[39] Владыка Лука жил неподалеку от Сергиевской церкви. В день, назначенный для
записи больных, люди собирались под окнами с ночи. В пять утра начиналась
запись, через полтора-два часа в списке на следующий месяц набиралось более
четырехсот фамилий.
К.Ф. Панкратьева, пенсионерка из Ташкента, вспоминает следующий случай. Когда
ей было шестнадцать лет, в диспансере ей сказали, что она больна туберкулезом
легких. Это привело ее в смятение. Добрые люди посоветовали ей обратиться к
епископу-профессору. Девушка долго не решалась записаться на прием к такому
известному человеку. Воспитанная в семье неверующих, она не имела нательного
креста. Ксения записалась на прием, но очередь ее дошла только через месяц.
Доброжелательный доктор очень внимательно осмотрел и выслушал пациентку. Сказал,
что легкие действительно слабые, но до туберкулеза далеко. Порекомендовал
строгий режим питания, посоветовал поехать на кумыс. Спросил: "А есть ли у Вас
средства на такую поездку? " Ксения не раз слышала, что Владыка Лука не только
лечит, но и оказывает материальную помощь неимущим больным. Девушка поторопилась
сказать, что деньги на лечение и поездку у нее есть, и Владыка отпустил ее,
благословив на дорогу.
Однажды Владыка Лука заметил на ступеньках городской больницы
девочку-подростка и маленького мальчика. Чуткий к чужим бедам, он тотчас
заподозрил неладное и подошел к детям. Выяснилось, что их отец умер, а
единственный в городе близкий человек — мать — в больнице и, очевидно, надолго.
Лука повел детей к себе в дом, нанял женщину, которая ухаживала за ними, пока не
выздоровела их мать.
Девочка (ее звали Шура Кожушко) , которой было тогда пятнадцать-шестнадцать
лет, стала помогать Владыке Луке на врачебных приемах. Она быстро освоила основы
медицины и через год, не поступая ни в какое учебное заведение, стала хорошей
медицинской сестрой. Владыка Лука постоянно посылал Шуру по городу искать
больных, нуждающихся в помощи и материальной поддержке. Одной из найденных ею
больных сирот была Рая Пуртова.
Эта девочка приехала в Ташкент сразу после средней школы в надежде продолжить
учебу. На беду она заболела воспалением легких, лежала одна в чужом доме, лечить
и ухаживать за ней было некому. Рая была истощена. В то время, когда не
применялись еще антибиотики, она вполне могла бы погибнуть. По просьбе епископа
Луки в одной верующей семье девочке стали давать усиленное питание. Рая окрепла,
встала на ноги. Несколько раз заходила она к спасшему ее врачу как пациентка, а
потом подружилась с Шурой Кожушко и стала в доме своим человеком. Она с радостью
разыскивала по поручению Владыки Луки таких же, как она сама, длительно болеющих
бедняков. Тех, кого они с Шурой находили, Владыка Лука навещал потом сам,
помогал деньгами. Дом на Учительской улице надолго стал для Раи самым дорогим
для нее местом.
Окончив дела, девочки приходили в заставленный книжными полками кабинет
Владыки Луки. Епископ сидел в кресле, девочки на скамеечках возле него. Они
разговаривали о разных жизненных случаях, о прочитанных книгах. Рае запомнились
слова, которые однажды произнес Владыка Лука: "Главное в жизни — всегда делать
людям добро. Если не можешь делать для людей добро большое, постарайся совершить
хотя бы малое".
"Любой разговор как-то сам собой поворачивался так, что мы стали понимать
ценность человека, важность нравственной жизни", — вспоминала потом Раиса
Петровна. "Почему ты ко мне ходишь? — спросил однажды Владыка Раю. — Очевидно ты
приходишь ко мне за лаской? В твоей жизни было, наверное, мало ласки..."
Жившие в Ташкенте узбеки очень уважали епископа-врача. Множество больных
узбеков приходили в дом на Учительскую. Переводчиком была Шура, свободно
говорившая по-узбекски. Все почитали Владыку Луку, к нему обращались и за
разрешением семейных и бытовых конфликтов.
После Литургии епископа Луку обычно провожала из церкви большая толпа.
