Глава 1.

м. Макарий. История Русской церкви. Том 1. Отдел 1. Глава 2

Древняя Скифия, простиравшаяся от Дуная или даже из-за Дуная от гор Балканских до Азовского моря и Дона чрез все пространство нынешнего Новороссийского края, состояла из двух частей - Малой Скифии, находившейся у самого устья Дуная по правую его сторону до Балкана, а по левую до Каркинитского залива и Тавроскифии, или нынешнего Крыма. В первой, т. е. Малой Скифии, была только одна епархия - Скифская, или Томитанская, а в Тавроскифии известно до пяти епархий, которые от запада к востоку по Черному морю лежали в следующем порядке: Херсонская, Готская, Сурожская, Фулльская и Боспорская.

Начало Скифской епархии или, по крайней мере, начало христианства в этой стране едва ли не должно отнести ко времени самого апостола Андрея. Ибо, кроме того, что еще Тертуллиан свидетельствует о скифах и гетах как христианах, в древних актах мученических нередко говорится, что в Томи, равно как и в других соседственных ему фракийских городах Маркианополе и Гераклее, происходили гонения на христиан не только в третьем, но и во втором и даже в первом столетии. А в последней четверти третьего века случайно упоминается уже Скифский епископ Евангелик, управлявший церквами этой провинции при Диоклетиане (284-292) во дни его гонения на Христову Церковь. С того времени до половины шестого столетия известен целый ряд епископов Скифских, или Томитанских, числом до двенадцати, из коих, по крайней мере один, Феотим, как мы уже заметили, был родом скиф, т. е. гет или славянин. Он славился высоким греческим образованием и благочестием.

О последующей судьбе Скифской епархии мы почти ничего не знаем. Нет сомнения, что она первая подверглась всем бедствиям и опустошениям от варваров, которые со времен императора Юстиниана (529 г.) начали беспрерывно нападать из-за Дуная на римские пределы. Может быть даже по временам вследствие этих опустошений она и вовсе оставалась без главного пастыря. Но совершенно не была упразднена, ибо упоминается даже к концу девятого века в уставе Льва Премудрого (886-911) о митрополиях, подведомых Константинопольскому патриарху. Самые города Малой Скифии, несмотря на неоднократные разорения, также существовали еще в девятом и десятом веке, по свидетельству Гиерокла и Константина Багрянородного. Главное преимущество Скифских иерархов до времен Халкидонского Собора (до 451 г.) состояло в том, что они были независимы в управлении своею епархиею и назывались самовластными (αυτοκεφαλοι). Этот Собор 28-м правилом своим вместе с прочими епархиями, находившимися в пределах варваров, подчинил Цареградскому патриарху и Скифскую, хотя и прежде, едва ли не со времени возведения Византия на степень столицы Римской империи, Скифские епископы, подобно многим другим иерархам восточных провинций, добровольно признавали над собою власть Константинопольского архиепископа из одного уважения к месту его кафедры и относились к нему в важнейших случаях. Отсюда-то и объясняется, почему святой Златоуст, архиепископ Цареградский, мог принимать живое участие в просвещении верою скифов задунайских и посылать к ним пастырей и учителей. С другой стороны, несомненно и то, что титул самовластного иерарха Скифские епископы удерживали за собою даже после Халкидонского Собора. А особенность Скифской епархии, по замечанию Созомена, была та, что здесь постоянно сохранялся древний обычай, по которому церквами всей провинции всегда управлял только один епископ.

Но для нас важно преимущественно то, что эта Скифская епархия, лежавшая частик) в пределах нашего отечества, по всей вероятности, была епархия славянская. И, во-первых, что касается до той половины Малой Скифии, которая находилась по сю сторону Дуная от его устья до устья Днестра и далее по черноморскому берегу, то здесь с самого начала христианства оседлыми жителями постоянно были славяне, хотя чрез их землю в III, IV и последующих столетиях переходили многие другие народы, останавливаясь иногда на ней на довольно продолжительное время. В первом и втором веке, как мы уже замечали, здесь жили геты и тирагеты, коих по справедливости можно назвать славянами; во втором же или, по крайней мере, в третьем веке, Певтингерова карта здесь именно полагает венедов, т. е. славян; в четвертом, по свидетельству Иорнанда, в этих самых странах готский король Германарик (332-350) вел кровавые войны с антами, тоже славянами; в пятом (с 449 г.), по словам Константина Багрянородного, некоторые из римлян, коих империя простиралась до Дуная, переправившись через эту реку из любопытства узнать, кто обитает за нею, нашли здесь бесчисленный народ славянский; в шестом, по свидетельству того же Иорнанда, от Днестра по берегам черноморским до Дуная простирались анты; а по свидетельству другого писателя, здесь же в 582 г., едва только вышедши на берег Дуная из Малой греческой Скифии, аварский хан Баян нашел селения славянские. Пребывание здесь славян в последующие века не подлежит уже ни малейшему сомнению: пред началом Русской державы, и по словам нашего летописца, седяху по Днестру и приседяху Дунаева до самого моря в этой стране, которую звали греки Скифь, угличи и тиверцы, древние тирагеты - два русских, чисто славянских племени; и мало того, что приседяху, но приседяху во множестве и притом имели собственные грады, значит, были давними оседлыми здешними обитателями. И посреди сих-то славяно-русских городов, разрушенных печенегами, в Х в. находимы были останки христианских храмов и кресты каменные, по свидетельству современника; кто ж молился некогда (разумеется, прежде X в.) в этих христианских храмах, как не обитатели тех городов славяне?

