Семинарская и святоотеческая библиотеки |
|
если человек
хочет этой жизнью жить дальше. Если же он только формально хочет
совершить
крещение, то в этом нет смысла. Это профанация, и может быть только в
осуждение. И нужно сказать, что
испытываешь большую радость, когда крещеные приходят на другой день или
через несколько
дней на литургию. И участвуют в
литургии и причащаются сознательно, то есть они уже не формально это совершают,
они уже решили
потрудиться и еще раз придти, и хотят теперь начать жизнь
Церковную на
самом деле, лишь бы только это не было формально — еще один
раз приду и все.
Нужно, чтобы они поняли, что это новая их
жизнь начинается, и теперь они должны приходить постоянно.ТАИНСТВО БРАКА
В современной церковной жизни есть некоторые наиболее трудные для духовного восприятия моменты церковной жизни, которые особенно повреждены в истории и в человеческом сознании. К таким более всего «пострадавшим» прежде всего относятся таинства крещения, брака и покаяния. Но есть для восприятия таинства брака еще и особенное препятствие — дело в том, что само по себе это таинство, как и православное учение о браке, очень трудно. Оно далеко не полно изучено в богословской литературе, да и литературы о нем в православии очень мало. Католическое богословие о браке нельзя признать удовлетворительным, поскольку его отправные точки совершенно не сходны с православным учением, и большая часть написанного в католицизме о браке страдает существенным искажением основных христианских, православных принципов. На русском языке имеется лишь несколько работ. Книга Л.С. Павлова «Пятидесятая глава Кормчей книги как исторический и практический источник русского брачного права» — конца прошлого века. Она посвящена практике совершения брака, а также церковному законодательству о браке. Другая книга «Христианское учение о браке» Н. Страхова (Харьков, 1895 г.) большее внимание уделяет нравственному значению брака. О браке писали русские религиозные философы: Бердяев, Розанов и другие. При том, что их взгляды не всегда согласуются с православным церковным учением, эти философы хорошо почувствовали недостаточность историко-канонического и морального подходов, которые имелись в русском богословии. Более полной с точки зрения богословской явилась книга С. В. Троицкого «Христианская философия брака», изданная в Париже в 1932 г. Но есть и более поздняя замечательная работа прот. Иоанна Мейендорфа «Брак и Евхаристия». На русском языке она печаталась в «Вестнике РСХД» (номера: 91, 92, 93, 95, 96, 98) (Париж, YMCA-PRESS, 1969 и 1970 гг.). Здесь является нам современный богословский взгляд на православное учение о браке, хотя не ставится задача изучения его чинопоследования. Вначале уместно вспомнить замечательное изречение: «Браки совершаются на небесах». Здесь кратко и благодатно выражена вера в то, что соединение двух людей в браке не может быть плодом страстей. Это есть событие онтологическое, имеющее свое сущностное, бытийное содержание, выходящее за рамки моральных, нравственных, социологических, юридических проблем. Брак не может быть понят и как естественное удовлетворение физиологических или душевных потребностей человека. Православное учение о браке утверждает, что настоящий православный брак — есть таинство, то есть событие духовное, принадлежащее к духовной реальности, к духовному бытию. Прежде всего нужно вспомнить, что создание мужского и женского пола описывается в книге Бытия как дело особенного Промысла Божия. Каждый день творения заканчивается словами о том, что Господь посмотрел и увидел, что все сотворенное «добро зело». Когда же Господь сотворил первого человека Адама, то через некоторое время сказал: «Не хорошо быть человеку одному». Удивительный контраст: до сих пор все было хорошо, а вот Адам не нашел полноты жизни один. И Господь, увидев это, сотворил ему в помощника жену. Это было необходимостью, без жены бытие человека не было полным, оно не было «добро зело». Таким образом, замысел Божий не осуществился, пока не была сотворена жена. И только вместе мужской пол и женский достигают той гармонии и полноты, которые достойны замысла Божия о человеке. В Новом Завете во Христе нет ни мужеского пола, ни женского, но «нова тварь». Мужской и женский пол имеют одну природу, то есть онтологически нет существенной разницы между мужчиной и женщиной. Достоинство мужчины и женщины пред Богом одинаково, но они отличаются между собой как две части одного целого. Ни одна из этих частей не может быть полной без другой, пока не достигнуто единство, или без какого-то особенного действия благодати Божией. Учение о сущности отношений между мужчиной и женщиной только в христианстве достигает той полноты, красоты и совершенства, которых нет больше ни в каком ином учении, ни в какой другой философии. Это учение совершенно естественно выражается в учении о браке. Брак понимается в христианстве как онтологическое соединение двух людей в единое целое, которое совершается Самим Богом и является благодатным Божиим даром. Во-первых, когда Бог сотворил жену и привел ее к Адаму, это был дар красоты и полноты жизни, во-вторых — дар падшему человеку, который в этой полноте находит путь к преображению, к совершенству и совершенствованию, промыслу Божию, к осуществлению своего предназначения, к Царствию Божию. Всякое другое отношение к браку, например, в других религиях и учениях, или то, которое сейчас доминирует в мире, христианами может быть воспринято как профанация брака, катастрофическое снижение понятия о браке и человеке, как унижение человека и замысла Божия о нем. Естественно, что брак может быть только тогда настоящим и духовно плодотворным, когда он совершается Богом, когда есть воля, и благословение, и благодатное действие Божие, соединяющее двух людей. Поэтому и первые христиане, и церковное сознание нашего времени не мыслят брак без того особого действия Церкви, которое называется таинством, которое имеет чудотворную, благодатную силу, дающую человеку дар нового бытия. Первым чудом Христовым, описанным в Священном Писании, было чудо в Кане Галилейской на брачном пире. Оно понимается Церковью как благословение брака, и Евангелие об этом чуде читается в чинопоследовании брака. Образ брака очень часто используется в Священном Писании, особенно в Евангелии и в творениях святых отцов. Брачный пир — один из самых ярких христианских образов, образ жениха являет образ Христа, а апостол Павел прямо называет Церковь невестой Христовой. В послании к Ефесянам апостола Павла, которое читается в чинопоследовании брака, апостол уподобляет брак мужчины и женщины браку Христа и Церкви: «Тайна сия велика есть, Аз глаголю во Христа и во Церковь». Таким образом, апостол уподобляет с одной стороны, отношения Христа и Церкви браку мужчины и женщины. С другой стороны, отношения мужчины и женщины уподобляются браку Христа и Церкви. Этот образ удивительно глубок и он является гарантией того высокого и прекрасного, исключительно чистого понимания брака, которое мы находим в христианстве. Он является источником для православного богословия о браке, о таинстве брака. Среди языческого разврата и моральной распущенности, когда отношения между людьми были сведены к самым ужасным, иногда противоестественным, извращенным обычаям, христиане сразу поняли, что настоящий брак должен иметь особенное благодатное установление. Но то, что называется чинопоследованием брака, вначале было совершенно иным. Чин венчания, который теперь находится в Требнике, был установлен очень поздно, позднее чем чины большей части других таинств, только в IX веке. Позднее установление этого чина имеет существенные исторические причины. Все чинопоследования в истории рождались не сразу и во времени видоизменялись, история их развивала, приспосабливала к потребностям эпохи, историческое развитие христианской церковной жизни требовало и естественно включало в себя соответствующее развитие чинопоследований и обрядов. Тем не менее, о чинопоследовании брака, вероятно, можно сказать, что его развитие в Церкви совершилось не вполне благополучно, и даже в какой-то степени неблагоприятно. Первые христиане не мыслили свою жизнь без евхаристии, и вне евхаристии. Христианская жизнь началась как жизнь евхаристической общины, в центре которой была Вечеря Господня. Именно евхаристия была той полнотой, которая рождала все остальные формы христианской жизни, была источником и полнотой всех таинств. Таинство брака, как и все остальные таинства, было укоренено в евхаристии, но можно сказать, что оно принадлежало евхаристии в большей степени. Если крещение, например, имело изначально свой особенный чин — погружение в воду, миропомазание совершалось особенным действием, таинство священства совершалось возложением рук епископа, то таинство брака первоначально свершалось просто совместным участием в евхаристии. Ничего другого не предлагалось для совершения брака. Первые христиане сознавали, что вне особого благодатного действия Церкви настоящего брака быть не может. Они сознавали это сильней, чем теперь сознаем это мы. Но таинством они считали благодатный Божий дар, который дается двум членам Церкви, получающим благословение епископа или священника, то есть — благословение Церкви. Этот благодатный дар дается в евхаристии, в общем причащении Тела и Крови Христовой. Приходили причаститься вместе по благословлению епископа, и вся община знала, что эти двое начинают сегодня свою новую жизнь у чаши Христовой, принимая вместе