Святитель Астерий Амасийский. Слово в похвалу святых первоверховных апостолов Петра и Павла
Семинарская и святоотеческая библиотеки.

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки.

Святитель Астерий Амасийский

Слово в похвалу святых первоверховных апостолов Петра и Павла

Свт. Астерій Амасійскій († ок. 404 г.)
Слово въ похвалу святыхъ верховныхъ Апостоловъ Петра и Павла.

Всѣ эти обычныя и по закону совершаемыя священныя чествованія мучениковъ суть торжественныя празднества и вѣчные памятники доблестно подвизавшихся по Богѣ. На нихъ предстоятели Церквей, когда приступаютъ къ произношенію рѣчей, соизмѣряя свои силы съ величіемъ предметовъ, уже въ предисловіяхъ прибѣгаютъ къ просьбѣ о снисходительности и извиненіи, и говорятъ, что они умаляютъ величіе подвиговъ скудостью рѣчи. И если они, намѣреваясь восхвалять каждаго (обыкновеннаго) изъ мучениковъ, изнемогаютъ въ похвалахъ и въ слухъ всѣмъ исповѣдуютъ собственное безсиліе; то кѣмъ могу оказаться сегодня я, имѣющій предметомъ для хвалы — наставниковъ мучениковъ, присныхъ и первыхъ учениковъ Христа, отцевъ Церквей, наидостовѣрнѣйшихъ провозвѣстниковъ Евангелія, бесѣдовавшихъ съ Богомъ и принимавшихъ слухомъ своимъ гласъ Божій? Однакожъ изъ-за того, что слишкомъ возвышенна рѣчь и трудно выполнимо предпріятіе, мы не удовольствуемся коснымъ и бездѣятельнымъ молчаніемъ, подобно трусамъ и непривычнымъ къ морю, которые при одномъ лишь видѣ моря падаютъ духомъ и какъ сначала не рѣшаются вступить на корабль, такъ (и потомъ) ради опыта (хоть) немножко проплыть вдоль береговъ. Но ввѣривъ предпріятіе самимъ Треблаженнымъ, ради коихъ сошлись мы нынѣ, попытаемся предложить посильное на утѣшеніе другимъ. Знаю, что спросится не столько, сколько подобаетъ тѣмъ, великимъ и дивнымъ, а сколько окажется у нашей скудости. Посему желалъ бы я, чтобы мнѣ дана была сегодня малая доля той благодати, обладая которою оба эти святые, — одинъ въ Іерусалимѣ училъ невѣрующихъ, другой выступилъ въ Аѳинскомъ Ареопагѣ и отвратилъ богобоязненныхъ отъ безбожнаго блужданія, показавъ имъ Христа и возвѣстивъ тайну истиннаго благочестія: такимъ образомъ мы исполнили бы хотя что-нибудь изъ предлежащаго намъ и не оказались бы слишкомъ скудными по сравненію съ чрезмѣрнымъ величіемъ предмета.

Но такъ какъ великіе дары Духа свойственны великимъ, я же недостоинъ обогащаться такими милостями; то предложу вамъ съ готовностію скудость свою, какъ Елисей — овощи съ мукой (4 Цар. 4, 38), дабы не лишиться чести всесторонне представить прекрасное. Но никто изъ васъ, намѣревающихся слушать меня, да не подумаетъ, что я, предпочтя славу людей извѣстныхъ (въ составленіи рѣчей), буду слѣдовать законамъ внѣшней (языческой) мудрости; такъ какъ мы не составляемъ льстивой рѣчи искусственнымъ сочиненіемъ, но стремимся представитъ вамъ въ истинномъ видѣ добродѣтель боголюбезныхъ душъ. Посему умолчано будетъ о родѣ, и великая слава отцевъ не обременитъ рѣчи: ибо плоть и кровь не могутъ наслѣдовать Царствія Божія (1 Кор. 15, 50). И даже не по земному и мірскому будемъ мы чтить гражданъ небесныхъ: но совсѣмъ напротивъ — и безвѣстная жизнь отцевъ, и низкія ремесла, и мнимый порокъ бѣдности — все это будетъ упомянуто въ числѣ похвалъ: такъ какъ слава христіанъ, по нашему Евангелію, есть уничиженіе. И я, просматривая похвальныя рѣчи внѣшнихъ (язычниковъ), сильно не одобряю (ихъ); потому что, желая почтить тѣхъ, кого они изберутъ, за неимѣніемъ сказать ничего особенно хорошаго, тщетно прибѣгаютъ къ гробницамъ, напрасно тревожатъ лежащихъ тамъ, берутъ и мертвецовъ для украшенія живыхъ, своимъ обращеніемъ къ усопшимъ сознаваясь въ томъ, что ничего добраго нѣтъ у восхваляемыхъ ими. И сверхъ того, такъ какъ у нихъ уже признано, что происходящіе отъ знаменитыхъ отцевъ непремѣнно и сами хороши и наслѣдуютъ добродѣтелъ, какъ нѣкое природное свойство: то умѣстнымъ считалось (у нихъ) дѣлать также воспоминаніе и о родителяхъ. Но поелику наслѣдственную передачу рода по большей части извращаетъ различіе занятій (вѣдь и отъ любомудраго бываетъ неразумный и отъ легкомысленнаго — любомудрый), то напрасный трудъ — вспоминать о прадѣдахъ, когда надо показывать, имѣетъ ли то или другое лицо успѣхи въ добродѣтели. А что это такъ, нѣтъ нужды съ большими затрудненіями узнавать изъ другихъ источниковъ, но — изъ самаго Священнаго Писанія нашего, заключающаго въ себѣ многостороннюю и разнообразную пользу. Мы знаемъ, во всякомъ случаѣ, священника [1], извѣстнаго старца, воспитателя и учителя великаго Самуила; но, самъ будучи превосходнѣйшимъ, онъ ничѣмъ не помогъ сыновьямъ своимъ, хотя они и воспитаны были подъ руководствомъ самого родителя и ежедневно изучали законоположенія священства. Затѣмъ, отъ нечестивыхъ родителей Тимоѳей (Дѣян. 16, 1), — я разумѣю апостола, славнаго питомца Павлова: вѣдь не послѣдовалъ же онъ, какъ бы за природою какой, за воспоминаніемъ о родителяхъ, но разумно презрѣвъ ихъ нечестіе, добровольно перешелъ къ святому закону благочестія, и явился сладкимъ плодомъ отъ горькаго корня: соитіе муловъ, а порожденіе овецъ. Такъ и Авессаломъ (2 Цар. 15, 1 и слѣд.), отъ благопристойнаго отца юноша неистовый и настолько прославившійся дерзостью, сколько отецъ — добротою, или скорѣе, — если сказать ближе къ истинѣ, — въ значительной степени превосходившій порочностью добродѣтель родителя. И вообще, если кто пожелаетъ обратить вниманіе на подобныя противоположности дѣтей сравнительно съ отцами, найдетъ безчисленное множество нравственныхъ (дѣтей) отъ худыхъ (родителей) и дурныхъ — отъ превосходнѣйшихъ. И это весьма естественно: ибо если бы природа, а не образъ жизни, производила порокъ или добродѣтель, то не было бы двухъ (т. е. и порока и добродѣтели), но одно изъ двухъ возобладало бы исключительно.