Точно также и по другую сторону Дуная, в Малой Скифии греческой постоянными обитателями были славяне. В I и II вв. там жили геты и соплеменные им кривичи, почитавшие вместе с ними одного и того же отечественного мудреца Замолксиса; в четвертом, когда случилось переселение в области Нижней Мизии готов при императоре Валенте (364-378), и в пятом, при жизни армянского историка Моисея Хоренского тут же обитали двадцать пять поколений славянских; в седьмом столетии, переселившись в эту Малую Скифию между Дунаем, Понтом и Гемом даже до Варны болгаре нашли здесь оседлыми обитателями тех же самых славян в числе семи поколений. Но что еще замечательнее, нашли здесь (по собственному признанию болгаров) греческую веру и греческих священников. Не явный ли знак, что епархию Скифскую составляли славяне или, по крайней мере, по преимуществу славяне? Ибо мы вовсе не думаем отвергать, что в некоторых городах этой издавна подвластной римлянам провинции, особенно в главном городе Томи, где имело местопребывание римское правительство, управлявшее страною, могли жить для торговли или по другим каким-либо побуждениям и греки-христиане.

Не можем, наконец, оставить без внимания и два-три свидетельства, которые несколько определяют состояние благочестия в Скифской епархии. В первые века христианства, во дни гонений на Церковь, здешние христиане, подобно другим, не страшились вкушать смерть за святую веру; в четвертом и пятом они вместе с пастырями своими остались твердыми в православии, несмотря на все покушения против них ереси Ариевой и прочих, на Церковь Малой Скифии указывали тогда даже как на одну из образцовых по чистоте веры и внутреннему благоустройству, а на пасомых в ней как на таких православных, кои отличались притом глубоким уважением к своим духовным пастырям. В то же время упоминается и о благочестивом обычае этих гетов, или даков, носить с собою во время войны походные церкви. В начале шестого века (505-514) жители Малой Скифии вместе с мизянами и фракийцами из ревности по православию сами пригласили к себе военачальника Виталиана и с радостию стеклись под его знамена, чтобы он защитил святую веру от злочестивого императора Анастасия, который, принявши евтихианство, искажал ее и преследовал истинных чад Церкви.

Первым проповедником веры в Херсонесе Таврическом, основанном за несколько веков до Рождества Христова ираклиотами на юго-западном берегу Крыма, неподалеку от нынешнего Севастополя признается, по древнему преданию, святой апостол Андрей. И можно думать, что его проповедь не совсем осталась здесь бесплодною, потому что, когда лет чрез тридцать после него в 94 г. прибыл в эти места, находившиеся тогда под властию Рима, осужденный императором Траяном на заточение святой Климент, папа Римский, он нашел здесь более двух тысяч христиан, занимавшихся, по определению того же враждебного христианству правительства, тесанием и обработкою камней для доставления их во внутренние города империи. Впрочем, справедливость требует заметить, что эти христиане могли, конечно, быть из местных жителей Крыма, и в частности Херсонеса, но могли быть и сосланные сюда еще прежде Климента из других краев Римского государства.

Начатое апостолом продолжено мужем апостольским - святым Климентом, который, прибывши в Тавроскифию в сопровождении многих из своей римской паствы, уже этим одним способствовал умножению здешних христиан. Но вскоре совершенное им чудо обратило на него внимание всей страны, толпы язычников спешили к нему со всех сторон, и ежедневно по нескольку сот принимали от него крещение, так что в продолжение одного года, если верить Метафрасту, святой благовестник успел искоренить язычество на всем полуострове и устроить до 75 церквей. А потому пастырь сей справедливо может быть назван первым епископом Херсонским, если только не было в Херсоне епископа со времени самого апостола Андрея. Не утвердилась, однако ж, и теперь святая вера на полуострове Крымском. Весть об успехах святого Климента быстро достигла римского императора и немедленно привлекла сюда гонение на христиан, во время которого сам архипастырь (в 100 г.) утоплен в море, а из его паствы одни также запечатлели исповедание свое мученическою смертию, другие же, может быть, решились скрывать свою веру от язычников или даже нашлись вынужденными уступить насилию. Как бы то ни было, только в два последующие века, второй и третий, ничего не известно о следах христианства в краю херсонском, и оно если не совершенно было истреблено здесь, по крайней мере, сильно подавлено язычеством.