благодатный дар единства и любви, которая соединит их в вечности. Так понималось таинство брака древними христианами. Теперь очень часто обнаруживается понимание противоположное, конечно, не в Церкви, а около нее. Церковное учение всегда в главном остается тождественным самому себе, но те, кто сегодня мнит себя христианами, к сожалению, в своем подавляющем большинстве забыли его. Большая часть венчаний совершается сегодня над людьми, которые, может быть, никогда в жизни не причащались и причащаться не собираются, которые приходят в церковь из разных соображений. Некоторые для того, чтобы красиво начать свою жизнь, их не удовлетворяет дворец бракосочетаний, им хочется, чтобы на их головы возложили венцы, чтобы был совершен красивый обряд. Действительно, венчание — очень красивый обряд, и это ведет многих в храм. Приходят венчаться потому, что чувствуют какую-то недостаточность ЗАГСа, несмотря на свою нецерковность и безрелигиозность, все же понимают, что брак — это нечто большее, чем запись в книгах гражданского состояния. Только улыбку брачующихся может вызвать момент, когда сотрудница ЗАГСа объявляет их мужем и женой и велит им обменяться кольцами. Они чувствуют, что в этом есть что-то недостаточное, даже что-то карикатурное и хотят восполнить это в церкви. Они знают, что в церкви все восходит к другому источнику, в церкви действует особенная благодатная сила. Многие приходят венчаться, чтобы охранить себя от разных неприятностей, такая охранительная психология очень распространена в нашем народе, и очень часто является двигательной силой для современных людей, когда они приходят в храм и просят крещения, молитвы, ставят какую-нибудь свечку, или хотят венчаться для того, чтобы приобрести некую безопасность и счастье. Приходят и говорят: «Мы хотим повенчаться, мы верим, что будет нам дана какая-то сила, она будет нас охранять и сделает наш союз особенно прочным». В наше время, когда браки то и дело кончаются разводами, брачующиеся часто хотят, чтобы их повенчали, им кажется, что они обретут помощь, смогут легче сохранить свою семейную жизнь. Такая охранительная позиция, конечно внушает сочувствие и жалость, конечно хочется помочь, и в этом невозможно не увидеть серьезных намерений. Естественно, что человек, который пришел с сердечной болью, с желанием получить какую-то помощь свыше, когда начинается его новая жизнь, заслуживает и вызывает сочувствие к себе, хочется его повенчать, но надо сказать, что и это отношение является профанацией таинства брака, так же как и другие такого рода соображения. Почему профанацией? Потому что таинство брака немыслимо вне церкви, как и все остальные таинства. Таинство брака может быть действенным, может быть совершено достойно только тогда, когда оно совершается Церковью внутри Церкви, для членов Церкви. Только члены Церкви могут быть соединены в новую малую Церковь, которой богословы часто называют христианскую семью, малая домашняя Церковь состоять может только из членов Церкви. Нельзя сделать малую Церковь из людей, которые членами Церкви не являются. Поэтому достойным отношением к таинству брака является только то отношение, когда люди приходят в Церковь, чтобы получить благословение Божие, дар благодатной любви для новой, особенно полной жизни в церковной глубине и полноте, когда они просят у Бога особенный дар любви, соединяющий этих людей в Царствии Божием навечно, а не только здесь на земле. Такое понимание брака само собой определяет очень важную норму: христианский брак может быть только моногамией по самому смыслу, по самой сущности своей. Исключение из этого правила не может быть нормой, и даже в виде исключения иная позиция не может считаться нормальной. Изучая Таинство брака, необходимо обратиться к истории. Прежде всего нужно вспомнить, как учит о браке Ветхий Завет. Ветхозаветное учение о браке исходит из совершенно других представлений, чем новозаветное. Там было представление о том, что вечная жизнь возможна для человека в его потомстве и не было достаточно ясного учения о царствии Божием, о жизни будущего века. Евреи ждали мессию, который придет на землю и переустроит земную жизнь, устроит некое царство, где евреи будут господствовать и где наступит блаженство именно еврейского народа. Спасение и участие в этом блаженстве понималось евреями как достижение этого будущего мессианского царствования их потомками: если потомки доживут до мессии, до будущего мессианского царства, то предок будет спасен. Они верили, что человек живет в своих потомках, это и является его вечной жизнью. Исходя из такого взгляда, бездетность воспринималась как проклятие Божие, как лишение вечной жизни. Это было для них такое наказание, как для христиан ад, но ветхозаветные иудеи понимали это наказание просто как лишение вечной жизни. Это значило, что такой человек отвержен Богом за грех, и он подвергался поношению за бесчадство. Иоаким и Анна подвергались поношению бесчадства, их даже не допустили в храм приносить жертвы, считая, что они особенные грешники, раз Бог не дает им детей. Такое учение о вечной жизни и спасении, естественным образом, вызывало специфический взгляд на брак. Брак считался способом достижения этой вечной жизни. Главная цель брака — это деторождение с точки зрения ветхозаветного иудея. Именно для того, чтобы иметь потомство, нужно было быть в браке, поэтому у иудеев не было женщин, которые оставались вне брака. Состояние безбрачия воспринималось как состояние отверженности и проклятости, это особенно относилось к женщинам. Как вы помните, были назореи, мужчины, которые оставались вне брака (уже в позднее время), но женщины должны были все быть выданы замуж, должны были рожать детей обязательно, и естественно, что такая норма вызывала другую, допускалось многоженство, допускался конкубинат, то есть сожительство. Был специальный закон о ливерате. Ливерат — это закон Моисея о том, что если у какого-то иудея не будет детей, и он умрет, то брат его будет обязан взять его жену и восстановить семя брату своему. Дети, которые родятся от второго брата, зачисляются первому брату, чтобы он был не лишен вечной жизни, был спасен заботой другого брата. Ливерат — специфическое учение, для нас совершенно непонятное, но иудеями оно воспринималось как высокая нравственная норма. Изучающий родословную Христа, приведенную в Евангелии, сталкивается с проблемой, как провести родословную линию — потому, что среди предков Христовых существует довольно много ливератных детей. Не совсем понятно, к какому отцу их причислить, к отцу по естеству или к отцу по закону. Один евангелист проводит линию через естественного отца, а другой через законного отца, через отца, к которому эти дети были зачислены — получается разное родословие, и в нем не очень просто разобраться. Такой ливерат нисколько не считался нарушением верности или целомудрия в Ветхом Завете и, конечно, он не считался прелюбодеянием, и законная жена не могла быть недовольна тем, что ее муж должен был взять еще и жену своего умершего брата. Естественно, что в таком отношении к браку мы видим неравенство между мужчиной и женщиной, видим глубокое несовершенство их отношений. Действительно, если жена нужна только для того, чтобы родить детей, обеспечить потомство, то брак будет несовершенным, это ущербное представление о браке. Учение о браке в Новом Завете резко отличается от ветхозаветного именно в том, что основной его смысл в любви и вечном единстве супругов. Нигде в новозаветных текстах не говорится о деторождении, как о цели или как об оправдании брака. Особенно ясно это из тех евангельских текстов, где рассказывается, как Христос отнесся к закону ливерата. Вы помните, как ко Христу пришли саддуккеи и задали ему вопрос, на который они получили неожиданный ответ. Этим вопросом они хотели поставить Христа в тупик, или хотели его обличить в том, что он неправильно относится к закону Моисея. Вопрос был такой: некий иудей умер, и осталась у него жена. Жена эта, по закону ливерата, досталась второму мужу, потому что первый был бездетным, у второго мужа тоже не родились дети, тогда жена его перешла к третьему брату, и так до семи братьев. Дети не родились ни в одном из этих браков, потом умерла жена. Вопрос — чьей женой будет она в вечной жизни? Вопрос этот имел целью опровергнуть учение Христа о вечной жизни, которое саддуккеи отвергали. Христос отвечает им совершенно неожиданно. Он говорит, что в Царствии Божием не женятся и не выходят замуж, но пребывают как ангелы Божии. Вопрос о том, чьей женой будет эта женщина в Царствии Божием, лишен смысла. Таким образом, сама постановка вопроса, которая исходила из понимания брака как способа деторождения, как предназначенного для деторождения, Христом отвергается. Это не значит, что Христос учит о временности брака, это не значит, что Христос отвергает соединение мужа и жены в вечности. Здесь говорится о том, что в вечности не будет тех земных, плотских отношений, которые неизбежны в этой жизни, они будут другими, духовными. Есть еще важное место в Евангелии, которое четко формулирует отношение Христа к браку. Это слова Христа о невозможности развода. Вы помните, как Христос говорит, что от начала развод не был разрешен, потому что Бог сотворил мужа и жену, а то, что Бог сочетал, человек да не разлучает. Христос здесь говорит об абсолютном значении того соединения, которое совершает Бог своею благодатью. Муж и жена соединяются онтологически, их союз не должен разрушаться от человека, поэтому