Итакъ, да будетъ предметомъ рѣчи нашей Петръ, сынъ Іоны, (Іоан. 1, 42) а какого такого, для меня безразлично, потому что я за дѣла сына чту родителя, и, начавши снизу, до верху возвожу славу, подобно какъ ночные свѣтильники съ полу освѣщаютъ потолки. Исаія говоритъ пророчествуя (Ис. 28, 16), что Отецъ положилъ Сына камнемъ краеугольнымъ, показывая, что весь составъ міра имѣетъ Его своею основою и опорою. А Единородный, какъ говорится въ Евангеліяхъ, называетъ въ свою очередь Петра основаніемъ Церкви: ты Петръ, и на семъ камнѣ Я создамъ Церковь Мою (Матѳ. 16, 18). И дѣйствительно, онъ первый, какъ бы камень какой великій и крѣпкій, былъ вверженъ въ ровъ міра сего, или — въ долину плача, какъ говоритъ Давидъ (Псал. 83, 7), — дабы поддерживая всѣхъ христіанъ, назданныхъ (на немъ), вознести къ высотѣ, которая есть жилище упованія нашего. Никто не можетъ положить другаго основанія, кромѣ положеннаго, которое есть Іисусъ Христосъ (1 Кор. 3, 11). Подобнымъ же названіемъ Спаситель нашъ почтилъ и перваго ученика Своего, нарекши камнемъ вѣры. Итакъ, чрезъ Петра, бывшаго истиннымъ и вѣрнымъ тайноводителемъ благочестія, сохраняется твердое и непоколебимое основаніе Церквей. Строеніемъ праведнаго стоимъ мы, — сущіе отъ восхода солнца до запада христіане, — крѣпко утвержденные, не смотря на многія воздвигавшіяся испытанія, съ тѣхъ поръ какъ возвѣщено Евангеліе, и на безчисленное множество тиранновъ, а прежде нихъ — діавола, желавшаго ниспровергнуть долу и исторгнуть насъ съ самыхъ основаній. Разлились рѣки, — какъ говоритъ спасительное слово (Матѳ. 7, 27), — какъ бурные потоки, сильные вѣтры діавольскихъ духовъ устремились, неудержимые дожди гонителей христіанъ съ шумомъ обрушились, и — ничего сильнѣе твердыни божественной не оказалось, такъ какъ святыми дланями перваго изъ апостоловъ было устроено зданіе вѣры. Все это, что я говорю, слѣдовало бы выразить однимъ словомъ благословенія Того, Кто назвалѣ благовѣстника камнемъ. Посмотримъ же, если угодно, какъ созидалъ Петръ: не камнями и кирпичами и не другими какими-нибудь земными матеріалами; но словами и дѣлами, которыми дѣйствовалъ по внушенію Духа.

Итакъ, когда Богъ и Спаситель нашъ возшелъ на небеса, имѣя колесницею облако, въ виду апостоловъ, — сей мужъ принялся за проповѣдь Евангелія: и, прежде другихъ сотоварищей по епископству, отверзши уста, смѣло выступилъ противъ народовъ, возстававшихъ на благочестіе и явился мудрымъ проповѣдникомъ — среди язычниковъ и Израиля, не смотря на то, что язычники точили зубы и были исполнены ярости (противъ всякаго), кто назвалъ бы Іисуса. Поэтому сказанное о Господѣ въ пророчествѣ вполнѣ можно приложить и къ Петру: обыдоша мя пси мнози, юнцы тучніи одержаша мя (Псал. 21, 17. 13). Но онъ, пламенѣя духомъ и сохраняя незабвенную заповѣдь, сказавшую ему: паси агнцевъ Моихъ (Іоан. 21, 15), — ставши въ толпу, состоявшую изъ безчисленнаго множества народа, восклицалъ: мужи Іудейскіе и всѣ живущіе въ Іерусалимѣ! (Дѣян. 2, 14) — и, чтобы намъ не распространиться слишкомъ, приводя каждое выраженіе, (скажемъ кратко, что) припоминаетъ онъ провѣщанія Іоиля, пророчествовавшаго о низшествіи Духа; отсюда переходитъ къ Давиду и, сославшись на псаломъ пятнадцатый, утверждаетъ воскресеніе: и всю рѣчь закончивъ мудрыми изреченіями и свидѣтельствами закона, онъ тотчасъ же привлекъ къ себѣ слушателей, — не десять и не сто, не трижды или пять разъ столько, но три тысячи мужей, — полноту Церкви [2], цѣлый народъ, достаточный для того, чтобы изумить непріятелей, отъ коихъ они всѣ вдругъ отдѣлились. О, горячее и пламенное средство убѣжденія, быстро тронувшее души! О, мудрость богословская, затмившая всякую мудрость человѣческую! Что скажете вы, превозносящіе Димосѳена надъ ораторами, и прославляющіе Сократа между философами? Вѣдь Димосѳенъ, великій и препрославленный въ ораторскомъ искусствѣ, такъ мало былъ въ состояніи убѣдить въ томъ, въ чемъ желалъ, что даже былъ изгнанъ изъ города (своими) слушателями. Сократъ же плодомъ (своихъ) многихъ рѣчей къ Аѳинянамъ и мудрыхъ собесѣдованій обрѣлъ цикуту (ядъ), будучи умерщвленъ сонмомъ (своихъ) учениковъ: такъ мало было у него силы убѣдительности. А Петръ, — рыбарь, ремесленникъ, неученый и вообще какъ кому угодно унизительно назвать, — однимъ приступомъ слова уловивши три тысячи мужей, прочно поставилъ ихъ въ новое положеніе, хотя они негодовали и возставали противъ него и не допускали сначала, чтобы онъ открылъ уста. А послѣ того, какъ сонмъ христіанъ достаточно увеличился и распространился, — поелику кромѣ словесныхъ назиданій и увѣщаній онъ (Петръ) явилъ и удивительное доказательство способности дѣятельной, возстановивъ здравымъ хромаго у преддверія храма, — хромаго отъ чрева матери, калѣку вслѣдствіе природнаго поврежденія, — и весь народъ сразу сбѣжался къ храму, привлеченный къ зрѣлищу молвой о великомъ дѣлѣ, и всѣ пристально смотрѣли на сего мужа, пораженные чудомъ; то заградились уже уста враговъ Христовыхъ, и крестъ сталъ затѣмъ знаменіемъ побѣды, а не поношеніемъ. Опять этотъ необразованный, работникъ низкаго ремесла начинаетъ вторую рѣчь, говоря къ нимъ (приблизительно) такъ: «о мужи! если достойнымъ удивленія и божественной силы кажется вамъ случившееся, то поклонитесь Цѣлителю хромаго, Іисусу, Котораго заушили вы по ланитамъ, а напослѣдокъ, воспылавъ яростію, и на древо вознесли. Онъ существуетъ и живетъ и, какъ часто говорено было вамъ, воскресши изъ мертвыхъ, царствуетъ надъ всѣми. Посему нынѣ, принявши раскаяніе въ томъ, въ чемъ согрѣшили вы, приступите къ Нему и просвѣтитесь (Псал. 33, 6), какъ говоритъ отецъ вашъ Давидъ. Если вы сыны пророковъ и ученики Моисея, то не безчестите же благодати своихъ предковъ, внимая лжецамъ; но благоразумно вникнувъ въ то, что предвозвѣщено ими, примите душами Спасителя рода вашего. Онъ — Тотъ, о Которомъ Моисей провозвѣстилъ, что возстанетъ у васъ пророкъ» (Втор. 18, 15). — Это и подобное изложивъ передъ народомъ, онъ (Петръ) отошелъ, присоединивъ къ тремъ тысячамъ еще столько же. Такъ вотъ каковъ Петръ, готовый смѣло говорить въ рѣчи передъ народомъ о тайнѣ Евангелія, неустрашимый, разумный, — ободреніе для своихъ и страхъ для противниковъ.

Поелику же не то только было предметомъ старанія для превосходнѣшаго учителя благочестія, чтобы народъ Божій умножился количествомъ, но гораздо болѣе — чтобы ученики вполнѣ точно жили но даннымъ законамъ: то, увидѣвъ, что Ананія тотъ, похититель своихъ собственныхъ стяжаній и странный святотатецъ, готовъ былъ вселить въ христіанъ грѣховную привычку, — безпощадно отсѣкъ его отъ Церкви, не будучи суровымъ и насильственнымъ въ этомъ рѣшеніи, но въ цѣляхъ пользы уврачевавши грѣхъ такимъ образомъ. Такъ какъ народъ былъ новообращеннымъ и недавно присоединившимся къ обществу вѣрующихъ, только что принявшимъ евангельскіе законы послѣ эллинской и іудейской распущенности; то справедливымъ признавалъ онъ, что ученики нуждаются не въ словесномъ только назиданіи, но и въ нѣкоторой угрозѣ, удобоисполнимой (ибо обыкновенно люди, разъ они въ началѣ будутъ пріучены къ законному порядку въ образѣ жизни, до конца сохраняютъ эту привычку). Посему, обличивъ грѣхъ, онъ (Петръ) навелъ смерть въ отмщеніе, не мечемъ воспользовавшисъ и не палачамъ предавши его (Ананію), но особенно явивъ тогда силу Христа въ способѣ умерщвленія: произнесъ онъ только обвиненіе и виновный испустилъ духъ. А какъ это подѣйствовало и какой благовѣйный страхъ вселило въ Церкви, — объ этомъ нѣтъ нужды передавать. Одновременно достигнутъ былъ успѣхъ въ двухъ отношеніяхъ: возбуждена была вѣра и въ Спасителя нашего, какъ Бога, и въ наставника законовъ Его, какъ имѣющаго сопутниками ангеловъ, съ готовностію дѣйствующихъ по желанію апостола. Пожелалъ онъ облагодѣтельствовать хромаго, и не замедлила благодать: захотѣлъ наказать святотатца, и явилось наказаніе.

