Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Исходя из своего понимания умственного воспитания, А. С. Хомяков предлагает в гимназическом курсе устранить исключительную специальность занятий и ввести два отделения - словесности и математики. Предметы обоих отделений должны быть одинаковые, учение - общим. Различие проявляется только в экзаменах. Характер отделений определяется преобладанием языкознания в одном и математики -в другом. Занятия должны быть, насколько это возможно, заключены в области отвлеченного знания. Словесность по преимуществу обращается к древним языкам, математика -к алгебраическим формулам. "Преподавание языков живых и математики прикладной, - замечал Хомяков, - раскидывает мысль; преподавание языков древних и чистой математики сосредоточивает ее в себе" (32. 229).
Если говорить современным языком, А. С. Хомяков был сторонником классического и развивающего образования. "Воспитание умственное, - писал он, - как уже сказано, имеет целью не только передачу частных познаний, но и общее развитие всей мыслящей способности. Его заключение есть обращение воспитанников к предметам специальным" (32. 233).
Хомяков считал изучение наук полезным для духовной жизни человека: "Наука серьезная и многотребовательная отрезвляет страсти и приводит человека к разумному смирению; только пустая и поверхностная наука раздражает самолюбие и внушает человеку требования, несоразмерные с его заслугами" (32. 235).

Самобытность русской философии

Киреевский и Хомяков являются основоположниками самобытной традиции в русской философии. Н. Бердяев писал: "Русская философия имеет характер онтологический по преимуществу; в ней гносеология всегда занимает подчиненное место, а проблемы логические не разрабатываются специально. Конкретное сущее - вот к чему устремляется славянофильская и русская философия. Но может ли существовать национальная философия, не должна ли философия стремиться к тому, чтобы быть истинной, а не национальной? Конечно, к истине должна стремиться философия, в любви к мудрости пафос ее. Но истина не бесплотно и не бескровно раскрывается в человечестве. В великом деле раскрытия истины, всегда единой, могут быть разные миссии и назначения. Разным нациям в разные эпохи поручено раскрывать разные стороны истины. Это связано с умопостигаемой волей нации, с основным устремлением ее духа. Умопостигаемая воля русского народа, целость духа его направлена на раскрытие тайны сущего, ставит русской мысли задачи онтологические. Религиозная природа русского народа ставит перед русским сознанием задачу создания синтетической религиозной философии, примирения знания и веры, в эту сторону направляет творческую мощь нашу. Онтологическое и религиозное устремление русской философии не есть подчинение истины национальности, а есть раскрытие нашей национальностью онтологической и религиозной стороны истины" (2. 114).
Русская философия есть философия цельного духа, в ней преодолеваются отвлеченные начала. Вся русская философия, как отмечал Бердяев, борется с индивидуализмом, с падшим разумом за соборность сознания.
К представителям старого классического славянофильства можно отнести единомышленников и учеников А. С. Хомякова - А. И. Кошелева, Ю.Ф. Самарина. Последним представителем этого направления был И. С. Аксаков. В более позднее время были и другие представители славянофильства, практически утерявшие духовную связь со своими предшественниками, их национализм принимает языческую антихристианскую окраску.
В работе Н.Я. Данилевского "Россия и Европа" заметно натуралистическое перерождение славянофильства. В его концепции преимущества России нет ничего религиозного и христианского. Он обосновывает преимущество России с точки зрения позитивистского культа естественных наук. Языческий национализм в его подходе торжествует над христианским мессианизмом.
К славянофилам по ошибке относят и М.Н. Каткова, который был всегда чужд религиозным упованиям России и со славянофилами не имел ничего общего. За консервативные и националистические взгляды Каткова часто приходится расплачиваться славянофилам. Из-за катковщины, по словам Н. Бердяева, не любят славянофилов.
Особое место в истории русской философии занимает К.Н. Леонтьев, уделявший большое внимание Византии, ее государственности, культуре, аскетике и монашеству. Но его трудно назвать в точном смысле славянофилом.
Славянофильское сознание более всего развилось в творчестве Ф.М. Достоевского. Многие темы своей философии получил от славянофилов B.C. Соловьев. В первую очередь это религиозная направленность его философии и вера в особое призвание России. В отношении к католичеству он ближе к Чаадаеву. По замечанию Бердяева, в Соловьеве встречаются два антипода - Чаадаев и Хомяков. Соловьев и Достоевский внесли в русскую философию пророческий дух.
В начале XX века религиозно-философские собрания, на которых встречались церковные иерархи и интеллигенты, показали религиозное бессилие последних, их способность ставить вопросы, но не решать их. Но все же это было началом новой религиозной эпохи, новым возрождением русской религиозной философии. Русские религиозные философы унаследовали от Киреевского и Хомякова православное направление мысли, национальное сознание, свободу в постановке и решении философских и богословских проблем и главное - церковный образ жизни, вплоть до принятия священнического сана Сергием Булгаковым и Павлом Флоренским, Георгием Флоровским и Василием Зеньковским. Многие работы этих мыслителей смущают своей смелостью и кажущейся несовместимостью с догматами Церкви. Но только Божественной мудростью можно объяснить отношение Церкви к их творениям. Церковь различала богословие и религиозную философию и оставляла за второй свободу творчества, направленную на продолжение национальной традиции в русской духовной культуре.

ВОЗРОЖДЕНИЕ ТРАДИЦИОННОЙ РУССКОЙ ПЕДАГОГИКИ
В ТРУДАХ ДЕЯТЕЛЕЙ НАРОДНОЙ ШКОЛЫ

Николай Иванович Ильминский

Происхождение и годы учения
Николай Иванович Ильминский родился в 1822 году в городе Пензе. Его отец служил  протоиереем городской Николаевской церкви и имел шестерых детей. Семья была религиозно настроена. Мать происходила из купеческого рода, отличалась добротой и кротостью. Дети жили между собой дружно. Иногда по вечерам с ними оставалась старушка, вдовая дьяконица Васильевна, которая умелым подбором сказок возбуждала в детях благородные чувства.
Первые уроки Николай Иванович получил у своей бабушки, вдовой купчихи, умной и энергичной женщины, жившей у дочери. Потом он прошел курс духовного училища и семинарии. Семинарию закончил отлично, изучил классические языки, любил математику и был рекомендован для обучения в академии.
В 1842 году состоялось открытие Казанской духовной академии. К Казанскому академическому округу были приписаны в учебном отношении все семинарии востока Европейской части России и Сибири. Пензенская духовная семинария в числе прочих семинарий округа назначила в состав первого курса вновь открытой академии своего лучшего студента Николая Ильминского.
Академический курс того времени делился на два отделения - низшее и высшее. Первое, в свою очередь, делилось на историческое и математическое. Николай Иванович записался на математическое отделение. Последние два года он должен был преимущественно изучать богословские предметы. Увлекался он церковной историей, слушал лекции по естественным наукам, изучал французский, немецкий, арабский и татарский языки. Обладая способностью к языкам, к концу курса обучения в 1846 году он знал, кроме названных, классические языки и изучал еврейский.
Искренне увлекаясь науками, Николай Иванович обращал на себя внимание такими качествами, как скромность, благонравие и откровенность. Это благородство, величие души, откровенную невинность, добросердечие и приветливость он сохранил до конца своей жизни.
В 1846 году Ильминский стал бакалавром татарского и арабского языков. В то же время он преподавал математику и естественные науки, которые впоследствии сменил на кафедру еврейского языка. Интересуясь живым народным татарским языком, в 1847 году переселился на жительство из академии в Татарскую слободу, где сумел привлечь к себе симпатии и уважение недоверчивых местных жителей и даже сделался домашним учителем у одного богатого татарина.

Просветитель инородцев
В 1848 году Николай Иванович поднял вопрос о более правильной и определенной постановке миссионерского образования в академии. Это было в то время, когда Казанской академии было поручено перевести на татарский язык Литургию Иоанна Златоустого, сокращенного молитвослова и осуществить проверку изданного Нового Завета. В 1851 году вышел в свет перевод Литургии, за что Ильминский был награжден командировкой на Восток для изучения мусульманства. Он побывал в Египте, в Палестине, Сирии и прибыл в Петербург в 1854 году.
Вернувшись в Казань, стал преподавать на миссионерском отделении академии. Преподавая магометанское учение с противомусульманской полемикой и изучив практику религиозных споров, Николай Иванович заметил, что самые убедительные доводы теряют свою силу против убежденности магометанина в пользу божественности Корана. Он пришел к выводу, что единственным средством разубеждения поклонников ислама должно стать образование, способное развить в них охоту к самостоятельному и беспристрастному размышлению, пробудить силы их ума и сердца к пониманию христианства, а в этом не помогут миссионеру никакие отрывочные рецепты полемических сочинений. Миссионер среди мусульман должен одновременно быть для них и педагогом.
Признавая прежние меры к ослаблению ислама непригодными, Николай Иванович указывает на необходимость создания в деревнях с крещеным населением школ с преподаванием начального курса в религиозном направлении на русском и татарском языках, на необходимость перевода полезных книг на татарский язык. В случае недостатка в языке выражений и слов для точного перевода христианских понятий лучше оставить русские слова, а не арабские, пропитанные мусульманскими идеями. Собственные имена должны писаться по русскому правописанию. Использовать необходимо не арабский, а русский алфавит, так как он легко применяется к изображению звуков татарского языка.
Руководство академии по-своему построило учебное дело, и Ильминский в 1858 году решил уйти из академии и уехал в Оренбургскую миссию переводчиком. В 1862 году его пригласили в Казанский университет преподавателем татарского языка. Вернулся из Оренбурга Николай Иванович с убеждением, что мышление народа и все его миросозерцание выражаются в родном языке и владеющий последним понимает миросозерцание народа, а сами инородцы лучше понимают и убеждаются доказательствами на родном языке, потому что вместе со словами они воспринимают и элементы мысли. С этого времени он стал проводить в жизнь свои взгляды о том, что инородцам нужны образовательные книги на их родном языке. Ильминский перевел на татарский язык букварь с краткой Священной Историей, сокращенным катехизисом, нравоучениями и молитвами. Перевел и издал книги Ветхого Завета.
Осуществив переводы, Николай Иванович принялся за организацию образования крещенотатарского населения на родном для них языке. В 1864 году была открыта первая школа на правах частной. Главные предметы обучения в ней - Закон Божий, молитвы, Священная История и катехизис. Обучали учеников по книгам, напечатанным на татарском языке, но русскими буквами. Школа была бесплатной. Родители могли привести и увести своих детей когда угодно, могли сами оставаться на занятиях.
Работая в школе, Ильминский еще раз убедился, что основанием и средством школьного образования должен быть родной язык, чтобы воспринимаемые учениками понятия - религиозные, нравственные и научные - сделались ясными и определенными для их ума и имели благотворное влияние на их сердце и нравственное чувство. Русский алфавит, по объяснению Николая Ивановича, есть показатель связи крещеных татар с русскою Церковью, как русский алфавит есть показатель нашей связи с греческой. Арабский алфавит, указывающий на связь с родиной мусульманства, менее пригоден поэтому для обозначения татарских звуков, чем алфавит русский. Нужно стараться, чтобы крещеные татары вполне усвоили христианское учение, приняли его умом и сердцем, чтобы христианство стало для них делом жизни, тогда они сами передадут своим магометанским соседям христианство посредством живой беседы, а еще более - примером христианской жизни.
В 1871 году Казанскую школу для инородцев посетил Его Императорское Величество Государь Император Александр Николаевич в сопровождении Наследника Цесаревича Александра Александровича и Великого Князя Владимира Александровича. Его Величество, осмотрев школу, подошел к отцам учеников и сказал им: "Я очень рад, что ваши дети учатся здесь, и уверен, что они выйдут отсюда хорошими христианами" (2. 88). Труды Ильминского увенчались успехом и были признаны с высоты Престола важными и правильными.
Постепенно устраивая свою Казанскую школу, Николай Иванович обращал внимание на ее воспитательное значение. Эта школа должна была заменить татарчатам христианскую семью, жизнь школы должна была стать воистину семейной. Порядок держался в ней общим религиозным воодушевлением, любовью к труду и умением держать детей в постоянном умственном и нравственном напряжении, что совершенно исключало необходимость внешних средств, никогда не имевших воспитательного значения. Школу воодушевлял высокий христианско-просветительский интерес, ее воспитанникам было не до шалостей и даже не до игр. Уроки продолжались с утра до вечера. Дети сами кололи дрова, топили печи, возили воду, мыли полы, убирали комнаты, ухаживали за больными товарищами. Сам Николай Иванович держался с учениками просто и доверительно. Дети рассказывали ему все, что их волновало.
В 1871 году Казанская школа имела уже тридцать школ-отраслей. Николай Иванович фактически заведовал всеми братскими школами, влагая в них живой дух, устраивая их на началах своей системы. Учреждение в Казани инородческой семинарии было завершением системы инородческого образования, созданной Ильминским. Идея и цель Казанской учительской семинарии состояли в прочном соединении инородческих племен с коренным русским народом путем образования. В 1872 году Николай Иванович был назначен ее директором.
Когда в 1884 году началось восстановление церковноприходских школ, Н.И. Ильминский увидел в них могучее средство воспитания русского народа в любви к Церкви и Отечеству, что давно делал по отношению к инородцам в своих миссионерских школах. Поэтому он ревностно примкнул к начавшемуся движению, вошел в число членов Синодального училищного совета и своим педагогическим опытом много содействовал правильному устройству школьного дела, начал составлять книжки для начальных русских школ, преимущественно церковноприходских. Плодом многих дум и размышлений явились его "Беседы о народной школе", изданные в 1888 году в "Православном собеседнике".
В июне 1891 года Николай Иванович был вызван в Петербург, откуда решил отправиться в Троице-Сергиеву лавру, чтобы прожить лето в Гефсиманском скиту и в монастырской тиши поработать над исправлением перевода Евангелия на якутский язык. Живя в скиту, Николай Иванович простудился и захворал. Болезнь подорвала его старческие силы.
Вернулся он в Казань ослабевшим до такой степени, что уже не мог отстоять службу. В первый день праздника Рождества Христова Н.И. Ильминский пособоровался, простился с женой, дал последние распоряжения. В следующую ночь он исповедовался и причастился, а утром тихо скончался. Его супруга Екатерина Семеновна, сотворив крестное знамение, сказала: "Скончался наш ангел". (2. 289)

Общие воззрения Н.И. Ильминского на русскую народную школу
Работая всю свою жизнь на пользу просвещения, Николай Иванович должен был определить и сформулировать свои воззрения на воспитание и обучение в народной школе, служить которой он был призван как директор учительской семинарии. Читая в школе педагогику, он, по его собственному признанию, только и твердил своим воспитанникам, каковы должны быть основы их будущей просветительной работы.
Призванный к участию в обсуждении вопроса о народном образовании и устройстве церковноприходских школ, выработке учебных программ для них, Николай Иванович, естественно, должен был обобщить свои взгляды и обработать их для общего употребления, что он и сделал, напечатав в 1888 г. свои "Беседы о народной школе".
По определению Ильминского, народная школа есть низшее училище, полагающее начало, основание всему образованию. Начальная школа - общеобразовательное учреждение для простого народа. Ее задача - выпускать людей, обладающих нравственными качествами. Добрая нравственность есть основание, на котором зиждется всякая специальность - научная, ремесленная, и пусть сначала образуется хороший человек, а потом он уже будет учиться и специальности. Отсюда народная начальная школа общеобязательна как для русских, так и для инородцев.
Наша нравственность тесно связана с религией как основою, почему и может быть только нравственностью религиозною. Хороший, религиозный человек, по воззрениям Н.И. Ильминского, должен быть таковым не в одних лишь мыслях и понятиях, не только на словах, но на деле, в жизни, пред Богом и своею совестью.
Школа не должна ограничиваться при образовании нравственного человека одним теоретическим учением, что чаще всего и легче всего делается, а ей надобно воспитать человека, то есть вырастить и укрепить его в добрых делах, в чувствах богобоязненных и честных. Отвлеченная религиозность, общечеловеческая, отвлеченная нравственность в общем, теоретическом виде не уместны в начальной народной школе.
Н.И. Ильминский обращает внимание на то, что в теле человеческом при одинаковости общего устройства всех органов, а также внутренней деятельности и жизни есть частные особенности, проистекающие от условий страны, климата, пищи и других средств материальной жизни, и соблюдение этих частных особенностей, составляющих расу, доставляет здоровье. Подобно этому и в душе человеческой есть частные особенности, их совокупность составляет народность, под сенью которой эти особенности углубляются и развиваются все более и более.
Нравственность и христианство при общем сходстве у каждого народа имеют свои особые отличия. Например, Богопочтение и молитва в сущности дело общехристианское, но их проявления у каждого народа свои. Нас трогает наша православная богослужебная обстановка, тот церковный чин, с которым мы с детства сроднились. У лютеран церковь и богослужение представляются нам скорее школой и уроками Закона Божия. Точно так же в каждом народе своеобразно проявляются благотворительность, почтение к родителям, к старшим, вежливость. Эти религиозно-нравственные особенности возникают и растут под сенью семьи, общества, государства и Церкви. Наши русские семейное, общественное и государственное устройства сложились под сильным влиянием Православной Церкви, которая имела сильное образовательное действие на все проявления русской жизни. Отсюда следует, что школа должна воспитывать человека в тех формах и границах, в которых сложилась национальная жизнь; должна воспитывать людей русских в формах православия и русской народности.

Н.И. Ильминский о воспитании и развитии
Н.И. Ильминский дает подробное объяснение воспитания. Воспитание означает, по его мнению, развитие и увеличение. Увеличение бывает: 1) внешнее и механическое; 2) органическое и живое. Примером первого служит, по словам Николая Ивановича, строящийся из кирпичей дом; примером второго - жизнь растений и животных. Растение увеличивается изнутри согласно своей природе, причем внешние условия - почва, свет, воздух - служат лишь материалами, которые растение принимает и перерабатывает с помощью своих органов. То же происходит и с животным. Воспитатель может способствовать развитию животного и растительного организмов тем, что доставляет необходимые условия для их жизни и охраняет от вредных влияний.
Второй способ развития свойствен и душе человеческой - которая, по учению Церкви, отличается от тела, хотя с ним тесно соединена, и отчасти от него зависит, и имеет свои силы и законы, свою форму деятельности, свое духовное развитие. Так мы представляем человеческую душу, уподобляя предметам вещественным, не будучи в состоянии понять и представить действительное существо духовных предметов.
Народная школа, по мысли Н.И. Ильминского, воспитывая человека, должна содействовать органическому внутреннему росту душевных сил и способностей в религиозно-нравственном направлении, доставляя необходимую для того пищу и устраняя от вредных влияний. В душевных силах нужно различать форму и содержание. Рассудок составляет свои понятия, суждения и умозаключения по определенным общечеловеческим законам, равно как и память, и воображение. Воспитание только развивает и укрепляет эти способности, но не может изменить их природу. Совсем другое дело - содержание этих способностей: понятия и знания людей при различных условиях жизни отличаются друг от друга в значительной степени, особенно в отношении нравственности.
Воспитание, содействуя укреплению душевных сил, направляет свои усилия на нравственное облагораживание человека. В раннюю пору, в детстве, в душе человека сильно естественное предрасположение к добру и истине, и юное сердце легко воспринимает все хорошее. Народная школа и должна воспользоваться этой порой жизни для развития возвышенных чувств и наклонностей.
Возрастание и развитие растений и животных идет постепенно, точными периодами. Также и в жизни человека существуют 3 периода: в утробе матери, по рождении в теле и, наконец, после смерти - в особом, обновленном состоянии. Первый период продолжается 9 месяцев, второй, по указанию пророка Давида, семьдесят лет, аще же в силах - восемьдесят лет; третий продолжится бесконечные веки. Во втором периоде человеческой жизни замечаются так называемые возрасты, имеющие в общем определенное продолжение, каждый - свои потребности, формы, способы развития, свои заботы и занятия, радости и печали. Человек должен пройти через эти возрасты определенным порядком, и всякое ускорение в переходе от одного возраста к другому сопровождается дурными последствиями, иногда даже непоправимыми. Жизнь душевная развивается постепенно и также имеет своего рода возрасты, отличающиеся друг от друга собственными потребностями, своею деятельностью.
 
Особенности детского возраста
Народная школа имеет дело с возрастом детским, более всего нуждающимся в помощи и охране. Она должна в применении воспитательно-образовательных материалов и приемов строго сообразовываться с возрастом своих питомцев, не ускоряя искусственным образом воспитательного процесса и не употребляя способов воздействия, присущих другим возрастам, что может расстроить правильный ход душевной жизни.
Чтобы правильно строить учебно-воспитательный процесс, необходимо ответить на вопрос: "Какими свойствами отличается школьный отроческий возраст?"
Душа человеческая - существо духовное и простое, проявляется вся целиком; но мы, говорил И. И. Ильминский, для удобства рассмотрения душевной деятельности разделяем ее на три области: деятельность познавательную и мыслительную (ум), деятельность желательную и действительную (воля), деятельность чувствительную (сердце). Деятельность сердца трудно поддается самосознанию, воля имеет большую степень сознательности, ее можно проследить; но самой отчетливой сознательностью отличаются действия ума, почему они подробнее исследованы и лучше известны. Сущность каждой душевной области, равно как и самое существо души недоступны непосредственному самонаблюдению. В этой недосягаемой глубине души зачинаются зародыши наших мыслей и чувств, которые из них вырабатываются, выясняются, делаются сознаваемыми. Чем выше умственное развитие, тем резче отделяются душевные области и силы. Но в людях, малоразвитых умственно, деятельность ума сильнее отражается на сердце и воле. Стоит им воспринять какие-нибудь чисто предположительные рассуждения, как они теряют веру в то, чему поклонялись доселе. В детском возрасте подобное неразрывное и живое единство всех душевных сил необходимо и естественно, но проявляется какой-нибудь определенной стороною: либо сердцем, либо волею, либо умом. В детском возрасте совместное и цельное движение жизни души проявляется преимущественно сердечной стороной, то есть вместе с сердцем пробуждаются желание и смысл, только последние - в виде бессознательных зачатков. Первый проблеск понимания младенца замечается тогда, когда он узнал мать и улыбнулся ей. Но это понимание подготовлялось исподволь, и первые зачатки его Николай Иванович готов отнести к утробной жизни ребенка. Оно связано с ощущениями тепла, насыщения, отражением лица матери в глазах ребенка. Все это вместе, сопровождаясь приятным чувством удовлетворения, разрешается спустя некоторое время улыбкой младенца у груди матери и осмысленным взглядом: ребенок узнал источник радостного тепла и удовлетворения и выразил свое счастье улыбкой. Это зародыш любви. Народная школа должна обратить внимание на преимущественное проявление сердечной стороны в душевной жизни детей и в своих воспитательских воздействиях применяться к этому факту. Итак, первый шаг душевной жизни человека ставит его на светлый путь любви, которая в своем развитии превращается в любовь к Богу и любовь к ближнему, "николиже отпадает, а продолжается всю человеческую жизнь и переходит в нескончаемую вечность". Любовь к Богу и представляет основу и сущность религии, а любовь к ближнему есть основа и сущность нравственности.
Оба вида любви в жизни в свою очередь разнообразны по проявлению и применению, но однородны по сущности. Таковы страх Божий, благоговение, Богоугождение, молитвенное чувство и тому подобное или сочувствие, самопожертвование и так далее. Исполнение любви есть предназначение Божие; но в людях встречаются и плевелы в виде самолюбия, своекорыстия, плотоугодия, заполняющие душу нравственным злом.
В борьбе добра со злом воспитание должно помочь добру застигнуть человека еще в детском возрасте и охранять его от зла в последующие годы. Таким образом, задача начальной народной школы состоит в развитии и укреплении в детях любви к Богу и ближнему во всех, по возможности, ее проявлениях.
Какой же доступ найдет воспитатель в душу ребенка, чтобы в глубине ее развить религиозность и нравственность, основанные на любви?
Мир внешний человек познает посредством чувств; добытые ими отдельные разрозненные восприятия рассудок обрабатывает и строит знание. Внешние, чувственные впечатления убедительны и очевидны каждому; понятия, суждения, умозаключения уже не воспринимаются столь однозначно.
Но, кроме мира вещественного, есть мир духовный: Бог, ангелы, человеческие души, мир нравственный; познание их еще более необходимо для людей: "ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам", - говорит Спаситель (Мф. 6, 33).
В этом случае наш рассудок обрабатывает, приводит в систему то, что доставили ему душевные восприятия. Непосредственное восприятие духовных и нравственных предметов есть драгоценная способность человеческой души. Наличие этой способности совершенно очевидно и лучше всего проявляется в оценке подвигов самопожертвования или неповинного страдания, которые всеми людьми одинаково одобряются, признаются высокими, святыми. Впечатление нравственное, зависящее от восприимчивости и свежести сердца, особенно сильно действует в юном возрасте. И действительно, совесть и сердце грубеют с годами, и каждый младенец в делах веры и нравственности более чуток, искреннее верит и горячее любит.
В жизни природы существует общеобязательный, целесообразный и безошибочный закон, называемый инстинктом, особенно проявляющийся у животных, птиц, насекомых, действия которых отличаются характером непреложности и безошибочной целесообразности. Это, конечно, одно из проявлений премудрости Создателя. В жизни человека, и в душевной в том числе, тоже замечается проявление этой общности, безошибочности и целесообразности. К таким непосредственным действиям души относится, например, факт языка, происхождение которого, несмотря на современные лингвистические исследования, остается неизвестным, а Откровение Божие сообщает нам, что человек владеет языком тотчас по создании. К ним же относятся и все первые возбуждения, внутренние действия и расположения в душе, и прежде всего возбуждение религиозное и нравственное, которое при благоприятных условиях, подобно хлебному зерну, может развиваться. В душе есть всегда зародыш религиозно-нравственных чувств и расположений, которые, подобно дару речи, развиваются в человеке незаметно для окружающих, путем примера и подражания.
Детский возраст можно разделить на три периода. Младенчество - это первая пора, когда дитя нуждается в постоянном попечении матери. В эту пору и проявляются самые первые восприятия любви, которые запечатлеваются в простых детских словах: "папа", "мама", "баба", "няня" и тому подобное.
Второй период - с 2 до 5 лет - характеризуется подражательностью старшим, родителям и непременно сопровождается разговорами, выражениями и волнениями. При этом заметен явный перевес внутреннего состояния над внешним действием. Во вторую ступень развития детской души имеют значение явления действительной жизни, и чем они более искренни, жизненны и полны глубины душевной, тем возбудимее для ребенка. Но не все явления действительности возбуждают детскую душу, а лишь те, которые потребны, - преимущественно потребности религиозные и нравственные. В этот период созидаются начала Божественного чувства и молитвы, если они возбуждаются действительными религиозными расположениями взрослых: искренней молитвой, особенно во время несчастья, благочестивым расположением семьи, когда душа ребенка действительно полна религиозным умилением и глубокими сердечными ощущениями. Так же влияет религиозное настроение молящихся в храме. В этот период в значительной степени развивается и способность речи путем подражания разговору старших, и чем искреннее, сердечнее и нравственнее этот разговор, тем он глубже действует на душу ребенка.
Третий период - это возраст от 5 до 10 лет, когда дитя подросло, укрепилось и поле его восприятия стало шире. Детская душа имеет пред собою массу явлений и предметов, но вдохновляется и проникается более подходящими и сочувственными. Продолжается усвоение религиозных и нравственных впечатлений. Церковная служба, различные сильно действующие явления развивают в ребенке то искреннюю жалость и участие, то радость, бескорыстное сочувствие, то чувство несправедливости, обиды, незаслуженного страдания. И вот в эту-то пору восприятия внешних впечатлений, преимущественно пассивным образом, западают в души детей дурные впечатления: злоба, мстительность, гнев. Дети бессознательно научаются сквернословию и кощунству, а иногда их этому учат и взрослые, к своему стыду и погибели.

Главные задачи народной школы
Дети в возрасте 7-10 лет поступают в народные школы. Народные школы располагают разными средствами воспитания и обучения. В них принимают детей, получивших семейное воспитание, которое несколько ограничено тесным кругом понятий и умений. Но зато это воспитание основательно и согласуется с бытом, образом жизни того круга, которому ребенок принадлежит. Школа, желая вложить в детей доброе, светлое, разумное, выработанное человечеством, должна не пренебрегать домашним воспитанием, а уподобиться садовнику, который прививает к сильному дичку ветку облагороженного дерева, и эта ветка срастается с дичком, в органическом единении растет и развивается и дает нежные и сладкие плоды. Вот эта задача органического, живого развития и стоит перед школой.
По мысли Н.И. Ильминского, существующие у нас виды народной школы: министерская, земская и церковноприходская - должны иметь и в сущности имеют одни и те же задачи; религиозно-нравственную и воспитательную. Во всех них изучают приблизительно одни и те же предметы, и главный предмет составляет Закон Божий, наиболее действительное средство для исполнения религиозно-нравственной задачи народной школы. Так как и семейное воспитание - религиозно-нравственное, то школа, сливаясь с ним, продолжает его, расширяет и осмысливает.
Школа в восприятии ребенка составляет новый мир по обстановке, отношениям, речам и приемам, и сельским детям поэтому приходится долго приноравливаться к ее порядкам. Правильнее, если школа будет направляться в духе тех же семейных привычек, с какими дети поступают в нее. Народный учитель должен стоять к ученикам в отношениях семейных - не господином учителем, а по имени и отчеству, дядюшкой, дедушкой, иметь авторитет отца, дяди, деда, старшего брата. Уважение и послушание должно быть предметом школьного воспитания, как это изображено в знаменитом Orbis pictus Я. А. Коменского, греческом октоихе издания 1738 и 1845 г., наконец, в славяно-греко-латинской азбуке начала XVIII в. По идеалам, изложенным в вышеназванных книгах, учитель должен быть сановитым, спокойным, внушать уважение. Наша прежняя учительница из келейниц, степенного и набожного вида, одетая в черное, должна была располагать ребенка к набожным и благоговейным впечатлениям. Конечно, чувства эти не могут быть внушены юными светскими учителями с развязными манерами и игривым тоном речи.
Прежде к книгам - Часовнику и Псалтири - относились с уважением, пред чтением крестились, после чтения целовали книгу по примеру духовенства; ныне к учебной книге светского содержания нет уважения, с нею обращаются небрежно, и за нею такое же обращение ожидает и священную книгу. Этого нет и у татар: у них обращение с Кораном обусловлено точными правилами; у нас это предоставлено внутреннему одушевлению человека. Педагогика внушает детям обращаться с книгами бережно и опрятно ради приучения к порядку и чистоте; но нужно приучать детей обращаться с книгами, особенно священными, благоговейно, что важно в деле развития религиозного чувства.
Это религиозное чувство прежде воспитывалось главным образом в храме, где дитя усваивало божественные впечатления и набожные расположения. Школа должна обратиться к Церкви и под ее сенью вести дальнейшее развитие религиозных впечатлений и вероучительных понятий. В храме дети видят много икон. Сельскому юношеству нужно оживить эти изображения путем рассказа содержания каждой иконы, благоговейного стояния пред нею. Делать это надо не торопясь, постепенно и вместе с объяснением помочь детям понять и почувствовать, что с написанными ликами соединена благодатная сила изображенных лиц, невидимо присутствующих в храме. Тогда дети, чувствуя себя в присутствии Бога и всей Небесной Церкви, естественно проникнутся благоговением и будут слушать богослужение "добрым сердцем и благим".
 
Наше богослужение в избытке содержит в себе религиозные элементы: молитвенные, догматические, нравственные, церковно-исторические, озаренные общим молитвенным характером. В церкви совершается молитва, по преимуществу происходит действительная религиозная жизнь. Здесь воспитывается страх Божий и любовь к Богу; здесь слышит и изучает ребенок на слух молитвы и символ веры. Православный христианин учится молиться именно в церкви, а не в школе. Отсюда необходимо, чтобы церковное богослужение совершалось благочинно и производило на юное поколение назидательное и священное впечатление; чтобы возношения, чтение и пение были внятны, раздельны и вразумительны. Если дети не научатся молитве и страху Божию в церкви, то в школе они тем более этому не научатся. Школа призвана лишь разъяснять или напоминать молитвенные тексты, рассказывать о священных предметах, возбуждая и разрабатывая молитвенные чувства, приобретенные в храме.
Таковы взгляды Николая Ивановича на религиозно-нравственное воспитание, которое должны давать сельскому населению наши народные школы. Эти взгляды он применял всецело у себя в семинарии и крещенотатарской школе, а затем и во всех сельских инородческих школах. Последние, бедные материально, имеющие, пожалуй, много недостатков со стороны требований современной педагогики и методики, были сильны религиозным духом. В них учитель возбуждал к себе уважение и любовь; дети были почтительны, послушны и трудолюбивы; дело делалось не по принуждению, не за приманки и похвалы, а для Бога, для спасения души. В этих школах учение было вместе с тем и молитвенным возношением, в котором в религиозном восторге одинаково участвовали и учитель и ученики, и малые и старые, и мужчины и женщины. Они шли в школу не для развлечения, а для поучения, для назидательной беседы, для спасения души. Инородческая школа Николая Ивановича была школой религиозной не по названию, не по принадлежности к тому и другому ведомству, а по существу. Правда, требования к народной школе, чтобы она не только учила, но и воспитывала, чтобы это воспитание было нравственное, неновы. Они раздавались еще в XVIII веке, в царствование Императрицы Екатерины II. Под надлежащим воспитанием разумелось развитие физических, умственных и нравственных способностей, но так, чтобы нравственный элемент занимал первое место. Эту цель должны были преследовать учрежденные Императрицей "народные училища". Но идея о нравственном воспитании была не русского происхождения, а западного, навеянная Локком, Монтенем. Такое воспитание основывалось на научных данных о нравственности, а не на православии, не на религии. Школы XVIII века не думали о развитии религиозных и нравственных чувств русских детей. Пользуясь зародышами их в детской душе, они думали прививать нравственность не через сердце, а через разум, путем научения. Школа XVIII века не имела тесной связи с Православной Церковью, не думала о всестороннем развитии в детях любви к Богу и ближнему; она стремилась к развитию чести и стыда путем похвал и порицаний.
Совсем иное - народная школа Ильминского, изображенная в его "Беседах". Она религиозна, ибо предмет ее -развитие в детях любви к Богу и ближнему; она исторична, ибо ее постановка связана с историческим развитием религиозных убеждений; она народна, ибо народ требует религиозного учения для спасения души, а эта школа и учит спасению души путем всепрощающей христианской любви; она нравственна, ибо преследует исполнение детьми величайших нравственных законов о любви к Богу и любви к ближнему. Конечно, благочестивые педагогические размышления Николая Ивановича есть идеал; но наша школа должна стремиться к этому идеалу, приближаться к нему, если только хочет сохранить за собой право на благодарность народную и признание своих заслуг перед Церковью, государством и народностью. От школы Николая Ивановича так и веет благочестивой, святой, смиренномудрой Русью, свято хранящей церковные, общественные и семейные идеалы, веет тихим счастьем - уделом боящихся Господа.
Николай Иванович не был любителем немецкой педагогики с ее искусственными приемами и протестантским направлением. Он старался всеми силами уберечь русскую народную школу от заноса протестантских идей. Знакомый с изданиями Библейского общества, Ильминский имел полное основание видеть в его деятельности стремление проникнуть в православно-христианскую жизнь русского народа с целью поколебать ее православно-русские устои. В 1883 году он сообщает своему другу о чрезвычайно развивающейся деятельности Общества поощрения духовно-нравственного чтения с красным штемпелем ? и ?. Николай Иванович слышал, что брошюры этого общества раздавались на выставке 1882 г., развозились по железным дорогам, на пароходах, книгоноши разносили их по городам и селам; наконец, они стали в 1883 году по почте рассылаться по сельским министерским училищам при печатном циркуляре за печатною подписью председателя общества барона Корфа. Все брошюры этого общества, по мнению Н.И. Ильминского, пропитаны явно протестантским направлением с оттенком даже некоторого мистицизма. Когда повсюду открываемые школы широко распространили в народе грамотность, а книг для чтения по вкусу народному было недостаточно, эти набожные брошюрки, массами распространяемые по всей России, нарасхват читались сельскими грамотеями. Врагам православия пришла блестящая мысль подрубить православие в самом корне его, в России. Ильминский считал, что все брошюры упомянутого общества сознательно и умышленно направлены к разрушению Православной Церкви в России.

Сергей Александрович Рачинский

Детские годы. Учеба и работа в Московском университете
Сергей Александрович Рачинский был родом из богатой помещичьей семьи Смоленской губернии. Родился он в 1833 году в родовом поместье, селе Татеве Бельского уезда. По матери был родным племянником поэта Баратынского. Детство его прошло в старой дворянской усадьбе. Когда Рачинскому исполнилось одиннадцать лет, семья переехала в Дерпт, а четыре года спустя - в Москву, где Сергей Александрович поступил в университет.
От матери он унаследовал набожность, и церковные впечатления оставили след в его чуткой душе. В первую свою прогулку по Москве в Троицын день он зашел в церковь Успения на Покровке. Высокий, прекрасный, ярко освещенный солнцем и украшенный березками и цветами храм остался в его памяти как первое светлое и счастливое воспоминание о Москве.
В течение года Рачинский готовился к экзамену и в шестнадцать лет поступил на медицинский факультет. На следующий год, испытывая влечение к естественным наукам, перешел вольнослушателем на естественный факультет. После сдачи магистерского экзамена он поступил в архив министерства иностранных дел в качестве личного секретаря к А.Н. Муравьеву, автору "Писем о богослужении". Можно предположить, что близость к человеку, живущему церковной жизнью, оставила след в жизни Сергея Александровича.
В 1856 году, избрав своим предметом ботанику, он уезжает за границу готовиться к кафедре. Вернувшись, защитил магистерскую диссертацию и был приглашен занять кафедру ботаники в Московском университете.
По своему уму и свойствам характера Рачинский занял видное место в московском образованном обществе. Особенно он сблизился со славянофилами, с которыми имел значительную общность интересов.
В 1866 году защитил докторскую диссертацию. В 1868 подал в отставку и до 1872 года вел светскую жизнь в Москве. Переехав в родовое имение в Татево, он почувствовал неудовлетворенность своей жизнью. Это был непростой период его жизни. Однажды он зашел в сельскую школу и попал на урок арифметики, который показался ему необычайно скучным. Сергей Александрович попробовал сам дать урок, стараясь сделать его интересным и живым. Неожиданно его жизнь обрела смысл и начала доставлять ему большую радость. Он стал сельским учителем. В 1875 году С. А. Рачинским было построено прекрасное школьное здание, где с этого времени поселился и он сам.

Школа С.А. Рачинского в Татеве
Внешнее описание школы С. А. Рачинского и уклад жизни в ней описал Е. Поселянин в своей книге "Идеалы христианской жизни". Воспользуемся этим описанием (4. 68-86).
Школа, устроенная Рачинским, представляла собой большое деревянное одноэтажное здание с широкой террасой спереди. Небольшая двухэтажная пристройка заключала внизу две комнаты самого Рачинского, а верх был отдан ученикам, занимавшимся иконописанием и живописью. Перед зданием трудами учителя и учеников был разбит большой красивый цветник. Стены террасы и столбы, поддерживающие навес, были украшены вьющимися растениями. Цветы наполняли террасу. В здании размещались столовая, кухня, общежитие, классная комната.
Просторная, светлая, с большими окнами классная комната была украшена множеством картин и рисунков из Божественной и русской истории, рисунками его учеников (среди них был известный в будущем художник Богданов-Бельский). Тут же висел большой снимок с изображения Богоматери работы Васнецова, находящегося в Киевском Владимирском соборе ("Богоматерь, несущая миру спасение"). Эта репродукция была подарена школе самим художником.
На стенах висели таблицы с красивыми заставками и орнаментами, написанные крупным славянским уставом рукою самого Рачинского и заключавшие тропари двунадесятых праздников, догматики и другие молитвы и церковные песнопения. В переднем углу перед иконами теплилась лампада, и все иконы были увешаны чистыми расшитыми полотенцами. Одна из стен, почти совершенно стеклянная, размещала в себе комнатные растения и цветы. Прямо из класса была дверь в комнату Сергея Александровича. С балкона открывался красивый вид на окрестности Татева. Через дорогу были устроены сад и огород, в которых ученики сами сажали и выращивали себе разные овощи и ягоды.
Школа блистала чрезвычайной опрятностью и порядком, и все это поддерживалось учениками под наблюдением Рачинского. Дети сами мыли полы, выметали сор и пыль, рубили дрова, топили печи, таскали воду, ходили за провизией; только для приготовления обеда была старушка, являвшаяся единственной прислугой в школе и в школьном общежитии, в котором иногда набиралось до пятидесяти человек.
Родовитый барин Рачинский не только поддерживал в школе порядок наравне с учениками, но и принял на себя самую черную обязанность: он очищал с площади перед школьным зданием навоз, которого особенно много бывало после праздников и базарных дней, когда в церковь и село приезжало множество крестьянских подвод. Весь этот сор и навоз шел обыкновенно в школьные цветники и огороды.
С. А. Рачинский настолько отдал себя детям, что один из посетителей школы даже заметил: "Он был не только учителем своих учеников, мне кажется, мало будет назвать его отцом. Школа была его дом, школьники - его семья, для которой он работал, не покладая рук".
Татевские школьники никогда не оставались без надзора, с ними были или сам Сергей Александрович, или его помощник. Дверь в комнату директора никогда не запиралась, ни днем, ни ночью. Он был для учеников и учителем, и слугой, и воспитателем, и надзирателем. При такой отеческой нежности к ученикам он в то же время был с ними тверд, не потворствовал их слабостям и проступкам. Сердечное отношение к школьникам делало в большинстве случаев невозможными сами проступки. В случаях проявления дурного характера Рачинский стремился затронуть в детях чувство справедливости. Мелкие же проступки он старался не замечать.
С раннего утра до поздней ночи проводил Рачинский в своем ежедневном подвиге. В шесть часов дети, жившие в общежитии, вставали и шли на молитву. Здесь их уже ожидал Сергей Александрович. Он произносил начальный и заключительный молитвенный возглас, как это положено мирянам. Дежурный ученик читал положенные молитвы, они заканчивались общим пением. Затем следовал завтрак - хлеб с молоком, а в постные дни - с квасом. От завтрака до девяти часов производились хозяйственные работы: кто носил дрова в комнаты, кто воду, кто поливал цветы, кто убирал школу, кто отправлялся на помещичий двор за съестными припасами. Сергей Александрович в это время ходил здороваться со своей престарелой мамой.
С девяти начинались занятия до полудня, и сам Рачинский преподавал в старшей группе. В полдень был обед. Столовая служила для ребят и спальней - по стенам были устроены полати с отделениями для каждого мальчика. В этой комнате стояли два длинных стола с лавками по бокам. Во главе одного стола садился Сергей Александрович, а за другим - его помощник. Обед состоял из двух блюд - большей частью из щей или супа с мясом и каши. Посты строго соблюдались. По праздникам давали еще пироги и чай. Перед обедом и после него пели молитвы. Овощи к столу шли из школьного огорода.
Затем до двух часов было свободное время, зимой отгребали снег около школы, летом работали в огороде. Если Сергей Александрович по своей слабости не мог принять участие в работах, то он в это время переписывал ноты для школьного хора и рисовал для Татева или соседней школы молитвы, тропари и кондаки двунадесятых праздников с разноцветными заставками и орнаментами.
С двух часов до четырех шли уроки, в четыре ребята полдничали, затем отдыхали, играли на дворе или прогуливались, а с шести до девяти продолжались занятия. Решали арифметические задачи на устный счет, читали и заучивали лучшие и доступные крестьянскому пониманию произведения русской словесности. Бывали в это время и спевки.
Арифметические задачи, решаемые в уме, ученики особенно любили. Было заведено так, что сам Рачинский сидел или стоял в сторонке, а тот, кто решит написанную на большой черной доске задачу, подбегает к нему и шепчет на ухо ответ. Если решение верно, мальчик становится по правую руку учителя, если неверно - по левую. Желая поощрить наиболее смышленых детей, Рачинский оделял пряниками тех, кто быстрее всех шептал ему на ухо правильный ответ. Эти задачи были напечатаны в особой книжке "1001 задача для устного счета".
В девять часов вечера при непременном присутствии Сергея Александровича читались вечерние молитвы. В субботу и предпраздничные дни уроки оканчивались в двенадцать часов дня. После обеда производилась общая уборка здания школы, а потом ученики шли в баню и, вернувшись, все вместе пили чай. После чая сам Рачинский читал и объяснял очередное воскресное или праздничное Евангелие.
Церковные службы в Татевской церкви совершались торжественно и благолепно, пение было поставлено превосходно. Сергей Александрович выбирал лучшие образцы церковной музыки, которые и исполнялись с воодушевлением и искусством. После богослужения дети пили чай с пирогами, резвились, отдыхали, уходили к родным, а вечером обыкновенно занимались с Сергеем Александровичем решением устных задач.
Рачинский понял, что дети никогда не полюбят школу настоящим образом, если с ней будут связаны лишь воспоминания об упорном напряженном труде. Он знал, что в детских душах ярче запечатлеваются не будничные, обычные воспоминания, а воспоминания редкие, праздничные, необычные. Поэтому все радости праздничных дней, всю их особенность он тесно связал со школой и этим еще больше привязал к ней сердца крестьянских детей.

"Сельская школа" С. А. Рачинского
Свои наблюдения над крестьянскими   мальчиками и русской душой вообще, свой богатый педагогический опыт С. А. Рачинский изложил в статьях, собранных впоследствии в одну книгу "Сельская школа", которая явилась итогом его жизни и творчества. С 1891 по 1899 годы книга выдержала четыре издания. За эту работу Сергей Александрович в 1891 году был избран в члены-корреспонденты по отделению русского языка и словесности Петербургской академии наук. В 1991 году "Сельская школа" переиздавалась в России с сокращениями.
С. А. Рачинский, говоря об особенностях сельской школы, одновременно размышлял об особенностях общественной жизни, основной чертой которой являлся разрыв между образованной частью общества и народом. Этот разрыв сказался и в области педагогической в несовпадении теоретических представлений о школе с ее реальным положением. "Читая наши педагогические руководства, - писал Рачинский, - прислушиваясь к толкам печати, беседуя о школах с представителями нашей интеллигенции, постоянно чувствуешь, что речь идет не о той сельской школе, в которой приходится нам трудиться, но о сельской школе вообще, о какой-то схеме, заимствованной из наблюдений над школами иностранными, преимущественно немецкими. Но та школа, которая возникает на наших глазах, среди народа, глубоко отличающегося от всех прочих своим прошлым, своим религиозным и племенным характером, своим общественным составом, среди обстоятельств, беспримерных в истории, с этой схемой имеет очень мало общего" (3. 9).
Рачинский видит силу и слабость сельской школы в том, что она "возникает при весьма слабом участии духовенства, при глубоком равнодушии образованных классов и правительственных органов из потребности безграмотного населения дать своим детям известное образование". Из такого порядка следует, что преподавание в сельских школах не может иметь никакого направления, кроме данного теми же безграмотными родителями, что за ними не может быть иного контроля, кроме контроля тех же родителей. Но при всеобщем равнодушии к просвещению народа, при том, что религиозный элемент был введен в обучение только как уступка "невежественным требованиям простонародья", уровень сельских школ постепенно поднимался и они приобретали все более религиозный, церковный характер благодаря тому, что на них воздействовало официально бесправное, безграмотное, но одно искренне заинтересованное в делах школы население. Это воздействие осуществлялось "медленным, почти бессознательным, но упорным давлением снизу - пассивным сопротивлением всему, не подходящему к народному понятию о школе, выживанием негодных учителей, поощрением удовлетворяющих народным нуждам, неотразимым влиянием учащихся на учащих" (3. 12). Этот религиозный, церковный характер сельской школы обусловливает и другую особенность - резкое отличие ее учебных программ от программ всех иноземных школ.
В народном представлении грамотность всегда рассматривалась как ключ к Божественному Писанию, и Рачинский особенное внимание обращает на изучение церковно-славянского языка. Когда новый ученик приходит в школу, "он приносит с собой приобретенное в семье чувство ответственности за свои поступки, за свое время, сознание необходимости труда, напряжения своих сил. От учителя зависит не дать заглохнуть этим драгоценным задаткам, но укрепить и направить их. Приносит он с собой и темное, но высокое и благоговейное понятие об учении как о ключе к тайнам молитвы, жизни вечной, Божественной мудрости. Он, крестясь, целует первую книгу, которую дают ему в руки" (3. 18).
Обращалось внимание и на церковное пение. Видя своих детей поющими в церкви, родители осознавали, что их чада не теряют на уроках времени даром.
Рачинский выделял еще одну особенность русской школы. Старшие ученики принимали новичков с радушием и лаской. По доброй домашней привычке с ними носились, нянчились. Мерзкий обычай немецкой школы, перешедший и в наши средние учебные заведения, - обычай дразнить и мучить новичков совершенно был чужд школе русской, каковой являлась лишь сельская школа. Заботливость старших о новичках составляла такую же характерную особенность нашей школы, как противоположная в школе немецкой. Эта заботливость проявлялась во всем: в играх, в работах, в постоянной помощи старших младшим в школьных занятиях. Она сопровождалась изумительным в детях терпением и умением обращаться с младшими, умением, которое было бы непостижимо, если бы мы не знали, что оно приобреталось вне школы ранней, продолжительной практикой. И практика эта связана с тем, что едва ребенок стал твердо держаться на ногах, ему поручали нянчить младшего брата или сестру, возлагали ответственность за жизнь беспомощного дорогого существа. И эта забота, как полагал Рачинский, отражается в детях своей нравственной стороной, оставляет в их душе глубокое чувство жалости к беспомощным и малым, потому что она - не произвольное насилие, а горькая необходимость.
Скромное и ровное поведение учеников в сельской школе, их бодрое и веселое настроение Рачинский объясняет особенностями русского характера. "В нормальной крестьянской жизни нет места тем преждевременным возбуждениям воображения, тем нездоровым искушениям мысли, - пишет он, - которыми исполнен быт наших городских классов. Русский народ, вошедший в пословицу своим сквернословием, в сущности самый стыдливый народ в мире. Грязь в глазах русского человека есть грязь. Когда в нем проснется зверь, живущий в каждом человеке, он кидается ей. Но пока он трезв, пока он остается сам собой, он чист в мыслях и словах. Гаденькая, любезничающая грязноватость, проникшая из Франции в нравы нашего полуобразованного общества, в нашу литературу низшего разряда, глубоко ему чужда. Каждый крестьянский мальчик - такой еще не испорченный русский человек" (3. 21).
Рассматривая отношение детей к религиозным и нравственным предметам, Сергей Александрович отмечал, что оно обязательно такое же, как у их родителей, только более бессознательное и смутное. Соприкоснувшись с народной душой, он был изумлен ее красотой, идеализмом и высотой устремлений. "Та высота, та безусловность нравственного идеала, которая делает русский народ народом христианским по преимуществу, - писал С. А. Рачинский, - которая в натурах спокойных и сильных выражается безграничной простотой и скромностью в совершении всякого подвига, доступного силам человеческим; которая в натурах страстных и узких ведет к ненасытному исканию, часто к чудовищным заблуждениям; которая в натурах широких и слабых влечет за собой преувеличенное сознание своего бессилия и в связи с ним отступление перед самыми исполнимыми нравственными задачами и необъяснимые глубокие падения; которая во всяком русском человеке обусловливает возможность внезапных победоносных поворотов от грязи и зла к добру и правде, - вся эта нравственная суть русского человека уже заложена в русском ребенке. Велика и страшна задача русской школы ввиду этих могучих и опасных задатков, ввиду этих сил, этих слабостей, которые она призвана поддержать и направить. Школе, отрешенной от Церкви, эта задача не по силам. Лишь в качестве органа этой Церкви, в самом широком смысле этого слова, может она приступить к ее разрешению. Ей нужно содействие всех наличных сил этой Церкви, и духовных, и светских" (3. 22-23).
Не один раз учитель задавал своим ученикам вопрос: "Как бы желали провести свою жизнь?" Ученики охотно писали ответы. Ответы самые разнообразные, в зависимости от возраста, степени развития и сиюминутного настроения. Но в этих сочинениях замечательно частое повторение одного мотива, который, по мнению С. А. Рачинского, в любой школе, кроме русской, может явиться лишь как редкое исключение. "Большинство мальчиков, внимательно относящихся к заданной теме, нарисовав себе жизнь, соответствующую их вкусам и наклонностям (по большей части хозяйственным; из земных благ самым желательным оказывается собственный кусок земли), заключают ее отречением от всего мирского, раздачей имущества бедным - поступлением в монастырь!
Да, монастырь, жизнь в Боге и для Бога, отвержение себя - вот что совершенно искренно представляется конечной целью существования, недосягаемым блаженством этим веселым, практическим детям. Эта мысль не могла им быть навязана учителем, нимало не сочувствующим нашим современным монастырям. Монастыря они и не видали. Они разумеют тот таинственный, идеальный, неземной монастырь, который рисуется перед ними в рассказах странников, в житиях святых, в собственных смутных алканиях их души" (3. 23-24). Религиозный характер присущ русской школе, он постоянно вносится в нее самими учениками, ибо она - школа христианская. Христианская потому, что дети ищут в ней Христа, и основная задача народно-школьной педагогики - сделать из детей добрых христиан.
Вопрос о школе, в понимании Рачинского, есть вопрос об основах и устоях духовной жизни и культуры, вопрос выбора и единства. "Дело народной школы, - пишет он, - шире и глубже, чем всякая общественная деятельность. Для того, чтобы осилить его, нам нужно совершить внутренний подвиг. Нужно нам выйти из того лабиринта противоречий, в который завела нас вся наша внутренняя история нового времени - совместное расширение нашего умственного горизонта и сужение кругозора духовного, совместное развитие у нас европейской культуры и крепостного права. Внешний узел разрублен. Пора разрубить внутренний.
Достаточно мы жаловались на то взаимное непонимание, на то полное отчуждение, ту бездну, которая отделяет у нас массу народа от образованных его слоев и тормозит все отправления нашей будничной жизни, поражая бессилием все наши благие начинания, направленные к ее устройству. Достаточно мы оплакивали тот роковой разрыв, который составляет суть нашей внутренней истории нового времени и, однако, не мешал в великие минуты этой истории нашему полному единению. Пора нам вспомнить, что у нас под ногами есть общая почва, и твердо и сознательно встать на нее. Пора сознать, что настало время взаимодействия, благотворного для обеих сторон, не того мгновенного, случайного взаимодействия и единения, которое вызывается событиями чрезвычайными, а взаимодействия постоянного, ежедневного. Почва этого взаимодействия, этого единения - Церковь; орудие его - школа и, по преимуществу, школа сельская... Над всеми неравенствами, созданными историей, царит великое равенство перед Богом. Сознать это равенство, терпеливо, упорно бороться против всего, что затемняет его, против невежества масс, в котором мы сами виновны, против собственного высокомерия, отнимающего у нас и то, что сумели сохранить эти темные массы, - это долг всякого мыслящего христианина, долг, грозно напоминаемый нам обстоятельствами настоящего времени" (3. 78-79).
По замечанию протоиерея Георгия Флоровского, Рачинский звал возвращаться в Церковь, чтобы там как меньшего, но лучшего брата встретить народ, который отсюда еще не ушел и хочет здесь возрасти и жить. Делая скромное, повседневное, практическое школьное дело, Рачинский понимал его сокровенный смысл. С практической сдержанностью он остерегался торопливых обобщений, преждевременного максимализма. Он зорко глядел и четко обозначал главную цель - воцерковление русской души через воцерковление школы.
Рачинский всегда подчеркивал, и для него это было самоочевидным, что каждая школа есть живое и творческое дело, соборное сотрудничество и взаимодействие учащих и учащихся. И потому вопросы формы обучения и учебных программ с его точки зрения имели второстепенное значение. Их нельзя решить наперед. Жизнь школы прежде всего зависит от ее участников, от личностей ее руководителей и наставников. И в этом вся трудность школьного вопроса. В общем виде и наперед можно и достаточно определить только основные задания и приемы. Все остальное отпускается на волю творческого почина. (5. 31)

Учительский состав народной школы
Вопрос об учительском составе народной школы для Рачинского один из основных, и он неоднократно со вниманием останавливается на нем. По его определению, "учительство в  русской школе не есть ремесло, но призвание, низшая ступень того призвания, которое необходимо, чтобы сделаться хорошим священником" (3. 76). Но одним учителем, по мнению Рачинского, не исчерпываются учебные силы школы. Рядом с ним во всякой школе, заслуживающей название нормальной, действует законоучитель - священник, и школьное дело должно быть осуществлением учительского призвания Церкви. Из среды духовенства выделяется постепенно возрастающее меньшинство священников, преданных делу народного образования, видящих в нем необходимое дополнение своей пастырской деятельности. "Благо той школе, - восклицает Рачинский, - которая обладает таким законоучителем! Она не умрет, какие бы ее ни постигли внешние и внутренние невзгоды. Она пустит и глубокие корни, и широкие ветви" (3. 33). Священник в школе - не только учитель, но пастырь и духовник. Рачинский напоминает, что в таинстве священства "в числе других даров Духа Святого сообщается и благодать наставления в вере" (3. 65). Вокруг священника должен собираться остальной учительский состав. "Хороший священник - душа школы; школа - якорь спасения для священника" (3. 34).
Школа должна принять характер приходской школы, ибо "за приходом, после деревни, остается значение единственного действительно живого союза в нашем сельском быту", и притом союза духовного. Церковность школы Рачинский понимает более широко, это характеристика ее внутреннего строя, ее духа. Церковная школа - это в первую очередь школа благочестия и добрых нравов. Поручаться школа должна священнику, но вместе с тем, став приходской, она приобретает характер церковный в широком смысле этого слова и становится делом всего сельского населения, без различия состояния и сословия. Школа оживает только тогда, когда вокруг нее создается атмосфера, в которой можно насаждать благочестие, добрые нравы и христианскую жизнь. И этим определяется центральное место в процессе обучения Закону Божию. Рачинский подчеркивает, что классное изучение Закона Божия, должно сопровождаться практическим участием школьников в богослужении в качестве чтецов и певцов. С этим связано преподавание в школе церковно-славянского языка и церковного пения. Рачинский подчеркивает воспитательный смысл церковнославянского языка. Этот язык открывает доступ к сокровищам духовным - к Священному Писанию, к богослужебным книгам. Обучение грамоте имеет новый и живой смысл, если его начинать со славянской грамоты. "Ребенок, приобретший в несколько дней способность писать: "Господи, помилуй" и "Боже, милостив буди мне грешному", заинтересовывается делом несравненно живее, чем если вы заставите его писать: оса, усы, Маша, каша" (3. 52). Наряду с чтением Нового Завета необходимо чтение Псалтири, священной книги, любимой народом.

Содержание образования в  сельской школе
Содержание образования в начальной сельской школе Рачинский ограничивает русской грамотой и арифметикой целых чисел. Понимая невозможность усвоения слишком большого объема знаний, он делает упор на образование и приобретение практических навыков и умений. На уроках русского языка школьники при четырехлетнем курсе должны достигнуть следующего: 1) уметь говорить без ошибочных местных оборотов и речений; 2) уметь читать с полным пониманием доступную им по содержанию прозу и стихотворения пушкинского периода; 3) уметь написать при должном внимании без ошибок против русского языка и правописания то, что бывает нужно писать в крестьянском быту: родственное письмо, прошение, условие. Перечень предлагаемой для чтения литературы позволяет судить о том, что этот объем не так уж и мал. К творениям Пушкина и Гоголя он присоединяет из русских "Семейную хронику", "Князя Серебряного", исторические романы Лажечникова, Загоскина. Из всемирной литературы - Гомера, исторические драмы Шекспира, "Потерянный рай" Мильтона. Он исключает практически весь послепушкинский период. Первая причина этого - обремененный иностранными словами язык и сложный стилистический строй. Вторая причина - "весь гоголевский период русской литературы остается и останется недоступным русскому народу. Он не более как яркое отражение переходного состояния русского, отчасти европейского общества, отражение таких внутренних процессов его сознания, которые совершались лишь в верхнем его слое, которые не имеют ни общечеловеческого, ни мирового значения" (3. 47). С особым благоговением и вдохновением Рачинский говорит о произведениях Пушкина, начиная с его сказок и кончая "Борисом Годуновым". "Его творчество, - пишет он, - это всемогущий талисман, сразу раздвигающий вокруг всякого грамотного тесные пределы времени и пространства, в которых до тех пор вращалась его мысль" (3. 49).
Дальнейшее расширение программы без соответствующего улучшения и усиления учащего персонала и без достаточного удлинения учебного времени, по мнению Рачинского, представляет опасность. Удлинение учебного времени зависит от учителя и законоучителя. Если обучение в школе поставлено исправно, родители охотно оставляют в ней детей не только на четыре года, но и на пять, шесть лет. "Как только родители уверуют в школу, убедятся, что она сообщает прочную практически приложимую грамотность, церковную и гражданскую, навык к быстрому и точному счету, что она учит детей молитве и страху Божию, школа смело может расширить свой учебный курс и по времени, и по содержанию" (3. 67).
Следует, по мнению Рачинского, выяснить в каком порядке и в какой постепенности могут быть введены новые предметы. На первое место он ставит церковное пение. Затем желательно введение арифметики дробных чисел и элементарной геометрии. Геометрия - первый новый предмет, подготавливающий к введению географии, без которой невозможно преподавание истории. На геометрию стоит обратить особое внимание - она имеет множество применений (техническое рисование, геодезия, строительные и художественные ремесла), приводит в действие те умственные способности ребенка, которые не затрагивают другие предметы. Расширение программы школы ведется с учетом связи и взаимовлияния учебных предметов. Рачинский учитывал, говоря языком современной педагогики, "межпредметные связи". Говорит он и о развивающем обучении.
Преподавание отечественной истории в школе затруднено по двум причинам. Первая - сведения по этому предмету должны быть точны и обильны, а следовательно, преподавать его должен исключительно образованный учитель, которого не каждая школа в состоянии иметь. Вторая -взгляды наших историков на значение самых основных моментов русской истории расходятся почти диаметрально, и такое разногласие отражается в нашей популярной и детской литературе. В этом хаосе трудно разобраться не только ученикам сельской школы, но и учителю.
Расширение общеобразовательного курса возможно, если вводится то, что по силам учебному персоналу и что может уложиться в местные сроки. Рачинский предлагает расширение курса другого рода. Он говорит о "распространении у нас, путем сельской школы, сведений и умений технических, об основании школ ремесленных, земледельческих, доступных нашим крестьянским детям" (3. 70).
Подводя итоги своих рассуждений о сельской школе, С. А. Рачинский рисует портрет заурядного ученика школы и чем он отличается от своих безграмотных односельчан. Во-первых - более правильной речью, с этим связано точное понимание речи образованных классов, письменной и литературной речи; во-вторых - умением писать письма и деловые бумаги; в-третьих - способностью читать для своей забавы, для своего поучения и назидания. Самое важное, по мнению Рачинского, - это то искреннее благочестие, тот интерес к вопросам веры и духа, который вынесли из дома и внесли в сельскую школу ее ученики. В школе эти качества становятся сознательнее и глубже, они оказываются могучими будильниками ума и впоследствии поддерживают те навыки и знания, которые приобретены детьми во время обучения. Духовная жажда становится для них главным побуждением не только к чтению, но и к писанию, находящему в их быту так мало постоянных практических приложений. В свободные минуты они с величайшей охотой переписывают молитвы, духовные стихотворения, отрывки церковно-назидательного содержания. Понимание церковнославянского языка, знакомство с богослужением, способность участвовать в нем пением или чтением привязывают их к Церкви. (3. 72)
Не отрицая возможности для способных мальчиков продолжить свое образование в средних и высших учебных заведениях, Рачинский спешит прибавить, "что в большинстве случаев крестьянский мальчик может только проиграть от помещения в наши средние учебные заведения. Окончательный, бесповоротный разрыв с крестьянской средой, неизбежный при таком шаге, редко вознаграждается приобретением истинного образования. ...Наши средние учебные заведения, отчасти и высшие, все более становятся рассадниками не просвещения, а чиновничества. ...Знания, приобретаемые в них, в глазах учащихся и их родителей - ничто. Все дело в дипломе, в служебных правах" (3. 74). В рассуждениях Рачинского о дальнейшем образовании сельских школьников прослеживается не высказанная им мысль о том, что сельская школа есть школа окончательная. И это мнение основано на стремлении сохранить внутренний духовный мир своих учеников в неповрежденности. Вся русская школа в его время, да и в наше тоже, имеет другой стиль, насыщена другим духом, не народным и не церковным. При этом продолжение образования всегда означает отрыв от быта, от семьи, переход в мир "господ". В этих условиях он предлагает разные варианты продолжения образования, среди которых называет подготовку фельдшеров при земских больницах, учебу у опытных землемеров, у иконописцев при монастырях. (3. 75-76)
С.А. Рачинский не формулирует ясно своих представлений о системе образования в России, но, считая сельскую школу единственной школой для сельских детей, он ее рассматривает и как первую ступень школ единого типа и духа, включающих средние и высшие учебные заведения под покровительством Православной Церкви.