развод не может иметь Божьего благословения. С точки зрения православной, церковной развод невозможен. Есть еще одно очень важное место в Священном Писании, которое дает нам необходимую, исходную точку для православного богословствования о браке. Это то место в послании апостола Павла к коринфянам, где Христос говорит, что любовь никогда не престает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Дар любви, который дается в таинстве брака Божиим благословением, это дар вечный, и не может быть любовь упразднена, она не может прекратиться со смертью. Это, конечно, является гарантией, что христианский брак совершается в вечности. Однако, апостол Павел говорит о том, чтобы вдов выдавать замуж. Есть такое место, где первым христианам он отвечает на их вопрос и говорит, что пусть лучше вдовы выходят замуж второй раз. Это место может, конечно, показаться противоречием тому учению о моногамии, которое следует из слов Христовых. Но Церковь всегда учит об идеале, этот идеал святой, праведной, благодатной жизни в царствии Божием, она считает нормой. В то же время Церковь никогда не пытается уйти от реальной жизни, которая наличествует в мире. Именно в эту реальность бытия падших людей пришел Христос для того, чтобы падшую жизнь преобразить. Сам Христос и Церковь никогда и нигде не требуют, чтобы эта реальность по мановению волшебной палочки мгновенно исчезла, превратилась в жизнь абсолютно ангельскую и святую. Эта жизнь земная должна быть преображена и это преображение совершается крестным подвигом Господа нашего Иисуса Христа и его Церкви, и вне этого крестного подвига преображение совершиться не может. Церковь всегда совершенно осмысленно и сознательно идет на встречу человеку в его немощи, в его падшем состоянии и зовет его к совершенству — «Будьте совершенны как совершен Отец ваш Небесный». Это достигается не сразу, и в Церкви всегда действует закон икономии, то есть домостроительства (греческое слово «икономия» переводится как «домостроительство»). Церковь всегда имеет пастырскую задачу, она должна придти и позвать реального человека на путь праведности, помочь ему исправиться, измениться, покаяться и встать на путь Христов. Нельзя потребовать, чтобы каждый грешник мгновенно стал святым, даже великие святые достигали своей святости не сразу. Священное Писание, учение святых отцов, и Православная Церковь всегда, обращаясь к реальному человеку, вынуждена идти на какие-то послабления, возводить человека постепенно к тому идеалу, который сознается как цель и как норма. Таких послаблений в церковной жизни не просто много, а множество. Церковь земная в своей жизни имеет целый спектр состояний на пути к единственной евангельской норме. Древняя Церковь возникла в Римском государстве, и оно имело свое понятие о браке. Это понятие было совершенно не таким, как у древних иудеев, оно в основе своей было юридическим. Модестин (римский юрист) в соответствии с известным юридическим принципом древнего Рима «брак есть не сочетание, а согласие» (Nuptias non concubitus, sed consensus facit) определяет, что «сожительство со свободной женщиной есть брак, а не конкубинат». Брак в понимании римлян — это договор между свободными сторонами, поэтому, между прочим, рабы не могли иметь брака, но только сожительство. Напротив, сожительство между свободными гражданами считалось браком. Характерно, что не евангельская норма, а именно это дохристианское языческое учение о браке стало основой гражданского брачного права в современном цивилизованном мире. Юридическая норма древнего Рима, конечно, могла вызвать только протест у христиан, потому что это подход сугубо формальный. Но христиане жили в Римском государстве, где действовало римское право, и как всегда в истории, христиане не отменяли то право, в котором они жили. Христианство способно жить в любой эпохе и в любых государственных формах, потому что оно не от мира сего, и формы жизни этого мира не могут его повредить, оно возможно при любом строе: рабовладении, феодализме, капитализме, даже при коммунизме. Как же христиане понимали свой брак, когда были свободные и рабы, когда государство понимало брак только юридически, формально? Христиане считали, что есть два необходимых условия для брака. Первое — земное, брак должен быть законным, он должен удовлетворять тем законам, которые действуют в реальной жизни, он должен существовать в той реальности, которая наличествует на Земле в данную эпоху. Второе условие — брак должен быть благословенным, благодатным, церковным. Это относится к вечной благодатной, духовной его природе. Человек двуедин, он принадлежит духовному миру и миру земному, вся его жизнь — двуедина, естественно, что и брак имеет две стороны — земную и духовную. Поэтому необходимо удовлетворить наличному закону, получить церковное, благодатное, онтологическое устроение брака, его таинственное, вневременное, духовное бытие. Современная жизнь во многом напоминает ту древнюю эпоху. Сейчас, как и тогда, требуется, чтобы брак был обязательно узаконен обществом, признан как законное состояние. Это может быть осуществлено в тех формах, в которых принято в данное время регистрировать брак. Предварительно он должен быть объявлен. Раньше устраивались помоловки. Объявляли, что такие-то двое хотят вступить в брак, и общество их воспринимало как жениха и невесту, а затем, когда они венчались, — как мужа и жену. До революции регистрация браков была навязана Церкви, но сущность не менялась — важно было, чтобы брак воспринимался обществом как законный. У современных людей часто возникает вопрос, разве так существенно, чтобы в паспорте стояла отметка? Что это за формализм, почему для Церкви так важно, чтобы была печать в паспорте? Конечно, дело не в формализме. Важно, чтобы люди, которое хотят венчаться, воспринимали свой брак как законный, чтобы они хотели считаться в обществе мужем и женой, чтобы они принимали на себя ответственность за свою будущую жизнь. Это значит, что они будут вместе воспитывать детей, вместе преодолевать все невзгоды, это значит, что они будут иметь общую жизнь. Если люди хотят супружеской жизни, но не хотят ее узаконить, то такие отношения Церковь освятить не имеет право, здесь не может быть совершено церковное таинство. Отношения эти не брачные, не христианские. Это не брак, а сожительство. Брак имеет место только там, где есть любовь и готовность отдать себя друг другу до конца, навечно, где есть готовность к подвигу самоотверженной любви, только такую настоящую любовь и признает Церковь любовью и только такая любовь является основанием для совершения церковного таинства брака. В этом случае ничто не помешает супругам узаконить свой брак. В противоположность древним римлянам, христиане считали брак между рабами таким же браком, как и брак свободных людей, потому что этот брак получает свое бытие в благодатном церковном освящении, благословении Божием. Но римское понимание брака, как и вообще римское правовое сознание, дает в истории очень существенные последствия, имеет особое преемство, которое несет в себе довольно трудные черты римского юридизма. В католическом богословии есть понятие таинства брака, но тем не менее брак понимается в значительной мере как договор. С точки зрения католиков брак есть договор двух сторон о союзе, и само таинство брака понимается как некое заключение договора. Конечно, это не значит, что католики не понимают благодатного устроения брака в таинстве, или не имеют духовного восприятия жизни, но и здесь присутствует чуждый православию юридизм. И это очень существенно для понимания православного восприятия брака. Если брак есть договор, то он действителен до тех пор, пока живы вступившие в договор стороны. Если это есть договор, освященный Богом и имеющий, таким образом, некую абсолютную силу, то этот договор нерасторжим. Поэтому у католической церкви нет и разговора о разводе. Никакой церковный развод не возможен, потому что это было бы нарушением договора, скрепленного благодатию Божией. Но если один из вступивших в брак умер, то договор теряет свою силу и возможен второй брак. Православный взгляд на брак совершенно иной. Брак не есть договор, он есть таинство, дар любви, неразрушимый, божественный. Этот дар нужно хранить и возгревать. Но он может быть утерян. Это не юридическая категория и не юридический акт. Это есть категория духовная, событие духовной жизни. Поэтому древним христианам совершенно было чуждо понимание таинства брака, как некоего момента заключения договора. Они воспринимали таинство именно как принятие благодати Божией. Юридический брак или брак ветхозаветный отличается от христианского брака тем именно, что брак языческий заключается между язычником и язычницей, а брак христианский — между христианином и христианкой. Это не тавтология, но очень существенный, хотя достаточно тонкий момент. Брак имеет свое достоинство в зависимости от того состояния, в котором находятся брачующиеся стороны. Какие люди и как вступают в брак — вот что важно для достоинства брака. Если они приходят с пониманием языческим, то это будет языческий брак, если они приходят как христиане и просят дар благодатной любви, дар Святого Духа, если они способны дар этот принять в свое сердце, потому что они — христиане, потому что они члены Церкви Христовой, которая живет благодатной жизнью в единстве Тела Христова, тогда и эти христиане могут стать малой Церковью. И когда их венчают в плоть едину — это не есть лишь констатация плотского