Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки
Семинарская и святоотеческая библиотеки
Как же все изменилось после революции 1917 года. Вместе с искоренением православной веры, в народе искоренялась и сама мысль о милосердии к заключенным. “А прежняя всеобщая традиция праздничных передач арестантам?
Никто в России не начинал разговляться, не отнеся передачи безымянным арестантам на общий тюремный котел. Несли рождественские окорока, пироги, кулебяки, куличи. Какая-нибудь бедная старушка - и та несла десяток крашеных яиц, и сердце ее облегчалось. И куда же делась эта русская доброта? Ее заменила сознательность! До чего ж круто и бесповоротно напугали наш народ и отучили заботиться о тех, кто страдает...”  
Сейчас самое время вспомнить именно о таком - сострадательном отношении к согрешившим, но страждущим близким. И как верно отмечено (в книге Абрамкина В.Ф. Поиски выхода.): "само помещение значительной части населения в условия, в которых они отчуждены от основных человеческих ценностей и подвергаются воздействию тюремной субкультуры, создает угрозу внутренней безопасности общества. Появление большой прослойки людей, которые провели свои молодые и важные для становления личности годы в заключении, является так же источником дестабилизации и социальной напряженности... С точки зрения социально - значимых целей, преступники и заключенные - не инопланетяне или чужеземные захватчики. Это часть народа, и, как заметил Достоевский, самая энергичная его часть, которую надо не уничтожать, а включать в нормальные формы общественной жизни."  

2. Условия в местах лишения свободы.

Для обычного человека, никогда реально не сталкивавшегося с тюрьмой, это слово "тюрьма" ассоциируется с большим количеством заключенных - уголовников, с внутренним беспределом, с тяжелыми условиям жизни. Все это верно, и значит верно и то, что такой обычный человек, встречаясь с бывшим заключенным, ведет себя по меньшей мере настороженно. Это говорит о том, что очень слаба вера в то, что в заключении можно исправить преступника, даже если он попал в тюрьму случайно - потому, что "Бытие определяет сознание", или "С кем поведешься от того и наберешься" и т.д. Поэтому в вопросе о нравственном воздействии на заключенных важно знать, в каких условиях они содержатся в следственных изоляторах (СИЗО), исправительных колониях, тюрьмах.
Начиная с конца 80-х годов нашего столетия, в колонии и тюрьмы получили доступ и священнослужители и журналисты и представители разных общественных организаций. Они дали свою оценку по этому вопросу:
"Причины тяжелейшего положения пенитенциарной системы - пишет в своем исследовании Абрамкин В.Ф. - кроются прежде всего в огромном количестве заключенных, превысившем только по учреждениям ГУИН МВД РФ 1 млн. человек, и достигшем рекордных цифр советского ГУЛАГа."  Тюрьма - это тюрьма, не санаторий, и понятно, что условия жизни очень непростые, но наиболее тяжелое положение в следственных изоляторах.
“Открывается дверь тюремной камеры - и шибает оттуда горячим зловонием. Страшно входить в это логово, где мгла и с потолка свисает темное тряпье (это арестантское белье). Ты видишь верхний ярус лежанок: тесно сжавшись, здесь стоят полуголые люди - тощие, синие - а нижнего яруса не видно за другими стоящими. Да, остальные стоят, как в трамвае, потому что им нет даже места, чтобы сесть на пол. Нет места - они стоят часами...(Ольга Чайковская. Председатель Общества попечителей пенитенциарных учреждений).”
“В общих камерах невероятно тяжелые условия. Постоянное кислородное голодание, повышенная влажность, отвратительный запах... Не все заключенные имеют возможность присесть. При построении люди стоят прижавшись друг к другу. У многих на теле кровавые язвы, распухшие (от долгого стояния) ноги, много больных чесоткой и другими кожными заболеваниями. Стол рассчитан максимум на 10 человек. Основной массе заключенных приходится есть стоя. (Из справки экспертов Государственной Думы).”
“Оценка ситуации в российских следственных изоляторах, не вызывает разногласий между официальными должностными лицами, правозащитниками, экспертами
ООН и СЕ: сами условия содержания в СИЗО являются пыткой: "Условия в наших следственных изоляторах - сказал начальник ГУИН МВД РФ Ю.И.Калинин в интервью газете Лос-Анджелес Таймс, - по международным нормам можно квалифицировать как пытки. Это лишение сна, воздуха, пространства.
Бывшие узники ГУЛАГа, посещая камеры СИЗО в последние годы, считают, что таких бесчеловечных условий в следственных тюрьмах не было даже в самые страшные годы сталинской диктатуры. По существу, речь идет не только о нарушениях прав человека, а о преступлении против человечества, которое российское государство совершает против сотен тысяч своих граждан, не являющимися юридически виновными, поскольку суд еще не вынес им приговора... И тем не менее такое положение в СИЗО не удается даже законсервировать - с каждым годом ситуация ухудшается.”
“Условия содержания заключенных в СИЗО являются не только пыткой, но и приводит к смерти заключенных. В жару, когда температура в камерах поднимается до 45-55 градусов, происходят массовые обмороки и смерти от кислородного голодания. Последний такой случай, получивший широкую огласку произошел в июле 1995г., когда в СИЗО г. Новокузнецка погибло сразу 11 человек, несколько десятков заключенных были доставлены в больницу в тяжелом состоянии. Многие заключенные в знак протеста против невыносимых условий содержания вскрыли себе вены.”
“СИЗО и колонии являются одним из источников распространения туберкулеза среди населения. Ежемесячно из мест лишения свободы освобождается около 2000 заключенных с открытой формой туберкулеза. В 1995г. уже 2% населения России были больны туберкулезом. По международным стандартам эпидемией считается болезнь, охватившая 1% населения.”
“Средства Массовой информации все чаще сравнивают российские СИЗО с пороховой бочкой:" Следственные изоляторы стали источником постоянной социальной напряженности. Условия содержания в местах предварительного заключения провоцируют массовые беспорядки заключенных. При аварийном состоянии зданий СИЗО, полуразрушенных охранных сооружениях и нехваткой персонала, Эксцессы и
массовые беспорядки могут привести к непредсказуемым последствиям.
Процессы, происходящие в СИЗО приобретают необратимый и неконтролируемый характер.” Таким образом российские СИЗО создают угрозу жизни и безопасности населения.””  
Поместив преступника, но все же человека, в такие невероятно тяжелые условия жизни, трудно рассчитывать на то, что он, "отсидев" положенный срок, выйдет на свободу полноценным членом общества. Но, как известно, "вор должен сидеть в тюрьме", и тюрьма - как наказание, часто расценивается обществом, как наиболее эффективное средство для уменьшения преступности. Поэтому необходимо рассмотреть наказание - как фактор, воздействующий на преступника.


                 3. Отношение к наказаниям.

Существует мнение, что можно искоренить (или по крайней мере уменьшить) преступность, ужесточая наказания за совершенные преступления. Поскольку это мнение достаточно широко распространено, то необходимо также рассмотреть и этот метод - как возможную меру, применяемую для исправления заключенных. Причем мнение это появилось в мире гораздо раньше, чем мнение другое - исправлять преступников не только тяжестью и страхом наказаний, но и заботой об их нравственном исправлении.
"По мнению проф. свящ. М.И. Горчакова особенность взгляда нашей Церкви на наказание заключается в том, что наказания должны иметь как указывает Кормчая V.5, исключительно исправительное действие на наказуемаго и чуждо устрашения (1 Вс.соб.12; VI Вс.соб. пр.102, Анкирский соб.5, пр.Василия Великого и др.)... Устрашительный характер наказаний ни на кого и никогда, как доказывает история всех народов и веков, не имел решительно никакого влияния на воздержание преступной воли. Мало того: в день самых лютых казней повторялись чуть ли не на самых тех местах, на которых, за несколько часов перед тем, были казнены преступники, точно такие же, или даже гораздо тягчайшие преступления. Оттого все государства постепенно смягчали наказания, заменяя их нравственным воздействием на ум и сердце преступников."  "Понятно, - продолжает эту же мысль исследователь тюремного вопроса Галкин М.Н. - что боязнь наказания - избегнуть которого всегда остается надежда - не может остановить от совершения преступления. Еще не состоятельнее был расчет на предупреждение преступлений, жестокостью взысканий. Преступнику, заклейменному позором наказания, жизнь представляется еще труднее чем прежде, и если до того он мог дойти до преступления, то по перенесении наказания, отталкиваемый всеми окружающими, он естественно предается своим порочным наклонностям."
Исследователь тюремного вопроса нашего времени Абрамкин В.Ф., рассматривая современное состояние положения мест для заключения и самих заключенных, приводит различные мнения по этому поводу: "Юрий Блувштейн. Академия полиции Р.Литва. Один из самых устойчивых стереотипов советского мышления сводится к тому, что кратчайший путь в светлое будущее лежит через тюрьму, что нет таких проблем, которые нельзя было бы решить с помощью уголовных законов и следующих за этими законами наказаний. Избавиться от этого стереотипа не так просто, особенно в условиях лавинообразного роста преступности."  
Председатель Совета судей Украины Василий Белоусенко: "Увеличение наказания (на два-три года лишения свободы) ничего не изменит, не будет способствовать перевоспитанию. Скорее наоборот. Из мест лишения свободы люди выходят более озлобленными, склонными к паразитическому образу жизни...
Жестокость наказания  нельзя  рассматривать как эффективный метод борьбы с преступностью. В наказании должна проявиться не только жестокость к совершившему преступление, наказание должно прежде всего способствовать воспитанию и перевоспитанию человека."  
"Ужесточение наказаний не снижает уровня преступности и результаты криминологических исследований показывают, что страх перед наказанием останавливает лишь незначительную часть потенциальных преступников. По результатам опросов осужденных, большинство из них в момент совершения преступления вообще не думало о возможности наказания. К тому же нестабильность, кризис власти и  
правопорядка создает у населения представление о безнаказанности тех, кто совершает преступление, и страх перед наказанием вообще перестает играть сколько-нибудь заметную роль.
Значительная часть правонарушителей в России в момент совершения преступления вряд ли вообще способна адекватно оценить опасность уголовной ответственности. К ним, помимо лиц, совершивших преступление в состоянии аффекта, относится большая часть находящихся в состоянии алкогольного опьянения и подростков."  
Об этом также говорят и другие исследователи: "Одна из целей наказания - это перевоспитание осужденных. Но именно оно вызывает больше всего сомнений. Нелепо требовать от прооперированного, чтобы он самостоятельно покинул операционную. Нелепо применяя "энергичные меры перевоспитания" в исправительно-трудовых учреждениях, рассчитывать на самоустранение социальных пороков в заключенных."
Таким образом, коротко рассмотрев данный вопрос, можно отметить, что так как сама идея исправления получила свое начало от идеи милосердия, снисхождения и внутреннего исправления наказуемых, то и надежды на лучшее воздействие на заключенных следует возлагать не на устрашение, угрозы и жестокость, а на добрые отношения и братскую любовь к ближнему.

4. Особенности внутритюремных отношений.

Тюрьма - это огромный сложный мир, где на замкнутой территории собраны вместе и заперты в камерах совершенно разные люди - люди разных судеб, разных характеров, разных стремлений и разного жизненного опыта.
"Массовое обыденное сознание наделяет преступников своеобразным ярлыком, обозначающим образ, лишенный нравственной привлекательности. Это не только способствует отчуждению преступников от общества, но и вызывает у них протест, стремление как - то реабилитировать себя хотя бы в глазах ближайшего его окружения. Чувство отторженности способствует объединению осужденных в свое собственное сообщество, наделяемое ими общеразделяемыми ценностями."  
Безусловно, Христос и Его Заповеди неизменяемы и одинаковы для представителей любых внутри тюремных категорий и групп, но так как на самих заключенных, а так же их охранников, внутренние взаимоотношения сильно влияют на образ жизни в заключении, то необходимо рассмотреть и этот вопрос.
В настоящее время, как это ни странно, фактом является то, что колонии более строгих режимов содержания являются более спокойными и безопасными для заключенных. Так например осужденные, отбывающие наказание в колонии строгого режима, находятся среди людей, имеющих сроки в несколько лет. Такое длительное совместное проживание само по себе стабилизирует и образ жизни - там все яснее и спокойнее. В СИЗО и в колониях общего режима все гораздо сложнее. Там текучесть людей больше, значит и больше беспредела (т.е. полного отсутствия порядка). К тому же практически неограниченную власть имеет администрация мест заключения над заключенными, что в свою очередь усложняет жизнь: "Произвол и насилие, жестокое обращение с заключенными превращает места лишения свободы в зоны, опасные для жизни и здоровья человека. Эта система не исправляет, а морально и физически калечит заключенных, развращает персонал и воспроизводит криминогенную опасность в обществе."  
Известный писатель А.Солженицын, описывая советские лагеря, так говорит о заключенных своего времени: ”Одеты зэки даже и летом в мягкую серую броню телогреек. Одно это вместе со сплошною стрижкою голов у мужчин придает им единство внешнего вида: осуровленность, безличность. Но даже немного понаблюдав их, вы будете поражены также и общностью выражений их лиц - всегда настороженных, неприветливых, безо всякого доброжелательства, легко переходящих в решительность и даже жестокость. Выражения их лиц таковы, как если б они были отлиты из этого смугло-медного (зэки относятся, очевидно, к индейской расе), шершавого, почти уже и не телесного материала, для того, чтобы постоянно идти против встречного ветра, на каждом шагу еще ожидая укуса слева или справа. Также вы могли бы заметить, что в действии, работе и борьбе их плечи развернуты, груди готовы принять сопротивление, но как только зэк остается в бездействии, в одиночестве и в размышлениях - шея его перестает выдерживать тяжесть головы, плечи и спина сразу выражают необратимую сутулость, как бы даже прирожденную. Самое естественное положение, которое принимают его освободившиеся руки, это - соединиться в кистях за спиною, если он идет, либо уж вовсе повиснуть, если он сидит.”  
Это описание заключенных сталинских лагерей. В настоящее время, наверное, немногое изменилось в зеках и в их внутренних отношениях.
Ни для кого сейчас не является секретом то, что в местах лишения свободы заключенные делятся на несколько обособленных, замкнутых групп:  
Блатные (самая влиятельная группа заключенных в тюрьме, состоящая из профессионалов преступного мира, возглавляемых “ворами в законе”. Причем зачастую именно они - “воры в законе”, или поставленные от них “смотрящие” являются внутренней властью в тюрьме.).
 “Мужики” (самая многочисленная в тюрьмах прослойка заключенных. “”Мужиками” живут в зоне и тюрьме как случайные люди (“бытовики”), так и преступники-профессионалы, не примкнувшие ни на воле, ни за решеткой к какой-либо преступной группировке. “Мужики” тянут срок, вкалывая до седьмого пота, но при случае не упустят возможности обхитрить начальство с его невыполнимым планом и бригадира с его приписками (“туфтой”).”  
 “Козлы” - актив зоны, или те из заключенных, кто в каком-либо виде сотрудничает с администрацией учреждения (будь он повар в столовой или “секретный сотрудник” оперчасти);
 Неприкасаемые - группа заключенных, привлекающих у обывателей повышенный интерес. “Неприкасаемые - это “петухи”, то есть настоящие или “опущенные” в ходе отсидки педерасты, “сексуальное меньшинство”. В условиях тюрьмы и зоны “петух” - самое унижаемое и гонимое существо... Наибольший процент “опущенных” давали “малолетки” (несовершеннолетние преступники), на втором месте - тюрьмы (камеры общего режима, первоходочники)... Крысятники (крадущие у своих), фуфлыжники (не отдавшие карточный долг), стукачи, особо активные беспредельщики - наиболее вероятные, в перспективе, кандидаты в “петухи”. Обманывают и приглянувшихся “простецов” - возможны сотни способов “уболтать” наивного первоходочника. В зонах общего режима “петухи” составляют иногда целые отряды. Жизнь их адская: их забрасывают камнями, загоняют на деревья, заставляют рыть норы и спать в них. Намного меньше “петухов” на строгом режиме. В хорошей зоне они раскиданы по разным отрядам и спят у самого входа в барак. У них отдельная посуда, отдельные столы в столовой, отдельная работа. С ними нельзя здороваться за руку - вообще прикасаться. Давать им что-либо можно - сигарету, например... Кроме истинных “петухов” в этой группе неприкасаемых находятся и так называемая “чухна”, “чушки”, сами сломившиеся к “петухам” по причине “самоопущения” - нечистоплотности, тотальных “косяков” (серьезных нарушений тюремно-лагерного закона) и т.д.;
 Есть еще небольшие группы зеков, незамкнутые какими-то рамками, а определяемые как “класс” лишь в словесном выражении. Так, среди “мужицкого сословия” есть группы “упирающихся рогом”, то есть работающие бесхитростно и тупо до седьмого пота. Есть бессловесные пожилые зеки, не имеющие никакой поддержки ни изнутри, ни извне, называемые рьяной молодежью презрительно “мышами” и “овцами”, “старыми мухоморами”. “Барыги”, торгующие чаем, да и вообще - всем, что есть, обыкновенные спекулянты. Это публика ругаемая и поносимая за глаза всеми: пашущими “мужиками” и блатными. Однако именно через них попадает в пределы зоны чай, доставляется водка. Цена на эти и другие “предметы первой необходимости” устанавливается не сама собой, “сверху”, “командным методом”: “свободный рынок” с конкуренцией в зонах не в чести. Барыга, самовольно взвинтивший цену, рискует быть ограбленным, искалеченным, а то и убитым. “Маклеры” - вечно что-то меняющие, выкручивающие льготы, лекарства, конфеты, тряпье. Они сродни барыгам.”  
Взаимоотношения всех строго определены “тюремно-лагерным законом”. У всех свое место, очерченное четкими границами. Причем спуститься по этой тюремной “лестнице” сверху вниз можно, но подняться обратно уже нельзя. Так из активистов в “мужики” дороги нет. И из блатных можно опуститься.
Эти внутренние взаимоотношения заключенных для постороннего человека на первый взгляд почти незаметны. Особенно священнику, пришедшему для служению в тюрьму, стараются не показать никаких  особенностей своих внутренних
отношений. Со временем, конечно, все это проявляется. И выясняется, что в зону назначен новый “смотрящий”, и стало легче с водкой, или что в церковь пытался войти “опущенный” и его чуть не спустили с лестницы. Подобные подробности тюремной жизни, конечно, имеют значение во взаимоотношениях священника и заключенных. И, к сожалению, священник не всегда может повлиять на ход тех или иных специфических вопросов. Например, вопрос о том, присутствовать или не присутствовать “опущенным”, или “обиженным” на богослужении в разных тюрьмах и зонах решается по разному: где-то удается объяснять заключенным, что в церкви все равны пред Богом, и что наибольший грешник, раскаявшись может обрести большую благодать у Бога; где-то заключенные просят поставить “обиженного” последним в таинстве крещения, или исповеди (чтобы после него никто из остальных заключенных не подходил к купели или аналою с крестом и Евангелием); где то “обиженные” не просто подходят на исповедь последними, но приносят свои крест и Евангелие; где то их просто не впускают в храм. И священнику в этом отношении очень тяжело повлиять на такую ситуацию. Ведь дело заключается не только в том, что заключенные брезгливо относятся к “неприкасаемым”, но и в том, что верующих заключенных в зонах обычно насчитывается десятки человек, а остальных заключенных - сотни, и поэтому у верующих преобладает естественный страх за себя: ведь если они вступят в обычное общение с отверженными заключенными, может наступить расплата - перевод в отряд “обиженных”, а это действительно страшно. В большинстве случаев, как было уже выше сказано, такие вопросы заключенные стараются при священнике не вскрывать, оставляя их решение за собой.       
Особенно тяжелое положение среди заключенных у подростков: "Подростки обычно содержатся в отдельных от взрослых блоках СИЗО. Камеры для несовершеннолетних не так переполнены как у взрослых, рассчитаны на меньшее количество мест (4-12 человек), но в остальном они ни в чем не отличаются от камер для совершеннолетних заключенных.
Большинство несовершеннолетних лишены квалифицированной юридической помощи, так как не имеют средств на платного адвоката. Они не знают своих прав, не понимают смысла процессуальных действий, не способны написать жалобу или какой - либо другой документ по делу. От несовершеннолетних заключенных практически не поступает жалоб в государственные надзирающие инстанции и неправительственные организации на условия содержания и нарушения их прав, поскольку по неформальным тюремным правилам это жестоко преследуется сокамерниками.
Количество сотрудников, работающих с несовершеннолетними, явно недостаточное, и в условиях, когда осуществлять эффективный контроль за подростками невозможно, часто происходят случаи самого жестокого насилия, в том числе сексуального, издевательств друг над другом в камере, попытки суицида. В последние годы ситуации внутрикамерного насилия стали характерны не только для мальчиков, но и для девочек.
Избежать внутрикамерного насилия и издевательств в камерах подростков практически невозможно, поскольку по неформальным правилам, распространенным в этой группе заключенных, обращение за помощью к администрации считается позорным поступком, за который над жалобщиком будут издеваться в других камерах, на этапе, в колонии.
Подростки, подвергавшиеся насилию, даже в случаях, когда это известно администрации, не получают специальной помощи от психолога, психиатра, гинеколога.
Надо отдавать себе отчет в том, что в имеющихся условиях СИЗО невозможно обеспечить личную безопасность подростков от внутрикамерного насилия, которое носит крайне жестокие и изощренные формы."  
А. Солженицын также характеризует поведение в лагере подростков как бессмысленно жестокое и практически неуправляемое (во времена сталинских лагерей было время, когда все заключенные “сидели” все вместе - и мужчины и женщины и дети). “И во взрослых лагерях малолетки сохраняют черту своего поведения - дружность нападения и дружность отпора. Это делает их сильными и освобождает от ограничений. В их сознании нет никакого контрольного флажка между дозволенным и недозволенным, и уж вовсе никакого представления о добре и зле. Для них то все хорошо, чего они хотят, и то все плохо, что им мешает. Наглую нахальную манеру держаться они усваивают потому, что это - самая выгодная в лагере форма поведения. Притворство и хитрость отлично служат им там, где не может взять сила... Пронять малолеток словами - просто нельзя, человеческая речь
вырабатывалась не для них, их уши не впускают ничего, не нужного им... Малолетки безумышленны, они вовсе не думают оскорбить, они не притворяются: они действительно никого за людей не считают, кроме себя и старших воров! Они так ухватили мир! - и теперь держатся за это.”  
"Еще одним серьезным вопросом является атмосфера конфронтации между администрацией и заключенными. Такая психологическая атмосфера сложилась в пенитенциарных учреждениях, как реакция на вынужденное проживание на одной территории несовместимых по культурным установкам групп. В таких условиях говорить о возможности конструктивной работы по исправлению заключенных не приходится."  
Иначе описывает свой опыт писатель Сергей Довлатов в "Записках надзирателя": "Я перехожу к основному. К тому, что выражает сущность лагерной жизни. К чертам подозрительного сходства между охранниками и заключенными.
Есть две шкалы нравственных представлений. По одной каторжник является фигурой страдающей, трагической, заслуживающей жалости и восхищения. Охранник соответственно монстр, злодей, воплощение жестокости и насилия.
По второй - каторжник является чудовищем, исчадием ада. А полицейский, следовательно - героем, моралистом, яркой творческой личностью. Я обнаружил третий путь. Я  обнаружил поразительное сходство между заключенными и надзирателями. Между домушниками - рецидивистами и контролерами производственной зоны. Между зеками - нарядчиками и чинами лагерной администрации.
По обе стороны расстилался единый и бездушный мир.
Мы говорили на одном языке, распевали одинаковые сентиментальные песни. Претерпевали одни и те же лишения."  Можно добавить, что до революции в такой конфронтации участвовали также тюремные священники и доктора: "Здесь же кстати и отметим, что кроме Бреста, везде, между начальством роты с одной и священниками и докторами с другой стороны, существовал антагонизм во всем. Происхождение этого антагонизма следует приписать единственному впрочем, обстоятельству: доктора и священники люди образованные, развитые, никак не могли примириться со взглядами на  значение рот офицеров, обладавших только
фронтовыми познаниями, что крайне недостаточно для перевоспитателей порочных людей."  
"Как показывают результаты социологических исследований, в 70-80е годы произошла потеря сотрудниками лагерей и тюрем веры в то, что они совершают нужное и полезное дело, за которое человек может уважать себя сам и требовать уважения со стороны окружающих. Как отмечают некоторые исследователи, "восстановить в этой системе авторитет закона можно только через восстановление авторитета администрации, - и наоборот. Пока что мы имеем перед собой только все усугубляющийся процесс разложения этого авторитета."  
 Из этого следует, что состояние тех, кто охраняет места лишения свободы также нуждается во внимании и попечении. Администрация, воспитатели, охранники - те, кто должен заниматься заключенными и их воспитанием находятся сейчас в сложном положении, поэтому Церковь должна помочь и им тоже. Как было верно отмечено на московском международном семинаре "Диакония и попечение" 1997г.: "Сотрудники органов внутренних дел мало просвещены, мало знает о традиционных культурообразующих религиозных конфессиях, у которых сложились устойчивые и конструктивные правовые отношения с государством. Трудность заключается в том, что за десятилетия существования советского государства традиции веротерпимости в стране были основательно подорваны. В обществе долгое время воспитывались атеистические убеждения, недоверие и враждебность к верующим. Вследствие этого возникла довольно устойчивая духовная отчужденность в отношении инакомыслящих. Православная церковь воспринималась под влиянием многолетних штампов как слабое, отсталое, аполитичное и консервативное учреждение. Результатом действия закона о свободе вероисповедания явилось то, что первоначальное отчуждение и нежелание использовать потенциал священнослужителей в процессе исправления осужденных все-таки преодолено.
Следующим шагом должна стать организация катехизаторских курсов для сотрудников в системе служебной подготовки, изучение истории религии, основ вероучений, отечественных традиций, а так же ограничение доступа тоталитарных сект в закрытые учреждения. Хотя некоторые из них зарегистрировали свои уставы в Министерстве юстиции, а мы, по закону, органы, исполняющие закон, и обязаны предоставлять им возможность работать в закрытых учреждениях. (Марина Шульженко. Отдел воспитательной работы УИН МВД Нижегородской обл.).”
Знать о особенностях внутри тюремных отношениях очень важно особенно для тех, кто желает принимать участие в работе с заключенными. Но еще важнее их духовно-нравственное состояние, так как именно оно определяет жизнь человека - в заключении, и после него.


5. Особенности духовно-нравственного состояния заключенных.

Преступник, попадая в заключение, оказывается в тяжелейших условиях жизни - не только физической, но и духовной. И даже если человек осознает свою вину, недовольство рано или поздно все равно появляется. Ведь совершенно разные люди должны жить вместе. И возникающие конфликты часто не могут быть разрешены из-за невозможности сменить окружение. Поэтому обиды переживаются в глубине души, затаиваются, люди замыкаются в себе. Но то, что еще не все человеческое в нем потеряно, можно увидеть даже в тюрьме. Об этом говорит опыт исследования - и дореволюционный и современный: "Здесь, среди людей, во многом, действительно преступных, да еще извращенных жизнью среди развращения и распущенности старого русского острога, приходилось увериться в общих свойствах человеческой природы, - видеть порывы искренних чувств доброты и любви к ближнему. Не говоря уже об отдельных индивидуумах, не вполне испорченных, - в самой коллективной жизни острога нельзя было не найти иногда самых симпатичных сторон. Жизнь преступников, как нам казалось, может служить поводом не к порицанию только человеческой природы вообще, но иногда наоборот доказательством того, что инстинкты общежития, взаимных привязанностей и симпатий лежат столь глубоко в природе человека, что не пропадают даже в самой отверженной тюремной общине."  
Это слова исследователя времен конца XIX века. Но по мнению многих исследователей, тюрьмы в дореволюционной России отличались большей мягкостью и гуманностью в отношении к заключенным, чем тюрьмы молодой Советской Республики. И если преступники, содержавшиеся на каторге, имели достаточное для нормального существования питание, могли разводить гусей в остроге, и довольно обеспеченно жить в ссылке, то у них соответственно могли быть нормальные взаимоотношения друг с другом, заключенные могли оставаться людьми, и могли после освобождения вернуться к полноценной гражданской жизни. После 1917 года все изменилось. А.Солженицын так пишет о заключенных советских лагерей: “Вообразите, что человеку пришло бы внезапно и вопреки желанию, но с неотклонимой необходимостью и без надежды на возврат, перейти в разряд медведей или барсуков ( уж не используем затрепанного по метафорам волка) и оказалось бы, что телесно он выдюживает (кто сразу ножки съежит, с того и спроса нет), - так вот мог ли бы он, ведя новую жизнь, все же остаться среди барсуков - человеком? Думаем, что нет, так и стал бы барсуком: и шерсть бы выросла, и заострилась бы морда, и уже не надо было бы ему вареного-жареного, а вполне бы он лопал сырое. Представьте же, что островная среда (архипелага ГУЛАГА) так резко отличается от обычной человеческой и так жестоко предлагает человеку или немедленно приспособиться или немедленно умереть, - что мнет и жует характер его куда решительней, чем чужая национальная или чужая социальная среда. Это только и можно сравнить с переходом именно в животный мир.
В жестоких островных условиях (столь близких к условиям животного мира, что мы безошибочно можем прилагать сюда дарвиновскую борьбу за существование) от успеха или неуспеха в борьбе за место часто зависит сама жизнь - и в этом пробитии дороги себе за счет других туземцы не знают сдерживающих этических начал. Так прямо и говорят: совесть? В личном деле осталась...
Сообразно обстановке и психологически оценивая противника, зэк должен проявить гибкость поведения - от грубого действия кулаком или горлом до тончайшего притворства, от полного бесстыдства до святой верности слову, данному с глазу на глаз и, казалось бы, совсем не обязательному. (Так почему-то все зэки свято верны обязательствам по тайным взяткам и исключительно терпеливы и добросовестны в выполнении частных заказов. Рассматривая какую-нибудь чудесную островную выделку с резьбой и инкрустацией, подобные которым мы видим только в музее Останкино, бывает нельзя поверить, что это делали те самые руки, которые сдают работу десятнику, лишь колышком подперев, а там пусть сразу и рухнет.)
Эта же гибкость поведения отражается и известным правилом зэков: дают - бери, бьют - беги.
Скрытность - едва ли не самая характерная черта зэковского племени.  Скрытность зэка вытекает из его круговой недоверчивости: он не доверяет всем вокруг. Поступок, по виду бескорыстный, вызывает в нем особенно сильное подозрение. Закон - тайга, вот как он формулирует высший императив человеческих отношений.
Первое, что мы сразу же замечаем в сыне ГУЛАГа и потом все более и более наблюдаем: душевная уравновешенность, психологическая устойчивость. Тут интересен общий философский взгляд зэка на свое место во вселенной...Зэк всегда настроен на худшее, он так и живет, что постоянно ждет ударов судьбы и укусов нечисти. Напротив, всякое временное полегчание он воспринимает как недосмотр, как ошибку. В этом постоянном ожидании беды вызревает суровая душа зэка, бестрепетная к своей судьбе и безжалостная к судьбам чужим. Отклонения от равновесного состояния очень малы у зэка - как в сторону светлую, так и в сторону темную, как в сторону отчаяния, так и в сторону радости...У зэка притуплены все чувства, огрублены нервы. Став равнодушным к собственному горю и даже к наказаниям, накладываемым на него опекунами племени, и почти уже даже - ко всей своей жизни, - он не испытывает душевного сочувствия и к горю окружающих. Чей-то крик боли или женские слезы почти не заставляют его повернуть голову - так притуплены реакции. Часто зэки проявляют безжалостность к неопытным новичкам, смеются над их промахами и несчастьями - но не судите их за это сурово, это они не по злу: у них просто атрофировалось сочувствие, и остается для них заметной лишь смешная сторона бытия.
Самое распространенное среди них мировоззрение - фатализм. Это - их всеобщая глубокая черта. Она объясняется их подневольным положением, совершенным незнанием того, что случится с ними в ближайшее время и практической неспособностью повлиять на события. Фатализм даже необходим зэку, потому что он утверждает его в его душевной устойчивости...
Но пожалуй самый интересный психологический поворот здесь тот, что зэки воспринимают свое устойчивое равнодушное состояние в их неприхотливых убогих условиях - как победу жизнелюбия. Достаточно череде несчастий хоть несколько разредеть, ударам судьбы несколько ослабнуть - и зэк уже выражает удовлетворение жизнью и гордится своим поведением в ней. Может быть читатель больше поверит в эту парадоксальную черту, если мы процитируем Чехова. В его рассказе “В ссылке” перевозчик Семен Толковый выражает это чувство так:
“Я... довел себя до такой точки, что могу голый на земле спать и траву жрать. И дай Бог всякому такой жизни. Ничего мне не надо и никого не боюсь, и так себя понимаю, что богаче и вольнее меня человека нет.”
Это странное чувство наблюдал и Чехов на острове впрочем не нашего Архипелага: “Каторжник, как бы глубоко ни был он испорчен и несправедлив, любит больше всего справедливость, и если ее нет в людях, поставленных выше него, то он из года в год впадает в озлобление, в крайнее неверие.”  
Описание духовно-нравственного состояния было бы наверное неполным, если опустить мнение воспитательного аппарата колоний и тюрем. Ведь так или иначе, именно воспитательные отделы на местах непосредственно должны заниматься перевоспитанием заключенных. (Уместно будет напомнить, что тюрьмы официально носят название Исправительно-Трудовые Учреждения, указывая на то, что государство не только наказывает преступников, но и пытается их перевоспитать.). Можно по разному судить об эффективности работы тюремных воспитателей, но интересны их рассуждения о нравственном состоянии заключенных:
“Классифицируя осужденных по степени нравственной запущенности, можно выделить следующие типологические варианты их поведения в процессе перевоспитания.
Первую группу составляют осужденные, которых мы условно называем: “активные, с положительной направленностью”. Это как правило осужденные, которые полностью осознают свою вину в совершенном преступлении и искренне раскаиваются в нем. Они самостоятельны и инициативны, в нравственном отношении менее запущены (положительно реагируют на замечания, четко отличают добро и зло), их поведение не зависит от отрицательного влияния среды. Эта категория как бы “отстранена” от ситуации, высказывает собственное мнение и отстаивает его даже в условиях группового давления.
Вторая группа - “Пассивные, с положительной направленностью”. Это осужденные, которые считают своим долгом добросовестно работать, не нарушать
режима отбывания наказания, но в то же время они уклоняются от участия в работе самодеятельных организаций, от активного сотрудничества с работниками ИТУ. Они самокритичны, способны объективно оценивать свои способности, качества и состояния, проявляют меньше импульсивности в поступках. К нравственным нормам относятся избирательно, принимая в основном те, которые затрагивают их лично.
Третий вариант поведения - “осужденные с неопределенной направленностью, или колеблющиеся”. Их поведение зависит от ситуативных влияний среды. В положительной среде они ведут себя положительно, в отрицательной - становятся на сторону нарушителей. Их поведение очень изменчиво, беспринципно, характеризуется потерей собственной нравственной позиции. В условиях группового давления они не могут отстоять свое мнение, проявить самостоятельность. Эти осужденные, как правило, руководствуются личными потребностями, у них нет осознанных и ясных целей, перспектив, конкретных планов.
Четвертую группу составляют осужденные, которых условно можно назвать: “пассивные, с отрицательной направленностью.” Они держатся независимо и имеют свою точку зрения, которую отстаивают. Только их мнение противоречит коллективному, преследует узколичные, эгоистичные интересы. Как правило, эти осужденные критически не оценивают свои поступки, а напротив гордятся ими. Направленность на себя, ложное самоутверждение - вот характерные особенности этих осужденных. Их самооценка, как правило завышена, у них довольно прочные отрицательные установки, мотивы, убеждения.
Пятая группа - “активные, с отрицательной направленностью.” Основным регулятором поведения у них является не нравственно-правовые нормы, а неофициальные, основанные на соблюдении воровских традиций, что выражается в негативном, конфликтном отношении, даже противодействии администрации ИТУ, самодеятельным организациям, доминировании над другими осужденными.
Шестая группа - это “пренебрегаемые осужденные”, с которыми никто не хочет общаться. Как правило, у них заниженная самооценка, они служат объектом издевательств, притеснений, выполняют всю “грязную” работу. Для них характерна деформация нравственных понятий, извращенное представление о них, подчинение своего поведения асоциальным нормам.
Знание особенностей типологических вариантов осужденных - необходимое условие их нравственного перевоспитания.”  
Интересно и то, что кроме классификации заключенных по степени нравственной запущенности, исправительная педагогика МВД также характеризует различные типы верующих заключенных:
“В среде осужденных можно выделить ряд типов верующих осужденных, каждый из которых обладает характерными личностными качествами и особенностями религиозных взглядов, специфическим положением в среде осужденных и требует особого подхода в воспитательной работе с ними.
Тип “нейтрального верующего”. Характерен для представителей всех религий и верований. Может достаточно глубоко верить в Бога, обладать знаниями в религиозной сфере, стремиться к соответствию своего поведения основным нравственным догматам своей веры... верно осознавать тяжесть своего преступления и справедливость наказания... Вера в Бога выступает для такого осужденного как устойчивое внутреннее состояние, не оказывает зачастую внешнего влияния на его поведение, в частности на возможные нарушения режима.
Тип религиозного фанатика. Среди осужденных встречается редко. Чаще всего - сектант, интеллектуально ограничен, обладает догматическим мышлением, хотя может быть хорошо подготовлен в области религиозной догматики. Вера имеет сильную эмоциональную окраску... Неверующих считает существами низшего сорта... Может стать опасным исполнителем воли лидера отрицательно настроенной группы. Иногда сам становится лидером отрицательной группы.
Воспитательная работа с такими осужденными не всегда приводит к успеху, особенно если у них сохраняются связи с единоверцами на воле, если они уверены, что единоверцы их ждут и считают мучениками за веру.
Тип верующего “интеллектуала”. Также достаточно редок в ИУ , но представляет один из наиболее сложных в плане перевоспитания... Религиозное мироощущение такого осужденного может быть эмоционально насыщено, его чувства и эмоции более сложны и разнообразны, чем у религиозного фанатика. Но основу отношений, поведения определяет, как правило, хорошо развитая и устойчивая система религиозных взглядов, опирающаяся на соответствующие знания в религиозной сфере. Для доказательства или подтверждения истинности своей веры может приводить аргументы как религиозного, так и светского характера.
Тип “эмоционального верующего”. Весьма распространен среди верующих осужденных... Для таких осужденных вера в Бога не столько система религиозных взглядов или знаний, сколько религиозные чувства, тем более, что подобные осужденные могут иметь самый средний уровень интеллектуального развития... в условиях ИУ они редко соблюдают пост, или отказываются от каких-либо видов пищи по соображениям веры. Вера для таких осужденных в первую очередь является средством эмоционально-психологической саморегуляции, снятия эмоционального напряжения, приглушения тяжелых переживаний.
Тип верующего “по привычке”. Встречается в ИУ все чаще. Может не быть глубоко религиозным, однако исполнение определенных действий, связанных с верой, чаще всего молитв, является для него системой укоренившихся жизненных привычек... В то же время “отстаивания веры”, точнее, права на определенное внешнее поведение, связанное с религиозной атрибутикой, может стать для такого осужденного устойчивой линией поведения, превратиться в скрытую форму противодействия требованиям администрации совсем не по религиозным мотивам, а, скажем, как средство завоевать авторитет среди осужденных единоверцев.
Тип “религиозный безбожник”. Для такого осужденного вера в Бога непосредственно может не играть сколько-нибудь серьезной роли в системе его взглядов и отношений. Он может вообще не верить в ортодоксальный вариант бытия Божия, бессмертия души и т.п. Но для него религия выступает как единственная носительница нравственно-этических начал, общечеловеческих ценностей, которые не искажены и не обесценены, а церковь, как единственная земная организация, которая по крайней мере, в последние десятилетия не запятнала себя антигуманными или безнравственными действиями.
Тип “псевдоверующего” осужденного. По сути, к верующим осужденным его отнести нельзя, т.к. в данном случае осужденный, не веря ни в Бога, ни в ч..., использует религиозную демагогию или религиозную атрибутику для достижения личных, нередко корыстных целей. По “соображениям веры” отказывающийся работать в субботу, требует себе особую пищу, не желает выполнять отдельные виды работ по самообслуживанию, вступать в самодеятельные организации...
Более сложный вариант “псевдоверующего” - это осужденный, который не веря в Бога, религиозными мотивами оправдывает совершенное им преступление, например, отказ от службы в армии. И такая позиция может принести ему даже определенный авторитет в среде верующих, особенно если он преуспел в религиозной демагогии.
(Таким образом) ...во первых, значительной части осужденных вера нужна именно для того, чтобы поддержать и укрепить в себе искаженное отношение к закону, преступлению, наказанию. Во вторых, ни один здравомыслящий работник ИУ, наверное (!), не будет чинить препятствия, если на основе религиозных убеждений или благодаря влиянию священнослужителя у осужденного будет формироваться правильное отношение к преступлению, отбыванию наказания, закону. И, наконец, вести работу по “очищению” веры осужденных силами работников ИУ - это, по сути, заниматься религиозным образованием и воспитанием, что является задачей исключительно самих религиозных организаций и не входит в сферу деятельности государственных учреждений.”
Мнение ученых сотрудников УИН МВД о нравственных и религиозных состояниях заключенных важно, но довольно отчетливо показывает традиционное отношение милиции к заключенным, выявляя в них в основном склонность к рецидиву, и оставляя очень мало надежд на их исправление.
Более интересное описание нравственности заключенных находится у А.Солженицына: “Считалось веками: для того и дан преступнику срок, чтобы весь этот срок он думал над своим преступлением, терзался, раскаивался и постепенно исправлялся.
Это - великий развилок лагерной жизни. Отсюда - вправо и влево пойдут дороги, одна будет набирать высоты, другая низеть. Пойдешь направо - жизнь потеряешь, пойдешь налево - потеряешь совесть.
Что тюрьма глубоко перерождает человека, известно уже много столетий. [Пеллико С. Мои темницы. СПб,1836]... Об этих душевных изменениях узников писалось достаточно, это поднялось уже на уровень теории тюрьмоведения. Вот например в дореволюционном "Тюремном вестнике” пишет Лученецкий: “Тьма делает человека более чувствительным к свету; невольная бездеятельность
возбуждает в нем жажду  жизни, движения, работы; тишина заставляет глубоко вдуматься в свое “я“, в окружающие условия, в свое прошлое, настоящее и подумать о будущем.”  
Наши просветители, сами не сидевшие, испытывали к узникам только естественное стороннее сочувствие; однако Достоевский, сам посидевший, ратовал за наказания! Об этом стоит задуматься.
И пословица говорит: “Воля портит, неволя учит”.
Казалось бы: здесь должны вырастать в человеке злобные чувства, смятенье зажатого, беспредметная ненависть, раздражение, нервность. А ты сам не замечаешь, как, в неощутимом течении времени, неволя воспитывает в тебе ростки чувств противоположных.
Ты был резко-нетерпелив когда-то, ты постоянно спешил, и постоянно не хватало тебе времени. Теперь тебе отпущено его с лихвой, ты напитался им, его месяцами и годами, позади и впереди, - и благодатной успокаивающей жидкостью разливается по твоим сосудам - терпение.
Ты никому ничего не прощал прежде, ты беспощадно осуждал и так же невоздержанно превозносил - теперь всепонимающая мягкость стала основой твоих некатегорических суждений. Ты слабым узнал себя - можешь понять чужую слабость. И поразиться силе другого. И пожелать перенять.
Бронированная выдержка облегает с годами сердце твое и всю твою кожу. Ты не спешишь с вопросами, не спешишь с вопросами, не спешишь с ответами, твой язык утратил эластичную способность легкой вибрации. Твои глаза не вспыхнут радостью при доброй вести и не потемнеют от горя.
Ибо надо еще проверить, так ли это будет. И еще разобраться надо - что радость, а что горе.
Правило жизни твое теперь такое: не радуйся нашедши, не плачь потеряв.
Душа твоя, сухая прежде, от страдания сочает. Хотя бы не ближних, по-христиански, но близких ты теперь научаешься любить.
Тех близких по духу, кто окружает тебя в неволе. Сколькие из нас признают: именно в неволе в первый раз мы узнали подлинную дружбу!
И еще тех близких по крови, кто окружал тебя в прежней жизни, кто любил тебя, а ты их - тиранил...
Вот благодарное и неисчерпаемое направление для твоих мыслей: пересмотри свою прежнюю жизнь. Вспомни все, что ты делал плохого и постыдного, и думай - нельзя ли исправить теперь?..
И вообще, вы знаете, я убедился, что никакая кара в этой земной жизни не приходит к нам незаслуженно. По видимости, она может прийти не за то, в чем мы на самом деле виноваты. Но если перебрать жизнь и вдуматься глубоко - мы всегда отыщем то наше преступление, за которое теперь нас настиг удар.
Согнутой моей, едва не подломившейся спиной дано было мне вынести из тюремных лет этот опыт: как человек становится злым и как - добрым. В упоении молодыми успехами я ощущал себя непогрешимым и оттого был жесток. В преизбытке власти я был убийца и насильник. В самые злые моменты я был уверен, что делаю хорошо, оснащен был стройными доводами. На гниющей тюремной соломке ощутил я в себе первое шевеление добра. Постепенно открылось мне, что линия, разделяющая добро и зло, проходит не между государствами, не между классами, не между партиями, - она проходит через каждое человеческое сердце - и черезо все человеческие сердца. Линия эта подвижна, она колеблется в нас годами. Даже в сердце, объятом злом, она удерживает маленький плацдарм добра. Даже в наидобрейшем сердце - неискорененный уголок зла.
“Познай самого себя”. Ничто так не способствует пробуждению в нас воспоминания, как теребящие размышления над собственными преступлениями, промахами и ошибками...