Особенно изливалась людская любовь на Владыку в день его именин, 31 октября. В
храме торжественно совершалось богослужение. Толпы верующих не вмещались под
сводами Сергиевской церкви, заполняли церковный двор и даже часть Пушкинской
улицы. От дома епископа в сторону храма на протяжении двух кварталов дорога была
усыпана поздними осенними цветами. А во дворе дома, где жили Войно-Ясенецкие, от
крыльца до ворот, стояли белые хризантемы в горшках.
[40] Городские власти хотели избавиться от Владыки Луки, епископа на покое,
профессора, лишенного студенческой аудитории, ученого, чьи книги не печатались,
хотели изгнать из города еще одного несломленного христианина. В 1929 году стали
искать повод, чтобы выслать Владыку Луку. ГПУ не нуждалось в реальных нарушениях
государственных законов, и вскоре представился повод для ареста влиятельного
епископа, используя который можно было получить также некую политическую выгоду.
Было сфабриковано нелепое обвинение епископа.
Профессор-физиолог И. П. Михайловский, потеряв в 1924 году сына, заболел
буйным помешательством. Он просил, чтобы его убили; будучи ранее верующим
человеком, он дошел до безумного ропота на Бога и хулы, изрубил топором иконы.
Он отказался хоронить сына, заявил, что воскресит его, и занялся опытами с
переливанием крови. Профессор пропитал формалином тело мальчика и поместил у
себя на кафедре в шкафу, завернув в тростниковую циновку. Он покупал мертвому
одежду, обувь, сладости. Михайловский стал грубым и жестоким, случалось, бил
жену и детей. Супруга ушла от него. Через пять лет он женился на девушке
двадцати лет и обвенчался с ней в церкви. Вскоре несчастный профессор
застрелился.
В тот же день его молодая вдова пришла к епископу Луке, рассказала о
самоубийстве и со слезами просила Владыку ходатайствовать, чтобы Михайловского
отпели и похоронили по-церковному. Владыка Лука не был правящим архиереем,
поэтому он и не мог дать разрешение на такие похороны. Пожалев несчастную
женщину, он написал записку митрополиту Арсению. Владыка Арсений ответил: "По
прежним законам требовалось врачебное удостоверение, удостоверяющее психическую
ненормальность застрелившегося, в каковом случае возможно церковное погребение".
Епископ Лука написал на листочке с именной печатью: "Удостоверяю, что лично мне
известный профессор Михайловский покончил жизнь самоубийством в состоянии
несомненной душевной болезни, от которой страдал он более двух лет. Д-р мед.
Епископ Лука. 5.VIII. 1929".
Советский следователь, ведущий дело Михайловского, предпочитал по
политическим причинам иметь дело не с самоубийством, а с убийством; и была
обвинена вдова профессора. В печати появились фельетоны об этой трагедии, где в
качестве причины убийства указывалась религиозность второй жены Михайловского,
якобы, ярого атеиста, и делались недвусмысленные политические намеки. Делом
заинтересовались и в Москве, оно было направлено на доследование, в ГПУ решили
превратить его в дело политическое и антицерковное. К нему был привлечен и
Владыка Лука. Данное им удостоверение стало основным использованным для
обвинения документом.
Епископ Лука из камеры послал следователю записку: "Прошу Вас принять к
сведению, что я совершенно не верю в серьезность моего обвинения по делу
Михайловского. Причиной моего ареста, конечно, послужил мой ответ п-ру Г.
(Гольдовскому) при его последнем визите ко мне..." На эту, как и на другую,
записки ответа не последовало. Следователь ГПУ одного за другим вызывал в свой
кабинет крупнейших медиков города, желая получить "научно-обоснованные"
показания о конфликте Войно-Ясенецкого с "материалистом" Михайловским. Но учёные
упорно говорили о психической несостоятельности Михайловского, а об епископе
Луке давали отзывы очень уважительные и даже почтительные. Не было никакого
конфликта и быть не могло.
Некий помощник прозектора на кафедре проф. Михайловского, безграмотный
деревенский парень, который, однако, был партийным активистом, привлеченный к
делу догадливым новым следователем, дал нужные показания, в которых, в
частности, говорилось: "Опыты профессора И. П. Михайловского резко бьют по
религиозным устоям, жена профессора религиозная, выданная заведомо ложная
справка о "душевном расстройстве" профессора Михайловского профессором-медиком
Ясенецким (Лукой) может быть истолкована во 1-х с целью скрытия уголовного
преступления, убийства Михайловского, выставив на первый план самоубийство на
основе душевного расстройства, имевшегося уже в течение двух лет, — убийство с
целью устранения Михайловского, исходя из охраны религиозных устоев... и т. д.