Этого было достаточно, чтобы привести въ содроганіе каменныя души и твердо убѣдить, что не обманчивы были слова, произносимыя Петромъ, но что дѣйствительно Богъ былъ съ нимъ, и свято и истинно таинство, которое возвѣщалъ онъ. Необходимо и на то обратить вниманіе, что знаменіе наказанія и убіенія только одинъ разъ произошло черезъ апостола по нуждѣ (для того), чтобы рѣшающимся на зло дать доказательство силы карающей, — чудеса же благодѣяній и исцѣленій совершалъ онъ ежедневно и безпрерывно. И такая легкость и благодать къ врачеванію была присуща ему, что никто изъ больныхъ, пришедши къ нему, не возвращался обманутымъ въ надеждѣ, но цѣлымъ и здравымъ отходилъ домой. И во всякомъ мѣстѣ Іерусалима, гдѣ появлялся Петръ, онъ возвѣщалъ Христа [3]; множество больныхъ имѣлъ онъ слѣдовавшими за собой, и странное зрѣлище каждодневно — изъ смѣшаннаго народа: при чемъ одни сходились, чтобы освободиться отъ тяготящихъ золъ, другіе — чтобы видѣть исцѣляемыхъ. Такъ, объ (этомъ) апостолѣ записано и нѣчто такое чудесное, чего ни о комъ другомъ не сказано, что родственники и домашніе больныхъ выносили ихъ на улицу на кроватяхъ, дабы хотя тѣнь проходящаго Петра осѣнила кого изъ нихъ (Дѣян. 5, 15). А это больше даже и Владычнихъ чудесъ, и рабъ прославляется выше Господа. И скоро исполняется въ этомъ знаменіи пророчество, которое Спаситель изрекъ къ ученикамъ своимъ: истинно, истинно говорю вамъ: вѣрующій въ Меня дѣла, которыя творю Я, и онъ сотворитъ, и больше сихъ сотворитъ (Іоан. 14, 12). Говоря это, я не равняю раба съ Владыкою. Отнюдь нѣтъ! безумнаго это мысль. Но поелику Богъ, черезъ служителей Своихъ обнаруживающій Свою силу, никого изъ учениковъ не обогатилъ своими дарами такъ, какъ Петра, и предъ всѣми отличилъ его, превознесши дарованіями свыше: то и на опытѣ дѣлъ онъ явленъ былъ силою Духа, какъ первый ученикъ и большій изъ братій. Первымъ онъ призванъ былъ, и тотчасъ повиновался. Найденный на берегу морскомъ, въ тревожной мѣстности міра, обуреваемый всегда волнами человѣческихъ треволнеиій, онъ имѣетъ безпрестанный молитвенный вопль около береговъ. Первый между христіанами пренебрегъ онъ мірскими вещами и, презрѣвъ все низменное, перешелъ къ духовному и премірному.

А можетъ быть, кто-нибудь изъ называющихъ треблаженнаго бѣднымъ и неизвѣстнымъ скажетъ: что же такое онъ оставилъ? чего такого лишилъ себя? — Всего, что имѣлъ, о человѣче! для каждаго велико то, чѣмъ онъ владѣетъ; богатство — и то, что имѣетъ нищій. Одинаковымъ предъ Богомъ является какъ тотъ, кто оставилъ колесницы, такъ и тотъ, кто пренебрегъ осломъ; ибо что для богача четверня коней, то для бѣдняка дешевый вьючный оселъ. Одинаково любомудръ (нестяжателенъ) и кто оставилъ столъ серебряный, испещренный исторіями, и кто — деревянный, дешевый: такъ же точно — кто — многолюдное село и кто — маленькій садикъ, кто — шитую золотомъ одежду и кто — обветшавшій хитонъ. Вѣдь не по количеству и качеству отдаваемаго судихъ Богъ раздаяніе и человѣколюбіе, но цѣнитъ произволеніе дающаго. Посему и вдову ту, положившую оволъ, Евангеліе объявляетъ благоразумною, такъ какъ она не удержала при себѣ ничего изъ того, что имѣла (Марк. 12, 42 ср. Лук. 21, 2-4). И подавшій сосудъ студеной воды получаетъ въ награду царство за истинно радушный пріемъ (Матѳ. 10, 42); ибо что имѣлъ, тѣмъ и послужилъ нуждѣ жаждущаго, хотя и не было у него благовоннаго вина по причинѣ бѣдности. Но это говорю я еще по уступчивости; такъ какъ и рыбакъ иной вѣдь не совсѣмъ таковъ и (не настолько) бѣденъ. Не знаешь развѣ, что рыбакъ бываетъ ловцомъ жемчуговъ? А жемчуга составляютъ украшеніе надменнаго и гордаго богача; ими цари украшаются; ими гордятся женщины, любящія богатство и наряды. Рыбакъ окрашиваетъ пурпуръ, столь многославный и посвящаемый царскому достоинству. Рыбаки выкрашиваютъ шерсть подъ золото, добывая золотистую раковину. Не нужно, разумѣется, обращать вниманіе на орудія ихъ ремесла — дешевыя и незначительныя, разумѣю — сѣть и удочки: но по получаемому заработку (обыкновенно) заключаютъ о достаткѣ. Иначе ничего не найдешь бѣднѣе земледѣлія, если — съ этой точки зрѣнія — судить о богатствѣ, проистекающемъ отъ него, по киркѣ и лопатѣ. Совершенными бѣдняками были бы и копатели золота, — этого царя богатства; такъ какъ и имъ служитъ орудіемъ только топоръ да деревянная доска, отдѣляющая золото отъ земли. — И такъ, да умолкнутъ язычники и евреи, ставящіе въ укоръ Петру бѣдность и пытающіеся умалить великаго за то, что онъ былъ рыбаремъ; и прекративъ подобныя насмѣшки, пусть отвѣтятъ на мой вопросъ: кто изъ рыбаковъ, или — вообще изъ всѣхъ людей прошелъ по морю? кто поставилъ ногу на стоячемъ озерѣ (такъ), какъ онъ на волнахъ, колеблемыхъ вѣтрами? Несмотря на то, что Благій Богъ нашъ черезъ рабовъ своихъ совершалъ многія чудеса какъ въ древности въ обществѣ Израильскомъ, такъ и въ послѣднія времена, когда явилось міру человѣколюбное домостроительство Спаса нашего, — никто изъ святыхъ, бывшихъ отъ начала до конца, не оказывается совершителемъ подобнаго дѣла ни по собственной вѣрѣ, ни по благодати свыше.

Достоинъ удивленія Моисей, перешедшій море безъ судовъ (Исх. 14, 21); но онъ, какъ естественно людямъ, прошелъ по землѣ, когда вода разступилась и поднялась съ той и другой стороны. Великъ и преемникъ его, Іисусъ, потому что перешелъ Іорданъ, вышедшій изъ береговъ (Нав. 3, 16); но подобно Чермному морю и этотъ послѣдній, раступившись и пріостановивъ теченіе, далъ переправлявшемуся народу обнаженную сушу для прохода. И никто изъ людей никогда не ступалъ твердо ногою на воду: такъ какъ законъ природы не допускаетъ, чтобы вещество жидкое и текучее выдерживало (на себѣ) — твердое и гнетущее. Но мнѣ кажется, что Господъ и Владыка всяческихъ, чрезвычайно обрадованный въ то время пламеннымъ желаніемъ сего мужа (Петра), съ какимъ воскликнулъ онъ, говоря: повели мнѣ прійти къ Тебѣ по водѣ (Матѳ. 14, 28), въ награду ему за многую любовь и вѣру далъ тотъ новый и удивительный даръ, принятія коего оказался достойнымъ одинъ только Петръ изъ (всѣхъ) людей отъ Адама и до конца. Вѣдь по истинѣ и исключительно свойственно Богу показаніе такого великаго знаменія, превышающее ограниченность твари, какъ это казалось и Давиду, превосходнѣйшему изъ пророковъ. Въ одномъ изъ псалмовъ, восхваляя Бога и показывая неизреченную и непостижимую силу Его, онъ сказалъ то, что извѣстно вамъ изъ обычнаго пѣнія: путь Твой въ морѣ, и стезя Твоя въ водахъ великихъ, и слѣды Твои невѣдомы (Псал. 76, 20). Итакъ, что имѣлъ Господь между отличительными признаками божества, это сообщилъ и рабу, считая его достойнымъ такой чести.

