Как примирить присутствие зла в мире с существова­нием всемогущего и всеблагого Бога?

Эта проблема существовала во все времена, но осо­бенно мучительна она в наши дни, после кошмаров сталинского и постсталинского Гулага, нацизма с его лагерями смерти, после атомных бомбардировок Хиро­симы и Нагасаки, ужасающих бедствий стран третьего мира.

Проблема, или скорее даже соблазн, зла всегда была одним из источников атеизма. Уже в первые века нашей эры эпикурейцы так искусно подавали ее, что желатель­ный для них вывод — что Бога нет — казался неизбеж­ным. Вот как христианский писатель IV-го века (и про­тивник эпикурейцев) Лактанций передавал их философ­скую позицию: “Или Бог хочет удалить от нас зло и не может, или может и не хочет, или не хочет и не может, или хочет и может. Если хочет и не может, то это сла­бость, не свойственная Богу. Если может и не хочет, то это зависть, которая не свойственна Богу столько же, как и слабость. Если не может и не хочет, то это вместе и слабость, и зависть. Если хочет и может, то почему не удаляет его от нас, и зачем столько зла в мире?” (см.: Лактанций, “О гневе Божьем”, гл. 13, с. 243, СПб., 1848).

Философы, не соглашавшиеся с атеистическим раз­решением проблемы, оперировали в основном двумя аргументами.

Первый аргумент — Бог не творил зла. Как онтологи­ческой реальности зла не существует. Оно не есть нечто среди других вещей, не есть что-то сотворенное. Оно есть обособление, отторжение или даже материальное уничтожение некоторой части действительности, без которой жизнь лишается своей полноты.

Второй аргумент — Бог допускает зло как некое не­избежное состояние нашей столь еще несовершенной вселенной, в которой добро одних не совпадает с добром других. Потому возможно физическое зло — страдания, различные бедствия, катастрофы, разрушения; возмож­но зло моральное — из уважения к той свободе, которой Он наделил разумные существа.

И эти аргументы не неправильны. Они может быть даже единственно возможны, если стоять на чисто ра­циональной точке зрения, превращающей в абстракцию все, что открыто Богом из Его замысла в отношении человека и мира.

Естественная, а вернее непреображенная или чисто “природная” вселенная (она не преображена, ибо человек еще не преображен) неминуемо несет в себе страдания и смерть. И это все, что может усмотреть предоставленный самому себе человеческий разум.

Однако Божественное откровение требует истори­ческого и динамического видения, что открывает совер­шенно новые перспективы. Через Свое Слово Бог открыл нам, что не для того сотворен мир, чтобы оставаться ограниченным пределами своей природы, — мир суще­ствует для того, чтобы, преобразившись под воздейст­вием нетварных Божественных энергий, засиять в славе Божьей. Цель творческого акта Божия — мир преобра­женный, где не будет уже ни бедствий, ни страданий, ни смерти, но будет Бог “наполняющий все во всем”. (Ефес.1,23). Именно о такой вселенной говорится в Откровении Иоанна:

“И я увидел небо новое и землю новую: ибо прежнее небо и прежняя земля ушли, и моря уже нет. И я увидел город святой, новый Иерусалим, сходящий с неба от Бога, приготовленный словно невеста, украшенная для мужа своего. И я услышал голос великий от престола, говорящий: “Вот скиния Божия с людьми, и Он будет обитать с ними, и они будут Его народами, и Сам Бог будет с ними, и отрет всякую слезу с очей их, и смер­ти уже не будет: ни скорби, ни крика, ни боли уже не будет, потому что прежнее ушло. И сказал Сидящий на престоле: вот, Я все делаю новым”. (Откр. 21, 1-5).

Можно спросить: но почему же Бог с самого начала не сотворил вселенную с такими свойствами, что любые формы зла Потому что для преображения мира необходимо пре­ображение, или, как говорят Святые Отцы, обожение человека, посредством которого Божественная слава распространяется на весь остальной тварный мир. В свою очередь, это требует свободного согласия человеческой воли с волей Божественной, когда человеческая свобода содействует свободе Божественной благодати. Чтобы совершилось это обожение твари, чтобы поистине про­изошло единение всего во взаимной любви, нужно, чтобы сам человек свободно отдал себя Божественной любви. Но в силу самого смысла свободы он может и не сделать этого...

Наш мир отнюдь не является завершенным. И пока в душе человеческой не окончится выбор между бескоры­стием и эгоизмом, между сочувствием и равнодушием, наконец, между Богом и дьяволом, здесь будет продол­жать испытываться человеческая свобода.