Это видно из того, что, когда в 310 г. в царствование императора Диоклетиана прибыли в Тавроскифию от Иерусалимского патриарха Ермона два миссионера - епископы Василий и Ефрем, они нашли в Херсонесе закоренелых язычников, и нужно было еще пятнадцать лет, требовалось всей ревности апостольской, чтобы окончательно утвердить здесь христианство. Епископы Василий и Ефрем, из которых первый избрал для себя поприщем самый Херсон, а последний обратился с проповедию к соседственным скифам, после неусыпных трудов оба имели немаловажный успех, но оба же вскоре в один и тот же день (марта 7), каждый в своем месте, прияли венец мученический. Услышав о их блаженной кончине, немедленно поспешили сюда еще три епископа-миссионера - Евгений, Елпидий и Агафодор, занимавшиеся дотоле, по воле того же Иерусалимского патриарха, благовестием в Геллеспонте - их усердие и подвиги увенчались в Крыму еще большим успехом, нежели подвиги предшественников; но ровно через год в тот же самый день (марта 7) сподобились и новые проповедники Христовы вкусить от местных язычников и иудеев смерть мученическую за свою проповедь. В царствование Константина Великого, когда Церковь Христова соделалась господствующею в Римской империи, восторжествовала она, наконец, и в стране Херсонской, частию при содействии сего равноапостольного императора, а главным образом по особенному устроению Промысла. Находясь в дружественных отношениях с императором Константином и охотно повинуясь его велениям, херсонесцы не осмелились воспротивиться ему и тогда, когда новый епископ Еферий, прибывший к ним от Иерусалимского патриарха, привез с собою императорский указ, чтобы в Херсонесе не возбраняемо было христианам открыто исповедовать свою веру и отправлять богослужение. Эти христиане немедленно устроили для себя церковь, и по кончине Еферия (последовавшей в 7 день марта) испросили себе у равноапостольного Константина другого архипастыря - Капитана, мужа редкой веры и дерзновения пред Богом. Ибо, когда по прибытии его на паству толпы язычников начали требовать от него знаменяя для удостоверения их в божественности христианства, человек божий ради спасения многих тысяч душ нимало не поколебался решиться на подвиг, угрожавший ему смертию: призвавши на помощь Господа, он смело вошел по настоянию неверных в разжженную печь, целый час оставался посреди пламени и к величайшему изумлению всех остался невредимым. О сем великом чуде, обратившем совершенно всю Херсонскую страну, донесено было императору Константину и отцам, бывшим в Никее на Первом Вселенском Соборе (в 325 г.), которые с благоговением прославили Бога, дивного во святых своих для спасения грешников.

Отселе совершенно уже осйевалась епархия Херсонская и начался непрерывный ряд ее архипастырей, из которых, впрочем, в рассматриваемый нами период времени только пять остались нам известными. Это были, после осьми исчисленных уже епископов Херсонских:

9-й - Еферий II, присутствовавший на Втором Вселенском Соборе (в 381 г.), между подписями которого читаем: Еферий Терсонский, вместо Херсонский.

10-й - Лонгин, коего имя двукратно встречается под актами местного Константинопольского Собора, бывшего в 448 г.

11-й - Стефан, заседавший на Пятом Вселенском Соборе Константинопольском в 535 г.

12-й - Георгий I, подписавшийся под актами Собора Трулльского в 692 г.: Георгий, недостойный епископ Херсона Доранского - Γεωργιος, αναξιος Επισκοπος Ξερσωνος της Δωραντος.

13-й - Георгий II, управлявший Херсонскою Церковию в то время, когда Кирилл и Мефодий, путешествовавшие с проповедию к хазарам, обрели в Херсонесе мощи святого Климента (около 860 г.).

Херсонские иерархи, подобно Скифским, были самовластными (αυτοκεφαλοι) и независимыми в управлении своею епархиею до времен Халкидонского Собора, подчинившего их Цареградскому патриарху. По числу Херсонская епархия в ряду прочих, подведомых Константинопольскому патриарху считалась то пятьдесят осьмою, то двадцать пятою, то шестнадцатою.

