему занимать­ся ею и сидя, а иногда и лежа. Особливо больные и престарелые должны остерегаться от излишнего телесно­го подвига, чтоб он не истощал сил их и не отнимал возможности заниматься подвигом душевным. Сущ­ность делания в Господе и в имени Его. Расслабленный был свешен на одре своем пред Господа сквозь покров дома и получил исцеление (Мк.2:4). Исцеление привлекается смирением и верою. 7) Подвижники умного делания иногда имеют нужду помогать себе обливанием холод­ною водою или прикладыванием к местам прилива кро­ви намоченных водою полотенец. Вода должна быть летняя — никак не самая холодная, потому что после­дняя усиливает разгорячение. Вообще, умственные за­нятия имеют свойство производить жар в известных сложениях. Такой жар чувствовал в себе преподобный авва Дорофей, когда занимался науками, почему и про­хлаждал себя водою [126]. Такой жар непременно должны ощутить те, которые будут очень понуждать себя к со­единению ума с сердцем при помощи вещественных по­собий, давая им излишнее значение и не давая должно­го значения духовным пособиям. При особенном веще­ственном усилии к сердечной молитве начинает действо­вать в сердце теплота. Эта теплота есть прямое следствие такого подвига [127]: всякий член человеческого тела, под­вергаемый трению, разгорячается; то же делается и с сердцем от постоянного, продолжительного напряже­ния его. Теплота, являющаяся от усиленного, веществен­ного подвига, также вещественна. Это — теплота плот­ская, кровяная, в области падшего естества [128]. Неопыт­ный подвижник, ощутив эту теплоту, непременно воз­мнит о ней нечто, найдет в ней приятность, услажде­ние, в чем начало самообольщения [129]. Не только не дол­жно думать чего-либо особенного о этой теплоте; но, напротив того, должно принять особенные меры пре­досторожности при появлении ее. Предосторожность необходима по той причине, что эта теплота, как кровя­ная, не только переходит по разным местам груди, но и очень легко может упасть на нижние части чрева, про­извести в них сильнейшее разжжение. Естественно, что при этом начинает действовать плотское вожделение, свойственное этим частям в состоянии разгорячения. Некоторые, пришедши в это состояние и не понимая совершающегося с ними, вдались в смущение, в уныние, в отчаяние, как это известно из опыта. Признавая свое состояние бедственным, они прибегли к знаменитым старцам, ища в их советах врачевания душам своим, растерзанным горестью и недоумением. Старцы, услы­шав, что при призывании имени Иисуса явилось силь­нейшее разжжение, соединенное с действием вожделения, ужаснулись козням диавола. Они признали тут страшную прелесть: страждущим воспретили упражне­ние молитвою Иисусовою, как причиною зла; многим другим подвижникам поведали это обстоятельство, как замечательное бедственное последствие упражнения молитвою Иисусовою. И многие поверили произнесен­ному суду по уважению к громкому имени старцев, пове­рили суду, как выведенному из самого опыта. Между тем эта страшная прелесть есть не что иное, как прилив крови, произшедший от усиленного, невежественного употребления вещественных пособий. Этот прилив лег­ко может уврачеваться в два-три дня прикладыванием к воспалившимся частям полотна, напитанного летнею водою. Гораздо опаснее, гораздо ближе к прелести, ког­да подвижник, ощутив кровяную теплоту в сердце или груди, сочтет ее за благодатную, возмнит о ней, а пото­му и о себе нечто, начнет сочинять себе наслаждение, омрачать, обманывать, опутывать, губить себя самомне­нием. Чем более понуждения и напряжения в подвиж­нике по телу, тем кровяная теплота разгорается сильнее. Оно так и быть должно! Чтоб умерить эту теплоту, чтоб предупредить падение ее вниз, должно не нажимать ума с особенным усилием в сердце, должно не утруждать сердца, не производить в нем жару чрезмерным удер­живанием дыхания и напряжением сердца; напротив того, должно и дыхание приудерживать тихо, и ум при­водить к соединению с сердцем очень тихо; должно стараться, чтоб молитва действовала в самой вершине сер­дца, где пребывает словесная сила, по учению отцов, и где, по этой причине, должно быть отправляемо бого­служение. Когда Божественная благодать осенит молит­венный подвиг и начнет соединять ум с сердцем, тогда вещественная кровяная теплота совершенно исчезнет. Молитвенное священнодействие тогда вполне изме­няется: оно делается как бы природным, совершенно свободным и легким. Тогда является в сердце другая теп­лота, тонкая, невещественная, духовная, не производя­щая никакого разжжения, — напротив того, прохлажда­ющая, просвещающая, орошающая, действующая как целительное, духовное, умащающее помазание, влеку­щая к неизреченному люблению Бога и человеков: так поведает об этой теплоте преподобный Максим Капсо­каливи из своего блаженного опыта (Добротолюбие, ч. 1). Предлагаю от­цам и братиям убогий совет, умоляя их не отвергнуть убогого совета моего: не понуждайте себя преждевре­менно к открытию в себе сердечного молитвенного дей­ствия. Нужна, нужна благоразумная осторожность, особливо в наше время, когда уже почти невозможно встретить удовлетворительного наставника для этих предметов, когда подвижник должен пробираться сам, ощупью, при руководстве писаниями святых отцов, в сокровищницу знаний духовных, и так же ощупью, сам, выбирать из них свойственное себе. При жительстве по евангельским заповедям займитесь внимательною Иису­совою молитвою по способу святого Иоанна Лествич­ника, соединяя молитву с плачем, имея началом и це­лью молитвы покаяние. В свое время, известное Богу, откроется само собою действие сердечной молитвы. Такое действие, открываемое прикосновением перста Божия, превосходнее достигаемого усиленным принуж­дением себя при посредстве вещественных пособий. Превосходнее оно во многих отношениях: оно гораздо обширнее, обильнее; оно вполне безопасно от прелес­ти и других повреждений; получивший таким обра­зом видит в получении единственно милость Божию, дар Божий, а достигший при усиленном употреблении вещественных пособий, видя дар Божий, не может не видеть своего подвига, не может не видеть самого механического способа, им употребленного, не может не приписывать ему особенной важности. Это на тонком мысленном пути — значительный недостаток, зна­чительное претыкание, значительное препятствие к развитию духовного преуспеяния. Для развития духов­ного преуспеяния нет ни конца, ни пределов. Ничтож­ное, незаметное упование на что-либо, вне Бога, мо­жет остановить ход преуспеяния, в котором и вождь, и ноги, и крылья — вера в Бога. «Христос для верующего — все», — сказал святой Марк (О законе духовном, гл. 4. Добротолюбие, ч. 1). Из употреблявших с особенным тщанием вещественные вспомогательные средства, достигли преуспеяния весьма редкие, а рас­строились и повредились весьма многие. При опытном наставнике употребление вещественных пособий мало опасно; но при руководстве книгами оно очень опасно по удобности впадения, по неведению и неблагоразу­мию, в прелесть и другие роды душевного и телесного расстройства. Так некоторые, увидев вредные послед­ствия безрассудного подвига и имея о молитве Иисусовой и сопутствующих ей обстоятельствах лишь поверх­ностное и сбивчивое понятие, приписали эти послед­ствия не неведению и безрассудству, но самой всесвя­той молитве Иисусовой. Может ли что быть печальнее, бедственнее этой хулы, этой прелести?

Святые отцы, научая сердечной молитве, не дали точного наставления, в которой части сердца она долж­на быть совершаема, — вероятно, по той причине, что в те времена не встречалось нужды в этом наставлении. Святой Никифор говорит как об известном предмете, что словесность находится в персях, и что когда возбу­дится словесность к участию в молитве, то вслед за нею возбудится к такому участию и сердце. Трудно знающим что-либо со всею подробностью и основательностью предвидеть и предупредить решением все вопросы, ко­торые могут возникнуть из совершенного неведения: в чем неведение видит темноту, в том для знания нет ни­чего неясного. В последующие времена неопределенное указание в писаниях отеческих на сердце послужило причиною важного недоумения и ошибочного упражне­ния молитвою в тех, которые, не имея наставника, не исследовав с должною тщательностью отеческих писаний, на основании наскоро схваченных чтением, повер­хностных понятий решились заняться художественною сердечною молитвою, возложив все упование на веще­ственные пособия к ней. Определенное объяснение это­го предмета сделалось, таким образом, необходимос­тью. Сердце человеческое имеет вид продолговатого мешца, кверху расширяющегося, книзу суживающегося. Оно верхнею оконечностью, находящеюся сопротив левого сосца груди, прикреплено, а нижняя его часть, нисходящая к оконечности ребр, свободна; когда она придет в колебание, это колебание называется биени­ем сердца. Многие, не имея никакого понятия о устрой­стве сердца, признают свое сердце там, где чувствуют биение его. Приступая самочинно к упражнению сер­дечною молитвою, они устремляют дыхание, вводя его в сердце, к этой части сердца, приводят ее в плотское разгорячение, причем биение сердца очень усиливает­ся, призывают к себе и навязывают себе неправильное состояние и прелесть. Схимонах Василий и старец Па­исий Величковский повествуют, что из современников их многие повредились, злоупотребляя вещественным пособием [130]. И впоследствии примеры расстройства от такого действия встречались нередко; встречаются они и поныне, хотя расположение к упражнению молитвою Иисусовою умалилось до крайности. Нельзя им не встречаться: они должны быть непременным послед­ствием неведения, самочиния, самомнения, безвремен­ного и гордостного усердия, — наконец — совершенно­го оскудения опытных наставников. Схимонах Василий, ссылаясь на святого Феофилакта и других отцов, утвер­ждает, что три силы души, — словесная, сила ревности и сила желания — расположены так: в персях и в верх­ней части сердца присутствует словесная сила, или дух человека; в средней — сила ревности, в нижней — сила желания, или естественное вожделение. Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца приводит в движение силу вожделения, которая, по близости к ней половых частей и по свойству своему, приводит в движение эти части. Невежественному упот­реблению вещественного пособия последует сильней­шее разжжение плотского вожделения. Какое странное явление! По-видимому подвижник занимается молит­вою, а занятие порождает похотение, которое должно бы умерщвляться занятием, и неведение, злоупотребив­шее вещественным пособием, приписывает Иисусовой молитве то, что должно приписать злоупотреблению. Сердечная молитва происходит от соединения ума с ду­хом, разъединенных падением, соединяемых благода­тию искупления. В духе человеческом сосредоточены ощущения совести, смирения, кротости, любви к Богу и ближнему и других подобных свойств; нужно, чтобы при молитве действие этих свойств соединялось с дей­ствием ума. На это должно быть обращено все внима­ние делателя молитвы. Соединение совершается пер­стом Божиим, единым могущим исцелить язву падения; делатель же молитвы доказывает искренность произво­ления своего получить исцеление постоянным пребы­ванием в молитве, заключением ума в слова молитвы, деятельностью внешнею и внутреннею по заповедям Евангелия, соделывающею дух способным к соедине­нию с молящимся умом. При этом несколько способ­ствует художественное направление ума к словесности и к верхней части сердца. Вообще излишнее напряже­ние при употреблении этого вещественного пособия, как возбуждающее вещественную теплоту, вредно: теп­лота плоти и крови не должна иметь места в молитве. По душеспасительнейшему действию на нас молит­вы вообще, и памяти Божией или молитвы Иисусовой в особенности, как средства к пребыванию в непрестан­ном соединении с Богом и к постоянному отражению нападений врага, — занятие молитвою Иисусовою осо­бенно ненавистно диаволу. Упражняющиеся молением именем Господа Иисуса подвергаются особенным гоне­ниям диавола. «Весь подвиг и все тщание нашего супос­тата, — говорит преподобный Макарий Великий, — зак­лючается в том, чтоб мысль нашу отвратить от памято­вания Бога и от любви к Нему; для этого он употребля­ет прелести мира и отвлекает от истинного блага к мнимым, несущественным благам» (Слово 1, гл. 3. Слово 2, гл. 15). По этой причине посвятивший себя в истинное служение Богу непрес­танною молитвою Иисусовою должен особенно хра­нить себя от рассеянности мыслей, никак не дозволять себе празднословия мысленного, но, оставляя без вни­мания являющиеся мысли и мечтания, постоянно возвращаться к молению именем Иисуса, как бы в приста­нище, веруя, что Иисус неусыпно печется о том рабе Своем, который находится непрестанно при Нем не­усыпным памятованием о Нем. «Лукавые бесы, — гово­рит преподобный Нил Синайский, — ночью стараются возмущать духовного делателя чрез самих себя, а днем чрез человеков, окружая его клеветами, напастями и злоключениями» (О молитве, гл. 139. Добротолюбие, ч. 4). Этот порядок в бесовской брани скоро усмотрится на опыте всяким делателем молитвы. Бесы искушают помыслами, мысленными мечтаниями, воспоминанием о нужнейших предметах, размышлени­ями, по-видимому духовными, возбуждением заботливо­сти, различных опасений и другими проявлениями не­верия (О молитве, гл. 9,10 и проч. Добротолюбие, ч. 4). При всех многообразных бесовских бранях ощущение смущения служит всегда верным признаком приближения падших духов, хотя бы производимое ими действие имело вид праведности (О молитве, гл. 91,100. Добротолюбие, ч. 4. Ксанфопулов, гл. 73. Добротолюбие, ч. 2). Подвижникам, уединенно и усиленно молящимся, бесы являются в виде страшилищ, в виде соблазнительных предметов, иног­да в виде светлых Ангелов, мучеников, преподобных и Самого Христа: угроз бесовских бояться не должно, а ко всем вообще явлениям должно быть весьма недовер­чивым. В таких случаях, которые, однако ж, бывают не­часты, первейшая обязанность наша прибегнуть к Богу, предаваясь всецело Его воле и прося Его помощи: на явления не обращать внимания и не входить в сноше­ние и собеседование с ними, признавая себя немощны­ми для сношения с духами враждебными, недостойны­ми сношения с духами святыми.

Особенным скорбям и гонениям подвергается ис­тинный, богоугодный подвижник молитвы от братии своей, человеков. И в этом, как мы сказали уже, глав­ные деятели — демоны: они употребляют в свое орудие как тех человеков, которые деятельность свою слили воедино с деятельностию бесовскою, так и тех, которые не понимают браней бесовских и потому удобно дела­ются орудиями бесов, — даже и тех, которые, понимая лукавство врага, недостаточно внимательны к себе и осторожны и потому допускают себя быть обманутыми. Разительнейший и ужаснейший пример того, какою страшною ненавистью к Богу, к Слову Божию, к Духу Божию, могут заразиться человеки, слившие настрое­ние своего духа с настроением демонов, видим в иудей­ских первосвященниках, старцах, книжниках и фарисе­ях, совершивших величайшее преступление между преступлениями человеческими — богоубийство. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что, по внушению бесов, иноки, проводящие лицемерную жизнь, завидуют истинным подвижникам благочестия, употребляют все меры расстроить их или изгнать из обители (Гл. 13. Добротолюбие, ч. 1). Даже благонамеренные иноки, но проводящие жительство на­ружное и не имеющие понятия о жительстве духовном, соблазняются на духовных делателей, находят их по­ведение странным, осуждают и злословят их, делают им различные оскорбления и притеснения. Великий де­латель молитвы Иисусовой, блаженный старец Сера­фим Саровский много претерпел от невежества и плот­ского воззрения на монашество своих собратий, пото­му что те, которые читают Закон Божий телесно, пола­гают исполнять его одними внешними делами, без мыс­ленного подвига, не разумеюще, ни яже глаголют, ни о них­же утверждают [131]. «Проходя путь внутренней, умозри­тельной жизни, — наставляет и утешает Серафим, по­черпая наставление и утешение из своей духовной опытности, — не должно ослабевать, не должно остав­лять его потому, что люди, прилепившиеся к внешнос­ти и чувственности, поражают нас противностью сво­их мнений в самое сердечное чувство и всячески стара­ются отвлечь нас от прохождения внутреннего пути, поставляя нам на нем различные препятствия. Никакими противностями в прохождении этого пути колебать­ся не должно, утверждаясь в этом случае на слове Бо­жием: Страха их не убоимся, ниже смутимся, яко с нами Бог. Господа Бога нашего освятим в сердечной памяти Его Бо­жественного имени, и Той будет нам в страх» (Ис.8:12,13. Наставление 29). Когда преподобный Григорий Синаит — его в XIV веке про­мысл Божий употребил в орудие восстановления между иноками забытого ими умного делания — прибыл в Афонскую гору и начал сообщать богодарованное ему знание благочестивым, ревностным и разумным под­вижникам, но понимавшим богослужение лишь теле­сно, то они сначала очень воспротивились ему, такою странностью представляется учение о духовном подви­ге для неимеющих понятия ни о нем, ни о существова­нии его, для давших телесному подвигу значение, ему не принадлежащее. Еще большею странностью пред­ставляется умное делание для плотского и душевного разума, особливо когда он заражен самомнением и ядом ереси. Тогда ненависть духа человеческого, вступивше­го в общение с сатаною, к Духу Божию выражается с чудовищным неистовством. Чтоб объяснить это, и во­обще чтоб представить с очевидностью, как превратно плотский и душевный разум понимает все духовное, искажает его соответственно мраку падения, в котором находится, несмотря на свою земную ученость, — изло­жим здесь вкратце клеветы и злоречие на умное дела­ние латинского монаха Варлаама и некоторых западных писателей. Преосвященный Иннокентий в своей цер­ковной истории повествует, что Варлаам, калабрий­ский монах, в XV веке прибыл в Солунь, город восточ­ной Греческой империи. Здесь, чтоб действовать в пользу западной Церкви под покровом Православия, он отвергся латинства. Написав несколько сочинений в до­казательство правоты Восточной Церкви, заслужил этим похвалу и доверие императора Кантакузена; зная же, что греческое монашество служит главным подкреп­лением Церкви, он хотел ослабить его, даже сокрушить, чтоб поколебать всю Церковь. С этою целью он выка­зал желание проводить самую строгую иноческую жизнь и лукаво склонил одного афонского пустынника открыть ему художественное упражнение Иисусовою молитвою. Получив желаемое, поверхностно, бессмыс­ленно поняв открытое, Варлаам принял за единствен­ную сущность дела вещественное пособие, которое отцы, как мы видели, называют лишь некоторым посо­бием, а духовные видения за видения вещественные, зримые одними телесными очами. Он донес об этом императору, как о важном заблуждении. Созван был со­бор в Константинополе. Святой Григорий Палама, афонский инок и великий делатель умной молитвы, вступил в прение с Варлаамом, силою благодати Божи­ей победил его. Варлаам и хулы его преданы анафеме. Он возвратился в Калабрию и латинство, оставил во многих греках, поверхностных христианах, доверие к своему учению, принес его на Запад, где хулы и нелепые клеветы его приняты, как исповедание истины (Часть 2. Раскол Варлаамов). Исто­рик Флери, описывая действия Варлаама, подобно ему, сосредоточивает все делание умной молитвы в веще­ственном пособии, искажая его. Флери делает выписку о механизме из слова святого Симеона Нового Богосло­ва о трех образах молитвы, находящегося в Добротолю­бии, — утверждает, будто бы Симеон научает, сев в углу кельии, обратить глаза и всю мысль к средине чрева, то есть к пупу, удерживать дыхание, даже носом, и так далее. Трудно б было поверить, что умный и ученый Флери написал та­кую нелепость, если б она не читалась на страницах его истории (Том 6, книга 95, гл. 9). Бержье — другой весьма умный и ученый пи­сатель, говорит, что греческие иноки, созерцатели, от усилия к созерцанию, помешались в рассудке и впали в фанатизм (прелесть). Чтоб прийти в состояние востор­га, они упирали глаза в пуп, удерживая дыхание: тогда им представлялось, что они видят блестящий свет, и так да­лее [132]. Искажая образ моления умных делателей Восточ­ной Церкви и кощунствуя над ним, латиняне не оста­навливаются кощунством и над благодатными состоя­ниями, производимыми молитвою, не останавливают­ся хулить действие Святаго Духа. Предоставим суду Бо­жию клеветы и хулу еретиков; с чувством плача, а не осуждения отвратим внимание от произносимых ими нелепостей; послушаем, что говорит о видении света Христова наш блаженный делатель молитвы Иисусо­вой Серафим Саровский: «Чтоб приять и узреть в сердце свет Христов, надобно сколько возможно отвлечь себя от видимых предметов; предочистив душу покаянием, добрыми делами и верою в Распявшегося за нас, зак­рыть телесные очи, погрузить ум внутрь сердца, где во­пиять призыванием имени Господа нашего Иисуса Христа; тогда по мере усердия и горячности духа к Возлюб­ленному находит человек в призываемом им имени ус­лаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения. Когда чрез таковое упражнение укоснит ум в сердце, тогда воссиявает свет Христов, освящая храмину души своим Божественным осиянием, как го­ворит пророк Малахия: и возсияет вам, боящимся имени Моего, солнце правды (Гл.4,2). Этот свет есть вместе и жизнь по евангельскому слову: в Том живот бе, и живот бе свет чело­веком» (Ин.1:4. Наставление 12). Из этого видно, в противность пониманию ка­лабрийского Варлаама и латинян, что свет этот не ве­щественный, а духовный, что он отверзает душевные очи, созерцается ими, хотя вместе и действует на теле­сные глаза, как то случилось со святым апостолом Пав­лом (Деян. гл. 9). Преподобный Макарий Великий, подробно и с особенною ясностью излагая учение об этом свете в 7-м слове, говорит, что «он есть существенное осияние в душе силы Святаго Духа; чрез него открывается вся­кое знание и истинно познается Бог душою достойною и любимою» (Слово 12, гл. 43). Согласно с Великим свидетельствуют и все святые отцы Восточной Церкви, опытно познавшие христианское совершенство и изобразившие его в сво­их писаниях свойственных этому неизобразимому таин­ству изображением в стране вещества. Очень полезно знать, что плодом чистой непарительной молитвы бы­вает обновление естества, что обновленное естество снабжается и украшается дарами Божественной благо­дати; но стремление к преждевременному стяжанию этих даров, стремление, которым, по побуждению са­момнения, предупреждается благоволение о нас Бога, крайне вредно и ведет лишь к прелести. По этой причи­не все отцы очень кратко говорят о дарах благодати, го­ворят очень подробно о стяжании чистой молитвы, по­следствие которой — благодатные дары. Подвиг молит­вы нуждается в тщательном обучении, а благодатные дары являются сами собою, как свойства естества об­новленного, когда это естество, по очищении покаяни­ем, будет освящено осенением Духа.

Старец Паисий Величковский, живший в конце прошедшего XVIII столетия, написал свиток о умной молитве в опровержение хулений, произнесенных про­тив нее некоторым суетноумным философом монахом, пребывавшим в Мошенских горах, современником Па­исия (Житие и писания Паисия). «Во дни наши, — говорит Паисий в письме к старцу Феодосию, — некоторый инок, философ суеум­ный, увидев, что некоторым ревнителям этой молитвы, хотя и не по разуму, воспоследствовала некоторая пре­лесть по причине их самочиния и невежественного ру­ководства наставниками, неискусными в этой молитве, не возложил вины на самочиние и неискусное настав­ление, но вооружился хулою на эту святую молитву, во­оружился, возбуждаемый диаволом, столько, что дале­ко превзошел и древних, трижды проклятых еретиков, Варлаама и Акиндина, хуливших эту молитву. Не боясь Бога, не стыдясь человеков, он воздвиг страшные и срамные хуления на эту святую молитву, на ее ревните­лей и делателей, хуления, невыносимые для целомуд­ренного слуха человеческого. Сверх того, он воздвиг такое величайшее гонение на ревнителей этой молит­вы, что некоторые из них, оставив все, перебежали в нашу страну и проводят в ней богоугодно пустынное житие. Другие же, будучи слабоумны, дошли до такого безумия от растленных слов философа, что и имевшие­ся у них отеческие книги потопили, как мы слышали, в реке, привязав их к кирпичу. Так возмогли его хуления, что некоторые старцы воспретили чтение отеческих книг при угрозе лишить благословения за чтение. Фи­лософ, не довольствуясь устным хулением, вознамерил­ся изложить эти хуления письменно: тогда, поражен­ный наказанием Божиим он ослеп, чем и было пресечено его богоборное предприятие». Вообще, плотский и душевный разум, как бы ни был богат премудростью мира, смотрит очень дико и недоброжелательно на ум­ную молитву. Она средство единения духа человеческого с духом Божиим, и потому особенно странна и ненавис­тна для тех, которые благоволят пребыванию своего духа в сонме духов падших, отверженных, враждебных Богу, несознающих своего падения, провозглашающих и пре­возносящих состояние падения, как бы состояние высше­го преуспеяния. Слово крестное, возвещаемое устами апос­толов всем человекам, погибающим юродство есть, оно пребывает юродством, когда возвещается умом сердцу и всему существу ветхого человека молитвою; но для спа­саемых оно сила Божия есть (1Кор.1:18). Еллины, не познавшие христианства, и еллины, возвратившиеся от христиан­ства к еллинству, ищут сообразной настроению своему премудрости в умной молитве и находят безумие, но истин­ные христиане немощным и малозначащим по наружности подвигом умной молитвы обретают Христа, Бо­жию силу и Божию премудрость. Зане буее Божие премудрее человек есть, и немощное Божие крепчае человек есть (1Кор.1:22-25). Не­мудрено, что и наши ученые, не имея понятия о умной молитве по преданию Православной Церкви, а прочи­тав о ней только в сочинениях западных писателей, по­вторили хуления и нелепости этих писателей [133]. Духов­ный друг старца Паисия Величковского упоминает и о других, современных ему, иноках, которые отвергали упражнение Иисусовою молитвою по трем причинам: во-первых, признавая это упражнение свойственным для одних святых и бесстрастных мужей; во-вторых, по причине совершенного оскудения наставников этому деланию; в-третьих, по причине последующей иногда умному подвигу прелести. Неосновательность этих доводов рассмотрена нами в своем месте [134]. Здесь доста­точно сказать, что отвергающие, по этим причинам, упражнение умною молитвою занимаются исключитель­но молитвою устною, не достигая и в ней должного пре­успеяния. Они, отвергая опытное познание умной молит­вы, не могут стяжать и в устной молитве должного вни­мания, доставляемого преимущественно умною молит­вою. Псалмопение, совершаемое гласно и устно, без внимания, при значительном развлечении, неотступном от телесных делателей, небрегущих о уме, действует на душу очень слабо, поверхностно, доставляет плоды, сообраз­ные действию. Весьма часто, когда оно совершается не­упустительно и в большом количестве, порождает само­мнение с его последствиями. «Многие, — говорит схи­монах Василий, — не зная опытно-умного делания, по­грешительно судят, что умное делание приличествует одним бесстрастным и святым мужам. По этой причи­не, держась, по внешнему обычаю, одного псалмопе­ния, тропарей и канонов, препочивают в этом одном своем внешнем молении. Они не понимают того, что такое песненное моление предано нам отцами на вре­мя, по немощи и младенчеству ума нашего, чтоб мы, обучаясь мало-помалу, восходили на степень умного де­лания, а не до кончины нашей пребывали в псалмопе­нии. Что младенчественнее этого, когда мы, прочитав устами наше внешнее моление, увлекаемся радостным мнением, думая о себе, что делаем нечто великое, потешая себя одним количеством и этим питая внутреннего фарисея!» (Предисловие к книге прп. Григория Синаита)

Да отступит от неправды всяк, именуяй имя Господне (2Тим.2:19), завещавает апостол. Это завещание, относясь ко всем христианам, в особенности относится к вознамерив­шимся упражняться непрестанным молением именем Господа Иисуса. Пречистое имя Иисуса не терпит пре­бывать посреди нечистоты: оно требует, чтоб из сосуда душевного было извергнуто и извергаемо все нечистое, входя в сосуд по степени чистоты его, оно само начинает действовать в нем и совершать дальнейшее очище­ние, для которого собственные усилия человека недо­статочны и которое требуется для того, чтоб сосуд соде­лался достойным вместилищем духовного сокровища, всесвятой святыни. Устранимся от пресыщения и даже насыщения; положим себе в правило умеренное, посто­янное воздержание в пище и питии; откажем себе в на­слаждении вкусными яствами и питиями; будем упокое­вать себя сном удовлетворительно, но не чрезмерно; откажемся от празднословия, смеха, шуток, кощунства; прекратим ненужные выходы из кельи к братиям и при­ем братии в келью, под предлогом любви, именем кото­рой прикрываются пустые беседы и занятия, опустоша­ющие душу. Откажемся от мечтательности и суетных помышлений, возникающих в нас по причине нашего неверия, по причине безрассудной попечительности, по причине тщеславия, памятозлобия, раздражительности и других страстей наших. С полнотою веры возложим все на Господа и многомыслие наше, наши пустые меч­ты заменим непрерывающеюся молитвою ко Господу Иисусу. Если мы окружены еще врагами, то будем вопи­ять с сильным плачем и воплем к Царю царей, как во­пиют обиженные и угнетенные из толпы народной; если же мы допущены во внутренний чертог Царя, то будем приносить Ему жалобу и просить Его милости с величайшею тихостью и смирением, из самой глубины душевной. Такая молитва — особенно сильна: она — вполне духовна, произносится непосредственно к само­му слуху Царя, к Его сердцу.

Необходимое, существенное условие преуспеяния в молитве Иисусовой есть пребывание в заповедях Госпо­да Иисуса. Будите в любви Моей (Ин.15:9), сказал Он ученикам Своим. Что значит пребывать в любви ко Господу? Зна­чит: непрестанно памятовать о Нем, непрестанно пребы­вать в единении с Ним по духу. Первое без последнего мертво и даже не может осуществиться. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей (Ин.15:10); если будем посто­янно соблюдать заповеди Господа, то духом нашим со­единимся с Ним. Если соединимся с Ним духом, то уст­ремимся к Нему всем существом нашим, будем непрес­танно памятовать о Нем. Направь поступки твои все поведение твое по заповедям Господа Иисуса, направь по ним слова твои, направь по ним мысли и чувствова­ния твои и познаешь свойства Иисуса. Ощутив в себе эти свойства действием Божественной благодати и из этого ощущения стяжав опытное познание их, ты усла­дишься сладостью нетленною, не принадлежащею миру и веку сему, сладостью тихою, но сильною, уничтожаю­щею расположение сердца ко всем земным наслаждени­ям. Усладившись свойствами Иисуса, возлюбишь Его и возжелаешь, чтоб Он вполне обитал в тебе; без Него сочтешь себя погибающим и погибшим. Тогда будешь непрестанно вопиять, вопиять из полноты убеждения, от всей души: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Молитва Иисусова заменит для тебя все прочие молитвословия. И все они какую могут вместить и изложить мысль, более обширную мысли о помило­вании грешных Иисусом? Положи себе единственною целью жизни исполнение воли Иисусовой во всяком обстоятельстве, как бы оно по-видимому ни было важ­но или мелочно; старайся делать дела, единственно благоугодные Иисусу, и все дела твои будут одинаково достойны неба. Возлюби волю Иисуса паче пожеланий плоти твоей, паче спокойствия и удобств твоих, паче жизни, паче души твоей. Как можно чаще читай Еванге­лие, изучай в нем волю Господа и Спаса твоего. Не ос­тавь без внимания ни малейшей черты из Евангелия, никакой маловажной, по наружности, заповеди. Обузды­вай и умерщвляй все движения собственные свои, не только греховные, но, по-видимому, и добрые, принадлежащие падшему человеческому естеству, часто весьма развитые у язычников и еретиков, отстоящие от добро­детелей евангельских, яко Запади от Востоков. Да мол­чит в тебе все ветхое твое! Да действует в тебе един Иисус святейшими заповедями Своими, помышлениями и ощущениями, истекающими из этих заповедей. Если будешь жительствовать таким образом, то непременно процветет в тебе молитва Иисусова, независимо от того, пребываешь ли ты в глубокой пустыне или посре­ди молв общежития, потому что место вселения и по­кой этой молитвы — ум и сердце, обновленные познанием, вкушением, исполнением воли Божией, благой, угод­ной и совершенной (Рим.12:2). Жительство по евангельским запо­ведям есть единый и истинный источник духовного пре­успеяния, доступный для каждого, искренно желающе­го преуспеть, в какое бы наружное положение он ни был поставлен недоведомым промыслом Божиим.

