Святитель Василий Великий

Узналъ я письмо твое, какъ узнаютъ дѣтей друга, по примѣчаемому сходству съ родителями. Положеніе мѣста, говоришь ты, не много значитъ и не можетъ въ душѣ твоей произвести сколько-нибудь влеченія къ тому, чтобъ жить съ нами вмѣстѣ, пока не узнаешь чего-нибудь о нашемъ образѣ жизни и о препровожденіи у насъ времени. Подлинно, это — твое разсужденіе, достойное твоей души, которая все здѣшнее ставитъ ни во что въ сравненіи съ блаженствомъ, какое уготовано намъ по обѣтованіямъ.

Но я стыжусь и писать о томъ, что самъ дѣлаю ночь и день въ этой пустынѣ. Ибо, хотя и оставилъ я городскую жизнь, какъ поводъ къ тысячамъ золъ, однако же никакъ не могъ оставить самого себя. Но похожу на людей, которые, по непривычкѣ къ плаванію на морѣ, приходятъ въ изнеможеніе и чувствують тошноту, жалуются на величину корабля, какъ на причину сильной качки, а перейдя съ него въ лодку или малое судно, и тамъ страждутъ тошнотой и головокруженіемъ; потому что съ ними вмѣстѣ переходятъ тоска и желчь. Подобно сему въ нѣкоторомъ отношеніи и мое положеніе: потому что, нося съ собою живущія въ насъ страсти, вездѣ мы съ одинаковыми мятежами; а потому немного извлкаемъ пользы изъ этого одиночества.

Что же надлежало намъ сдѣлать и съ чего начать, чтобы идти по слѣдамъ Вождя нашего спасенія? ибо Онъ говоритъ: аще кто хощетъ по Мнѣ ити, да отвержется себѣ, и возметъ крестъ свой, и по Мнѣ грядетъ (Матѳ. 16, 24). — Вотъ что:

Надобно старатъся имѣть умъ въ безмолвіи. Какъ глазъ, который въ непрестанномъ движеніи, то вертится въ стороны, то обращается часто вверхъ и внизъ, не можетъ ясно видѣть того, что передъ нимъ, а напротивъ того, если хочетъ сдѣлать, чтобы зрѣніе его было ясно, надобно устремить взоръ на одинъ видимый предметъ: такъ и умъ человѣческій, если развлеченъ тысячами мірскихъ заботь, не можетъ ясно усматривать истину. Какъ не связаннаго еще узами брака приводятъ въ смятеніе неистовыя пожеланія, неудержимыя влеченія и какія-то мученія любви; такъ вступившаго уже въ супружество встрѣчаетъ новое волненіе заботъ; когда нѣтъ дѣтей, желаніе имѣть ихъ, а когда есть дѣти, попеченіе объ ихъ воспитаніи, охраненіе супруги, раченіе о домѣ, надзоръ за служителями, утраты по договорамъ, споры съ сосѣдями, тяжбы въ судахъ, опасности въ торговлѣ, труды въ земледѣліи. Каждый день приноситъ съ собою свое омраченіе душѣ, и ночи, получая въ наслѣдство дневныя работы, обольщаютъ тѣми же представленіями. Одинъ только способъ избѣжать сего; это — удаленіе отъ сего міра. А удаленіе отъ міра состоитъ не въ томъ, чтобъ тѣломъ быть внѣ міра, но чтобы душею оторваться отъ пристрастія къ тѣлу, не имѣть у себя ни города, ни дома, ни собственности, ни товарищества, быть нестяжательнымъ, не безпокоющимся о средствахъ жизни, беззаботнымъ, избѣгающимъ всякаго сношенія съ людьми, не знающимъ человѣческихъ правилъ, готовымъ принимать напечатлѣваемое въ сердцѣ божественнымъ ученіемъ. Пріуготовленіе же сердца состоитъ въ отученіи его отъ тѣхъ правилъ, какія заняты имъ изъ лукаваго обычая, потому что и на воску нельзя писатъ, не изгладивъ положенныхъ на немъ начертаній; и душѣ невозможно ввѣрить божественныхъ догматовъ, не истребивъ въ ней укорененныхъ навыкомъ мнѣній. Для сего, конечно, весьма великую пользу доставляетъ намъ уединеніе, которое усыпляетъ въ насъ страсти, и даетъ разуму досугъ совершенно отсѣчь ихъ отъ души. Какъ не трудно одолѣвать укрощенныхъ звѣрей; такъ пожеланія, гнѣвъ, страхъ, скорби, эти злые ядовитые звѣри въ душѣ, если усыплены они безмолвіемъ, а не приводимъ ихъ въ разсвирѣпѣніе постояннымъ раздраженіемъ, удобнѣе преодолѣваются силою разума.