Христиане Херсонской епархии были, по преимуществу, греки - обитатели города Херсонеса и других окрестных греческих поселений; но нельзя утверждать, чтобы одни греки. Ибо 1) известно, что в самом Херсонесе с первых веков христианства, кроме греков, обитали и тавры, и скифы, занимавшие целые кварталы, и савроматы, из коих в третьем столетии были даже главные правители Херсонеса, а живя посреди христиан целые века, быть не может, чтобы эти варвары более или менее не ознакомились с святою верою и не принимали ее; 2) епархия Херсонская, конечно, не ограничивалась одним городом Херсонесом, а простиралась на всю подвластную ему страну, которая, например, в царствование Константина Великого, заключала в себе все приморские места южного Крыма до Феодосии и далее к востоку, хотя в последующее время значительно сократилась. Но эти места были заняты тогда по преимуществу народами варварскими - скифами, таврами и другими; опять представляется невероятным, чтобы хоть некоторые - немногие - из них по временам не приобщались к Христову стаду, живя в такой близости с христианами и под их властию. История, действительно, и подтверждает, что некоторые из этих варваров принимали христианство в первые века: таков, например, был известный писатель Церкви пятого века Иоанн Кассиан, скиф из Херсонеса Таврического, ревностный обличитель несториан, оставивший несколько благочестивых сочинений, похваляемых Фотием. К какому племени принадлежали эти скифы херсонские, славянскому или неславянскому, определить нет возможности. Но к какому бы ни принадлежали, вся епархия Херсонская была не вполне греческая, а может быть, заключала в себе и некоторых славян.

Готы, переселившиеся к концу второго века (ок. 182-215) с помория Балтийского в Черноморские пределы нашего отечества и сперва утвердившиеся между Днестром и Днепром, а вскоре распространившие власть свою на все пространство нынешнего Новороссийского края от Дуная до Дона и проникшие в Крым, в первый раз здесь оглашены были Евангельскою проповедию в царствование императоров греческих Валериана и Галлиена. В 260 г., сделавши опустошительный набег на Малую Азию, Галатию и Каппадокию, эти новые враги Римской империи вывели с собою оттуда многих греческих пленников, а в числе их священников и клириков, которые и сообщили своим победителям первые понятия о святой вере. Но в это время крестились только немногие, и вовсе не известно, чтобы у готов был уже епископ. Гораздо в большем количестве обратились они ко Христу (ок. 323 г.) в царствование императора Константина Великого, который, по словам Сократа, одержавши над ними решительную победу силою креста Христова, до того поразил варваров своим неожиданным и необычайным над ними успехом, что они не только отказались от даров, какие обыкновенно получали от двора цареградского, но решились совершенно предаться той святой вере, под защитою которой Константин всюду оставался столько безопасным. После сего у готов основывается уже епархия, и епископ их Феофил присутствовал на Первом Вселенском Соборе (в 325 г.), под актами которого подписался митрополитом Готии или, как в других списках, Феофилом Боспоританским из Готии.

Эта подпись показывает, что резиденция Готской епархии сперва находилась не в Крыму, где, как увидим, она утвердилась со временем, а в стране, простиравшейся от Дуная до Днестра и Черного моря, которая тогда начала было называться Готиею - в древней Дакии, или нынешней частию Валахии, а по преимуществу Бессарабии - и еще определеннее: находилась именно у Босфора, или Черного моря, следовательно, бесспорно на нынешней земле Русской.