единства, но это есть единство в едином Теле Христовом, которое есть Церковь. Такое понимание брака, такое единство возможно только внутри Церкви, в составе Тела Христова, когда и жених и невеста являются чадами Божиими, чадами Церкви, и тогда их брак и будет христианским, тогда только он и будет таинством. Поэтому древние христиане совершали это таинство во время евхаристии, когда они вместе со всей общиной приступали к Божественной евхаристической чаше, и епископ, и вся община, и сами они сознавали, какой дар они просят здесь у Христа: соединить их друг с другом в союз любви неразрушимый, вечный союз любви Божественной. Об этом просила вся Церковь. Это и было моментом такого облагодатствования их, то есть моментом совершения таинства. Церковь не разрушала и не отменяла того, что было живо между людьми, того, что жило в народе и государстве, но, принимая это содержание жизни, Церковь преображала его благодатию Божией. И это преображение благодатное было необходимо для начала совместной жизни христиан. Святой епископ Антиохийский Игнатий Богоносец так писал о браке: «Те, которые женятся или выходят замуж, должны вступать в союз с согласия епископа, чтобы брак был о Господе, а не по похоти». Освящение епископом или священником брака было свидетельством того, что брак совершается я Церкви, поскольку именно в лице епископа действует здесь вся полнота церковная. Именно епископ или священник являются совершителями этого таинства. У католиков же при понимании таинства, как договора, совершителями этого договора являются договаривающиеся стороны, то есть жених и невеста. Это совсем другое понимание таинства. Чрезвычайно важным для понимания брака является вопрос о второбрачии. У апостола Павла есть слова, где он повелевает вдовам выходить замуж. Является ли это указание противоречием тем словам Христа, где Господь говорит, что от начала «не бысть тако»? Бог сотворил мужа и жену, и «что Бог сочетал, человек да не разлучает». В этом евангельском тексте утверждается абсолютная моногамия брака, невозможность развода, невозможность разлучения брака, и Церковь с древности всегда стояла на той точке зрения, что брак должен быть единственным. В древности второбрачие понималось как нарушение данного Богом закона об абсолютной верности мужу или жене. Потому что таинство брака понималось как соединение вечное. Если у католиков при юридическом понимании брака брак теряет свою силу при смерти одного из членов семьи, то при православном взгляде на брак это не может быть так, потому что брак соединяет людей навечно, и смерть не имеет силы разрушить этот союз. Если понимать брак иначе, тогда что такое таинство, которое продолжается и в Царствии Божием? Тогда весь взгляд на таинство брака должен быть совершенно иным, таким, как у католиков, или еще каким-то, но не таким, каким он был в православии изначала. Если же мы смотрим на брак как на вечный союз, тогда требуется и вечная верность друг другу, которая не может быть отменена и смертью. Таким образом, второбрачие в древней Церкви считалось идеально невозможным. Но Церковь всегда обращена к наличной реальности и не заблуждается на тот счет, что в реальной жизни идеал не всегда достижим. Церковь приходит к живым и грешным людям для того, чтобы грешных спасти и сделать их праведными. Нельзя не считаться с тем, что только немногие люди могут принять такую полноту учения Православной Церкви о браке. Подавляющее большинство людей так жить не может. Апостол Павел повелевает вдовам выходить замуж, потому что иначе происходят гораздо худшие нарушения. Гораздо хуже, если эти вдовы начнут жить блудной жизнью. Пусть лучше они снова выходят замуж, рожают и воспитывают детей и живут жизнью семейной, чем начнется какая-то беспорядочная блудная жизнь. В другом месте у Апостола Павла есть совершенно противоположное указание. Он говорит, что можно выдавать девиц замуж, но лучше соблюдать свою деву, потому что те, кто выходит замуж, будут иметь скорби по плоти, а ему их жаль, поэтому он всем больше желает девственной жизни. Даже говорит: «Желаю вам всем быть как я», — то есть оставаться в безбрачии. Казалось бы, что это противоречивые тексты, но на самом деле нет. Здесь речь идет об идеале, который мы впоследствии стали называть монашеским, а там речь идет о предотвращении греха, о том, что в случае, когда мы сталкиваемся с невозможностью жить чистой жизнью, лучше пойти на уступки и допустить некоторый компромисс, лучше действовать с точки зрения церковной икономии, то есть выбрать меньшее зло. Это нисколько не противоречит первохристианскому взгляду на брак, и отсутствие противоречия здесь видно из той дисциплины церковной, которая первоначально здесь употреблялась: Церковь вторые браки не благословляла так, как она благословляла первые, то есть таинство брака здесь не совершалось церковным обрядом. Это было естественно, потому что таинство брака совершалось через участие в евхаристии, а второй брак воспринимался как грех, как некая уступка плоти, и те, кто выбирал такое послабление, подвергались епитимьи, то есть отлучению от причастия на какое-то время и естественным образом не могли участвовать в евхаристии. Поэтому церковной полноты брака здесь быть не могло. Строго говоря, Православная Церковь никогда не считала второй брак полноценным браком, равным с первым, с тем единственным браком, который должен быть, с тем идеалом брака, который она утверждала. Тем более строго относилась Церковь к третьему браку. Однако в порядке церковной икономии и третий брак допускался, как послабление, нарушение и как брак неполноценный. Но четвертый брак запрещался категорически, он считался уже несовместимым с пребыванием в Церкви. Как же Церковь поступала в случае второго брака? Что же этот брак Церковью уже никак не воспринимался? Нет, это не так. На тех, кто вступал во второй брак, налагалась епитимья. Они не могли приступить к чаше в течение какого-то времени, может быть двух, трех лет, но потом, когда срок епитимьи кончался, когда они проходили определенный путь покаяния и вступали на путь подвига христианской жизни, когда страсти улеглись и уже побеждены в какой-то хотя бы степени, и они могли начать христианскую жизнь снова, Церковь их прощала и допускала к причастию, и они жили опять церковной жизнью. Церковь наличный брак как бы воцерковляла и принимала, но она его не совершала с той полнотой, с какой совершала первый брак. И опять-таки нам это трудно понять, потому что мы мыслим совершенно иными категориями. На нас большое влияние оказало католическое понимание брака, то есть мы опять спросим: «А где же договор? Где же этот момент магического заключения брака?» Этого не было у первых христиан. Таинство брака совершалось общим причащением жениха и невесты. Они приходили в церковь, на них одевали венцы, уже в этих венцах они подходили к чаше. Вся община видела, что они причащаются сегодня не так, как остальные, а именно с особенным значением. Епископ, а впоследствии священник читал особенную молитву о них. Молитва эта бывала обычно очень краткой. Потом сюда, естественно, прибавились другие атрибуты брачного ритуала. Брачный ритуал существовал у всех народов в течение всей истории, и до пришествия Христова. Он был разным у греков, у римлян, других народов, и везде были особые атрибуты. Были выкуп невесты, сватовство, подарки, ритуальные наряды, друзья жениха, свечи, торжественные поезда, когда невесту с особенным торжеством везли на брачный пир и т. д. И конечно, когда христианство пришло в мир, оно не могло себе поставить цель (это было бы просто чудовищно) взять и отменить все это. Все это Церковь допускала за исключением разгульных и развратных моментов, которые существовали у язычников. Церковь старалась, как всегда, очистить эту реальность и воцерковить ее. Поэтому очень быстро церковное совершение брака стало включать в себя некоторые обряды. Например, невесту и жениха определенным образом одевали, приводили в церковь наподобие того, как это было у язычников или древних евреев, в сопровождении друзей. Это было подобно торжественному шествию с факелами, со свечами. В одних случаях постригали и жениха, и невесту, в других случаях обрезывали волосы невесте, потому, что длинные волосы, неостриженные, считались принадлежностью девства. У язычников-греков был обычай перед вступлением в брак обрезать у девицы волосы и приносить их в храм Диане — покровительнице брака, и там их оставлять. Или определенным образом заплетать эти волосы. Многое из этого могло быть оставлено. Таким образом, праздничный, торжественный церемониал брака постепенно входил в церковную жизнь, особенно тогда, когда Церковь перестала быть гонимой. Когда она была гонима, то невозможно было в тайное евхаристическое собрание христиан придти в таких костюмах и с факельным шествием. Но потом, когда христианство перестало быть гонимым, очень быстро эти ритуалы стали воцерковляться, включаться в торжество брака. Но все они в течение долгого времени все равно были привязаны к евхаристии. Приходят ли со свечами, одевают ли особенные платья и постригают ли волосы, все равно все это было внешним оформлением самого главного — того таинства брака, которое совершалось в евхаристическом участии жениха и невесты, в причащении их Тела и Крови Христовой у святой чаши. Но постепенно вместе с таким украшением момента вступления в брак, с пышностью обряда приходит нечто другое. Это другое связано с положением Церкви в государстве. Византия дала совершенно