Достоинъ конечно, удивленія, и великъ Іоаннъ, возлежавшій на персяхъ Господа (Іоан. 13, 23); великъ и Іаковъ, какъ прозванный сыномъ грома (Матѳ. 3, 17); славенъ въ почестяхъ и Филиппъ, какъ восхищенный Духомъ, когда тайноводствовалъ онъ еѳіоплянина къ познанію Спасителя (Дѣян. 8, 39): однако всѣ они должны уступить Петру и согласиться отойти на второе мѣсто, если сравненіе дарованій должно опредѣлять болѣе достойнаго. Разсматривая и соображая все въ отдѣльности, я нахожу этого мужа (Петра) и въ теоретическихъ разсужденіяхъ и въ практическихъ дѣйствіяхъ одинаково всюду опережающимъ и предваряющимъ всѣхъ учениковъ, и оставляющимъ позади себя подвизающихся на томъ же поприщѣ жизни.

Такъ, когда однажды Господь спрашивалъ и дѣлалъ испытаніе двѣнадцати, какое убѣжденіе и мнѣніе имѣютъ они относительно (народной) молвы о Немъ, и повелѣвалъ ясно высказать, за кого они (сами) Его считаютъ; то между тѣмъ какъ всѣ другіе хотѣли промолчать, медлили и стали высказывать отвѣтъ какъ бы съ нѣкоторою нерѣшительностью, — тотчасъ отверзъ уста (Петръ), носившій въ душѣ горящій уголь вѣры, которымъ и уста Исаіи прежде были очищены, и изрекъ блаженное оное и по-истинѣ ясное исповѣданіе: Ты Христосъ, Сынъ Бога живаго (Матѳ. 16, 16). Неужели кто-либо, ставъ достовѣрнымъ истолкователемъ величайшаго изъ апостоловъ, не изумится многознаменательности этихъ словъ? Обратите вниманіе прежде всего, какъ проста и сокращенна рѣчь, излагающая въ краткомъ восклицаніи множество великихъ истинъ. Да, вся эта рѣчь превосходна, — ея выраженія вполнѣ соотвѣтственны и не расплываются при нѣсколько скудномъ смыслѣ [4]; а напротивъ — она обозначаетъ множество вещей въ краткихъ словахъ подобно зерну горчичному, которое весьма мало на осязаніе и на видъ, а если введешь его въ чувство вкуса, по всему организму съ ногъ до головы распространяетъ оно свою жгучестъ. Ты Христосъ, Сынъ Бога живаго, — это изреченіе ведущее вмѣстѣ къ познанію и Бога и Спасителя нашего, имѣетъ въ виду и сосредоточивается на двухъ этихъ понятіяхъ: одно — понятіе искони рожденнаго божества [5], которое есть въ началѣ Слово, сущее всегда, и сущее къ Отцу, и сущее Богъ, какъ предалъ намъ эту тайну великій богословъ Іоаннъ, подобно губкѣ какой возлежавшій на персяхъ Единороднаго, и отсюда впитавшій въ себя знаніе сокровенной премудрости; а другое — понятіе домостроительства (воплощенія), которое Благій Богъ принялъ на себя по снисхожденію къ немощи нашей. Слѣдуетъ, поэтому, разсмотрѣть (подробно) отвѣтъ, который въ сжатой рѣчи и немногихъ словахъ съ точностію обнаружилъ вкратцѣ понятіе о всемъ, начавши отъ нижняго и постепенно возводя мысль къ высочайшему.

Ты Христосъ. Это — указаніе на домостроительство и изъясненіе богоявленія во плоти; ибо «Христосъ» не есть имя Предвѣчнаго, но обозначеніе благодати помазанныхъ. Посему и Господь нашъ, воспріявъ въ Себя цѣлаго человѣка и прочее, что соприкосновенно съ плотію, воспринимаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ и названіе «помазаннаго» въ цари — не елеемъ (изъ) рога, какъ Самуилъ, Давидъ и послѣдующіе люди, но дѣйствіемъ Духа, которымъ (дѣйствіемъ) и зачатъ былъ чудесно и необычайно во чревѣ Дѣвы (этотъ) Человѣкъ Господень, (такъ многимъ угодно было называть Іисуса). Исповѣдавъ же Іисуса ставшимъ ради насъ человѣкомъ, онъ (Петръ) не прекратилъ на этомъ рѣчь; но возшедъ по мысленной лѣствицѣ Іакова къ небу и созерцая сущаго въ началѣ Бога-Слова прилагаетъ къ Нему исключительное и истинное достоинство, назвавъ Сыномъ Бога живаго. Именно онъ, а не другой (это дѣлаетъ). Самъ исповѣдавъ твердо непоколебимое правило вѣры и всѣмъ намъ передавъ слово благочестія въ качествѣ нерушимаго закона, онъ не отошелъ безъ возмездія и награды. Названный блаженнымъ отъ истинно Блаженнаго, онъ именуется камнемъ вѣры, основаніемъ и опорою Церкви Божіей. Получаетъ по обѣтованію и ключи Царствія (небеснаго) и становится обладателемъ вратъ его, такъ что отверзаетъ ихъ, кому надо, и затворяетъ, для кого (это) будетъ справедливо, во всякомъ же случаѣ — для нечестивыхъ, оскверненныхъ и отрицающихся того исповѣданія, за которое самъ онъ, какъ строгій стражъ благъ Церкви, назначенъ имѣть надзоръ за входами въ Царствіе (небесное). О, мракъ и туманъ, во множествѣ разлитый предъ очами человѣческими, по причинѣ коего не видятъ еретики стезей отеческихъ и не идутъ тѣмъ путемъ, какой проложили ноги апостольскія! Вотъ Петръ, по избранію присный ученикъ Христа, вездѣ получившій первенство — и въ почестяхъ и въ нравственномъ преуспѣяніи, — онъ великій по преимуществу, слава котораго наполнила всю вселенную, получивъ повелѣніе сказать, какъ думаетъ о Богѣ и Спасителѣ нашемъ, не началъ съ отдаленнаго какого-нибудь умничанья, и далъ отвѣтъ на вопросъ не подбирая круга силлогизмовъ и доказательствъ, какъ нынѣ обыкновенно дѣлаютъ ловкіе софисты и говоруны о вѣрѣ: но въ простотѣ сердца кратко изложилъ онъ истину, не раздѣливши Нерожденнаго отъ Рожденнаго, не вдавшись безразсудно въ тонкія разсужденія касательно подобнаго и неподобнаго, не увлекшись суетнымъ любопытствомъ о различіи все превосходящихъ сущностей, не подвергнувъ измѣренію силлогизмами неизмѣримое Божество, — каковы именно аріевы шутки и евноміевы ложныя заключенія. — Итакъ, поревнуемъ, христіане (которыхъ отличительный признакъ — вѣра, а не многоглаголаніе), рыбарю, простецу, урожденцу Виѳсаиды, первой ловитвѣ Христа. Постараемся говорить: Ты Христосъ, Сынъ Бога живаго: больше же этого предоставимъ любителямъ словесныхъ состязаній, которыхъ занятіе — споръ, а конецъ — погибель.