Вскоре христианство еще более распространилось между готами при содействии некоторых греческих миссионеров, каковы были в царствование императора Констанция (337-361) священник Авдий, которого проповедь сопровождалась таким успехом, что в короткое время он основал в Готии даже обители мужские и женские, упоминаемые современниками Епифанием и Кириллом; и блаженный Евтихий, с которым, по свидетельству Василия Великого, никто не мог тогда сравниться в великом деле обращения ко Христу варваров; наконец, в царствование императора Валента (365-378) Фессалонитский епископ Асхол, которого за апостольскую ревность в распространении и особенно поддержании святой веры между готами тот же святой отец превозносит всякими похвалами и называет украшением своего отечества - Каппадокии. Но в то же почти время Церковь Готскую постигли два величайшие бедствия - гонения за веру и ересь Ариева. Виновником первого был готский король Атанарик, частию из слепой приверженности к отеческим суевериям, а более из непримиримой ненависти к римлянам, религию которых принимали его подданные. Это гонение было воздвигаемо в Готии троекратно - в 370, 371 и 372 гг. и каждый раз продолжалось с изумительною жестокостию. Верующие, возбуждаемые и подкрепляемые Фессалонитским епископом Асхолием, шли мужественно на мучения всякого рода и своею твердостию и ревностию по вере удивляли весь христианский мир. Сие-то и заставило святого Василия Великого писать к родственнику своему Юнию Сорану, который, будучи в то время правителем в Малой Скифии, римской провинции, соседственной с Готиею, давал у себя пристанище многим готам, бежавшим от преследования, и просить этого родственника, чтобы он, если возможно, высылал в свое отечество, Каппадокию, самые тела готских мучеников. Соран, действительно, исполнил желание благочестивого архипастыря, переславши ему мощи святого Саввы, пострадавшего в последнее гонение. А распространению между готами ереси Ариевой частию содействовал другой царь их, Фритигерн, который, по случаю междоусобия с Атанариком испросивши себе помощь у императора Валента, не нашел ничего лучше для засвидетельствования своей признательности к нему, как принятие исповедуемой им веры, и увлек за собою некоторых из своих подданных. Но главным действователем при этом был знаменитый епископ Ульфила. Сначала, именно с 348 или 349 г., когда он рукоположен Цареградским патриархом Евсевием, Ульфила, по примеру предшественника своего Феофила, присутствовавшего на Никейском Соборе, строго держался православного исповедания Никейского. Потом сделался полуарианином, подписавшись в 360 г. на местном Константинопольском Соборе акациан под исповеданием, в котором хотя назван Спаситель Сыном Божиим единородным и прежде век рожденным от Отца, но не единосущным Отцу (ομοουσιος), как исповедали отцы никейские, а только подобным (ομοιος). Наконец, по случаю нашествия гуннов на Готию будучи отправлен готским царем в качестве главного посла к императору Валенту (ок. 377) испросить у него позволение переселиться готам в Мизию, Ульфила для успеха в своем посольстве нашелся вынужденным сделаться совершенным арианином, и имея необыкновенное нравственное влияние на готов, для которых весьма много потрудился в деле просвещения их верою, для которых изобрел письмена и перевел на отечественный язык все Священное Писание, кроме книг Царств, он отторг от Церкви православной весь готский народ, доселе пребывавший в учении апостольском. Впрочем, блаженный Феодорит замечает, что готы не сделались и после сего совершенными арианами, ибо, хотя они признавали Отца большим Сына, но отнюдь не соглашались исповедовать Сына сотворенным, и что они не вполне изменили православной вере своих отцов, потому что Ульфила, когда преклонял их на сторону Валента, уверил их, будто между православными и арианами нет никакого различия в догматах и все несогласие произошло от пустых словопрений. А с другой стороны, известно, что святой Златоуст, архиепископ Цареградский (398-404), употребил все меры для обращения готов к православию; с сею целию он дал им для богослужения в самом Цареграде особую церковь, поставлял им священников, диаконов и чтецов из их соотечественников, нередко посещал сам их богослужения, заставляя при этом пресвитеров готских поучать народ вере или даже обращаясь к нему с собственным словом назидания, и в то же время отправлял нарочитых миссионеров в самую Готию за Дунай, которых старался подкреплять в их святом подвиге своими письмами. Следствием таких попечений было то, что, кроме многих готов из переселившихся в Мизию при Валенте, возвратились в недра Церкви православной все оставшиеся в самой Готии, в пределах нашего отечества, и приняли даже от святого Златоуста православного епископа Унилу, а по смерти его (в 404 г.) просили нового епископа.

Вскоре после сего (менее нежели чрез сто лет со времени учреждения своего) Готская епархия переносится в Крым и утверждается в нем уже навсегда, до самого конца своего существования. Резиденциею ее здесь является приморская область Дори., где, по словам Прокопия, с давних пор обитали готы в числе трех тысяч, которые не решились следовать за Теодориком в Италию (ок. 488г.). Равно и самое имя Готии переносится на эту страну, простиравшуюся, как видно из грамоты 1380 г., вдоль южного морского берега от Балаклавы до Судака, или Сурожа, значит, по направлению от Херсонеса Таврического к востоку. Во дни же Прокопия часть готов-христиан жила даже у самого Азовского моря и Керченского пролива под именем тетракситов. Определенно нельзя сказать, с какого именно времени сии готы-тетракситы начали иметь особого епископа, но в 547 г. упоминается уже о смерти их главного иерарха и о том, что они присылали четырех послов к императору Юстиниану просить себе нового архипастыря, которого действительно и получили. В последующее время они иногда признавали над собою верховную власть Херсонского епископа, а чаще имели своего собственного. Таков был чтимый православною Церковию Иоанн, епископ Готский, "иже,- как говорится в нашей Чети-Минеи,- в царство Льва Исаврянина и Константина Копронима (следовательно, ок. 746 г.) многие от иконоборцев подья беды, и к царице Ирине (не прежде 769 г.) о православной вере поучительно беседова; кизическими же властелины еретичествовавшими ят быв, избежа от них, и в Мастриаде ко Господу отъиде". Таков же был Готский епископ Никита, вместо которого по его поручению на Седьмом Вселенском Соборе (787 г.) подписывался под актами монах Кирилл. К чести этих готов-тетракситов должно заметить, что они не только постоянно были православны, но и отличались самою искреннею и чистосердечною верою и благочестием, как свидетельствует об них Прокопий.