".
Профессора Слоним и Рагоза подали следователю Плешанову официально заверенную
справку о том, что В. Ф. Войно-Ясенецкий страдает склерозом аорты,
кардиосклерозом и значительным расширением сердца. Лучшие терапевты Ташкента
писали, что "Войно-Ясенецкий по роду своего заболевания нуждается в строгом
покое и длительном систематическом лечении". О том же писал доктор медицины В.А.
Соколов, лечивший Владыку от декомпенсации сердца. Заявлениям врачей не уделили
никакого внимания. Дочь подследственного Елена Валентиновна просила разрешения
повидать отца, чтобы передать ему необходимые сердечные лекарства. Последовала
резолюция: "Оставить без последствий". Епископ Лука просил следователя разрешить
ему получать научные книги. На заявлении пометили: "Отказать". В переполненной
камере, где нечем дышать, Владыка Лука потерял сознание после допроса. Тюремная
администрация сделала вид, что ничего не произошло.
Через несколько дней после обморока Владыку Луку поднимают с нар и ведут в
кабинет следователя Плешанова. Ему читают вновь составленное обвинительное
заключение:
"Город Ташкент, 1930 год, июля 6 дня
... И принимая во внимание, что Войно-Ясенецкий... изобличается в том, что 5
августа 1929 года, т. е. в день смерти Михайловского, желая скрыть следы
преступления фактического убийцы Михайловского — его жены Екатерины, выдал
заведомо ложную справку о душевно-ненормальном состоянии здоровья убитого, с
целью притупить внимание судебно-медицинской экспертизы, 2) что соответственно
устанавливается свидетельскими показаниями самого обвиняемого и документами,
имевшимися в деле, 3) что преступные деяния эти предусмотрены ст. ст. 10-14 —
пункт 1 ст. УК УзССР
. . . ПОСТАНОВИЛ
гр. Войно-Ясенецкого Валентина Феликсовича привлечь в качестве обвиняемого,
предъявив ему обвинение в укрывательстве убийцы, предусмотренном ст. ст. 10-14 —
186 п. 1 УК УзССР.
Уполномоченный Плешанов
Согласен Нач. СО Бутенко
Утверждаю СОУ Каруцкий"
Владыка Лука стоя слушает весь этот вздор. С него градом льет пот, от
слабости дрожат руки, подгибаются колени, но он находит в себе достаточно сил,
чтобы, обмакнув в чернила перо написать под печатным текстом: "Обвинение мне
предъявлено 13 июня 1930 года. Виновным себя не признаю". Через несколько часов
епископ Лука был уже в тюремной больнице. У него окончательно сдало сердце.
Владыка Лука провел год в тюремных камерах, лишенный книг, передач с воли,
свиданий с близкими. Следствие было закончено, но в ГПУ еще что-то
согласовывали. Зимой в душных тюремных камерах стало сыро и холодно. Архиепископ
Лука болел. Его несколько раз отвозили в больницу, затем опять на допросы. Затем
из внутренней тюрьмы ГПУ перевели в общую. Только 15 мая следующего, 1931, года
последовал протокол Особого Совещания коллегии ГПУ. Три неизвестных человека
заочно постановили: "... Войно-Ясенецкого Валентина Феликсовича выслать через ПП
ГПУ в Северный край сроком на три года, считая с 6 мая 1930 года". Екатерина
Михайловская лишалась проживания в 12 пунктах и высылалась в Читинский или
Омский район сроком на три года.
Владыка Лука трижды писал следователю и его начальству и просил заменить ему
ссылку в Сибирь высылкой в Среднюю Азию или Китайский Туркестан, но ему было
отказано.
В "рабоче-крестьянской" прессе дело Михайловского получило небывалое
освещение. По "социальному заказу" был написан целый ряд художественных
произведений: роман Борисоглебского "Грань", пьеса Тренева "Опыт”, драма Б.