Кончаются ли, однако, на томъ, что сказано доселѣ, чудеса апостола? или — совершенно напротивъ — мы, кажется, еще и не начинали, если сравнить съ сказаннымъ остающееся. Но я, большую часть предоставивъ вашему знанію (вѣдъ вы знаете Петра и дѣянія его, если бы и никто не избралъ этого мужа предметомъ похвалы), хочу сказать нѣсколько о кончинѣ его и (о томъ), какъ переселился онъ отъ земли на небо, дабы окончить свою рѣчь тамъ, гдѣ онъ — жизнь. Итакъ Спаситель нашъ, когда по воспріятіи добровольной смерти намѣревался освятить (человѣчество), какъ нѣкій особенный залогъ ввѣряетъ цѣлую вселенскую Церковь этому мужу, трижды допросивъ его: любишь ли Меня (Іоан. 21, 15-17)? И когда на эти вопросы (Петръ) съ большою готовностью предложилъ равное количество признаній, онъ получилъ міръ въ (свое) попеченіе, какъ единъ пастырь — едино стадо, услышавъ: паси агнцевъ Моихъ (Іоан. 21, 15). И почти вмѣсто Себя Господь даровалъ самаго вѣрнаго ученика въ отца, пастыря и наставника для пришельцевъ вѣры [6]. Такъ вотъ, услышавъ этотъ голосъ, (Петръ) не сталъ проводить житіе свое въ безпечности и не возлюбилъ жизнь, чуждую опасностей: но обходя всю вселенную, открывалъ Христа слѣпотствующимъ, съ одной стороны руководя блуждающихъ, съ другой — поощряя пріобщившихся благочестія, ведя борьбу съ врагами, утѣшая близкихъ, претерпѣвая гоненія, перенося тяготы темницъ, многообразно подвергаясь опасностямъ за евангеліе.

По прошествіи же времени, достигши царствующаго града людей [7], отсюда возшелъ къ Царству (небесному). Ибо Неронъ, воспылавъ гнѣвомъ, какъ нѣкогда Иродъ въ Палестинѣ, когда волхвы объявили Христа царемъ, — оставляетъ всѣ другіе роды казней и рѣшаетъ пригвоздить треблаженнаго къ кресту: такъ что не только въ хожденіи по морю Петръ является подражателемъ Господа, но и въ повѣшеніи на древѣ. Однако, какъ богобоязненный и мудрый, онъ и во время предсмертныхъ мукъ зная, какое отличіе Господа отъ раба, объ одной милости просилъ враговъ (своихъ), чтобы не въ одинаковомъ (со Христомъ) видѣ прибили его къ древу, но чтобы голову пригвоздили къ той части креста, которая обращена къ землѣ; ибо недостойно даже въ страданіи рабу получить равное съ Владыкою. Сказалъ и — получилъ, чего желалъ, и черезъ крестъ отошелъ къ Распятому и Воскресшему, самъ увѣнчавшись мученическимъ вѣнцемъ, а намъ оставивъ поводъ къ нынѣшнему празднику.

Эти дары благодаренія и мы посильно воздали тебѣ, любезная и священная глава, за многіе доблестные подвиги (твои). Пора, затѣмъ, обратить рѣчь къ другому подвижнику, — общнику твоей доблести, тарсянину, отошедшему ко Христу, правда, различнымъ (отъ тебя) способомъ мученичества, но съ одинаковою цѣлію благочестія.

Павелъ божественный, велегласная труба Евангелія, сначала жестокій ненавистникъ христіанъ, а впослѣдствіи — сильнѣйшій защитникъ Церкви; позднѣе (другихъ) апостоловъ онъ былъ возрожденъ благодатію и по времени занималъ второе мѣсто среди учениковъ Христа, по достоинству же добродѣтели былъ равенъ (имъ), — чтобы не сказать болѣе и не постыдить сѣдины двѣнадцати, — горячій ревнитель Моисея, какъ едва ли кто другой, ограда закона, оплотъ ветхаго завѣта крѣпкій и незыблемый. И пока онъ не измѣнилъ образа мыслей, великою опасностью былъ для провозвѣстниковъ Христа, и всюду приводилъ въ смятеніе и въ бѣгство нашихъ; — по истинѣ, согласно предреченію Іакова, Веніаминъ хищный волкъ (Быт. 49, 27), терзающій лучшихъ (людей) новаго завѣта и разсѣявающій стада.

Послѣ того, какъ онъ совершилъ (извѣстное) дѣяніе противъ св. Стефана, и еще имѣя руки, обагренныя кровью, поспѣшно шелъ по дорогѣ къ Дамаску, желая присовокупить къ гоненію гоненіе, къ убійствамъ убійства, и съ корнемъ истребить христіанство, только что пустившее первый цвѣтущій ростокъ, — вѣдалъ хорошо Богъ нашъ, что совершилъ, — что сильный врагъ можетъ быть и другомъ мужественнымъ: и осіявъ его внезапно свѣтомъ, приводитъ въ содроганіе и повергаетъ въ смиреніе, пріостановивъ, съ одной стороны, шествіе страхомъ, и съ другой — поразивъ мракомъ глаза (его), пылавшія огнемъ и гнѣвомъ. Наказуетъ же его не молчаливо, но къ дѣлу присоединилъ и слово, сказавъ ему написанное (въ Дѣяніяхъ): Савлъ, Савлъ, что ты гонишь Меня? трудно тебѣ идти противъ рожна (Дѣян. 9, 4-5), не потому, чтобы Самъ нуждался въ разговорѣ (ибо нужны ли слова, когда достаточны дѣла?), но чтобы дать поводъ (Савлу) спросить и узнать, что Христосъ, Котораго считали умершимъ и лежащимъ въ землѣ, живъ и является съ небесъ. Но ничего нѣтъ лучше, какъ предложить самыя слова, повѣствующія намъ объ уловленіи еврейскаго волка.

Савлъ же, еще дыша угрозами и убійствомъ (Дѣян. 9, 1 и слѣд.)... Изображаетъ мнѣ эта рѣчь мужа, терзаемаго яростью отъ предшествующаго оскверненія убійствомъ, еще тяжко дышущаго послѣ метанія камней, съ налитымъ кровью и дикимъ взглядомъ, какъ естественно убійцѣ, сохраняющему древле данныя черты въ пророчествѣ патріарха. Вѣдь этотъ послѣдній, когда былъ близокъ къ смерти, обставивъ со всѣхъ сторонъ около кровати дѣтей (своихъ), пророчествовалъ Духомъ. Такъ напримѣръ, благословляя Іуду, хотя разговаривалъ съ нимъ, но таинственно прославлялъ (имѣвшаго произойти) отъ него Христа. Всѣмъ по порядку произнесши предсказанія касательно послѣдующихъ судебъ, дошелъ наконецъ до Веніамина, какъ младшаго по возрасту; и, конечно, къ сыну обращалъ рѣчь, въ дѣйствительности же предуказывалъ на Павла, происходящаго, какъ извѣстно, изъ его колѣна. Веніаминъ волкъ, хищникъ, рано ястъ и на вечеръ даетъ пищу (Быт. 49, 27). Изслѣдуемъ, что значитъ сказанное. Не то ли это, что сначала съѣвши (т. е. подвергши преслѣдованію, убійству, пролитію крови, — разсѣявъ церковь, какъ стадо), напослѣдокъ онъ сдѣлался питателемъ и пастыремъ добрымъ, сложивъ съ себя гонителя и облекшись въ апостола, всѣмъ какъ пищу раздавая законъ и устроивъ для насъ сію священную трапезу. Вотъ какова сила Господня, что она обезоруживаетъ отъ ярости и нечестивыхъ замысловъ мятежниковъ, искусно приводить (къ своей цѣли) и смягчаетъ, дѣлаетъ кроткими овцами вмѣсто звѣрей кусающихъ.

При этомъ, что (еще) говоритъ Писаніе? Пришелъ къ первосвященнику, и выпросилъ у него письма въ Дамаскъ къ синагогамъ (Дѣян. 9, 1-2), чтобы отвести христіанъ въ Іерусалимъ. О, какое несогласіе и различіе писемъ, коихъ тогда просилъ Павелъ, отъ тѣхъ, которыя впослѣдствіи написалъ онъ, возвѣщая Христа! Одни связывали христіанъ, другія налагали многія цѣпи за Христа на (самого) гонителя, и притомъ (цѣпи) — тяжелыя и трудноносимыя. Тамъ было написано: Павелъ, еврей, защитникъ закона, врагъ креста, противникъ Евангелія; въ позднѣйшихъ-же посланіяхъ: Павелъ, рабъ Іисуса Христа (Рим. 1, 1), — какого? внемли: Распятаго. О, чудо! то, что недавно было поношеніемъ, теперь стало похвалою: унижаемое воспоминается теперь, какъ слава: ибо ни одинъ тщеславный и гордый царь не величался такъ славою (своей) власти, какъ Павелъ — крестомъ и гвоздями, подписываясь всюду узникомъ (Флм. 9) и больше красуясь желѣзомъ, чѣмъ дѣвицы — золотымъ украшеніемъ.

И внезапно осіялъ его свѣтъ съ неба (Дѣян. 9, 3). Почему (Христосъ) не является ему въ видѣ человѣка, какъ Стефану съ неба, но въ видѣ огня или свѣта? Потому, что Стефану, — такъ какъ онъ былъ совершенъ и зналъ тайну вочеловѣченія, и слѣдовательно нисколько не потерпѣлъ бы вреда вслѣдствіе несовершенства, свойственнаго намъ, — какъ и слѣдовало, Онъ явилъ Себя въ томъ видѣ, въ какомъ и на небо возшелъ. Павлу же, какъ такому, который не допускалъ называть Іисуса Богомъ, оттого что Онъ въ тѣлѣ пребывалъ среди насъ, — не является человѣкомъ, дабы не утвердить въ невѣрующемъ преткновенія, но лучше — въ видѣ молніи и огня, чтобы отвлечь его отъ закона и Моисея. Это потому, что и тамь тотъ же самый Богъ, являясь Моисею, въ огнѣ глаголалъ; и при дарованіи закона на Синаѣ, огнемъ облиставши еврея (Моисея), вручалъ ему скрижали. Осіяваетъ, потому, и его (Павла), дабы обративъ вниманіе на сходство бывшаго тогда и теперь и какъ бы отъ забытья какого пробудившись, позналъ онъ богоявленія, отъ единой силы происходящія. Посылаетъ же сіяніе съ неба, чтобы Павелъ не называлъ уже, — обращаясь мыслію къ Виѳлеему и Галилеѣ, — Христа сыномъ Давида и человѣкомъ и всѣми прочими именами, относящимися къ домостроительству; но чтобы ясно позналъ, что Богъ, сущій въ вышнихъ, снисшелъ къ намъ, откуда и теперь является.

Затѣмъ присоединяетъ ясно: Я Іисусъ (Дѣян. 9, 5), — имя снисхожденія, — дабы утвердить вѣру въ воплощеніе, которою соблазнялись іудеи. — Я — Тотъ, Котораго вы заушали, Котораго бичевали, Котораго влачили и водили сначала къ Каіафѣ, потомъ — къ Пилату, Котораго обзывали постоянно сыномъ плотника, Котораго считали въ числѣ мертвыхъ, много насмѣхаясь надъ проповѣдниками воскресенія. Это — Я, Который говорю теперь, но не являюсь: присутствую, но не видимъ; просвѣщаю душу, наводя слѣпоту на глаза. Итакъ, повѣрь, что и Стеѳану Я являлся, когда онъ, говоря это къ вамъ, не находилъ довѣрія. — Трудно тебѣ идти противъ рожна (Дѣян. 9, 5). Рожномъ называетъ гвозди креста; ибо какъ набрасывающійся на заостренное желѣзо, не ему вредитъ (можно ли это твердому?), но себя самого ранитъ; такъ и противоборствующій Богу навлекаетъ на себя добровольную погибель. Вразумисъ, впрочемъ, и потерявъ зрѣніе отъ чудеснаго сіянія, теперь особенно подумай, что для того Я и тѣломъ облекся и сдѣлался человѣкомъ, чтобы всѣ не ослѣпли, приходя въ общеніе съ Божествомъ безъ прикровенія (тѣлесностію).

Вотъ что было, — и ведомый за руку Павелъ являлъ собою зрѣлище жалкое, или скорѣе — пріятное и достойное радости. Связанъ волкъ, образумленъ хищникъ, укрощенъ дикарь, тихо пошелъ бѣжавшій, уходилъ ученикомъ мучитель учениковъ; отводился пить кровь Другаго кровію Стефана обагрившій руки. Въ теченіи трехъ дней пребывалъ онъ въ слѣпотѣ, — и совершенно естественно: ибо согрѣшившій противъ Троицы по справедливости и присужденъ былъ къ наказанію равночисленному.

Такъ божественный сей (Павелъ) тайноводимъ былъ къ благочестію. И когда онъ пріобщился истины и опытомъ позналъ, что Христосъ живетъ, существуетъ и царствуетъ надъ всѣмъ, а не погубленъ смертію, не украденъ учениками; то тотчасъ перешедши отъ закона къ Евангелію, всѣмъ сталъ возвѣщать Богомъ Христа, Котораго вчера и недавно поносилъ злословіями, — и сталъ (теперь) такимъ же поборникомъ, какимъ (прежде) былъ врагомъ, — сильнымъ въ томъ и другомъ случаѣ. Вдругъ и неожиданно вошедши въ синагоги Дамаска, началъ излагать передъ собраніемъ слова закона и пророковъ, не законъ утверждая, но находя въ немъ указанія на Христа, и сопоставляя рѣчи учениковъ съ совершающимися событіями, и закономъ изгоняя законъ. Такъ и самъ онъ говоритъ о себѣ въ посланіи къ Римлянамъ: закономъ я умеръ для закона [8], т. е. бывъ руководимъ писаніями Моисеевыми, позналъ я благочестіе Евангелія. — Ужасъ объялъ Дамаскъ и всѣ какъ Божіе чудо разглашали другъ другу: идите, посмотрите тарсянина еврея, (прежняго) горячаго ученика отеческаго закона, а теперешняго ревностнаго защитника Іисуса, Богомъ Его объявляющаго и доказывающаго изъ нашихъ Писаній, что Онъ есть обѣтованный Спаситель. Явилось даже опасеніе, чтобы онъ не обратилъ весь городъ и не увлекъ весь народъ за собою и не отклонилъ бы отъ закона: ибо вѣдь онъ (Павелъ) — и свѣдущъ въ Писаніи, и умомъ остеръ, и въ словѣ мѣтокъ, и въ обращеніи находчивъ, и пріобрѣлъ большое довѣріе; посему, въ точности зная наше, онъ, казалось, не по невѣденію заблуждался, но изслѣдованіемъ и разсужденіемъ обрѣлъ истину. Въ такое недоумѣніе ввергла великій, многолюдный городъ первая проповѣдь мужественнаго обращенца. И въ то время Дамаскъ былъ болѣе смущенъ, чѣмъ прежде христіане въ Іерусалимѣ, когда Павелъ побивалъ камнями Стефана; ибо какъ лучшіе изъ борцовъ куда перейдутъ, туда переносятъ съ собой и побѣду, такъ и божественный (сей) мужъ дѣлалъ тѣхъ вполнѣ великими, на чью сторону склонялся.

Такимъ-то образомъ, возвѣстивъ Евангеліе въ Финикіи, и первыя сѣмена апостольства положивъ тамъ, гдѣ и самъ просвѣщенъ былъ знаніемъ, онъ пришелъ въ Іерусалимъ, будучи страннымъ и вмѣстѣ прекраснымъ зрѣлищемъ для тамошнихъ жителей. Тѣ, которые ранѣе послали его, не зная о случившемся въ промежутокъ этого времени, при первомъ свиданіи съ удовольствіемъ смотрѣли (на него) и спрашивали добычи, надѣясь увидѣть множество узниковъ-христіанъ, и ища исполненія многихъ обѣщаній. Но когда, съ теченіемъ разговора, они нашли Савла Павломъ, перемѣнившимъ вмѣстѣ съ именемъ и образъ мысли, рабомъ Христа и ученикомъ болѣе пылкимъ, чѣмъ другіе апостолы: то сначала сочли его рѣчи за шутку и насмѣшку. Но когда, хорошенько обдумавши, нашли, что образъ мыслей его соотвѣтствуетъ его словамъ, то только о томъ и думали, какъ бы погубить юношу; такъ какъ нельзя было еврейской религіи существовать и успѣшно дѣйствовать, пока живетъ и проповѣдуетъ Павелъ. И это ясно показало все послѣдующее время.