Обращаясь к последнему вопросу касательно готов-христиан в пределах нашего отечества, мы с первого раза сознаемся, что вовсе не согласны признать их за племя славянское, как хотят некоторые из наших ученых. Два-три свидетельства средних веков, неточные, нерешительные, которые, по-видимому, подтверждают такую мысль, ничего не значат пред доказательствами ясными и неопровержимыми, убеждающими в противном. Из древних писателей ни Прокопий, ни Иорнанд, очень хорошо знавшие и готов, и славян и сообщающие о поколениях их самые раздельные сведения, отнюдь не выдают эти два народа за один народ, а постоянно различают. В 1253 г. монах Рубруквис, посетивший лично наших готов крымских, свидетельствует, что они говорили языком немецким, и это свидетельство повторяет потом другой очевидец, путешественник XV в. (1436 г.) Иосафат Барбаро. Даже в настоящее время каждый желающий может найти самые осязательные тому доказательства в сохранившихся памятниках древней письменности готов и особенно в остатках Ульфилова перевода священных книг (следовательно, ок. 360 г.), подлинность которого неоспорима. Но, отвергая славянство готов, мы вовсе не думаем тем отвергать, что в состав епархии Готской, особенно когда находилась она между Дунаем и Днестром у Черного моря, входили и некоторые славяне. Напротив, мы даже утверждаем эту мысль, вспомнив, во-первых, что здесь стародавними обитателями еще до нашествия готов были славяне, во-вторых, основываясь на свидетельстве готского же историка Иорнанда, что готы действительно покорили здесь своей власти в числе других народов всех венедов, или славян, и на простом соображении, что огромнейшее царство Готское в южных пределах России, приводившее в трепет империю Византийскую, отнюдь не могло составиться из одних готов, прибывших сюда в самом небольшом количестве с севера. Нельзя также не указать на то, что в самом Ульфиловом переводе Священного Писания находят много слов славянских, чем ясно предполагается теснейшее и долговременное общение славян с готами, и притом, в отношении религиозном: этот перевод в некоторой степени мог быть понятен тогда во время общественных богослужений и для славян, хотя не в такой мере, как для готов, если предположить, что те и другие составляли одну духовную паству и вместе собирались во храмы. К усилению сей мысли служит и то открытие, что есть много слов готских не только в древних законах сербских и нынешнем болгарском наречии, но в самом славянском переводе Священного Писания Кирилла и Мефодия. Обитая в Крыму, готы окружены были со всех сторон гуннами, находились иногда (например в 551 г.) в дружественных сношениях с соседями своими утригурами, племенем гуннским, и наконец в 702 г. покорены были хазарами, а в составе этих народов, как увидим далее, бесспорно были и славяне. Следовательно, нет ничего невероятного, если и здесь некоторые славяне могли быть христианами и входить в состав епархии Готской.

С большею основательностию можно сказать это в рассуждении трех остальных епархий, находившихся в Крыму далее к востоку, кои суть:

Когда именно положено начало епархии Сурожской, или Сугдайской, определенно не известно. Но можно думать, что жители Судака и окрестных его поселений с давних пор более или менее были просвещены христианством. К такой мысли ведут частик) смежность этих мест с епархиею Готскою, частию их положение на берегу Черного моря, где они, подобно другим южным поселениям Крыма, должны были находиться в постоянных сношениях с производившими здесь торговлю греками-христианами; а еще более то, что в четвертом веке, когда на Крымский полуостров приходили от Церкви Иерусалимской несколько миссионеров для распространения Евангелия и когда, точно утвердилось оно в стране Херсонской, все эти места до самой Феодосии и далее находились под властию Херсонеса. Известно, наконец, что не только в уставе Льва Премудрого епархия Сугдайская считалась в числе архиепископий, но и в осьмом столетии святой Стефан исповедник носил имя архиепископа Сурожского, как видно из жития его, существующего на славянском языке во многих древних списках, из коих сокращено оно и для печатной нашей Чети-Минеи.

Впрочем, из всех иерархов Сурожской епархии, бывших до половины Х в., сохранилась память только о трех, и сохранилась почти единственно в помянутом нами житии святого Стефана. О первом иерархе говорится здесь только мимоходом - то, что по смерти его сурожане пришли в Царьград к тамошнему патриарху Герману (управлял паствою с 715 по 730 г.) просить себе нового епископа. Вторым, вследствие этой просьбы, послан был к ним от патриарха Германа святой Стефан, родом каппадокиянин, пастырь ревностнейший по вере и благочестивейший. В это время император Лев Исаврянин воздвиг гонение на иконопочитателей и, преследуя их во всей своей империи, прислал, между прочим, нечестивое повеление свое и в Сурож. Святой Стефан, ревнуя о правоверии, отправился защищать его лично пред императором, смело обличил его со всем собором иконоборцев, был мучим и посажен в цареградскую темницу, предсказавши своему мучителю скорую кончину. По смерти Льва Исаврянина (741 г.) ходатайством царицы Ирины, супруги нового императора Константина Копронима, которая была дочь керченского (керченского) царя и слышала о добродетелях и чудесах святого Стефана еще в своем отечестве, он был освобожден из темницы и снова явился на свой престол. Третьим первопрестольником Сурожским был Филарет, которого святой Стефан, прозревши свое близкое к Богу отшествие, поставил вместо себя архиепископом из своих клириков.

Из того же жизнеописания святого Стефана видно, что хотя и прежде него был уже в Суроже епископ, однако ж христианство там не процветало. "В граде нашем ныне множество поганых, и мало христиан, и много еретиков злых",- говорили послы сурожские патриарху Герману и просили дать им епископа, "добре могуща учити и правити люди". А потом о святом Стефане сказано: "Сед же преподобный на архиепископском столе, за пять лет весь град крести и окрестная его".

В пределах своих эта епархия была, конечно, не обширна и, наверно, обнимала собою, по обычаю, существовавшему тогда во всей христианской Церкви, один только свой округ сурожский, а этот округ, как достоверно известно, не только в восемнадцатом, но и в четырнадцатом столетии состоял лишь из девятнадцати или восемнадцати селений, оставаясь, может быть, в таком виде с осьмого и седьмого века. В последующее время христианство процвело в епархии Сурожской, так что в одном Суроже можно было видеть даже в XVI в. множество церквей и часовен, хотя уже в развалинах.

О Фулльской (Φου̃λλα) епархии не дошло до нас почти никаких известий. Можно сказать только, что она, неоспоримо, находилась в Крыму, по соседству с епархиею Сугдайскою, с которою иначе не могла бы быть соединена в позднейшее время. И это тем несомненнее, что здесь же именно упоминается о городе Фулле, или Филле (Φυλλα), в древнем греческом жизнеописании святого епископа Иоанна Готского (VIII в.), епархия которого простиралась, как мы видели, до самого Судака; здесь же потом (в IX в.), "во фульсте языце", святой Кирилл, брат Мефодиев, пресек суеверное уважение жителей к одному великому дубу при возвращении своем из посольства к хану хазарскому для проповеди, как гласит древнейшее, современное самому святому Кириллу, его жизнеописание. Основана Фулльская епархия, может быть, еще в четвертом веке, когда приходили в Крым из Иерусалима проповедники веры и когда христианство, сделавшись господствующим в Римской империи, с особенною силою начало проникать во все окрестные страны. А в VII или VIII в. Фулльская епархия, подобно Сурожской, возведена уже была на степень архиепископии. Епархия Фулльская была, без сомнения, очень необширна, почему и присоединена впоследствии к епархии Сурожской под ведение одного архипастыря.

Если столько же кратки сохранившиеся до нашего времени сведения и об епархии Боспорской, имевшей свою резиденцию в древней знаменитой столице царства Боспорского - Пантикапее, или Боспоре, где ныне Керчь, зато эти сведения самые точные и определенные. Мы несомненно знаем, что епархия Боспорская началась, по крайней мере, с начала четвертого века, потому что на Первом Вселенском Соборе был уже ее епископ, подписавшийся: Домн Боспорский. Знаем также, что она непрерывно продолжала свое существование во весь настоящий период, как свидетельствуют имена других ее епископов, сохранившиеся в подписях последующих Соборов или случайно упоминаемые историками. Так, один епископ из Боспора (απο Βοσπορου) упоминается Созоменом в числе тех сравнительно знаменитейших благоразумием и просвещением архипастырей, которые по повелению императора Констанция должны были в 344 г. из каждого народа явиться на собор в Никомидию; этот епископ, прибывши сюда прежде других, погиб во время случившегося в Никомидии страшного землетрясения. Другой, по имени Евдоксий, присутствовал на трех поместных Соборах: Константинопольском в 448 г., когда под председательством патриарха Флавиана в первый раз произнесено было осуждение на ересь Евтихия, Эфесском в 449 г., где незаконно Евтихий был оправдан, а Флавиан осужден, и на Константинопольском же в 459 г., целию которого было прекращение усилившейся симонии. Третий, Иоанн в 519 г. подписался под отношением Константинопольского Собора к местному патриарху Иоанну о возобновлении на священных скрижалях (diptycha) имен патриархов Евсевия и Македония, которые сей новый патриарх повелел было изгладить, а в 536 г. присутствовал на новом Константинопольском Соборе, бывшем под председательством патриарха Мины. Наконец, имя четвертого епископа Боспорского, Андрея, упоминается в подписях Седьмого Вселенского Собора (в 787 г.), где читаем: "Давид, смиреннейший диакон святейшей Церкви Боспорской, вместо Андрея, достопочтеннейшего епископа своего, подписался". Равным образом, не подлежит никакому сомнению и то, что к концу настоящего периода епархия Боспорская вместе с прочими, находившимися в Крыму, включена была в число архиепископий Цареградского патриарха, под ведением которого в качестве епископии состояла она еще со времен Халкидонского Собора, по 28 его правилу.