Лавренева "Мы будем жить! " — в каждой из которых гениальный ученый-материалист,
приблизившийся в своих открытиях к достижению оживления умерших становился
"жертвой религиозного фанатизма". Ученые даже выступали в печати по поводу
абсолютной ненаучности этих сочинений.
[41] Прихожанка Успенского кафедрального собора г. Ташкента А.А. Медынцева вспоминает: "Владыка Лука всегда говорил, что никого нельзя осуждать. Когда кончилась служба, он сказал: "Братия и сестры, я сегодня не молился о вас, а молился о согрешившем собрате. Но вам всем я говорю: никогда не осуждайте духовенство. Лучше осудить весь мир, чем одно духовное лицо". В эту ночь его арестовали..." Мать Анны Александровны рассказывала ей, как пересылали Владыку Луку: "Нас собралось несколько человек; шли и издали смотрели: его, как хулигана, дергали за бороду, плевали ему в лицо. Я как-то невольно вспомнила, что вот так же и над Иисусом Христом издевались, как над ним".
[42] В это время в Архангельске были закрыты все храмы. В больнице, где работал Владыка Лука, помещение для амбулаторного приема было маленьким, очень тесным, полутемным. В коридоре всегда теснилась очередь, женщины ругались, плакали дети. Печи дымили, но тепла давали мало. Не хватало ваты, бинтов, антисептиков, даже бумаги. Рецепты писали на клочках, а истории болезни — на газете, фиолетовыми чернилами поперек печатного текста. Больных всегда было много: к хирургу записывалось по сорок человек и более. Эту вторую ссылку Владыка Лука считал легкой.
[43] После того, как Владыке Луке второй раз оперировали больной глаз, он узнал,
что с его сыном Михаилом случилось несчастье: поезд, на котором он ехал из
Ленинграда в Москву, потерпел крушение. Михаил Войно-Ясенецкий получил несколько
ран, в том числе тяжелейший перелом ноги. Его доставили в одну из больниц
Ленинграда. Епископ Лука, не закончив лечение, поспешил в Ленинград, надеясь
помочь сыну, в результате недолеченный глаз погиб окончательно.
В Ташкенте в 1935 году Владыка Лука жил неподалеку от больницы Полторацкого.
Рано утром к его домику подъезжала легковая машина. Он ехал в церковь, и
автомобиль ждал его у церковной ограды до окончания службы. Затем Владыка Лука
ехал в Институт неотложной помощи, третьим корпусом которого он руководил. Так
начинался день, наполненный операциями, консультациями, конференциями. После
работы в операционной и над трупами — чтение лекций в Институте
усовершенствования врачей. В субботу, в воскресенье и по праздникам за Владыкой
Лукой присылали из храма запряженную лошадью линейку.
Множество врачей с радостью учились у епископа Луки. Профессор требовал,
чтобы врачи всегда делали все возможное, чтобы спасти больного, говорил, что они
не имеют права даже думать о неудаче. Епископа-хирурга всегда возмущали случаи
непрофессионализма, невежества во врачебной работе, от которых страдали люди и
которые в советской медицине, к сожалению, нередки. Владыка Лука не терпел
равнодушия к медицинскому долгу.
Однажды епископу Луке пришлось лететь в Сталинабад, чтобы срочно оперировать
умирающего, который был видным партийцем. После этого сталинабадские чиновники
предлагали ссыльному епископу остаться работать у них, но он согласился приехать
только в том случае, если в городе построят храм. На это власти не пошли.
В Наркомздраве и в Хирургическом обществе хорошо знали, что Владыка Лука
лечил ташкентских и сталинабадских чиновников, и, не смотря на то, что на
ссыльного епископа многократно клеветали, арестован он тогда не был. В "Правде
Востока" в том же году писали, что "Наркомздрав Узбекистана утвердил проф. В.Ф.
ВойноЯсенецкого в ученой степени доктора медицинских наук без защиты
диссертации. Наркомздрав принял во внимание 27-летнюю деятельность
Войно-Ясенецкого и его заслуги в области гнойной хирургии. Диссертация, которую
он защищал в 1916 году, до сих пор не утратила своего значения..." В
действительности врачебная работа хирурга продолжалась уже более 33 лет.
Наркомздрав почему-то не засчитал ему шесть лет ссылок и тюрем...
Полезная информация: |