Говоря о восприятии мира в согласии с Божествен­ным откровением, необходимо отметить еще один важ­ный момент: состояние, в котором находится творение, не является следствием только прародительского греха. Сначала был грех в ангельском мире, и лишь потом — наших прародителей. Из существ, обладавших свободой, сначала часть ангелов последовала за взбунтовавшимся против Бога Люцифером, и лишь потом человечество, начиная с праотца Адама подстрекаемое этими падшими ангелами, неправильно употребляя свой дар свободы, добровольно отделяло себя грехом от Бога, Источника жизни. Эти падшие ангелы, в силу особенностей их бестелесной природы, раз отпав от Бога, навсегда оста­лись в состоянии ненависти к Нему и Его Божест­венному замыслу любви, стали демонами. Человек же всегда имеет поистине фантастическую возможность вернуться в Отчий дом.

Созданный по образу и подобию Божьему, Адам не был подвержен смерти и страданию, и он мог это состо­яние сохранить, если бы добровольно остался в общении с Богом. Но грехом непослушания он отделился от Него и стал смертным. Как пишет св. апостол Павел, “...через одного человека грех вошел в мир, и через грех вошла смерть, и тем самым во всех людей перешла смерть...” (Рим. 5,12). А там, где смерть, там скорби и страдания:

“И сказал Господь Бог жене: "...умножая умножу скорбь твою в беременности твоей, в болезни будешь ро­ждать детей: и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою". Мужу же сказал: "за то, что Ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о кото­ром Я заповедал Тебе, сказал: "не ешь от него", проклята земля за тебя: со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей. Тернии и волчцы произрастит она тебе: и будешь питаться полевою травою. В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься.

И нарек Адам имя жене своей: Ева, ибо она стала матерью всех живущих. И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их. И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло: и теперь, как бы не простер руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно". И вы­слал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделы­вал землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поста­вил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранить путь к дереву жиз­ни”. (Быт. гл. 3).

Аналогично читаем мы в книге “Премудростей Соло­моновых”: “Бог создал человека для нетления и создал его образом вечного бытия Своего: но завистью диавола вошла в мир смерть и испытывают ее принадлежащие к уделу его” (гл. 2, 23-24).

Таким образом подверженность человека страданию и смерти, или, как говорят Святые Отцы, тлению, являет­ся последствием греха. Это вовсе не значит, что каждая болезнь человека происходит из-за его личных грехов, но она есть следствие принадлежности человеческого бытия к падшей, поврежденной грехом природе. Уже в III веке св. Ириней Лионский говорил, что болезнь и смерть не являются наказанием, устанавливаемым Богом провинившемуся человеку, но органическим следствием греха: “Соединение с Богом есть жизнь, свет и радость от благ, исходящих от Него. Напротив, тот, кто добровольно отделился от Него, страдает от разделения, которое сам

избрал. Отделение от Бога есть смерть, как отделение от света — мрак: отделение от Бога является потерей всего благого, исходящего от Него. Те, кто своим отпадением потеряли Его, те сами себя обрекли на наказание: не Бог избрал их для наказания, но наказание явилось следстви­ем их отделения от всего благого”. (Против ересей 5, 27, 2). В то же время совершенное одним человеком прегре­шение, даже если оно не затрагивает, казалось бы, других людей, по своим последствиям имеет характер всеобщий. Вот как это выразил, с присущей ему гениальностью поэта и пророка, французский писатель Леон Блуа:

“От нашей свободы зависит равновесие мира... Вся­кий человек, совершающий действие, проецирует свою личность в бесконечность. Данная бедняку от недоброго сердца медная монета прожигает руку бедняка, упав, проходит сквозь землю, проткнув солнце, пересекает не­босвод и наносит ущерб вселенной. Нечистый поступок человека покрывает мраком миллионы сердец людей, ему незнакомых, но таинственно с ним связанных и так же нуждающихся в том, чтоб этот человек стал чист, как умирающий от жажды путник нуждается в чаше воды из Евангельского источника. С другой стороны, акт ве­ликодушия, движение искреннего сочувствия являются песней во славу Божию. От Адама до конца времен им исцеляют больных, успокаивают отчаявшихся, утишают бури, освобождают плененных, неверующих обращают в верных, защищают род человеческий.

Вся христианская философия подчеркивает исклю­чительную важность свободного человеческого действия и всеохватывающей, неуничтожимой взаимной ответст­венности”.

Конечно, как и выбор, всякая ответственность лично­стна и каждый личный поступок способствует или пре­пятствует увеличению добра в мире.

Что же касается твари не обладающей разумом, то ее теперешнее состояние тления несомненно связано и с падением ангелов, и с состоянием человека. Бесспорно, что ангелы находятся в связи с физическим миром.

Дж. X. Ньюмэн, хорошо знакомый с богословием От­цов Церкви и чутко воспринимавший реальность мира невидимого, видел в ангелах не только посланников, ис­пользуемых Создателем во взаимоотношениях с людь­ми, но также посредников, сохраняющих строй мира видимого. “Я рассматривал их, скажем, как действитель­ные причины движения, света, вообще жизни с ее фун­даментальными законами физического мира, которые, возбуждая наши чувства, дают представление о причине и следствии, и это то, что мы называем законами при­роды”. В проповеди, на праздник архангела Михаила, он говорил об ангелах: “Всякое дуновение воздуха, луч, не­сущий свет и тепло, каждое дуновение красоты являет­ся, можно сказать, бахромой одежды, колыханием ризы тех, кто видит Бога лицом к лицу”...

Если так велика роль ангелов по отношению к тварному миру и его законам, то можно себе представить, какие глубинные сотрясения вызвало падение князя мира сего и последовавших за ним ангелов. Иногда я задаю себе вопрос: нет ли связи между этим падением и “противоестественным”, “дьявольским” поведением некоторых насекомых, вирусов и других тварей, кото­рые, однако, сами по себе не являются ни плохими, ни греховными. Как бы то ни было, но определенно, что именно сатана превратил безобидные существа в ору­дия искушения человека... Не будем при этом забывать и слов апостола Павла: “...тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покори­лась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне”. (Рим. 8, 19-22).

Зло, от которого мы страдаем здесь, на земле, являет­ся, таким образом, следствием греха и движимо грехом. Бог его не создавал, и оно исчезнет, но не ранее, чем ис­чезнет унижающее и умерщвляющее нас извращенное использование свободы, которая, когда мы верно рас­поряжаемся ею, есть самое драгоценное наше благо и средство нашего обожения.

Можно ли сказать, что зло ускользнуло от Бога и не подчиняется Его Провидению?

Безусловно, нет. Злу, которого Бог никогда не желает и не желал. Он кладет пределы. Он премудро соделывает так, что оно приводит человека к истинному благу, увеличивая свою благодатную помощь, когда возрастает сила искушения. “...Верен Бог, Который не попустит, чтобы вы были искушены сверх сил, но в самом искуше­нии даст и выход так, чтобы вы могли вынести”. (1 Кор.10,13).

И еще: “...Знаем, что любящим Бога, призванным по его предустановлению. Он во всем содействует ко бла­гу”. (Рим. 8,28).

И только в этом смысле мы можем сказать про стра­дания и испытания, происходящие с нами, что они по­пущены Богом, “посылаются” Им. Мы должны прини­мать их с доверием, ибо они никогда не превзойдут той силы, которую Он нам дает, чтобы привести нас, в конце концов, к нашему благу. Зла, как такового, нет, реально­стью зла оказывается лишь грех, который мы соверши­ли. Св. Иоанн Златоуст в одной из своих бесед подробно и исчерпывающе остановился на значении этого слова:

“Так как слово “зло” имеет два смысла, то я и хочу сообщить вам точное его значение с той и другой сторо­ны, чтобы вы из-за двусмысленности названия, переме­шав самые предметы, не впали в богохульство.

Итак, есть зло — действительное зло: блуд, прелюбо­деяние, любостяжание и бесчисленное множество поро­ков, достойных крайнего осуждения и наказания. Опять есть зло, а лучше сказать не есть, а называется (злом): голод, язва, смерть, болезнь и т.п. Все это не может быть (истинным) злом — потому я и сказал, что это только называется злом. Почему же? Потому, что если бы все это было злом, то не делалось бы для нас виною благ: не обуздывало бы гордости, не искореняло бы беспечности, не возбуждало бы нас к рачительности и не делало бы более внимательными к самим себе. “Когда Он убивал их, тогда они искали Его и обращались к Нему и с раннего утра прибегали к Богу”, — говорится в Писании (Пс. 77, 34). Зло разумеется здесь то, которое нас вра­зумляет, делает доблестными и более рачительными, приводит к любомудрию, а не то, которое достойно проклятия и осуждения; это не Божье дело, но изобрете­ние нашего произволения, а то служит к уничтожению этого. Злом называется здесь страдание, причиняемое нам наказаниями, и называется так оно не по собственной его природе, но приспособительно к мнению людей. Так как мы привыкли называть злом не только воровство и прелюбодеяние, но и несчастья, то (Бог) назвал так стра­дание, применяясь к мнению людей. Так вот, что озна­чают слова пророка: “нет зла во граде, еже Господь не сотвори” (Ам. 3,6). Это же выразил Бог через Исайю: “Аз есмь Бог, творяй мир, и зиждяй злая” (Ис. 45, 7), злом называя и здесь бедствия. На это зло делает намек и Христос в Евангелии, когда говорит ученикам: “...не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам позаботится о себе: довольно для каждого дня беды его” (Мф. 6, 34). Итак, из всего видно, что злом Бог называет здесь наказания, и что эти наказания Сам Он насылает на нас, являя в них важнейший вид Своего Промысла.

И врач не только тогда достоин хвалы, когда выводит больного в сады и луга или в бани и купальни, или когда предлагает ему роскошный стол, но и когда заста­вляет его оставаться без пищи, мучит голодом и томит жаждою, когда приковывает к постели, и дом делает темницею, лишает больного самого света и закрывает комнату со всех сторон завесами; когда подвергает его и сечению и жжению, и предписывает горькие лекарства — и тогда он тот же врач. Поэтому не странно ли — того, кто причиняет столько неприятностей, называть вра­чом, а Бога, если Он сделает одну такую неприятность, например, наведет голод, или смерть, хулить и не признавать Промыслителем вселенной? А Он-то один и есть истинный врач душ и телес. Поэтому-то часто Он, приняв в Свое попечение нашу природу, которая скачет от полноты счастья, а между тем одержима греховною горячкой, избавляет ее от болезней — бедностью, голо­дом, смертью и другими бедствиями, и иными, какими Сам знает, врачествами”. (Св. Иоанн Златоуст. Творения, т. 2. Беседы о диаволе, СПб., 1894, с. 280-281). И хотя человек не может в каждом случае определить причины выпавших ему испытаний, слово Божие утверждает нас в том, что все, попускаемое Богом, приводит ко благу человека, является как бы “таинством” Его безгранич­ной любви. “Не только то достойно восхищения, что возникает по желанию Божию, но и то, чему Он позво­ляет произойти”, — сказал Леон Блуа. Это не умаляет тайны путей Божиих и Его “икономии”. Доверившийся Богу не станет допытываться, почему Он попускает то или иное.

В одном из Слов, посвященных Божественному Про­видению и обращенном Святителем из Кукуза к своим страждущим последователям, в ответ на недоуменный вопрос: “Почему в этом мире допускаются действия злых людей, демонов, дьявола?” — святой Иоанн Златоуст отвечал: “Праведники не доискивались, как и каким образом совершаются дела Божьи, но видя, что все это непостижимо для человеческого разума, не устрашались и не возмущались, а все мужественно сносили, имея величайшую уверенность в силе Обещающего дать будущие блага, и не впадали, в виду противоположной действительности, в отчаяние... Все предоставляй неис­поведимой Премудрости Божией... Кто уже твердо уве­ровал, то хотя бы ярились бесчисленные волны, ...он не только не потерпит никакого вреда, но сделается еще более сильным... соблазны попускаются для того, чтобы не уменьшалась твердость мужественных”. (Творения, 3, с. 527, 528).

И еще раньше, в том же Слове, мы находим: “Когда ты знаешь, что Серафимы летают вокруг высокого и превознесенного престола, закрывая себе крылами лица, ноги, спину и оглашая небо кликами своего изумления, ты не думай, что у них действительно есть ноги и крылья: они ведь силы невидимые... Если же даже анге­лы не могут видеть Его и, чтобы выносить исходящую от него молнию, закрывают себе лица крыльями, и только славословят, только поют, воспевают с великим трепетом, вознося таинственную священнодейственную песнь, то не отступишь ли, не скроешься ли ты, желающий с та­ким безумством простирать твое суетное любопытство на промышление Бога, могущество Которого неизреченно, невыразимо и непостижимо для высших сил? Тайны Его с точностью ведомы только Его Сыну и Святому Духу, и никому другому...” (ibid. с. 501).