Теперь постараемся оправдать мысль, высказанную нами выше, что во всех этих епархиях, Сурожской, Фулльской и Боспорской, могли находиться в числе христиан и славяне. Для сего стоит только разобрать, какие народы населяли здешнюю страну со времени утверждения в ней христианства, разумеется, кроме переселенцев греческих, бывших стародавними обитателями Боспора и, может быть Сурожа, равно как и других окрестных поселений. Оказывается, что с половины третьего века здесь владычествовали сарматы и цари их, коих даже имена остались известными, управляли всем Боспорским царством до 344 или до 376 г.; с следующего столетия здесь утвердились гунны (с 434 г.) и, по словам Прокопия, наполняли все пространство от Боспора до Херсонеса, следовательно, собственно то, где находились епархии Сурожская и Фулльская; так продолжалось до 669 г., когда над этими племенами, равно как над всею восточною страною Крыма до самой Готской области Дори распространили власть свою хазары. Кто же были все эти народы? Оставляя в стороне сарматов, о которых мы уже выразили свое мнение, и хазар (которые хотя распространили свою власть над Крымом, но не переселились в него, а имели свои обиталища несколько выше, в южной России, и за Доном, к Каспийскому морю), дадим ответ относительно одних только гуннов, живших в южном Крыму на протяжении епархий Боспорской, Фулльской и Сурожской постоянно во весь настоящий период.

Самые достоверные сведения о гуннах оставил в своих путевых записках Приск Ритор, находившийся в греческом посольстве к Аттиле (ок. 450 г.), свидетель не только образованный и современный, но и очевидец. Что же говорит он? Он изображает гуннов в таком виде, что нельзя не узнать в них славян или, по крайней мере, не видеть между ними по преимуществу славян. Мало того, что эти скифы (так постоянно называет Приск гуннов) стригли себе волосы в кружок, носили рубашки, обшитые узорами (крашениною), парились в банях, освещали свои жилища лучиною, встречали своего государя хлебом-солью, что даже во дворце самого Аттилы господствовали обычаи славянские, сохранившиеся у наших князей и бояр до позднейшего времени: пели песенники, действовали шуты и проч. Приск сохранил притом два слова гуннские, которые суть чисто славянские. "Нам отпускали,- говорит он,- вместо вина так называемый у туземцев мед (μεδος), а служителям нашим питье, которое варвары называют квас (καμος)". И какое значение имели славяне в составе гуннской орды, можно заключать уже из того, что некоторые из самих царей их и главнейших сановников были славянского племени или носили славянские имена: таков был, например, царь их Баламир, под предводительством коего выступили они в 374 г. из-за Дона в Европу, следовательно, еще до смешения их с здешними славянами, подпавшими их власти; таковы же имена Бориса, Влада, Бояна, Скотана и др. Прибавим к этому, что некоторые писатели принимали и вообще гуннов за племя славянское или, наоборот, называли славян гуннами, и писатели не только позднейшие - Кедрин (ок. 1057 г.), Эгингард (839), Феофан (748), но и современные гуннам - Беда Достопочтенный (673-735) и Филосторгий (VB.) - мнение, конечно, преувеличенное, но не лишенное основания.

Впрочем, сохранила история и прямые, хотя немногие, свидетельства о том, что обитавшие в Крыму гунны обращались иногда в христианство. Так, повествует она о царе их Гордом, или Горде (Γορδας), имевшем местопребывание свое вблизи Пантикапеи, что он, заключивши в 529 г. союз с императором Юстинианом, принял крещение в Цареграде, воспринят от купели самим императором и, наделенный богатыми дарами, возвратился в свою область для защищения, по условиям, римских владений в Боспоре, хотя вскоре был умерщвлен своими подданными за то, что слишком круто хотел обратить их к новой, принятой им вере, повелевши отобрать у них и расплавить их древние кумиры, серебряные и янтарные. Подобное же известно о владетеле утригуров крымских - Органе, который также крестился в самом Константинополе, получил сан патриция и, возвратившись в свои владения, уже не встретил здесь никакого себе противоборства. А на основании этих двух случаев, которые, без сомнения, потому и были замечены византийцами, что произошли торжественно в самой их столице и касались лиц важнейших по сану между крымскими гуннами, мы можем гадать и о других подобного рода обращениях, которые совершились тихо на самом полуострове Крымском в массе народа и потому остались незамеченными.

Оглавление

Глава 3.