Когда еще многіе, хотя и были христіанами, недостаточно чисто жили по Евангелію, но двоедушествовали и иногда даже употребляли обрѣзаніе, дабы отчасти дѣлая угодное евреямъ, смягчить ихъ гнѣвъ: онъ одинъ съ непреклоннымъ убѣжденіемъ училъ не допускать никакой уступчивости, и вслухъ всѣхъ громко провозглашалъ свое слово, и дошелъ до такой свободы мысли, что однажды, когда Галаты, по собственному легкомыслію и небрежности учителей, снова стали переходить къ жизни подзаконной, — онъ, пиша къ нимъ дивное посланіе (которымъ научалъ ихъ въ обновленіи жизни по Христу вести себя благочестиво и богоугодно, не держась уже письменъ, начертанныхъ на каменныхъ скрижаляхъ), коснулся въ своей рѣчи самого главы апостоловъ, и, рѣшительно противоставъ Петру, упрекалъ его за то, что онъ искажаетъ новый образъ жизни привнесеніемъ старыхъ и отжившихъ установленій: и даже не устыдился ни сѣдины старца, ни старѣйшинства въ апостольствѣ, когда видѣлъ, что истина подвергается опасности; но какъ противъ Галатовъ онъ сильно возсталъ, такъ и Петра сильно поразилъ, растворивъ впрочемъ, какъ и слѣдовало, дерзновеніе благопристойностію. Такъ и вездѣ онъ училъ и убѣждалъ. Если же гдѣ, встрѣтившисъ съ злыми нравами и претерпѣвалъ онъ какую-нибудь бѣду — заключеніе ли въ темницу, полученіе ли ранъ, побіеніе ли камнями, то не ослабѣвалъ въ усердіи изъ-за приключившагося несчастія, но немного спустя опять приближался къ врагамъ, и опровергая ихъ рѣчи и изобрѣтая способы (для исполненія своихъ) предпріятій, весьма искусно при этомъ приспособляясь къ встрѣчающимся потребностямъ, всегда уходилъ, убѣдивши или всѣхъ, или многихъ. Неоднократно найденный съ неисцѣльными ранами (Дѣян. 16, 22 и слѣд.) и брошенный въ предмѣстіяхъ того города, который тайноводствовалъ онъ къ благочестію, считавшійся уже умершимъ отъ множества злоключеній, — на слѣдующій день достигнувъ площади и протянувъ правую руку, опять училъ онъ тѣхъ, кои почти довели его до смерти. Такъ, нисколько не заботился онъ о тѣлѣ; но взирая на цѣль высшаго призванія, отважно боролся, переходя изъ страны въ страну, изъ города въ городъ, подвизаясь въ трудахъ на сушѣ, противостоя опасностямъ на морѣ, витійствуя вразумительно передъ мятущимся народомъ, защищаясь передъ гнѣвными судьями; евреевъ приводя къ познанію Христа при помощи чтимыхъ у нихъ Писаній, эллиновъ склоняя внѣшними доводами и неписанными законами природы, христіанъ укрѣпляя, прозелитовъ назидая и питая приличными наставленіями, какъ садовники (питаютъ) отсадки растеній — соотвѣтственнымъ и умѣреннымъ поливаніемъ воды. А что особенно обнаруживаетъ его силу въ рѣчахъ, мы (сейчасъ) узнаемъ.

Аѳины — передній городъ Ахаіи, очагъ наукъ, какъ прежде называли его люди знаменитые, мѣсто занятій мужей мудрыхъ и преданныхъ наукѣ. Итакъ, Павелъ, прошедши весь Иллирикъ и всюду разсѣявая искры вѣры, которыя Духъ Святый принявъ воспламенялъ и сохранялъ неугасимыми (Дѣян. 17, 16 и слѣд.), пришелъ по нуждѣ путешествія [9] и къ мудрымъ Аѳинянамъ. Многотруднымъ было дѣломъ, чтобы скинотворецъ публично проповѣдывалъ ученіе о Богѣ тѣмъ, которые имѣли притязаніе быть владыками всѣхъ людей по образованности. Но возвышаемый величіемъ природы и богатствомъ дарованія свыше, онъ избралъ не одинъ изъ крытыхъ домовъ [10] и не въ какой-либо мастерской присѣвши (какъ обыкновенно вели разсужденія съ своими учениками даже первые изъ ихъ философовъ), повелъ онъ свою бесѣду; но вошедши въ Ареопагъ (гдѣ былъ совѣтъ жестокій и страшный, произносившій уголовныя рѣшенія), и нашедши тутъ великое множество собравшихся, вставъ началъ проповѣдывать по примѣру привычныхъ ораторовъ, ежедневно состязавшихся у нихъ. Взявъ за начало надпись, начертанную на одномъ жертвенникѣ, и отсюда удачно возвѣстивъ имъ невѣдомаго Бога, и закончивъ всю рѣчь, онъ, хотя и чуждый внѣшней мудрости, настолько мало погрѣшилъ въ чемъ-нибудъ относительно доводовъ, что самого главу членовъ Ареопага, Діонисія, а вмѣстѣ и жену его, убѣдивъ, обратилъ и сдѣлалъ рабомъ Христа, на основаніи одного жертвенника и краткой надписи отклонивши отъ многихъ жертвенниковъ.

Отошедши побѣдителемъ оттуда, гдѣ враждебный демонъ Эллиновъ особенно былъ силенъ, и перешедши отсюда въ сосѣдній городъ Коринѳъ, бывшій столицею Ахаіи, и возвѣстивъ въ синагогахъ спасительное ученіе, онъ ушелъ, привлекши прозелита — не одного изъ толпы и изъ заурядныхъ (людей), но самого начальника синагоги со всѣмъ многочисленнымъ домомъ (Дѣян. 18, 8). Побѣдивъ законъ (начиная) съ главы и возвеличивъ крестъ, какъ высокій трофей, онъ оставилъ такимъ образомъ и этотъ городъ, подчинивъ его Христу. Съ теченіемъ же времени и съ распространеніемъ слова благочестія, онъ сталъ какъ бы какимъ полководцемъ, — пріобрѣтая Царю ежедневно города, села, деревни и пресѣкая силу прежде владычествовавшаго тиранна.

Такъ, изъ Коринѳа перешелъ онъ въ Писидійскую страну, затѣмъ побывавъ въ Ликаоніи и Фригійскихъ городахъ и отсюда посѣтивъ Азію и потомъ — Македонію, — онъ былъ общимъ учителемъ вселенной, при личномъ свиданіи благодѣтельствуя устною рѣчью, отсутствующихъ же привлекая черезъ посланія. У него одного ни постоянно шествующія стопы не утомлялись, ни языкъ не уставалъ, безпрестанно излагая тайны Евангелія и врагамъ и друзьямъ. Таковъ онъ былъ въ отношеніи къ учительству. А какимъ онъ былъ человѣкомъ въ другомъ любомудріи жизни? Всегда и постоянно съ усердіемъ занимаясь проповѣдью и служа Евангелію, онъ ни отъ кого не бралъ въ даръ даже и хлѣба; но днемъ имѣлъ борьбу съ безчисленными врагами, ночью же — ножъ, кожи и занятіе своимъ ремесломъ, чтобы этимъ добыть себѣ пропитаніе, и для всѣхъ явиться апостоломъ необременительнымъ, проповѣдникомъ безмезднымъ, отказывающимся даже отъ хлѣба угощающихъ.

Это слово послушаемъ, о іереи, — которые не только часть получаете отъ алтарей, но и богатѣете отъ нихъ, и роскошествуете, и дѣлаете священный избытокъ собственнымъ стяжаніемъ, грубо распоряжаясь послушными Христа ради, какъ рабами. Священство не есть властвованіе, а скорѣе — рабство для того, кто понимаетъ его; это — не санъ начальническаго самоволія, а служеніе богобоязненному домостроительству. Ужели не имѣлъ власти дивный Павелъ вкушать и пить отъ священныхъ приношеній (1 Кор. 9, 4), и хоть малое вознагражденіе брать за безчисленные труды — для поддержанія постоянно подвергавшагося побоямъ тѣла? Но онъ не воспользовался этой властью, дабы, ничего не получивъ на землѣ, все сберечь для неба. Вслѣдствіе этого, еще будучи облеченъ тлѣнною плотью, онъ удостоенъ былъ почестей сверхчеловѣческихъ. Чтобы созерцать залогъ будущихъ благъ и тамошнихъ почестей, онъ восхищается до третьяго неба, видитъ явленія, превосходящія здѣшній удѣлъ, слышитъ неизреченные глаголы, какъ самъ говоритъ (2 Кор. 12, 2 и слѣд.), хотя по необходимости — и со сдержанностью, избѣгая всюду хвалиться и величаться собственными преимуществами. Чтобы обуздать высокомѣріе гордящихся малыми дарованіями, онъ по необходимости открываетъ нѣкоторыя изъ своихъ, и притомъ отнесши ихъ къ другому лицу и далеко отклонивши всякое подозрѣніе относительно себя.

Вѣдь вотъ Илія Ѳесвитянинъ за то, что въ видѣ огненной колесницы [11] подъятъ былъ на высоту, всюду прославляется и служитъ предметомъ большаго удивленія для живущихъ на землѣ людей: но далеко ли онъ достигъ, — этого не разъяснило никакое слово. Быть можетъ и немного отъ земли поднятый возносившею его силою, онъ былъ отданъ въ то мѣсто, которое получилъ для своего обитанія. Павлово же преселеніе было болѣе блистательно и славно, такъ какъ прибавлена и мѣра, на сколько онъ былъ вознесенъ: ибо если вообще извѣстны семь небесъ, то онъ достигъ безъ малаго половины. И пусть, наконецъ, отложатъ гордость евреи, много хвалящіеся Моисеемъ за то, что онъ одинъ достигъ вершины Синая и находился среди мрака и облаковъ. А Павелъ мой вмѣсто горы возшелъ на небо, и вмѣсто тучи досягнулъ дальше воздуха, находящагося надъ облаками. И это вполнѣ естественно: вѣдь человѣку по Христу надлежало настолько побѣдить Моисея, насколько Евангеліе превосходитъ законъ.

А о богоявленіяхъ и богоглаголаніяхъ, и какъ отъ узъ онъ освобождался и въ уныніи, воодушевлялся, при чемъ Богъ давалъ ему откровенія и во снѣ и на яву, — нужно ли и говорить, когда онъ самъ не скрылъ этой своей благодати, но всѣмъ вообще ясно открылъ, сказавъ: вы ищете доказательства на то, Христосъ ли говоритъ во мнѣ (2 Кор. 13, 3)… Ибо тогда какъ другіе — изъ пророковъ-ли, или изъ апостоловъ — имѣли дѣйствія [12] свыше въ опредѣленные сроки и временно, — и иногда имъ соприсутствовало Божество, а иногда — и нѣтъ: божественный сей (Павелъ), разъ ставъ избраннымъ храмомъ Бога, назначеннымъ для обитанія Его, всегда имѣлъ Христа и руководителемъ (своихъ) намѣреній, и учителемъ въ рѣчахъ, и пособникомъ въ дѣлахъ. И Іоаннъ Зеведеевъ казался великимъ, потому что, пользуясь большимъ передъ другими учениками дерзновеніемъ предъ Господомъ, возлежалъ на персяхъ Его (Іоан. 13, 23), и за то въ особенности славится у всѣхъ. Сей же (Павелъ) не по справедливости ли долженъ бы (по-видимому) считаться даже выше человѣка, когда онъ не тѣлеснаго Іисуса [13], но чуждое плоти Слово ежедневно носилъ въ себѣ, представивъ себя Создателю сосудомъ благопотребнымъ и чистымъ? Много разнообразнаго можно было бы сказать, что сей божественный, научая весь міръ, и говорилъ и дѣлалъ — на землѣ и морѣ, въ судилищахъ, на площадяхъ, среди народа, въ собраніяхъ, въ дворцахъ царскихъ: но я добровольно опускаю это за многочисленностью: ибо я предположилъ не описаніе подвиговъ его составить, такъ чтобы ничего не пропустить, но похвалу воздать, и притомъ — насколько достаетъ моихъ силъ. Объ одномъ только послѣднемъ (подвигѣ) упомянувъ, я окончу рѣчь.

Послѣ того, какъ исходилъ онъ всю вселенную и, поставивъ слово на свѣщникѣ, возжегъ великій огонь евангельскаго знанія, — достигъ онъ Рима, какъ царствующаго града, дабы, научивъ и убѣдивъ владычествующихъ надъ всѣми людьми и содѣлавъ ихъ учениками, онъ могъ бы съ тѣмъ большею силою дѣйствовать своею проповѣдью на другихъ людей. Нашедши же и Петра здѣсь, дѣлателя столь же усерднаго, и соединившись въ нѣкую священную и боговдохновенную чету, училъ онъ подзаконныхъ въ синагогахъ, а язычниковъ присоединялъ на площадяхъ: и разнообразнымъ былъ онъ учителемъ благъ, раскрывая познаніе Бога чистое и неложное, давая въ законъ точныя правила нравственной добродѣтели, изгоняя далеко отъ людей пляски и пьянство и всякое вообще необузданное сладострастіе, которому чрезмѣрно подверженъ былъ и народъ весь и царь тогдашній. Сильно тронуло Нерона введеніе превосходнѣйшаго цѣломудреннаго образа жизни. Онъ болѣе жалѣлъ о прекращеніи удовольствія, чѣмъ если бы кто лишилъ его самаго царства; ибо онъ, какъ едва ли кто другой, былъ изобрѣтателемъ наслажденій, любителемъ роскоши и веселья, малодушнымъ и изнѣженнымъ, начальникомъ блудницъ, а не царемъ мужчинъ. Да и какъ могъ властвовать надъ другими тотъ, кто не научился управлять самимъ собою? Одну положилъ онъ себѣ заботу, какъ бы истребить изъ города учителя благочестія и цѣломудрія. И поревновавъ Ироду въ этой мысли, заключаетъ апостоловъ въ темницу, какъ тотъ — Іоанна; и имѣя по сходству другую Иродіаду, — необузданное и сладострастное настроеніе, искавшее главы Петра и Павла, — обоихъ увѣнчалъ онъ вѣнцемъ мученическимъ, одного пригвоздивъ къ дереву, у Павла же отсѣкши голову, а намъ и (всему) міру оставивъ страданіе святыхъ, поводомъ для торжества и столь великаго праздника.

Вотъ что принесъ намъ, о Треблаженные, ежегодный обычай, возвѣщающій васъ повсюду, какъ общихъ всей вселенной подвижниковъ, и улучшающій мысли людей вашимъ чествованіемъ, ибо чествуемая добродѣтель возбуждаетъ многихъ къ соревнованію, — во Христѣ Іисусѣ Господѣ нашемъ, Которому слава и держава во вѣки. Аминь.

Примѣчанія:
[1] Разумѣется Илій — см. въ 1 Цар. 2, 12 и слѣд.
[2] Т. е. число, вполнѣ достаточное для Церкви.
[3] букв: всякое мѣсто… возвѣщало.
[4] Какъ у риторовъ.
[5] Т. е. превѣчнаго рожденія Сына Божія изъ существа Бога и Отца.
[6] Это и предъидущее разсужденія оратора дóлжно понимать въ смыслѣ пастырскаго руководства Апостоломъ Церкви, а не въ католическомъ смыслѣ внѣшняго главенства римскаго папы.
[7] т. е. Рима.
[8] Въ текстѣ ошибочно названы Римляне; цитатъ взятъ изъ Гал. 2, 19 — ср. Рим. 7, 6.
[9] Т. е. по дорогѣ.
[10] Т. е. обыкновенный домъ.
[11] Т. е. подъятъ былъ тѣмъ, что имѣло видъ колесницы.
[12] Т. е. откровенія сверхъестественныя.
[13] Рѣчь тутъ о плоти Христа до воскресенія Его и вознесенія на небо.

Печатается по изданію: Святаго Астерія Амасійскаго Слово въ похвалу святыхъ верховныхъ Апостоловъ Петра и Павла. / [Переводъ съ греческаго и примѣчанія М. Д. Муретова.] // Журналъ «Богословскiй Вѣстникъ», издаваемый Московскою Духовною Академiею. Сергiевъ Посадъ: «2=я типографiя А. И. Снегиревой». – 1892. – Томъ II. – Іюнь. – с. 379-412.

Семинарская и святоотеческая библиотеки
Пожелания, исправления и дополнения присылать по адресу: otechnik@narod.ru

Вернуться к оглавлению раздела | Перейти к главной странице