Поэтому пусть будетъ избрано такое мѣсто, каково, напримѣръ, наше, свободное отъ общенія съ людьми, чтобы ничто постороннее не прерывало непрестаннаго упражненія. Упражненіе же въ благочестіи питаетъ душу божественными размышленіями. Поэтому что блаженнѣе сего — на землѣ подражать лику Ангеловъ: при самомъ началѣ дня поспѣшать на молитву, чествовать Создателя пѣснями и пѣніями; потомъ, когда возсіяетъ совершенно солнце, принявшись за дѣла, и вездѣ имѣя при себѣ молитву, приправлять свои работы пѣснопѣніями, какъ солію; потому что пѣсненныя утѣшенія приносятъ душѣ безпечальное и радостное успокоеніе?

Итакъ безмолвіе служитъ для души началомъ очищенія, когда ни языкъ не произноситъ чего либо человѣческаго, ни глаза не заняты разсматриваніемъ доброцвѣтности и соразмѣрности въ тѣлахъ, ни слухъ не разслабляетъ душевнаго напряженія слушаніемъ пѣсней, сложенныхь для удовольствія, или разговорами людей шутливыхъ и смѣхотворныхъ, что, обыкновенно, всего болѣе ослабляетъ душевныя силы. Умъ, не разсѣяваясь до внѣшнимъ предметамъ, и не развлекаясь міромъ подъ вліяніемъ чувствъ, входитъ въ самого себя, а отъ себя восходитъ къ мысли о Богѣ; озаряемый же этою Добротою приходитъ въ забвеніе о самой природѣ; душа не увлекается ни попеченіемъ о пропитаніи, ни безпокойствомъ объ одеждахъ, но, на свободѣ отъ земныхъ заботъ, всю свою ревность обращаетъ на пріобрѣтеніе вѣчныхъ благъ, на то, чтобы возрастали въ ней цѣломудріе и мужество, справедливость и благоразуміе, а равно и прочія добродѣтели, которыя, состоя подъ сими родовыми добродѣтелями, обязываютъ ревнителя всякое дѣло въ жизни исполнять должнымъ образомъ.

А самый главный путь, которымъ отъискиваемъ то, къ чему обязываеть насъ долгъ, есть изученіе богодухновенныхъ Писаній; потому что въ нихъ находимъ мы правила дѣятельности, и въ нихъ житія блаженныхъ мужей, представленныя въ письменахъ, подобно какимъ-то одушевленнымъ картинамъ жизни по Богу, предлагаются намъ для подражанія добрымъ дѣламъ. Поэтому, въ чемъ бы кто ни сознавалъ себя недостаточнымъ, занимаясь Писаніемъ, въ немъ, какъ въ общей какой врачебницѣ, находитъ врачевство, пригодное своему недугу. И любитель цѣломудрія часто перечитываетъ исторію объ Іосифѣ, у него учится цѣломудреннымъ поступкамъ, находя его не только воздерживающимся отъ удовольствій, но по навыку расположеннымъ къ добродѣтели. А мужеству обучается у Іова который, при несчастномъ переворотѣ его жизни, въ одно мгновеніе сдѣлавшись изъ богатаго бѣднымъ и изъ благочаднаго безчаднымъ, не только самъ въ себѣ не перемѣнился, сохраняя во всемъ возвышенный образъ мыслей, но даже безъ огорченія перенесъ и то, что друзья, пришедши для утѣшенія, ругались надъ нимъ и усугубляли скорбь его. Опять кто имѣетъ въ виду, какъ въ то же время быть и кроткимъ и великодушнымъ чтобы противъ грѣха дѣйствоватъ гнѣвомъ, а на людей — кротостію, тотъ найдетъ Давида мужественнымъ въ военныхъ подвигахъ, но кроткимъ и непоколебимымъ при воздаяніи врагамъ. Таковъ и Моѵсей, который съ великимъ гнѣвомъ возстаетъ на согрѣшившихъ предъ Богомъ, но съ кроткимъ сердцемъ переноситъ клеветы на него самого. И какъ живописцы, когда пишутъ картину съ картины, часто всматриваясь въ подлинникъ, стараются черты его перенести въ свое произведеніе: такъ и возревновавшій о томъ, чтобы содѣлаться совершеннымъ во всѣхъ частяхъ добродѣтели, долженъ при всякомъ случаѣ всматриваться въ житія святыхъ, какъ бы въ движущіяся и дѣйствующія какія изваянія, и что въ нихъ добраго, то чрезъ подражаніе дѣлать своимъ.

Опять, если за чтеніями слѣдуютъ молитвы, то душа, движимая любовію къ Богу, приступаетъ къ нимъ бодрѣе и зрѣлѣе. Прекрасна же молитва, уясняющая въ душѣ мысль о Богѣ. А посредствомъ памятованія водруженная въ насъ мысль о Богѣ есть вселеніе въ насъ самого Бога. Такимъ образомъ дѣлаемся мы храмомъ Божіимъ, когда непрестанное памятованіе не прерывается земными заботами, и умъ не возмущается внезапными страстными движеніями, но избѣгающій всего боголюбецъ уединяется въ Богѣ, отражая отъ себя страсти, приманивающія его къ воздержанію, и проводитъ время въ занятіяхъ, ведущихъ къ добродѣтели. И прежде всего надобно стараться не быть невѣждою въ употребленіи дара слова, но спрашивать безъ любопрительности, а отвѣчатъ безъ надменности, не прерывая собесѣдующаго, когда говорить что полезное, безъ желанія бросить отъ себя на показъ слово, назначая мѣру и слово слуху; надобно учиться не стыдясь, учитъ не скупясь, и если что узналъ отъ другаго, не скрыватъ сего, уподобляясь негоднымъ женщинамъ, которыя подкидываютъ незаконнорожденныхъ дѣтей, но съ признательностію объявлять, кто отецъ слова. Въ напряженіи голоса должна быть предпочитаема середина, чтобы при маломъ напряженіи не оставался онъ несмысленнымъ, и при большемъ усиленіи не дѣлался несноснымъ. Надобно самому съ собою обдумывать, что будешь говорить, и потомъ уже пускать слово въ народъ. При встрѣчахъ должно быть привѣтливымъ, въ разговорахъ пріятнымъ не шутливостію подслащая рѣчь, но сообщая ей усладительность радушіемъ совѣта. Во всякомъ случаѣ, хотя бы надлежало сдѣлать и выговоръ, надобно избѣгать жестокости; ибо, если самъ себя унизишь по смиренномудрію, то найдешь удобный доступъ къ имѣющему нужду въ уврачеваніи. А часто полезенъ намъ и тотъ способъ выговора, какой употребленъ Пророкомъ, который согрѣшившему Давиду не отъ себя произнесъ опредѣленіе осужденія, но употребивъ вводное лице, сдѣлавъ самого Давида судіею собственнаго своего грѣха; такъ что, самъ на себя произнесши осужденіе, не жаловался онъ уже на обличителя.

Смиренному и сокрушенному образу мыслей приличны взоръ печальлый и потупленный въ землю, небрежность о наружности, волосы непричесанные, одежда немытая. Что плачущіе дѣлаютъ съ намѣреніемъ, то у насъ должно выказываться не намѣренно. Надобно, чтобы хитонъ былъ собранъ на тѣлѣ поясомъ, впрочемъ подпояска лежала не выше чреслъ (это было бы женоподобно), и не такъ слабо стягивалась, чтобы хитонъ могъ развѣваться (это было бы изнѣженно). Походка должна быть не медленная, которая бы изобличала душевное раслабленіе, и опять не скорая и теропливая, которая бы обнаруживала иступленныя движенія души. Цѣль одежды одна — служить для плоти покровомъ, достаточнымъ зимою и лѣтомъ. Но не гоняйся за пріятностію въ цвѣтѣ, за тонкостію и мягкостію въ отдѣлкѣ, ибо разбирать доброцвѣтность одежды есть то же щегольство, какимъ заняты женщины, которыя и щеки и волосы у себя окрашиваютъ въ чужой цвѣтъ. Напротивъ того полезно, если хитонъ имѣетъ столько толщины, что надѣвшій его можетъ согрѣться, не имѣя нужды въ другомъ. Обувь должна быть по цѣнѣ дешевая, но достаточно удовлетворящая потребности. Однимъ словомъ, какъ въ одеждѣ надобно предпочитать необходимое; такъ въ пищѣ удовлетворитъ нуждѣ хлѣбъ, жажду утолитъ у здороваго вода, и еще варенія изъ сѣменъ могутъ поддерживать въ тѣлѣ крѣпость для необходимыхъ потребностей. А пищу вкушать должно, не выказывая бѣшеной жадности, но во всемъ соблюдая твердость, кротость, и воздержность отъ удовольствій, даже въ это самое время имѣя умъ непраздный отъ мысли о Богѣ; напротивъ же того самое свойство снѣдей и устройство пріемлющаго ихъ тѣла надобно обращать въ предлогъ къ славословію Домостроителя вселенной, Которымъ промышлены различные роды снѣдей, приспособленные къ свойству тѣлъ. Молитвы предъ вкушеніемъ пищи должно совершать достойно даровъ Божіихъ, какіе и теперь подаются, и сберегаются на будущее время. Молитвы по вкушеніи пищи пусть содержатъ въ себѣ и благодареніе за дарованное, и прошеніе обѣтованнаго. На принятіе пищи долженъ быть назначаемъ одинъ опредѣленный часъ, и притомъ одинъ и тотъ же въ продолженіе извѣстнаго срока, такъ чтобы изъ двадцати четырехъ часовъ въ суткахъ онъ только одинъ употребляемъ былъ для тѣла, всѣ же прочіе часы проводилъ подвижникъ въ умномъ дѣланіи.

Сонъ долженъ быть легкій, отъ котораго безъ труда можно пробудиться, и какой естественнымъ образомъ слѣдуетъ послѣ малаго вкушенія пищи, его съ намѣреніемъ надобно прерывать попеченіями о дѣлахъ важныхъ. А погруженіе въ глубокое усыпленіе до разслабленія членовъ, чѣмъ дается время неразумнымъ мечтаніямъ, предаетъ спящаго такимъ образомъ ежедневной смерти. Напротивъ того, на что другими употребляется утро, на то подвижникамъ благочестія служитъ полночь; потому что ночное безмолвіе всего болѣе даетъ свободу душѣ, когда ни глаза, ни уши не передаютъ сердцу вредныхъ зрѣлищъ или слуховъ, но умъ наединѣ пребываетъ съ Богомъ, и какъ исправляетъ себя припоминаніемъ содѣланныхъ грѣховъ, такъ предписываетъ себѣ правила къ уклоненію отъ зла, и къ совершенію преднамѣреннаго испрашиваетъ содѣйствія у Бога.

Таково [1] мое тебѣ сказаніе братской любви, о любезная глава! А ты соблаговоли вознаградить меня святыми своими молитвами, чтобы спастись мнѣ отъ настоящаго лукаваго вѣка, и отъ безразсудныхъ людей, освободившись же отъ всякаго грѣха, а лучше сказать, отдѣлившись отъ самаго врага, и навѣтника нашей жизни, чистымъ сердцемъ узрѣть въ познаніи Бога всяческихъ, по благодати Господа нашего Іисуса Христа, Которому слава и держава во вѣки вѣковъ. Аминь.

Примѣчаніе:
[1] Сіе заключеніе письма читается въ рукописи Вѣнской библіотеки подъ № 86. См. Lambecii Commentaria de Bibl. Cols. Vindobonensi L. III p. 373.

Источникъ: Творенія иже во святыхъ отца нашего Василія Великаго, Архіепископа Кесаріи Каппадокійскія. — Новый исправленный переводъ Московской Духовной Академіи. Томъ III. — СПб.: Книгоиздательство П. П. Сойкина, 1911. — С. 4-9.