Упражнение молитвою Иисусовою по самому свой­ству этого упражнения требует непрерывного бодрство­вания над собою. «Благоговейная осторожность, — го­ворит старец Серафим, — здесь нужна по той причине, что сие море, то есть сердце с своими помыслами и поже­ланиями, которое должно очистить посредством вни­мания, велико и пространно: тамо гади, их же несть чис­ла (Пс.103:25), то есть многие помыслы суетные, неправые и не­чистые — порождения злых духов (Наставление 5). Непрестанно долж­но наблюдать за собою, чтоб не подкрался каким-либо образом грех и не опустошил души. Этого мало: непрес­танно должно наблюдать, чтоб ум и сердце пребывали в воле Иисусовой и следовали Его святым велениям, чтоб плотское мудрование не вытеснило какою злохит­ростью мудрования духовного, чтоб не увлечься каким-либо разгорячением крови, чтоб пребывать по возмож­ности в непрестанной мертвости, в некотором тонком хладе (3Цар.19:12). Когда явится ощущение этого тонкого хлада, тогда из него усматривается яснее воля Божия и испол­няется свободнее. Когда усмотрится яснее воля Божия тогда с особенною силою возбуждается алчба и жажда правды Божественной, — и подвижник, в глубоком со­знании нищеты своей и в плаче, с новым усилием ста­рается раскрыть в себе эту правду внимательнейшею, благоговейнейшею молитвою. «Как эта Божественная молитва, — говорит старец Паисий, — есть высший из всех монашеских подвигов, верх исправлений по опре­делению отцов, источник добродетелей, тончайшее и невидимое делание ума во глубине сердца, так сообраз­но этому поставляются невидимым врагом против нее невидимые, тонкие, едва постижимые для ума челове­ческого сети многообразных прелестей и мечтаний» (Свиток, гл. 4). Положить другого основания для моления именем Иисуса, кроме положенного, невозможно: оно есть Сам Господь наш, Иисус Христос, Богочеловек, непостижи­мо прикрывший неограниченное естество Божие огра­ниченным естеством человека и из ограниченного че­ловеческого естества проявляющий действия неограни­ченного Бога. По младенчеству же нашему святые отцы преподают некоторые пособия, как выше сказано, для удобнейшего приобучения себя молитве Иисусовой. Эти пособия суть не что иное, как только пособия, не зак­лючающие в себе ничего особенного. На них не долж­но останавливаться с излишним вниманием; им не дол­жно придавать излишней важности. Вся сила и все дей­ствие молитвы Иисусовой истекает из поклоняемого и всемогущего имени Иисус, имени, Единаго под небесем, о нем же подобает спастися нам. Чтоб соделаться способ­ными к открытию этого действия в нас, мы должны быть возделаны евангельскими заповедями, как и Гос­подь сказал: Не всяк глаголяй Ми Господи, Господи, внидет в царствие небесное, и в то, которое ожидает нас по блажен­ной кончине, и в то, которое раскрывается в нас во время земной жизни нашей, но творяй волю Отца Моего, Иже на небесех (Мф.7:21). Для преуспевших не нужны никакие вне­шние пособия: среди шумящего многолюдства они пре­бывают в безмолвии. Все препятствия к преуспеянию духовному — в нас, в одних нас! Если же что извне действует как препятствие, то это только служит обличени­ем нашего немощного произволения, нашего двоеду­шия, нашего повреждения грехом. Не были бы нужны­ми никакие внешние пособия, если бы мы жительство­вали, как должно жительствовать. Жительство наше расслаблено; произволение шатко, ничтожно, и потому мы нуждаемся во внешних пособиях, как больные нога­ми в костылях и посохе. Милосердые отцы, видя, что я желаю заняться Иисусовою молитвою, притом видя, что я вполне жив для мира, что он сильно действует на меня чрез мои чувства, советуют мне для моления уйти в уединенную, темную келью, чтоб таким образом чув­ства мои пришли в бездействие, прервано было мое сообщение с миром, облегчено было мне углубление в себя. Они советуют сидеть во время упражнения молит­вою Иисусовою на низменном стуле, чтоб я, по телу, имел положение нищего, просящего милостыню, и удобнее ощутил нищету души моей. Когда я присутствую при богослужении и во время его занимаюсь молитвою Иисусовою, отцы советуют мне закрывать глаза для со­хранения себя от рассеянности, потому что мое зрение живо для вещества, и едва открою глаза, как начнут тот­час напечатлеваться на уме моем видимые мною пред­меты, отвлекут меня от молитвы. Много и других вне­шних пособий, найденных делателями молитвы для ве­щественного вспомоществования духовному подвигу. Эти пособия могут быть употреблены с пользою; но при употреблении их должно соображаться с душевны­ми и телесными свойствами каждого: какой-либо меха­нический способ, весьма хорошо идущий для одного подвижника, для другого может быть бесполезным и даже вредным. Преуспевшие отвергают вещественные пособия, как исцелевший от хромоты кидает костыль как младенец, достигший некоторого возраста, отлага­ет пелены, как от выстроенного дома снимаются леса, при помощи которых он строился.

Для всех и каждого существенно полезно начинать обучение молению именем Господа Иисуса с соверше­ния молитвы Иисусовой устно при заключении ума в слова молитвы. Заключением ума в слова молитвы изобра­жается строжайшее внимание к этим словам, без ко­торого молитва подобна телу без души. Предоставим Самому Господу преобразовать внимательную устную молитву нашу в умную, сердечную и душевную. Он не­пременно совершит это, когда узрит нас сколько-нибудь очищенными, воспитанными, возращенными, приуго­товленными деланием евангельских заповедей. Благора­зумный родитель не даст острого меча младенцу, сыну своему. Младенец не в состоянии употребить меча про­тив врага: он будет играть мечом грозным, скоро и лег­ко пронзит себя им. Младенец по духовному возрасту не способен к дарованиям духовным: он употребит их не во славу Божию, не в пользу свою и ближних, не для поражения невидимых супостатов; употребит их для поражения себя самого, возмечтав о себе, исполнясь пагубного превозношения, пагубного презорства к ближним. И, чуждые дарований духовных, исполнен­ные смрадных страстей, мы гордимся и величаемся, мы не престаем осуждать и уничижать ближних, которые по всем отношениям лучше нас! Что было бы, если б нам поверилось какое-либо духовное богатство, какое-либо духовное дарование, отделяющее обладателя свое­го от братий его, свидетельствующего о нем, что он — избранник Божий? Не соделалось ли бы оно для нас причиною страшного душевного бедствия? Потщимся усовершиться в смирении, которое состоит в особен­ном блаженном настроении сердца и является в сердце от исполнения евангельских заповедей. Смирение есть тот единственный жертвенник, на котором дозволяет­ся нам законом духовным приносить жертву молитвы, на котором принесенная жертва молитвы восходит к Богу, является лицу Его. Смирение есть тот единствен­ный сосуд, в который влагаются перстом Божиим бла­годатные дарования. Займемся молитвою Иисусовою бескорыстно, с простотою и прямотою намерения, с целью покаяния, с верою в Бога, с совершенною преданностью воле Божией, с упованием на премудрость, благость, всемогущество этой святой воли. При избра­нии механических способов постараемся поступить со всевозможною осмотрительностью и благоразумием, не увлекаясь пустою пытливостью, безотчетливою рев­ностью, которая неопытным представляется доброде­телью, а святыми отцами названа гордостною дерзос­тью, разгорячением безумным. Будем преимущественно обращаться к способам простейшим и смиренней­шим, как к безопаснейшим. Повторяем: все механиче­ские пособия должно считать не иным чем, как только пособиями, соделывавшимися для нас полезными по причине немощи нашей. Не возложим упования наше­го ни на них, ни на количество делания нашего, чтоб не похищено было у нас таким образом упование на Господа, чтоб по сущности дела мы не оказались упова­ющими на себя или на что-либо вещественное и сует­ное. Не будем искать наслаждения, видений: мы — грешники, недостойные духовных наслаждений и ви­дений, неспособные к ним по ветхости нашей. Внима­тельною молитвою взыщем обратить взоры ума на са­мих себя, чтоб открыть в себе нашу греховность. Ког­да откроем ее, встанем мысленно пред Господом на­шим Иисусом Христом в лике прокаженных, слепых, глухих, хромых, расслабленных, беснующихся; начнем пред Ним из нищеты духа нашего, из сердца, сокрушен­ного болезнью о греховности нашей, плачевный молит­венный вопль. Этот вопль да будет неограниченно оби­лен! Да окажется всякое многословие и всякое разнооб­разие слов неспособным к выражению его. По обилию и невыразимости его да облекается он непрестанно, да облекается он в малословную, но обширного значения молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго. Аминь.

СТРАННИК [135]

Откуда Ты шествуешь? Где Твое обычное селение? Где Ты был доселе? Почто доселе оставлял меня в оди­ночестве, в сиротстве, в нищете, в смерти ужасной? Познав Тебя, я познал, что без Тебя таким было мое со­стояние! Так было оно бедственно! Я стоял в преддве­риях темного ада, я был повергнут в глубокую, неисход­ную пропасть. Не оставляй меня! Не могу быть без Тебя! Если оставишь, — опять я в дверях ада, опять в пропа­сти, опять в бедствии невыносимом и невыразимом.

Ты приходишь! Я не вижу образа шествия Твоего; вижу твое пришествие, вижу не плотскими очами — ощу­щением. Ты не даешь ни времени, ни способа размыс­лить — кто Ты? Неожиданно являешься в душе, Невиди­мый и Непостижимый! Являешься с несказанною тихо­стью и тонкостью, вместе с властью и силою Творца, потому что изменяешь всего человека: изменяешь, пре­творяешь, воссозидаешь, обновляешь и ум, и сердце, и тело! Ты — Сильный — входишь в дом, связываешь креп­кого, расхищаешь сосуды дома, расхищаешь не в поги­бель — во спасение! И дом и сосуды были прежде Твои­ми; Ты их устроил, устроил для Себя; они сами отдались в горестный плен хищнику. И были они доселе — ум мой, душа моя, тело мое — под властью лютого власте­лина, действовали под его влиянием. Ты приходишь: они отныне поступают в Твое распоряжение, начинают действовать под Твоим влиянием, святым, блаженным.

Как назову Тебя? Как скажу о Тебе братии моей? Как передам им имя Странника, уклонившегося под кров души моей, под кров обветшавший, пришедший в окончательное разрушение, открытый для ветров порывистых, для дождя и снега, — под кров, лишь годный для стоялища бессловесных? Что нашел Ты в сердце моем, к которому приходили попеременно различные греховные помышления, входили в него беспрепятствен­но, находили в нем, как в яслях, как в корыте свиней, лакомую пищу разнообразных страстных чувствований? Мне кажется: я знаю имя Гостя моего! Но, взирая на не­чистоту мою, страшусь произнести имя. Одно неблаго­говейное произнесение великого и всесвятого имени может подвергнуть осуждению! Сколько страшнее са­мое присутствие Именуемого!

Но Ты присутствуешь! Твоя безмерная благость при­вела Тебя к скверному грешнику, чтоб грешник, познав достоинство и назначение человека, вкусив самым опытом, увидев ощущением, яко благ Господь (Пс.33:9), оставил пути беззаконий, оставил возлюбленное себе благо смрад­ных страстей, позаботился о стяжании чистоты покая­нием, соделался Твоим храмом и жилищем.

Как же назову витающего у меня, витающего во мне Странника? Как назову чудного Гостя, пришедшего уте­шить меня в моем изгнании, исцелить от болезни неисцелимой, изъять из пропасти мрачной, вывести на поле Господне злачное, наставить на стези правые и святые, пришедшего отъять непроницаемую завесу, которая до­селе распростиралась пред очами моими, закрывала от меня величественную вечность и Бога моего? Как назо­ву Наставника, возвещающего мне учение о Боге, уче­ние новое и вместе древнее, учение Божественное, а не человеческое? Назову ли наставника Светом? Я не вижу света; но он просвещает ум мой и сердце превыше вся­кого слова, превыше всякого земного учения, без слов, с несказанною быстротою, каким-то странным — так выражу невыразимое — прикосновением к уму или дей­ствием внутри самого ума. Назову ли Его огнем? Но Он не сожигает; напротив того, орошает приятно и прохлаждает. Он — некий глас хлада тонка (3Цар.19:12); но от Него бе­жит, как от огня, всякая страсть, всякий греховный по­мысл. Он не произносит никакого слова, — не произно­сит и вместе глаголет, учит, воспевает чудно, таинствен­но, с несказанною тихостью, тонкостью, изменяя, обновляя ум и сердце, прислушивающиеся Ему в безмол­вии, в душевной клети. Он не имеет никакого образа, ни вида, Ничего в Нем нет чувственного. Он вполне невеществен, невидим, крайне тонок: внезапно, неожи­данно, с несказанною тихостью является в уме, сердце, постепенно разливается во всю душу, во все тело, овла­девает ими, удаляет из них все греховное, останавлива­ет действие плоти и крови, соединяет рассеченные час­ти человека воедино, являет целым наше естество, ко­торое рассыпалось от страшного падения, как рассыпа­ется от падения сосуд скудельный. Кто, видя воссозида­ние, не познает руки Создателя, единого имеющего власть созидать и воссозидать?

Доселе говорю лишь о действии, не называя, кто — действующий. Наименовать мне Его — страшно! Осмот­рите меня, братия! Разглядите совершающееся во мне! Вы скажите мне, что во мне совершается? Вы скажите мне, кто — совершающий? Чувствую, ощущаю в себе присутствие Странника. Откуда Он пришел, как во мне явился — не знаю. Явившись, Он пребывает невиди­мым, вполне непостижимым. Но Он присутствует, потому что действует во мне, потому что обладает мною, не уничтожая моей свободной воли, увлекая ее в Свою волю несказанною святостью Своей воли. Невидимою рукою взял Он ум мой, взял сердце, взял душу, взял тело мое. Едва они ощутили эту руку, как ожили! Явилось в них новое ощущение, новое движение, ощущение и движение духовные! Я не знал доселе этих ощущений и движений, даже не ведал, не предполагал существова­ния их. Они явились, и от явлений их скрылись или оковались ощущения и движения плотские и душевные; они явились, как жизнь, и исчезло, как смерть, прежнее состояние. От прикосновения руки ко всему сущест­ву моему ум, сердце и тело соединились между собою, составили нечто целое, единое; потом погрузились в Бога, — пребывают там, доколе их держит там невиди­мая, непостижимая, всемогущая рука. Какое ж чувство объемлет меня там? Объемлется все существо мое глубо­ким, таинственным молчанием, вне всякой мысли, вне всякого мечтания, вне всякого душевного движения, производимого кровью; субботствует и вместе действует все существо мое под управлением Святаго Духа. Управление это необъяснимо словом. Пребываю как упоенный, забы­ваю все, питаюсь неведомою, нетленною пищею, нахо­жусь вне всего чувственного, в области невещественно­го, в области, которая превыше не только вещества, пре­выше всякой мысли, всякого понятия: не чувствую само­го тела моего. Очи мои смотрят и не смотрят, — видят и не видят; уши слышат и не слышат; все члены мои упое­ны, — и я шатаюсь на ногах моих, держусь за что-нибудь руками, чтобы не упасть мне, или лежу, поверженный на одре, как бы в болезни безболезненной и в расслабле­нии, произошедшем от преизобилия силы. Чаша Господ­ня, чаша Духа упоявает державно (Пс.22:5). Так провожу дни, не­дели!.. И сокращается время!.. Молчание дивное, объемлющее ум, сердце, душу, устремившихся всею крепостью своею к Богу и потерявшихся, так сказать, в бесконечном движении к беспредельному, молчание это — вместе и беседа, но без слов, без всякого разнообразия, без мыс­лей, превыше мыслей: Странник, совершающий все это, имеет и глас и слово необычное, без слов и звука говорящие и слышимые таинственно. Ищу в Писании, где бы сказано было о таких действиях, чтоб познать чудного Странника, и невольно останавливаюсь пред словами Спасителя: Дух, идеже хощет, дышет, и глас Его слышиши, но не веси откуду приходит и камо идет, тако есть всякий человек, рожденный от Духа (Ин.3:8). Как же назвать са­мое действие? Оно примиряет, соединяет человека с самим собою, а потом с Богом: невозможно не узнать в этом действии веяния благодатного мира Божия, превы­шающаго всяк ум, соблюдающаго сердце и помышления во Хри­сте Иисусе (Флп.4:7), подаемого приходящим к человеку, обнов­ляющим человека Святым Духом. Точно! При этом действии ум и сердце соделываются евангельскими, соде­лываются Христовыми: человек зрит Евангелие начер­танным в себе: на скрижалях души, перстом Духа.

Божественный Странник отходит, скрывается так же незаметно, как незаметно приходит и является. Но Он оставляет во всем существе моем воню бессмертия, невещественную, как и Сам Он невеществен, воню ду­ховную, живительную, ощущаемую новым ощущением, которое Он насадил, или воскресил во мне. Оживляе­мый, питаемый этим благоуханием, пишу и сказую сло­во жизни братии моей. Когда же истощится это благо­ухание, когда раздастся в душе моей воня смертная стра­стей: тогда и слово мое — без жизни, заражено смрадом и тлением!.. Если кто, слыша из уст грешника слово ве­ликое о действиях Духа, колеблется неверием, смуща­ется мыслью, полагая, что возвещаемое действие есть действие прелести бесовской, тот да отвергнет помыш­ление хульное. Нет, нет! Не таково действие, не тако­вы свойства прелести! Скажи: свойственно ли диаво­лу, врагу, убийце человеков делаться врачом их? Свой­ственно ли диаволу соединять воедино рассеченные грехом части и силы человека, изводить их из порабо­щения греху на свободу, изводить из состояния проти­водействия, борьбы междоусобной в состояние священ­ного о Господе мира? Свойственно ли диаволу извлекать из глубокой пропасти неведения Бога и доставлять жи­вое, опытное богопознание, уже не нуждающееся ни в каких доказательствах извне? Свойственно ли диаволу проповедовать и подробно объяснять Искупителя, проповедовать и объяснять приближение к Искупителю покаянием? Свойственно ли диаволу восставлять в челове­ке падший образ, приводить в порядок расстроенное по­добие? Свойственно ли приносить вкушение нищеты духовной и вместе воскресения, обновления, соедине­ния с Богом? Свойственно ли диаволу возносить на вы­соту богословия, на которой человек бывает как ничто, без мысли, без желания, весь погруженный в чудное молчание? Это молчание есть иссякновение всех сил су­щества человеческого, устремившихся к Богу, и — так сказать — исчезающих пред бесконечным величием Бога (Иов.42:7). Иначе действует прелесть, и иначе Бог, беспре­дельный Владыка человеков, Который был и ныне есть их Создатель. Тот, Кто создал и воссозидает, не пребы­вает ли Создателем? Итак, услышь, возлюбленнейший брат, услышь, чем различается действие прелести от действия Божественного! Прелесть, когда приступает к человеку, мыслью ли, или мечтанием, или тонким мне­нием, или каким явлением, зримым чувственными оча­ми, или гласом из поднебесной, слышимым чувствен­ными ушами, — приступает всегда не как неограничен­ная властительница, но как обольстительница, ищущая в человеке согласия, от согласия его приемлющая власть над ним. Всегда действие ее, внутри ли оно или снаружи человека, есть действие извне; человек может отвергнуть его. Всегда встречается прелесть первона­чально некоторым сомнением сердца; не сомневаются о ней те, которыми она решительно возобладала. Никогда не соединяет прелесть рассеченного грехом чело-века, не останавливает движений крови, не наставляет подвижника на покаяние, не умаляет его пред ним са­мим; напротив того, возбуждает в нем мечтательность, приводит в движение кровь, приносит ему какое-то вкусное, ядовитое наслаждение, тонко льстит ему, вну­шает самомнение, устанавливает в душе идол я. Божетвенное действие — невещественно: не зрится, не слышится, не ожидается, невообразимо, необъяснимо ни­каким сравнением, заимствованным из сего века; при­ходит, действует таинственно. Сперва показывает человеку грех его, растит в очах человека грех его, непрес­танно держит страшный грех пред его очами, приводит душу в самоосуждение, являет ей падение наше, эту ужасную, темную, глубокую пропасть погибели, в кото­рую ниспал род наш согрешением нашего праотца; по­том мало-помалу дарует сугубое внимание и сокрушение сердца при молитве. Приготовив таким образом сосуд, внезапно, неожиданно, невещественно прикасается рассеченным частям, — и они соединяются воедино. Как прикоснулся? Не могу объяснить: я ничего не ви­дел, ничего не слышал, но вижу себя измененным, вне­запно ощутил себя таким от действия самовластного. Создатель подействовал при воссоздании, как действо­вал Он при создании. Скажи: слепленное из земли тело Адама, когда лежало, еще не оживленное душою, пред Создателем, могло ли иметь понятие о жизни, ощуще­ние ее? Когда внезапно оживилось душою, могло ли прежде размыслить, принять ли душу или отвергнуть ее? Созданный Адам внезапно ощутил себя живым, мыс­лящим, желающим! С такою же внезапностью соверша­ется и воссоздание. Создатель был и есть неограниченный Владыка, действует самовластно, вышеестествен­но, превыше всякой мысли, всякого постижения, бесконечно тонко, духовно вполне, невещественно.

Но ты еще колеблешься сомнением! Смотришь на меня и, видя пред собою толикого грешника, невольно вопрошаешь: неужели в этом грешнике, в котором дей­ствие страстей так явно и сильно, — неужели в нем дей­ствует Дух Святый? Справедливый вопрос! И меня он приводит в недо­умение, ужас! Увлекаюсь, согрешаю; прелюбодействую со грехом, изменяю Богу моему, продаю Его за мерзост­ную цену греха. И, несмотря на мое постоянное преда­тельство, на мое поведение изменническое, вероломное, — Он пребывает неизменен. Незлобивый, Он ожи­дает долготерпеливо моего покаяния, всеми средствами привлекает меня к покаянию, к исправлению. Ты слы­шал, что говорит во Евангелии Сын Божий? Не требу­ют, говорит Он, здравии врача, но болящии. Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф.9:12). Так гово­рил Спаситель; так и действовал. Возлежал Он с мыта­рями, грешниками, вводил их чрез обращение к вере и добродетели в духовное родство с Авраамом и прочими праведниками. Тебя удивляет, поражает бесконечная благость Сына Божия? Знай, что столько же благ и все­святой Дух, — столько же жаждет спасения человеческо­го, столько же кроток, незлобив, долготерпелив, много­милостив Дух — едино из трех равночестных Лиц все­святой Троицы, составляющих Собою, неслитно и не­раздельно, единое Божественное существо, имеющих единое естество.

И грех-то привлекает Святаго Духа к человеку! При­влекает Его грех, не осуществляемый совершением, но зримый в себе, признаваемый, оплакиваемый! Чем более человек вглядывается в грех свой, чем более вдается в плач о себе: тем он приятнее, доступнее для Духа Свя­таго, Который, как врач, приступает только к сознаю­щим себя больными, напротив того, отвращается от бо­гатящихся суетным своим самомнением (Лк.1:53). Гляди и вгля­дывайся в грех твой! Не своди с него взоров! Отверг­нись себя, не имей душу свою честну себе! (Деян.20:24) Весь вдайся в зрение греха твоего, в плач о нем! Тогда, в свое время, узришь воссоздание твое непостижимым, тем более необъяснимым действием Святаго Духа. Он придет к тебе, когда ты не чаешь Его, — воздействует в тебе, ког­да ты признаешь себя вполне недостойным Его!

Но если в тебе кроется ожидание благодати, — осте­регись: ты в опасном положении! Такое ожидание сви­детельствует о скрытном удостоении себя, а удостоение свидетельствует о таящемся самомнении, в котором гордость. За гордостью удобно последует, к ней удобно прилепляется прелесть. Прелесть есть уклонение от Истины и содействующего Истине Святаго Духа, укло­нение ко лжи и содействующим лжи духам отвержен­ным. Прелесть существует уже в самомнении, существу­ет в удостоении себя, в самом ожидании благодати. Это ее первоначальные виды; так почка, цвет, зародыш — первоначальные виды зрелого плода. От ложных поня­тий являются ложные ощущения. Из ложных понятий и ощущений составляется самообольщение. К действию самообольщения присоединяется обольстительное дей­ствие демонов. Демоны первенствуют и начальствуют в области лжи: произвольно подчинившийся демонам поступает под насильственное влияние их. Как омрачен­ный и обольщенный ложью, признанною им за истину, он лишается самовластия, не примечая того. Такое со­стояние — состояние прелести. В него входим, в него низвергаемся за гордость нашу и самолюбие. Любяй душу свою, погубит ю: а ненавидяй души своея в мире сем, в живот вечный сохранит ю (Ин.12:25). Аминь.

ТАИНСТВЕННОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ 99 ПСАЛМА

Воскликните Богови вся земля (Пс.99:1). Землею здесь назван человек. Это название дано человеку Самим Творцом его, Богом. Бог сказал Адаму: земля еси (Быт.3:19). Хотя я оду­шевлен, но — земля: одушевлен я душою мертвою. Мер­твая душа во время земной жизни погребена в земле, то есть, заключена в страстном теле, как в темнице, как в оковах, и порабощена ему; по разлучении с телом она нисходит в недра земли. Для спасения — необходимо оживление.

Чтобы земле ожить и воскликнуть Богови, нужно предварительное уничтожение в ней разобщения, про­изведенного в ней падением, нужно соединение ее с собою и в себе. Воскликнуть Богови может только вся зем­ля: только все цельное, воссоединенное с самим собою и в себе существо человека, руководимое умом, нерас­хищаемым и неколеблемым в молитве чуждыми помыс­лами, может устремиться всеми силами своими к Богу; только все кости могут обратиться с живым словом ис­тинной молитвы к Богу; всеми костями названы в Писа­нии все составные части человека, собранные и воссоз­данные Господом, соединенные воедино между собою, соединенные воедино с Господом (Пс.34:10). Тогда поймет чело­век из внутреннего опыта, совершившегося в душе его, что он ожил духовно, что дотоле был в плену, в оковах, в смерти. Из этого блаженного опыта преподобный Ефрем сказал: «Умножилась на мне, Господи, благодать Твоя, утолила глад мой и жажду мою, просветила мой омраченный ум, собрала скитавшиеся помыслы мои, напол­нила мое сердце. Теперь поклоняюсь, припадаю, мо­люсь и умоляю Тебя, исповедуя мою немощь: ради человеколюбия Твоего, ослабь во мне волны благодати Тво­ей и сохрани ее для меня, чтоб опять дать мне ее в страшный день (второго пришествия Твоего или в день смерти моей). Не прогневайся на меня, Челове­колюбец! Не терплю быть без нее и потому, отвергши всякое сомнение, обращаюсь к Тебе с молитвою. Пре­выше меры умножилась во мне благодать Твоя, и язык мой изнемог, не имея средства выразить ее; ум мой пришел в недоумение, не вынося множества волн ее. Образ и сияние благословенного Отца! Укроти во мне ныне волны ее, потому что она сожигает члены мои и сердце; укроти здесь, чтоб там опять дать ее. Спаси меня, Владыко, и соделай достойным царства Твоего. Не помяни беззаконий моих, ниже прогневайся на дер­зновение молитвы моей. Даруй мне просимое мною и вселись в меня, как в обитель (Ин.14:23), с благословенным От­цом Твоим в день явления Твоего (Ин.14:21). Христе! Даруй мне молитву мою, потому что Ты един — податель жизни. Скрой беззакония мои от друзей моих! Прими эти сле­зы мои! Да предстанет пред Тобою плач мой!» [136] Эта речь — речь упоенного духовно милостью Божией: она — воскликновение.

Работайте Господеви в веселии, и внидите пред Ним в радости (Пс.99:2). Доколе молитва расхищается чуждыми по­мыслами, дотоле подвиг молитвы совершается с трудом, с скорбью, с понуждением и насилием себя; дотоле мо­лящийся не допускается пред лице Божие. Когда же мо­литва начнет произноситься из всего существа, тогда подвиг ее преисполняется духовным наслаждением. Этим наслаждением влечется подвижник к подвигу, обо­дряется, укрепляется, удерживается в подвиге: подвиг молитвы соделывается главнейшим, непрестанным, единственным подвигом подвижника. В несказанной радости делатели непрестанной молитвы входят духом пред невидимое лице Божие и предстоят лицу Божию. Предстоят они Этому Лицу: потому что чуждые помыслы и мечтания, составлявшие непроницаемую завесу, отъяты. Нет никакого препятствия к зрению! Но Бог, необъяснимо зримый чистотою сердца, пребывает невидимым: Бога никтоже виде нигдеже (Ин.1:18. Сличи Мф.5:8) по причине бесконечной тонкости, духовности существа Его. Совер­шенство существа Божия служит причиною неприступ­ности [137] Его не только к видению тварями, но и к по­стижению: оно — мрак под ногами Его; оно — тьма, поло­женная в покров, которым закрыт Бог. Приклони небеса и сниде Бог, и взыде на Херувимы и лете: лете на крылу ветреню (Пс.17:10-12). Преклонением небес и сошествием с них назва­но здесь умаление Богом величия Его, приспособле­ние Его к свойствам тварей, по всемогуществу Его и неизреченной благости. Он как бы умаляется, нисхо­дит с высоты совершенства Своего, чтоб соделать ощу­тительным всесвятое действие Свое Херувимам и тем человекам, которые оказываются, подобно Херувимам, способными к богоношению. Действие Духа Божия упо­доблено движению ветра или движению на крыльях вет­ра, чтоб показать, что это действие невещественно, вполне духовно.

Радость и веселие свойственны душе, ощутившей оживление, ощутившей избавление из плена, в котором держали ее грех и падшие духи, ощутившей осенение Божественной благодати, ощутившей, что действием этой благодати она представлена лицу Божию, возведе­на в непорочное и блаженное служение Богу. Радость и веселие так сильны, что Святый Дух приглашает ощу­тившего их к воскликновению. Как не воскликнуть от ра­дости освободившемуся, ожившему, окрылатевшему, воз­несшемуся с земли на небо? Воскликновение принадле­жит духу человеческому. Оно сильно, но духовно: плоть и кровь не имеют и не могут иметь в нем участия. Само­вольное действие их устраняется: они поступают в подчинение действующей благодати Божией, служат ору­диями в истинном подвиге и уже не увлекают человека в неправильные состояния и действия.

Уведите, яко Господь той есть Бог наш: той сотвори нас, а не мы: мы же людие Его, и овцы пажити Его (Пс.99:3). Мо­лящийся молитвою нечистою имеет понятие о Боге мертвое, как о Боге неведомом и невидимом. Когда же, освободившись от расхищения и пленения помысла­ми, он допустится пред невидимое лице Божие, тогда познает Бога познанием живым, опытным. Он познает Бога как Бога [138]. Тогда человек, обратив взоры ума на себя, видит себя созданием, а не существом самобыт­ным, каким обманчиво представляются люди самим себе, находясь в омрачении и самообольщении; тогда уставляет он себя в то отношение к Богу, в каком долж­но быть создание Его, сознавая себя обязанным благо­говейно покоряться воле Божией и всеусердно испол­нять ее. Пажить Бога — воля Его, открытая для овец Его в Священном Писании и являемая в непостижимых судьбах Его.

Внидите во врата Его во исповедании, во дворы Его в пе­ниих: исповедайтеся Ему, хвалите имя Его (Пс.99:4). Средство к получению доступа пред лице Божие — смирение. Сми­рение — врата Божии, врата во дворы Божии, в неру­котворенный чертог и храм Божий, в храм сердечный, в котором водворен Бог при посредстве таинства кре­щения. Врата Божии принадлежат единственно Богу. Они — врата Его; они отворяются исключительно пер­стом Божиим. Пред отверзением их даруется исповеда­ние, исповедание сердечное, исповедание от всея души. Исповедание есть действие смирения. Исповедание есть выражение человеком сознания его пред Богом. Сознание это является при отверзении очей наших на нас самих от прикосновения благодати к очам души, причем ум отрясает слепоту, доселе омрачавшую его и лишавшую правильного, богоугодного самовоззрения. Мы исповедуем, — исповедуем от полноты убеждения, от такой полноты убеждения, с какою произносится и исповедуется Символ веры, — что мы существа падшие, обремененные и тою греховностью, которая принадле­жит всему человеческому роду, и тою, которая принад­лежит каждому из нас в частности. Мы воздаем славу правосудию Божию, извергшему преступный род наш из рая на землю, обрекшему все человечество на труд и злострадания, карающему каждого человека частными казнями за частные его согрешения. Вслед за исповеда­нием является непарительная молитва. Она — дар Бо­жий. Десницею этого дара восприемлется молящийся из среды окружавшего и пленявшего развлечения, представляется, вне всякого развлечения, лицу Божию в нерукотворенном Божием храме. Из совершенного смирения и из совершенной покорности воле Божией рождается чистейшая, святая молитва. Не может она родиться иначе и из иных деланий: так винограду свойственно родиться на одной лозе, не на каком ином древе. Молитва эта названа пением, потому что молит­ва духа есть святая, таинственная песнь, которою вос­певается Бог. Великий Павел сказал: исполняйтеся Духом, глаголюще себе во псалмех и пениих, и песнех духовных, воспева­юще и поюще в сердцах ваших Господеви (Еф.5:18,19). «Просвети мои очи мысленныя, отверзи моя уста поучатися словесем Твоим, и разумети заповеди Твоя, и творити волю Твою, и пети Тя во исповедании сердечнем, и воспева­ти всесвятое имя Твое!» (Утренняя молитва по 12 Господи помилуй)

Яко благ Господь, в век милость Его, и даже до рода и рода истина Его (Пс.99:5). По познании и исповедании правосудия Божия, по оправдании судеб Божиих (Пс.18:10. Судьбы Господни истинны, оправданны вкупе) подвижник мо­литвы вступает в познание бесконечной благости Божи­ей, неразлучной с правосудием Его. В союзе благости Бога с правосудием Его является всесвятая истина Его: милость и истина сретостеся, правда и мир облобызаста­ся (Пс.84:10). В молитву молящегося молитвою чистою пролива­ется из ощущения благости Божией духовная сладость, погружающая дух человеческий в бездну смирения, вме­сте возносящая его от земли на небо. Такой молитвен­ник есть и уединенный безмолвник. Безмолвник этот пребывает непрестанно при Боге по действию в нем Бога, вне мира, вне помышлений о преходящем, вне сочувствия к преходящему. Сердце, ожив ощущением своим для Бога и для всего, что принадлежит Богу, уми­рает для мира, умирает для всего, что враждебно Богу и что чуждо Бога. В смерти этой — жизнь, и в погибели этой — спасение. Аминь.

СЛОВО О СПАСЕНИИ

И О ХРИСТИАНСКОМ СОВЕРШЕНСТВЕ

Многие говорят о спасении, многие желают спас­тись; но если спросить их, в чем заключается спасение, то ответ для них делается очень затруднительным. Не беда, если б дело оканчивалось одною затруднительно­стью в ответе! Нет: вредное последствие, истекающее отсюда, очень значительно. Незнание, в чем состоит спасение, сообщает действиям нашим на поприще доб­родетели неопределенность, неправильность. По-видимому, мы делаем много добрых дел; но в сущности дела­ем очень мало дел для спасения. Отчего это? Ответ очень прост: оттого, что не знаем, в чем состоит спасе­ние наше.

Чтоб знать, в чем состоит спасение наше, надо знать наперед, в чем состоит наша погибель, потому что спасение нужно только для погибших. Ищущий спа­сения, этим самым по необходимости признает себя погибшим: иначе для чего бы ему искать спасения?