особенное сознание воцерковленности государства, и византийские императоры очень часто теряли необходимую грань и, желая воцерковить всю государственную жизнь, наделяли Церковь такими полномочиями, которые по ее природе ей совершенно неестественны. Делали Церковь как бы неким орудием государственности. И вот, именно такое осознание жизни государства в христианстве и христианства в государстве, соотношения Церкви и государства постепенно привело и к новому пониманию брака в Византии. Император Лев VI, который скончался в 912 г., в 89 новелле выражает сожаление о том, что браки в предшествующих законах рассматриваются лишь как гражданские формальности, и постановляет, что отныне брак, не получивший церковного благословения, не будет называться браком, а будет называться незаконным сожительством. Иными словами, только церковное таинство могло придать браку необходимую законность. Казалось бы, это очень хорошо. И в наше время приходится часто встречаться с таким осознанием Таинства брака и стремлением к тому, чтобы венчание имело такой смысл. Многие священники и сейчас уверены, что невенчанный брак — это блуд, незаконное сожительство. Для того, чтобы считаться мужем и женой, обязательно нужно повенчаться. Именно такое понимание брака высказал совершенно юридично император Лев VI, и таким образом придал таинству брака юридическое значение. Со значением духовным, со значением церковным он соединил значение чисто юридическое, гражданское, государственное, навязал Церкви совершенно не свойственную ей юридическую, законническую функцию. Отныне Церковь уже не просто имела целью дать благодатный дар своим членам, тем, кто хотел его принять, кто стремился к полноте жизни во Христе, хотел свой союз сделать подобным союзу Христа и Церкви, но должна была взять на себя необходимое узаконение брака, и это неизбежно привело к очень тяжелым последствиям, к обмирщению этого таинства. Тот брачный ритуал, который существовал, неизбежно начинает отделяться от евхаристии. Почему? Потому что Церковь, поступаясь из соображений икономии, из соображений компромисса, для того, чтобы не вступить в конфликт с жизнью, поступаясь очень многим, Церковь не могла поступиться самым главным — божественной литургией. Нужно сказать, что всегда во все времена Церковь берегла и охраняла именно евхаристию. Даже во времена самых страшных гонений. Так и здесь нельзя было поступиться евхаристией, и Церковь вынуждена сделать здесь очень существенную реформу. Не всех можно допустить к причастию, и поэтому венчание отделяют от евхаристии. Составляется особый чин, уже вне евхаристии, и само таинство брака начинают понимать уже иначе. В нем теперь меньше присутствует то понимание духовное, которое было изначала, которое брак воспринимало как благодатный дар, и больший удельный вес получает юридическое понимание: брак как договор, брак как законное состояние. Отсюда возникает и еще одно последствие — необходимость для Церкви благословлять вторые браки, потому что вторые браки существуют и они хотят быть законными. Император повелел узаконивать их в Церкви, значит нужно теперь устроить какой-то чин для этих вторых браков, которого не было прежде. Возникает чин венчания второбрачных. Этот чин отличается, что очень характерно, от первого чина очень многим. Во-первых, второбрачные не допускаются к чаше по-прежнему. Во-вторых, молитвы о второбрачных носят совершенно иной характер. Если венчальные молитвы очень торжественные, очень радостные, то молитвы о второбрачных имеют всегда покаянный смысл. Но тем не менее, чин венчания второбрачных создается Церковью. Более того, Церковь оказывается перед необходимостью не только благословлять сомнительные браки, но теперь их приходится и разрешать, то есть иначе говоря, выдавать разводы, делать то, что совершенно противно церковному сознанию, то, что буквально противоречит словам Христа: «Что Бог сочетал, то человек да не разлучает». Такая гражданско-социальная ответственность Церкви обходится ей очень дорогой ценою. Происходит омирщение пастырской миссии, происходит отказ от древне-покаянной дисциплины, которая теперь для большинства граждан империи, конечно, невыполнима. Интересным образом была явлена неправильность этой реформы императора Льва VI. Казалось бы, что он действовал во благо Церкви, но когда императоры вмешиваются в духовную жизнь и начинают ее устраивать для своих гражданских целей, то часто получается плохо. И вот, в данном случае неудача этой реформы и ее нецерковность была проиллюстрирована тем, что император Лев сам принудил Церковь, заставил ее повенчать его четвертым браком, то есть сам показал цену своих реформ. Если бы не было этой реформы, не было бы проблемы. Женился бы хоть десятым браком, к Церкви это не имеет отношения. А теперь, поскольку это нужно узаконить, то он заставил Церковь венчать его, что Церковь всегда не принимала. Но тем не менее, даже и здесь, когда постепенно уже выделился чин венчания из чина евхаристии, все-таки Церковь старалась там, где можно, сохранить полноту таинства, причащая брачующихся запасными дарами. Поэтому на престоле перед таинством брака ставилась чаша с преждеосвященными дарами, и те, кто мог быть допущен к причащению, были причащаемы. В древних чинах в венчании сохранились даже некие молитвы. Например, «чашу спасения прииму» или возглас священника: «преждеосвященная святая святым» — те молитвы, которые употреблялись на литургии преждеосвященных даров. Такой чин с причащением запасными дарами сохранялся в Церкви даже до XV века. Замечательно то, что браки, которые не были связаны с церковной жизнью человека, то есть которые были заключены до крещения, Церковью считались не бывшими. Поэтому Церковь принимала много крещеных, вступающих в брак, как единобрачных. Считалось, что они вступают в первый брак. Они допускались к причастию и к совершению таинства. Более того, взгляд на абсолютное единобрачие, на полную моногамию сохранился для священнослужителей. Но это совершенно естественно, что идеальная норма должна быть обязательна для тех, кто желает служить Церкви. Они должны показать пример. Поэтому священник не имеет права жениться во второй раз, если он овдовел, и не имеет права жениться не на девице. Точно такое же по строгости апостольское правило: священство не может принять не девственник. То, что было до крещения, считается Церковью как не бывшее. Но, если после крещения была нарушена девственность, то по строгости апостольского правила такой не может быть допущен к принятию священства. Но интересно, что новокрещеный мог вступить во второй брак с христианкой и быть допущен к рукоположению в священный сан как единобрачный. Это 17 апостольское правило. Это иллюстрирует то, как христиане понимали силу таинства крещения. Они действительно понимали его как смерть для прежней жизни и рождение в жизнь новую. И интересно также и то, что если нехристианская семья принимала крещение и вместе приходила к святой чаше, то обряд венчания над ней не совершался в древности. Считалось, что она находится теперь в церковном браке. Вот все эти сведения для нас очень важны для того, чтобы понять отношение к браку Православной Церкви. Здесь еще следует сказать о смешанных браках. Смешанным браком называется брак между православным и католиком, между православным и протестантом. Такие браки допускались Священным Синодом. Было специальное постановление Синода, которое допускало такие браки, допускало их интересным образом. Они допускались в том случае, если православная сторона получает согласие неправославной и воспитывает своих детей в православии. Только в том случае можно было заключить такой брак церковный в России, если протестантка-мать соглашалась, выходя замуж за православного, что дети будут крещены в православие и будут ходить в православную Церковь. И наоборот, если протестант — отец, то он все равно соглашается детей своих крестить в православие. Вы знаете, что есть замечательные примеры спасительности такого брака. Например, княжна Елизавета Федоровна вышла замуж за Великого князя Сергея Александровича будучи протестанткой, и их повенчали по двум обрядам: по православному и по протестантскому. Уже потом, проживя в этом браке семь лет, Елизавета Федоровна совершенно свободно, не испытывая давления со стороны своего мужа, сама приняла православие и стала, как вы знаете, подвижницей Православной Церкви. Но тем не менее, несмотря на такие примеры, древняя Церковь не знала здесь никаких компромиссов. Она считала, что брак между православным и инославным невозможен потому, что истинный брак может быть только внутри Церкви. Если невозможно приступить к святой чаше вместе, значит, невозможно и таинство брака. И разрешение смешанных браков являлось и является в наше время существенным компромиссом, существенной уступкой, и такой брак тоже все равно не считается полноценным, и напрасно настаивают и думают некоторые, что это вполне хорошо и ничего здесь нет сомнительного. Соборы — Лаодикийский, Карфагенский, Халкидонский — определяют, что подобные браки, заключенные по гражданскому закону, должны быть в Церкви расторгнуты, как условие для принятия церковных таинств. Вступающий в такой брак не может быть допущен к евхаристии. Если православный человек женится на неправославной, или православная девица выйдет замуж за неправославного, то она, таким образом, теряет возможность приступить к святой чаше. И если она хочет вернуться к евхаристической жизни, то должна расторгнуть свой брак православная сторона. Тем более, конечно, это так в случае, когда православный человек женится или выходит замуж вообще за нехристианина. Такие браки запрещались еще апостольским правилом и считались предательством Церкви, предательством Христа, и влекли за собой пожизненное отлучение от Церкви. В наличной нашей жизни церковной, везде и всюду существуют всевозможные попустительства и всевозможные послабления, очень часто уже преходящие всякую меру компромисса. Тем не менее следует совершенно точно и твердо утверждать, что и в наше время брак с нехристианами во всяком случае совершенно невозможен и недопустим для православного человека. Это есть измена Церкви и выход из нее, и лучше для священников не дерзать на такие эксперименты и чрезмерные послабления. Это совершенно естественно: брак понимается Церковью как союз, как единство во Христе, как вечное единство в Царстве Божием. Какое же может быть единство с человеком, не имеющим даже веры во Христа? Каким может быть этот союз между людьми, которые не могут вместе причаститься, которые будут ходить в разные храмы? О каком единстве может быть речь между протестантом и православной, например? Это единство, конечно, будет сугубо временным, земным, и никакой полноты христианского брака здесь быть не может. Католическая церковь отрицает развод в принципе, и есть мнение, что Православная Церковь разрешает развод. Так ли это? Нет, это не так, «что Бог сочетал, человек да не разлучает». И никакого разрешения разводиться, никакого развода церковного быть не может в принципе. Есть, правда, слова Христа, которые продолжают уже процитированное мною место «что Бог сочетал, человек да не разлучает». Христос говорит: «кроме вины прелюбодеяния». В том случае, если один из членов брака изменил, прелюбодействовал, тогда возможен развод, — можно так подумать, но это не так. Не возможен развод, а тогда брака уже не существует, брак разрушен, брак как единство исчез. Это единство умерщвлено, убито. Ему нанесена смертельная рана. Поэтому Церковь здесь вправе совершенно естественно признать, что брака больше нет. Он был заключен Церковью, это было Таинство, оно было совершено Церковью, но его больше не существует. Подобно этому Церковь воспринимает наличные разводы по другим причинам. Сейчас, как вы знаете, разводов чрезвычайно много. Церковь и раньше признавала разрушение брака в случае, скажем, психической болезни одного из супругов, когда была невозможна почему-либо супружеская жизнь и, таким образом, не было главного содержания брака, любви, не было единства. Если это единство почему-либо разрушилось, то Церковь признавала, что брака больше нет, и не разрешала развод, а принимала его, принимала это отсутствие брака. И теперь, конечно, когда браки, слава Богу, регистрируются не Церковью, а гражданскими учреждениями, Церковь точно так же принимает, что брака нет, если совершен развод. Если бывшие муж и жена почему-либо разошлись, потому что разлюбили друг друга или изменили друг к другу, одним словом, они разошлись, брака больше нет, Церковь принимает это как факт. Она констатирует этот факт, и в порядке церковного послабления, пастырской заботы о спасении людей идет на уступки человеческой немощи и позволяет иногда второй брак, отнюдь не считая его равноценным первому браку, отнюдь не считая, что второй брак является точно таким же, как первый брак. Такой второй брак не должен быть повенчан так, как первый. Существует чин для второбрачных, и должна быть наложена епитимья, запрещающая приступать к евхаристической чаше таким разведенным. Всякое чинопоследование имеет свою историю, более или менее сложную, очень часто эта история малодоступна в своей главной части, потому что история первых веков христианства редко доносит до нас первые богослужебные чины. Но если большая часть чинопоследований таинств уходит в глубокую древность, то чинопоследование брака составляет исключение. Это чинопоследование в основных своих чертах сложилось в IX–X вв. и позже развивалось. Сохранилось много исторических источников, которые позволяют проследить это развитие. Таким образом, история этого чинопоследования может быть ярко и довольно полно прослежена. Сохранились очень полные рукописи: рукопись VIII в. — Кодекс Берберини, рукопись синайской библиотеки 957 года, рукопись синайской библиотеки «Канон иклисиатикус» (середина XII в.), рукописи Лавры Афанасия Афонского 88 и 105 (XV в.). Эти рукописи дают яркую картину того, как постепенно формировалось чинопоследование таинства брака. Они очень полно и научно описаны в лекциях по богослужению проф. А.А. Дмитриевского. Чинопоследование брака состоит из двух частей — обручения и венчания. Такое разделение на две части имеет очевидный духовный смысл: первая часть подготовительная и вторая часть главная, — подобно тому, как крещению предшествует оглашение, как Литургии верных предшествует Литургия оглашенных и т. д. Но здесь есть еще и историческая причина. Дело в том, что чинопоследование брака стремилось церковно оформить те обычаи, которые бытовали у разных народов издревле. Брак есть, конечно, кульминация в обрядовой жизни народа: брачные песни, наряды, традиции представляют наиболее яркую часть в творчестве разных народов. И сейчас, когда фольклористы собирают песни, они специально интересуются брачными песнями. Так было всегда, здесь всегда была развита народная традиция, народное искусство, обычаи разных религий находили здесь наиболее яркое воплощение. И христианство старается личную жизнь воцерковить и имеющиеся формы личной жизни очистить от всего несовместимого с христианством, остальное воцерковить и наполнить христианским смыслом, одухотворить. В древности был обычай, когда браку предшествовал договор, сватовство, сговор, и у разных народов в разные времена это по-разному оформлялось, иногда нужно было давать выкуп за невесту, иногда подписывать некоторые соглашения. В древности у некоторых народов все это очень пышно оформлялось, и заключение договора ¾ сговор ¾ уже считался заключением брака. Это бывало по-разному, но всегда можно было выделить момент предварительного сговора и факт брака ¾ свадьбу. В древности была традиция особенные отношения между людьми или особенные состояния человека отмечать ношением или обручением кольцом. Такой обычай тоже не был придуман христианством, а взят из жизни. В Требнике находим «Последование, бываемое о обручении». Здесь говорится: «По Божественной литургии священнику, стоящу в святилище (то есть в алтаре), предстоят хотящий спрягатися пред святыми дверьми (то есть в притворе, так как святыми дверями назывались не царские двери, а двери, ведущие в храм из притвора), муж убо одесную, жена же ошуюю. Лежат же на десней стране святыя трапезы перстни, их два, златый и серебряный, серебряный убо уклонялся к десным, златый же к левым, близ друг друга. Священник же назнаменует главы подневестным трижды, и дает свечи возжжены, и введет я внутри храма, кадит крестовидно, и глаголет диакон: «Благослови, Владыко». Перстни, то есть кольца, прежде, чем будут обручены жених и невеста, освящаются тем, что кладутся на Святой престол, золотой перстень предназначен мужу, потому что он глава жены, серебряный предназначается для невесты, золотой перстень лежит на правой стороне престола ближе к центру, а серебряный ¾ ближе к краю. Взяв эти перстни, взяв крест и Евангелие, священник с предыдущим свещеносцем выходит через Царские ворота, полагает крест и Евангелие на аналой посреди храма, а сам идет с перстнями к жениху и невесте. Раньше, как уже говорили, притвор храма был большим, а храм меньше, в притворе стояли кающиеся, оглашенные, проходившие разные степени покаяния и др., притворы были оснащены всякими атрибутами, там были иконы, там люди молились. Теперь притворы утратили свое прежнее значение, и в притворе разве нищие стоят, а припадающие и оглашенные — все хотят войти внутрь храма, поэтому невесту и жениха мы тоже впускаем в храм и ставим около дверей. Желательно, чтобы обручение совершалось в трапезной части храма. Священник подходит к жениху, берет епитрахилью его руку, подводит к невесте, соединяет их руки и ведет к аналою, где будет совершаться обручение. Там вручает им возженные свечи, каждого из них благословляя свечой. После слов диакона «Благослови, Владыко», священник начинает богослужение возгласом: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков». Дальше произносится ектения: «Миром Господу помолимся». К обычным прошениям этой ектений добавляют прошения специальные: «О рабе Божием (имя жениха), о рабе Божией (имя невесты), ныне обручающихся друг другу, и о спасении их Господу помолимся. О еже податися им чадом в приятие рода, и всем яже ко спасению прошением, Господу помолимся. О еже ниспослатися им любви совершенней, мирней, и помощи, Господу помолимся. О еже схранитися им в единомыслии и твердей вере, Господу помолимся. О еже благословитися им в непорочном жительстве, Господу помолимся Яко да Господь Бог наш дарует им брак честен, и ложе нескверное, Господу помолимся». После мирной ектений и возгласа священника следуют молитвы: сначала краткая молитва, потом «Мир всем» и еще более краткая молитва и обручение. Сначала дается перстень невесты жениху и говорится: «Обручается раб Божий (имя) рабе Божией (имя) во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь», и перстнем благословляет жениха, затем невесте дается перстнем Божие благословение. Потом говорится: «И егда речет на едином коемждо трижды, творит крест перстнем на главах их: и налагает я на десных их перстех. Таже изменяет перстни новоневестных восприемник». Здесь упоминается некий восприемник. Теперь такие восприемники называются шаферами, раньше еще они назывались свидетелями, которые вполне естественным образом присутствовали при заключении сговоров, причем в таком сговоре была очень важная часть, которая у нас по-славянски называлась обыск, опрос. Нужно было выяснить, нет ли каких-либо препятствий к браку у жениха и невесты. И те, кто участвовал в этом сговоре, сваты или родители, которые приезжали сватать невесту, брали с собой свидетелей, чтобы договор был при свидетелях, и вот представитель родителей — восприемник – менял кольца на руках жениха и невесты, выражая этим благословение родительское, совершая и скрепляя договор тем, что жениху дается перстень невесты, а невесте — перстень жениха. Раньше на этих перстнях были написаны имена жениха и невесты, на перстне жениха — имя невесты, на перстне невесты — имя жениха. Надев на руку эти перстни, они как бы свидетельствовали, что между ними заключен союз. Все это делается понятным тогда, когда мы поймем, что обручение раньше совершалось задолго до брака. Еще Петр Первый в 1702 г. издал закон о необходимости промежутка в 6 недель между обручением и венчанием. Раньше обручение могло было быть совершено еще в детстве, и обрученные считались тесно связанными между собой, и измена обручению считалась очень тяжким грехом. Если обрученный или обрученная потом решали связать жизнь с кем-то другим, то это рассматривалось почти как прелюбодеяние. Тем не менее таких случаев было немало, поэтому еще в древности, до IX в. была принята мера, что обручение сближалось с венчанием и даже совершалось одновременно, но, когда обручение и венчание совершаются одновременно, то смысл обручения как бы уменьшается, делается не совсем понятным, для чего оно совершается. На Руси эти два момента чинопоследования брака былы раздвинуты, обручение совершалось заранее. Это было нужно прежде всего для того, чтобы проверить надежность и верность тех, кто собирается вступить в брак, чтобы они получше обдумали свое решение, чтобы было еще не поздно его изменить, если они почему-то передумали, но когда люди перестают серьезно относиться к этому порядку, к этой мере, то он теряет смысл. В Русской Церкви уже в XIX в. Священный Синод издал указ о том, чтобы обручение совершалось перед венчанием, чтобы, сохраняя богослужебную форму, исключить проблемы, когда заранее обрученные меняли свой выбор, и было непонятно, что с ними делать. Мы теперь совершаем обручение прямо перед венчанием, кольца меняет теперь священник, шафер этого не делает, потому что теперь и договоров никто не заключает, и сватов не засылают, в родители ни о чем не договариваются, никто не требует выкупа за невесту. Все упростилось, стало иначе, ушло в прошлое, надо сказать, что радоваться этому не приходится, так как легкое заключение брака дает ужасные плоды, более легкое отношение к браку приводит к тому, что брак делается непрочным, люди вступают в брак необдуманно и не боятся плодов своего легкомыслия, поэтому все делается более формальным и более безосновательным — шаферы у нас остались для красоты, они уже ничего не выражают, и ничего от них не зависит, поэтому священник и не дает им менять кольца – это пустой символ, многие священники и венцы не дают им держать. После обручения читается еще одна молитва. Надо сказать, что молитвы обручения и венчания используют ветхозаветные образы, прежде всего потому, что именно в Ветхом Завете мы имеем замечательные примеры брака, который благословляется Богом. Хотя брак был совсем не таким, каким мы его мыслим в христианстве, но все же он там имел центральное духовное значение. Помните, что в Ветхом Завете именно в браке бывало благословение Божие на дальнейшие судьбы, именно оттого, как Исаак нашел Ревекку, или Иаков трудился, чтобы получить себе Рахиль, зависела судьба всего Иудейского народа. И вот в этом древние видели особенный промысел Божий и особое Божие благословение. К этим образам апеллирует Церковь в своих молитвах в чине обручения и чине венчания. После довольно длинной молитвы, последующей обручению, говорится сугубая ектения и совершается отпуст, потому что, хотя обручение совершается непосредственно перед венчанием, все-таки это отдельный чин. Далее следует последование венчания, где говорится: «Аще оба хотят венчатися, входят во храм со свещи возжжены, предидущу священнику с кадильницею и поющу псалом 127 с припевом: «Слава тебе, Боже наш, слава Тебе». Дальше иерей глаголет поучительное слово: «Сказуя им, что есть супружества тайна: и како в супружестве богоугодно и честно жительствовати имут». Это весьма замечательная пометка, равной которой мы не найдем в Требнике больше нигде, нигде в Требнике не настаивают на том, чтобы священник сказал поучительное слово о тайне того, что будет совершаться. Священник обязательно должен донести до вступающих в брак, что Таинство, которое будет совершаться над ними, соединяет их для вечности, чтобы они вместе могли идти путем крестным, могли служить Богу, чтобы они всегда были в единстве. Все это объяснив, священник обращается к жениху, глаголя: «Имаши ли, (имя жениха), произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в жену сию (имя невесты), юже зде пред тобою видеших»; Жених отвечает: «Имам, честный отче». Тогда иерей спрашивает: «Не обещался ли еси иной невесте?» Жених отвечает: «Не обещахся, честный отче». Тогда иерей обращается к невесте и задает такие же вопросы: «Имаши ли произволение благое и непринужденное, и твердую мысль, пояти себе в мужа сего (имя рек), егоже зде пред тобою видеших»; «Не обещалася ли иному мужу»? Эти вопросы имеют очевидный смысл. Здесь священник и Церковь должны предусмотреть, чтобы брак совершался свободно, не может священник совершать таинство насильно, а такие случаи насильственного брака раньше были нередки, выдавали замуж за немилого, родители договорятся, и по какому-то расчету, по своим соображениям выдавали дочь замуж, не считаясь с ее чувствами и с тем, что она, может быть, любит другого, или этого человека не любит, он ей противен и она не хочет быть его женой. Это бывало довольно часто. Церковь не может совершать таинство насильно и связывать людей благодатью Божией помимо их воли, никогда и нигде, ни в каком случае в Церкви такого быть не может, нельзя насильно людей причащать, нельзя насильно их исповедывать, нельзя насильно их рукополагать, постригать в монахи и т. д., хотя в истории такие случаи бывали. Брак в этом смысле является особенно узким местом, такие насилия бывали часто. В наше время этот вопрос совершенно теряет смысл, в наше время никто никого насильно не женит и замуж не выдает, теперь может быть совсем другое: «Сказали ли вы своим родителям, что вступаете в брак, и не обидятся ли на вас ваши папа и мама за то, что вы не известили их об этом?» Но вопросы, которые находятся в Требнике, имеют и другой смысл, смысл, который не утрачен, но в наше время делается еще более важным и приобретает особенную глубину: «Имеешь ли ты произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль вступить в брак вот с этой невестой или с этим женихом, понимаешь ли ты, на какой путь ты встаешь, понимаешь ли ты, что ты связываешь себя навечно, понимаешь ли ты, что отныне ты должен жить не для себя, а всю свою жизнь разделить с тем человеком, который до сих пор был чужим, а теперь сделается твоей частью, твоей половиной, понимаешь ли ты, что эта жизнь не сулит тебе одни лишь удовольствия, в ней обязательно будут скорби, обязательно будут очень тяжкие испытания, очень много страданий, в ней требуется постоянный подвиг, подвиг любви, молитвы, подвиг смирения, кротости, понимаешь ли ты ответственность, которую принимаешь на себя, потому что ты будешь отвечать перед Богом за то, как ты проживешь свою жизнь»? Муж, который делается главой семьи, отвечает за свою жену, за своих детей. Жена, которая вступает в брак, должна быть послушной мужу. Понимаешь ли ты, что всю свою жизнь тебе придется слушаться (это так теперь трудно кажется в наше время)? Смысл этих вопросов должен быть доведен обязательно до жениха и невесты, они должны совершенно сознательно обещать Церкви, что они понимают всю серьезность делаемого ими шага, решаются все-таки на эту супружескую жизнь. Такое удостоверение намерений в серьезности их подхода предваряет начало чинопоследования венчания. Когда священник получил не формально, а пo-существу надлежащие ответы, когда он убедился в том, что люди, пришедшие к нему, являются членами Церкви и хотят жить церковной жизнью, и готовы отвечать за свои поступки, и обещаются быть верными Богу, Церкви и друг другу навечно, когда убедился священник, что они любят друг друга и хотят жить в любви, тогда диакон возглашает: «Благослови, Владыко». И священник произносит возглас, который указывает на связь Таинства с Божественной литургией: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Затем следует опять мирная ектения, где содержатся прошения похожие на те, которые были в чине обручения, но их больше и они имеют более глубокий смысл. После мирной ектении следуют три молитвы. Две из них весьма длинные, в них приводятся ветхозаветные образы: «Боже пречистый, и всея твари содетелю, ребро праотца Адама за Твое человеколюбие в жену преобразивый, и благословивый я, и рекий: раститеся и множитеся и обладайте землею, и обою ею един уд показавый сопряжением: сего бо ради оставит человек отца своего и матерь и прилепится жене своей, и будета два в плоть едину, и яже Бог спряже, человек да не разлучает. Иже раба твоего Авраама благословивый и разверзый ложесна Саррина и отца множества языков сотворивый: иже Исаака Ревекке даровавый, и рождество ея благословивый: иже Иакова Рахиле сочетавый, и из него дванадесят патриархов показавый: иже Иосифа и Асенефу сопрягий, плод детотворения им, Ефрема и Манассию даровавый: иже Захарию и Елисавет приемый, и Предтечу рождение им показавый: иже от корене Иессеова по плоти израстивый Приснодеву, и из Нея воплотивыйся и родивыйся во спасение рода человеческого: иже за неизреченный Твой дар и многую благость и т. д. Далее говорится о браке в Кане Галилейской, где Христос благословил своим присутствием брак. В этой молитве утверждается удивительно высокое достоинство брака, потому что здесь говорится о том, что все самое великое, все самые великие пророки, апостолы, и Предтеча Господа, и сам Христос родились в результате брачного подвига. Христос родился от Девы Марии, которая явилась плодом детотворения, которая родилась у праведных Иоакима и Анны. Для того, чтобы сам Христос воплотился, необходим был высокий брачный подвиг, подвиг брака, то есть брак как бы воплощает замысел Божий и самые великие тайны Божественного домостроительства совершаются через брак, брак есть путь, которым действует благодать Божия. Этот замечательный смысл молитвы часто не понимается присутствующими, хотя в них содержится высокое богословие. В этих молитвах говорится: «Подаждь рабом Твоим живот мирен, долгоденствие, целомудрие, друг к другу любовь в союзе мира, семя долгожизненное, о чадех благодать, ... неувядаемый славы венец». Утверждается, что подвиг их может дать «неувядаемый славы венец», то есть он должен венчаться венцом вечным, благодатным, Божиим венцом. Поэтому-то и полагают венцы нз главы жениха и невесты, как бы предваряя вот этот «неувядаемый славы венец». «Сподоби я видети чада чадов, ложе ею ненаветно соблюди, и даждь има от росы небесныя свыше, и от тука земнаго: исполни домы их пшеницы, вина и елея и всякия благостыни, да преподают и требующим, даруя купно и сущим с нима вся яже ко спасению прошения». В этих словах молитвы утверждается тоже замечательная мысль, что семья является очагом, около которого согреваются многие люди, не только члены семьи, но многие нуждающиеся люди, которым в этой жизни не дано было тепло семейного очага или чего-то еще не хватило им в жизни, может быть, они нуждаются в пропитании, может быть, нет крова. Хорошая дружная семья является таким источником тепла, именно здесь может получить нуждающийся все необходимое для себя. Церковь как бы предусматривая это, испрашивает у Бога благодати этой семье, чтобы семья эта могла быть очагом, около которого будут согреваться, питаться, одеваться и укрываться многие и многие люди, у которых есть такая потребность. Счастливая дружная семья (которых так мало сейчас стало) всегда является местом притяжения, куда стремятся окружающие люди, и тем счастьем и любовью, которые в этой семье, согреваются многие. Так и должно быть, именно поэтому в древности семья называлась малой церковью. Как видите, смысл брака не только в чадотворении, не только в продолжении человеческого рода состоит, и в чине брака Церковь это подчеркивает, что это есть некое созидание очагов жизни, не только чада, не только дети будут согреваться у этих очагов. В следующей молитве говорится: «Благословен еси Господи Боже наш, иже тайного и чистого брака священнодействителю, и телеснаго законоположителю, нетлению хранителю, житейских благий строителю: Сам и ныне, Владыко, в начале создавый человека, и положивый его яко царя твари, и рекий: не добро быти человеку единому на земли, сотворим ему помощника по нему: и взем едино от ребр его, создал еси жену, юже видев Адам, рече: сия ныне кость от костей моих, и плоть от плоти моея, сия наречется жена, яко от мужа своего взята бысть сия». Здесь молитва церковная содержит важную и малопонимаемую мысль, как бы провозглашается некое онтологическое устроение рода человеческого, говорится о том, кто такие муж и жена. С одной стороны, онтологически, это одно существо, одно естество человеческое, с другой — есть некие особенности, присущие им свойства, которые Богом заложены изначально, и вот, обращаясь к ветхозаветному повествованию о сотворении человека, Церковь напоминает, что жена взята от мужа, кость от кости, и сего ради жена должна быть послушна мужу, то есть послушание жены мужу возводится в онтологический принцип. Это очень важно в наше время понимать и уметь объяснить, потому что все несчастия нашей жизни происходят от того, что мы нарушаем какие-то заповеди Божии. Когда мы нарушаем замысел Божий о человеке, то неминуемо происходит беда (если, скажем, у машины оторвать одно колесо, будет авария). Естественно, что если замысел Божий о жизни, о человеке существенно нарушается, то жизнь терпит аварию. Так вот, одним из основных принципов жизни рода человеческого является послушание, эта иерархия заложена в существо человека, эта иерархия не противна естеству человеческому. Господь устроил так, что, когда есть любовь, жена с радостью повинуется своему мужу, это естественно и прекрасно. Если же жена не хочет слушаться своего мужа, то это означает глубокое повреждение ее природы, некий дефект ее, некая неполноценность, это лишает женщину очень многого. Не говоря уже о том, что это лишает ее счастья, жизненного благополучия, но это лишает еще ее глубины ее сердца, она не сможет почувствовать жизнь, как должно, ее сердце не может быть благодатным, она не сможет по-настоящему жить с Богом, потому что она отрекается от одного из принципов, положенных Богом в основу ее бытия. Говорится дальше: «Сего ради оставит человек отца своего и матерь и прилепится жене своей, и будета два в плоть едину: и яже Бог сопряже, человек да не разлучает. Сам и ныне, Владыко Господи Боже наш, ниспосли благодать Твою небесную на рабы Твоя сия, (имя рек) и (имя рек); и даждь рабе сей во всем повиноваться мужу, и рабу Твоему сему быти во главу жены, яко да поживут по воли Твоей». Вот как говорит Святая Церковь. И дальше: «Благослови их, Боже, якоже благословил Авраама и Сарру, Исаака и Ревекку, Иакова и все патриархи, Иосифа и Асенефу, Моисея и Сепфору, Иоакима и Анну, Захария и Елисавету». Когда священник говорит эти слова: «Благослови их...», он поворачивается к жениху и невесте и благословляет их. Потом говорится: «Сохрани я, Господи Боже наш, якоже сохранил еси Ноя в ковчезе: сохрани я, Господи Боже наш, якоже сохранил еси Иону во чреве китове. Сохрани я, Господи Боже наш, якоже сохранил еси святые три отроки от огня, низпославый им росу с небесе: и да приидет на ны радость оная, юже имяше блаженная Елена, еда обрете честный крест». Здесь священник опять поворачивается и благословляет врачующихся. Слова о сохранении, как сохранил Иону и трех отроков от огня, тоже имеют чрезвычайно важную богословскую мысль. Эти слова утверждают, что жизнь в браке – это жизнь очень трудная и трудно сохраниться в ней. «Сохрани, как отроков в огне, сохрани, как Иону во чреве кита» — то есть утверждается, что без помощи Божией, по-человечески невозможно сохраниться в этом мире. Когда люди пытаются устраиваться без Бога, без благодати Божией, без Церкви, то эта жизнь не устраивается, не видно счастливых семей, радости в жизни брачной, благополучия, почти все семьи или распадаются, или бывают несчастны. Затем говорится: «Помяни я, Господи Боже наш, якоже помянул еси Еноха, Сима и Илию. Помяни я, Господи Боже наш, якоже помянул еси святые Твоя четыредесять мученики, ниспославый им с небесе венцы». То есть опять образ мучеников, опять говорится, что брачующимся нужно принять подвиг страдания и умолять, чтобы Господь не оставил их и дал им победу. И мы знаем, что мученики всегда ублажаются Церковью, как победители, и всегда считаем, что благодать этого подвига особенная. Так и в браке может быть особенная радость, особенное счастье, если совершится победа. «Помяни, Боже, и воспитавшая их родители: зане молитвы родителей утверждают основания домов». И как страшно, когда нет теперь родительских молитв. Раньше мыслила Церковь, устраивала жизнь, а теперь, когда сами жених и невеста не молятся, родители о них не молятся, когда нет духовных основ жизни, то и жизни тоже нет. И опять говорится: «Помяни, Господи Боже наш, рабы Твоя уневестившыяся, сшедшие в радость сию. Помяни Господи Боже наш раба твоего (имя рек) и рабу твою (имя рек) и благослови я. Даждь им плод чрева, доброчадие, единомыслие душ и телесе; возвыси я яко кедры ливанские, яко лозу благорозгную. Даруй им семя класяно, да всякое самодовольство имуще, изобилуют на всякое дело благое, и Тебе благоугодное; и да узрят сыны сынов своих, яко новосаждения масличная окрест трапезы их: и благоугодивше пред Тобою, возсияют яко светила на небеси, в Тебе Господе нашем. С Тобою же слава, держава, честь и поклонение, безначальному Твоему Отцу, и животворящему Твоему Духу, ныне и присно и во веки веков». Опять говорится о благом их житии, о благом деле, и чтобы от изобилия своего питали нуждающихся. После этой молитвы следует краткая молитва, где говорится: «Боже святый, создавый от персти человека и от ребра его возсоздавый жену, и спрягий ему помощника по нему, за еже тако годно бысть |
|
Полезная информация: |