Последние годы жизни С.А. Рачинского
Семнадцать лет продолжалась напряженная работа, для которой Рачинский не жалел своего здоровья и жертвовал всеми своими материальными ценностями, отказывая себе решительно во всем. В 1892 году умерла его мать, и он по слабости своего здоровья переселился в барский дом, приходя в школу только на уроки.
Рачинский до конца своей жизни руководил весьма сложным школьным миром, разросшимся вокруг Татева. В 1896 году в школах, которые он содержал на свои средства и где под его руководством преподавали его ученики или выбранные им учителя, было около тысячи учащихся.
Заслуги С. А. Рачинского перед русским просвещением были признаны совершенно исключительным образом. Высочайшим рескриптом от 14 мая 1899 года он именуется "Почетным попечителем церковноприходских школ IV благочиннического округа, Бельского уезда Смоленской губернии". Ему была назначена пожизненная пенсия, которую он употребил на постройку новых школ.
2 мая 1902 года С. А. Рачинскому исполнилось шестьдесят девять лет. Утром он встал как обычно, а в девять часов утра, после кофе, прилег отдохнуть, как часто это делал в последнее время, заснул и более не просыпался. (6. 67)

Константин Петрович Победоносцев

Происхождение и основные события жизни К.П. Победоносцева
К.П. Победоносцев родился 21 мая 1827 года в семье профессора российской словесности Московского университета, магистра философии и словесных наук. Дед его был священником в церкви святого великомученика Георгия, находившейся в Москве на Варварке. Мать принадлежала к старинному дворянскому роду Левашовых.
После окончания в 1846 году С.-Петербургского училища правоведения жизнь К. П. Победоносцева в течение длительного времени была связана с судебной деятельностью в департаментах Правительствующего Сената, которая выявила его способности как видного юриста и государственного деятеля. Ему было поручено участвовать в подготовке судебной реформы 60-х годов XIX столетия в России.
В первой половине 60-х годов последовало приглашение преподавать в Московском университете. К.П. Победоносцев читал лекции по русскому гражданскому праву и гражданскому судопроизводству. В 1861 году и на протяжении ряда последующих лет он преподавал законоведение членам царской семьи, среди его учеников были будущие императоры Александр III и Николай II.
Он издал много работ в области права, богословия, истории, христианского просвещения и воспитания. Его "Курс гражданского права", являясь первой самостоятельной и детальной работой такого рода в России, считался классическим исследованием действующего русского права. Им написана одна из первых монографий по истории крепостного права в России.
За свои научные труды и общественную деятельность К. П. Победоносцев был избран в почетные члены Российской академии наук, С.-Петербургского, Московского, Казанского, Юрьевского университетов и университета св. Владимира в Киеве, С.-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий и других многочисленных Организаций, в том числе и заграничных.
Свыше двадцати пяти лет, с 24 апреля 1880 года до 19 октября 1905 года, он занимал пост обер-прокурора Святейшего Синода Русской Православной Церкви. В Синоде он не имел той прямой административной власти, которой обладал любой министр в царском правительстве России в подчиненном ему ведомстве, так как Святейший Синод - коллегиальный орган, для принятия решений учитывалось мнение всех его членов. Влияние Победоносцева в системе государственного управления в эти годы было значительным, но не всегда определяющим, он не был всемогущим, как пытались утверждать его оппоненты, стремясь возложить только на него ответственность за все происходившее в России. В письме к П. А. Тверскому от 19 февраля 1900 года он пишет по этому поводу: "С давнего времени люди и европейские, да и русские, не знающие, чем и как движутся наши административные пружины, воображают, что все, что ни происходит в России от правительства, движется волею или прихотью какого-нибудь одного, кто в ту или другую минуту считается влиятельною силою, так сказать, "первым по фараоне" лицом. И вот, к несчастью, утвердилось всюду фантастическое представление о том, что я - такое лицо, и сделали меня козлом отпущения за все, чем те или другие недовольны в России и на что другие негодуют... Такую тяготу так называемого общественного мнения приходится переносить - нельзя опровергнуть ее, да никто и не поверит, так укоренилась уже иллюзия неведения, невежества и предрассудка" (7.7).
На второй день после подписания Императором Николаем II Манифеста 17 октября 1905 года завершилась политическая деятельность К.П. Победоносцева его отставкой с постов обер-прокурора Св. Синода и члена Кабинета Министров. Но вплоть до своей смерти он продолжал оставаться членом Государственного Совета и сенатором.
Если перечислять заслуги К.П. Победоносцева, то в первую очередь стоит назвать основание церковноприходских школ, строительство сельских храмов, материальную помощь духовенству, издание молитвословов и доступной благочестивой литературы для народа, заботу о благочинном пении в церквах, усиление церковной благотворительности. Он сумел понять и оценить С. А. Рачинского и его "сельскую школу".
Умер К.П. Победоносцев в С.-Петербурге на восьмидесятом году жизни, 10 марта 1907 года, и был похоронен согласно его завещанию у восточной алтарной стены церкви во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы, находившейся в Свято-Владимирской церковно-учительской женской школе.

Педагогические воззрения К.П. Победоносцева
Педагогические воззрения К.П. Победоносцева являются частью его общего миросозерцания, имеющего во всех своих аспектах внутреннее единство. Основой цельности его взглядов, определяющих как мышление, так и деятельность К.П. Победоносцева, является православие, защита и утверждение которого были всем делом его жизни.
Анализируя взгляды К.П. Победоносцева, можно заметить, что критерием его отношения как крешению гносеологических проблем, так и ко всем другим областям человеческой деятельности является не рационализм, а требование цельности знания. Для Победоносцева познавательный акт человека, как и сама жизнь, есть нечто сложное, он имеет цельный характер - в нем участвуют одновременно и ум, и чувство, и воля, то есть весь человек в его живой цельности (7.16). "Жизнь - не наука и не философия; она живет сама по себе, живым организмом, - отмечал Победоносцев. - Ни наука, ни философия не господствует над жизнью как нечто внешнее: они черпают свое содержание из жизни, собирая, разлагая и обобщая явления жизни; но странно было бы думать, что они могут обнять и исчерпать жизнь со всем ее бесконечным разнообразием, дать ей содержание, создать для нее новую конструкцию. В применении к жизни всякое положение науки и философии имеет значение вероятного предположения, гипотезы, которую необходимо всякий раз проверить здравым смыслом и искусным разумом, по тем явлениям и фактам, к которым требуется приложить ее: иное применение общего начала было бы насилием и ложью в жизни" (7. 327). Гносеологический идеал для Победоносцева заключается В синкретизме непосредственного сознания, непосредственного ощущения и непосредственного волевого устремления, "когда душа ощущает жизнь в себе и покоится в чувстве жизни, не стремясь знать, но отражая в себе бесконечное, как капля чистой воды на ветке отражает в себе солнечный луч. Если есть у кого такая пора, дай только Боже, чтобы она длилась дольше, чтобы сам человек по своей воле не стремился из судьбы своей в новые пределы. Дверь такого счастья не внутрь отворяется: нажимая ее изнутри, ее не удержишь на месте. Она отворяется изнутри, и кто хочет, чтобы она держалась, не должен трогать ее" (7. 332).
Идея цельного познания теоретически невыразима, и любая попытка систематически воспроизвести ее и выразить разрушает эту цельность. У Победоносцева мы фактически не встречаем изложения его взглядов, поскольку чем существеннее, фундаментальнее с его точки зрения та или иная идея, тем в менее развернутом и систематизированном виде она им представлена. "Один разве глупец может иметь обо всем ясные мысли и представления. Самые драгоценные понятия, какие вмещает в себя ум человеческий, - находятся в самой глубине поля и в полумраке; около этих-то смутных идей, которые мы не в силах привести в связь между собою - вращаются ясные мысли, расширяются, развиваются, возвышаются... Неизвестное - это самое драгоценное достояние человека..." (7. 17).
Победоносцев отрицает возможность постижения человеком абсолютной истины с помощью его собственных естественных способностей. Он убежден, что абсолютная истина доступна только вере, без которой невозможно познание, так как она составляет его главную и первую предпосылку. Таким образом, Победоносцев утверждает в качестве основы гносеологии веру, являющуюся для него источником и критерием истины. Он видит начало истинного знания, просвещающего человека в послушании Закону Господню. Признавая практическую значимость разума и природной способности человека, Победоносцев выше ставит дар премудрости, являющийся для него свойством не только ума, но по преимуществу свойством сердца - того сокровенного центра личности, посредством которого осуществляется мистическое соприкосновение человека с Богом и ближним.
К.П. Победоносцев принципиально не стремился изобретать какую-либо свою метафизическую систему, для него абсолютной истиной были истины православной веры. И в своей личной жизни, и в мышлении, и в осуществляемой им политике он всегда был православным христианином, церковным человеком. "Кто русский человек душой и обычаем, - пишет он, - тот понимает, что значит храм Божий, что значит Церковь для русского человека. Мало самому быть благочестивым, чувствовать и уважать потребность религиозного чувства; мало для того, чтобы уразуметь смысл Церкви для русского народа и полюбить эту Церковь как свою, родную. Надо жить народною жизнью, надо молиться заодно с народом, в одном церковном собрании, чувствовать одно с народом биение сердца, проникнутого единым торжеством, единым словом и пением... Счастлив, кто привык с детства к этим словам, звукам и образам, кто в них нашел красоту и стремится к ней, и жить без нее не может, кому все в них понятно, все родное, все возвышает душу из пыли и грязи житейской, кто в них находит и собирает растерянную по углам жизнь свою, разбросанное по дорогам свое счастье. Счастлив, кого с детства добрые и благочестивые родители приучили к храму Божию и ставили в нем посреди народа молиться всенародной молитвой, праздновать всенародному празднику. Они собрали ему сокровище на целую жизнь, они ввели его подлинно в разум духа народного и в любовь сердца народного, сделав и для него церковь родным домом и местом полного, чистого и истинного соединения с народом" (7. 403, 405).
Далек К.П. Победоносцев от утопической мысли при помощи воспитания пересоздать человека для какой-то идеальной жизни. В его понимании воспитание должно помочь человеку жить. Поэтому не следует отрывать человека от среды, в которой он родился, а необходимо развивать его в этой среде, и в первую очередь для нее. "Мы знать не хотим, - пишет он, - что школа (как показывает опыт) становится одной обманчивой формой, если не вросла самыми корнями своими в народ, не соответствует его потребностям, не сходится с экономикой его быта" (7. 308). С другой стороны, система образования должна подготовить энергичных и практичных людей, способных самостоятельно справляться со всеми затруднениями и осложнениями жизни, то есть людей дела. "Сколько наделало вреда смешение понятия о знании с понятием об умении! - замечает Победоносцев. - Увлекшись мечтательной задачей всеобщего просвещения, мы назвали просвещением известную сумму знаний, предположив, что она приобретается прохождением школьной программы, искусственно скомпонованной кабинетными педагогами. Устроив таким образом школу, мы отрезали ее от жизни и задумали насильственно загонять в нее детей для того, чтобы подвергать их процессу умственного развития, по нашей программе. Но мы забыли или не хотели сознать, что масса детей, которых мы просвещаем, должна жить насущным хлебом, для приобретения коего требуется не сумма голых знаний, коими программы наши напичканы, а умение делать известное дело, и что от этого умения мы можем отбить их искусственно, на воображаемом знании, построенном школой" (7. 308-309).
К.П. Победоносцев говорит о народной школе, какая она есть в понимании простых людей. "По народному понятию, - пишет он, - школа учит читать, писать и считать, но в нераздельной связи с этим учит знать Бога и любить Его, и бояться, любить Отечество, почитать родителей. Вот сумма знаний, умений и ощущений, которые в совокупности своей образуют в человеке совесть и дают ему нравственную силу, необходимую для того, чтобы сохранить равновесие в жизни и выдерживать борьбу с дурными побуждениями природы, с дурными внушениями и соблазнами мысли" (7. 309).

Педагогические заметки К.П. Победоносцева
Педагогические заметки К.П. Победоносцева "Ученье и учитель" были опубликованы в начале нашего века (первая книга вышла в 1900 году, а вторая - в 1904 году) и представляют собой практические советы учителю и размышления о народной школе и ее духовной основе.
Деятельность учителя Победоносцев характеризует как служение: "При самом начале дела не воображай, что всего важнее метод обучения. Всего важнее - в самом начале - сознание своего долга и верность ему" (7. 475). Читая его практические советы учителю, начинаешь осознавать, что все достижения современной педагогики и психологии, если они ориентированы на достижение не только образовательных целей, но и на духовно-нравственный рост ученика, имеют в своей основе очень глубокую традицию, носителем которой был и Победоносцев. Его советы - это советы мудрого, доброго, но строгого и требовательного педагога.
"Если хочешь, чтобы класс твой был спокоен и внимателен, будь спокоен и внимателен сам, - спокоен прежде всего во внешних приемах...
Надо тебе знать каждого из учеников по имени, и по имени звать его. Плохой равнодушный учитель безымянно тыкает своих учеников. В доброй школе я видел доброго учителя, как он звал детей без фамилии по именам...
Когда поправляешь тетради, будь терпелив и внимателен: не ожидай и не требуй всего зараз и от каждого одинаково. Думай, до чего в данную минуту может быть способна голова ученика твоего: чего не поняла сегодня, может понять завтра - не порти ему радость самосознания, когда видишь, что он старается понять и работает головой.
Приходится бороться с ленью и равнодушием. Но помни, что каждое внушение и наказание должно быть действенно. Не затрачивай сразу всю его силу. Иногда довольно взгляда, довольно движения. Когда этого не достаточно - действует слово. Но где довольно одного слова, берегись многословия.
Не раздражайся мелочами и не придавай им значения. Шалун нарисовал на столе твою фигуру, да еще подписал. Что тебе делать? Спокойно сотри ее или вели стереть соседу. Беда, если рассердишься, да еще станешь расследовать. Тогда пример станет заразителен.
Когда сидишь в классе и видишь перед собою 30 ребят, не забывай, что и ты когда-то был совершенно такой же.
И тоже помни: чего требуешь от каждого из учеников своих - и последнего и первого, - то сам ты должен уметь делать. Итак, всякую работу, какую задаешь им, ты должен сначала уметь проделать сам как можно лучше. В этом правда, и без правды - какое учительство!
В словесном упражнении первое дело, чтобы работа была сделана со старанием, как можно лучше, как только способен сделать ученик. Что такое знание? Древние говорили, что добродетель есть знание. Мы скажем, что добросовестность в деле есть знание. В чем главный смысл твоего учительства? В том, что ты ведешь учеников к возможной полноте работы и тем возбуждаешь в них стремление к совершенству.
Будь естествен: говорить надобно так, чтобы ясно понимали те, кому говоришь. Итак, когда говоришь, не от себя исходи, не о себе думай, а о тех, кому говоришь. В них жизнь движется: надобно им слышать живое слово.
Учитель пусть помнит, что он делает великое дело, которое нельзя делать с небрежением.
Стоило бы, например, каждому учителю записать себе на память: 1) учитель, когда кланяется ему ученик, не оставляет поклон без ответного знака; 2) не должен учитель сидеть на своем месте разгильдяем и облокотясь руками на стол; 3) ни ученик перед ним, ни он перед учеником не стоит держа руки в карманах; 4) учитель никак не опаздывает и последним выходит из класса.
Когда слышишь наших ученых педагогов, они, кажется, думают, что их научные правила дают им в руки универсальное средство сделать что угодно с живым материалом, который дается в руки учителю. Точно в руках у него мягкий воск, из которого человек, обладающий техникой, может лепить какие угодно фигуры. К счастью, не то выходит на деле,, и эта техника сама по себе оказывается мертвящею буквой. Педагоги эти не понимают, что каждый класс из 20, 30, 40 детей есть живое существо: живущее своею жизнью, имеющее свою душу, и что в эту Душу учителю предстоит проникнуть.
Когда судят о человеке, надобно отыскивать в нем не одну лишь отрицательную сторону, а прежде всего положительную: мы скорее замечаем, чего нет в человеке, нежели что есть в нем. А что есть - это всего важнее.
Так, обсуждая ученические работы, мы гоняемся за ошибками и их отмечаем. Это мало и эта мерка неправая. Надо уметь смотреть внутрь, сквозь ошибки. Кто умеет, видит сквозь ошибки, к чему способен ученик, что умеет, что может дальше в нем вырасти...
Когда работа употребляется в школе в виде наказания, это плохой показатель: значит работа мало ценится или сама по себе считается тяжким и скучным делом.
Учитель! Учитель! Подумай - нет науки, которую нельзя было бы обратить в орудие мучений для "малых сих"... Твое дело помогать им расти, а сколько педагогов, считающих долгом надевать на них цепи и корсеты как будто для того, чтобы задерживать рост или искажать его!" (7. 475-478).

Учитель – живая душа школы
К.П. Победоносцев понимал, что не количеством школ решаются проблемы образования, а количеством живых учителей, которые являются живой душой школы. Но он понимал и трудности подготовки таких учителей. Для этого недостаточно программ и новейших методов, конференций и научных работ. "Учитель, - по словам Победоносцева, - должен быть подвижником своего дела, полагающим душу свою в дело обучения и воспитания..." (7. 479). Главное, по его мнению, при подготовке учителя то, что он должен пройти "через лабораторию действительного учительства в начальной школе, где приобретается искусство учить не посредством книжных лекций, но обращением с живыми детьми, притом не с теми или другими детьми, но с целой организованной массой детей" (7. 479). Победоносцев предупреждает, что "в деле народного просвещения и воспитания мудрость велит не спешить, но стремиться последовательно и неуклонно к осуществлению идеала, приближаясь по мере возможности к его осуществлению. Одно лишь необходимо, чтоб идеал был истинный, верный, а не мнимый, фантастический и колеблющийся ветрами случайных направлений. Что пользы в том, что школ настроим всюду множество, а учителя мы не воспитали, или строим школы свои на ложном идеале и в разладе с действительными потребностями жизни и с непреодолимыми условиями места и времени" (7. 482).
Особенно болит сердце К.П. Победоносцева о преподавании Закона Божия. "Ты преподаешь детям Закон Божий... Больше всего берегись делать из Евангелия учебную книгу: это грех. Это значит - в ребенке обесценивать для человека книгу, которая должна быть для него сокровищем и руководством целой жизни. Страшно должно быть для совести разбирать слово жизни на бездушные кусочки и делать из них мучительные вопросы для детей... Есть какое-то лицемерное обольщение в школьном деле, когда Закон Божий и соединенное с ним внушение начал нравственности составляет лишь один из предметов учебной программы. Как будто нечего больше желать и требовать для нравственной цели, - как иметь наличность той или другой цифровой отметки за ответы в предмете, называемом Законом Божиим. Есть в школе законоучитель, есть программа, есть балл, показатель знания... Результаты такой постановки учения - поистине чудовищные. Я видал учебники, в коих по пунктам означено, что требуется для спасения души человека, - и экзаменатор сбавляет цифру балла тому, кто не может припомнить всех пунктов... Где тут разум? Где нравственность? Где, наконец, - и прежде всего - вера, о коей мы лицемерно заботимся?
Если же мы хотим правды в этом великом деле, то не станем от нее прятаться. И вера, и нравственность - неравные с прочими предметы обучения: одни уроки и наставления для этого недостаточны. И вера, и нравственность воспитываются в душе цельным воздействием домашней и, говоря о школе, школьной жизни. Лишь бы эта школьная жизнь не была раздвоена на две отдельные части - религиозного и светского обучения, но составляла в гармонии частей одно органическое целое. Семья должна посеять и воспитать в душе чувство благоговения и веры; школа должна не только поддержать это чувство, но осветить в душе идею, без которой одно чувство смутно и неустойчиво. Школа должна поставить это чувство и эту идею в нравственную связь с жизнью - воздействовать на ребенка своей нравственной обстановкой. Когда ученики связаны с учителем взаимным сочувственным искренним отношением, тогда возрастает и воспитывается в детях живое нравственное сознание правды учения Христова, одухотворяющего любовью животную природу человеческую.
Вера должна быть живая и действенная, следовательно, должна быть нераздельна с Церковью. Школа, поколику она народная, должна отражать в себе душу народную и веру народную - тогда только будет она люба народу. Итак, школе прямое место при Церкви и в тесной связи с Церковью. Она должна быть проникнута церковностью в лучшем духовном смысле этого слова. Одухотворяясь ею, она сама должна одухотворять ее, для души народной. Отсюда непременное участие школы в действе церковного богослужения - в чтении и пении. Кто испытал и видел, тот знает, какое это могучее духотворное, воспитательное орудие и для школы и для души народной, в которую вносит просветление религиозного сознания и чувства. Разумное, осмысленное чтение в церкви вводит ученика в глубокий смысл, в красоту и выразительность церковно-славянского, укрепляя в уме и воображении корень разумной, стройной и выразительной русской речи. Пение, нераздельное со словом, исполненным силы и красоты, проникая в русскую душу, богато одаренную поэзией песни, воспитывает в ней вместе с гармонией сродного ей звука и гармонию чувства" (7. 483-484).
Школа, по мнению Победоносцева, должна быть аполитичной. "Погибло всякое воспитательное значение школы там, где она служит орудием политических или социальных партий. Тогда она перестает удовлетворять потребностям души народной, служа лишь искусственным потребностям партий или социального учения, возобладавшего в правительстве, является для народа насилием и становится ему ненавистна. Отделившись от народной души, школа теряет под собою почву и развращается" (7. 484).

Обоснование религиозных основ воспитания
Вторая книга педагогических заметок начинается с обоснования религиозных основ воспитания. Религия, по мысли Победоносцева, оживляя в нас сознание Бога и присутствие Божие, дает единство нашей жизни. Это особенно необходимо в условиях цивилизации, развитие которой приводит не только к усложнению жизни, но и к ее расчленению. Успех промышленности основан на разделении труда, успех знания - на специализации наук. Связать воедино нашу раздробленную жизнь может только мысль о Боге и Его отношении к нашей жизни. "Только это, - по словам Победоносцева, - даст возможность сквозь массу дробностей, из коих по необходимости состоит жизнь наша, распознать единую великую вселенскую цель, одушевляющую и возвышающую бытие человеческое. Весь успех нашей жизни состоит в сознании этого основного ее единства, в коем ясна становится взаимная связь всех частей нашей жизни, ясное истинное значение всех малых дел и явлений, из коих составляется жизнь наша. Вслед поступкам и делам нашим должен слышаться голос оживляющего духа, напоминающего, что мы стремимся воплотить в жизни высшее начало, видеть перед собою ясный конец и цель ясную. А это возможно только в Боге; лишь в мысли о Боге можем мы обрести равновесие земного бытия, уразуметь идею единства жизни; лишь в мысли о Боге мы сами себя обретаем посреди бесчисленных дробностей жизни" (7. 489).
По мнению Победоносцева, начала нравственного учения непрочны и шатки, если они не коренятся в вере. Вера - единственный источник силы, который помогает отринуть злое и избрать благое, различить ложь и правду, определить цель жизни. Цель воспитания - образовать характер в человеке на основе соединения Евангельской любви и знания. Истинное воспитание может утверждаться только на религии. Победоносцев постоянно напоминает, что детей необходимо учить живой вере. "Мало учить только, как жил и учил и умер и воскрес Господь Иисус: надо детям ощутить, что нельзя им жить без Господа Иисуса, что слова Его и речи должны перейти в их жизнь и в их природу;
Семинарская и святоотеческая библиотеки

Предыдущая || Вернуться на главную || Следующая
Полезная информация: