 |
Семинарская и святоотеческая библиотеки |
|
|
|
Сравнительные аргументы представляют собой обоснование положения
посредством сопоставления данных, смысл или строение которых неизвестны, с данными, которые признаются достоверными и понятными, при этом очевидность общности или сходства рядов данных выступает как основание аргумента, а свойства известных данных - как одна из посылок: "если вы признаете правильность некоторого положения относительно данных ряда А, то вы должны признать правильностъ того же положения относительно данных подобного ему ряда Б." "Неизвестный... Вот ты православный священник и убежден, что знаешь истину. По твоей истине Бог троичен в лицах и един по существу. Ты веруешь в этого Бога и всякую другую веру считаешь заблуждением. Если бы я от тебя пошел к мулле, он стал бы мне говорить ? едином Аллахе и тоже утверждал бы, что знает истину и твоего троичного Бога считал бы ложью, совершенно не соответствующей учению Магомета. Потом я пошел бы к буддисту. Он мне стал бы рассказывать легенды ? Будде. И утверждал бы, что он только один знает истину. Я пошел бы к язычнику. Он назвал бы мне несколько десятков своих богов и тоже утверждал бы, что он только один знает истину. Это множество всевозможных религий, часто исключающих друг друга и всегда утверждающих, что истина только у них, прежде всего заставляет меня усомниться, что в какой бы то ни было из них есть истина. Логика в вопросах веры бессильна, а субъективная уверенность, очевидно, недостаточна. Ведь все представители этих различных религий имеют одинаковую субъективную уверенность и тем не менее только свою истину считают настоящей. Другими словами, только за своими субъективными состояниями они признают объективное значение. Духовник. Твое мнение подобно тому, как если бы кто усомнился в истинности научного знания только потому, что по каждому научному вопросу десятки ученых высказывают различные взгляды. Ясно, что прав кто-то один. И для тебя научной истиной будет то, что соответствует твоему пониманию этой истины. Возьми хотя бы вопрос ? пр?исхождении видов. Разве достигнуто здесь полное единомыслие? до сих пор многие совершенно опровергают теорию Дарвина. Многие возвращаются к ламаркизму. Есть неоламаркисты и неодарвинисты. До сих пор еще в науке идут споры по этому основному вопросу биологии. Однако ты не говоришь: "Биология не знает истины, потому что разные ученые разное считают истиной." Неизвестный. Да, но в науке есть вопросы, решенные одинаково всеми. Духовник. Есть они и в религии. Все религии признают бытие Божие. Все признают Бога первопричиной всего сущего. Все признают реальную связь божественной силы с человеком. Все признают, что Бог требует исполнения нравственного закона, все признают кроме видимого невидимый мир, все признают загробную жизнь. Поэтому одна религия исключает другую не безусловно. B каждой религии есть доля истины. Но полнота ее заключается действительно в одной, в христианской, поскольку она раскрыта и сохраняется в Православной Церкви. Неизвестный. Вот видишь, опять новое подразделение: поскольку она раскрыта в Православной Церкви. А католики? Протестанты? Англиканцы? Кальвинисты? А множество всевозможных сект? Менонниты, баптисты, квакеры, молокане, духоборы, хлысты и другие ведь все они только себя считают настоящими христианами, и Православие кажется им грубым искажением Евангелия. Как же быть? Кому же из вас верить? Духовник. Сколько бы ни было разногласий, истина от этого не перестает быть истиной. Ты это понимаешь в отношении науки. Пойми и в отношении религии. Частную правду многие по разным причинам признают за полную истину, но полная истина существует, и когда ты ее увидишь, то сразу узнаешь." Аргументы к вероятности. Аргументы к вероятности представляют собой обоснования положений, исходящие из идеи вероятности как основы приемлемости положения. Классическим примером аргумента к вероятности является знаменитое "пари" Паскаля как аргумент бытия Божия: "Будем рассуждать теперь на основании природного рассудка. Если Бог есть, то Он окончательно непостижим, так как, не имея ни частей, ни пределов, Он не имеет никакого соотношения с нами. Поэтому мы неспособны познать, ни что Он, ни есть ли Он. Раз это так, кто осмелится взять на себя решение этого вопроса? Только не мы, не имеющие с Ним никакого соотношения. Как же после этого порицать христиан, что они не могут дать отчета в своем веровании, когда они сами признают, что их религия не такова, чтобы можно было давать в ней отчет? Они заявляют, что в мирском смысле это безумие. А вы жалуетесь, что они вам не доказывают ее! Если бы стали доказывать, то не сдержали бы слова: именно это отсутствие с их стороны доказательств и говорит в пользу их разумности. "Да, но если это извиняет тех, кто говорит, что религия недоказываема, и снимает с них упрек в непредставлении доказательств, то это самое не оправдывает принимающих ее." Исследуем этот вопрос и скажем: Бог есть или Бога нет. Но на которую сторону мы склонимся? Разум тут ничего решить не может. Нас разделяет бесконечный хаос. На краю этого бесконечного расстояния разыгрывается игра, исход которой не известен. На что вы будете ставить? Разум здесь не при чем, он не может указать нам выбора. Поэтому не говорите, что сделавшие выбор заблуждаются, так как ничего об этом не знаете. "Но я порицал бы их не за то, что они сделали тот или другой выбор, а за то, что они вообще решились на выбор; так как одинаково заблуждаются и выбравшие чет, и выбравшие нечет. Самое верное совсем не играть." Да, но сделать ставку необходимо: не в вашей воле играть или не играть. На чем же вы остановитесь? Так как выбор сделать необходимо, то посмотрим, что представляет для вас меньше интереса: вы можете проиграть две вещи, истину и благо, и две вещи вам приходится ставить на карту, ваш разум и волю, ваше познание и ваше блаженство; природа же ваша должна избегать двух вещей: ошибки и бедствия. Раз выбирать необходимо, то ваш разум не потерпит ущерба ни при том, ни при другом выборе. Это бесспорно; а ваше блаженство? Взвесим выигрыш и проигрыш, ставя на то, что Бог есть. Возьмем два случая: если выиграете, вы выиграете все; если проиграете, то не потеряете ничего. Поэтому не колеблясь ставьте на то, что Он есть." Если рассматривать этот аргумент в общем виде, то его схему можно свести к следующему виду: если А вероятно (с такой-то степенью вероятности) является С; и если ? является ?; т? ? с такой-то степенью вероятности является С; поскольку выбор ? имеет такие-то (положительные) следствия, а выбор не-В имеет такие-то (противоположные) следствия; то следует выбрать В. Этот аргумент часто основательно отвергается, но отметим, что и аргументация Духовника в "Диалогах" о. Валентина Свенцицкого ставит Неизвестного перед выбором - альтернативой из равновероятных возможностей, поскольку "в конечном итоге и вера и безверие логически одинаково недоказуемы: "Но что может сделать логика? Она может вскрыть ложь основной посылки, показав, к каким нелепым выводам эта ложная посылка приводит. Но если человек лучше готов принять явно нелепые выводы, чем отказаться от этой посылки, - тут логика бессильна." Таким образом, дело в основании аргумента: если аргумент Паскаля имеет в качестве основания равновероятность выбора и ставку на реальный результат против нулевого, то о. Валентин Свенцицкий имеет в виду внутренний опыт, который необходимо требует смысла человеческой жизни. Впрочем, в конце фрагмента Паскаль пишет: "Если эта речь вам нравится и кажется сильной, знайте, что она написана человеком, который до и после нее становился на колени и молился бесконечному Существу, коему он предается всецело, чтобы Он предал Себя и нас ради вашего блага и Его славы. Знайте, что сила в немощи совершается." Аргумент к вероятности особенно ясно показывает, что убедительность аргументации определяется аудиторией, к которой она обращена: то, что приемлемо для рационального рассудка шевалье де Мере, было бы неприемлемо для Неизвестного, который напряженно ищет для себя смысла жизни. Прагматический аргумент. Прагматический аргумент представляет собой обоснование положений, которое исходит из идеи пользы как основы приемлемости положения. "Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества, ибо с нею неразрывно связана наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие - гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так, греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других - варварами; так, англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других ? себе мечтают". Будучи весьма распространенным и убедительным, прагматический аргумент является далеко не самым основательным: соображения личного блага в такой же и даже большей мере могут быть и основанием всяческого рода отрицания любви к отечеству: "Рыба ищет где глубже, а человек - где лучше" гласит народная мудрость, поэтому патриотизм в подобном понимании хорош только до тех пор, пока в отечестве все в порядке. Аргумент к реальному основанию. Аргумент к реальному основанию представляет собой вариант прагматического аргумента, но с тем отличием, что в качестве основания умозаключения приводится действительный прагматический мотив той или иной позиции, к которому она логически сводится в противоположность мнимому, заявленному основанию. Аргумент к реальному основанию обычно используется либо в критике, либо в апологетике той или иной мировоззренческой позиции. "Но какое положение по отношению к европейскому шовинизму и космополитизму (как выражению западноевропейского эгоцентризма, присущего свойства самосознания европейца - ?. ?.) должны занять нероманогерманцы, представители тех народов, которые не участвовали с самого начала в создании так называемой европейской цивилизации. Эгоцентризм заслуживает осуждения не только с точки зрения одной европейской романогерманской культуры, но и с точки зрения всякой культуры, ибо это есть начало антисоциальное, разрушающее всякое культурное общение между людьми. Поэтому если среди неромано-германского народа имеются шовинисты, проповедующие, что их народ - народ избранный, что его культуре все прочие народы должны подчиняться, то с такими шовинистами следует бороться всем их единоплеменникам. Но как быть, если в таком народе появляются люди, которые будут проповедовать господство в мире не своего народа, а какого-нибудь другого, иностранного народа, своим же соплеменникам будут предлагать во всем ассимилироваться с этим "мировым народом." Ведь в такой проповеди никакого эгоцентризма не будет, - наоборот, будет высший эксцентризм. Следовательно, осудить ее совершенно так же, как осуждается шовинизм, невозможно. Но, с другой стороны, разве сущность учения не важнее личности проповедника? Если же господство народа А над народом ? проповедовал представитель народа А, это было бы шовинизмом, проявлением эгоцентрической психологии, и такая проповедь должна была бы встретить законный отпор как среди В, так и среди А. Но неужели все дело совершенно изменится, лишь только к голосу представителя народа А присоединится представитель народа В? Конечно, нет; шовинизм останется шовинизмом. Главным действующим лицом во всем этом предполагаемом эпизоде является, конечно, представитель народа А. Его устами говорит воля к порабощению, истинный смысл шовинистических теорий. Наоборот, голос представителя народа В, может быть, и громче, но по существу менее значителен. Представитель ? лишь поверил аргументу представителя А, уверовал в силу народа А, дал увлечь себя, а может быть, и просто был подкуплен. Представитель А ратует за себя, представитель ? - за другого: устами В, в сущности, говорит А, и поэтому мы всегда вправе рассматривать такую проповедь как тот же замаскированный шовинизм." Аргумент к реальному основанию представляет собой, таким образом, ответ на классический вопрос Цицерона: кому выгодно? Аргумент этот - один из самых сильных и убедительных. Поэтому его часто критикуют за "некорректность." Аргументы к логической правильности. Аргументы к логической правильности основаны на оценке обоснования с точки зрения возможности в нем логической ошибки (паралогизма) или софизма - намеренного нарушения правил логики с целью ввести в заблуждение. Если логическая ошибка имеет место, то она рассматривается как основание отвержения аргумента; отсутствие в умозаключении ошибки, соответственно, рассматривается как основание приемлемости аргумента. Поскольку любая аргументация может содержать логические ошибки, то аргументы к логической правильности представляют собой опровержение или защиту аргументации исходя из видов логических ошибок. Последние традиционно подразделяются на ошибки слов, ошибки дедукции, ошибки индукции и ошибки аналогии; в состав логических ошибок включаются также паралогизмы (софизмы), основанные на использовании логических парадоксов, и некоторые приемы эристической аргументации, если они используются с целью ввести в заблуждение. Ошибки слов (hоmоnimiа). Состоят либо в счетверении термина, либо в подмене значения термина. ? первом случае в посылках одно и то же слово используется в различных значениях, как в классическом примере с вулканами и гейзерами. Во втором случае в посылках используется одно значение термина, а в заключении - другое. Ошибки дедукции. 1. Уклонение от тезиса, то есть ошибки, которые состоят в несоответствии положения доводам. 2. Незнание опровержения (ignоrаtiо еlеnсhi) представляет собой неправильный выбор посылок или формы умозаключения, которым можно было бы опровергнуть оппонента. Например, действия, совершенные А, не являются преступлением, потому что он хороший человек. 3. Кто доказывает слишком мало, ничего не доказывает (qui ninimum рrоbаt nihil рrоbаt), представляет собой доказательство суждения меньшей степени общности вместо доказательства суждения большей степени общности. Например: "Если А недостоин быть президентом, потому что был недостойным губернатором (что правильно), то B достоин быть президентом, потому что был достойным губернатором (что неправильно)." 3. Неправильное использование аргумента к человеку (или аргумента к авторитету) представляет собой обоснование или отвержение положения, потому что это положение было выдвинуто человеком с теми или иными качествами. 4. Основная ошибка (еrrоr fundаmеntаlis) состоит в принятии неверной предпосылки. Например: "Все мужчины бреются; Иван - мужчина; следовательно, Иван бреется." 5. Предвосхищение основания (реtitiо рrinсiрii) состоит в том, что в качестве основания доказательства приводится положение, которое само нуждается в обосновании. Например: "Ребенок вырастает в год на пять сантиметров, следовательно, через двадцать лет он вырастет на метр, через сорок лет - на два метра, а через восемьдесят лет - на четыре метра." 6. Логический круг (сirсulus in dеmоnstrаndо) состоит в доказывании положения посредством довода, который сам доказывается из положения. Например: "Лошади домашние (Еquus саbаllus саbаllus) - семейство непарнокопытных животных отряда лошадиных (Еquidае). Лошадиные (Еquidае) - семейство млекопитающих животных отряда непарнокопытных." Получается, что лошади потому лошади, что они лошадиные, а лошадиные потому лошадиные, что все они лошади. Или, например, определение акад. В. И. Вернадского: "Живое вещество биосферы есть совокупность живых организмов, в ней живущих." 7. От сказанного в относительном смысле к сказанному безотносительно (а diсtо sесundum quid аd diсtum simрliсiеr). Ошибка полемической аргументации, состоящая в подмене условного суждения безусловным. Например, из суждения "если цель наказания - исправление преступника, то само уголовное наказание есть проявление человеколюбия" можно получить нелепое суждение, которое вполне удобно критиковать: "Уголовное наказание есть проявление человеколюбия." 8. Подмена общего значения собирательным значением (fаlаtiа а sеnsu соmроsitо аd sеnsum divisum): т?, что говорится о классе в целом, не обязательно относится к любому члену этого класса; эта ошибка часто используется как софистический прием, например, вывод из суждения "служебные собаки легко поддаются дрессировке" ? том, что любая собака служебной породы должна легко поддаваться дрессировке. 9. Подмена собирательного значения обшим значением (fаlаtiа а sеnsu divisо аd sеnsum соmроsitum): то, что справедливо относительно индивида (или совокупности индивидов), не обязательно справедливо относительно целого класса. Например, каждый русский в отдельности не знает русского языка, в котором (не считая терминологий) несколько сотен тысяч слов; из этого можно сделать неправильный вывод, что русские (как культурная общность) не знают русский язык. Ошибки индукции. 10. Поспешные обобщения (fаlаtiа fiсtае univеrsаlitаtis), которые состоят в том, что на недостаточных примерах делается общий вывод, например, что все греки опаздывают, все итальянцы любят макароны u у всех француженок хороший вкус, или оттого, что в Риге, скажем, чище, чем в Москве, русская культура ниже латышской. 11. Сюда же относится ошибка после значит вследствие (роst hос еrgо рrорtеr hос), например, если утверждают, что зима наступает оттого, что опали листья с деревьев. Ошибки аналогии. Неправильные обобщения по аналогии делаются вследствие подмены присущего привходящим признаком или качеством, общим для сопоставляемых объектов, например, утверждения, основанные на ложной аналогии истории общества с жизнью организма, биологического сообщества (пчелиного семейства) и человеческого общества. Логические парадоксы. Представляют собой суждения, противоречащие логическим законам. Если я утверждаю, что все люди лжецы, то тем самым я включаю и себя в этот класс. B таком случае, если мое суждение истинно, то, по крайней мере, один человек, высказавший его, не лжец (подчиненное высказывание); следовательно, суждение "все люди лжецы" ложно. Если это мое суждение ложно, то контрадикторное суждение истинно; следовательно, суждение "все люди лжецы" истинно и ложно одновременно, что невозможно. У этого парадокса есть два условных решения: если понятие "лжец" обозначает человека, который иногда допускает ложь, то парадокс предстает как софизм; если суждение "все люди лжецы" относится ко всем высказываниям, сделанными людьми доселе, то есть если оно равнозначно высказыванию "все высказывания, сделанные людьми доселе, ложны," или "все люди, кроме меня, лжецы," то парадокс предстает как двусмысленное высказывание, которое требует уточнения. III. Аргументы к норме. Аргументы к норме представляют собой обоснования положений, обращенные к общественным установлением и сложившейся общественной практике. ? рационалистической философии нового времени нормативные аргументы часто рассматривались как доказательства в лучшем случае "второго сорта," а т? и вовсе софизмы, поскольку в их обоснование включаются обращения к интересам и убеждениям человека, к различного рода социальным установлениям и авторитету, а также оценочные суждения. Однако принимать решения без обращения к тем мотивам и ценностям, на основе которых строятся общественная жизнь и взаимоотношения людей, невозможно: "Существует, - как отмечает Лейбниц, - аrgu-mеntum аd ignоrаntiаm (аргумент к незнанию), когда требуют, чтобы противник либо принял представляемое ему доказательство, либо дал другое, лучшее." Такая аргументация может рассматриваться как некорректный полемический прием. Но как возразить человеку, который только и умеет что критиковать любые предложения? - очевидно, сказав ему: "Сделайте лучше." Поэтому, продолжает Лейбниц: "Несомненно, следует проводить различие между тем, что нужно сказать, и тем, что следует признать истинным... Аргумент аd ignоrаntiаm хорош в случае презумпции, когда разумно придерживаться известного мнения, пока не будет доказано противное." Основание аргумента к норме - общественное установление, общепринятый порядок вещей - может быть двоякого рода в зависимости от того, в какой форме предстает факт культуры, к которому ритор адресуется как к основанию, - в виде нормы или в виде прецедента. Под нормой мы будем понимать формулировку установления: авторитетного правила, позиции или мнения, которая принимается обществом и понимается всеми одинаково, например, статью закона, пословицу, техническое правило, догмат веры, конкретное высказывание авторитетного лица или источника. Под прецедентом мы будем понимать решение, деяние, обычай, которые не сформулированы в виде правила, но пользуются авторитетом, например, обычай выслушивать на совещании сначала мнения младших, а затем мнения старших. Различие нормы и прецедента состоит в том, что нормы отрабатываются и формулируются специально таким образом, чтобы их можно было использовать как основания аргументов, и часто получают специальное истолкование, которое определяет смысл нормы и ограничивает ее применение. Прецедент, который, в свою очередь, часто полагается в основание нормы, может не иметь ясной формулировки, поэтому истолкование прецедента более произвольно и требует специальной аргументации. Аргумент к норме. Аргумент к норме (в собственном смысле) состоит в том, что случай, конкретная ситуация, конфликт, проблема, которая называется казусом, подводится под норму (сформулированное правило) и представляет собой так называемый юридический или нормативный силлогизм (энтимему). Большей посылкой нормативного силлогизма является формулировка нормы, меньшей - формулировка казуса, а выводом - определение казуса или предложение, которое выносится как возможное решение вопроса. "Почтеннейший Стефан сказал: "Прошу прочитать каноны, которые говорят, что рукоположенный в один город не может быть поставлен в другой". Славнейшие сановники сказали: "Пусть будут прочитаны каноны". Леонтий, почтеннейший епископ Магнезийский, прочитал (из кодекса) правило девяносто пятое: "Если какой-нибудь епископ, не имеющий епархии, вторгнется в церковь, не имеющую епископа, и завладеет ею без совершенного собора, да будет изгнан, хотя бы его избирал весь народ, которым он овладел. Совершенный же собор есть тот, на котором присутствует и митрополит" ... Далее следует изложение 16-го канона Антиохийского Собора и обстоятельств дела. "... Славнейшие сановники сказали: "Так как все дело рассмотрено и прочитаны все каноны, то пусть сам Святой Собор скажет, что думает он ? епископах Ефеса."... Анатолий, почтеннейший епископ Константинополя, нового Рима, сказал: "Тех, которые противозаконно обручились с Невестою Христовой, то есть со святейшею Ефесскою Церковью, она совершенно законно изгнала от себя. Посему, как почтеннейший епископ Вассиан, который вскочил на престол, так и почтеннейший епископ Стефан, который после него неправильно посадил себя самого, пусть останутся в покое, перестав управлять этой церковью. Ефесской же митрополии будет дан епископ, указанный Богом, избранный к рукоположению (в епископы) этой церкви всеми будущими его пасомыми, право проповедующий слово истины; а упомянутые епископы пусть имеют только достоинство епископское и общение и получают приличное вспомоществование от этой святейшей церкви." Святой Собор сказал: "Это мнение справедливо; этот суд справедлив." Нормативный силлогизм часто оказывается недостаточным. ? каждой конкретной ситуации существует множество обстоятельств, которые требуют принимать, в рамках нормы, решения, соответствующие тем принципам, на основе которых установлена сама норма, или руководствоваться реальными обстоятельствами, которые иногда требуют существенной коррекции решения или применения нескольких норм. Эти нормы могут оказаться частично или полностью несовместимыми. B таком случае аргументация исходит из истолкования обычая или прецедентов. Так, отцы IV Вселенского Собора, прежде чем принять решение, рассуждали следующим образом: Почтеннейшие епископы азийские, повергшись перед Святейшим Собором отцов, сказали: "Сжальтесь над нами; мы умоляем Святой Собор сжалиться над нашими детьми, чтобы они не погибли за нас и за наши грехи, оказать им человеколюбие и для отвращения зла дать нам хотя Вассиана; потому что, если кто-либо рукоположен будет здесь, то и дети наши умрут и город погибнет." Славнейшие сановники сказали: "Так как по отзывам Святого Собора ни Вассиан, ни Стефан почтеннейшие недостойны быть епископами города Ефеса, то епископы азийские, находящиеся здесь, говорят, что если другой епископ будет рукоположен здесь, в городе Ефесе произойдет возмущение: то пусть Святой Собор скажет, где рукоположить епископа для святейшей церкви Ефесской повелевают каноны." Почтеннейшие епископы сказали: "В области." Диоген, почтеннейший епископ Кизический, сказал: "Обычай позволяет здесь. Если епископ был поставляем от Константинополя, то этого (возмущения) не получилось. Там рукополагают конфетчиков (кондитеров), оттого бывают и возмущения." Леонтий, почтеннейший епископ Магнезия, сказал: "От святого Тимофея доныне поставлено было 27 епископов; все они рукоположены были в Ефесе. Один Василий насильственно поставлен был здесь, и произошли убийства." Филипп, почтеннейший пресвитер святой Великой Константинопольской церкви, сказал: "Святой памяти епископ Константинопольский Иоанн, отправившись в Азию, низложил 15 епископов и на место их рукоположил других; здесь же утвержден был и Мемнон." Аэтий, архидиакон Константинопольский, сказал: "Здесь рукоположен был и Кастин; Ираклид и другие рукоположены были с согласия здешнего архиепископа; подобным образом и Василия рукоположил блаженной памяти Прокл, и такому рукоположению содействовал блаженной памяти император Феодосий и блаженный Кирилл, епископ Александрийский." Почтенные епископы воскликнули: "Пусть каноны имеют силу! Голоса к императору!" Клирики константинопольские воскликнули: "Пусть имеют силу постановления 150 отцов! Пусть не нарушаются преимущества Константинополя! Пусть рукоположение совершается по обычаю тамошним архиепископом !...." Дискуссия строится на основе топики: приводятся соображения милосердия, соображения церковной экономии, прагматические соображения ? возможности волнений, соображения приоритета, соображения канонического подчинения, соображения, связанные с прецедентами, и в результате достигается взвешенное решение, учитывающее все высказанные мнения, но располагающее их в надлежащем порядке и применительно к конкретным лицам. "Славнейшие сановники сказали: "Так как всем угодно рассуждение боголюбезнейшего архиепископа царствующего Константинополя Анатолия и почтеннейшего епископа Пасхазина, занимающего место боголюбезнейшего архиепископа древнего Рима Льва, требующее, чтобы ни один из них (епископы Вассиан и Стефан) не назывался епископом и не управлял святейшей церковью Ефесскою, потому что оба они поставлены были неканонически, и так как весь Святой Собор узнал, что они поставлены были вопреки канонам, и согласен с рассуждениями почтеннейших епископов, то почтеннейшие Вассиан и Стефан будут устранены от святой церкви Ефесской, а будут иметь епископское достоинство и для содержания и утешения себя получат из доходов упомянутой святейшей церкви каждый год по двести золотых (монет); для этой же святейшей церкви будет рукоположен другой епископ по канонам." Аргумент к авторитету. Аргумент к авторитету отличается от предшествующего тем, что в качестве основания приводится высказывание или поступок авторитетного лица или текст авторитетного источника (Священного Писания, закона, просто известного автора, специалистов или большинства). "Итак, миллионный убыток в прошедшем угрожает в будущем не только миллионными потерями, но, по заключению ревизии, и ликвидацией. Как ни печальны эти последствия, грозящие Москве еще невиданным крахом, но можно сказать, что они почти ничтожны сравнительно с общественным злом, причиненным заправилами Кредитного общества. Они извратили выборное начало; они создали пародию самоуправления. Системою долголетнего хищения они развили опасную спекуляцию и самое низкопробное маклачество. Зрелищем безнаказанного прибыльного обмана они развращали массы. Говоря словами достойнейшего гражданина Москвы Митрофана Павловича Щепкина, это была "гибель общественного доверия и общественного достояния." При построении аргумента к авторитету следует помнить ? двух вещах: во-первых, высказывание не должно быть с искажением смысла вырвано из контекста; во-вторых, источник должен быть действительно авторитетным для тех, к кому обращен аргумент. Второе требование может сниматься значительностью мысли, которая содержится в высказывании: в таких случаях авторитет источника, наоборот, утверждается высказыванием, но содержание и значимость высказывания нуждаются в разъяснении. "Духовник. Я постараюсь раскрыть тебе, как на твои вопросы отвечает вера, и тотчас ты увидишь, как беспомощно перед этими вопросами неверие. Неизвестный. Надеюсь только, что ты обойдешься без ссылок на Отцов Церкви и прочие авторитеты. Духовник. Ты, вероятно, заметил, что в разговорах с тобой я избегаю таких ссылок, хотя все время имею в виду и Слово Божие и творения Отцов Церкви. Но по этому поводу, может быть, я приведу слова святых Отцов не потому, что считаю их для тебя авторитетом, а потому, что они с таким совершенством выражают почти невыразимое человеческими словами." Аргумент к свидетельству. Аргумент к свидетельству содержит в качестве основания утверждение лица авторитетного или заслуживающего доверия в глазах аудитории, ? достоверности факта, или ? своих взглядах: это положение истинно или правильно, потому что ? нем свидетельствует такое-то лицо. Понятно, что в умозаключении опущена большая посылка: такое-то лицо само пользуется авторитетом u заслуживает доверия, или: такое-то сообщение по таким-то причинам не может быть ложным. Аргумент к свидетельству очень широко используется для обоснования самых различных положений, потому что на самом деле свидетельство лица, которому мы доверяем, для нас более достоверно и убедительно, чем логические выводы и даже наши собственные наблюдения и опыт. Не говоря уже ? Священном Писании, где он имеет важное значение, аргумент к свидетельству, по существу дела, лежит в основании всего нашего обыденного опыта и всякого научного и исторического знания: мы верим не только сообщениям своих близких или газет, мы верим, что сообщения историков об источниках, которые они изучали, и сообщения исследователей об экспериментах, которые они провели, неложны. ? помещенном ниже примере мы видим умозаключение от противного, когда посылке умозаключения Неизвестного (имеются авторитеты ученых, утверждающие неверие, ученые заслуживают доверия, следовательно, некоторые авторитеты, утверждающие неверие, заслуживают доверия) противостоит аналогичная посылка умозаключения Духовника при сохранении большей посылки имеются некоторые авторитеты ученых, утверждающие веру, уненые заслуживают доверия, следовательно, некоторые авторитеты, утверждающие веру, заслуживают доверия. "Неизвестный... И если я не знаю, что тебе возразить, из этого не следует, что ты убедил меня. У меня силу твоих рассуждений подтачивает мысль: а как же другие? Сколько великих ученых не имеют веры и признают только материальный мир! неужели им неизвестны эти рассуждения? Очевидно, возражения есть, только я их не знаю. Иначе все должны были бы быть верующими. Ведь все признают, что Земля движется вокруг Солнца, и что сумма не меняется от перемены мест слагаемых. Значит, бессмертие не математическая истина. Эти соображения превращают для меня твою истину в простую возможность. Но возможностъ в вопросах веры - это почти ничто. Духовник. Представь себе, я согласен со многим из того, что ты сказал. Но доводы мои совсем иные. Прежде чем говорить об этом, уклонюсь в сторону об ученых и математических доказательствах. Ведь нам с тобой придется говорить ? многом, и это мне пригодится. Вот ты сказал ? неверующих ученых, что в тебе их имена подтачивают безусловную веру. Но почему тогда имена верующих великих ученых не подтачивают безусловной твердости твоего неверия? Почему ты так же не хочешь сказать: "Неужели им неизвестны возражения неверующих людей? Очевидно, возражения есть, только я их не знаю. Иначе все должны бы стать "неверующими." Ведь тебе известны слова Пастера: "Я знаю много и верую, как бретонец, если бы знал больше - веровал бы, как бретонская женщина." Ты прекрасно знаешь, что великий Лодж, председательствуя в 1914 г. на международном съезде естествоиспытатетей заявил в публичной речи ? своей вере в Бога. Ты знаешь, что наш Пирогов в изданном после его смерти "Дневнике", подводя итог всей своей жизни, говорит "Жизнь-матушка привела наконец к тихому пристанищу. Я сделался, но не вдруг, как многие, и не без борьбы, верующим. Мой ум может уживаться с искреннею верою и я, исповедуя себя очень часто, не могу не верить себе, что искренне верую в учение Христа Спасителя... Если я спрошу себя теперь, какого я исповедания - отвечу на это положительно - православного, того, в котором родился и которое исповедовала моя семья. ...Веру я считаю такою психологической способностью человека, которая больше всех отличает его от животного..." А Фламмарион, Томсон, Вирхов, Лайель? Не говоря уже ? великих философах и писателях. Неужели все эти великие ученые люди чего-то не знали, что знаешь ты, и неужели они знали меньше, чем рядовой современный человек (неверующий). Почему эти имена не заставляют тебя сказать ? неверии хотя бы то же, что ты говоришь ? вере "эти соображения превращают для меня неверие в простую возможность." Теперь ? математических истинах. Даже здесь не все так безусловно, как это тебе кажется. Иногда элементарные математические истины находятся в противоречии с математическими истинами высшего порядка... ." Аргумент к свидетельству, как видно из примера, может строиться и по индуктивной схеме, когда одно или ряд свидетельств подтверждают истинность положения. Аргумент к свидетельству часто используется в полемической аргументации, когда одни свидетельства противопоставляются другим (как в примере) или свидетельство компрометируется: "Неизвестный. Подожди, но почему ты совершенно обходишь молчанием новейшую теорию, что Христа вовсе не было, что это просто миф, созданный народной фантазией в течение нескольких веков. Духовник. Новейшая теория! Но, во-первых, этой новейшей теории без малого сто лет. Во-вторых, когда она появилась, не богословы, а историки, филологи и археологи - словом, все европейские ученые отвергли ее столь единодушно, что она была безнадежно сдана в архив. Ведь надо было для приятия этой "теории" уничтожить все памятники, все документы, всю историю Римской империи. Не богословы, а историки и филологи, кропотливые кабинетные специалисты, изучившие каждое слово, каждую черточку в дошедших до нас памятниках, не могли отодвинуть время написания книг Нового Завета дальше конца первого века. Я не говорю об этой "новейшей теории" потому, что ее современное извлечение из научного архива можно объяснить мотивами, ничего общего не имеющими ни с научной теорией, ни с богословием, ни вообще с какими бы то ни было исследованиями истины. Это возможно назвать на современном языке "агитацией" против Христа. Какое же нам с тобой до этого дело, когда наша цель узнать истину, ибо без этой Истины жизнь для нас не имеет никакого смысла." Техника компрометации аргумента к свидетельству состоит не только в выдвижении контрпримеров, но и в применении аргументов, основанных на топе "цель и средства": устанавливается недобросовестность или зависимость свидетельства от целей или мировоззрения свидетельствующего авторитета - убеждений, личных целей, неискренности или необходимости следовать общему мнению, боязни сказать правду и т. д. Напротив, для утверждения свидетельского авторитета утверждается добросовестность, независимость, согласие нескольких независимых свидетельств, незаинтересованность и отсутствие специальных целей свидетельствующего, или даже его действия вопреки поставленным целям ("не могли отодвинуть время" - значит стремились это сделать). Модель и антимодель. Модель и антимодель представляют собой иносказание - конкретный по форме рассказ или описание, на которые указывают как на образец. Исходным материалом модели может быть реальный факт, представленный в форме повествования или описания, или специально вымышленное событие. Но структура модели позволяет обобщить и подвести под нее очень широкий класс или даже несколько классов ситуаций. Если модель представляет собой положительный образец, то антимодель представляет собой отрицательный образец. Антимодель иллюстрирует или дополняет этическую норму, которая обычно содержит запрет. Запрет в принципе более продуктивен, чем предписание, поскольку допускает все, что не запрещено. Но запрет не раскрывает правильный образ действия, и в этом смысле не поучителен. B нижеследующем примере используются модель и антимодель. "Так сделай и ты; поревнуй тому евангельскому самарянину, который показал столько заботливости ? раненом. Так шел мимо и левит, шел и фарисей; и ни тот, ни другой не наклонился к лежащему, но оба они без жалости и сострадания оставили его и ушли. Некий же самарянин, нисколько не близкий к нему, не прошел мимо, но, остановившись над ним, сжалился, и возлив на него масло и вино, посадил его на осла, привез в гостиницу и одну часть денег отдал, а другую обещал за излечение совершенно чуждого ему человека /Лук. 10:30-35/. И не сказал сам себе: "Какая мне нужда заботиться ? нем? Я самарянин, у меня нет ничего общего с ним; мы вдали от города, а он не может идти. Что если он не в состоянии будет вынести дальности пути? Мне придется привезти его мертвым, могут заподозрить меня в убийстве, обвинят в смерти его?" Ведь многие, когда, идя домой, увидят раненых и едва дышащих людей, проходят мимо не потому, чтобы им тяжело было поднять лежащих, или жалко было денег, но по страху, чтобы самих их не повлекли в суд как виновных в убийстве. Но тот добрый и человеколюбивый самарянин ничего этого не побоялся, но пренебрегши всем, посадил раненого на осла и привез в гостиницу; не страшился он ничего: ни опасности, ни траты денег, ни чего другого. Если же самарянин был так сострадателен и добр к незнакомому человеку, то мы чем извиним свое небрежение ? наших братьях, подвергшихся гораздо большему бедствию? Ведь и эти христиане, постившиеся ныне, впали в руки разбойников-иудеев, которые даже свирепее всех разбойников и делают даже больше зла тем, кто им попался. Не одежду они разодрали у них, не тело изранили, как те разбойники, но изъязвили душу и, нанесши ей тысячу ран, ушли, а их оставили лежать во рве нечестия. Не оставим же без внимания такое бедствие, не пройдем без жалости мимо столь жалкого зрелища, но, хотя бы другие так сделали, ты не делай так, не скажи сам себе: "Я человек мирской, имею жену и детей, это дело священников, дело монахов. Ведь самарянин так не сказал: где теперь священники? где теперь фарисеи? где учители иудейские? - Нет, он, как будто нашедши самую великую ловитву, так и схватился за добычу. И ты, когда увидишь, что кто-либо нуждается во врачевстве для тела или для души, не говори себе: "Почему не помог ему такой-то и такой-то?" Нет, избавь страждущего от болезни и не обвиняй других в беспечности." Евангельская притча ? добром Самарянине, как известно, имеет принципиальное значение, ибо она содержит в себе образ отношения Христа Спасителя к каждому человеку и образ отношения христианина к ближнему практически в любой житейской и нравственной ситуации. Интерпретация модели, как это видно из примера, всегда имеет более узкий и специальный характер, чем ее содержание. Так, св. Иоанн Златоуст подчеркивает мужество Самарянина и неосуждение ближнего, представляя эти качества как образец для подражания. Аргумент к прецеденту. Аргумент к прецеденту представляет собой умозаключение, основание которого решение, принятое авторитетной инстанцией по аналогичному вопросу. Одна из посылок аргумента выводится из установлении подобия между рассматриваемым вопросом и прецедентом, другая посылка представляет собой само решение, которое было принято, а вывод - решение, которое предлагается принять. Рассмотрим пример аргумента к прецеденту. "Перехожу ко второму пункту обвинения, к форме, приписываемой г. Нотовичу клеветы, к вопросу ? том, возможна ли клевета в такой именно форме. Эта форма - сравнение, сопоставление двух близких по своему прошлому банков... Если вопрос об уголовном тождестве обоих банков будет отвергнут, то с тем вместе будет разрешен вопрос, все еще количественный, ? полной доказанности или неполной тех признаков, которые были выставлены в "Новостях" как черты сходства между обоими банками. Окружной суд держался того начала, что если указано, положим, десять признаков сходства и из них подтвердилось семь-восемь, а без подтверждения остались два или три, то подсудимый признан будет, все-таки, клеветником и как таковой будет наказан. Чтобы установить полную несостоятельность такого взгляда, я позволю себе преподнести Палате не решение, а приговор уголовного Кассационного департамента, постановленный им в качестве апелляционной инстанции по делу Куликова 20-го февраля 1890 года. Конечно, этот приговор не решение; только решения публикуются для руководства судам при однообразном применении законов. Но я полагаю, что никто не станет оспаривать высокой авторитетности приговоров Сената. Крестьянин Куликов был бухгалтером в Новоузенской земской управе; он донес губернатору и сообщил прокурору ? совершившихся в управе злоупотреблениях, да и напечатал статейку в "Саратовском листке" 1887 года, №182, в которой содержались следующие слова: "Все сделанное мною заявление (губернатору) подтвердилось и с поразительной ясностью обнаружено хищение земских денег." При следствии по обвинению Куликова по 1, 039 ст. ул. ? нак. далеко не все обвинения подтвердились выдержками из печатных журналов земских собраний и волостных правлений. Саратовская палата осудила Куликова; он апеллировал в Сенат и Сенат его оправдал по следующим соображениям: "Одно наименование действий членов земской управы систематическим хищением земских денег, хотя и есть выражение неуместное, но еще не служит для применения к Куликову 1,039 ст. ул., так как характеристика не содержит в себе прямого указания на совершение членами управы каких-либо преступных действий, а может быть относима и к беспорядочному и невыгодному для земцев ведению земских дел." Что же касается того обстоятельства, что не все злоупотребления, которые заявлены Куликовым, подтвердились, то на этот счет правительствующий Сенат говорит: "документальные данные в пользу Куликова, содержащиеся в подробном его показании при предварительном следствии, а равно приложенные по делу выдержки из журналов земских собраний и удостоверения земских старшин содержат в себе некоторое подтверждение указаний обвиняемого на непроизводительность трат земских денег и на известные неправильности в их расходовании." На этом основании Сенат оправдал Куликова. ? этом решении Сенат установил и распределение оneris рrоbаndi. Если А обвиняет Б в нехороших деяниях и Б ищет за клевету, т? ? обязан доказать справедливость хотя бы некоторых нехороших фактов, которые он возводит на Б. Но если Б желает, чтобы А был наказан, то он должен быть сам чист, потому что если он даже немножко замаран, то уже не вправе претендовать за клевету." Итак, посылка: авторитетное решение Сената по делу Киселева привело к таким-то следствиям (оправдательный приговор u распределение бремени доказательств между истцом u обвиняемым); Посылка: действия обвиняемого Нотовича таким-то образом тождественны с действиями оправданного Киселева u имели за собой такие-то одинаковые последствия; Вывод: решение Сената по делу Киселева распространяется на дело Нотовича; Посылка: решения Сената являются авторитетными для судов; Вывод: следовательно, u решение по делу Нотовича должно быть подобным решению по делу Киселева. IV. Аргументы к личности. Аргументы к личности представляются, как отмечалось выше, самыми убедительными для любой аудитории при условии, если они правильно построены. Любое знание или мнение человека в конечном счете сводится к свидетельству его личного опыта, который принимает или не принимает факты и умозаключения в той мере, в какой они с этим опытом совместимы. Но топика современного здравого смысла, основанная на позитивистской философии, антиперсональна: слово "субъективный" означает в толковом словаре "1. присущий только данному субьекту, лицу; 2. пристрастный, предвзятый." Поэтому самосознание человека или утверждение достоверности личного опыта нуждается в обосновании. B "Диалогах" о. Валентина Свенцицкого предпосылкой аргументации бессмертия души является простое утверждение достоинства и независимости личного суждения: "Духовник. Подожди, поймешь. А пока я спрошу тебя. Допустим, ты видишь своими собственными глазами зеленое дерево. Тебе докажут путем логических выводов, что никакого дерева на самом деле нет. Скажешь ли ты тогда: "Неправда, оно есть"? Неизвестный. Скажу. Духовник. Ну вот. Именно такой путь выбираю и я в своих рассуждениях. Я беру то, что ты видишь и в чем ты не сомневаешься, затем условно встаю на точку зрения "отрицания бессмертия." Доказываю тебе, что то, что ты видишь и в чем ты не сомневаешься, - "бессмыслица" и на самом деле этого не существует. Скажешь ли ты мне тогда: "Неправда, существует, - я это знаю"? Неизвестный. Скажу." Обоснованием такого утверждения может быть редукция коллективного опыта к индивидуальному, основанная на идее принципиальной однородности индивидуального и коллективного опыта: "Существование субъекта как реального единичного существа, лежащего в основании всех явлений внутреннего мира, не подлежит ни малейшему сомнению. Только полное недомыслие может отвергать этот всемирный факт, выясняемый метафизикой и составляющий необходимое предположение всякого опыта. Когда эмпирики утверждают, что я есть не более как наше представление, они признают во множественном числе то самое я, которое отрицают в единственном. Для того чтобы было представление, надобно, чтобы оно кому-то представлялось; для того чтобы было сознание, необходим сознающий субъект. Это такие очевидные истины, ? которых странно даже спорить. Утверждать противное можно, только отказавшись от всякой логики." Но подобного рода редукция, в свою очередь, нуждается в последующем уточнении и разведении категорий индивидуального и коллективного опыта, потому что она может привести к другой крайности - отвержению коллективного опыта. Выход из противоречия "субъективное - объективное" - в обращении к духовному опыту Церкви, к Божественному откровению. "Неизвестный. Да, я с этой стороны никогда не рассматривал Церковь. Я видел в ней только определенную исторически изменяющуюся религиозную организацию, подобную всякой другой организации, ставящей себе те или иные общественные задачи. Духовник. Вот именно. Это-то незнание истины и привело тебя к искаженным суждениям ? Церкви. Но пойдем дальше. Теперь тебе легче будет понять мои слова. У нас есть общая основа, на которой мы стоим. Церковь, возглавляемая Христом, является единственной хранительницей абсолютной истины. Никакое самое высокое индивидуальное сознание, в силу поврежденности человеческой природы, не может быть вместилищем истины абсолютной. Там, где начинается индивидуальная человеческая мудрость, там начинается большее или меньшее искажение истины. Ограниченный человеческий разум может вмещать лишь частичную истину, а для того, чтобы могла раскрыться и сохраниться истина абсолютная, должно быть не индивидуальное сознание, хотя бы самого мудрого человека, а абсолютное, совершенное и сверхъестественное сознание Церкви. Отсюда ясно, что без Церкви не может быть веры. Потому что не может быть первого ее условия: для того чтобы веровать, надо знать, во что веровать. Неизвестный. Но получается какой-то заколдованный круг: с одной стороны, чтобы сделаться членом Церкви, нужна вера, а чтобы иметь веру, надо быть уже членом Церкви, как же так?" Далее о. Валентин Свенцицкий обосновывает развитие индивидуального опыта веры: "Духовник. Для того чтобы сделаться членом Церкви, нужна та степень веры, которая доступна каждой человеческой душе, не потерявшей образ и подобие Божие. Это состояние выражается в словах: "... верую, Господи! Помоги моему неверию" /Мк. 9:24/. Но вера, ? к?т?рой говорим мы, - это совсем другое, она так же отличается от веры вне Церкви, как индивидуальное сознание от сознания церковного. Только в Церкви она получает свою полноту и возможность беспредельного совершенствования. Неизвестный. Мне так важно уяснить вопрос ? вере, что я просил бы тебя как можно подробнее сказать об этом. Духовник. Прекрасно. Мы уже несколько раз, поскольку это было нужно, касались понятия веры. Мы уже говорили с тобой, что вера - это не есть простое доверие чужим словам, то есть поверхностное, непроверенное знание. Вера - это высшая форма познания. Она видит и ощущает то, что не могут видеть глаза и воспринимать внешние чувства. Это особое восприятие, таинственное и непостижимое в нас, превышающее все остальные формы познания и заключающее их в себе. Она за видимым открывает невидимое, и невидимое делает столь же реальным, как и видимое: ибо вера объемлет в полноте и разум, и внешнее чувство, и всю его душу. Органом веры является все внутреннее существо человека, приведенное в свой надлежащий строй. Ум здесь занимает свое, подобающее ему скромное место. Когда разум отравлен ложью, а душа изломана страстями, - испорчен аппарат веры. Вера без Церкви не может быть совершенной. Не только потому, что для этого надо знать совершенную истины, но и потому, что для этого надо иметь благодать Святого Духа. Ведь если бы вопрос был только в знании истин веры, можно было бы выучить их, поскольку они сохраняются в Церкви. Но для того, чтобы поверить в эти истины, а не только знать их, недостаточно одного их изучения, а нужно познать их внешним познанием веры. Не имея благодати Божией, зто невозможно. Как говорит Апостол: "... никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым" /1 Кор. 12:3/. Значит, для веры нужно принять Духа Утешителя, который сошел на Апостолов в огненных языках и по сие время пребывает в таинствах Церкви. Вот что такое вера, и вот почему без Церкви ее не может быть." Таким образом, в основании аргументации к личности лежит понятие веры и вся топика, связанная с этим понятием. Аргумент к человеку. Аргумент к человеку (аd hоminеm) представляет собой включение данных ? лице, выдвинувшем те или иные положения, об обстоятельствах аргументации или дополнительных данных, содержащихся в аргументации, в систему доводов об истинности или ложности самих выдвинутых им положений. Например: "Вы судите ? моей работе таким образом, потому что невнимательно прочли u не поняли ее, из чего следует, что ваши суждения ложны, неточны или предвзяты." Такое свидетельство полемического противника против его собственных положений включается в посылки и ставится в один ряд с данными опровержения. "По твоим словам, те из иконоборцев, что понаглее и позловреднее, полагая мудростию хитроумие, задают вопрос: которая из икон Христа истинная - та, которая у римлян, или которую пишут индийцы, или греки, или египтяне, - ведь они непохожи друг на друга, и какую бы из них ни объявили истинной, ясно, что остальные будут отвергнуты. Но это их недоумение, а вернее кознодейство, ? прекрасное изваяние Православия, можно многими способами отразить и обличить как исполненное великого безумия и злочестия. Во-первых, можно сказать им, что они сразу же тем самым, с помощью чего решили бороться против иконоверия, даже против воли засвидетельствовали его существование и поклонение иконам по всему миру, где есть христианский род. Так что они скорее говорят в пользу того, что пытаются опровергнуть, и уловляются собственными доводами. Во-вторых, они, говоря такие вещи, незаметно для самих себя становятся в один ряд с язычниками - ведь сказанное ? честных иконах можно равным образом применить и к другим нашим таинствам, ведь можно было бы сказать: какие евангельские слова вы называете богодухновенными, и вообще которое Евангелие? Ведь римское пишется буквами одного облика и вида, индийское - другого, еврейское - третьего, а эфиопское - четвертого, и они не только пишутся несходным обликом и видом буквами, но и произносятся разнородным и весьма непохожим звучанием слов. Ведь и эта дерзость свойственна именно вашим доводам - ибо даже какой-нибудь эллин не мог бы легко выдвинуть против нас такие вещи, потому что и у них почитается много похожего. И как у них общая с нами природа, и ум, и слово, и одинаковое смешение души с телом, и тысячи других свойств, так и относительно представлений ? Божестве, хотя они очень во многом и самом важном с нами расходятся, но есть вещи, против которых даже они не осмеливаются возражать из-за очевидности общих понятий. Поэтому даже эллин не усомнится у нас в этом, но кто-то другой, совершенно безбожный и безверный, совсем не допускающий ни понятия ? Божестве, ни служения Ему..." Аргумент к последовательности. Аргумент к последовательности (как более мягкий вариант аргумента к человеку) представляет собой доказательство несовместимости критикуемого положения оппонента с положением, которое он заведомо принимает. Из этой несовместимости выводится необходимость отказа оппонента от принятого им положения и, следовательно, принятия противоположного. ? отличие от аd hоminеm в собственном смысле, аргумент к последовательности широко применяется и в диалектической аргументации. "Во всех обвинениях, мною высказанных против различных ветвей раскола, я строго придерживался правила ограничиваться выводами из начал, ими самими признаваемых. Все мои приговоры основаны единственно на внутренних противоречиях, которые они в себе содержат. Так я показал, что поставление папы, в котором латиняне хотят видеть как бы завершение рукоположения, на самом деле упраздняет это таинство; далее я показал, что протестантство, опираясь на Библию и в то же время отвергая Церковь, тем самым уничтожает Библию. Думаю, что это самый логичный и самый доказательный способ опровержения всякой системы, как философской, так и религиозной." Аргумент к совести. Аргумент к совести представляет собой обоснование положения путем апелляции к суждению совести. Но указывает, каким именно должно быть это совестное суждение. ? нижеследующем отрывке защитник, обращаясь к совести присяжных, по существу дела, ставит коллегию присяжных перед выбором: либо отказаться от осуждения, либо подвергнуться осуждению самим, что нельзя считать вполне добросовестным, поскольку суд обязан присягой судить по позитивному закону, который не должен быть нарушаем. "Но вернемтесь еще раз на одну минуту к основному утверждению обвинителя. Он настаивает на умысле на убийство у обвиняемого. Сопоставьте это утверждение с фактами дела. К роковому для него дню он выстраивает большой и ценный дом, отдается всегдашним заботам жизни, строит лавку и, весь погруженный в деловые заботы, возвращается домой. Где же тут место умыслу? Умысел, если бы он в действительности существовал, нашел бы иные формы покончить с женою. Да и зачем было искать их? Стоило только не поберечь ее, чтобы случай явился и сделал то, что сделала его рука. Нет, здесь была нечаянность, роковой момент, затмение человеческой мысли. Я знаю, вам будут говорить: "Да, ведь, не мог же он не знать, ударяя топором, что он лишает жизни." Это - не признак умысла. Сумасшедший, стреляя в другого, тоже знает, что лишает жизни; животное, ударяя рогами, знает и хочет отнять жизнь. Но их не судят: у них нет рассудка. То же бывает и с человеком. У одних в злые минуты - гнева, злости, ожесточения, у других - в пору горя, скуки, стыда, отчаяния. Последнее и есть признак помрачения ума, бессилия воли, способной удержать порыв, сдержать негодование. По-моему, все эти черты здесь налицо перед вами, и вам надо решать, что здесь - злодеяние или несчастье, - и решить, только руководясь одним своим убеждением, ибо только вы несете ответ за свои слова. Закон наделяет вас величайшей властью - определять виновность и невиновность. И нет границы ей, кроме вашей совести. Отпустив его, вы скажете лишь: "Да рассудит их Бог." Теперь я отдаю вам его судьбу. Да укрепит Господь ваш разум, да смягчит ваши сердца!... " А. С. Хомяков строит такой аргумент в виде сложной леммы. "Если вы в состоянии заглушить в себе разум, забыть Предание первобытной Церкви, отказаться от прав христианской свободы и принудить свою совесть к молчанию: смиритесь перед папством и будьте римлянами. Папство, конечно, вовсе не то, что Церковь; оно есть нечто, может быть, даже несколько унизительное, нечто более похожее на христианское идолопоклонство, чем на христианство: но, по крайней мере, это нечто логичное, хоть на вид. Если вы в состоянии забыть, что разум человеческий познает истину только при помощи нравственного закона, которым человек соединяется с своими братьями, и что под условием лишь свободного подчинения своей личности этому закону нисходит на человека Божественная благодать, если вы можете держаться за свидетельства Церкви первых веков, искажая в то же время их смысл и упуская из виду их цельность, если вы способны горделиво повергаться ниц перед всевластием личной свободы и принимать искание истины за веру, тогда будьте протестантами. Это опять не христианство, это не более как скептицизм, худо замаскированный, но, по крайней мере, это логично, хоть на первый взгляд. Вы не можете в одно и то же время поклоняться Риму (основанному при содействии ваших предков) и бунтовать против его власти, вы не можете в одно и то же время оставаться вне Церкви (отвергнутой вашими предками) и взывать к ее законам и преданиям, вы не можете быть янсенистом, ибо янсенизм - явная бессмыслица. Но если ваше одиночество тяготит вас (а оно не может не быть в тягость для душ, требующих сочувствия), если вы дорожите спокойствием религиозной совести и уверенностью в вере, если вы искренне ищете истину и верите преданиям и наставлениям первобытного христианства тогда отступитесь от десятивековых заблуждений, отвергните наследие раскола, переданное вам предками, словом, возвратитесь в лоно Церкви. Миллионы сердец пойдут к вам навстречу, миллионы отверстых рук примут вас в свои объятия, примут вас как равноправных, как братьев возлюбленных, миллионы уст призовут на вас благословения и дары благодати, обетованные от Спасителя верным Его последователям. Церковь, милостивый государь, не блистает наружностью. Подобно своему Божественному основателю и Его первым ученикам, она проходит почти незаметно в человечестве, она живет забытою и непознанною тем обществом, которое основало западный раскол, она как бы смиренная плебейка перед лицом монархического могущества Рима или ученой аристократии протестантства, она есть то, чем была и чем всегда пребудет, она - тот камень, которого не сокрушат стихии мира, она - неприступное и тихое пристанище, открытое для того, кто любит и жаждет веры." Правила и рекомендации. q Хорошими аргументами являются не аргументы, убедительные для ритора, а аргументы, убедительные для аудитории. q Выбирая основание аргумента, следует учитывать привычки и уровень подтотовки аудитории. q Ритор может применить эристическую (полемическую) аргументацию, только если ее применяет оппонент. q Не рекомендуется применять эристическую аргументацию, если дискуссия ведется посредством диалектических аргументов. q Если правила аргументации в конвенциональной аудитории (например, в суде) допускают эристическую аргументацию, то ее следует применить. q Ритор, применяющий эристическую аргументацию, должен помнить, что тактическая победа в полемике легко может обернуться стратегическим поражением в оценке ритора аудиторией. q Применение софистических аргументов не рекомендуется, даже если оппонент их использует. Глава третья. Расположение. Понятие расположения. Расположением называется раздел риторики, в котором рассматриваются приемы построения завершенного высказывания. Построение высказывания определяется его коммуникативной целесообразностью, содержательным единством и смысловой завершенностью. • Коммуникативная целесообразность высказывания означает, что в его строении отражаются отношения между адресатом (отправителем), адресантом (получателем) и решаемой проблемой. • Содержательное единство высказывания означает, что главная его мысль, тема, развернута в последовательный ряд взаимосвязанных мыслей. • Смысловая завершенность высказывания означает, что цель, ради которой высказывание создается и адресуется аудитории, достигнута применением необходимых и достаточных словесных средств. Членение высказывания с точки зрения получателя. Задача начала речи состоит в установлении контакта между ее участниками. Получатель стремится составить представление об отправителе исходя из своих целей и интересов и уясняет себе, насколько значим предмет речи и в какой мере отправитель заслуживает внимания и доверия. Отправитель, со своей стороны, стремится привлечь внимание, вызвать интерес к теме, указать получателю ценность содержания речи и снискать его доверие. Когда контакт установлен, получатель переключает внимание на содержание высказывания, стремясь уяснить себе мысли отправителя и оценить их, руководствуясь представлением об отправителе, которое может меняться в ходе речи. Отправитель стремится ясно, убедительно и наглядно высказать и обосновать свои мысли и предложения. ? диалоге та же задача решается всеми участниками общения, которые попеременно выступают в роли отправителей и получателей речи, обсуждая проблему. Когда проблема в достаточной мере рассмотрена или обсуждена, получатель речи обращает внимание на решение, которое надлежит принять, или на действие, которое надлежит совершить, а отправитель стремится побудить получателя к такому решению или действию, мобилизуя его волю и чувства. ? диалогической речи такая мысль-воление формируется совместными словами и действиями участников диалога. Таким образом, в завершенном высказывании выделяются: начало, связанное преимущественно с отношением отправителя и получателя речи - этосом; середина, связанная с оценкой получателем отношения отправителя к содержанию речи - логосом; завершение, связанное с эмоционально-волевым отношением получателя к решению - пафосом. Членение речи с точки зрения отправителя. Форма произведения слова с точки зрения отправителя связана с понятием диалогизма. ? реальности диалог и монолог взаимосвязаны: диалог распадается на части, представляющие собой относительно завершенные реплики-высказывания или группы тесно связанных реплик, например, вопросо-ответов. Монолог включает в себя смысловые элементы, которые имитируют реплики диалога, потому что речь воспринимается и понимается порциями, и от отправителя требуется, чтобы он членил речь в соответствии со способностью получателя ее воспринимать. Существенная особенность монологической речи состоит в том, что отправитель управляет ее восприятием, выделяя в монологическом высказывании порции-сегменты различного размера и строения и располагая их в целесообразную последовательность. При этом он может использовать различные речевые тактики, предполагающие большую или меньшую активность и самостоятельность восприятия речи получателем, приближая строение высказывания к диалогической речи или изображая диалог в монологическом высказывании. Имитация диалога в монологической речи, при которой смысловые фрагменты высказывания воспроизводят свойства различных типов реплик диалога, называется диалогизмом или диалогичностью. Главные средства диалогизма - вопросо-ответ, несобственная речь, сообщение, побуждение, обращение. Членение высказывания с точки зрения содержания. Форма словесного произведения не сводится к его коммуникативному членению - монологическая речь сложнее и содержательнее диалогической: словесность, то есть культура языка, включает монологические высказывания, поскольку произведение слова хранится и воспроизводится в виде монолога. Произведение выделяет в себе содержательные части, которые представляют собой словесное изображение ходов мысли - смысловых конструкций. Предмет мысли можно определить, описать, ? событии можно повествовать, саму мысль можно растолковать в объяснении, а правомерность или истинность ее можно доказать или обосновать в рассуждении. Смысловые фрагменты высказывания, воспроизводящие способы представления предмета речи в мысли, называются композиционно-речевыми конструкциями. Главные композиционно-речевые конструкции - повествование, описание, объяснение, рассуждение, побуждение. Коммуникативная целесообразность, содержательное единство и смысловая завершенность проявляются в единораздельности, или форме высказывания, которая и делает его произведением слова. Форма произведения слова. ? произведении слова выделяются относительно самостоятельные взаимосвязанные части, каждая из которых служит для решения определенной задачи и вызывает явный словесный или внутренний ответ аудитории таким образом, что последовательное согласие аудитории с мыслями, выраженными в частях высказывания, приводит к согласию с его главным положением. Формой произведения слова называется состав, строение, соотношение и последовательность частей, которые позволяют понимать его и делают сопоставимым с другими словесными произведениями. Форма произведения слова предполагает его членимость на так называемые части высказывания: (1) вступление, (2) положение, (3) разделение, (4) изложение, (5) подтверждение, (6) опровержение, (7) обобщение (рекапитуляцию), (8) побуждение. Из них только вступление и побуждение естественно связаны с началом и завершением высказывания; положение остальных частей может быть различным. Элементы расположения. 1. Вступление Главная задача вступления - выражение этических отношений ритора к аудитории, определение места данной речи в ряду других и значения темы для аудитории. B слове ? Московском университете святитель Филарет говорит ? причине своего выступления, ? значении Московского университета, но главное - об уместности избранной темы и ? значении поставленной проблемы. Во вступлении проявляются так называемые ораторские нравы - этические свойства, на основе которых устанавливается взаимное доверие между ритором и аудиторией: честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность. Проявление и правильное выражение ораторских нравов во вступлении имеет большое значение: если ритор недостаточно ясно или недостаточно тактично представит аудитории свое отношение к ней и к предмету речи, то последующая установка аудитории будет не просто критической, но отрицательной. Вступление решает следующие задачи: • привлечь внимание аудитории к ритору и предмету речи; • вызвать интерес к проблеме; • установить главные общие места речи, приемлемые для аудитории и ритора; • установить доверие между ритором и аудиторией - создать благоприятное отношение к тем предложениям, которые ритор выдвинет, и к той аргументации, которую он применит. ? обычном вступлении решаются только перечисленные задачи. Помимо обычного вступления иногда используются особые формы вступления, которые связаны с более сложными отношениями между ритором и аудиторией. Вступление с ораторской предосторожностью. Применяется, когда аудитория настроена отрицательно к позиции ритора: например, если в речи предлагается принять закон или решение, против которых аудитория выступала или которые, по мнению аудитории, несовместимы с ее интересами. Вступление с ораторской предосторожностью можно видеть в речи П. А. Столыпина "О морской обороне," произнесенной в Государственной Думе 24 мая 1908 года. "После всего что было тут сказано ? морской смете, вы поймете, господа, то тяжелое чувство безнадежности отстоять испрашиваемые на постройку броненосцев кредиты, с которым я приступаю к тяжелой обязанности защищать почти безнадежное, почти проигранное дело. Вы спросите меня: почему же правительство не преклонится перед неизбежностью, почему не присоединится к большинству Государственной Думы, почему не откажется от кредитов? Ведь для всех очевидно, что отрицательное отношение большинства Государственной Думы не имеет основанием какие-нибудь противогосударственные побуждения; этим отказом большинство Государственной Думы хотело бы дать толчок морскому ведомству, хотело бы раз навсегда положить конец злоупотреблениям, хотело бы установить грань между прошлым и настоящим. Отказ Государственной Думы должен был бы, по мнению большинства Думы, стать поворотным пунктом в истории русского флота; это должна быть та точка, которую русское народное представительство желало бы поставить под главой ? Цусиме для того, чтобы начать новую главу, страницы которой должны быть страницами честного, упорного труда, страницами воссоздания морской славы России. Поэтому, господа, может стать непонятным упорство правительства: ведь слишком неблагодарное дело отстаивать сущеcтвующие порядки и слишком, может быть, недобросовестное дело убеждать кого-либо в том, что все обстоит благополучно. Вот, господа, те мысли или приблизительно те мысли, которые должны были возникнуть у многих из вас; и если, несмотря на это, я считаю своим долгом высказаться перед вами, то для вас, конечно, будет понятно, что побудительной причиной к этому является вовсе не ведомственное упрямство, а основания иного, высшего порядка. Мне, может быть, хотя и в слабой мере, поможет то обстоятельство, что, кроме, конечно, принципиально оппозиционных партий, которые всегда и во всем будут противостоять предложениям правительства, остальные партии не совершенно единодушны в этом не столь простом деле, и среди них есть еще лица, которые не поддались, быть может, чувству самовнушения, которому подпало большинство Государственной Думы. Это дает мне надежду если не изменить уже предрешенное мнение Государственной Думы, то доказать, что может существовать в этом деле и другое мнение, другой взгляд, и что это взгляд не безумен и не преступен." Вступление с ораторской предосторожностью строится следующим образом: • Ритор присоединяется к эмоциональной оценке проблемы аудиторией и высказывает огорчение тем, что ему приходится выступать в столь сложных обстоятельствах. • Ритор устанавливает топы, в основном нравственного характера, но также и специальные, связанные с технической стороной вопроса, которые объединяют его с аудиторией (в примере - патриотические чувства и стремление к благу отечества, ответственность за общее дело); эти общие места представляются как наиболее значимые. • Ритор высказывает понимание позиции аудитории и уважение к ней, но при этом указывает на чувство долга и необходимость, которые побуждают его отстаивать свою позицию. • Ритор представляет позицию аудитории как коллективную и вызванную естественной эмоцией (чувство внушения), но не как самостоятельную, продуманную и трезвую, что не утверждается прямо, но подразумевается. • Ритор стремится показать, что аудитория в своих подходах к проблеме неоднородна, и находит те пункты, в которых можно разделить аудиторию. • Мнению аудитории, основанному на эмоции, ритор противопоставляет необходимость трезвого, всестороннего и самостоятельного анализа проблемы, руководствуясь теми общими местами, которые объединяют ритора с аудиторией. Тем самым он отвлекает аудиторию от коллективной эмоции, максимально разделяет ее и начинает организовывать группу своих сторонников, сочувствующих и готовых, по крайней мере, выслушать и оценить его аргументы. • Общие с аудиторией позиции ритор противопоставляет расхождениям как существенно менее важным. • После вступления с ораторской предосторожностью рекомендуется сразу переходить к аналитической технической аргументации - доказательствам, которые требуют внимания и понижают эмоцию. Вступление с ораторской предосторожностью обычно бывает более пространным, чем обычное вступление, потому что вступительной частью речи ритор успокаивает аудиторию и достигает более тесного речевого и эмоционального контакта с ней. Вступление еx аbruрtо. Этот тип вступления применяется, когда аудитория сильно возбуждена, и ритору нужно успокоить ее, прежде чем перейти к изложению проблемы. Главная задача вступления еx аbruрtо - добиться внимания аудитории и сохранить единодушие с ней на протяжении всей речи. Классический пример вступления еx аbruрtо - начало первой речи Цицерона против Катилины. "Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек все еще жив." Смысл вступления еx аbruрtо в том, что оратор не пытается переломить эмоцию аудитории, но, наоборот, присоединяется к ней и еще возбуждает ее, делая это до тех пор, пока эмоция не достигнет предела и тем самым не разрядится. Иногда в этот переломный момент оратор стимулирует аудиторию к совместному действию, например, к пению гимна, скандированию лозунгов и т. п. После этого оратор переходит к основной части речи, поддерживая, однако, достаточно высокий уровень эмоционального напряжения. Технически такое вступление, как это видно из примера, концентрирует внимание на полемическом противнике. Оратор обращается к нему, использует фигуры диалогизма (обращения, вопросы, указания, воззвания, заимословие) с тем, чтобы эти диалогические приемы стали собственными словами аудитории. Вступление еx аbmрtо требует от оратора хорошей техники и самообладания, умения говорить с аудиторией ее языком и способности поддерживать высокий уровень эмоции на протяжении всей, часто весьма пространной, речи. Общие рекомендации. q Следует отнестись к вступлению с особым вниманием, так как от него зависит последующий успех речи. q Важно обратить внимание на ораторские нравы: честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность, не навязывая, однако, себя аудитории: ритор именно проявляет эти качества, а не говорит ? них. q Вступление должно быть умеренно эмоциональным, оратор входит в речь постепенно; если речь начата слишком энергично, то эмоции аудитории будут угасать по ходу речи, а сам ритор быстро устанет и не сможет долго удерживать на пряженный строй речи. q Вступление должно быть максимально кратким, затянутое вступление приводит к тому, что ритор и аудитория утрачивают представление об основном содержании речи. q Следует избегать посторонних источников вступления, всякого рода историй, примеров из жизни ритора, анекдотов и подобного: вступление не должно отвлекать аудиторию от главного содержания речи и должно быть связано с ее основным положением. q Вступление произносится или читается первым, а сочиняется в последнюю очередь; только составив и подготовив речь, следует обратиться к вступлению. q Приступая к публичному выступлению, оратор всегда сталкивается с более или менее неожиданной ситуацией, и заранее подготовленное, а тем более написанное, вступление может ему повредить. q Стиль вступления должен быть простым, не следует употреблять незнакомые аудитории, ученые, труднопроизносимые слова и сложные конструкции; во вступлении оратор использует язык аудитории, но при этом ни в коем случае не прибегает к низким, грубым, нелитературным словам и выражениям. 2. Предложение. Предложение (теза) представляет собой тщательно сформулированное применительно к обстановке, строению, конкретной композиции произведения главную мысль - тему (см. раздел Изобретение). ? отличие от этой главной мысли, само наименование - предложение -подразумевает решение, которое предлагается на рассмотрение аудитории. Предложение остается главной мыслью, которая развертывается в текст высказывания, обосновывается и воспроизводится во всех его частях. Предложение обычно находится в начале высказывания: либо непосредственно после вступления, либо после разделения предмета, либо после изложения (как в речи святителя Филарета), либо даже после опровержения, особенно когда опровержение помещается в начале речи. Иногда предложение помещается в конце речи, статьи или книги и совпадает с выводом. Что касается построения предложения, то оно может быть простым по форме: "... вы делом исповедуете, что Христос есть Божия премудростъ поучающая u Он же естъ предмет поучающей премудрости - истина: что Господь дает премудрость наставляющим, u от лица Его познание u разум в наставляемых" (Притч. 2:6). Предложение может быть и развернутым, то есть содержать в себе некоторое обоснование, которое называется положением: "...цель у правительства вполне определенна: правительство желает поднять крестьянское хозяйство, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, u просвещение, там u настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих u представить их в неотъемлемую собственность." ?. ?. Столыпин здесь использует не только развернутое, но и разорванное предложение, части которого разделены вставной конструкцией: сначала дается положение, которое развертывается вставной частью, а затем - собственно предложение. |
|
| Полезная информация: |