Вот почему я оборачиваюсь к годам своего заключения и говорю,
подчас удивляя окружающих: -  Благословение тебе, тюрьма!
Все писатели, писавшие о тюрьме, но сами несидевшие там, считали своим долгом выражать сочувствие к узникам, а тюрьму проклинать. Я - достаточно там сидел, я душу там взрастил и говорю непреклонно:
- Благословение тебе, тюрьма, что ты была в моей жизни!
Настойчивее и значительнее других (потому, что у него это уже все написано) возразит Шаламов:
“В лагерной обстановке люди никогда не остаются людьми, лагеря не для этого созданы.”
“Все человеческие чувства - любовь, дружба, зависть, человеколюбие, милосердие, жажда славы, честность - ушли от нас с мясом мускулов... У нас не было гордости, самолюбия, а ревность и страсть казались марсианскими понятиями... Осталась только злоба - самое долговечное человеческое чувство.”
“Мы поняли, что правда и ложь - родные сестры.”
“Дружба не зарождается ни в нужде, ни в беде. Если дружба между людьми возникает - значит, условия недостаточно трудны. Если беда и нужда сплотили - значит, они не крайние. Горе недостаточно остро и глубоко, если можно разделить его с друзьями.”
Только на одно различение здесь согласится Шаламов: восхождение, углубление, развитие людей возможно в тюрьме. А “...лагерь - отрицательная школа жизни целиком и полностью. Ничего нужного, полезного никто оттуда не вынесет. Заключенный обучается там лести, лганью, мелким и большим подлостям... Возвращаясь домой он видит, что не только не вырос за время лагеря, но интересы его стали бедными, грубыми.”
В тюрьме (в одиночке, да и не в одиночке) человек поставлен в противостояние со своим горем. Это горе - гора, но он должен вместить его в себя, освоиться с ним и переработать его в себе, а себя в нем. Это - высшая моральная работа, это всех и всегда возвышало. Поединок с годами и стенами - моральная работа и путь к возвышению (коли ты его одолеешь). Если годы эти ты разделяешь с товарищем, то не надо тебе умереть для его жизни, и ему не надо умереть, чтобы ты выжил. Есть путь у вас вступить не в борьбу, а в поддержку и обогащение.
Лагерная жизнь устроена так, что зависть со всех сторон клюет душу, даже и самую защищенную от нее. Зависть распространяется и на сроки и на самую свободу...
Еще ты постоянно сжат страхом: утерять и тот жалкий уровень, на котором ты
держишься, утерять твою еще не самую тяжелую работу, загреметь на этап, попасть в зону усиленного режима. А еще тебя бьют, если ты слабее всех, или ты бьешь того, кто слабее тебя. Это ли не растление?..
Чехов еще и до наших ИТЛ разглядел и назвал растление на Сахалине. Он  пишет верно: пороки арестантов - от их подневольности, порабощения, страха и постоянного голода. Пороки эти: лживость, лукавство, трусость, малодушие, наушничество, воровство. Опыт показал каторжному, что в борьбе за существование обман - самое надежное средство.
А между тем, кто из верующих растлился? Умирали - да, но - не растлились?
А как объяснить, что некоторые шаткие люди именно в лагере обратились к вере, укрепились ею и выжили нерастленными?
И многие еще, разрозненные и незаметные, переживают свой урочный поворот и не ошибаются в выборе. Те, кто успевают заметить, что не им одним худо - но рядом еще хуже, еще тяжелей.
Растлеваются в лагере те, кто до лагеря не обогащен был никакой нравственностью, никаким духовным воспитанием.
М.А. Войченко считает так: “В лагере бытие не определяло сознание, наоборот, от сознания и неотвратимой веры в человеческую сущность зависело: сделаться тебе животным или остаться человеком.”
Чехов верно сказал: “Углубление в себя - вот что действительно нужно для исправления.”
И.Г.Писарев, кончающий долгий срок, пишет (1963 год): “Становится тяжело особенно потому, что выйдешь отсюда неизлечимым нервным уродом, с непоправимо разрушенным здоровьем от недоедания и повсечастного подстрекательства. Здесь люди портятся окончательно. Если этот человек до суда называл и лошадь на “вы”, то теперь на нем и пробу негде ставить. Если на человека семь лет говорить: “свинья” - он и захрюкает... Только первый год карает преступника, а остальные ожесточают, он прилаживается к условиям, и все. Своей продолжительностью и  жестокостью закон карает больше семью, чем преступника.””  
  Это снова опыт исследователей. Но наверное мало, что сравнится с простыми письмами простых заключенных - выражением человеческих чувств тех, кто
не стал после заключения описателем  мест заключения, особенно в советское время, когда надежд на исправление - в Исправительно-Трудовых Колониях и Тюрьмах, а также на новую жизнь после освобождения - почти нет.
Об этом красноречиво говорят письма заключенных (сборник "Письма из зоны - 87):
"Документ - 5. В свои 26 лет я понял одно: я никогда и никому не был нужен, с раннего детства. И мне, наверное, осталось совсем немного, я все равно вряд ли выйду на свободу, мои нервы лопнули, осталась последняя струна. А там и сожалеть не придется... Я действительно устал от этой жизни, и я прошу вас - не верьте никому, тут не перевоспитывают и не ставят на путь истинный.
 Док. - 53. Да, оправдывать себя нечего: мы - преступники, нарушившие закон. Однако мы - люди или хотя бы разумные, мыслящие существа.. Огромная армия милиции ловит и обезвреживает нас, сколько людей работает в тюрьмах, охраняет нас на этапах и в колониях, но лишь небольшая часть всех работников МВД занимается "воспитанием в ИТК", а по-другому сказать - выпускает озлобленных, трусливо-хитрых, неприспособленных к нормальной жизни людишек, то есть поставляет работу всем остальному огромному аппарату работников юстиции.
   Док. - 51. Нам говорят, чтобы мы исправлялись честным трудом, а сами не дают этой возможности и, по-моему, наоборот, воспитывают из нас натуральных преступников, озлобляя нас своими репрессиями... А молодежь не знает, что такое тюрьма, и живет глупой романтикой, что приводит ее на скамью подсудимых.
 Док. - 91. Существующая ныне система исправления, скорее всего, похожа на школу преступности... Человек, впервые попавший в ИТК и отсидевший 9-10 лет, по-настоящему становится преступником. Неоспорим тот факт, что у отсидевшего 7 лет и долее (это видно на примерах) происходит деформация морально - психологической сферы личности до крайней степени проявлений.
Док. - 120. Из интервью с бывшим работником Калининской областной спецпрокуратуры.
С кем бы я ни говорил, мнения однозначные: наши колонии не перевоспитывают. Ни о каком перевоспитании не может идти и речи. Ни о перевоспитании, ни
об исправлении. Колония до сих пор - это школа усовершенствования криминаль
ного опыта.
            Док. - 170. Большую часть своей жизни я провел в колониях и могу поведать Вам, что в работе администрации колонии закрепилась особая практикаправления, заключающаяся в том, чтобы любыми методами подавить в человеке личность. Производится постоянное внушение, что ты неполноценен, получеловек и никогда не станешь человеком, унижается человеческое достоинство. При возмущении против такого обращения применяются самые жестокие меры воздействия, вплоть до телесных наказаний. Производится постепенное превращение человека в животное. Как правило, после отбытия наказания люди озлобляются, становятся жестокими и безжалостными.
Док. - 156. Оставалось около недели до окончания второго срока, и я поймал себя на мысли: как и где придется сидеть в следующий раз? Не поверите, когда я понял, о чем думаю, у меня сердце сжалось. От неотвратимости тюрьмы...
Поверьте, хочется жить нормальной людской жизнью, не знать этих зон, этапов. Но трудно вырваться из этой трясины одному, и не каждый может пройти, не заметив все унижения, которые нам достаются."
Свобода - самая большая ценность для заключенных. Именно со свободой связаны все мысли, все надежды, все мечты. Это чувство - желание свободы - делает близкими преступников и христиан. Ведь самой большой ценностью для христиан является именно свобода - свобода во Христе, освобождение от греха, от смерти. Поэтому только обращение преступников - заблудших грешников к Богу, может дать им возможность прежде всего внутреннего освобождения от своих пороков, и преображения своей жизни во Христе. Не говоря уже о том, что именно вера помогает пройти человеку через тяжелейшее жизненное испытание, которым является тюремное заключение - испытание, от которого, как известно, никто из людей не застрахован. Об этом говорит не только история исследования вопроса перевоспитания заключенных, но и сами заключенные: "Я верю, что эти молитвы помогут вам, пусть не всем - тому, кто этого захочет, кто будет просить помощи у Бога, а Он всегда рядом и всегда услышит, если просишь ты у Него не для брюха, а для души, не для какой-то дурости, без которой мы всегда можем прожить, а для
того, что тебе по-настоящему нужно: чтоб человеком остаться, совесть не потерять, а кто потерял, снова ее обрести. Свобода ведь, она не только у тех, кто на "гражданке", другой и на воле живет, и все у него есть: бабки, машина, дом, почет-уважение, а сам он свинья-свиньей, и не спит, подушка под ним крутится. А другой и в тюрьме, пусть и в карцере, а свободен - возьми его за рупьдвадцать - он с Богом, а Бог не дает креста не по силам, наказывает, кого любит, значит знает: много у тебя сил, выдержишь. Нам и самое страшное, самое тяжкое бывает на пользу, главное - себя понять, увидеть, где была твоя собственная промашка, ошибка, где тебя потянуло на лево, где ты споткнулся, открылся диаволу, на чем он тебя поймал, а дальше - покатился. А когда поймешь, скажешь рогатому: "Нет" - все покатится в обратную сторону, выдержишь."  
К счастью, в настоящее время заключенные могут свободно исповедовать свою веру и, в основном, администрация мест лишения свободы идет навстречу пожеланиям верующих заключенных. В тюрьмах строятся храмы, распространяется духовная литература, приглашаются священнослужители. Но “сами заключенные часто жалуются на невнимание к ним со стороны местных приходов Православной Церкви. По результатам переписи 1994г.: 18% заключенных считают себя православными, 1.7% принадлежащими к другим христианским конфессиям, 2.5% к мусульманству, 0.4% к другим конфессиям. 76.7% считают себя неверующими. Особенно много верующих в женских колониях (более 40%) и тюрьмах (33%)."  Ответить на это можно только словами Спасителя: " жатвы много, а делателей мало; Итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою." (Мф.IX,37-38).



V. Меры духовно-нравственного исправления заключенных.

1.История вопроса.

Вопрос о том, какие именно меры легче и скорее ведут к исправлению преступников, какие физические и нравственные меры более целесообразны для возмездия за совершенные преступления и проступки, очень много лет занимает умы отечественных и зарубежных исследователей.
Когда образовалось Общество Попечительное о тюрьмах, то одной из главных задач Общества было нравственное исправление заключенных. (Свод Зак. т.XIV, Устав о содержащихся под стражей, изд. 1890г.):
“ст.226. Исправление нравственности есть один из главных предметов попечительства и занятий тюремных комитетов и отделений.
Циркуляром 9 марта 1873г. N41 указано, что содержащимся в тюрьмах разрешается иметь при себе, а ссыльным и пересыльным брать с собою в дорогу Евангелие и другие книги духовно-нравственного содержания, как составляющие их собственность, так и пожертвованные человеколюбивыми обществами и частными благотворителями.
Циркуляром от 8 августа 1891г. N11, в виду замеченного крайне небрежного обращения арестантов, особенно в пути, с выдаваемыми им каждому лично книгами Свящ. Писания, указано на желательность принята следующей меры: получаемые, или приобретаемые арестантами книги Нового Завета, молитвенники и т.п., должны вноситься в список принадлежащего им имущества и в случае утери, выданные им книги должны быть приобретаемы на их собственный счет.
ст.228. Арестанты должны во время постов говеть. По назначении для сего времени местным начальством, там, где не устроено при тюрьмах особых церквей, священники (определенные для увещания преступников о показании истины) обязаны три дня входить к заключенным в места содержания и отправлять в них вечерни, утрени и часы, с благоговением и потом исповедовать их со увещанием о раскаянии и добровольном пред судом признании в преступлениях.
ст.230. Проповедники Евангелическо-Лютеранские обязаны, по требованию начальства, посещать заключенных их исповедания. Проповедник не может
отказаться от посещения заключенного и приобщения Св.Таин, если он просит о сем; для сего лишь нужно дозволение начальств, в ведомстве которого состоит заключенный. По получении дозволения, проповедник и без приглашения обязан посетить заключенных Евангелическо-Лютеранского исповедания, наставляя их и утешая словами Св.Писания.
В инструкции смотрителю Тюремного Замка содержатся следующие постановления, относительно молитвословия арестантов неправославного исповедания.
1) Иностранных исповеданий Христиане могут совершать молитву особо в одной из свободных комнат.
2) Для исполнения обязанностей Христианами иностранных исповеданий приглашается их священник.
3) Евреи, Магометане и других нехристианских исповеданий люди могут для молитвы, во время богослужений в Церкви, оставаться в камерах.
ст.229. Начальству исправительного арестантского отделения вменяется в обязанность стараться о нравственном исправления арестантов. Надзор за исправлением арестантами священных обязанностей веры, постоянное внимание за поведением их и возбуждение в них надежды, что наказание, к коему они приговорены, будет постепенно облегчаемо по мере нравственного их исправления, суть главнейшие к тому средства.
ст.305. Для успеха в исполнении своих обязанностей по надзору за введением и сохранением благонравия в исправительном арестантском отделении, Попечительство обращается к местной духовной власти о назначении Священника, в качестве духовного отца и наставника исправительного отделения.
ст.306. Утренняя и вечерняя молитва должна быть читаем ежедневно пред всем собранием арестантов. К сему чтению назначаются грамотные арестанты, удостаиваемые сего отличия отцом духовным.
ст.308. Во время Великого Поста арестанты Православного исповедания должны говеть. Арестанты других Христианских исповеданий так же приготовляются к Св. Причастию каждый по правилам своей религии.
ст.309. Во все праздничные дни, в назначенное для того время, арестанты должны слушать поучения духовного отца исправительного арестантского отделения, или  же   чтения назначенных     из мест Свящ. Писания или других
назидательных книг, с наблюдением того же порядка, который определен выше сего, в статье 306, для чтения утренней и вечерней молитвы.
ст.311. Для возбуждения и поддержания в арестантах стремления к исправлению, им от времени до времени читается наставление о обязанностях Христианина и подданного, о степенях наказаний и о постепенном облегчении участи раскаявшегося в своей вине преступника, указывая, когда нужно, на статьи законов, коими определяются сии облегчения для арестантов, отличающихся хорошим поведением.
Особых постановлений в отношении духовно-нравственного исправления арестантов в пересыльных и каторжных тюрьмах в законе не имеется. В отношении этих мест заключения применялись правила тюрем общего устройства.
По отношению к каторжным, содержится лишь правило, изложенное в ст.298 Уст. 1890г., определяющее, что в избранное... время, каторжные могут быть в соразмерных числу их отделениях, в течение трех дней, по утрам, освобождаемые от работ для приготовления к исповеди и к приобщению Св.Таин. О бытии каторжных у исповеди и Св. Причастия Священник доносит кому следует. Для доставления каторжным не Православного, а другого Христианского исповедания средств к исполнению сего долга, заведующие ими управления принимают возможные по местным обстоятельствам меры.”  
Один из исследователей тюремного вопроса - Ядринцев Н.М. говорит по поводу нравственного исправления заключенных следующее: “Наблюдения и опыты уже доказали, что самые жестокие, самые испорченные преступники могут преобразовываться и улучшаться по мере доставления им более нормальных условий жизни, по мере воспитания в них лучших привычек, по мере умственного и нравственного их развития. Главнейшей целью пенитенциарной науки и всех систем исправления является изыскание тех средств, которые могли бы лучше влиять на перевоспитание преступника и исправить в нем те недостатки, пороки и наклонности, которые были привиты к нему дурной обстановкой.
При этом в основу всякой системы исправления само собою должно лечь основательное изучение личности, чтобы лучше узнать те недостатки характера которыми она страдает, и те хорошие ея природы, которые при развитии и
воспитании человека должны составить противовес его порочным наклонностям и дурным инстинктам. Исследования характеров заключенных поэтому должно играть главную роль во всякой исправительной системе: без этого невозможно никакое исправление, никакое нравственное влияние.”
В этом смысле интересен опыт европейской системы нравственного
исправления заключенных, который также рассматривает Н.М. Ядринцев: “Вся исправительная европейская система сводится к следующим правилам: 1) она признает в преступнике вполне человека со всеми его натуральными способностями, а поэтому предписывает вполне и человеческое с ним обхождение, требующее тем более гуманной осторожности, что это - человек больной и раздраженный; 2) измеряя преступника обыкновенною человеческою меркою, она силится создать нормальную жизнь в тюрьме на более рациональных началах, устраняя все вредное, все неестественное для человеческой природы и доставляя более средств для развития лучших человеческих способностей; 3) она стремится к развитию его нормальных способностей и возбуждению лучших инстинктов обыкновенными педагогическими средствами, причем не теряя надежды на исправление каждой личности. "Опыт и свойство тюремных чиновников доказали в Европе, что ни в одном преступнике не следует предполагать неспособности к исправлению." Даже приговоренные к казни и обреченные на вечное заключение исправляются. ( Миттермайер. Смертная Казнь. стр.88,98-100)... Надо заметить - продолжает Ядринцев, - что европейская тюрьма относится к личности с величайшей заботливостью, с величайшей щекотливостью и, принимая человека в свои недра, почти забывает о его преступлении и ничем не напоминает о его преступность в обхождении с ним: она смотрит на него, как на больного, требующего величайших забот, величайшего терпения и хладнокровия. Служитель исправительной тюрьмы - медик, священник, должен быть всегда спокоен; исполнен своих высоких обязанностей, он не должен поддаваться ни на минуту личному чувству и быть на все готовым, даже на самопожертвование, - такой взгляд на отношение к преступнику устанавливает пенитенциарная наука...
Исправительная система должна возможно лучше разузнать личность, воспользоваться всеми оттенками ея характера для приобретения ея доверия. Такое
доверие, такое сближение с человеком, конечно не может быть достигнуто ни приказанием, ни грубостью: оно может быть достигнуто только крайне деликатным обхождением, знанием человеческого сердца, и, главное, верою в лучшие наклонности человек. Не отчаивайтесь в людях, не показывайте им вида, что считаете их совершенно испорченными... Покажите, что вы их лучше считаете, чем они есть; покажите веру в их исправление, затроньте в человеке благородные мотивы: они есть в душе самых испорченных; и поверьте, что вы лучше добьетесь цели. Таковы правила, на которых должно держаться исправление."  
Великий знаток человеческой души Ф.М. Достоевский говорит в "Записках из Мертвого Дома": "Всякий, кто бы он ни был и как бы он ни был унижен, хотя и инстинктивно, хотя и бессознательно, а все таки требует уважения к своему человеческому достоинству. Арестант сам знает, что он арестант, отверженец, и знает свое место пред начальником, но никакими клеймами, никакими кандалами вы не заставите забыть его, что он человек. А так как он действительно человек, то следственно надо с ним и обращаться по-человечески. Боже мой! Да человеческое обращение может очеловечить да же такого, на котором давно уже потускнел образ Божий... Я  видел какое действие производило человеколюбивое обращение на этих униженных: несколько ласковых слов - и арестанты воскресали нравственно."  
Говоря о духовно-нравственном исправлении заключенных, можно перечислить следующие меры воздействия: Церковь, преподающая заключенным таинства, богослужения, силу веры; образование заключенных - школы, библиотеки; беседы.


2. Исправление нравственности заключенных.

Если рассматривать вопрос о благотворном влиянии на заключенных, то исправление их нравственности - это одна из главных задач, так как если ограничиться только лишением их свободы, всевозможными наказаниями и привлечением к труду, то заключенные замыкаются в себе, превращаясь в
подобие автоматов и после освобождения, соприкасаясь с действительностью, неминуемо возвращаются на путь преступлений.
Учитывая, что особенно впервые в тюрьму попадают не всегда окончательно испорченные в нравственном отношении люди, можно определенно утверждать, что тюрьма действует на них самым дурным образом: “Опытом дознано, что в острогах в самое короткое время теряется и порядочная нравственность. Вместе с тем, тюремным начальникам неизвестна степень внутреннего развращения каждого, по крайней мере не вдруг они могут узнать это. Поэтому предотвратить распространение в замках взаимного развращения весьма трудно.
Затем, здесь вообще стараются убить в новичке его волю, подчинить его особым обрядам и правилам тюремной жизни. И тот, кто поступает сюда прямо от семьи, которая смягчала его нежною своею привязанностью ,- от общества, которое действовало на него также более мягко и терпеливо, от деревенского труда или городского ремесла, которые составляли для него заботу и жизнь, но которые в тюрьме сменяются бездействием, - эти подсудимые на первых порах просто “не свои”. И вот они в скором времени начинают прилаживаться к общему острожному характеру; и за - тем развращаются столько же как и учителя их. Как совершается с ними такая жалкая перемена, вполне понять это трудно, - это тайна тюрем.!”  Таким образом теряется одна из важнейших целей наказания преступников - исправление преступника, которое возможно только вследствие внутреннего перерождения человека, под воздействием религиозно-нравственных норм и покаяния самого преступника. Понятно, что не раскаивающийся в своих злодеяниях преступник очень далек от нравственного исправления, т.к. именно чувство раскаяния, угрызения совести имеет важнейшее значение в духовно-нравственной жизни любого человека, и осужденного в том числе. К тому же для верующего человека и случайное тюремное заключение - Промысл Божий, наказание за грехи, призыв к покаянию. Для неверующего заключенного, тюрьма - в любом случае только наказание за совершенное преступление, причем в большинстве случаев наказание несправедливое.  
Опыт исправления нравственности заключенных под влиянием Церкви неоспорим, но за десятилетия отсутствия служения Церкви в тюрьмах, перед воспита
тельским составом сотрудников колоний и тюрем была поставлена задача исправления и воспитания преступников без Бога. Хотя в последние годы и сотрудники тюрем признают положительную роль религии в нравственном исправлении заключенных:
“Следует отметить, что многие теоретики видели в наказании меру воспитания, применяемую с тем, чтобы сделать из преступника добропорядочного члена общества. Это конечная цель, приводившаяся как единственное оправдание
всякого наказания, понималась в двух смыслах: 1) религиозно-нравственное перерождение наказываемого; 2) юридическое исправление, социальное его перевоспитание.
Один из важных принципов системы карательно-воспитательного воздействия - принцип необходимости и возможности исправления осужденных (принцип исправимости)... Неисправившиеся осужденные есть, но это может свидетельствовать не об отрицании самого принципа, а лишь о несовершенстве методов и приемов психолого-педагогического воздействия и перевоспитания осужденных. Между тем, нет и уверенности в том, что можно исправить каждого преступника без исключения (как и вылечить каждого больного), во всяком случае современная пенитенциарная наука еще не предоставляет такой возможности. Скажем прямо, принцип исправимости не получил единодушного признания ни в теории ни на практике. Если же можно допустить только, что некоторые из преступников неисправимы, то никто не имеет возможности и права сказать заранее с уверенностью, принадлежит ли данный преступник к этим некоторым, а потому должно ставить всех в условиях наиболее благоприятные для возможного исправления.
В исправительно-трудовой педагогике принцип исправимости реализуется через оптимистический подход к личности осужденного, через веру воспитателя в возможность его исправления. Это ориентирует пенитенциарных работников на проведение целенаправленной работы с каждым осужденным, независимо от совершенного им преступления. Разумеется, при этом надо принимать во внимание, что одни осужденные могут сравнительно легко исправиться, другие лишь после долгой и кропотливой работы, а третьи - вообще нет.”  
Говоря о принципе исправимости заключенных, специалисты по педагогике в
исправительной системе свидетельствуют о необходимости исправления внутреннего мира преступника: “Воспитательные мероприятия могут остаться нейтральными, не восприниматься осужденными, если они не затрагивают внутреннего мира человека, не сопровождаются внутренней работой над собой, не побуждают к самовоспитанию.”  Поэтому кроме обычных воспитательских мероприятий, также важное значение приобретает этическое воспитание заключенных:
 “Этическое воспитание осужденных тем эффективнее, чем более оно связано с их духовно-нравственным развитием. Развитие чувства прекрасного, формирование культуры чувств, создание произведений искусства - все это не может не сказаться на духовном преображении осужденного. Особое же значение это приобретает в связи с тем, что в местах лишения свободы ему противостоит имеющая свои глубокие корни и “богатые” традиции - криминальная субкультура преступного мира (блатной жаргон, татуировки, блатная музыка и т.д.).
Эстетические традиции религиозного и культового искусства с успехом могут и должны быть противопоставлены различного рода эрзацам псевдо- и антикультуры. Религиозное искусство, с одной стороны, располагает системой идей, образов и действий, способных стимулировать и воспроизводить психологическое “пространство” личности, где приостановлено всевластие бездушия и бессердечия, возможна высшая справедливость, доброта и милосердие. С другой стороны, оно обеспечивает и конформное отношение к миру как к творению Бога. Культ, насыщенный образами искусства, призван создать впечатление присутствия “неземного” мира в посюстороннем, земном.
Особенно важна эта психотерапевтическая функция религиозного искусства в условиях социальной изоляции мест лишения свободы. Осужденные могут быть как простыми потребителями этих религиозно-эстетических ценностей (иконопись, церковное пение, богослужение, красота обрядов и церемоний и т.д.), так и их создателями. В этом плане администрация может идти по пути создания реальных условий для проявления творческих начал у осужденно-верующих: помощь материалами в занятиях религиозной живописью под руководством опытного духовного пастыря; обучение основам церковного пения; приобретение религиозной литературы, иллюстрированной известными художниками и т.д.
Только таким образом духовно-нравственная чистота помыслов, добросовестное отношение к труду, понимание прекрасного и возвышенного смогут отвратить осужденного от преступного пути в этом мире и призвать к духовным высотам, достойным человеческого предназначения.”  
Хорошо, что с одной стороны, в последнее время, ученые специалисты исправительной педагогики в своих теориях сближаются с воззрением Церкви на
исправление преступников. С другой стороны ясно, что для священников, служащих в местах лишения свободы, равно как и в любом другом месте, для нравственного исправления человека, где бы он ни был - в тюрьме, армии, больнице или в обычной жизни, универсальное значение имеет воздействие благодати Божией. Но специальные исследования открывают дополнительные перспективы, для разрешения вопросов, связанных с пастырским служением в тюрьмах в общем и развития возможностей нравственного исправления осужденных в частности.                  
В целом, в отношении попечения о нравственности заключенных можно сказать, что те, кто действительно желает после освобождения обрести нормальную жизнь, получают утешение в религии, посещая церкви, беседуя с духовными наставниками. Сила веры очень часто производит благодатные действия, и многие заключенные смиряются, принося раскаяние в своих поступках, вместе с тем осознавая и справедливость назначенного им приговора. Есть примеры того, что заключенные своими руками строили и украшали церкви, другие смиренно и трудолюбиво ухаживали за болящими и страждущими братьями по несчастью, третьи духовно просвещали, поддерживали и укрепляли прочих заключенных.
Лучшим же доказательством благотворности влияния Церкви на нравственность заключенных, являются практические, жизненные примеры исправления заключенных, которые стали появляться особенно тогда, когда заключенные стали попадать в тюрьмы, имеющие церкви. Дореволюционный исследователь тюремного вопроса Хрыпов И.А., рассматривая места лишения свободы в Петербурге, пишет: "Были примеры, что арестанты в благочестивом рвении их, употребляли время заключения своего на украшение храма; другие, будучи уже отправленными в ссылку, с дальних мест своего пребывания, присылали трудовую копейку на украшение в Церкви того образа, перед которым они молились. Были многие примеры, что скрывая перед судом истину, арестованные, по увещанию отца духовного, сознавались в проступке со всею откровенностью.
Есть примеры, доказывающие улучшение нравственного состояния заключенных. В двух случаях: горестной кончины Государя Великого Князя Николая Александровича и радостного дня рождения родного его брата Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Александра Александровича, без всяких предупреждений, по собственному желанию, арестанты Тюремного Замка собрали между собою посильную трудовую копейку, и на это, при содействии Тюремных Комитетов мужского и дамского, сооружены два образа в серебряных позлащенных ризах во имя Святителя и Чудотворца Николая и Св. Благовернаго Кн. Александра Невского. Образа эти поставлены в церкви Замка на особых аналоях со свещею и перед ними ежегодно совершаются заупокойные молитвы о в Бозе почившем и благодарственные Господу Богу молебен о здравии Государя Императора и Августейшего Его Наследника.
В 1868г. арестанты срочной тюрьмы, получив сведения о постигнутых во многих губерниях бедствиям неурожая, просили Начальника тюрьмы представить, собранную ими посильную трудовую лепту для страждущих братий их, каковое желание в то же время удовлетворено, и деньги представлены в Канцелярию Ея Императорского Величества Государыни Цесаревны.
Полагаю не излишним присовокупить - продолжает Хрыпов И.А. - что к мирским стараниям о нравственности и благочестии содержащихся, присоединяется и благословение Свыше. Так в устроенной Комитетом при Тюремном Замке часовне хранится образ Спасителя во имя происхождения Честных Древ Креста, в честь коего сооружена и самая церковь. Образ этот составлял фамильное достояние одного знатного семейства, но по откровению в сновидении больной дочери, перенесен, по ходатайству матери, с разрешения высшей духовной власти, в церковь замка с подобающей честию... Эта святыня, составляя главное основание в назидании заключенным, конечно не мало споспешествует к смягчению нравов и вразумлению проходить пути жизни по заповедям завещанным Спасителем."  
В настоящее время также есть отрадные примеры возвращения преступников в нормальную человеческую жизнь. Так например в колониях верующие заклю
ченные смиряются со сроком наказания, стараются вести более мирную жизнь с окружающими заключенными и администрацией, добросовестно работают, не нарушая как правил распорядка колонии, так и внутренних тюремных правил жизни. Многие из верующих заключенных вследствие общей нормализации жизни выходят из колоний по условно-досрочному освобождению. Возвращаются в семью, или создают ее; находят работу, живут нормальной жизнью, несмотря на множество лет, проведенных в заключении. Возможность же всего этого появляется именно тогда, когда происходит нравственное исправление искаженной греховной жизни
преступника.

   3. Образование - школы, библиотеки, беседы.