Погибель наша совершилась чрез уничтожение об­щения нашего с Богом и чрез вступление в общение с падшими и отверженными духами. Спасение наше зак­лючается в расторжении общения с сатаною и в вос­становлении общения с Богом (Требник. Последование святого Крещения).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Весь род человеческий находится в погибели, в па­дении. Мы лишились общения с Богом в самом корне и источнике нашем: в наших праотцах, при посредстве их произвольного согрешения. Они были сотворены непо­рочными, непричастными греху и тлению; с самого сотворения своего соделались причастниками Святаго Духа; получив бытие естественное по человечеству, вме­сте получили и бытие сверхъестественное от соедине­ния с Божеским Естеством. Произвольно отвергнув под­чинение Богу, произвольно вступив в подчинение диа­волу, они утратили общение с Богом, свою свободу и достоинство, предали себя в подчинение и рабство пад­шему духу. Они произвольно отвергли жизнь, призвали в себя смерть; они произвольно нарушили целость да­рованного им при сотворении добра, отравили себя грехом (Послание св. Григория Паламы к монахине Ксении). Как начала рода человеческого, они сообщи­ли и не престают сообщать свою заразу, свою погибель, свою смерть всему человечеству. Адам, сотворенный по всесвятому Образу и Подобию Божиим, долженствовав­ший произвести соответствующее потомство, осквер­нил Образ, уничтожил Подобие, произвел потомство, соответствующее оскверненному образу, уничтоженно­му подобию. Священное Писание, засвидетельствовав­шее, что человек сотворен по Образу Божию (Быт.1:27), уже ли­шает этого свидетельства чад Адамовых. Писание гово­рит о них, что они родились по образу Адама (Быт.5:3), то есть такими, каким соделался Адам по падении. По причине утраты подобия образ соделался непотребным [139]. От лица каждого человека, вступающего в бытие падения, Писание произносит горестную исповедь: В беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя (Пс.50:7). Человеки соде­лались врагами Бога, Творца своего (Рим.5:10).

Бог, по неизреченной милости Своей, призвал сно­ва род человеческий в общение с Собою. Это совершил он при посредстве самого чудного, непостижимого способа. Единым из трех Лиц Своих, Всесвятым Сло­вом, Он принял человечество, зачавшись в утробе Пре­святой Девы действием Всесвятаго Духа, устранив от Себя обыкновенное человеческое зачатие от семени мужеского, зачатие, сообщавшее всем человекам заразу греховную. Таким образом явился в роде человеческом непорочный Человек, каким создан праотец. Этот непо­рочный Человек был причастником Божественного Ес­тества, подобно первозданному, но несравненно в боль­шей степени: первозданный был святым по благодати человеком, а вочеловечившийся Бог соделался Богоче­ловеком. Все грехи человеческие Он принял на Себя. Он мог сделать это, потому что, будучи человеком, был и всемогущим, всесовершенным Богом. Приняв все че­ловеческие грехи на Себя, Он принес Себя в искупи­тельную жертву правосудию Божию за согрешившее человечество: Он совершил искупление, ибо мог сде­лать это. Неограниченно и бесконечно Святый искупил Своими страданиями и смертью многочисленные, но ограниченные согрешения человеческие, — и Свя­щенное Писание со всею справедливостью свидетель­ствует о Нем: Се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин.1:29). Бо­гочеловек заменяет Собою пред Богом и весь мир, и каждого человека. Добродетели, и общественные и ча­стные, истекающие из падшего человеческого есте­ства, утратили по вочеловечивании Бога значение: они заменены великим делом Божиим — верую в Того, Его же посла Бог (Ин.6:29). В этом великом деле Божием заклю­чается и спасение, как засвидетельствовал Сам Спаси­тель: Се же есть живот вечный (спасение), да знают Тебе, единаго истиннаго Бога, и Его же послал еси Иисус Хрис­та (Ин.17:3). Добродетели христианина должны истекать из Христа, из обновленного Им человеческого естества, а не из естества падшего. Как падение наше состоит не в истреблении добра из естества нашего — это отличи­тельный признак падения отверженных ангелов, — а в смешении нашего естественного добра с неестествен­ным для нас злом, то падшее естество наше имеет свойственные ему добрые дела и добродетели. Совер­шают их язычники, магометане и все, чуждые Христа.

Добрые дела и добродетели эти, как оскверненные примесью зла, недостойны Бога, препятствуют обще­нию с Ним, противодействуют спасению нашему. От­вергнем это мнимое добро, или, правильнее сказать, это величайшее зло! Отвергнем деятельность падшего естества! Предадимся деятельности, заповедуемой нам Верою во Христа! Престанем проводить жительство до указаниям нашего падшего разума, по влечению нашего падшего сердца! Начнем проводить жительство по указанию евангельских заповедей, по требованиям воли Божией. Жительствуя так, спасемся.

Те, которые дают добрым делам падшего естества незаслуживаемую ими высокую цену, впадают в вели­чайшую душевную погрешность. Они впадают, не по­нимая того, в уничижение и отвержение Христа. Час­то слышится от них вопрос: «Отчего не спастись языч­никам, магометанам, лютеранам и всем подобным, яв­ным и прикрытым врагам христианства? Между ними много самых добродетельных людей». Очевидно, что вопрос и возражения являются от совершенного не­знания, в чем заключаются погибель и спасение чело­веческие. Очевидно, что таким вопросом и возражени­ем уничижается Христос, выражается мысль, что Ис­купление и Искупитель не были необходимостью для человеков, что человеки могут удовлетворить своему спасению собственными средствами. Короче: этим вопросом и возражением отвергается христианство. Добродетели падшего человеческого естества имели свою цену, подобно постановлениям ветхозаветным, до пришествия Христова, они приводили человека в со­стояние, способное принять Спасителя. Свет прииде в мир, сказал Богочеловек о Своем пришествии к человекам, и возлюбиша человецы паче тму, неже Свет: беша бо их дела зла. Всяк бо делаяй злая, ненавидит Света и не приходит к Свету, да не обличатся дела его, яко лукава суть: творяй же истину, грядет к Свету, да явятся дела его, яко о Бозе суть соделана (Ин.3:19-21). Свойственно возлюбившим грех отвергать Христа, потому что Христос повелевает ос­тавление возлюбленного грешникам греха. Свойствен­но любителям добродетели притекать и прилепляться ко Христу, потому что исполнение (полнота) возлюб­ленного им добра — Христос.

Не на лица зрит Бог, но во всяком языце бояйся Его и делаяй правду, приятен Ему есть (Деян.10:34,35). Эти слова произнес святой апостол Петр по поводу призванного Богом к Вере язычника, сотника Корнилия. Стремление к ис­тинной добродетели предуготовило и соделало Корни­лия способным к принятию спасения. Так должно разуметь слово приятен, по объяснению великого учителя Церкви, святого Иоанна Златоустого (Беседа 23 на Деяния апостольские); так объясняет­ся это слово и самым повествованием, изложенным в Деяниях апостольских святым евангелистом Лукою. Корнилий хотя был язычником, но, оставя идолов, мо­лился прилежно единому истинному Богу и подавал обильную милостыню. Однажды во время молитвы предстал ему Ангел Божий и сказал: Корнилие! Молит­вы твоя и милостыни твоя взыдоша на память пред Бога. И ныне посли во Иоппию мужей, и призови Симона, нарица­емаго Петра (апостола): той речет тебе глаголы, в них же спасешися ты и весь дом твой (Деян.10:3-6). Молитвы и милостыни Корнилия были так сильны, что милосердый Господь призрел на них; но они, сами собою, не доставили спа­сения Корнилию. Они соделали его способным уверовать во Христа, а вера во Христа доставила ему спасе­ние. Вот точная оценка добру падшего естества! Тогда имеет цену это добро, когда оно приводит ко Христу. Когда же оно, удовлетворяясь собою, отлучает от Хрис­та, тогда оно делается величайшим злом, отнимает у нас спасение, даруемое Христом, спасение, которого оно, само собою, никак подать не может.

Подобно действию естественного добра действие Ветхого Завета. Уклонение от него до пришествия Хри­стова было отступлением от Бога; желание остаться при Нем, по пришествии Христа, соделалось отступлением от Бога (Гал.5:4). Ветхий Завет был служителем спасения, при­уготовляя человеков к вере во Христа, которою дарует­ся спасение; но для иудеев, захотевших остаться навсег­да в Ветхом Завете, он соделался ходатаем, орудием по­гибели. Душепагубная погрешность иудеев заключается в том, что они, по действию гордости и самомнения, дали Богом данному им завету иное значение, нежели какое дано ему Богом, и ради Ветхого Завета, который был живописною тенью Истины — Нового Завета, от­вергли Новый Завет; ради тени они отвергли то, что предъизображала тень; ради временного руководства ко спасению они отвергли самое спасение, отвергли Ис­купление и Искупителя.

Столько же душепагубна погрешность тех, которые, ослепляясь гордостью и самомнением, дают своим доб­рым делам, делам падшего естества, несвойственную им цену. «Разбойник и хищник тот, — говорит преподобный Макарий Великий, — кто не входит дверьми, но прелазит инуде (Ин.10:1): таков и тот, который без оправдывающего Хри­ста, оправдывает сам себя (Беседа 31, гл. 4). Все святые, оставляя свою правду, искали правды Божией, и в ней обрели (святую) любовь, сокровенную от естества» (Беседа 37, гл. 2), растленного паде­нием. Естество, будучи растлено падением, имеет и правду растленную. Заблудихом, говорит пророк, и быхом яко нечисти вси мы, яко же порт нечистыя вся правда наша (Ис.64:6). От ног до главы, несть в нем, в падшем человеке, целости (Ис.1:6). Зло, поразившее нас, по объяснению отца-ми слов пророка, не частное, но во всем теле, объяло всю душу, овладело всеми силами ее [140]. Не осталось в естестве нашем никакой частицы неповрежденной, не­зараженной грехом: никакое действие наше не может обойтись без примеси зла. Когда вода смешана с вином или уксусом, тогда каждая капля ее содержит в себе под­месь; так и естество наше, будучи заражено злом, содер­жит примесь зла в каждом проявлении деятельности своей. Все достояние и достоинство наше в Искупите­ле [141]. Оправдится человек токмо верою Иисус Христовою (Гал.2:16). Чтоб усвоиться Искупителю живою верою, требуется всецелое отвержение души своей (Лк.14:26). Подтверждают это требование все евангелисты), то есть не только греховности, но и праведности падшего естества. Стремление к удержанию за собой оскверненной грехом правды падшего естества есть деятельное отвержение Искупителя. Упразднистеся от Христа (вы отчуждились от Христа) иже законом Моисеевым или естественным оправ­даетеся: отпадаете от благодати (Гал.5:4), говорит апостол. Аще бо законом правда, убо Христос туне умре (Гал.2:21). Это значит: в образе мыслей (мудровании), допускающем достоин­ство собственной правды человеческой пред Богом по явлении христианства, непременно существует бого­хульное понятие, окрашивающее весь этот образ мыс­лей, понятие о ненеобходимости Христа для спасения, понятие, равновесное отвержению Христа. Господь ска­зал фарисеям, усиливавшимся удержать за собою свою правду: глаголете, яко видим: грех убо ваш пребывает (Ин.9:41). Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф.9:13). Это значит: не признающие своих грехов грехами, а своей правды непотребным рубищем, оскверненным и истерзанным посредством общения с грехом и сата­ною, отчуждаются от Искупителя, — исповедуя Его, может быть, устами, деятельностью и в духе отверга­ют Его. Святой апостол Павел, бывший непорочным и праведным по законам Моисееву и естественному, вме­нил свою праведность в тщету за превосходящее разуме­ние Христа Иисуса, Господа. Он отрекся своей праведно­сти, вменив ее за уметы (за сор), да Христа приобрящу, говорит великий Павел, не имый моея правды, яже от закона, но яже верою Христовою, сущую от Бога правду в вере (Флп.3:4-9). Ища же оправдатися о Христе, обретохомся и сами грешницы (Гал.2:17), потому что нет возможности приступить к Христу и усвоиться Ему, не признав себя от искренно­сти сердца грешником, грешником погибшим, не име­ющим никакого собственного оправдания, никакого собственного достоинства. От дел закона не оправдится всяка плоть пред Богом. Ныне же кроме закона правда Бо­жия явися, свидетельствуема от закона и пророк. Правда же Божия верою Иисус Христовою во всех и на всех верующих: несть бо разнствия. Вси бо согрешиша, и лишени суть славы Божия: оправдаеми туне благодатию Его, избавлением, еже о Христе Иисусе (Рим.3:20-24).

По непреложному закону подвижничества, обиль­ное сознание и ощущение своей греховности, даруемое Божественною благодатию, предшествует всем прочим благодатным дарам. Оно предуготовляет душу к приня­тию этих даров. Душа неспособна принять их, если предварительно не придет в состояние блаженной ни­щеты духа. «Когда ум увидит согрешения свои, количе­ством подобные песку морскому, то это служит призна­ком начавшегося просвещения души, признаком ее здравия» [142]. Пришедши в это состояние, святитель Ти­хон Воронежский сказал: «Познаем грехи наши: се бо есть начало покаяния (Келейные письма, т. 15, письмо 73, 70 и 11). Покаемся, признаем себя дос­тойными ничего. Чем недостойнейшими признают себя они (угодники Божии), тем Бог, яко благ и мило­серд, более их удостаивает (там же). Что наше собственное? Немощь, растление, тьма, злость, грехи» (там же). Остере­жемся смертоносного заблуждения! Убоимся сопря­женного с заблуждением отречения от Христа! Убоим­ся верной утраты спасения за усвоение мысли ложной, враждебной Вере! Тем нужнее осторожность в наше время, что ныне с особенным усилием распространяет­ся проповедь о высоте добродетелей и успехов падшего человечества с открытою целью привлечь всех на по­прище этих добродетелей и этого преуспеяния. Осмеи­вая всесвятое добро христианства, проповедь эта стара­ется внушить к нему презрение и ненависть.

Дела спасения суть дела веры, дела Нового Завета. Этими делами исполняется не человеческое разуме­ние, не человеческая воля, но воля Всесвятого Бога, открытая нам в заповедях Евангелия. Христианин, же­лающий наследовать спасение, должен совершить сле­дующие дела:

1) Уверовать в Бога так, как Бог повелевает веро­вать в Него, то есть принять учение о Боге, открывае­мое Богом, принять христианство, хранящееся во всей чистоте и полноте в недре Православной Церкви, на­сажденной Богочеловеком на Востоке, распространив­шейся с Востока по вселенной, доселе пребывающей в целости только на Востоке и содержащей богопредан­ное христианское учение неизвращенным, без изменения и без примеси к нему учений человеческих и бесов­ских (Требник. Последование исповеди). Веровати подобает, говорит апостол, приходящему к Богу, яко есть и взыскающим Его мздовоздаятелъ бывает (Евр.11:7). Учение христианское возвещено вселенной пропове­дью, а принято верою. Будучи учением Божественным, учением богооткровенным, превысшим человеческого разума, оно иначе не может быть принято, как сочув­ствием сердечным, верою. Вера, по естественному свойству своему, способна принять и усвоить уму и сер­дцу то, что непостижимо для ума и не может быть при­нято обыкновенным путем суждения. Иже веру имет и крестится, сказал Господь, спасен будет: а иже не имет веры, осужден будет (Мк.16:16).

2) Уверовавший должен принести покаяние в пре­жней своей произвольно греховной жизни, и твердо решиться проводить жизнь богоугодную. По звавшему вы святому, завещавает святой апостол Петр христианам, и сами святи во всем житии будите, яко чада послушания, не преобразующеся первыми неведения вашего похотении (1Пет.1:15,14). Не­возможно ни усвоиться Богу, ни пребывать в усвоении Богу, оставаясь и пребывая произвольно в греховной жизни. Новый Завет всем, приступающим к Богу, возве­щает покаяние в первое условие доступа к Богу. Пропо­ведник, начавший проповедь Нового Завета, великий Иоанн, Предтеча Господень, начал проповедь свою с приглашения к покаянию. Покайтеся, говорил он отвер­женным человекам, вновь призываемым в общение с Богом; приближися бо Царствие небесное (Мф.3:2). С этих слов начал проповедь Свою Сам Богочеловек: оттоле начат Иисус проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо Царство небесное (Мф.4:17). С этих слов заповедало Божие Слово Своим святым апостолам начинать их проповедь, по­слав их первоначально к овцам погибшим дому Исраилева, косневшим в погибели, не смотря на дарованное им предъизображение общения с Богом. Ходяще, повелело апостолам Слово Божие, проповедуйте, глаголюще: покай­теся, яко приближися Царствие небесное (Мф.10:7). Призвание к вере и покаянию — Божественны. Послушание к этому призванию необходимо для спасения: оно есть испол­нение всесвятой Божией воли.

3) Уверовавшие в Бога, отвергшие греховную жизнь для вступления в общение с Богом вступают в это обще­ние посредством начального христианского таинства — святого крещения: крещение есть рождение в Боже­ственную жизнь. Невозможно вступить в естественное существование, не родившись по закону естества; невоз­можно вступить в общение с Богом, в чем заключается истинная наша жизнь, или наше спасение, не вступив в христианство посредством святого крещения. Таково Божественное установление. Крещением вступаем в па­кибытие (Тит.3:5), то есть в то святое бытие, которое даровано было Адаму при его сотворении, потеряно им при его падении, возвращено нам Господом нашим Иисусом Христом. Аще кто не родится свыше, сказал Господь, не может видети Царствия Божия. Аще кто не родится водою и Духом, не может внити во Царствие Божие (Ин.3:3,5). Рождаясь по плоти, мы составляем потомство нашего праотца по плоти, Адама, доставляющего нам бытие вместе с веч­ною смертью; посредством святого крещения мы пе­реходим в духовное потомство Богочеловека, Кото­рый, по свидетельству пророка, есть Бог крепкий, Влас­телин, Князь мира, Отец будущаго века (Ис.9:6), Который, рож­дая нас духовно, уничтожает в нас начало смерти, на­сажденное рождением по плоти, и дарует нам вечную жизнь, спасение, блаженство в Боге. Святой Иоанн Богослов возвещает об уверовавших в Бога и возрожден­ных святым крещением: Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его, иже не от крове, ни от похоти плотския, но от Бога родишася (Ин.1:12,13). Святое крещение, соделав нас чадами Божиими, восста­новляет нашу свободу, данную нам при сотворении, ут­раченную нами при падении, восстановляет силу воли, предоставляет нашей власти или пребывать чадами Бо­жиими, или отвергнуть усыновление (Прп. авва Дорофей. Поучение 1). Так в раю пре­доставлено было самовластью праотцев или пребывать вечно в блаженстве, или потерять его. Сего ради подоба­ет нам лишше внимати, то есть с особенною тщательнос­тью наблюдать за собой, да не когда отпадем (Евр.1:11). Святое крещение запечатлевается другим, непосредственно последующим за ним таинством, святым Миропомаза­нием. Справедливо это таинство названо печатью, так как святое крещение со справедливостью может быть названо условием, заветом между Богом и человеком. Печать, которою запечатлевается это условие, — святое Миропомазание.

4) Пребывание в усыновлении Богу, доставляемом чрез святое крещение, поддерживается жизнью по евангельским заповедям; теряется пребывание в усы­новлении отступлением от жительства по Евангель­ским заповедям. То и другое засвидетельствовал Сам Господь: Аще заповеди Моя соблюдете, сказал Он, пребудете в любви Моей. Аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, и изсышет: и собирают ю, и во огнь влагают и сгарает (Ин.15:1,6). Для спасения необходимо, чтоб крещеный во Христа жительствовал по законодательству Христа.

5) Богочеловек, родив нас во спасение святым крещением, вводит нас в теснейшее общение с Собою другим великим, непостижимым таинством, таинством Евхаристии, при посредстве которого мы соединяем и смешиваем [143] наши тело и кровь с телом и кровью Бо­гочеловека. Ядый Мою Плоть, сказал Господь, и пияй Мою Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем. Ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь, имать живот вечный. Аще не снесте Плоти Сына человеческаго, ни пиете Крове Его, живота не имате в себе (Ин.6:56,54,53). Богочеловек посредством этого таинства совершенно отторгнул нас от сродства с ветхим Адамом и ввел в тес­нейшее сродство, в единение с Собою. Как не спастись тем, которые с Богочеловеком составляют едино? Иде же тело, тамо соберутся, и орли (Лк.17:37), питающиеся этим те­лом, свидетельствует святое Евангелие. Достойным и учащенным вкушением духовной пищи, сшедшей с неба и дающей жизнь миру, соделаемся духовными орлами, подымемся с низин плотского состояния на высоты со­стояния духовного, возлетим туда, куда вознес челове­ческое естество и тело Свое Богочеловек, искони быв­ший в Боге Отце по Божеству Своему, воссевший одес­ную Отца человеческим естеством по совершении ис­купления человеков.

6) Для поддержания немощи нашей, для враче­вания язв греховных, получаемых нами после креще­ния, для поддержания святыни, которою запечатле­ны мы святым крещением, в целости, Бог даровал нам таинство исповеди. Этим таинством возобновляется и восстановляется состояние, доставляемое святым Кре­щением (Требник. Последование исповеди). К таинству исповеди должно прибегать по возможности часто: душа того человека, который име­ет обычай часто исповедовать свои согрешения, удерживается от согрешений воспоминанием о предстоя­щей исповеди; напротив того, неисповедуемые согре­шения удобно повторяются, как бы совершенные в по­темках или ночью (Лествица. Слово 4, гл. 53).

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Евангелие упоминает о двух блаженных состояниях: о состоянии спасения и о состоянии христианского со­вершенства. Некоторый богатый и знатный юноша иудейский припал к ногам Богочеловека и просил ска­зать ему, как он должен поступать, чтоб наследовать живот вечный, спасение? Иудею, то есть правильно ве­рующему в Бога, Господь отвечал: Аще хощеши внити в живот, соблюди заповеди (Мф.19:17). На вопрос юноши, какие бы то были заповеди, Господь указал на одни заповеди, оп­ределяющие богоугодные отношения каждого правовер­ного к ближнему, не упомянув о заповедях, определяю­щих отношение человека к Богу, как об известных иудею и с точностью сохраняемых им, по крайней мере по наружности. Нравственный и религиозный недуг иуде­ев ко времени пришествия на землю вочеловечившего­ся Бога изменился.

Недуг изменился в своей видимой форме, оставаясь в сущности тем же, чем был и прежде — стремлением к богоотступничеству. Иудеи не выражали той непреодо­лимой наклонности к идолопоклонству, которая навето­вала, разрушала и духовное и гражданское благосостоя­ние их в течение целого тысячелетия, от исшествия их из Египта до переселения в Вавилон. Сатана не влек их к отступлению от Бога и к поклонению себе при посред­стве поклонения идолам: другую кознь, более действи­тельную, другую погибельную пропасть, несравненно более глубокую и мрачную, он придумал и приготовил для них. Сатана оставил иудеев служителями истинного Бога по наружности. Мало этого: он увлек их к усилен­ному, неправильному уважению обрядовых постановлений и старческих преданий, в то же время выкрал ува­жение к заповедям Божиим; он увлек их в подробней­шее и утонченное изучение Закона Божия по букве, в то же время выкрал изучение Закона Божия жизнью; зна­ние Закона Божия по букве он употребил в средство вовлечения в ужаснейшую гордость, в ужаснейшее са­момнение, при которых они, именуя себя и представля­ясь другим чадами Божиими, на самом деле были вра­гами Бога и чадами диавола (Ин.8:44). Под предлогом сохране­ния верности к Богу они отвергли Бога; под предлогом сохранения общения с Богом, они отвергли общение с Богом, заразились сатанинскою ненавистью к Богу, за­печатлели эту ненависть богоубийством [144]. Все это со­вершилось от оставления жизни богоугодной! Все это совершилось от оставления заповеданных Богом отно­шений к ближнему, причем сохраненные по наружнос­ти отношения к Богу соделываются мертвыми. По этой причине Спаситель возводит иудея, вопросившего о том, как ему спастись, в отношения к ближним, запове­данные Богом. Так и всякий православный христианин, если захочет перейти от нерадивой жизни к жизни вни­мательной, если захочет заняться своим спасением, дол­жен, во-первых, обратить внимание на отношения свои к ближним. В этих отношениях он должен исправить то, что подлежит исправлению, принести искреннее покаяние пред Богом в том, что уже не подлежит ис­правлению, и предначертать себе деятельность, благоугодную Богу. Се пол имения моего, сказал Господу мытарь Закхей при обращении своем, дам нищим, и аще кого чим обидех, возвращу четверицею. Он услышал радостнейшее определение всеблагого и всемогущего Господа, пребы­вающего и ныне столько же благим и столько же все­сильным: Днесь спасение дому сему бысть, зане и сей сын Ав­раамль есть, прииде бо Сын Человеческий взыскати и спасти погибшаго (Лк.19:10). Потомок Авраама по плоти признан Богом за потомка в то время, как решился на жизнь богоугод­ную: из этого следует, что до того времени он не был признаваем, несмотря на право по плоти. И христиа­нин, доколе проводит произвольную греховную жизнь, противную евангельским заповедям, не признается хри­стианином, хотя имеет право на это наименование, присовокупившись к святому христианскому племени крещением. Что пользы в исповедании словами при от­вержении делами? Исповем им, небрегущим об исполне­нии евангельских заповедей, обетовал Господь, яко нико­лиже знах вас. Отъидите от Меня, делающие беззаконие! (Мф.7:23) Для спасения необходимо исполнение всех постановле­ний Евангелия, хранимых в должной целости единою Святою Православною Церковию.

Упомянутый выше юноша, услышав ответ от Госпо­да, что для спасения нужно жительство по заповедям Божиим, сказал: Вся сия сохраних от юности моея: что есмь еще не докончал? Рече ему Иисус: Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вслед Мене, взем крест (Мф.19:20,21; Мк.10:21). Спасение возможно при сохранении имения, в жизни посреди мира; для снискания совершенства требуется предварительное отрешение от мира. Спасение необхо­димо для всех; снискание совершенства предоставлено произволяющим. Образец христианского совершенства мы видим в святых апостолах, как засвидетельствовал о себе и о них святой апостол Павел, сказав: Елицы убо со­вершеннии, сие да мудрствуем (Флп.3:15), что совершенство христианское, будучи жительством в Боге, есть бесконечное поприще преуспеяния, как бесконечен Бог (Флп.3:20,12). «Это совершенное, несовершающееся совершенство совершен­ных, как поведал мне некто вкусивший его, — говорит святой Иоанн Лествичник, — столько освещает ум и от­вергает его от всего вещественного, что, по вступлении в сие небесное пристанище, по большей части из жиз­ни по плоти возносит, приведши в состояние исступле­ния, на небо к видению (и там содержит). Об этом гово­рит негде познавший, может быть, из опыта, яко Божии державнии земли зело вознесошася» (Пс.46:10. Лествица. Слово 29, гл. 5). Об этом сказал вос­хищенный до третьего неба и оставшийся жить там сер­дечными чувствованиями и помышлениями: наше житие на небесех есть (Флп.3:20). Совершенство состоит в явном причас­тии Святаго Духа, Который, вселившись в христиани­на, переносит все желания его и все размышление в вечность. Такое состояние души своей исповедал святой Давид, засвидетельствовавший о себе: Дух Господень гла­гола во мне, и слова Его на языце моем (2Цар.23:2). От действия Свя­таго Духа мог сказать Давид: Коль возлюбленна селения твоя, Господи сил. Желает и скоичавается душа моя во дворы Господни: сердце мое и плоть моя возрадовастася о Боге живе (Пс.83:2,3). Имже образом желает елень на источники водныя: сице желает душа моя к Тебе, Боже. Возжада душа моя к Богу крепкому, живому: когда прииду и явлюся лицу Божию (Пс.41:2,3). Увы мне, яко пришельствие мое продолжися! (Пс.119:5) Неестественно человеку в обыкновенном его состоянии такое пламен­ное желание преселения в вечность: оно свойственно лишь мужу Духоносному, как и Духоносный Павел ска­зал о себе: Мне еже жити, Христос; и еже умрети, приобре­тение есть. Желание имый разрешитися и со Христом быти (Флп.1:21,23). «Купец, — говорит святой Исаак Сирский, — когда исполнится предприятие его и получится следую­щая ему часть корысти, спешит возвратиться в дом свой. И монах, доколе не совершено поприще делания его, не хочет разлучиться с телом. Когда же ощутит в душе сво­ей, что поприще им совершено, и он получил залог, тог­да начинает желать будущаго века... Ум, обретший пре­мудрость Духа, подобен человеку, нашедшему корабль на море. Когда он поместится в этот корабль, то немед­ленно уплывает в нем из моря мира преходящего и приплывает в остров, принадлежащий будущему веку. Ощущение будущаго века в сем мире подобно малому острову на море: приставший к этому острову уже не будет более трудиться в волнах мечтаний сего века» (Слово 85). Преподобный Макарий Великий живописует христи­анское совершенство следующими чертами: «Надобно человеку, так сказать, пройти двенадцать ступеней и потом достигнуть совершенства. Если кто достиг сей степени, то и пришел в совершенство. Опять, когда благодать начнет действовать слабее, он сходит с од­ной ступени и стоит на одиннадцатой. Иной, богатый и обилующий благодатию, всегда, день и ночь, стоит на степени совершенства, будучи свободен и чист от всего, всегда увлеченным и восхищенным в горняя. Если б это сверхъестественное состояние, явленное ныне человеку, изведанное им на самом опыте, всегда ему сопребывало, то он не мог бы ни принять на себя служения Слову, ни понести каких-либо трудов, ни слышать что, ни в нужных случаях позаботиться о себе или о наступающем дне, а сидел бы в одном углу восхи­щенным и как бы упоенным. По этой причине полная мера совершенства не дана человеку, чтоб он мог иметь попечение о братии и упражняться в служении Слова. Но стена уже разрушена и смерть побеждена. Это должно понимать так: как в каком-либо месте, при возжженной и светящей в нем свече, может находить­ся и некоторая мрачная сила, и густой воздух потем­нять его; так и при духовном свете находится некото­рое покрывало. По сей причине находящийся в этом свете человек исповедует себя еще не совсем совер­шенным и свободным от греха. Разрушилась, так ска­зать, и разорилась отделявшая стена, но только отчас­ти, а не совсем и навсегда, потому что благодать иног­да сильнее наставляет и укрепляет человека, а иногда как бы слабеет и уменьшается, сообразуясь с пользою человека. Кто достиг в сей жизни совершенной степе­ни и самым опытом узнал будущий век? Я еще не видел ни одного человека, который бы вполне достиг хрис­тианского совершенства, вполне был свободен от вся­кого порока. Хотя и упокоевается кто в благодати, по­стигает тайны и откровения, вкушает неизреченную сладость благодати; однако, при всем том, и грех в нем обитает... Я еще не видел никого совершенно свобод­ным; ибо и я отчасти восходил некогда до той степени, и узнал, что нет ни одного человека (вполне) совершен­ного» (Беседа 8, гл. 4,5). По сей-то причине, как мы видели, святой Иоанн Лествичник, а подобно ему, и многие святые отцы назвали человеческое совершенство в христиан­стве несовершенным совершенством, как и святой апостол Павел сказал: Не уже достигох или уже совершихся: гоню же, аще и постигну, о нем же и постижен бых от Христа Иисуса. Братие! аз себе не у помышляю достигши: едино же, задняя забывая, в передняя же простираяся, со усердием гоню к почести вышняго звания Божия — христианского совер­шенства — о Христе Иисусе (Флп.3:12,13).

Христианское совершенство есть дар Божий, а не плод человеческого труда и подвига; подвигом доказы­вается только действительность и искренность желания получить дар; подвигом, который обуздывает и укроща­ет страсти, естество человеческое соделывается способ­ным и предуготовляется к принятию дара. От человека зависит очистить и украсить, и то с помощью Божиею, обитель в себе для Бога; пришествие Бога в эту обитель зависит единственно от Божия благоволения (Ин.14:32). Нестяжание и отречение от мира есть необходимое условие к достижению совершенства. Ум и сердце дол­жны быть всецело устремлены к Богу; все препятствия, все поводы к развлечению должны быть устранены; всяк от вас, сказал Господь, иже не отречется всего своего име­ния, не может быть Мой ученик (Лк.14:33). Упование на тленное имущество должно быть заменено упованием на Бога, а самое имущество — обетованием Бога, Который сказал: не пецытися глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеждемся? Всех бо сих языцы ищут: весть бо Отец ваш небес­ный, яко требуете сих всех. Ищите же прежде Царствия Бо­жия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф.6:31-33). Посреди всех лишений, посреди трудного положения, в которое по-видимому приводит себя христианин, отказавшийся от имения и от всех преимуществ, доставляемых миром, он, содействующею ему Божиею благодатию, поставля­ется в самое удовлетворительное положение, какого мир никогда не может дать своим служителям. Это по­ложение изображено святым апостолом Павлом так: Во всем представляюще себе якоже Божия слуги, в терпении мно­зе, в скорбех, в бедах, в теснотах, в ранах, в темницах, в нестроениих, в трудех, во бдениих, в пощениих, во очищении, в разуме, в долготерпении, в благости, в Дусе Святе, в любви нелицемерне, в словеси истины, в силе Божией, оружии прав­ды десными и шуими, славою и безчестием, гаждением и благо-хвалением: яко лестцы, и истинни: яко незнаеми. и познавае­ми: яко умирающе, и се, живы есмы: яко наказуеми, а не умер­щвляеми: яко скорбяще, присно же радующеся: яко нищи, а многи богатяще: яко ничтоже имуще, а вся содержаще (2Кор.6:4-10). В таком положении были все святые апостолы, все ос­тавившие и шедшие вслед Господа Мф.19:27. Они не имели ве­щественного имущества, но всему миру, утопавшему в погибели, доставили неоцененное духовное богатство — богопознание и спасение. Они не имели вещественного имущества, но вселенная им принадлежала: во всякий город, во всякое селение, куда они ни приходили, приготовлены им были промыслом Божиим и помещение и содержание, и елицы из уверовавших во Христа господие селом или домовом бяху, продающе приношаху цены продаемых и полагаху при ногах апостол (Деян.4:34). В таком поло­жении были все святые мученики. Пред вступлением в подвиг обыкновенно они давали свободу рабам, а иму­щество раздавали нищим [145]. Разорвав все связи с миром, они совлекали с себя самую одежду — тело — в без­закониях зачатую, облекались в одежду Святаго Духа, в Самого Господа нашего Иисуса Христа, претворяли свою одежду — тело — из плотской в духовную, из тлен­ной в нетленную, из греховной в святую, из земной в небесную. Страдания святых мучеников имели особен­ный характер: они страдали не как чада ветхого Ада­ма, — как члены Христа. Святая мученица Фелицитата была беременною в то время, как ее, за твердое испове­дание веры, заключили в мрачную и душную темницу. В темнице она разрешилась. Во время родов, которые были трудны, Фелицитата не могла удерживаться от воплей. По этому поводу один из тюремных стражей сказал ей: «Ты так кричишь теперь; что ж с тобою бу­дет, когда тебя предадут зверям на снедение?» Она отве­чала: «Теперь страдаю я; но тогда Другой во мне будет страдать за меня, потому что я страдаю за Него» [146]. Му­ченичество отнюдь не было изобретением человече­ским или последствием одного человеческого произво­ления: оно было даром Божиим человечеству и потому было сверхъестественно, как и святой апостол Павел сказал: Вам даровася еже о Христе, не токмо еже в Него ве­ровати, но и еже по Нем страдати (Флп.1:29). Подобно мучениче­ству, и монашество есть дар Божий. Монашество есть подвиг вышеестественный. Оно есть тоже мучени­чество в сущности своей, лишь для поверхностного не­вежественного взгляда представляясь чем-то иным, неопределенным. Подобно мученичеству, монашество требует, чтоб ему предшествовало отречение от мира. Как подвиг мученичества начинается различными тер­заниями тела, а совершается смертью его, так и под­виг монашества начинается отсечением своей воли и своих разумений, отречением от плотского наслажде­ния, а совершается умерщвлением души и тела для греха, оживлением их для Бога. Встав против греха до смерти, купив победу над ним непощадением тела в усиленных, сверхъестественных подвигах, многие ино­ки с величайшей удобностью перешли от подвига ино­ческого к подвигу мученическому по сродству между собой этих двух подвигов, заключающихся в отречении от мира и от себя. Как подвиг мученичества непонятен для гордого, служащего тлению мира, представляется для него буйством, так непонятен и странен для него подвиг монашества. Мученики по мере совершения подвига начинали обнаруживать обилие благодатных Даров; точно так и в иноках благодать Божия открыва­ла свое действие по умерщвлении их для греха, усили­вала это действие по мере того, как усиливалась в иноках их святая мертвость. Подвиг всякого инока — сверхъестественен: он непременно должен быть сопря­жен с победою скотоподобного свойства телесного, соделавшегося по падении принадлежностью каждого человека. Подвиг некоторых святых иноков кажется более непостижимым по сверхъестественности своей, нежели даже подвиг мучеников. В этом можно убедить­ся, прочитав жития преподобных Марка Фраческого, Онуфрия Великого, Марии Египетской и других. От­чего мученичество и монашество представляются су­масбродством и нелепостью для рабов греха и мира? Очевидно: оттого, что они признают добром одно доб­ро падшего естества, а христианства не знают и не понимают.

Для достижения совершенства, вслед за истощани­ем имения на нищих, необходимо взять крест свой (Мк.8:34). Оставлению имения должно последовать отвержение от самого себя, в чем и заключается принятие креста, или произвольное и постоянное подчинение скорбям двоякого рода, из которых составляется крест, как бы из двух древ, соединенных между собою и пресекающих друг друга. Одни из этих скорбей попущаются промыс­лом Божиим к нашему душевному созиданию, а другие мы должны возлагать произвольно сами на себя для обуздания и умерщвления страстей своих, для умерщв­ления в себе своего падшего естества. О скорбях, попу­щаемых нам промыслом Божиим, говорит святой апос­тол Павел: Его же любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, его же приемлет. Аще наказание терпите, яко сыновом обретается вам Бог: который бо есть сын, его же не наказуем отец. Аще же без наказания есте, ему же причастницы быша вси (истинные служители Божии): убо прелюбодейчищи есте, а не сынове. К сим, плоти нашей отцы имехом наказа­тели, и срамляхомся: не много ли паче повинемся Отцу духо­вом, и живи будем? (Евр.12:6-9) Святой апостол Петр возводит к духовному разумению скорбей и утешает подвергшихся им следующим образом: Возлюбленные! Огненнаго искуше­ния, для испытания вам посылаемаго, не чуждайтесь, как приключения для вас страннаго. Но так как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете. Если за имя Христово зло­словят вас: то вы блаженны. Ибо Дух славы и силы, Дух Бо­жий на вас почивает. Теми он хулится, а вами прославляет­ся. Только бы кто из вас не пострадал как убийца, как тать, или злодей, или как мятежник. А если как христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь. Ибо время на­чаться суду с дома Божия. Если же прежде с нас начнется: то какой конец непокоряющимся Евангелию Божию? Если праведник едва спасется: то нечестивый и грешный где явится? Итак, страждущие по воле Божией, Ему, как верному Созда­телю, да предают души свои, делая добро (1Пет.4:12-19. По русскому переводу изд. 1822 г.). По наставлению апостола Павла, попускаемые промыслом скорби долж­но принимать с величайшею покорностью Богу, как и апостол принимал попущенные ему искушения: благово­лю, говорил он, в немощех, в досаждениих, в бедах, в изгна­ниих, в теснотах, по Христе (2Кор.10:10). По наставлению святого апостола Петра, при нашествии скорбей должно пре­даваться всесвятой воле Божией и с особенною трез­венностью, твердо держаться заповедей Божиих, от которых враг старается во время скорби отторгнуть помыслами печали, безнадежия, ропота, гнева, хулы. Всю печаль нашу возвергнем на Бога, яко Той печется о нас (1Пет.5:7). Подобает нам иметь всякую радость, то есть величайшую радость, егда во искушения впадаем различна (Иак.1:2): искушения суть признак призвания нас Богом, признак избрания, признак усыновления. Из среды их будем возносить сла­вословие Богу, как возносил его праведный, многостра­дальный Иов из среды разнообразных бедствий, отвсю­ду окруживших его (Иов.1:21; 2:10). Из среды их будем приносить бла­годарение Богу, исполняющее сердце благодарящего ду­ховным утешением и силою терпения, благодарение, заповеданное Самим Богом. О всем благодарите, завеща­вает апостол: сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1Сол.5:18). Говорит святой Петр Дамаскин: «Как чадолюби­вые родители, будучи побуждаемы любовью, с угроза­ми обращают к благоразумному поведению детей сво­их, позволивших себе поведение безрассудное? Так и Бог попущает искушения, как жезл, обращающий дос­тойных от диавольского злосветия. Иже щадит жезл свой, ненавидит сына своего: любяй же наказует прилежно (Притч.13:25). Луч­ше терпением находящих (попускаемых искушений) прибегать к Богу, нежели из страха бедствий подвер­гаться отпадению, впадать в руки диавола и навлечь на себя вечное отпадение и муку с ним. Одно из двух непременно предлежит нам: или мы должны претерпеть первое, временное, или подвергнуться второму, вечно­му. Праведников не прикасаются ни те, ни другие бед­ствия: потому что они, любя события, представляющие­ся нам несчастьями, радуются им, лобызая искушения, как находки и время для приобретения духовной корыс­ти, пребывают неуязвленными. Не умирает тот, в кого ударила стрела, но не поразила его; погибает тот, кому она нанесет смертельную рану. Повредила ли напасть Иову? Напротив того, не увенчала ли его? Привели ли в ужас апостолов и мучеников муки? Они радовались, го­ворит Писание, яко за имя Господа Иисуса сподобишася без­честие прияти (Деян.5:21). Победитель чем более бывает борим, тем больших сподобляется венцов, тем большую от это­го ощущает радость. Когда он услышит голос трубы, то не приходит в страх, как бы от голоса, возвещающего заколение; напротив того, веселится, как о предвеща­нии венца и воздаяния. Ничто не доставляет победы столько беструдной, как мужество с извещенною верою! Ничто не навлекает с такою удобностью побеждения, как самолюбие и боязнь, рождающиеся от неверия» [147]. Господь обетовал скорби последователям Своим на все время земного странствия их, обетовал земную жизнь, подобную Своей, проведенной в лишениях и гонениях; но вместе заповедал им мужество и благонадежие. «Аще мир вас ненавидит, — сказал Он им, — ведите, яко Мене прежде вас возненавиде. Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы: яко же от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир (Ин.15:18,19). В мире скорбни будете, но дер­зайте яко Аз победих мир (Ин.16:33): никакая скорбь, никакое иску­шение не возмогут ни одолеть, ни сокрушить вас, если вы будете веровать в Меня и пребывать во Мне испол­нением Моих заповедей». Верен Бог, говорил апостол, Иже не оставит вас искуситися паче еже можете, но сотво­рит со искушением и избытие яко возмощи вам понести (1Кор.10:13). Также и в другом месте Писания Святый Дух свидетель­ствует: Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Гос­подь. Хранит Господь вся кости их, и ни едина от них сокру­шится (Пс.33:20,21). Поверим обетованию Божию, не устрашимся волнующегося моря скорбей, и благополучно преплы­вем его, держимые невидимою, но всесильною десни­цею Божиею.

Другая часть креста составляется из произвольных подвигов духовных, установленных и заповеданных Бо­гом, которыми обуздываются греховные пожелания тела, а следовательно и души. О них святой апостол Павел сказал: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како иным проповедуя, сам неключим буду (1Кор.9:27), а святой апостол Петр: Христу пострадавшу за ны плотию, и вы в ту же мысль вооружитеся: зане пострадавый плотию, преста от греха (1Пет.4:1). Иже Христовы суть плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал.5:24): плоть, не распятая, а утучняемая и утешае­мая обильным питанием, наслаждением и упокоением, не может не сочувствовать греху, не услаждаться им, не может не быть чуждою и враждебною Христу. Сущая ис­тинная вдовица и уединенна, то есть истинно отрекшийся от мира, умерший для него, отделившийся от всех и от всего для служения Богу; уповает на Бога, и пребывает в молитвах и молениях день и ночь: питающаяся же простран­но, несмотря на оставление мира по наружности и на раздаяние имения нищим, жива умерла (1Тим.5:5,6), потому что сеяй в плоть свою, от плоти пожнет истление, а сеяй в Дух, от Духа пожнет живот вечный (Гал.6:8). Необходимо, необходи­мо для подвижника Христова распятие плоти! Необхо­димо подчиниться благому игу подвигов для обуздания скотоподобных стремлений плоти, а не для отъятия у нее здоровья и сил, необходимых для самого подвижни­чества. «Мы научились быть убийцами страстей, а не тела», — говорит Пимен Великий (Алфавитный Патерик). Даже для немощ­ных по телу и больных очень вредно нарушение воздержания, усиливающее болезни, не подкрепляющее, а расстраивающее слабого и больного. Благоразумная умеренность особенно способна поддерживать и сохранять телесные силы и здоровье, и в людях крепкого сложения, и в людях сложения слабого, болезненного. По раздаянии имения нищим и по расторжении связи с миром, первым делом для подвижника Христо­ва должно быть удаление из среды соблазнов в уединен­ную иноческую обитель. Таким удалением изглаждают­ся прежде полученные греховные впечатления и отвра­щается возможность заражаться новыми впечатления­ми. К такому удалению приглашает истинных служите­лей Бога Сам Святый Дух: Изыдите от среды их, и отлучи­теся, глаголет Господь, и нечистот их не прикасайтеся, и Аз прииму вы: и буду вам во Отца, и вы будете Мне в сыны и дщери, глаголет Господь Вседержитель (2Кор.6:17,18). И в самой святой обители необходимо охраняться от знакомства, от хож­дения по кельям братии и от принятия их к себе, чтоб душа соделалась способною к посеву на ней Слова Бо­жия, принесла в свое время плод духовный. И вещественная нива приготовляется к обильному хлебородию разрыхлением посредством железных орудий и устра­нением из нее всех иных произрастаний. Преподобный Симеон Благоговейный заповедал ученику своему, пре­подобному Симеону Новому Богослову при вступлении его в монастырь: «Смотри, чадо, если хочешь спастись, то никак не беседуй на церковных последованиях и не ходи по кельям. Не имей свободного обращения. Храни ум твой, чтоб он не скитался туда и сюда, но чтоб взи­рал неуклонно на грехи твои и на вечную муку» [148]. В келье должно иметь только самые нужные принадлеж­ности, по возможности простые: к излишним и краси­вым вещам немедленно является в сердце пристрастие, а ум, по поводу их, получает наклонность к мечтатель­ности и рассеянности, что очень вредно. Второй подвиг заключается в умеренном посте. Пост для новоначальных определяется монастырскою трапезою. В трапезе должно употреблять пищу, не доз­воляя себе пресыщения, впрочем, столько, чтоб тело было способно к послушаниям; вне трапезы пищу упот­реблять воспрещается отеческим преданием и монас­тырским уставом. Те иноки, которых Бог привел к жиз­ни безмолвной и к постоянному упражнению в молитве и богомыслии, должны употреблять пищу однажды в день [149], не насыщаясь, и употребляя все роды яств, доз­воленных монашеству, смотря по тому, что послано бу­дет Богом. При такой свободе строго должно наблю­дать, чтоб она не дала повода к наслаждению или изли­шеству. Истинное наслаждение ожидает нас в будущем веке, а здесь, на пути к нему, возбраним себе наслажде­ние, удовлетворяя единственно естественной нужде, а не страстной прихоти. Уединение и пост — такие суще­ственные принадлежности иноческой жизни, что от них иноки получили в древности свое название: монах — значит уединенный; монахи назывались также и постниками.

Третий подвиг — бдения. Новоначальный инок тог­да удовлетворительно упражняется этим подвигом, ког­да неупустительно присутствует при всех церковных последованиях. Для проводящего безмолвную жизнь подвиг бдения особенно важен. В этот подвиг возводит инока живое памятование, как бы предощущение смер­ти и последующего за нею нелицеприятного суда Бо­жия. Инок тщится предупредить страшное стояние на этом суде благоговейным и трепетным предстоянием на молитве, как бы пред лицем и взорами Самого Бога. Он надеется испросить и получить здесь прощение грехов, чтоб, по исшествии души из тела, совершить путь от земли к небу без всякого страха; и потому неотступно стоит при дверях милосердия Божия во время келейной уединенной молитвы своей, стучится в эти двери пла­чем, стучится тяжкими воздыханиями, смиренными словами, исходящими из глубины болезнующего о гре­ховности сердца. По мере того как усиливается духов­ное ощущение страха Божия, усиливается подвиг бде­ния. Но сначала нужно принуждать себя к этому подви­гу, без которого невозможно получить окончательной и совершенной победы над страстями. Надо прийти в со­стояние, заповеданное Господом: Да будут чресла ваша препоясана, и светильницы горящии: и вы подобии человеком, чающим Господа своего, когда возвратится от брака, да при­шеду и толкнувшу, абие отверзут Ему. Блажени раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих. Аминь, глаголю вам, яко препояшется и посадит их, и минув, послужит им. И аще приидет во вторую стражу, и в третию стражу приидет, и обрящет их тако, блажени раби тии. Се же ведите, яко аще бы ведал Господин храмины, в кий час тать приидет, бдел убо бы, и не бы дал подкопати дому своего. И вы убо будите гото­вы: яко в онь же час не мните, Сын Человеческий приидет (Лк.12:35-40). Такое состояние доставляется ощущением страха Бо­жия. Пришедшие в него начинают жить на земле, как путешественники в гостинице, ожидая ежечасно выхо­да из нее. Время земной жизни сокращается пред их взорами, когда пред ними откроется необъемлемая, ве­личественная вечность. Мысль, что они могут быть призваны Господом неожиданно, содержит их в непрес­танном бодрствовании, на непрестанной страже от гре­ха, непрестанно наветующего. Ночи проводят они по­добно дням, приемля сна только по необходимой нуж­де, никак не попуская себе глубоко погружаться в него и разнеживаться им. На жесткие ложи свои они ложатся одетые и препоясанные, чтоб тотчас воспрянуть при требовании нужды. Подвиг бдения должен соответст­вовать телесным силам человека. Он, как и уединение и пост, усиливается при постепенном переходе подвиж­ника из плотского и душевного состояния в духовное, или благодатное. Духовный человек хотя бы и немощен был по телу, выдерживает несравненно больший подвиг, нежели к какому способен человек плотский и душевный. Первый возбуждается к подвигу Божественною благода­тию и встречает менее препятствий от своего тела, обыкновенно отлагающего при вступлении в такое со­стояние значительную часть своей дебелости.

Для составления видимого креста необходимо нуж­ны два бруса в поперечном соединении между собою; так и для составления невидимого креста необходимы и скорби произвольные — подвиги, содержащие тело в распятии, и скорби извне, обуздывающие и смиряющие дух человека, постоянно расположенный к гордости по причине повреждения падением. Из совокупности этих скорбей составляется тот крест, который заповедано нам взять на себя и последовать Христу, без которого последование Христу невозможно. Не распявшие пло­ти своей, не обуздавшие в ней греховных вожделений и стремлений, увлекающиеся сладострастными ощущени­ями и помыслами не могут быть в общении со Хрис­том, состоя посредством услаждения и увлечения гре­хом в общении с сатаною. Сущий во плоти, сказал свя­той апостол Павел, то есть проводящие плотскую жизнь, живущие в свое тело, изобильно питающие его, упокоивающие, нежащие, Богу угодити не могут (Рим.8:8). Сущии по плоти, плотская мудрствуют (Рим.8:5), то есть проводящие плотскую жизнь непременно имеют плотский образ мыслей, не помнят и не заботятся о вечности, имеют ложное завещание к земной жизни, признавая ее беско­нечною и действуя единственно для нее, высоко ценят земные преходящие положения и преимущества, не мо­гут усвоить себе Нового Завета, не могут отвергнуть падшего естества, развивают его, уважают его достоинства и преуспеяние. Мудрование плотское смерть есть, муд­рование плотское вражда на Бога: закону бо Божию не поко­ряется, ниже бо может покориться (Рим.8:6,7). Несвойственна, не­возможна ему эта святая покорность. Никакой пользы не принесет нам оставление имущества и мира, удале­ние в монастырь, если мы будем угождать прихотливым пожеланиям нашей плоти, если не возведем ее на крест, лишив ее излишеств и наслаждений, предоставив одно необходимое к существованию. Первоначальная запо­ведь, данная Богом человечеству, была заповедь о посте. Она дана в раю, подтверждена в Евангелии. При нару­шении ее святой рай не мог предохранить от погибели; при нарушении ее не может предохранить нас от поги­бели искупление, дарованное нам Богочеловеком. Мно­зи ходят, говорит апостол Павел, то есть проводят зем­ную жизнь, ихже многажды глаголах вам, ныне же и плача глаголю, враги Креста Христова, имже кончина погибель, имже Бог чрево, и слава в студе их, иже земная мудрству­ют (Флп.3:18,19). Апостол, говоря это христианам, умолял их под­ражать его жительству (Флп.3:17), которое он совершал в труде и подвиге, в бдениих множицею, в алчбе и жажде, в пощени­их многащи, в зиме и наготе (2Кор.11:27). Пост есть основание всех иноческих подвигов; без него невозможно ни сохра­нить уединения, ни обуздать языка, ни проводить трез­венной, внимательной жизни, ни преуспеть в молитве и бдении, ни стяжать воспоминания о смерти, ни уз­реть множества согрешений и немощей своих. Инок, небрегущий о посте, колеблет все здание добродетелей своих: не устоять этому зданию, если здатель не опом­нится и не позаботится благовременно об укреплении основания. Святой Иоанн Лествичник говорит: «На­чальник бесов — падший денница, и начало страстей — объядение (Слово 14, гл. 30). Не вводи себя в обман! Ты не освободишь­ся от Фараона и не узришь горней Пасхи, если не бу­дешь постоянно вкушать горького зелья и опресноков. Горькое зелье — понуждение к посту и труд, а опресно­ки — ненапыщенное мудрование. Да совокупится с жиз­нью твоею слово сказавшего: Аз же, внегда стужаху ми демоны, облачахся во вретище, и смирях постом душу мою, и молитва моя в недро мое углублялась (Пс.14:13. Лествица. Слово 14, гл. 52). Если ты дал обет Христу идти тесным и узким путем, то утесняй чрево твое. Упокоивая и расширяя его, ты нарушаешь этот обет. Будь внимателен и услышь говорящего: про­странен и широк путь чревоугодия, вводяй в пагубу блу­да, и мнози суть входящии им. Что узкая врата и тесный путь поста, вводяй в живот чистоты, и мало их есть, иже входят им» (Лествица, гл. 29).

Что значит последовать Христу (Мф.19:21), по раздаянии име­ния и принятии на себя креста? Последовать Христу значит проводить земную жизнь единственно для неба, подобно тому, как проводил свою земную жизнь Богоче­ловек. Живущие благочестно посреди мира по евангель­ским заповедям уподобляются уже благими нравами и настроением душевным Сыну Божию; но отрекшиеся от мира, распявшие плоть свою подвижничеством, при­влекшие в себя благодать Святаго Духа по причине умер­щвления плоти для греха (Рим.8:10) стяжавают особенное сход­ство с Богочеловеком. Они Духом Божиим водятся, и суть сынове Божии (Рим.8:14), по благодати, образовав себя по образу небесного Человека, второго Человека, Богочелове­ка (1Кор.15:47-49). Не буква, не поверхностное познание по букве, не имеющее никакого значения пред Богом, свидетельству­ет им, что они чада Божии; свидетельствует это Сам Всесвятый Божий Дух, вселившись в них ощутительно для них и соединившись с их духом (Рим.8:16). Аще чада, то и на­следницы: наследницы убо Богу, снаследницы же Христу (Рим.8:17). Откуда могла возникнуть такая слава для бедной, пад­шей твари — человеков? Из живой веры во Христа, Бога, Создателя и Спасителя нашего, из живой веры, научившей избранных Божиих не только сердцем признать Искупителя, но исповедать самою жизнью, отречением от мира, приятием сугубого креста, составляе­мого из скорбей вольных и невольных, и точнейшим исполнением воли Божией, благой, и угодной, и совершен­ной (Рим.12:2). Понеже с Ним страждем, говорит апостол всему лику подвижников Христовых, да и с Ним прославимся (Рим.17). Сравнив вечную, небесную славу, уготованную стра­дальцам о Христе, изведанную апостолом опытно, с кратковременными скорбями, которыми она приобре­тается, святой Павел говорит: Непщую, яко недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим.8:18). Ничего не значат эти скорби! Наш Всемогущий и Всеблагий Подвигоположник вложил в самые скорби толикое духовное утешение, что скорби ради Христа уже собою составляют источник радости. «Телесные сии мучения, — сказал великомученик Евстратий о пре­терпенных им сверхъестественных страданиях в пред­смертной молитве своей к Богу [150], — суть веселия рабам Твоим». Точно такое же свойство заключают в себе и скорби иноческие: в недре их истекает и кипит источ­ник духовной сладости и радости, начаток во времени блаженства в вечности. Крест — оружие победы, почет­ное знамение христианина: мне же, говорит апостол, да не будет хвалитися, токмо о кресте Господа нашего Иисуса Христа, имже мне мир распяся, и аз миру (Гал.6:14).

Достойна глубокого рассматривания и удивления связь между телом и духом человеческим. Образ мыслей человека, его сердечные чувствования много зависят от того состояния, в котором находится его тело. «При утес­нении чрева, — заметил святой Иоанн Лествичник, — смиряется сердце; когда же чрево удовлетворяется, тог­да помыслы заражаются превозношением» (Слово 14, гл. 22). «Душа иначе не может прийти в смирение, — сказал Пимен Великий, — как умалением пищи для тела». Настоятель некоторого общежития спросил у Великого: «Почему я не ощущаю в себе страха Божия?» — «Как ощущать тебе страх Божий, — отвечал Великий, — когда чрево твое начинено пирогами и сырами?» (Алфавитный Патерик) При насыщении тела сердце наше не может не порождать блудных ощуще­ний, а ум — блудных помыслов и мечтаний, которые силою своею и увлекательностью способны изменить самое решительное благое произволение, склонить его к услаждению грехом; потому-то святой Иоанн Лествич­ник сказал: «Угождающий своему чреву и вместе желаю­щий победить духа блудного подобен погашающему по­жар маслом» (Слово 14, гл. 21). Святой Исаак Сирский говорит: «Возлюби убогие одежды, чтоб уничижить прозябающие в тебе помышления: высокомудрие, говорю, сердца. Любящий блеск не может стяжать смиренных помышлений, пото­му что сердце внутри напечатлевается соответственно внеш­нему образу» (Слово 14, гл. 21). Святой апостол Павел, исчисляя дела плотские, наименовал между ними вражды, рвения, зави­ды, ярости, распри, соблазны, ереси — недостатки собствен­но духа человеческого. По какой причине? По той, что эти виды грехов обличают плотское мудрование челове­ка, а плотским мудрованием обличается жительство по плоти, отвержение Креста Христова [151]. Из церковной истории видим, что таковы были все ересиархи.

Убогое Слово это написал я, многогрешный Игна­тий, в возбуждение себе, в увещание к жительству под­вижническому. Заметил я, что те предметы духовного учения, которые изложу письменно, особенно объясня­ются для меня самого и иногда бывают небесполезны для возлюбленных братий моих по современности из­ложения. Если кто прочтет это Слово тот да простит мне недостатки познания моего и слова! Если кто прочтет это Слово и найдет в нем что либо полезное для души своей, того умоляю обратить внимание на это убо­гое Слово, и при понятиях, доставляемых им, тщатель­но рассмотреть себя.

Необходимо, необходимо всем вообще христианам исполнить с точностью завещания Спасителя, Кото­рый сказал: Иже аще хощет душу свою спасти, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия, той спасет ю (Мк.8:35). Любяй душу свою, погубит ю: и ненавидяй души своей в мире сем, в живот вечный сохранит ю (Ин.12:25). Что значит лю­бить душу свою? Это — любить свое падшее естество, его свойства, оскверненные падением, его лжеименный разум, его пожелания и влечения, его правду. Что зна­чит спасать душу свою в мире сем? Это — развивать свойства падшего естества, последовать своим разуме­ниям и своей воле, созидать свою праведность из мнимых добрых дел падшего естества. Что значит погубить душу свою ради Христа и Евангелия, что значит нена­видеть душу свою? Это — познать и признать падение и расстройство естества грехом; это — возненавидеть со­стояние, произведенное в нас падением, и умерщвлять его отвержением поведения по своим разумениям, по своей воле, по своим влечениям; это — прививать насиль­но к естеству своему разум и волю естества, обновленно­го Христом, и поведение свое располагать по всесвятому Божию учению и по всесвятой воле Божией, открытых нам Самим Богом во Евангелии. Падшее естество наше враждебно Богу; последование разумениям и влечениям падшего естества есть стремление к верной и вечной погибели. По этой причине святые пустынные отцы, наставники монашества и всего христианства, произ­несли столько страшных изречений против последова­ния своей воле и своим разумениям. Преподобный Пи­мен Великий говаривал: «Воля человеческая есть сте­на медная между Богом и человеком, — камень, ударя­ющий против воли Божией. Если человек оставит ее, то и он может сказать: Богом моим прейду стену. Бог мой, непорочен путь Его (Пс.17:30,31). Если же оправдание соединится с волею, то человек развращается и погибает» (Алфавитный Патерик). Под словом оправдание надо разуметь признание нами дея­тельности по своей воле справедливою и праведною; это служит верным признаком душевного расстройства и совращения с пути спасительного. Преподобный авва Дорофей говорит: «Я другой причины падению монаха не знаю, кроме последования воле и влечениям своего сердца. Говорят: от того или от другого падает человек; я же, как сказал, не знаю другой причины падения, кро­ме этой. Увидел ли ты кого падшим? Знай: он последо­вал себе». Далее преподобный Дорофей повествует, что он, находясь в общежитии аввы Серида, руководство­вался во всем наставлениями духоносного старца Иоан­на, вполне отвергая собственные разумения и сердеч­ные влечения. Когда представлялась ученому и умному Дорофею какая-либо собственная мысль о духовном предмете, тогда он говорил себе: «Анафема тебе, и рас­суждению твоему, и разуму твоему, и ведению твое­му» (Поучение о еже не составляти свой разум). Вот образец блаженной ненависти к душе своей, ненависти, заповеданной Спасителем душ и телес на­ших! Вот образец блаженного погубления души ради Христа и Евангелия для спасения души! Вот образец отношения святых к падшему естеству!

Последуем, братия, учению Христову! Последуем жительству, поведению, образу мыслей святых угодни­ков Божиих! Не остановимся для спасения нашего от­речься от нашего падшего естества! Для истинной люб­ви к себе отвергнем обманчивую любовь к себе, наше самолюбие! Для спасительной деятельности по запове­дям Евангелия отринем от себя деятельность по зако­нам естества падшего, возлюбленным для мира, враж­дебным Богу! Возненавидим мнимые добрые дела, воз­никающие из лжеименного разума, из движений крови, из сердечных чувств, как бы ни казались нам наши чув­ства и помышления возвышенными, непорочными, свя­тыми. Эти дела способны лишь к развитию в нас пагубных сомнения, гордыни, самообольщения. Они не про­свещают очей души, как просвещает их заповедь Господ­ня (Пс.18:9); напротив того, они усиливают слепоту души, соде­лывают эту слепоту неисцельною. Творящие их пойдут в вечную муку, как творящие добро естества падшего, доб­ро, всегда смешанное со злом, добро оскверненное, от которого Господь, как от сатанинской мерзости, отвра­щает Свои всесвятые взоры. Для совершения добрых дел падшего естества не нужно быть христианином: они принадлежат всему падшему человечеству. Там, где со­вершаются добрые дела падшего естества, при громе похвал от мира, исключен, отвергнут Спаситель мира. Дела веры, дела спасения или, что то же, исполнение евангельских заповедей, принадлежат одним христиа­нам. «Благое, — сказал об истинном добре преподоб­ный Марк Подвижник, — не может быть веруемо или действуемо, точию о Христе Иисусе и Святом Дусе» (Добротолюбие, ч. 1. О законе Духовном, гл. 2). Исполнение евангельских заповедей вводит человека в истинное богопознание и самопознание, в истинную любовь к себе, к ближнему, к Богу, в общение с Богом, которое развивается тем обильнее, чем усерднее и точ­нее исполняются евангельские заповеди. Общение с Богом, даруемое христианину еще во время земного странствования, есть залог блаженства небесного и вечного. Этот залог сам свидетельствует о своей вер­ности, — свидетельствует так ясно и сильно, что мно­гие для сохранения его решились подчиниться вели­чайшим скорбям, предпочли его временной жизни. Жалостно, горестно ослепление, с которым гордый мир презрительно смотрит на дела веры Христиан­ской, с которым он произносит о них суждение бе­зумное и приговор, убийственный для мира. Какими ничтожными делами представляются для мира дела веры в сравнении с громкими и живописными дела­ми мира! Что по-видимому за доброе дело — сознание своей греховности, за которое на мытаря излилась ми­лость Божия? (Лк.18:10-14) Что по-видимому за доброе дело покаяние, при посредстве которого величайшие грешники примирились с Богом и наследовали вечное блажен­ство? Что за доброе дело исповедание Христа, испове­дание, выраженное немногими, простейшими словами? И кем выраженное? Выраженное казненным разбойни­ком. Эти немногие простейшие слова ввели разбойни­ка в рай, совершили то, чего не могли и не могут совер­шить все блестящие добродетели всего человечества. Слово крестное погибающим юродство есть; столько же бес­смысленною представляется для них и деятельность по Евангелию. Спасаемым нам и Слово крестное и деятель­ность по Евангелию сила Божия есть (1Кор.1:11), исцеляющая и спасающая души наши (Лк.6:19).

Святые отцы всех времен постоянно выражали свое отношение к откровенному Божию учению словом: ве­рую. В современном обществе, которое величает себя по преимуществу образованным и христианским, не­престанно раздается выражение сердечного отноше­ния, залога к Божественному Откровению в слове: я ду­маю. Откуда явились эти залог и слово? Из незнания христианства. Горестное зрелище, когда сын Восточной Церкви рассуждает о христианской вере вне учения сво­ей Церкви, противно ее учению Божественному, рассуж­дает своевольно, невежественно, богохульно. Такое рассуждение не есть ли отречение от Церкви, от христи­анства? Устрашимся нашего невежества, влекущего нас в вечную погибель; изучим христианство; возлюбим послушание святой Церкви, возлюбленное для всех, име­ющих знание веры христианской. Соделаемся тщатель­ными исполнителями евангельских заповедей; будем исполнять их, как рабы неключимые (Лк.17:10), долженствую­щие исполнить долг свой, непрестанно погрешающие в исполнении его или исполняющие очень недостаточно.

Евангелие да руководит нас к добрым делам, а не дви­жение крови и нервов. Научимся совершать добродете­ли со смирением, а не с разгорячением, которому непременно сопутствуют и содействуют тщеславие и вы­сокомудрие или гордыня. Когда Господь пролиет в нас святой хлад смирения и от действия его остановятся волны чувств сердечных, тогда познаем, что разгоряче­ние, совершающее возвышенные и громкие человечес­кие добродетели, есть плоть и кровь, не могущие насле­довать Царствия небесного (1Кор.15:10).

Спасайтесь, возлюбленные братия, спасайтесь! Спа­сайтесь из сего развращенного рода (Деян.2:40), говорил святой апо­стол Петр тем современным ему иудеям, которые из среды враждебного христианству народа склонялись принять христианство. Спасаяй, спасет свою душу, гово­рили древние великие иноки об истинных христианах последнего времени (изречение прп. Памвы. Патерик Алфавитный). Это значит: спасение для них будет очень затруднительно по причине особенного ум­ножения греховных соблазнов и по причине всеобщего уклонения человеков ко греху. Для спасения потребует­ся особенных усилий, особенного тщания, особенной осторожности и самосохранения, особенного благора­зумия, особенного терпения. Но всемогущий Вождь и Наставник наш, наша Жизнь, наша Сила, наше Спасе­ние, Господь Иисус Христос, предвозвестивший нам, что мы в мире скорбни будем, вместе и ободряет нас: дер­зайте, говорит Он, яко Аз победих мир (Ин.16:33). Се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Аминь (Мф.28:20).

СЛОВО О РАЗЛИЧНЫХ СОСТОЯНИЯХ

ЕСТЕСТВА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПО ОТНОШЕНИЮ

К ДОБРУ И ЗЛУ

СОДЕРЖАНИЕ СЛОВА

1) Введение. 2) Состояний естества в отношении к добру и злу — три. 3) О состоянии естества в отношении к доб­ру и злу по сотворении человека. 4) О состоянии — по падении человека. 5) О состоянии — по искуплении человека. 6) Об обновлении искупленного естества, в случае его по­вреждения, покаянием. 7) Об отношении обновленного есте­ства ко злу. 8) Заключение.

1. ВВЕДЕНИЕ

Христов подвижник, чтоб верно судить о себе и правильно действовать относительно себя, имеет необ­ходимую нужду в правильном понятии о своем естестве. Истинная мысль есть источник всех благ; мысль лож­ная есть источник ошибочной деятельности и тех пло­дов, которые непременно должны родиться от нее. Если мы видим подвижничество неувенчанным духовными плодами или увенчанным плодами самообольщения, то должны знать, что причиною этого было ложное направ­ление, ложная исходная точка деятельности. Увы! Неред­ко взор ума поражается печальным зрелищем, возбужда­ющим сердце к горьким слезам. Что может быть печаль­нее того зрелища, когда подвижник, проведший всю жизнь в недре святой обители, в непрестанном служе­нии Богу, в непрерывных подвигах, увидит, при беспри­страстном воззрении на себя, свое решительное бес­плодие — увидит в себе возросшими и укрепившимися различные страсти, которые, при вступлении его в иночество, были очень слабы, почти недействительны? Что может быть печальнее зрелища, когда то же самое он увидит и в собратиях своих? Тем печальнее это зре­лище, что обращение и исправление себя делается в известном возрасте и положении весьма затруднитель­ным. Великое и блаженное дело — когда мы возвеличим в себе Христа. Великое несчастье — несчастье, состоя­щее в отчуждении от Бога и во времени, и в вечности — когда мы разовьем в себе свое падшее я.

2. СОСТОЯНИЙ ЕСТЕСТВА В ОТНОШЕНИИ К ДОБРУ И ЗЛУ - ТРИ

Чтоб избегнуть великого злополучия — отчуждения от Бога и во времени и в вечности, вступим на стези правые и святые. Чтоб стяжать правильную христианс­кую деятельность, с отчетливостью изучим естество че­ловеческое в трех его состояниях: в состоянии по сотво­рении, в состоянии по падении, в состоянии по искуп­лении [152]. Тогда только может быть правильною, бого­угодною деятельность христианина, когда он действует, или старается действовать, исключительно по законам естества человеческого, обновленного.

3. О СОСТОЯНИИ ЕСТЕСТВА В ОТНОШЕНИИ

К ДОБРУ И ЗЛУ ПО СОТВОРЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

В состоянии по сотворении человеческое естество было вовсе непричастно злу. В нем жило и действовало одно цельное добро. Никакого опытного понятия о зле человечество не имело. Оно знало только, что существу­ет зло, что опытное познание зла пагубно для человече­ства (Быт.2:9,17; 3:2). Теоретическое, поверхностное познание о зле не могло иметь никакого вредного влияния на челове­ческое естество, как познание мертвое, равновесное незнанию в отношении к внутренней и внешней дея­тельности человека. Падение человека совершилось при посредстве деятельного, опытного познания зла; падение человека заключается в деятельном, опытном познании зла, в усвоении себе зла. Так теоретическое познание о яде не причиняет смерти, напротив того, предостерегает от нее; практическое познание яда, то есть вкушение его, приносит смерть.

4. О СОСТОЯНИИ ПО ПАДЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

В падшем естестве человеческом добро смешано со злом. Прившедшее в человека зло так смешалось и сли­лось с природным добром человека, что природное доб­ро никогда не может действовать отдельно, без того, чтоб не действовало вместе и зло. Человек вкушением греха, то есть опытным познанием зла, отравлен. Отра­ва проникла во все члены тела, во все силы и свойства души; поражены недугом греховным и тело, и сердце, и ум. Пагубно льстя себе и обманывая себя, падшие чело-веки называют и признают свой разум здравым. Здра­вым разум был до падения; по падении у всех человеков, без исключения, он сделался лжеименным, и для спасе­ния должен быть отвергнут (1Тим.6:20,21). Свет очию моею, и той несть со мною (Пс.31:11), говорит Писание о разуме падшего ес­тества. Пагубно льстя себе и обманывая себя, падшие человеки называют и признают свое сердце добрым; оно было добрым до падения; по падении добро его сме­шалось со злом и для спасения должно быть отвергнуто как оскверненное. Сердцеведец Бог всех человеков на­звал злыми (Лк.11:13). От греховной заразы все в человеке при­шло в расстройство; все действует неправильно; все действует под влиянием лжи и самообольщения. Так действует его воля; так действуют все его сердечные чувствования; так действуют все его помышления. Тщетно и всуе именует их падшее и слепотствующее человече­ство добрыми, изящными, возвышенными! Глубоко наше падение: весьма немногие человеки сознают себя существами падшими, нуждающимися в Спасителе; большинство смотрит на свое состояние падения как на состояние полного торжества, — употребляет все уси­лия, чтоб упрочить, развить свое состояние падения. Отделение собственными усилиями прившедшего зла от природного добра соделалось для человека невоз­можным. Зло проникло в самое начало человека; чело­век зачинается в беззакониях, рождается во грехах (Пс.50:7). С самого рождения своего человек не имеет ни одного дела, ни одного слова, ни одного помышления, ни од­ного чувствования, ниже на кратчайшую минуту, в кото­рых бы добро было без большей или меньшей примеси зла. Это засвидетельствовано Священным Писанием, которое говорит о падших человеках, что между ними несть праведен никтоже: еси уклонишася, вкупе непотребни быша. Несть творяй благостыню, несть до единаго (Рим.3:10-12). Ука­зывая на свое падшее естество, святой апостол Павел говорит: не живет во мне, сиречь в плоти моей, доброе (Рим.7:18). Здесь под именем плоти апостол разумеет не собствен­но тело человеческое, но плотское состояние всего че­ловека: его ума, сердца и тела. И в Ветхом Завете на­зван плотию весь человек: Не имать Дух Мой, сказал Бог, пребывати в человецех сих во век, зане суть плоть (Быт.6:3). В этом плотском состоянии, как в своем теле, живут грех и вечная смерть. Апостол называет плотское состояние телом смерти (Рим.7:24), телом греха (Рим.6:6). Состояние это по той причине называется плотью, телом, телом смерти и греха, что в нем мысль и сердце, долженствующие стремиться к духовному и святому, устремлены и при­гвождены к одному вещественному и греховному, жи­вут в веществе и грехе. Человеческое тело апостола, как всем известно, было храмом Святаго Духа, было проникнуто Божественной благодатию и источало из себя действия Божественной благодати (Деян.19:12). К нему не могут относиться выражения, так верно относящиеся к плотскому состоянию, в которое низверглось челове­ческое естество падением: сущии во плоти угодити Богу не могут (Рим.8:8), да упразднится тело греховное (Рим.6:6), кто мя избавит от тела смерти сея? (Рим.7:24)

Превосходно описывает апостол смешение добра со злом в падшем человеке, предоставленном собствен­ным усилиям к творению добра; причем по необходи­мости зло проникает из естества, искажает его добро и низлагает замыслы ума, тщетно покушающегося ввести в душевный храм истинное служение Богу. Закон, гово­рит апостол, духовен есть: аз же плотян есмь, продан под грех. Еже бо содеваю, не разумею: не еже бо хощу, сие творю, но еже ненавижду, то соделоваю. Аще ли, еже не хощу аз, сие тво­рю, уже не аз сие творю, но живый во мне грех. Обретаю, убо закон, хотящу ми творити доброе, яко мне злое прилежит. Соуслаждаюся бо закону Божию по внутреннему человеку: виж­ду же ин закон во удех моих, противувоюющ закону ума моего и пленяющ мя законом греховным сущим во удех моих. Окая­нен аз человек: кто мя избавит от тела смерти сея? Тем же сам аз умом моим работаю Закону Божию, плотию же закону греховному (Рим.7:14-25). Под словом плоть здесь опять надо разуметь плотское состояние, которым ниспровергаются все покушения ума человеческого исполнить волю Бо­жию, доколе человек пребывает в состоянии падения, доколе он не обновлен Духом: Дух, вселившись в чело­века, освобождает его от греховного рабства (Рим.8:14), разру­шая тело греха (Рим.6:6), то есть плотское состояние в челове­ке. Так надо понимать и слова апостола: плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут (1Кор.15:10). Здесь под именем плоти и крови разумеются помыслы и чувствования, рождающиеся в падшем естестве, содержащие человека в плотском состоянии по его уму, сердцу и телу. Это состояние называется и ветхим человеком (Еф.4:22), которого апо­стол повелевает христианину отложить и облечься в новаго человека, созданнаго по Богу в правде и преподобии Ис­тины (Еф.4:23,24). Это — то же самое, что он сказал в Послании к римлянам: Облецытеся Господом нашим Иисусом Хрис­том (Рим.13:14), и к Коринфянам: Облечемся во образ небеснаго (1Кор.15:49) (человека). Известно, что апостол был обновлен Духом и облечен во Христа; просвещенный Духом и движи­мый любовью к ближним, он произнес от лица падше­го человека, усиливающегося расторгнуть цепи грехов­ные, исповедание состояния, производимого падением; состояния, при котором человек, насилуемый живущим в нем злом, не может не совершать зла, хотя бы и же­лал совершать добро (Прп. аввы Дорофея поучение 1). Такое зрение падения челове­ческого — дар благодати Божией [153].

В обществе падшего человечества некоторые люди называются добрыми. Так называются они неправиль­но, относительно. В этом обществе называется добрым тот человек, который делает наименее зла, а злым тот, который делает наименее добра. Впрочем, злой чело­век может до того преуспеть во зле, что вся деятель­ность его обращается в непрерываемый ряд злодеяний. В точном смысле доброго человека — нет. Нет челове­ка, который бы в падшем состоянии своем делал чистое добро, не оскверненное злом: никтоже благ, токмо един Бог (Мк.10:18), говорит Слово Божие. Оно всех человеков, как выше сказано, признает и называет злыми (Лк.11:13). Ветхоза­ветные праведники именовались праведниками един­ственно по отношению к прочим человекам (Рим.4:2,3; Иов.1:8), а не по отношению к Богу. По отношению к Богу все, без исключения, падшее человечество соделалось недостой­ным Бога; все дела растленного падением естества со­делались неблагоугодными Богу, как оскверненные неотъемлемою примесью зла. Одна вера в обетованно­го Искупителя, доказываемая делами веры, усвоивала Богу ветхозаветных праведников, вменялась им в прав­ду (Рим.4:2-8; Гал.2:18-26), доставляла надежду спасения, надежду исшествия из темниц адовых, в которые низвергались все без ис­ключения души человеческие по разлучении их с тела­ми, доколе вочеловечившийся Бог не сокрушил закле­пов и врат адских.

Мало того, что грех через падение соделался как бы естественным человеку, столько свойственным ему, что Писание назвало грех душою человека (Мф.10:39), что отрече­ние от греха сделалось отречением от себя (Мф.16:24), падший человек приял в себя обольстившего его сатану и сде­лался жилищем сатаны. «Обретается некоторым образом, — говорит преподобный Макарий Великий, — внут­ри нас пребывающим и сам враг, борющий, пленяю­щий нас» [154]. Это отнюдь не произвольное суждение и не мечта, а опытное познание, получаемое теми, кото­рые, как говорит тот же угодник Божий, искренно пре­дали себя Господу, твердо пребывают в молитве и непо­колебимо противостоят борющему их врагу (Слово 4, гл. 5).

Такое опытное познание человеческого падения не­доступно для христианина, живущего посреди мира, связанного попечениями, отторгаемого от самозрения непрерывным развлечением. Не к нему наше слово. Пусть добрыми делами в недре Православной Церкви, особливо милостынею и целомудрием, он изработыва­ет свое спасение. Мы беседуем с иноками, всецело пре­давшими себя в служение Богу, желающими увидеть в себе Царство Божие открывшимся в силе и славе. Не­преложный духовный закон подвижничества требует, чтоб человек сперва расторг узы вещества, которыми он связан извне, и потом уже приступил к расторжению тех уз, которыми он связан во глубине своего ума и сер­дца духами злобы. «Двояким образом и двоякого рода узами, — говорит святой Макарий Великий, — оказался человек связанным по преступлении им заповеди и по изгнании его из рая: (оказался связанным) в мире сем предметами мира и любовью к миру, то есть к плотс­ким пожеланиям и страстям, к богатству и славе, также любовью к тварям, к жене и детям, к сродникам, к оте­честву, к местам, к одеждам, короче сказать: любовью ко всем видимым вещам, от которых Слово Божие пове­левает ему отречься по собственному произволению (потому что человек порабощает себя всему видимому произвольно), чтоб, разрешившись и освободившись от всего этого, он возмог исполнить волю Божию совер­шенно. Внутри же себя (человеческая) душа связана, заключена, окружена стенами и окована узами мрака до такой степени духами злобы, что не может, как бы ей хотелось, любить Бога, веровать в Него и почитать Его» (Прп. Макария Великого беседа 21, гл. 1). Далее в беседе своей великий угодник Божий и наставник иноков научает, что только те, которые свер­гли с себя узы мира и предали себя в истинное и исклю­чительное служение Богу, могут открыть в себе плен свой, свое рабство, свою вечную смерть. Напротив того, тот, кто предварительно не позаботился о разру­шении уз, возложенных на него веществом, то есть ви­димым миром и земною временною жизнью с ее поло­жением и отношениями, — никогда не познает, не при­метит своего плена и не увидит духов злобы, в нем действующих. Он остается навсегда чуждым сам себе: пи­тая в себе сокровенные страсти, не только не познает их, но весьма часто признает побуждения их за побуж­дения правды и действие их за действие благодати Бо­жией или за утешение совести. В самой монашеской жизни телесный подвиг, как бы он ни был велик, не может сам собою открыть внутренних уз и внутреннего бедствия; для этого необходим подвиг душевный. Те­лесный подвиг, не сопровождаемый душевным, более вреден, нежели полезен; он служит причиною необыкновенного усиления душевных страстей: тщеславия, лицемерия, лукавства, гордыни, ненависти, зависти, са­момнения [155]. «Если внутреннее делание по Богу, — ска­зал Великий Варсонофий, — не поможет человеку, то на­прасно он трудится во внешнем» (Ответ на вопрос 210).

Следующие духовные подвиги открывают для под­вижника его внутренний плен, служа причиною возбуж­дения брани в помыслах и чувствованиях: 1) истинное послушание; при нем новоначальный подвижник, отсе­кая ради Бога свою волю и свои разумения для испол­нения воли и разумений подвижника преуспевшего, стя­жавшего неуклонное послушание к Богу, непременно возбудит к противодействию гордого падшего ангела и тем откроет его присутствие в себе. Если подвижник не обольстится злохитрыми представлениями лукавого, стремящегося под разными предлогами отвлечь от по­слушания, и пребудет постоянным в подвиге, то возбу­дит к зависти и лютой борьбе невидимого врага, кото­рый не преминет воздвигнуть в подвижнике разнооб­разные греховные мечтания, помышления, ощущения, увлечения и тем обнаружить зло, в необыкновенной обширности таившееся во глубине сердечной и пред­ставлявшееся вовсе несуществующим. 2) Чтение, изуче­ние и исполнение евангельских заповедей, которые, отсекая деятельный грех, по преимуществу истребляют грех в самом уме, в самом сердце. Исполнение этих за­поведей, или, правильнее, усилие к исполнению запо­ведей, по необходимости обличает живущий внутри нас грех и возбуждает жестокую внутреннюю борьбу, в ко­торой принимают сильнейшее участие духи злобы. 3) Бесчестия и другие скорби также обнаруживают тая­щийся грех во глубине души. Скорбь по той причине и называется искушением, что она открывает сокровен­ное состояние сердца. Естественно, что в человеке, на­ходящемся еще под властью греха, она обличает живу­щий во глубине души грех, который обнаруживается сердечным огорчением, печалью, помыслами ропота, негодования, самооправдания, мщения, ненависти. Уси­ленное действие этих страстей в душе, особенные на­шествие и напор помыслов и мечтаний служат несом­ненным признаком действия падшего гордого духа. 4) Внимательная молитва, особливо молитва именем Господа нашего Иисуса Христа, при усилии соединять сердце с умом обличает гнездящегося в сердечной глу­бине змея и, уязвляя его, побуждает к движению. Преподобные Каллист и Игнатий Ксанфопулы в сочине­нии своем о безмолвии и молитве приводят следую­щие слова святого Иоанна Златоуста: «Молю вас, бра­тия, никогда не попирать и не презирать правила мо­литвы. Слышал я некогда отцов, говоривших, что не инок тот, кто поперет или презрит это правило; но он должен — употребляет ли пищу или питие, пребывает ли в келье или находится в послушании и в путеше­ствии, или что другое делает — непрестанно вопиять так: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, чтоб непрестанно воспоминаемое имя Господа нашего Иисуса Христа раздражало на брань врага. Ибо нудя­щаяся душа может все найти таким воспоминанием, и злое и благое. Сперва она увидит зло во внутренности сердца своего, а потом (сокровенное в нем) добро (то есть благодать Божию, насажденную в каждого право­славного христианина святым крещением)» [156]. Такое состояние внутренней борьбы должно переносить бла­годушно, как наставляет преподобный Макарий Вели­кий, с несомненною верою и надеждою на Господа, с великим терпением, ожидая от Господа помощи и даро­вания внутренней свободы. Брань не может быть увен­чана победою, и свобода не может быть приобретена собственными усилиями человека; то и другое — дар Бо­жий, даруемый подвижнику в свое время, известное единому Богу (Беседа 21, гл. 3,4). Весьма ошибочно поступают те, которые, находясь под властью страстей, требуют от себя бесстрастия. При таком неправильном требовании от себя, происхо­дящем от неправильного понятия о себе, они приходят в необыкновенное смущение, когда проявится каким-либо образом живущий в них грех. Они приходят в уны­ние, в безнадежие. Им представляется, по неправильно­му взгляду их на себя, проявление греха чем-то необыч­ным, чем-то совершающимся вне порядка. Между тем проявление греха в помыслах, чувствованиях, словах и делах (здесь говорится не о смертных грехах и не о гре­хах произвольных, но об увлечениях) есть проявление логичное, естественное, необходимое. «Если страсть тревожит нас, — говорит преподобный авва Дорофей, — то мы не должны этим смущаться: смущаться тем, что тревожит нас страсть, есть дело неразумия и гордости, и происходит от того, что мы не знаем своего душевно­го состояния и избегаем труда, как сказали отцы. Пото­му мы и не преуспеваем, что не знаем меры нашей и не имеем терпения в начинаемых нами делах, но без труда хотим приобрести добродетель. Чему удивляется страс­тный, когда страсть тревожит его? Зачем смущается? Ты стяжал ее, имеешь в себе и смущаешься! Принял в себя и залоги ее, говоришь: зачем она тревожит меня? Луч­ше терпи, подвизайся и моли Бога [157].

Созерцающие в себе грех, по причине этого созер­цания, весь день земной жизни проводят в сетовании о греховности своей, умственно показывают себя, свое бедственное состояние Господу и вопиют в болезни сердечной: Очи мои выну ко Господу, яко Той исторгнет от сети нозе мои. Призри на мя, и помилуй мя, яко единород и нищ есмь аз. Скорби сердца моего умножишася, и от нужд моих изведи мя. Избави от оружия душу мою, и из руки пе­сий единородную мою. Кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит? Или что даст человек измену за душу свою? Спаси мя от уст львовых, и от рог еди­норожьих смирение мое, зане супостат мой диавол, яко лев, рыкая, ходит иский мя поглотити. Виждь смирение мое и труд мой, и остави вся грехи моя. Виждь враги моя, яко умно­жишася, и ненавидением неправедным возненавидеша мя. Со­храни душу мою, яко душу Иова, раба твоего, и избави мя, да не постыжуся, яко уповах на тя (Пс.24:15-20; Пс.21:21,22; Мф.16:26; 1Пет.5:8; Иов.2:6). Жительствующий этим правилом, без всякого сомнения, удостоится ска­зать в свое время: терпя потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою: и возведе мя от рова страстей, и от брения тины, и постави на камени нози мои, и исправи сто­пы моя: и вложи во уста моя песнь нову, пение Богу нашему (Пс.39:2-4). Не ложен даровавший обетование уповающим на Него и не отторгающимся от упования на Него, несмотря на продолжительное и мучительное томление, производи­мое в сердце насилием грехов. Даровавший обетование непременно исполнит его. Бог не имать ли сотворити отмщение, свидетельствует Сын Божий, избранных своих, вопиющих к Нему день и нощь, и долготерпя о них? Глаголю вам, яко сотворит отмщение их вскоре (Лк.18:7,8). Здесь под сло­вом долготерпение должно разуметь попущение Божие искушаться человеку, для его же пользы, в течение изве­стного времени грехом, живущим внутри человека, и духами злобы. «Князь века сего, — говорит святой Мака­рий Великий, — для младенцев по духу есть жезл наказу­ющий (вразумляющий) и бич, дающий раны; но он, как выше сказано, этим приготовляет великую славу и боль­шую честь, озлобляя и искушая их... Чрез него некото­рое великое устроевается дело спасения, как негде ска­зано: зло, имея целию зло, споспешествует добру. Для благих душ, имеющих благое произволение, и самое повидимому скорбное обращается наконец во благо, как свиде­тельствует сам апостол: Любящим Бога вся споспешеству­ют во благое (Рим.8:28). Этот жезл наказания допущен действо­вать с тою целью, чтоб, при посредстве его, сосуды были испытаны, как в разжженной печи, и хорошие сод слались более твердыми, а негодные обличились своею способностью к сокрушению, не выдержав силы огня. Он, то есть диавол, будучи творение и раб Божий, не столько искушает, сколько ему рассудится, не в та­кой степени озлобляет, сколько бы ему хотелось, но сколько дозволит и попустит ему Божие мановение. Бог, в точности зная состояние всех и то, сколько каждый имеет сил, столько каждому допускает и искуситься. Ве­рен Бог, говорит апостол, иже не оставит вас искуситеся паче, еже можете, но сотворит со искушением и избытие, яко возмощи вам понести (1Кор.10:13). Ищущий и ударяющий в дверь, просящий до конца получит просимое» (Слово 4, гл. 6-8).

Причина попущения Божия искушаться подвижни­ку от духов злобы и греха заключается в необходимости для человека познания в точности и подробности его падения, без чего не может быть им, как должно, по­знан и принят Искупитель. Необходимо познать свое падшее естество, его наклонности, свойственную ему деятельность, чтоб впоследствии, приняв благодать Святаго Духа, доставляемую Искупителем, не употре­бить ее во зло себе, не приписать ее действий себе, но быть достойным ее сосудом и орудием. Говорит святой Григорий Синаит: «Если человек не будет остановлен и побежден и обладан, поработившись всякой страсти и помыслу, и духом побеждаем, не обретая никакой помо­щи ни от дел, ни от Бога, ни от иного кого, от чего он приходит почти в отчаяние, будучи искушаем отвсюду, то он не может прийти в сокрушение духа, счесть себя меньшим всех, последнейшим и рабом всех, неключимейшим самих бесов, как мучимого и побеждаемого ими. Это — (смотрительно) попущаемое промыслом и наказательное смирение, вслед за которым даруется Богом второе, высокое, которое есть Божественная сила, действующая Богом и совершающая Им все; (человек) видит ее в себе как орудие и этим орудием совер­шает Божия Чудеса» [158]. Так объясняется то дивное зре­лище, которое представляют собою святые Божии: они, будучи сосудами Святаго Духа, вместе видели, признава­ли, исповедали себя величайшими грешниками, достой­ными казней временных и вечных. Они основательно познали и изучили свое падшее естество, в котором ни­чего нет неоскверненного, и потому все благое, кото­рое посредством их совершалось вселившеюся в них Божественною благодатию, они с полным убеждением приписывали Ей и постоянно трепетали, чтоб не воз­ник из падшего естества какой помысл или какое чув­ство, оскорбительные для Святаго Духа (Прп. Макария Великого беседа 27, гл. 4,5 и 18). Неполезен для человека быстрый переход от состояния борьбы к состоянию духовной свободы. Святой Макарий Вели­кий замечает, что «нередко души, будучи уже причаст­ницами Божественной благодати, будучи преисполнены небесной сладости и наслаждаясь спокойствием духа, но не свидетельствованные, не искушенные скорбями, наносимыми от злых духов, пребывают в младенчестве и, так сказать, неспособны к Царству небесному. Аще без наказания есте, говорит Божественный апостол, емуже причастницы быша вси, убо прелюбодейчищи есте, а не сыно­ве (Евр.12:8). Посему и искушения и скорби посылаются чело­веку для его пользы, чтобы испытанная ими душа соде­лалась более сильною и честною пред Господом своим. Если она претерпит до конца с надеждою на Господа, то невозможно ей не получить благ, обещанных Святым Духом, и совершенного освобождения от злобы страстей» (Слово 7, гл. 14). По этой причине, за исключением немногих случаев вследствие особенного Божественного смотре­ния, подвижники Христовы значительную часть своего земного странствования проводят в горькой борьбе со грехом, под игом немилосердого фараона. При вы­ходе из Египта — страны плинфоделания и пресыщения мясами, чем изображается плотское состояние, — слу­жители истинного Бога обирают египтян, то есть вы­носят с собою богатство деятельного разума, который приобретается в борьбе с грехом и духами злобы. Тако­во Божественное постановление духовного закона (Исх.3:21,22). Святой Исаак Сирский рассказывает следующую по­весть: «Некто из святых говорил: был отшельник, ста­рец достопочтенный. Однажды я пошел к нему, потому что угнетала меня печаль от постигших искушений. Ста­рец в это время был болен, лежал. Я приветствовал его, сел близ него и сказал: «Отец! Помолись о мне, потому что я очень скорблю от искушений бесовских». Он от­крыл глаза, посмотрел на меня внимательно и сказал: «Сын! Ты молод: Бог не попускает тебе искушений». Я отвечал ему: «Точно, я молод, но искушаюсь искушения­ми крепких мужей». Он опять сказал: «Если так, то Бог хочет упремудрить тебя». Я сказал: «Как Бог упремудрит меня, когда я ежедневно вкушаю смерть?» Опять он: «Бог любит тебя; молчи. Бог даст тебе благодать Свою, — и присовокупил: — знай, сын, что я боролся с бесами в про­должение тридцати лет. Проведши в борьбе двадцать лет, я не ощутил никакого облегчения. На двадцать пя­том году я начал чувствовать покой. С течением времени покой умножался. По прошествии двадцати семи лет, на двадцать восьмом году, покой начал особенно умножать­ся. В исходе тридцатого года, уже к концу его, так утвер­дился покой (значит, прежде покой колебался: то при­ходил, то отходил), что уже не знаю и меры, в которую он преуспел...» Вот какой покой родился от многотруд­ного и долговременного делания (подвига)» [159].

Возложив упование на всесильно и всеблагого Бога нашего, потщимся, посредством истинного монашеско­го жительства, сквозь облак, дым и бурю непрестанно возникающих в нас помышлений низойти к душе на­шей, плененной и умерщвленной грехом, смердящей, обезображенной, лежащей во гробе падения. Там, в сер­дечной бездне, мы увидим и змея, убившего нашу душу (Прп. Макария Великого, Сл. 1, гл. 1). Глубокое и точное познание падения человечес­кого весьма важно для подвижника Христова: только из этого познания, как бы из самого ада, он может молит­венно, в истинном сокрушении духа, воззвать к Господу, по наставлению святого Симеона Нового Богослова: «Боже и Господи всех! Всякого дыхания и души имею­щий власть, Един исцелити меня могущий, услышь мо­ление меня окаянного и, гнездящегося во мне змея наи­тием Всесвятого и Животворящего Духа умертвив, по­треби» [160]. В состоянии падения грех и диавол так наси­луют человека, что он не имеет никакой возможности противиться им, но невольно увлекается ими (Прп. аввы Дорофея, поучение 1) не в смертные грехи, как мы сказали выше, но наиболее в поползновения мысленные. В тщаливых подвижниках внутреннее волнение весьма редко попускается обнару­житься и словом, не только делом.

5. О СОСТОЯНИИ ПО ИСКУПЛЕНИИ ЧЕЛОВЕКА

Искуплением обновлено человеческое естество. Богочеловек обновил его Собою и в Себе. Такое обнов­ленное Господом естество человеческое прививается, так сказать, к естеству падшему посредством крещения. Крещение, не уничтожая естества, уничтожает состоя­ние падения; не делая естества иным, изменяет его со­стояние, приобщив человеческое естество естеству Бо­жию (2Пет.1:4).

Крещение есть вместе и умерщвление и оживотво­рение, — вместе и погребение и рождение. В купель крещения погружается, в ней погребается и умирает греховное повреждение падшего естества, и из купели восстает естество обновленное; в купель погружается сын ветхого Адама, — из купели выходит сын Нового Адама. Это засвидетельствовано Господом, который ска­зал: Аще кто не родится водою и Духом, не может внити в Царствие Божие, рожденный от плоти плоть есть, от Духа дух есть (Ин.3:5,6). Из этих слов очевидно, что Святый Дух, при­няв в купель крещения плотского человека, каким чело­век сделался по падении, извлекает из купели того же человека, но уже духовным, умертвив в нем греховное плотское состояние и родив духовное. При крещении человеку прощается первородный грех, заимствован­ный от праотцев, и собственные грехи, соделанные до крещения. При крещении человеку даруется духовная свобода [161]: он уже не насилуется грехом, но по произ­волу может избирать добро или зло. При крещении, сатана, жительствующий в каждом человеке падшего естества, изгоняется из человека; предоставляется про­изволу крещеного человека или пребывать храмом Бо­жиим и быть свободным от сатаны, или удалить из себя Бога и снова соделаться жилищем сатаны [162]. При кре­щении человек облекается во Христа (Гал.3:27). При крещении все человеки получают равенство, потому что достоин­ство каждого христианина есть одно и то же. Оно Хри­стос. Достоинство это бесконечно велико, в нем унич­тожается всякое земное различие между человеками (Гал.3:28). Как ничтожное, это различие, по его наружности, не отъято во время земной жизни Христом и, пребывая, еще яснее обнаруживает свое ничтожество. Так труп, когда исторгнута из него душа, признается мертвым, хотя бы еще не разрушился. При крещении изливается на человека обильно благодать Всесвятаго Духа, кото­рая отступила от преступившего заповедь Божию в раю, от последовавшего греховному разуму и воле падшего ангела. Благодать снова приступает к искупленному кро­вью Богочеловека, к примиряющемуся с Богом, к отре­кающемуся своего разума и воли, к погребающему в ку­пели крещения влечения падшего естества, его жизнь — причину смерти. «Христос, будучи совершенным Бо­гом, — сказал преподобный Марк подвижник, — даровал крестившимся совершенную благодать Святаго Духа, не приемлющую от нас приложения, но открывающуюся и являющуюся нам по мере делания заповедей» (Слово 3 о Крещении). Кре­щеный человек, делая добро, принадлежащее естеству обновленному, развивает в себе благодать Всесвятаго Духа, полученную при крещении, которая, будучи неиз­меняема сама по себе, светлее сияет в человеке по мере делаемого им Христова добра: так светлее сияет неизменяющийся сам по себе солнечный луч по мере того как свободнее небо от облаков. Напротив того, делая по крещении зло, доставляя деятельность падшему есте­ству, оживляя его, человек теряет более или менее ду­ховную свободу: грех снова получает насильственную власть над человеком; диавол снова входит в человека, соделывается его владыкою и руководителем. Избавлен­ный от горестного и тяжкого плена всемогущею десни­цею Божиею, опять является в цепях, в плену, в темни­це, во аде, по собственному произволу. Такому бедствию подвергается человек в большей или меньшей степени, соответственно тем грехам, которые он позволяет себе, и соответственно навыку, который он стяжал к грехов­ной жизни. Грех, живущий внутри человека и насилую­щий его, называется страстью. Страсть не всегда выра­жается очевидно: она может жить тайно в человеке и губить его. Духовная свобода совершенно теряется и от того, если крещеный человек позволит себе проводить жительство по разуму и воле естества падшего, потому что крещеный отрекся от своего естества и обязался во всех действиях, словах, помышлениях и ощущениях про­являть одно обновленное естество Богочеловеком, то есть жительствовать единственно по воле и разуму Гос­пода Иисуса Христа, — иначе, по евангельским запове­дям и учению. Последование своему падшему естеству, последование его разуму и воле есть деятельное отвер­жение Христа и дарованного Им обновления при кре­щении. Оживление в себе падшего естества есть полное возвращение к вечной смерти, полное водворение и развитие ее в себе. Отчего погибли и погибают иудеи и эллины? От любви к падшему естеству. Одни хотят удер­жать достоинство за правдою падшего естества, за его добром, другие за его разумом: те и другие делаются чужды Христа, этой единой Правды, этой единой со­кровищницы разума (Кол.2:3; Рим.5:19). Невозможно неотрекшемуся ес­тества, непризнавшему его, по причине падения непот­ребному, по всем отношениям скверному, приближить­ся и усвоиться Христу, или, и усвоившись, пребыть в усвоении.

Милосердие Божие живописно изобразило в види­мой природе многие таинственные учения христиан­ства. Оживление всех произрастений весною служит образом воскресения человеков; действие некоторых лекарств, сперва обнаруживающих болезнь и как бы усиливающих ее, а потом уже исцеляющих, служит об­разом духовного подвига, который сперва обличает в человеке тайные его страсти, приводит их в движение, а потом мало-помалу уничтожает [163]. Действие крещения над человеком имеет также свое разительное подобие. Пойдем в сад и посмотрим там, что делает садовник с яблонями, чтоб доставить им способность приносить вкусные плоды. Всякая яблоня, выросшая из семени, взятого хотя бы из лучшего яблока, может приносить только кислые, горькие и вредные плоды, негодные для употребления; по этой причине всякая яблоня, вырос­шая из семени, называется дикою. Наше падшее есте­ство подобно дикой яблоне. Оно может приносить толь­ко горький, зловредный плод: добро, смешанное со злом и отравленное злом, погубляющее того, кто это добро, соделавшееся злом от примеси зла, признает добром, достойным Бога и человека. Садовник, чтоб превратить дикую яблоню в благородную, без пощады отсекает все ее ветви, оставляет один ствол. К оставше­муся стволу он прививает сучок с благородной яблони; этот сучок срастается с стволом и корнем, начинает пускать от себя ветки во все стороны, ветками заменя­ются отсеченные ветви; природное дерево заменяется древом искусственным, привитым; привитое дерево держится, однако, на природном стволе, тянет соки из земли посредством природных корней — словом, жизнь свою неразрывно соединяет с жизнью природного дре­ва. Такое древо начинает приносить превосходные пло­ды, которые принадлежат природному древу, и вместе вполне отличаются от плодов, приносимых природным древом в его диком состоянии. Потом, во все время су­ществования древа в саду, садовник тщательно наблю­дает, чтоб из ствола и от корня не пошли отрасли, при­надлежащие природному древу, потому что они опять будут приносить свой негодный плод и, привлекая в себя соки, отнимут их у привитых ветвей, отнимут у этих ветвей силу приносить свой прекрасный плод, вы­сушат, погубят их. Для сохранения достоинства, здра­вия и силы в яблоне необходимо, чтоб все ее ветви про­израстали единственно из привитого сучка. Подобное обряду прививания благородного сучка к дикой яблоне совершается в таинстве крещения с крещаемым челове­ком; подобное поведению садовника относительно при­витой яблони должно совершаться относительно кре­щеного человека. В крещении не отсекается наше бы­тие, имеющее началом зачатие в беззакониях и рож­дение во грехах; отсекается тело греха, отсекается плотское и душевное состояние естества, могущее про­изводить добро лишь в смешении со злом; к бытию, к жизни, к существу человека прививается обновленное Богочеловеком естество человеческое. Все помыслы, чувствования, слова, дела крещеного должны принадле­жать обновленному естеству, как преподобный Марк подвижник сказал: «Благое не может быть веруемо или действуемо, как только во Христе Иисусе и Святом Духе» (О Законе духовном, гл. 2). Крещеный никак не должен допускать в себе действие падшего естества, должен немедленно отвер­гать всякое его влечение и побуждение, хотя бы они и казались по наружности добрыми: он должен испол­нять единственно заповеди евангельские и помышлени­ями, и чувствованиями, и словами, и делами. К такому образу мыслей приводят завещания, данные Господом Его ученикам и последователям: Будите во Мне, и Аз в вас. Якоже розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе, такс и вы, аще во Мне, не пребудете. Аз есмь лоза, вы же рождие: и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити ничесоже. Аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, якоже розга, и изсы­шет: и собирают ю и во огнь влагают, и сгорает. Будете в любви Моей. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей (Ин.15:4-10). Что может быть сего яснее, определеннее? Только соблюдающий со всею тщательностью еван­гельские заповеди, как подобает исполнять заповеди, данные Богом, может пребывать в любви к Богу — не в той любви, которая принадлежит падшему естеству, но в той, которая есть дар Святаго Духа, которая изливает­ся в обновленного человека действием Святаго Духа (Рим.5:5) и соединяет человека с Богом. Небрегующий о запове­дях, последующий влечениям падшего естества наруша­ет любовь, расторгает соединение. Призвав народ с уче­никами Своими, повествует Евангелие, Господь объявил им: Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет. Иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради и Евангелия, той спасет ю (Мк.8:34,35). Очевидно, что здесь требует­ся отвержение не бытия, а отвержение падшего естества, его воли, его разума, его правды. Грех и состояние падения так усвоились нам, так слились с существова­нием нашим, что отречение от них сделалось отрече­нием от себя, погублением души своей. Для спасения души соделалось совершенною необходимостью погуб­ление души; для спасения себя сделалось совершенной необходимостью отречение от себя, от своего падше­го я, не сознающегося в падении. Доколе это я суще­ствует, дотоле Христос не может принести нам ника­кой пользы. Иже не возненавидит душу свою, не может быти Мой ученик (Лк.14:26). Иже не приимет креста своего и в след Мене грядет, несть Мене достоин. Обретый душу свою погу­бит ю: а иже погубит душу свою Мене ради обрящет ю (Мф.10:38,39), засвидетельствовал Господь. Он заповедал погубление души не только ради Его, но и ради Евангелия, объяс­няя последним первое. Погубление души ради Господа есть отвержение разума, правды, воли, принадлежа­щих падшему естеству, для исполнения воли и правды Божией, изображенных в Евангелии, для последования разуму Божию, сияющему из Евангелия. Все, которые понуждали себя исполнять евангельское учение, опыт­но знают, как противоположны и враждебны Еванге­лию разум, правда и воля падшего естества. Примире­ние и соглашение — невозможны. Отвержение падшего естества есть неизбежная, осязательная необходимость спасения. Совершает это отвержение тот, кто непрес­танно изучает Евангелие и старается оживлять его в себе всею деятельностью своею. Евангелие есть учение Христово. Учение Христово, как учение Божие, есть закон. Точное исполнение закона, изреченного Богом, Творцом и Искупителем, есть непременный долг искуп­ленных созданий. Небрежение об изучении и исполне­нии закона есть отвержение Законодателя.

Святой апостол Павел сказал: Елицы во Христа крес­тистеся во Христа облекостеся (Гал.3:27). Это значит: крестившиеся во Христа прияли при крещении, в самом креще­нии, дар от Святаго Духа, подействовавшего на них; жи­вое ощущение Христа, ощущение свойств Его. Но сво­бода избирать произвольно ветхое или новое не отнята у крещеных, так как была не отнята и у Адама в раю сво­бода сохранить заповедь Божию или нарушить ее. Апос­тол говорит уверовавшим и крещеным: Нощь убо прейде, а день приближися. Отложим убо дела темная, и облечемся во оружие света. Яко во дни благообразно да ходим: не козлогла­совании и пьянствы, не любодеянии и студодеянии, не рвени­ем, и завистию: но облецытеся Господем нашим Иисусом Хри­стом, и плотоугодия не творите в похоти (Рим.13:12-14). Имея свободу избрания, крещеный приглашается Святым Духом к поддержанию единения с Искупителем, к поддержанию в себе естества обновленного, к поддержанию состоя­ния духовного, дарованного крещением, к воздержанию от угождения вожделениям плоти, то есть от уклонения в след влечений плотского, душевного мудрования. Та­кое же значение имеют слова апостола: Первый человек от земли перстен: вторый человек, Господь с небесе. Яков перст­ный, таковы и перстнии: и яков небесный, тацы же и небеснии: и якоже облекохомся во образ перстнаго — ибо мы все рождаемся в первородном грехе и со всеми, усвоивши­мися нашему естеству вследствие падения, немощами, каковые открылись в Адаме по его падении — да облечемся и во образ небеснаго посредством крещения, дарующего нам этот образ, и тщательного соблюдения евангельских заповедей, которые сохраняют в нас образ целым, в его совершенстве и изяществе Божественных (1Кор.15:47,49). Облекать­ся во образ небесного Человека, облекаться в Господа Иисуса Христа, всегда носить в теле мертвость Господа Иисуса Христа (2Кор.4:10) значит не что иное, как постоянно умерщвлять в себе плотское состояние постоянным пре­быванием в евангельских заповедях. Так облекся и пре­бывал облеченным в Богочеловека святой апостол Павел; по этой причине он мог со дерзновением сказать о себе: Живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал.2:20). Того же он требует и от всех верующих. Или не знаете себе, гово­рит он, яко Иисус Христос в вас есть? Разве точию чим неис­кусни есте (по русскому переводу: разве только вы не то, чем должны быть) (2Кор.13:5). Справедливое требование и справедли­вое обличение! Святым крещением отсекается в каждом крещеном человеке падшее естество, прививается к че­ловеку естество, обновленное Богочеловеком. По этой причине крещение называется в Священном Писании банею пакибытия, а жизнь по крещении — пакибытием (Тим.3:5; Мф.19:27). Обновленное естество обязан явить и развить в себе каждый крещеный: это и есть — явить в себе жительству­ющим, глаголющим и действующим Господа Иисуса Хри­ста. Христианин, не сделавший этого, — не то, чем он должен быть.

С особенною точностью и подробностью объясня­ет таинство крещения святой апостол Павел: Крестив­шиеся во Иисуса Христа (здесь выписаны слова апостола в русском переводе, изд. 1822 г., для большей ясности), говорит он, погружались [164] в смерть Его. И так мы погреблись с Ним крещением в смерть, чтобы как Христос из мертвых воскрес славою Отца, так и мы ходили в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти, то должны быть соединены подобием воскресения, зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы исчезло тело греха и нам не быть уже рабами греха. Ибо кто умер, тот свободен от греха. Если же мы умерли со Христом, то верим, что нам и жить с Ним, зная, что Хрис­тос, воскресши из мертвых, уже не умирает, смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо когда Он умер, умер однажды для греха: а живя, Он живет для Бога. Так и вы почитайте себя для греха мертвыми, а живыми для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем. И так да не царствует грех в смертном вашем теле, так, чтобы вы не повиновались ему в похотях его. Не предавайте членов тела вашего греху в орудие неправды, но представьте себя Богу, как ожившие из мертвых, и члены ваши Богу в орудие правды [165]. Отсюда опять видно, что крещение есть вместе и умерщвление и оживление. При согрешении праотцев смерть немедленно порази­ла душу; немедленно отступил от души Святый Дух, со­ставляющий Собою истинную жизнь души и тела; не­медленно вступило в душу зло, составляющее собою ис­тинную смерть души и тела. Угроза Творца сбылась бук­вально: от древа, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него: а воньже аще день снесте от него, смертию умрете (Быт.2:17). Смерть в одно мгновение сделала духовного человека плотским и душевным, святого — грешным, нетленно­го — тленным; сообщила телу дебелость, болезненность, нечистые похотения; окончательно же поразила тело по прошествии нескольких столетий (Прп. Макария Великого, Слово 7, гл. 26). Святое крещение, напротив того, доставляет воскресение душе, плотско­го и грешного человека претворяет в духовного и свято­го, умерщвляет тело греха, то есть плотское состояние человека, освящает не только душу человека, но и его тело, доставляет ему способность воскреснуть во славе; самое же воскресение совершится впоследствии, в оп­ределенное Богом время. Как между явлением смерти в человеке, неявным для плотских очей, и разлучением души от тела, явным и для плотских очей, протекло зна­чительное время, так и между явлением жизни в чело­веке и оживлением этою жизнью тела, долженствующе­го опять соединиться с душою, назначено свое, Едино­му Богу известное время. Что душа для тела, то Святый Дух для всего человека, для его души и тела. Как тело умирает тою смертью, которою умирают все животные, когда оставит его душа, так умирает весь человек, и те­лом и душою, в отношении к истинной жизни, к Богу, когда оставит человека Святый Дух. Как тело оживает и воскресает, когда возвратится в него душа, так весь человек, и телом и душою, оживает и воскресает духовно, когда возвратится в него Святый Дух. Это-то оживление и воскресение человека совершаются в таинстве свято­го крещения. Оживает и воскресает посредством свято­го крещения сын первозданного Адама, но уже не в том состоянии непорочности и святости, в котором был создан Адам: оживает и воскресает он в состоянии не­сравненно высшем, в состоянии, доставленном челове­честву Богом, принявшим человечество. Обновляемые крещением человеки облекаются не в первоначальный, непорочный образ первозданного человека, но в образ человека небесного, Богочеловека [166]. Второй образ столько превосходнее первого, сколько Богочеловек превосходнее первого человека в его состоянии непо­рочности.

Изменение, производимое святым крещением в че­ловеке, вполне ясно, вполне ощущается; однако это из­менение остается для большей части христиан неизвес­тным: мы крещаемся в младенчестве, с детства преда­емся занятиям, принадлежащим преходящему миру и падшему естеству, помрачаем в себе Духовный Дар, пре­поданный святым крещением, как помрачается сияние солнца густыми тучами. Но дар не уничтожается: он продолжает пребывать в нас во все время земной жиз­ни нашей. Так не уничтожается и продолжает существо­вать солнце, закрытое облаками. Лишь крещеный чело­век оставит деятельность падшего естества, начнет омы­вать свои согрешения слезами покаяния, распнет плоть со страстьми и похотьми, вступит в поприще деятель­ности Нового Человека — дар Духа снова начинает об­наруживать свое присутствие в крещеном, развиваться, преобладать. Очищение покаянием есть последствие и действие благодати, насажденной крещением. Покая­ние есть возобновление, возвращение состояния, произведенного крещением [167]. Очистившийся покаянием может иметь опытное понятие об изменении, произве­денном в человеке крещением. «Когда крещаемся, — говорит святой Иоанн Злато­уст, — тогда душа, очищаемая Духом, сияет светлее сол­нца, и не только зрим Славу Божию, но и из нее заим­ствуем некоторое сияние. Как чистое серебро, положен­ное против солнечных лучей, само также испущает лучи не только по своему естеству, но и от сияния солнечно­го, таким же образом душа, будучи очищена и соделана светлейшею сребра, приемлет от Духа луч славы и вза­имно испущает его» [168].

В книге Деяний апостольских хотя и нет прямого, фактического изложения о том изменении, которое производилось в крещаемых таинством святого креще­ния — потому что в первенствующей Церкви всем было известно изменение, производимое крещением, для всех было явным это изменение по плодам Святаго Духа, большею частью открывавшимся немедленно по крещении, — однако описаны случаи, сохранившие для потомства доказательство об этом изменении. Так, ког­да крестился евнух эфиопской царицы и вышел из воды, немедленно низошел на него Святый Дух; евнух, уже не нуждаясь в наставнике, — удовлетворительным его наставником соделался Дух — отправился с радос­тью в свой дальний путь, хотя только что узнал о Госпо­де Иисусе Христе из самой краткой беседы с апостолом Филиппом (Деян.8:39). На Корнилия сотника, язычника, и дру­гих язычников, бывших с ним и уверовавших в Господа, еще прежде крещения низошел Святый Дух, и они на­чали говорить на иностранных, доселе вовсе им неиз­вестных языках, возвещая величие Божие, которого они до сей минуты вовсе не понимали (Деян.10:44-46). Несмотря на то, что уже нисшел на них Дух, святой апостол Петр пове­лел крестить их в воде, по неотложному требованию таинства. Церковная история сохранила для нас следу­ющее величайшей важности событие. Римский импера­тор Диоклитиан, при котором было воздвигнуто самое жестокое гонение на христиан, провел большую часть 304-го года по рождестве Христовом в Риме. Он прибыл в столицу для празднования своих побед над перса­ми. В числе прочих увеселений, которым предавался император, было и посещение театра. Некто Генесий, комический актер, очень забавлял публику импровиза­циями. Однажды, играя в театре в присутствии импера­тора и многочисленного народного собрания, он, пред­ставясь больным, лег на постель и сказал: «Ах, друзья мои! Чувствую себя очень тяжело: мне бы хотелось, что­бы вы утешили меня». Другие актеры отвечали: «Как нам утешить тебя? Хочешь ли, погладим тебя скоб­лем (скобель — плотничий инструмент, которым скоблят дерево), чтоб тебе сделалось легче?» — «Безумные! — от­вечал он. — Я хочу умереть христианином». «Для че­го?» — сказали они. «Для того, чтоб в этот великий день Бог принял меня, как блудного сына». Тотчас послано за священником и заклинателем. Они, то есть представ­лявшие их актеры, пришли, сели возле кровати, на ко­торой лежал Генесий, и сказали ему: «Сын наш, для чего ты призвал нас?» Он отвечал: «Потому что я хочу полу­чить милость от Иисуса Христа и возродиться для осво­бождения от грехов моих». Они исполнили над ним весь обряд святого таинства, потом облачили его, по обычаю новокрещеных, в белую одежду. Тогда воины, продолжая игру, взяли его и представили императору, как бы для допроса, подобно мученикам. Генесий сказал: «Император и весь двор его! Мудрецы сего города! Выс­лушайте меня. Когда только ни случалось мне слышать имя христианина, я ощущал к этому имени ужасное от­вращение; я осыпал ругательствами тех, которые пребы­вали в исповедании этого имени; я ненавидел даже моих родственников и близких по причине имени христиани­на; я презирал эту веру до такой степени, что с точнос­тью изучил ее таинства, чтоб забавлять вас представлениями их. Но когда меня, обнаженного, прикоснулась вода, когда я, спрошенный, отвечал, что верую, я уви­дел руку, нисходящую с неба; окружая ее, низошли на меня Ангелы светозрачные. Они в некоей книге про­читали все согрешения, соделанные мною с детства, смыли их тою самою водою, в которой я крестился в присутствии вашем, и потом показали мне книгу, ко­торая оказалась чистою (неисписанною), подобно снегу. Итак, великий император и народ, вы, осыпав­шие насмешками христианские таинства, уверуйте, как уверовал я, что Иисус Христос есть истинный Гос­подь, что Он — Свет Истины и что, при посредстве Его, вы можете получить прощение». Диоклитиан, приведенный в крайнее негодование этими словами, прика­зал жестоко бить Генесия палками; потом его предали префекту Плавциану, чтоб принудить к жертвоприноше­нию идолам. В продолжение значительного времени его драли железными ногтями и сожигали горящими факелами. Среди этих мучений он восклицал: «Нет дру­гого царя, кроме Того, Которого я видел! Чту Его и слу­жу Ему! И если б тысячекратно лишили меня жизни за служение Ему — я всегда буду принадлежать Ему! Муче­ния не исторгнут Иисуса Христа ни из уст моих, ни из сердца. Крайне сожалею о моем заблуждении, о том от­вращении, которое я имел к Его святому Имени, и о том, что я так поздно сделался поклонником Его». Гене­сию отрубили голову [169]. Святой Григорий Богослов в надгробном слове по отцу своему по плоти, Григорию, епископу Назианза, принявшему святое крещение уже в преклонных летах, говорит нижеследующее: «Родитель приступает к возрождению водою и Духом, чрез которое, как исповедуем пред Богом, образуется и совершается человек Христов, земное прелагается в дух и воссозида­ется. Приступает же к омовению с пламенным желани­ем, с светлою надеждою, предочистив себя, сколько мог, став по душе и по телу гораздо чище готовившихся принять скрижали от Моисея. Их очищение простиралось на одни одежды, состояло в кратковременном целомуд­рии и в том, чтоб обуздать несколько чрево; а для него вся протекшая жизнь была приготовлением к просвеще­нию и очищению до очищения, ограждающим дар, чтоб совершенство вверено было чистоте и даруемое благо не подверглось опасности от навыков, противоборствующих благодати. При выходе из воды осиявает его свет и слава, достойные того положения, с каким он присту­пил к дарованию веры. Это явственно было и для дру­гих. Хотя они сохранили тогда это чудо в молчании, не осмеливаясь разглашать, потому что каждый почитал себя одного видевшим, однако же вскоре сообщили о том друг другу. Но тому, кто крестил и совершил его та­инством, видение было весьма ясно и вразумительно, и он не мог сохранить его втайне, но всенародно возвес­тил, что помазал Духом своего преемника» (Св. Григория Богослова, Слово 18. Творение святых отцов). Здесь свя­той Григорий Богослов называет святое крещение воз­рождением водою и духом, просвещением, очищением, даром, совершенством, даруемым благом, дарованием веры, таинством. В Слове о крещении Богослов гово­рит так: «Этот дар, как и податель его, Христос, назы­вается многими и различными именами; и происходит это или от того, что он очень приятен для нас — обык­новенно питающий к чему-либо сильную любовь с удовольствием слышит и имена любимого, — или от того, что многообразие заключающихся в нем благодеяний произвело у нас и наименования. Мы именуем его даром, благодатью, крещением, помазанием, просвеще­нием, одеждою нетления, банею пакибытия, печатью — всем, что для нас досточестно» (Св. Григория Богослова, Слово 40. Творение святых отцов). В этом же слове свя­той Григорий восклицает: «Познать силу этого таинства есть уже просвещение!» Так понимал святое крещение Григорий Богослов, крестившийся в зрелом возрасте, узнавший из собственного опыта и из опыта других, современных ему святых мужей, то неизреченное изме­нение, то совершенное перерождение, ту новую жизнь, которые ощущаются от таинства крещения крестившимися достойно, приуготовившимися к крещению долж­ным образом и потому ощутившими и познавшими всю его силу. Как мы видели, Григорий Богослов упоминает об осиянии дивным Светом его родителя, исшедшего из купели. Друг Богослова, святой Василий Великий, ар­хиепископ Кесарии Каппадокийской, подвергся также весьма ощутительному действию таинства. Повествует­ся это в житии его (Четьи-Минеи, января 1).

Необходимо тщательное приготовление пред при­нятием святого крещения. В тщательном приготовле­нии заключается неотъемлемое условие того, чтоб ве­ликое таинство принесло обильно плод свой, чтоб оно послужило во спасение, а не в большее осуждение. Это говорится для объяснения таинства и в особенности для приступающих к нему не в младенческом возрасте, в котором по обстоятельствам настоящего времени почти все мы принимаем крещение. Приготовление к святому крещению есть истинное покаяние. Истинное покаяние есть неотъемлемое условие для того, чтоб святое крещение было принято достойным образом, во спасение души. Такое покаяние состоит в признании своих грехов грехами, в сожалении о них, в испо­ведании их, в оставлении греховной жизни. Иначе: по­каяние есть сознание падения, сознание необходимос­ти в Искупителе; покаяние есть осуждение своего пад­шего естества и отречение от него для естества обнов­ленного. Необходимо, чтоб наш сосуд, сосудом назы­ваю ум, сердце и тело человеческие по отношению к Божественной благодати — был предочищен для при­нятия и сохранения Духовного Дара, преподаемого святым крещением. Необходимо, чтоб этот сосуд не только был очищен, но и осмотрен прилежно; необходимо, чтоб имеющиеся в нем повреждения, особливо скважины, были тщательно исправлены; если же они останутся неисправленными, то живая вода (Ин.7:38), вливае­мая в сосуд святым крещением, не удержится в сосуде: она излиется из него, к величайшему его бедствию. Скважинами называю греховные навыки. Необходимо, чтоб наш Иерусалим был отвсюду обнесен, как стена­ми, благими нравами и обычаями, тогда только может быть принесено в жертву и всесожжение, в купели кре­щения, наше падшее естество, а естество обновленное, доставляемое крещением, соделаться алтарем, благопотребным для принесения жертв и всесожже­ния, благоугодных Богу (Пс.50:20,21). Без такого приготовления какая может быть польза от крещения? Какая может быть польза от крещения, когда мы, принимая его в возрасте, нисколько не понимаем его значения? Какая может быть польза от крещения, когда мы, принимая его в младенчестве, остаемся впоследствии в полном неведении о том, что мы приняли? Между тем мы при­няли неоцененный Дар, приняли на себя страшное обязательство; ответственность по этому обязательству так же неизмерима и бесконечна, как неизмерим и бесконечен Дар. Какая может быть польза от креще­ния, когда мы не понимаем нашего падения, даже не признаем, что наше естество находится в состоянии горестнейшего падения? Когда мы считаем изящным и благоугодным добром непотребное добро падшего ес­тества? Когда мы стремимся с упорством делать это добро, не примечая того, что оно только питает и рас­тит в нас наше самолюбие, только удаляет нас более и более от Бога, только упрочивает, печатлеет наше па­дение и отпадение? Какая может быть польза от кре­щения, когда мы не считаем грехами даже смертные грехи, например прелюбодеяние со всеми его отрас­лями, а называем их наслаждением жизнью? Когда мы не знаем, что наше естество обновлено крещением? Когда вполне пренебрегаем деятельностью по зако­нам обновленного естества, осыпаем ее хулами и на­смешками?

Иоанн, Предтеча Господень, которого крещение было только крещением, вводящим в покаяние, а не доставляющим небесное Царство, требовал от прихо­дивших к нему креститься исповедания грехов, не сам имея нужду в этом исповедании, как замечает Иоанн Лествичник (Слово 4 о послушании), но заботясь о душевной пользе крестив­шихся у него. В самом деле: как может человек всту­пить в поприще покаяния, не исповедав грехов своих? Как узнает он степень важности различных грехов и способ покаяния в них, если не скажет ему того и дру­гого опытный, духовный наставник? Как ознакомится он без наставника с оружиями духовными, с употреб­лением их против греховных помыслов и ощущений, против греховных навыков, против страстей, укоре­нившихся от долгого времени? Исповедание грехов необходимо нужно и для того, чтоб раскаяться надле­жащим образом в преждесодеянных грехах, и для того, чтоб предохраниться на будущее время от впадения в грехи. Исповедание грехов всегда признавалось в Цер­кви Христовой неотъемлемою принадлежностью по­каяния. Его требовали от всех намеревающихся креститься с тою целью, чтоб преподанное святое креще­ние было принято и сохранено так, как подобает быть принятым и сохраненным великому, неповторяемому таинству. Наконец, покаяние есть установление Божие и Дар Божий падшему человечеству. Покайтеся, прибли­жибося Царствие небесное (Мф.3:2), возвещал святой Предтеча приходившим к нему и принимавшим от него креще­ние покаяния. Небесным Царством, как далее объяснял Предтеча, знаменовалось в проповеди его святое ново­заветное таинство крещения (Мф.3:11). Чтоб принять небесное Царство, нужно покаяние. Покаяния требовал от человеков Спаситель мира, чтоб даровать человекам дар спасения посредством святого крещения, чтоб со­делать человеков способными к принятию небесного духовного Дара. Покайтеся, говорил он, приближися бо Царство небесное (Мф.4:17); покайтеся и веруйте во Евангелие (Мк.1:15). Для вас уже сделано все; от вас не ищется никакого труда, никакого подвига, никакого приложения к дару! От вас ищется одно очищение покаянием, потому что нечистым и ненамеревающимся быть чистыми невоз­можно вверить бесценное, всесвятое, духовное сокро­вище. Посылая учеников на проповедь, Богочеловек повелевает им возвещать человечеству покаяние по причине приблизившегося небесного Царства (Мф.10:7). Апо­стол Павел говорит о себе, что он, странствуя по все­ленной, возвещал всем, и иудеям и эллинам, покаяние, обращение к Богу и веру в Господа нашего Иисуса Хри­ста (Деян.20:21). Когда в Иерусалиме тысячи иудеев уверовали в Спасителя вследствие проповеди святого апостола Петра, и спросили его и прочих апостолов: что сотво­рим, мужие, братие? Тогда апостол Петр сказал: покайте­ся, и да крестится кийждо вас во имя Иисуса Христа во оставление грехов: и приимете дар Святаго Духа (Деян.2:37,38). Повсю­ду видим покаяние, как единственный вход, единствен­ную лествицу, единственное преддверие пред верою, Евангелием, Царством небесным, пред Богом, пред всеми христианскими таинствами, пред святым кре­щением — этим рождением человека в христианство. Необходимо отвержение прежней греховной жизни и решимость проводить жизнь по евангельским запове­дям, чтоб достойно принять и иметь возможность дос­тойно сохранять в себе Дар Святаго Духа, получаемый при крещении. Церковные пастыри христианской Цер­кви первых веков принимали всевозможное попечение о том, чтоб святое крещение, которое принималось тогда почти исключительно в зрелом возрасте, было принимаемо принимающими его с полным понятием о принимаемом Духовном Даре [170]. И на современных пастырях лежит священная, непременная обязанность доставлять точное и подробное понятие о святом кре­щении тем, которые приняли таинство в младенчестве и потому не имеют о таинстве никакого опытного зна­ния. Дар получен ими; отчет в употреблении Дара не­минуем. Благовременное приготовление к отчету нуж­но, крайне нужно! Небрежное и невежественное вла­дение Даром влечет за собою самые бедственные по­следствия. Кто не употребит Дара по желанию и пове­лению Дародателя, кто не разовьет в себе благодати крещения деятельностью по евангельским заповедям, но скроет врученный ему талант в земле, — то есть за­копает, похоронит благодать крещения, уничтожит в себе всякое ее действие, всецело предавшись земным попечениям и наслаждениям, — у того отнимется бла­годать крещения на суде Христовом. Недостойный владетель ее ввергнется во тьму кромешную: ту будет плач и скрежет зубов (Мф.25:30). Чтоб иметь должное понятие о важном значении святого крещения, надо проводить жизнь богоугодную, евангельскую: одна она с должною ясностью и удовлетворительностью открывает христианину тайны христианства [171].

Крещение — неповторяемое таинство. Исповедую еди­но крещение во оставление грехов, возвещает православный Символ веры. Как рождение в бытие может совершить­ся однажды, так и рождение в пакибытие — крещение — может совершиться однажды. Как различные недуги, приключающиеся человеку по рождении, наветующие, потрясающие, разрушающие его бытие, врачуются раз­личными лекарствами, находящими свою опору в жиз­ненной силе, сообщенной с бытием, так и различные согрешения, совершенные после крещения, наветующие и расстраивающие духовную жизнь человека, вра­чуются покаянием, которого действительность основы­вается на благодати Святаго Духа, насажденной в чело­века святым крещением, и заключается в развитии этой благодати, подавленной и заглушенной согрешениями. «Христос, — говорит преподобный Марк Подвижник, — как совершенный Бог, даровал крестившимся совер­шенную благодать Святого Духа, которая не приемлет от нас приложения, но открывается нам, и является по мере делания заповедей, и подает нам приложение, чтоб все мы достигли в соединение веры, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова» (Еф.4:13). Под соединением веры разумеется здесь поглощение всей деятельности христианина верою, причем вся деятельность служит выражением духовного разума или Евангелия. «Итак, что ни приносим Ему (Христу), по нашем возрождении (крещением), все уже от Него и Им было насаждено в нас (при таинстве крещения)» (Заключение Слова о крещении).

6. ОБ ОБНОВЛЕНИИ ИСКУПЛЕННОГО

ЕСТЕСТВА, В СЛУЧАЕ ЕГО ПОВРЕЖДЕНИЯ,

ПОКАЯНИЕМ

Желающие стяжать опытное познание святого кре­щения, желающие открыть сокровенное таинство и бес­ценный Духовный Дар, вложенный неизреченною бла­гостью Божиею в душевную сокровищницу, желающие узреть свое естество в состоянии обновления и паки­бытия, желающие ощутить и узреть в себе Христа мо­гут достичь всего этого покаянием. Образ покаяния, приличествующий и подобающий христианину, соответствен тому Дару, который он желает раскрыть в себе: истинное покаяние соответствует таинству крещения. Крещением единственно, по неизреченной благости Божией, сообщается человеку Дар Божий: и при пока- янии христианина, допустившего себе по крещении де­ятельность и жизнь падшего естества, оживившего в себе смерть, убившего в себе жизнь, возвращается Дар единственно благостью Божиею. При крещении мы рождаемся водою и Духом; при покаянии возрождаемся слезами и Духом. Покаяние есть младенческий, неумол­кающий плач пред Богом о потере Дара при надежде снова получить Дар. Винограда моего не сохраних! Вопиет в страшной скорби душа, нисшедшая от естества, об­новленного крещением, в область естества падшего, по­терявшая свободу, насилуемая грехом; пасу козлища мои! Нет во мне ощущений и помыслов духовных! Все стада чувствований и мыслей моих непотребны! Они — коз­лища, как составляющие смешение добра со злом! Они мои, потому что рождаются из моего падшего есте­ства! (Песн.1:5,7) Свойства естества обновленного мною утраче­ны! Святой Исаак Сирский, будучи спрошен, какими размышлениями должен постоянно заниматься подвиж­ник Христов в своем уединении, отвечал: «Ты вопроша­ешь о размышлении и о той мысли, которая должна не­престанно занимать человека в его келье, чтоб соделать его мертвым (для мира, то есть для греха)? Рачитель­ный и трезвящийся человек нуждается ли спрашивать, как ему вести себя, когда он один, сам с собою? Что дру­гое может быть мысленным занятием монаха в его келье, как не плач? Плач оставляет ли ему возможность обратиться к другим каким помышлениям? Какое дру­гое мысленное занятие может быть лучше этого? Самое местопребывание инока, его уединение, его житель­ство, подобное жительству во гробе, чуждое радости че­ловеческой, учит его, что плач есть его делание. Самое значение имени его призывает и побуждает его к плачу; он именуется сетующим, то есть преисполненным го­рести в сердце. Все святые отошли из здешней жизни в плаче. Если святые плакали и очи их непрестанно исполнялись слез до самого преселения из сей жизни, то кому не плакать? Утешение для монаха рождается из его плача. Если совершенные и победоносные плакали здесь, то как стерпит престать от плача исполненный язв? Имеющий мертвеца своего лежащим пред собою и видящий самого себя умерщвленным грехами нуждает­ся ли в учении — при каком роде мыслей ему проливать слезы? Душа твоя умерщвлена грехами, повержена мер­твою пред тобою та, которая для тебя дороже всего мира: неужели она не нуждается быть оплаканною? Если мы вступим в безмолвие и в нем пребудем с терпе­нием, то непременно можем пребывать в плаче. По этой причине будем непрестанно молиться умом Господу, что­бы Он подал плач. Если будет дарован нам этот дар бла­годати, лучший и превосходнейший прочих даров, то мы, при посредстве его, войдем в чистоту. Когда приоб­ретем чистоту, тогда чистота эта не отнимется от нас до исшествия нашего из этой жизни» (Слово 21). Очевидно, что такой плач может родиться только в том, кто имеет яс­ное понятие о состояниях естества падшего и естества, обновленного крещением. Только тот может воспла­кать горько и плакать постоянно, кто понимает цену утраченного Дара. «Плач по Боге, — сказал святой Иоанн Лествичник, — есть постоянное чувство болез­нующего сердца, ему усвоившееся, — с исступлением, непрестанно ищущее того, чего оно жаждет, с напря­жением гонящееся за тем, чего оно лишено, и сильно рыдающее во след его» (Слово 7). Страдальческое ощущение плача должно составлять характер кающегося христи­анина. Оставление плача есть признак самообольще­ния и заблуждения. Одно христоподражательное сми­рение может успокоить плачущего; одна любовь во Христе может утешить его, может отереть слезы его, может озарить светом небесного радования лицо его и сердце. Жертвы и всесожжения от падшего естества не приемлются; одна жертва от этого естества, благоугод­ная Богу: дух сокрушен (Пс.50:18,19).

Как уклонение от состояния, принадлежащего ес­теству обновленному, и ниспадение в состояние, при­надлежащее естеству падшему, совершается при по­средстве оставления деятельности, принадлежащей ес­теству обновленному, иначе, от оставления житель­ства по евангельским заповедям и посредством уклоне­ния в деятельность, принадлежащую падшему естеству; так, наоборот, возвращение от состояния, принадлежащего естеству падшему, к состоянию, принадлежа­щему естеству обновленному, совершается посред­ством решительного и полного отвержения деятельности по разуму и воле падшего естества, посредством решительного и полного восприятия деятельности по учению и завещанию Богочеловека. При этом откры­вается внутренняя борьба в человеке, потому что пред­шествовавшая покаянию жизнь по собственной воле и разуму лишила человека духовной свободы, предала в плен греху и диаволу. Кающийся усиливается поступать по евангельским заповедям, а грех и диавол, получив­шие власть, произвольно им переданную предшество­вавшим жительством, стараются удержать пленника в плену, в оковах, в темнице! Опытное познание плена чрез ощущения плена и насилия, опытное познание душевной смерти чрез ощущение смерти усиливают и упрочивают плач кающегося. «Борьба эта, — говорит преподобный Марк Подвижник, — междоусобная. Она — не извне, и не с братиею нашею мы должны бороться. Она внутри нас, и никто из человеков не может вспомоществовать нам в ней. Одного имеем мы по­мощника: таинственно сокровенного в нас крещением Христа, непобедимого и немогущего быть подавлен­ным (уничтоженным). Он будет укреплять нас, если мы по силе будем исполнять Его заповеди» (Слово 5. Советы ума душе). Здесь преподобный подвижник не отвергает руководства совета­ми и наставлениями духовных и опытных человеков, нет! Он советует непременно и тщательно прибегать к совету духовных отцов и братий! (Слово 1) Здесь он хочет по­казать, что невидимое торжество наше во внутренней брани зависит единственно от воли и действия благо­дати, насажденной в нас крещением, действующей со­образно нашему произволению, являемому и доказы­ваемому исполнением евангельских заповедей и сооб­разно непостижимому изволению Божию о человеке. По этой причине одни, при обильном и постоянном человеческом руководстве, приносят самый скудный плод; другие, услышав самое краткое наставление, в краткое время обнаруживают быстрый успех духовны­ми дарованиями своими. «Знай наверно, — сказал свя­той Исаак Сирский, — что всякого блага, действующе­го в тебе мысленно и втайне, были ходатаями креще­ние и вера, которыми ты призван Господом нашим Иисусом Христом на благие дела Его» (Слово к иноку Николаю), а не мнимые благие дела падшего естества.

Кающемуся, таким образом, вспомоществуют судь­бы Божии, как сказал святой пророк Давид: Судьбы Твоя помогут мне (Пс.118:175). Промыслом Божиим попускаются каю­щемуся многоразличные скорби: егоже любит Господь, го­ворит апостол, наказуем: биет же всякаго сына, егоже при­емлет (Евр.12:6). Терпение скорбей с благодарением Богу, с признанием себя достойным скорби, с признанием по­пущенной скорби именно тем спасительным врачев­ством, в котором нуждаемся для исцеления, есть знаме­ние истинного покаяния. «Непознающий судеб Божиих, — говорит преподобный Марк, — идет умом по пути, пролегающему между стремнин, и от всякого ветра удобно низлагается. Кто противится постигающим его скорбям, тот, сам не зная того, противится повелению Божию; а кто принимает их с истинным разумом, тот, по Писанию, терпит Господа (Евр.12:6). Познавший истину не противится скорбным приключениям: знает, что они приводят человека к страху Божию. Прежние грехи, будучи воспоминаемы по виду, приносят вред имеюще­му благую надежду: если возникнет это воспоминание в соединении с печалью, то им отнимается упование; если же возникнет без печали, то обновляет внутри прежнюю скверну. Когда ум чрез отречение от самого себя, простотою (несложностью) мысли приобретет надежду, тогда враг, под предлогом исповедания, изоб­ражает (в памяти) преджесодеянные согрешения, чтоб возобновить страсти, которые благодать Божия изгла­дила забвением, чтоб, таким образом, неприметно причинить вред человеку. Тогда и твердый, ненавидя­щий страсти (ум) по необходимости помрачится, сму­тившись воспоминанием соделанных грехов. Если он еще темен и сластолюбив, то непременно умедлит в воспоминании и будет страстно беседовать с приходя­щими помыслами, так что такое воспоминание содела­ется не исповеданием, а мысленным обновлением в себе преждесоделанных грехов [172]. Если хочешь прино­сить Богу неосужденное исповедание, не вспоминай греховных поползновений по виду, но мужествен­но терпи наводимые за них скорби. Скорби приходят (в возмездие) за прежние грехи, принося всякому со­грешению сродное (соответствующее) возмездие. Ра­зумный и ведущий истину исповедуется Богу не воспо­минанием соделанных грехов, но терпением приклю­чающихся скорбей. Отвергнув страдания и бесчестие, не обещайся принести покаяния при посредстве дру­гих добродетелей; тщеславие и безболезненность уме­ют служить греху и при посредстве правых дел» [173]. «Путь Божий есть повседневный крест. Человек, состо­ящий под особенным промыслом Божиим, познается по тому, когда постоянно посылаются ему Богом скорби» (Слово 36). Сила Божия совершается в немощи (2Кор.12:9) естества пад­шего, когда это естество стирается в прах Крестом Христовым (Мф.21:44). Напротив того, падшее естество может развиваться только при обилии пособий, доставляе­мых падшим человеческим обществом: при учености, при богатстве, при почестях. Таковы основания и вме­сте признаки развития падшего естества. В таком раз­витии своем падшее естество приемлет, как апокалип­сическая жена, поклонение (Апок.18:19) от ослепленного, несча­стного человечества и вступает с ним в блудное соче­тание при отречении его от Христа и Святаго Духа — может быть, без слов отречения — при отречении су­щественном, деятельностью, жизнью. По обновлении нашего естества Богочеловеком возвращение челове­ка к своему естеству падшему есть в отношении к Богу прелюбодеяние.

Благодать святого крещения посредством покаяния возводит христианина в духовную свободу, в ту свобо­ду, которую он уже имел при исшествии из купели крещения. Так больной, после успешного лечения, начи­нает чувствовать в себе ту свежесть и те силы, кото­рые он имел до болезни, в состоянии здравия. Началь­ною причиною обновления сил не лекарства, а та жизнь, которая вложена Создателем в человеческое естество: лекарства только помогли жизненной силе успешно бороться с болезнью, победить и изгнать бо­лезнь, которая есть не что иное, как расстройство действий жизненной силы. Покаяние требует более или менее продолжительного времени по разным обстоя­тельствам, особливо же по воле Божественного промысла, нами управляющего. Это можно усмотреть из жизнеописаний многих угодников Божиих, перешедших из состояния греховности в состояние свято­сти покаянием. Преподобная Мария Египетская пове­дала о себе блаженному Зосиме, что она боролась с своими помышлениями и похотениями, как с зверями лютыми, в течение семнадцати лет [174]. От нашего не­брежения о сохранении драгоценного Дара, доставля­емого нам крещением, от деятельности по беззаконно­му закону падшего естества власть греха вкрадывается в нас неприметно: неприметно мы теряем свободу ду­ховную. Самый тяжкий плен остается для многих не­видным, признается удовлетворительнейшею свобо­дою. Наше состояние плена и рабства обнаруживается для нас только тогда, когда мы приступим к исполне­нию евангельских заповедей; тогда разум наш с ожес­точением восстает против разума Христова, а сердце дико и враждебно взирает на исполнение воли Хрис­товой, как бы на смерть свою и на убийство свое; тог­да опытно познаем мы горестную потерю свободы, свое страшное падение; тогда усматриваем всю глуби­ну этого падения, нисходящую до пропастей адских. Не должно приходить в уныние и расслабление от такого зрелища: должно с мужеством и решительностью пре­даться покаянию, как всесильному врачу, имеющему повеление и власть от Бога врачевать и исцелять все грехи, как бы эти грехи ни были велики и многочис­ленны, как бы навык к грехам ни был застарелым и укрепившимся. Христос дал Себя нам и вошел в нас посредством святого крещения, потом утаил Себя в нас, когда мы не представили нашего произволения, чтоб Он обитал в нас и управлял нами; Христос не­пременно явит Себя в нас, если мы истинным покая­нием докажем решительное произволение, чтоб Он обитал в нас. Се, стою при дверех, говорит Он, и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною. Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и Аз победих и седох со Отцем Моим на Престоле Его (Апок.3:20,21). Голос Христов — Евангелие.

Порядок, которым кающийся грешник восходит посредством покаяния к святости, преподобный Мака­рий Великий излагает так: «Хотящий приступить к Гос­поду и сподобиться вечной жизни, соделаться домом Божиим и удостоиться Святаго Духа, чтоб получить возможность непорочно и чисто приносить плоды Духа по заповедям Господним, должен начать таким образом: во-первых, он должен твердо веровать Господу, всецело предать себя глаголам заповедей Его, от­речься от мира во всем, чтоб ум не был занят ничем из видимых предметов (мира), — пребывать непоколеби­мо в молитвах, не приходить в отчаяние (в уныние, безнадежность) при ожидании (замедлении) посеще­ния и помощи от Господа, — во всякое время иметь ум непрестанно направленным к Господу. Потом он дол­жен постоянно принуждать себя ко всякому благому делу и ко всем Господним заповедям, хотя бы и не же­лало того сердце по причине пребывающего в нем гре­ха; он должен насиловать себя к смирению пред всеми людьми, к вменению себя меньшим и худшим всех; он должен не искать себе чести, или славы, или похвалы от кого-либо, как предписано в Евангелии, но всегда иметь пред очами Господа и Его заповеди, Ему одному стараясь благоугождать. Он должен принуждать себя также в кротости, хотя бы сердце и противилось тому, по сказанному Господом: Научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашим (Мф.11:29). Равным образом он должен быть милостивым, снисходительным, сострадательным, благим, принуждая к тому себя насильно, как сказал Господь: Будите милосер­ди, якоже Отец ваш небесный милосерд есть (Лк.6:36). И еще: Аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите (Ин.14:15). И еще: Принуж­дайте себя: потому что нуждницы (принуждающие, на­силующие себя) восхищают Царствие небесное (Мф.11:12). И: Под­визайтеся внити сквозе тесная врата (Лк.13:24). Он должен иметь всегда пред очами смирение Господне, Его жизнь, Его поведение, содержать их постоянно в памя­ти, как бы образец и пример, не допуская похищения их забвением. Он должен, сколько имеет сил, понуж­дать себя к непрестанному пребыванию в молитвах, постоянно прося с постоянною верою, чтоб Господь пришел и сотворил его Своею обителью (Ин.14:23), чтоб на­ставил его всем Своим заповедям, утвердил в них, да соделается душа его домом Иисуса Христа. Когда та­ким образом он будет поступать, насилуя себя, при сопротивлении сердца, приобучаясь ко всякому благому делу, ко всегдашнему памятованию Господа, ко всегдаш­нему ожиданию Его во многой благости и любви, тог­да Господь, видя такое расположение его и такое бла­гое рачение, как он всегда насилует себя к памятова­нию Господа и ко всякому благому делу, к смиренномуд­рию, кротости и любви, как он подклоняет игу (Хрис­тову) свое сердце, сопротивляющееся тому, принуждая сердце ко всему доброму, — тогда, говорю, Господь из­ливает на него Свою милость (в известное время), из­бавляет его от врагов его и от живущего в нем греха, исполняя его Святым Духом. Таким образом он будет, без всякого с своей стороны труда и насилия, испол­нять истинно заповеди Господни все и всегда. Правиль­нее же: Сам Господь будет совершать в нем Свои запо­веди и являть плоды духовные, а человек будет плодо­приносить их в чистоте. Но прежде сего надобно вся­кому приходящему к Господу (как выше сказано) при­нуждать себя к благому, несмотря на сопротивление сердца, в постоянном ожидании с несомненною верою милости Божией; надобно насильно принуждать себя, чтоб быть милосердым ко всем, чтоб иметь челове­колюбивое сердце, чтоб иметь смирение пред всеми, долготерпение ко всем, не скорбеть душою при изгнаниях и бесчестиях, не жаловаться по сказанному: не себе отмщающе возлюбленнии — понуждать себя и к молитве, когда кто не получил дара ее от Святаго Духа. Когда Бог увидит кого так подвизающимся и насильно при­нуждающим себя к благому, тому дает истинную Хрис­тову молитву, утробу милосердия, истинное челове­колюбие, кратко сказать: дает ему все духовные плоды» (Слово 1, гл 13).

Мы видим, что многие из грешников, принесши покаяние, достигли в высшей степени христианского совершенства. Они восстановили в себе Дар крещения не только в той степени, в какой он дается, но и в той, в какой он развивается впоследствии от жительства по евангельским заповедям. Стяжав, возвратив себе духов­ную свободу, они не останавливались на этом, не удов­летворились этим: они не перестали от покаяния и плача, возвративших им свободу. Дознанная ими на опыте немощь и удобопоползновенность человека, его способность скоро изменяться (Прп. Исаака Сирского, Слово 1), постоянно возбужда­ли их к плачу. Не веси что родит находяй (наступающий) день (Притч.27:1), говорили они ежедневно сами себе устами Пи­сания: по причине чистоты их открылось им, что за­поведь Господня широка зело (Пс.118:96). Сравнивая с необъемле­мообширною заповедью необъемлемого Господа свое исполнение заповеди, они признавали это исполнение вполне недостаточным. Свое исполнение евангельских заповедей они называли и признавали осквернением заповедей [175]. Они омывали свои добродетели, как бы грехи, потоками слез. Так никогда не плачет ослеплен­ный грешник об ужаснейших грехах своих, как плачут рабы Христовы о своих добродетелях. Небо не чисто пред Ним (пред Богом) (Иов.15:15), то есть чистые святые Анге­лы, как имеющие ограниченную чистоту, нечисты пред всесовершенною чистотою Бога: нечисты пред Ним и святые человеки, которых житие хотя и на земли, но вместе и на небесех (Флп.3:20). Оттого они плачут и, принося покаяние, более и более погружаются в покаяние. Я ничего за собою не знаю, сказал святой апостол Павел, но тем не оправдываюсь: судия мой Господь (1Кор.4:4, — по русскому переводу изд. 1822 г.). Несмотря на великие духовные дарования, несмотря на преизо­бильную благодать Божию, обитавшую в апостоле, он говорил: Христос Иисус прииде в мир грешники спасти, от нихже первый есмь аз (1Тим.1:15).

Жительство по евангельским заповедям, созерца­ние своего падшего естества, созерцание бесконечно­го величия и бесконечных совершенств Божиих, сли­чение ничтожного по ограниченности своей челове­ческого естества с неограниченным естеством Божи­им, созерцание последствий грехопадения прародите­лей и последствий своей собственной греховности, плач о бедствии собственном и всего человечества, терпение всех скорбных случаев развивает в право­славном христианине благодать крещения в необъят­ных размерах, непостижимых и невероятных для ума человеческого в падшем его состоянии. Развитие свя­щенного, духовного Дара, доставляемого крещением, столько же необъятно, сколько необъятен Дар, даруе­мый Богом из Его Божественного естества (2Пет.1:4): это раз­витие столько же необъятно и непостижимо, сколько необъятен и непостижим Сам Бог, вселяющийся в сер­дца наши крещением. Это развитие объемлет все суще­ство христианина. Когда всмотримся на это развитие в избранных сосудах Божиих, тогда изображение прит­чами евангельскими действия в человеке, производи­мого святым крещением, делается вполне ясным. По­добно есть Царствие небесное, сказал Спаситель, зерну го­рушичну, еже взем человек всея на селе своем: еже малейше убо есть от всех семен: егда же возрастет, более всех зелий есть и бывает древо, яко приити птицам небесным, и витати на ветвех его (Мф.13:31,32): Уподобление, исполненное Божественно­го смиренномудрия [176]. Сын Божий Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв и образом обретеся якоже человек (Флп.2:7). В этом образе Он благоволил сопричислить­ся не к сонму сильных, славных и богатых мира, но к сонму нищих и страдальцев. Вид Его бесчестен, говорит пророк, умален паче всех сынов человеческих (Ис.53:3). Предана бысть на смерть душа Его, и Он со беззаконными вмени­ся (Ис.53:12), заняв место между двумя разбойниками, как бы главнейший и опаснейший из преступников. Свои все­святые, животворящие, Божественные заповеди Он назвал малыми (Мф.5:19), по той простейшей, безыскусственной форме, в которой они были предложены, присо­вокупив, однако ж, что нарушение одной такой запове­ди может быть причиною вечного бедствия для нару­шителя [177]. Так и благодать крещения Он уподобил са­мому малому из семян земных. И в самом деле, что может быть проще и обыкновеннее, по наружности, святого крещения? Людям обычно обмываться в воде, погружаясь в ней; с этим общеупотребильным действи­ем сопряжено таинство, в котором омываются и душа и тело от греховной нечистоты [178]. Смерть и погребе­ние человека заменяются мгновенным погружением его в воде. Незаметно для плотских очей нисходит Свя­тый Дух и воссозидает падшего человека. Обстоятель­ства временной жизни остаются для крещеного, по на­ружности, теми же, какими они были до крещения. По наружности так незаметен Дар, сообщаемый крещени­ем, что он со всею точностью и справедливостью дол­жен быть уподоблен малейшему горчичному семе­ни [179]. Дар этот — цены безмерной. Он возрастает, бу­дучи развит деланием заповедей; тогда величием сво­им превзойдет все прочие дары, которыми щедрая рука Создателя изобильно наградила человека, и соде­лает его храмом небесных помышлений, ощущений, откровений, состояний, свойственных одним небожи­телям. Подобно есть, сказал также Спаситель, Царствие не­бесное квасу (в русском переводе закваске), еже вземши жена скры в сатех трех муки, дондеже вскисоша вся (Мф.13:33). Как смиренно и как верно духовный Дар, сообщаемый свя­тым крещением, назван закваскою! Всякий, приемлю­щий святое крещение, уневещивается Христу, сочетава­ется со Христом и потому со всею справедливостью назван приточно женою. Эта жена скрывает, то есть сохраняет и растит благодатный Дар посредством жи­тельства по Евангелию в уме, сердце и теле своем (1Сол.5:23), пока Дар не проникнет, не преисполнит, не обымет со­бою всего человека. Хотите ли видеть не только душу, но и тело человеческое, напоенное и проникнутое благодатным Даром, данным при крещении? Обратите внимание на Павла, которого одежды чудодействова­ли (Деян.19:12), которого укушение ехидны не повредило (Деян.28:5); воз­зрите на Марию Египетскую, возвышавшуюся от земли при молитве своей, ходившую по струям Иордана, как посуху, совершившую тридцатидневный путь в течение одного часа (Четьи-Минеи 7 апреля); воззрите на Марка Фраческого, на го­лос которого гора снялась с оснований своих и двину­лась в море (Четьи-Минеи 5 апреля); воззрите на Иоанникия Великого, кото­рый, как дух, был невидим теми, которыми он не желал быть видим, хотя и находился в присутствии их (Четьи-Минеи 5 апреля); воз­зрите на тела угодников Божиих, почивающих в священ­ном нетлении в течение многих столетий, непокоряю­щиеся закону тления, общему для всего человечества, источающие потоки исцелений, потоки благоухания, потоки жизни.

Преподобный Сисой Великий, особенно обиловав­ший дарами Святаго Духа, сказал: «Тому (человеку), в котором вселился Бог благодатию святого крещения и деланием заповедей, (духовные) Дары — естествен­ны» (Алфавитный Патерик). Это произнес святой пустынножитель из соб­ственного опыта. Не то ли же самое засвидетельствовано Священным Писанием? Елицы во Христа крестистеся, говорит оно, во Христа облекостеся (Гал.3:27). Облеченным во Христа, имеющим в себе Христа, естественны дарова­ния Духа: где Христос, там и Отец и Дух.

7. ОБ ОТНОШЕНИИ ОБНОВЛЕННОГО ЕСТЕСТВА КО ЗЛУ

Здесь сам собою является вопрос: какое отношение имеет обновленный человек ко злу? Он не может не иметь точного познания о зле. Но мы видели, что не­винное естество человеческое, в состоянии его по со­творении, едва получило такое познание, как и погибло от него. Тем нужнее знать отношение естества обнов­ленного к познанию зла. Отвечаем: чистота сердца — духовное состояние обновленного естества, названное в Евангелии блаженством, доставляющим человеку Бо­говидение (Мф.5:8) — является в душе после блаженства мило­сти, проистекает из этого блаженства. Известно, что евангельские блаженства суть духовные состояния, от­крывающиеся в христианине от исполнения евангель­ских заповедей; что блаженства открываются одно вслед за другим, рождаясь одно от другого [180]. По отвержении своей правды, как оскверненной злом, из среды плача о своем состоянии падения, из среды кротости — этого примирения ко всем скорбям, видимым и невидимым — начинает ощущаться в душе алкание и жажда правды Божией. Правды Божия обретается в милости, где Еван­гелие и повелевает искать ее. Любите враги ваша, гово­рит оно, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и изгоня­щия вы: яко да будете сынове Отца вашего, Иже есть на небе­сех: яко солнце Свое сияет на злыя и благия и дождит на пра­ведныя и на неправедныя. Аще бо любите любящих вас, кую мзду имате? Не и мытари ли тожде творят? И аще целуете други ваша токмо, что лишше творите? Не и язычницы ли такожде творят? Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш небесный совершен есть (Мф.5:44-48). Совершенство христианской, а потому и человеческой добродетели в обновленном естестве есть благодатное Богоподражательное мило­сердие, производимое в христианине развитием Боже­ственной благодати, данной ему в крещении и возделан­ной заповедями. От такого милосердия является духов­ная чистота: она питается им, она живет им. Препо­добный Исаак Сирский на вопрос: что есть чистота? — отвечал: «Чистота — сердце, исполненное милости о всяком создании». На вопрос: что есть милостивое серд­це? — этот великий учитель иночествующих сказал: «Это — горение сердца о всякой твари, о человеках, о птицах, о животных, о бесах — словом, о всяком созда­нии. От воспоминания о них и видения их очи милос­тивого источают слезы по причине обильной и силь­ной милости, овладевшей сердцем. От постоянного терпения сердце его сделалось сердцем младенца, и он не может быть равнодушным, когда услышит или увидит какой-либо вред или даже малую скорбь, которым подверглась тварь. И потому он ежечасно прино­сит молитву, сопровождаемую слезами и о бессловес­ных, и о врагах истины, и о наветующих ему, чтоб они были сохранены и очистились; даже он делает это о естестве пресмыкающихся, от великой милости, движущейся чрезмерно в его сердце по подобию Бо­жию» (Слово 48). От великой милости, которую ощущал в себе Великий Исаак, он восклицает: «В тот день, в который ты состраждешь кому-либо каким бы то ни было обра­зом страждущему, телесно или мысленно, благому или злому, — почитай себя мучеником и взирай на себя, как на пострадавшего за Христа, как на сподобившегося исповедничества. Вспомни, что Христос умер за греш­ников, а не за праведников. Смотри, как велико скорбеть о злых и благодетельствовать грешникам! Оно более, нежели делать то и другое относительно праведников. Апостол воспоминает об этом, как о достой­ном удивления» (Слово 89; Рим.5:6-8). Святой Исаак, сравнивая правду падшего человеческого естества с Божественною прав­дою, состоящею в благодатном, духовном милосердии, вторую называет служением Богу, а первую служением идолам (там же). О стяжании этого милосердия говорит апо­стол, когда завещавает уверовавшим во Христа: Облецы­теся якоже избраннии Божии, святи и возлюбленни, во ут­робы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долго­терпение: приемлюще друг друга и прощающе себе, аще кто на кого имать поречение: якоже и Христос простил есть вам, тако и вы (Кол.3:12,13). Святой Макарий Великий говорит: «Бла­годать так действует и умиряет все силы и сердце, что душа, от великой радости (милости), уподобляется не­злобивому младенцу, и человек не осуждает уже ни эл­лина, ни иудея, ни грешника, ни мирянина, но на всех чистым оком взирает внутренний человек, и радуется о целом мире, и всемерно желает чтить и любить и эллинов и иудеев» (Беседа 9). Чистота сердца, сказал вышеприведенный святой Исаак, зрит Бога; она воссиявает и цветет в душе не вследствие учения человеческого, но от невидения злобы человеческой (Слово 55 к прп. Симеону). Тогда человек не видит злобы в ближних своих, когда все отношения его к ближним будут поглощены милостью к ним. Неуже­ли такое невидение недостатков в ближних есть ослеп­ление ума, есть признание зла добром? Напротив того: ослепление ума, невидение греха и зла, признание зла добром принадлежат нераскаянным грешникам, оправдывающим грех свой. Святые Божии, просвещенные Духом Божиим, понимают зло во всей его подробнос­ти, знают его козни и его ядовитость; они, при помощи этого познания, доставляемого Духом, с особенною тщательностью охраняют себя от опытного знания грехов, доставляемого исполнением греха на самом деле. Рожденный от Бога, говорит святой Иоанн Бого­слов, не согрешает: но рожденный от Бога блюдет себе, и лукавый не прикасается ему (1Ин.5:18). При посредстве благодатно­го милосердия, которым истинные христиане дышат к ближним, они пребывают чуждыми греховности ближ­них, сообщающейся чрез осуждение осуждающему, на­рушающей его собственное, спокойное, радостное, святое устроение. Мир Христов превосходяй всяк ум, оби­тающий в святых Божиих, немедленно обличает вся­кий приближающийся помысл сопротивного, какою бы личиною праведности ни был прикрыт этот помысл (Флп.4:7). Святой Иоанн Лествичник в Слове 26 о духовном рас­суждении о помыслах, страстях и добродетелях говорит, что оно является от непорочной совести и чистоты сер­дечной; что оно в новоначальных по преуспеянию есть познание падения и греховности своей; что оно в сред­них (по преуспеянию) отделяет истинное добро от есте­ственного и от зла, как открытого, так и прикрытого личиною добра; наконец, что оно в совершенных есть духовный разум, воссиявающий от Святаго Духа и видя­щий образ действия зла в других человеках. Так святой апостол Петр сказал Симону волхву: в желчи бо горести и союзе неправды зрю тя суща (Деян.8:23). В предисловии к Слову о священном безмолвии святой Иоанн говорит, что свя­тые Божии имеют точное и подробное знание греха по откровению Святаго Духа (Слово 27). Начало просвещения души и признак ее здравия заключается в том, когда ум нач­нет зреть свои согрешения, подобные множеством сво­им морскому песку, сказал святой Петр Дамаскин (Добротолюбие, ч. 3. О семи телесных деяниях). Этот отец называет зрение своего падения и зрение гре­хов своих духовным видением, открывающимся от дей­ствия благодати в делателе Христовых заповедей (Добротолюбие, ч. 3. О осьми видениях ума). Святая Церковь законоположила чадам своим испраши­вать теплейшею молитвою у Бога великий дар — зрение грехов своих [181]. Падшее естество поражено слепотою ума. Оно не видит своего падения, не видит грехов сво­их, не видит своего странничества на земле и распоря­жается собою на ней как бы бессмертное, как бы суще­ствующее единственно для земли. Оно не только с жестокостью судит и осуждает грехи ближнего, но и из соб­ственного своего бедственного устроения сочиняет для ближнего грехи, каких в нем нет; оно соблазняется са­мыми возвышенными христианскими добродетелями, искажая значение их сообразно лжеименному разуму своему по своей сердечной злобе. Напротив того, об­новленное естество имеет благодатное знание и зрение зла, даруемые Богом, знание и зрение зла, не только не нарушающие целости добра в человеке, но и служащие к строжайшему охранению человека от опытного позна­ния зла, гибельного для человека. Обновленное есте­ство видит и ведает зло в себе, в человеках и в демонах, но пребывает неоскверненным от зла, потому что эти видение и ведение естества обновленного принадлежат не собственно человеку, приобретены не собственным усилием человека, но дарованы ему Богом. Можно упо­добить знание зла, приобретенное человеками чрез падение, знанию больными болезней, которыми они страждут; а знание зла человеками обновленными — знание болезней врачами. Больные опытно знают бо­лезнь, но не знают ни причин ее, ни средств к врачева­нию ее; врачи, не зная опытно болезни, знают ее несравненно определеннее, нежели больные, знают при­чины ее и средства пользования от нее.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изложив, по мере скудных сил, состояние в отноше­нии к добру и злу человеческого естества по сотворении, по падении и по искуплении его, к кому обращусь с зак- лючением этого убогого Слова? Слово служит обличе­нием моих собственных недостатков, и потому обра­щаюсь с увещанием, которым обыкновенно оканчива­ется всякое Слово, к самому себе. Увещание заимствую от отца Церкви. Если кто из ближних моих признает его приличествующим и для себя, то да приимет его с любовью. «Ты воспомянул, — говорит воспомянутый мною отец, — то благородство, которое ты принял в крещении от благодати, отверг же произвольно страс­тями в мире; ты возжелал восстановить (это благород­ство) благим произволением; такое желание ты дока­зал делом, пришедши в священное училище, облек­шись в честные одежды покаяния и дав обет благодуш­но пребывать в монастыре до самой смерти. Ты заве­щал с Богом второй завет. Первый был сделан при вступлении в настоящую жизнь; второй сделан, когда ты начал склоняться к концу настоящей жизни. Тогда ты был принят Христом ради благочестия: ныне ты присоединился Христу покаянием. Тогда ты получил благодать: ныне исповедал долг. Тогда, будучи младен­цем, ты не ощутил данного тебе достоинства, хотя впоследствии, пришедши в возраст, познал величие дара, и заграждены уста твои (к самооправданию): ныне при достаточном развитии познания, ты пости­гаешь значение обета. Смотри, чтоб не пренебречь и этим обещанием (покаяния); смотри, чтоб не быть от­вергнутым и повергнутым, подобно какому-нибудь со­суду, совершенно сокрушенному, в тьму кромешную, где будет плач и скрежет зубов (Мф.22:13). Кроме пути покаяния нет другой стези, возвращающей ко спасению» [182]. Глаголет Дух Святый: днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших, якоже в прогневании, во дни искушения в пус­тыни: идеже искусиша Мя отцы ваши, искусиша Мя и виде­ша дела Мои четыредесять лет. Сего ради негодовах рода того и рех: присно заблуждают сердцем, тип же не познаша путей Моих: яко кляхся во гневе Моем, аще внидут в покой Мой. Блюдите, братие, да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво, исполнено неверия, во еже отступити от Бога жива. Но утешайте себе на всяк день, дондеже днесь нарицается, да не ожесточится некто от вас лестию греховною: причастницы бо быхом Христу, аще точию начаток соста­ва [183] даже до конца известен удержим (Евр.3:7-14). Имуще убо Архи­ерея Великаго, прошедшаго небеса, Иисуса Сына Божия, да держимся исповедания. Не имамы бо Архиерея, не могуща спострадати немощем нашим, но искушена по всяческим по подобию, разве греха. Да приступаем убо с дерзновением к престолу благодати, да приимем милость и благодать обря­щем во благовременну помощь (Евр.4:14-16). Аминь.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Пс.118:63. Так объяс­нен этот стих преподобным Пименом Великим, см. Пате­рик Скитский.

2. Преподобный Ефрем Си­рин, церковный писатель IV века, составил сказание о прекрасном Иосифе, в литературной форме того времени. Эта повесть читается, по указанию церковного Устава, на утрени во вторник Страстной недели.

3. Благодарение Богу со­ставляет часть умного иночес­кого делания и состоит в благодарении и славословии Бога за все случающееся, и прият­ное, и скорбное. Это делание завещано апостолом от лица Господня: о всем благодарите, сказал апостол, сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1 Сол.5:18). Делание благодаре­ния объяснено с особенною удовлетворительностью в от­ветах преподобного Варсоно­фия Великого.

4. См. главы зело полезные святого Григория Синаита, главу 10. Добротолюбие, ч. 1. Этого мнения держатся и все прочие отцы Церкви.

5. Porro ad Aegiptiis didici-mus, quod in lingua eorum resonet: Salvator mundi, S. Hiero­nimi. Liber de nominibus heb­raicis.

6. Записки на Книгу Бытия Московского митрополита Филарета.

7. Записки на Книгу Бытия Московского митрополита Фи­ларета.

8. Преподобный Кассиан Римлянин. О гневе. Доброто­любие, ч. 4.

9. Слово 28, гл. 45, по пере­воду Паисия Нямецкого.

10. Ис.50:11, по объяснению преподобного Варсонофия Ве­ликого, Ответ 158.

11. Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 5. Доброто­любие, ч. 2.

12. Cassianus lib. 4. De instititutis, renuntiantiam, cap. 39.

13. Cassianus lib. 4. De insti­titutis, renuntiantiam, cap. 35.

14. Преподобный авва До­рофей. Поучение 4 о страхе Божием.

15. Письма Затворника Ге­оргия, ч. 2, письмо 37, издания 1860 г.

16. Пс.147:8. Быт.32:28. Как Иаковом так и Израилем назван здесь народ Израильский по имени своего родоначальника, который при рождении наречен Иаковом, и переименован Израилем после того, как сподобился Бого­видения. В духовном смысле Израилем называются христи­ане, достигшие значительного духовного преуспеяния.

17. «Ангелы, — говорит свя­той Иоанн Дамаскин, — назы­ваются безтелесными и неве­щественными в сравнении с нами. В сравнении же с Богом, единым несравнимым, все ока­зывается грубым и веществен­ным». Изложение Православ­ной веры, книга 2, гл. 3, о Анге­лах. Наука, в современном развитии ее, определяет со всею отчетливостью, что все огра­ниченное — по необходимости и вещественно.

18. Св. Иоанн Дамаскин, Из­ложение Православной веры, Книга 2, гл. 3, о Ангелах.

19. Святой Иоанн Дамас­кин, Изложение Православ­ной веры, книга 2, гл. 3, о Анге­лах.

20. Святой Иоанн Дамас­кин, Изложение Православ­ной веры, книга 4, гл. 13.

21. Это относится к одним плотским людям, в которых душа не оживлена действием Божественной благодати. Оживленные этим действием имеют о душе более ясное понятие.

22. Трупом называется тело человеческое в первых степе­нях разложения по оставлении его душой, но еще не разло­жившееся окончательно.

23. Декарт и его последова­тели признают душу субстан­циею, совершенно противоположною телу, не имеющею с ним ничего общего, не имею­щею никакого отношения к пространству и времени: мы признаем такою субстанциею единого Бога.

24. Точное изложение Пра­вославной веры святого Иоан­на Дамаскина, книга 4, глава 13.

25. По объяснению блажен­ного Феофилакта Болгарского 17-го стиха 14-й главы Евангелия от Луки.

26. Мф.26:52-54. Много­численнейшая армия римлян, владык вселенной, простира­лась до двенадцати легионов. Очевидно, что здесь намере­ние Слова Божия состояло в том, чтоб выразить понятие о таком воинстве, которое мно­гочисленнее и сильнее всяко­го человеческого войска.

27. С особенною ясностью видно это из Книги Иова. Пра­ведник сперва исчислял свои добродетели и представил их в прекрасной, живописной картине; когда же он очистил­ся и усовершился скорбями, тогда изменилось в нем понятие о себе: он увидел себя как бы исчезнувшим пред величи­ем Божества, признал себя зем­лею и пеплом.

28. Брат просил преподоб­ного Сисоя Великого сказать ему слово на пользу. Старец отвечал ему, что монах должен быть ниже идолов. На вопрос же брата, что бы значило быть ниже идолов, старец сказал: Писание говорит об идолах, что они уста имут и не глаголют, очи имут и не видят, уши имут и не слышат, таковым должен быть и монах. И как идолы суть мерзость, так и монах да помышляет о себе, что он — мерзость. Патерик Скитский, буква С.

29. Подражание, Московс­кого издания, 1834 г., кн. 3, гл. 2. В указываемом нами месте западного писателя разгоряче­ние, самомнение и самооболь­щение выставляются так ярко и живописно, что признается нелишним представить внима­нию читателя самый текст: «Говори, Господи, ибо раб Твой слышит. Я — раб Твой! Вразуми меня, да познаю свидетельства Твои. Приклони сердце мое к словам уст Твоих, и да снидет, как роса, глагол Твой. Сыны Израилевы гово­рили некогда Моисею: говори ты к нам, и мы будем слушать; Господь же да не говорит к нам, дабы нам не умереть. Не так, Господи, не так молю я! Но паче с пророком Самуилом смиренно и ревностно умо­ляю: говори, Господи, ибо раб Твой слышит. Да не говорит мне Моисей, или другой кто из пророков: но паче говори Ты, Господи Боже, дарующий вдохновение и просвещение всем пророкам. Ты един, без них, можешь совершенно на­учить меня; они же без Тебя не могут иметь никакого успеха. Могут звучать слова их, но Духа не сообщают! Они изящ­но говорят, но, когда Ты мол­чишь, не воспламеняют серд­ца! Они передают буквы; но Ты отверзаешь смысл! Они из­рекают таинства; но Ты отвер­заешь разум иносказаний! Они объявляют Твои веления, но Ты подаешь силу к исполне­нию! Они показывают путь; но Ты даешь крепость проходить его! Они действуют только из­вне; но Ты наставляешь и про­свещаешь сердца! Они ороша­ют внешне, но Ты даруешь пло­доносие! Они взывают слова­ми; но Ты даешь слуху разуме­ние! И потому да не говорит мне Моисей! Говори Ты, Гос­поди, Боже мой, вечная Исти­на. Да не умру и останусь бес­плодным, если буду наставляем только наружно, внутренне же не буду воспламенен, и да не бу­дет мне в суд слово слышанное и неисполненное, — познанное и любовью не объятое, — уве­рованное и не соблюденное. Итак, говори, Господи, ибо раб Твой слышит: Ты имеешь глаголы жизни вечной». Дерзость этого напыщенного веле­речия и пустословия наводит ужас и глубокую печаль на душу, воспитанную учением Православной Церкви. Устра­нено тут покаяние! Устранено сокрушение духа! Тут реши­тельное стремление к ближай­шему и теснейшему соедине­нию с Богом! Таково вообще настроение аскетических за­падных писателей. Один из них, выражая свое неправиль­ное понимание достоинства Божией Матери, заключает исступленное велеречие следу­ющим образом: «Итак! Кинем­ся в объятия Богоматери!» Противоположно это настрое­ние настроению, которое пре­подает святая Восточная Церковь своим чадам. «Аще не бы­хом святыя Твоя имели молит­венники, говорит она в одном из песнопений своих, и благо­стыню Твою милующую нас, како смели быхом, Спасе, пети Тя, Его же славословят непрестанно Ангели». (Тро­парь на Великом Повечерии). В другом песнопении она гово­рит: «К Богородице прилежно ныне притецем, грешнии и смиреннии, и припадем, в по­каянии зовуще из глубины души: Владычице помози, на ны милосердовавши! Потщи­ся: погибаем от множества прегрешений! Не отврати твоя рабы тщы: Тя бо едину надежду имамы» (Канон молебный ко Пресвятой Богоро­дице). Непонятно состояние самообольщения и бесовской прелести для тех, которые не воспитаны духовным подвигом по преданию Православной Церкви: признают они это бедственное состояние за со­стояние самое правильное, благодатное. Потрудившийся перевести «Подражание» с ла­тинского языка на русский по­местил в конце книги свои на­ставления для читателя. Указы­вая на 2-ю главу 3-й книги, на эту живопись самообольще­ния и самомнения, он советует пред всяким благочестивым чтением приводить себя в на­строение, изображенное в этой главе. Очевидно, что та­ким настроением предоставля­ется свобода объяснять Свя­щенное Писание по произво­лу, снимается обязательство последовать объяснению, сде­ланному святыми отцами и принятому Церковью. Это — догмат протестантизма.

30. Преподобный Григорий Синаит. О прелести и проч. Добротолюбие, ч. 1. Святые Каллист и Игнатий Ксанфопу­лы, гл. 73. Добротолюбие, ч. 2.

31. Тропари по непорочных в субботу, гл. 5. Псалтирь с вос­следованием.

32. Опытное доказательство сказанного видим в святом му­ченике Арриане. Он, будучи идолопоклонником в сане иге­мона, обагрил себя кровью многих святых мучеников, по­том уверовал во Христа и веру запечатлел торжественным ис­поведанием ее и своею кро­вью. Четьи-Минеи. Страдание святого мученика Филимона в 14-й день декабря, также свя­тых мучеников Тимофея и Мавры 3 мая.

33. Так назван он святыми Ксанфопулами. Добротолю­бие, ч. 2, гл. 18.

34. Никифор монах. Слово его, Добротолюбие, ч. 2.

35. Никифора Монашеству­ющего Слово. Добротолюбие, ч. 2.

36. В третьем образе внима­ния и молитвы святого Симео­на Нового Богослова. Добротолюбие, ч. 1.

37. Эти слова произнес иеросхимонах Афанасий, без­молвствовавший в башне Свен­ского монастыря Орловской епархии, некоторому странни­ку, посетившему его в 1829 г.

38. Лествица. Слово 7, гл. 64, по изданию Московской Ду­ховной Академии 1851 г.

39. Преподобный Григорий Синаит. О прелести, идеже и о иных многих предлогах. Добротолюбие, ч. 1. «Егда видит кого диавол, — говорит святой Григорий, — плачевые живуща, не пребывает тамо, еже от пла­ча, приходящаго смирения бо­яся».

40. Преподобный Мелетий, в Галисийской горе подвизав­шийся. Стихотворение о молитве; Лествица. Слово 28, гл. 21.

41. Совет старца, иеромо­наха Серафима Саровского. О том, что полезно молиться при закрытых глазах, сказано и в 11 наставлении его, о мо­литве. Издание 1844 г. Москва.

42. Преподобный Марк Подвижник. О мнящихся от дел оправдатися, гл. 34. Добротолюбие, ч. 1.

43. Преподобный Григорий Синаит. О еже како подобает безмолвствущему сидети и творити молитву. Добротолю­бие, ч. 1.

44. Преподобные Каллист и Игнатий. О безмолвии и мо­литве. Слово 73. Добротолю­бие, ч. 2 и Лествица. Слово 28, гл. 42.

45. Преподобный Максим Капсокаливи. Собеседование с преподобным Григорием Синаитом. Добротолюбие, ч. 1.

46. Пс.72:27; Пс.118:7. Преподоб­ный Симеон Новый Богослов. О первом образе молитвы у преподобного Синаита, л. 131. Добротолюбие, ч. 1.

47. Вышеупомянутое стихот­ворение преподобного Меле­тия. Слово о сокровенном делании Феолипта, митрополи­та Филадельфийского. Добро­толюбие, ч. 2.

48. Святой Димитрий Рос­товский, ч. 1. Внутренний че­ловек, гл. 4.

49. Преподобный Макарий Великий. Слово 3, гл. 1. Ле­ствица. Слово 28, заглавие. Согласно сему поучают и дру­гие отцы.

50. Рим.8:26. Святой Исаак Сирский. Слово 21. «Кто достиг (непрестанной молитвы), тот достиг края доб­родетелей и соделался жили­щем Святаго Духа», — сказал святой Исаак.

51. Мнение преподобного Пимена Великого. Алфавит­ный Патерик.

52. Сочинения святителя. Ч. 1. Внутренний человек.

53. Преподобный Макарий Великий. Слово 1, гл. 3 и Сло­во 3, гл. 2 и 3.

54. О седми службах смотри Новую Скрижаль, ч. 1, гл. 13.

55. См. житие святого Игна­тия Богоносца. Декабря 20-й день. Святого Исаака Сирско­го, Слово 71.

56. Предисловие от Писа­ний святых отцов о мыслен­ном делании, сердечном и ум­ном хранении и проч.

57. Святой Петр Дамаскин. О третьем видении. Доброто­любие, ч. 3.

58. Рукописное житие пре­подобного Иллариона Суздальского.

59. 1-я из молитв утренних: «От сна восстав, благодарю Тя, Святая Троице», и проч.

60. 6-я из утренних молитв: «Тя благословим, Вышний Боже», и проч.

61. Слово о трех образах мо­литвы святого Симеона Ново­го Богослова. Добротолюбие, ч. 1.

62. Преподобный Григорий Синаит. 15 глав о безмолвии, глава 8. Добротолюбие, ч. 1.

63. Требник, или особая книжица, содержащая чин по­стрижения в малую схиму. Настоятель, вручая новопостриженному четки, завещавает ему непрестанную молитву Иисусо­ву. Принятием четок новопост­риженный дает обет исполнять завещание настоятеля.

64. S. Antonii Magni Opera. Patrologia Gr. Tom. 40, pag. 1080.

65. Житие преподобного Досифея в книге преподобно­го аввы Дорофея, также в Че­тьих-Минеях. Февраля 19-го.

66. Каноник, Молитвы на сон грядущим. Также житие Преподобного.

67. Письменный патерик, принадлежащий к библиотеке епископа Игнатия.

68. Cassiani callatio 10, cap. 10.

69. Смотри выше о поучении преподобного Исаии Отшель­ника, уподобляющего душу, огражденную поучением, дому, отвсюду затворенному и заклю­ченному.

70. Иов.38:11. Слово 28, гл. 17. О стоянии и при­снодвижимости ума смотри главы святого Каллиста Ката­фигиота. Добротолюбие, ч. 4.

71. Святой Исаак Сирский. Слово 5: «Не должно нам преждевременно искать вели­ких мер, чтоб Божие дарова­ние не потребилось по причи­не скорости принятия его. Все, легко приобретенное, лег­ко и утрачивается; все же, при­обретенное с сердечною бо­лезнью, хранится тщательно».

72. Преподобный Симеон Новый Богослов. О первом образе внимания и молитвы. Добротолюбие, ч. 1. Также: Аске­тические опыты, ч. 1. О Иису­совой молитве, разговор стар­ца с учеником его.

73. Житие преподобного Досифея, в книге поучений преподобного аввы Дорофея.

74. Опыт показывает, что встреча с женским полом, с развратным обществом и с другими соблазнами действу­ют несравненно сильнее на инока, нежели на мирянина, всегда вращающегося среди соблазнов. Действие это на инока тем сильнее, чем внима­тельнее и строже его житель­ство. Страсти в нем измучены голодом и кидаются с неистов­ством и исступлением на свои предметы, когда не будет при­нята осторожность. Если возбужденная страсть и не совер­шит убийства, то может нане­сти страшную язву, для враче­вания которой потребуются многие годы, кровавые труды, а более всего особеннейшая милость Божия.

75. Иез.16:49. Подлинный стих Писания читается так: Сие беззаконие Содомы сестры твоея, гордость, в сытости хлеба, и во изобилии вина, и властолюб­ствоваша та и дщери ея.

76. Преподобный Марк Подвижник. Слово 7 о поще­нии и смирении.

77. Преподобный Исаия От­шельник. Слово 8, гл. 1. Этот глубоко вникавший в себя инок говорил: «Иногда вижу себя подобным коню, блужда­ющему без всадника: кто най­дет его, садится на него; когда же сей отпустит, то схватыва­ет другой и равным образом садится на него».

78. Святой Иоанн Карпа­фийский, гл. 87. Добротолю­бие, ч. 4.

79. По объяснению препо­добного Макария Великого (Беседа 37, гл. 5) и преподоб­ный Марк Подвижник, Сло­во 6.

80. «Прежде всех (духовных даров) непарение даруется уму Господом». Каллист и Игнатий Ксанфопулы, гл. 24. Доб­ротолюбие, ч. 2.

81. Беседа преподобного Максима Капсокаливи с пре­подобным Григорием Синаитом. Добротолюбие, ч. 1.

82. Варсонофий Великий, ответ 184-й. Святой Григорий Палама, послание к монахине Ксении.

83. Руководство к духовной жизни преподобных Варсоно­фия Великого и Иоанна Пророка, ответ 59.

84. Слово 19. Эта же мысль помещена преподобным и в 17 Слове его.

85. Наставления 3 и 4. О мире душевном и о хране­нии его. Москва, издание вто­рое, 1844 г.

86. Слово о думающих оп­равдаться делами, гл. 35.

87. Преподобный Симеон Новый Богослов называет та­кое состояние нашего есте­ства раздранием его. Слово 3.

88. Преподобный Симеон Новый Богослов. Слово 10.

89. Преподобный Нил Си­найский. Главы о молитве, гл. 61.

90. Внегда возвратити Гос­поду плен Сионь, быхом яко утешени. Тогда исполнишася радости уста наша, и язык наш веселия. Тогда рекут во язы­цех: возвеличил есть Господь сотворити с ними (Пс.125:1,2).

В Псалтири повсюду под име­нем языков разумеются, в таин­ственном значении, демоны. Тог­да подвижник познает избавле­ние свое от порабощения демо­нам, когда ум его престанет увле­каться приносимыми ими по­мыслами и мечтаниями, когда он начнет молиться чистою молит­вою, всегда соединенною с духовным утешением. Избавление это по­нятно и для демонов: Тогда ре­кут во языцех: возвеличил есть Господь сотворити с ними.

91. О молитве Иисусовой помещена статья в первой час­ти Опытов: как в этом слове имеются свои особенности, то не сочтено излишним предло­жение его вниманию боголюбцев. О повторениях же, по не­обходимости вступивших в него из упомянутой статьи, можно сказать, что повторе­ние столько спасительных ис­тин отнюдь не бесполезно. Та­яжде писати вам, говорит апос­тол, мне убо неленостно, вам же твердо (Флп.3:1).

92. Схимонах Василий По­ляношерульский. Сочинения его изданы Введенскою Опти­ною пустынею вместе с сочи­нениями старца Паисия Ве­личковского. Москва, 1847 г.

93. Мф.18:3,4; Мк.9: 36. Четьи-Минеи. Декабря в 20-й день.

94. Подобие 9-е, гл. 14. Кни- га святого Гермия особенно уважалась в первенствующей Церкви Христовой. Иногда присовокуплялась она к Ново­му Завету и читалась при богослужении.

95. Главы зело полезные, о еже како подобает пети. Доб­ротолюбие, ч. 1.

96. Мф.12:43-45. По объяснению блаженного Фео­филакта. Благовестник.

97. Преподобный Григорий Синаит. Глава 3, о дыхании. Добротолюбие, ч. 1.

98. Мк.9:17-27. Преподоб­ный Варсонофий. Ответ 116.

99. Преподобные Каллист и Игнатий Ксанпофулы. Гл. 49. Добротолюбие, ч. 2.

100. Преподобные Каллист и Игнатий Ксанфопулы, гл. 56. Добротолюбие, ч. 1.

101. Ответ 74. Преподобного Григория Синаита 4 глава из 15 глав о безмолвии. Добротолюбие, ч. 1.

102. Старец Василий. Пре­дисловие на книгу преподоб­ного Григория Синаита.

103. Старец Василий. Предисловие на книгу блаженного Филофея Синайского.

104. Преподобный Григорий Синаит посетил Афонскую гору в XIV веке по Рождестве Христовом. В то время мона­шество в Палестине, особливо же в Египте, было почти уничтожено магометанами, покорившими своей власти Египет и Палестину еще в на­чале VII века.

Во время святого Григория Синаита учение о умной мо­литве до крайности умалилось повсеместно. Его можно при­знавать восстановителем этого учения, как это сказано в кратком жизнеописании его, поме­щенном в Добротолюбии. И во времена Григория Синаита были иноки, достигшие вели­кого преуспеяния в молитве, как, например, Максим Капсо­каливи, жительствовавший в Афонской горе; наставления­ми его пользовался сам Григо­рий, называвший Максима земным Ангелом. Добротолю­бие, ч. 1. Преподобный Григо­рий научен умной молитве не­которым иноком острова Кип­ра: до знакомства с этим ино­ком он занимался исключи­тельно псалмопением. Руко­писное житие преподобного Григорий Синаита.

105. Житие и писания мол­давского старца Паисия Ве­личковского. Издание Введен­ской Оптиной пустыни, 1847 года.

106. О мнящихся от дел оп­равдитися, гл. 34. Добротолю­бие, ч. 1.

107. Цветник, Поучение 32. Сведения о священноиноке Дорофее помещены в 1 части, в статье: «Посещение Валаам­ского монастыря».

108. Весьма редкие получают соединение ума с сердцем вскоре после начатия молитвенного подвига; обыкновенно протекают многие годы между началом подвига и благодат­ным соединением ума с серд­цем: мы должны доказать ис­кренность нашего произволе­ния постоянством и долготер­пением.

109. Преподобный Варсоно­фий Великий и Иоанн Про­рок, ответ 325.

110. Лествица Божественных даров инока Феофана. Добро­толюбие, ч. 1. Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 54. Добротолюбие, ч. 2. Старца Серафима наставление 11.

111. Прп. Варсонофия Вели­кого и Иоанна Пророка отве­ты 264 и 274; Пс.45:11. Приведенные здесь ответы даны прп. авве Дорофею, который по благословению этих отцов занимался непрестанною памя­тью Божиею, то есть умною Иисусовою молитвою. Отцы завещали авве не ослабевать в этом подвиге, но сеять с на­деждою (ответ 263).

112. Блаженный Никифор, слово о трезвении и хранении сердца, Добротолюбие, ч. 2. — Прп. Симеона Нового Бого­слова, о третьем образе молит­вы, Добротолюбие, ч. 1.

113. Поведание затворника описано в первом томе Аскети­ческих опытов, в слове о стра­хе Божием и о любви Божией.

114. В статье под заглавием: О еже како подобает пети. Добротолюбие, ч. 1.

115. В статье под заглавием: О еже како подобает пети. Добротолюбие, ч. 1.

116. Ведение известное о без­молвии и молитве. О еже како обрести действо.

117. О безмолвии. О еже како подобает глаголати молитву.

118. О еже како подобает без­молвствующему сидети и тво­рити молитвы.

119. Преподобный Нил Си­найский. О молитве, гл. 61. Добротолюбие, ч.4.

120. Добротолюбие, Калли­ста и Игнатия Ксанфопулов гл. 19 и 45.

121. Добротолюбие, Калли­ста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 38.

122. Добротолюбие, Каллиста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 53.

123. Добротолюбие, Калли­ста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 24.

124. Добротолюбие, Калли­ста и Игнатия Ксанфопулов, гл. 14.

125. Патерик Алфавитный и Достопамятные Сказания о Арсении Великом.

126. Преподобный авва До­рофей. Поучение 10, о еже ити в путь Божий.

127. Святейший Каллист, пат­риарх Константинопольский. Образ внимания молитве. Добротолюбие, ч. 4.

128. Святейший Каллист, пат­риарх Константинопольский. Образ внимания молитве. Добротолюбие, ч. 4.

129. Святейший Каллист, пат­риарх Константинопольский. Образ внимания молитве. Добротолюбие, ч. 4.

130. Предисловие на главиз­ны блаженного Филофея Си­найского. Письмо старца Паи­сия к старцу Феодосию, стр. 231. Издание Оптиной пусты­ни 1847 г.

131. 1Тим.1:7. Преподобный Марк Подвижник. Слово о за­коне духовном, гл. 34.

132. Dictionnaire Theologique par Bergier, Tome 4, Hesichistes.

133. Энциклопедический Сло­варь Старчевского. Исихасты. Смотри это же слово в Богословском лексиконе Бержье.

134. «Аскетические опыты», ч. 1, О Иисусовой молитве, разговор старца с учеником.

135. Эта статья заимствована из опыта инока, занимавшего­ся умною молитвою и пришедшего от нее в то упоение, о котором говорит святой Иса­ак Сирский в конце 55-го Сло­ва. Такое упоение есть дей­ствие духовного ощущения, как тот же Исаак Сирский в 38-м Слове сказал: «Духовный разум есть ощущение живота вечного, а живот вечный — ощущение Божественное, то есть даруемое Святым Духом». О духовном ощущении говорит преподобный Макарий Великий в 7-й беседе; препо­добный Симеон Новый Богослов в Слове 1; преподобные Григорий Синаит и Нил Сорс­кий называют его благодат­ным молитвенным действием. Наименование Странник, в смысле статьи, употреблено в 4-й беседе преподобного Мака­рия Великого.

136. Слово 58, по славянскому переводу. На эти слова препо­добного Ефрема Сирина ссылается святой Иоанн Лествич­ник в Лествице своей: «Кто, прежде будущей славы, сподо­бился такого бесстрастия, ка­кого сподобился святой Сири­янин? Славный в пророках Да­вид говорит Господу: ослаби ми, да почию (Пс.38:14). Бо­жий подвижник взывает: ослабь во мне волны благодати твоей». Слово 29, гл. 8. В со­стояние, подобное описанному здесь, пришел юный инок Захария, которому дарована была за смирение его особен­ная, ощутительная благодать Святаго Духа. См. Достопамят­ные Сказания и Алфавитный Патерик. Святой Иоанн Ле­ствичник говорит: «Огнь, нис­шедший в сердце, восстанов­ляет молитву. Когда же она восстанет и вознесется на небо, тогда совершается соше­ствие огня в горницу души». Слово 27, гл. 45. О духовной теплоте см. в Слове о Иисусо­вой молитве («Аскетические опыты», т. 2). Эта теплота бывает иною в начале своем и иною в недостижимой полно­те своей.

137. 1Тим.6:16. «Во свете живый неприступнем», см. объяснение Иоанна Златоус­та. «Аскетические опыты», т. 2, стр. 751, изд. 1865 г.

138. Преподобный Марк Подвижник. О Законе Духов­ном, главы 13 и 14.

139. О различии между обра­зом и подобием Божиим в че­ловеке, см. сочинения св. Димитрия Ростовского, Лето­пись, т. 4, стр. 15, изд. 1840 г.

140. Преподобный авва До­рофей, Поучение 1, об отвер­жении мира.

141. Преподобный Марк Подвижник, О Законе Духов­ном, гл. 4.

142. Святой Петр Дамаскин, Книга 1, статья 2. Добротолю­бие, ч. 3.

143. «Смеси с нами Себе, и возмеси тело Свое в нас». Эти слова св. Иоанна Златоуста приводят святые Ксанфопулы в 92 главе своего сочинения о безмолвии и молитве. Добротолюбие, ч. 2.

144. Обличениями Господом злочестия иудеев наполнены страницы Евангелия, особли­во 23 глава от Матфея и 8 гла­ва от Иоанна.

145. См. жития великомуче­ников Димитрия Солунского, Георгия Победоносца и дру­гие.

146. Histoire du Christia-isme par Fleury, Livre V, chap. XVII.

147. Добротолюбие, ч. 3, кни­га 1, статьи под заглавием: «Яко без смиренномудрия невозможно спастись».

148. Житие прп. Симеона Нового Богослова. Рукопись. Житие это напечатано ижди­вением Оптиной пустыни.

149. По совету св. Петра Да­маскина. См. статью под загла­вием: «Нужное и изрядное по­казание седми телесных дела­ний». Книга 1, Добротолюбие, ч. 3.

150. См. Житие его, Четьи-Минеи, декабря в 13-й день.

151. Преподобный Симеон, Христа ради юродивый, ука­зал в отвержении Креста Хри­стова причину заблуждения и погибели Оригена, Четьи-Ми­неи, июля в 21-й день.

152. Святые отцы называют состояние по сотворении есте­ственным, состояние по падении — нижеестественным, со­стояние по искуплении — сверхъестественным. Святого Исаака Сирского Слово 4; Прп. Дорофея Поучение.

153. Священномученик Петр Дамаскин, исчисляя благодат­ные духовные видения, представляющиеся уму подвижни­ка Христова при постепенном его очищении, помещает меж­ду этими видениями и виде­ние падения, которому подвер­глось человечество. Св. Петра Дамаскина, книга 1 о осьми ум­ных видениях. Добротолюбие, ч. 3.

154. Сл. 4, гл. 16. Это явству­ет из запрещений, совершае­мых пред святым таинством Крещения. Падший человек соделался жилищем не только греха, но и сатаны; таинством св. Крещения изгоняется сата­на из человека; но при неради­вой и греховной жизни крещеного сатана возвращается в него, как это будет объяснено далее. Смотри последование св. Крещения в Требнике.

155. 16 поучение преподоб­ного Сигклитикии, Достопа­мятные сказания.

156. Гл. 49 Добротолюбие, ч. 2. Эта цитата полнее приведе­на в Слове о Иисусовой молитве.

157. Поучение 13 о том, как переносить искушения. Наш российский подвижник, ста­рец Серафим Саровский, гово­рит: «Должно снисходить душе своей в ее немощах и несовершенствах и терпеть свои недо­статки, как терпим другим, но не обленяться, а побуждать себя к лучшему. Употребил ли пищи много или что другое, по­добное сему, сродное слабости человеческой, сделал — не воз­мущайся сим и не прилагай ко вреду вред, но мужественно подвигни себя ко исправле­нию, а между тем старайся со­хранить мир душевный, по сло­ву апостола: Блажен не осуждаяй себе, о немже искушается» (Рим. 14:22). Сказание о жизни и подвигах старца Серафима, изд. 1844 г., Москва.

158. Св. Григория Синаита глав зело полезных гл. 117. Доб­ротолюбие, ч. 1.

159. Слово 31. Здесь употреб­лено слово «делание», потому что отцы наиболее так называют мысленный и сердечный подвиг, чаще обозначая сло­вом «подвиг» телесные труды. Прп. Варсонофия. Отв. 210. Исаака Сирского, Слово 56.

160. Добротолюбие, ч. 1, деятельных и Богословских глав 43.

161. «Он (Господь) освобо­дил нас св. Крещением, подав нам прощение грехов, и дал нам свободу делать добро, если пожелаем, и не увлекать­ся уже, так сказать, насиль­ственно к злому; ибо того, кто порабощен грехами, они отя­гощают и увлекают, как и ска­зано (в Писании), что каждый связывается узами своих гре­хов» (Притч.5:22). Прп. аввы Дорофея поучение 1 об отвер­жении мира. «Самовластия и самопроизволения нашего не отнимает Крещение: оно дос­тавляет нам свободу, при кото­рой диавол уже не насилует нас, когда мы не соизволяем ему. Нам предоставляется по крещении на произвол: или пребывать в заповедях Христа, Владыки и Бога, в Которого мы крестились, и ходить по пути повелений Его, или сно­ва возвратиться лукавыми дея­ниями к супостату и врагу на­шему, диаволу». Преподобный Симеон Новый Богослов, гл. 109. Добротолюбие, ч. 1.

162. Мф.12:43-45. «Креще­нием изгоняется нечистый дух и обходит безводные и безверные души, но в них не обрета­ет покоя, ибо покой для беса состоит в том, чтоб смущать лукавыми делами крещеных, — некрещеные принадлежат ему от начала (зачатия), — и он возвращается на крещеного с семью духами. Как семь даров Духа, так и семь лукавых злых духов. Когда диавол возвратит­ся на крещеного и найдет его праздным, то есть по причине лености неимеющим той дея­тельности, которая сопротив­ляется супостатам, тогда взо­шедши в него, злодействует лютее прежнего. Очистивше­муся крещением, потом (оск­вернившемуся) нет надежды на второе крещение: разве есть надежда на многотрудное пока­яние». Объяснение блажен­ным Феофилактом Болгарс­ким приведенного здесь еван­гельского текста. Преподоб­ный Григорий Синайский ска­зал: «Держи неудержимый ум, то есть обуреваемый и рассе­ваемый сопротивною силою, возвратившеюся снова по кре­щении, по причине нераде­ния, с иными лукавейшими духами, в ленивую душу, как гово­рит Господь». Святого Григо­рия Синаита главы зело полез­ные, гл. 3. Добротолюбие, ч. 1. Прп. Макария Великого, бесе­да 27, гл. 11.

163. «Прозябоша грешницы яко трава, и проникоша вси дела­ющии беззаконие, яко да потре­бятся в век века (Пс.9:8). Грешники, прозябающие яко трава, суть страстные помыш­ления, подобные траве слабой и не имеющей силы. Итак, ког­да прозябают в душе страст­ные помышления, тогда про­никают, то есть обнаружива­ются, вси делающии беззаконие, то есть страсти, яко да потре­бятся в век века, ибо когда страсти соделаются явными для подвизающихся, тогда они истребляются ими. Вник­ните в порядок изложения: сперва прозябают страстные помышления, таким образом обнаруживаются страсти, и затем истребляются». Прп. аввы Дорофея, Поучение 13, о терпении искушений.

164. По-славянски: Елицы во Христа Иисуса крестихомся, в смерть Его крестихомся (погру­жались). Крещение и погруже­ние — тождезначащие слова. Во всей Вселенской Церкви Крещение совершалось чрез погружение до XII столетия. В XII столетии начали заме­нять в Риме погружение обли­ванием. Dictionnaire par Bergier, Bapteme.

165. Рим.3:13 (перевод изд. 1822 г.). См. объяснение сих слов святого Иоанна Злато­уста.

166. «Чрез Крещение креща­емый изменяется в уме, в сло­ве и деле и, по данной ему силе, делается тем же, что Ро­дивший его». 20 нравственное правило святого Василия Ве­ликого. Творения святых от­цов.

167. Прп. Марка Подвижни­ка Слово о Крещении, святых Каллиста и Игнатия Ксанфопулов главы 1-6. Добротолю­бие, ч. 2.

168. Ioanni Chrisotomi in Epistola 11 ad Cor. Homila VII, cap. 5.

169. Церковная История Флери, книга VIII, гл. 49. Подобная этой повести поме­щена в Четьих-Минеях, сен­тября в 15-й день. Комедиант Порфирий, погрузясь в воду для насмешки над крещением, был претворен святым Таин­ством в христианина. Это произошло пред взорами импера­тора Иулиана Отступника. Порфирий исповедал Христа, обличил царя в нечестии, за что был жестоко мучим и по­том казнен.

170. См. Сочинения св. Гри­гория Богослова, св. Кирилла Иерусалимского, св. Иоанна Златоустого и других.

171. «Закон свободы, — ска­зал преподобный Марк, — разу­мением истинным чтется; деланием же заповедей (еван­гельских) разумеется». Глава 32 о Законе Духовном

172. В славянском последнее предложение читается так: яко­же предприятию обрестися та­ковой памяти (гл. 152). Пред­приятием называют деятель­ные отцы приятие (обновление) в мысли и ощущении гре­ха, совершенного некогда на самом деле. Предприятия бо­лее или менее продолжитель­но мучат кающегося подвиж­ника по оставлении им греховных дел. Это ясно можно ви­деть из житий прп. Моисея Мурина, прп. Марии Египетс­кой и других.

173. Слово «о думающих оп­равдаться делами». Главы 193, 197, 150-156.

174. Житие преподобной Марии Египетской. Четьи-Минеи 1 апреля. Преподоб­ная Мария сказала о себе свя­тому Зосиме, между прочим, и следующее: «Я — жена греш­ная, но огражденная святым Крещением».

175. Св. Петр Дамаскин. Добротолюбие, ч. 3, книга 1, статья 1.

176. Преподобного Исаии Отшельника, Слово 11 о зерне горчичном.

177. По объяснению блажен­ного Феофилакта Болгар­ского.

178. Добротолюбие ч. 2. Св. Каллиста и Игнатия, гл. 92.

179. В первые времена хрис­тианства язычники, видя в та­инстве Крещения только наружную сторону его и не пони­мая сущности, насмехались над ничтожностью, по их мне­нию, наружности. Св. Кирилл Иерусалимский.

180. «Тщательное блюдение (евангельских заповедей) на­учает человека «немощи его». Святой Симеон Новый Бого­слов, 4 глава Деятельная и Бо­гословская, Добротолюбие, ч. 1. Это значит: Тщательное блюдение заповедей вводит в первое блаженство, именуе­мое духовною нищетою, от ко­торой рождается духовный плач, рождающий из себя кротость. Последовательность Блаженств изложена с особен­ною ясностью священномуче­ником Петром, митрополи­том Дамаска. Добротолюбие, ч. 3, книга 1.

181. Молитва пр. Ефрема Сирианина, употребляемая в св. Четыредесятницу.

182. Св. Феолипта, митропо­лита Филадельфийского, Сло­во о сокровенном делании. Добротолюбие, ч. 2.

183. Начатком состава, то есть залогом завета с Богом, здесь разумеется благодать Крещения, насаждаемая в нас при вступлении в сочетание со Христом подобно зерну горчичному. Сохранение дара благодати есть развитие его: иже не собирает со Мною, расто­чает (Лк.11:23), сказал Гос­подь.