Но Бог не ограничился тем, чтобы подчинить Своему Божественному промыслу несчастья и трагедии, проис­ходящие с нами. Отец послал Сына Своего, чтобы Он воспринял нашу природу со всеми последствиями греха, со страданием и смертью. Восприняв их. Господь Иисус, являясь одновременно Богом и человеком, в корне изме­нил их смысл. Бывшие следствием и знаком отпадения человека от Бога, страдание и смерть, во исполнение Им воли Отца и по Его состраданию к людям, не исключая и Его собственных мучителей, стали знаком и выраже­нием Его сыновней любви к Отцу, орудием спасения. Ими самими Он их победил. А послав Духа Утешителя в наши сердца. Он дал возможность и нам превратить наши собственные страдания в средство уничтожения всякого эгоизма, средство духовного возрастания, в сред­ство воспитания любви, способности прощения сопер­ника и врага.

Христос пришел не устранить страдания и зло здесь на земле, но Своей смертью и Воскресением Он указал нам путь, на котором наши страдания становятся нашим спасением. И если мы это поняли. Он дает нам силы идти по этому пути, в ожидании того дня Его славно­го пришествия, когда и смерть будет окончательно побе­ждена.

Один современный исследователь книги Иова писал, что принять загадку страдания можно, лишь обладая особым душевным расположением, без которого самые глубокие размышления будут бессмысленны. Это свойст­во души есть то детское смирение, которое не стремится к достижению “последнего” знания о чем бы то ни было, в частности, не боясь вовлеченности в события, исход которых может знать только Творец. Лишь тот принимает страдание с миром в душе, кто отказывается от желания рационально объяснить жизнь в ее сокровен­ной глубине и, вопреки всему, находит покой в мысли, что эта жизнь, иногда так бесчеловечно разбитая, явля­ется. однако, делом всемогущего и всемилостивого Бога. И любые другие объяснения, которые можно было бы

дать, не будут иметь значения, если не сведутся к этому”. (A Feuillet. L'énigme de la souffrance et la réponse de Dieu. Dieu vivant, № 17, 1950, п. 80).

Для христианина это повиновение путям Божиим, доверие к способу, которым Он направляет нашу жизнь, выражается в принятии обстоятельств собственной жиз­ни как Креста Христова. Порой это нелегко. В Евангелии мы видим, как трудно было даже для Господа убедить Своих учеников в необходимости Креста. Мало лишь теоретически это узнать, нужно, чтобы мы неким реаль­ным образом, из самой глубины сердца поняли, что для каждого из нас Крест, добровольно принятые нами наши обстоятельства и наши страдания, когда мы не сопротивляемся им и следуем за Христом, есть единст­венный путь к Воскресению, что, наконец, сам Крест заключает в себе силу Воскресения.

В беседе святого Григория Синаита с преподобным Максимом Капсокаливитом (Добротолюбие, т. 5, с. 475-476, M., 1900) говорится, что, когда Святой Дух овладе­вает духом человека, все вещи открываются ему совсем по-иному, иначе, чем обычно: “...когда благодать Духа Святого сойдет на кого-либо, то не что-либо обычное показывает ему из вещей чувственного мира, но... то, чего тот никогда не видел и не воображал. Тогда ум такого человека научается от Духа Святого высшим и сокровенным тайнам, которых, по божественному Павлу, ни око человеческое не может видеть, ни ум уразуметь... (1 Кор. 2, 9). Когда же святой Григорий сказал, что по­добное бывает и при действии прелести, великий оный Максим ответил ему: бывает, но... иные признаки преле­сти, иные — благодати. Когда злой дух прелести при­ближается к человеку, то возбуждает ум его, ...сердце ожесточает и омрачает, наводит боязнь... и гордость, ...ум делается исступленным и бесноватым, уста заста­вляет говорить слова непотребные и хульные; тот, кто видит сего духа прелести, ...серчает и исполнен бывает гнева, смирения совсем не знает, ... но тщеславится без сдержанности и страха Божия, поддается движениям страстей... Когда входит в человека благодать Святого Духа, то собирает ум его и делает внимательным и смиренным, приводит ему на память смерть и грехи его. ........ сближается с человеком, тем более умиротворяет душу его, утешает святыми страданиями Господа нашего Иисуса Христа и беспредельным его человеколюбием... Тогда... сердце делается тихим, крот­ким и обильно источает плоды Духа Святого — радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, любовь, смире­ние и пр. (Гал. 5, 22). И душа его восприемлет неизречен­ное веселие”.

Так не является ли христианин, по сути, тем челове­ком, который видит за страданиями, болезнью, смертью, за всем, в чем может проявиться наш крест, то, чего не видит за этим обычный человек, — славу Воскресения?