Когда в XIX в., в тюрьмах действовало Общество Попечительное о тюрьмах, то вместе с церквами были устраиваемы также школы и библиотеки. Они существовали практически во всех местах заключения Петербурга.   По мнению членов Комитета - образование заключенных было большим подспорьем в деле их перевоспитания. Исследователь тюремного вопроса Никитин В.Н., в книге "Жизнь заключенных" пишет о Санкт-Петербургском Исправительном Заведении: "Нравственное исправление арестантов закон возложил на смотрителя, его помощника, помощницу, надзирателей и надзирательниц и в особенности на священника, который наставляет, увещевает и дважды в неделю обходит всех арестованных, а выпускаемых напутствует. При заведении устроена библиотека "из небольшого собрания книг, соответствующих цели заведения, религиозно-нравственного содержания...
Малолетних мальчиков во время наших посещений было 68. Их учат Закону Божию и грамоте ежедневно 6 часов. Преподают два учителя: священник и дьякон заведения."
В Военно-исправительной тюрьме Морского ведомства: "В воскресные и табельные дни заключенные освобождаются от ремесленных работ и учений искусству: это время определено на смотры, обедню, слушание духовных поучений и воинских артикулов; кроме того, после обеда учатся чтению, письму, счислению,
причем учителями являются грамотные из заключенных, а наблюдают за ходом
обучения священник и начальники отделений - офицеры.
Тюремная библиотека состоит, как и везде, из одних духовно-нравственных изданий, да и то в очень ограниченном количестве."
И хотя образование школ и библиотек при тюрьмах несомненно играло положительную роль в воспитании заключенных, были и противоположные результаты: "Тюремный Комитет, правда, снабжает части множеством экземпляров Евангелия, молитвенников, да книги эти почти не читаются, а если арестанты берут их, то ради того преимущественно, чтобы вырывать из них листы на завертку в них табаку, в виде папирос; мало же охотников на названное чтение по нескольким причинам; во-первых, в числе арестованных многие вовсе не грамотны, во-вторых - большинство грамотных простолюдинов наизусть знают молитвы, следовательно, они из молитвенников ровно ничего не узнают нового, интересного; в третьих, истые мазурики индифферентно относятся к предметам религиозного свойства, а потому не только сами не станут читать Евангелие, - но чудодейственными рассказам о своих похождениях, да едкими подтруниваниями отвлекут от этого занятия и самого религиозного человека. (Между тем эти-то мазурики, предпочтительно перед прочими, избираются арестованными в старосты по камерам, а сделавшись некоторым образом начальственною персоною, - пользуются сильным влиянием на остальных.)."  
Этот дореволюционный опыт отчасти действителен и в наше время. Конечно сейчас среди заключенных очень мало религиозно образованных людей, и поэтому особенно важно возродить какие-либо православные школы и библиотеки в местах заключения. В настоящее время заключенные не могут получать систематического православного духовного образования, т.к. организация каких-либо систематических курсов или школ зависит от наличия преподавателей-катехизаторов, которых сейчас очень немного. В основном катехизаторами являются либо члены православных обществ, помогающих тюрьмам, либо бывшие заключенные, после освобождения желающие послужить Церкви и помочь священнику в проповеди православной веры другим заключенным. Что касается библиотек, то они по мере возможности образовываются при колониях и тюрьмах. Но в настоящее время ощущается очень большая нехватка православной литературы для верующих заключенных. Тогда как именно религиозное обучение помогает верующим заключенным избегать различных соблазнов, развивает ум и существенно помогает достигать нравственного исправления.
В отсутствие систематического религиозного образования в тюрьмах и достаточных библиотек, наибольшее значение приобретают беседы.  Ведь беседа - простое, живое, человеческое общение - это именно то, чего иногда не хватает обычному человеку, в заключении приобретает особенную ценность и приносит особенные плоды покаяния.
Дореволюционный опыт это подтверждает: "Об улучшении нравственности заключенных Комитет прилагает всевозможные страдания. Назидательные проповеди объясняют содержащимся обязанности христианина и таинства религии, кроме того, беседы духовных лиц стремятся возбудить в них религиозные чувства и усовещания, нередко приводят к искреннему раскаянию в содеянных ими проступках, последствием чего бывает, что некоторые, упорно запираясь перед судом в их преступлениях, откровенно признаются, а другие из буйных делаются кроткими."  
"В праздничные дни арестанты мастерствами не занимаются, а после обеда священник и дьякон заведения беседуют со всеми в столовых о религиозно-нравственных предметах. В помощь названным лицам в заведение часто приходят, по ходатайству попечителя, с последнего курса Духовной Академии 4 студента; тогда общество арестантов разделяется на группы, отчего им легче усвоить себе слушанное. Присутствуя на беседах, мы убедились лично, что большинство заключенных слушает с любопытством и вниманием; этому способствует преимущественно то, что священник (молодой еще человек) объясняет им значение религии совершенно простонародным слогом, подкрепляет свои доводы самыми обыкновенными, из жизни взятыми, примерами."  
"Духовенство не редко затруднялось в выборе тем для бесед с окружающими. Оттого Комитет, при участии духовенства разработал утвержденные Синодом "Правила для назидания ссыльных в Сибирь, в обязанностях веры и нравственности, во время следования их к местам назначения." Этими правилами предписывалось духовенству наставлять арестантов в правилах веры на ночлегах, дневках и остановках. Собеседования с арестантами рекомендовалось вести с должным человеколюбием и сострадательностью, дабы этим способом открывать путь назиданию. Беседовать следовало с христианской любовию, простотою, снисхождением, тщательно остерегаться говорить с ними уничижительно, оскорбительно - низко преступление, но человек достоин сострадания. Беседами указывалось располагать людей к признанию их виновности пред Богом и постановленою от Него властию, к безропотной покорности воле законного начальства и судьбам провидения Божия. Духовенство, кроме того, обязывалось утешать преступников в настоящем их положении, ободрять их тем, что если терпеливо перенесут положенную на них кару, то временным этим страданием приобретут средство к спасению в будущей жизни. Советовалось в вере и молитве указывать источник неотъемлемого утешения, подкрепления и всякой помощи Бога, Иисуса Христа, пострадавшего и умершаго за спасение грешников. По мере расположения слушателей обращать разговор в поучение, сопровождать его чтением приличных мест из Священного Писания, относящихся к исправлению жизни, соединять с наставлением общую молитву. Не внимающих не принуждать, а только убеждать, чтобы не препятствовали другим: искренностью молящихся умягчить ожесточение остальных. Поучения приспособлять к слушателям; с проповедью или богослужением совмещать молебное пение, а места Св.Писания для чтения -согласовывать с требованиями слушателей."
Так например, из отчетов духовенства (за 1872г.) стало известно: "Священник Соколов беседовал по 1,5 часа 2 раза в неделю с 56 срочными арестантами, переведенными из исправительной тюрьмы, за участие в покушении Герасимова на убийство смотрителя Михеева. Все эти люди содержались довольно долго вместе, представляли собою общество, весьма сходное во взглядах и желаниях. Это обстоятельство способствовало тому, что лектор, ознакомясь с их миросозерцанием, настойчиво действовал на них в нужном направлении. Начало бесед о.Соколова с этою группою совпало с временем воспоминания в Церкви страданий Господа Иисуса Христа. Так как в эти дни церковная служба производит наиболее сильное впечатление на молящихся, то о.Соколов помог своим слушателям сознательно
присутствовать при богослужении Страстной недели, причем внимание их было до такой степени возбуждено, что некоторые из них просили о. Соколова познакомить их с содержанием богослужения в течении целого года.
Отвечая на вопросы, он представил им сущность истории спасения, потом говорил, как эта история представляется в православном богослужении - всенощном бдении и Литургии... С этой группой о. Соколову удалось пройти всю священную историю Ветхого и Нового Завета, указав в каком месте богослужения вспоминается то или другое из главных событий священной истории. В числе помянутых людей было грамотных 5 человек, которые чтением после бесед всех книг, тоже благотворно влияли на товарищей. Наконец, один из этих грамотных, вследствие запрещения арестантам держать при себе писанные бумаги, запомнил на словах адрес магазина, где он мог бы приобрести Библию, которую и купил на заработанные им в тюрьме деньги.
О. Соколов беседовал так же периодически с заключенными за нищенство и бродяжничество. Тут беседы имели отрывочный характер, по непродолжительности срока заключения (на две - три недели). Общий нравственный тип этих людей представлял собою грустное явление: совершенно здоровые, зрелые летами, чуждые угрызения совести за свои, относительно маловажные проступки, довольные приобретением сносного пристанища, - они  были совершенно беззаботны, апатичны ко всему, кроме удовлетворения требований  желудка.
Второй период бесед о. Соколова состоялся с двумя новыми группами: одна из них состояла из подследственных (число колебалось от 55 до 73 человек), а другая из несовершеннолетних (от 40 до 50 человек). Он проходил с ними параллельно св. историю Ветхого Завета без отношения к богослужению, стараясь притом, чтобы каждая беседа имела законченный характер и проникнута была близкими к жизни примерами. Исторические личности служили ему материалом для более осязательных выводов: как человек должен поступать и чего избегать для своего благополучия. Взрослые подследственные распадались на две категории: одни, обладавшие силою воли - не только внимательно следили за беседами, но смело спрашивали о встреченных ими недоразумениях; за то другие, слабохарактерные - старались ( оставаться незамеченными, и когда их вызывали на откровенность, - они смиренно признавались, что голова занята одною лишь неотвязною думою о том, что им совестно спрашивать, ибо они не умеют красно говорить; наконец, стесняются товарищей).
Несовершеннолетние гораздо лучше взрослых подчинялись желанию общего участия в беседах, потому что разум их еще не окреп, они мало знакомы с жизнью, податливее на ласковое обращение, да и понимают, что проступки их караются несравнимо слабее, чем взрослых...
Священник А.Я. Эвенхов говорил о необходимости вероучения ко спасению; о Св. Писании, как источнике вероучения; о десяти заповедях. Священник Альбов - об установлении таинства причащения Иисусом Христом и образе совершения сего таинства в первые века, о литургии оглашенных, об учении о блаженствах. Священник Полисадов - о крестном знамении, его значении и употреблении в молитве, о Св. Троице, особенно о втором Лице - Иисусе Христе, изображении Св. Троицы на иконах, об иконах и молитве пред ними, о необходимости и пользе молитвы, равно слушания и чтения Слова Божия; о молитве Господней "Отче наш". Прот. Меншин - о покаянии, о средствах к возбуждению в себе чувства раскаяния, о плодах покаяния; из Нового Завета - о нагорной проповеди и учении Иисуса Христа. Священник Залеский - о значении имени христианина, о крестном знамении, как отличительном знаке христианина православного, о христианском образе жизни во всяком звании и состоянии, об извлечении душевной пользы из пребывания в заключении, о необходимости знать св. веру и житии по вере; объяснял Символ Веры, с нравственным применением к слушателям, с рассказами при этом из св. истории Ветхого и Нового Завета, особенно при объяснении 3-го члена Символа Вера о рождении Иисуса Христа до его вступления на общественное служение роду человеческому."  
Семинарская и святоотеческая библиотеки

Предыдущая || Вернуться на главную || Следующая
Полезная информация: