Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

знающий потому, что способен  рассуждать. Таким образом, ни амфора  не может

быть в самой себе, ни вино, а амфора вина может, так как и  "что" и  "в чем"

-- и то и другое суть части одного и того же. Именно в этом смысле допустимо

[говорить],  что  нечто  находится  в  самом  себе,  а  в  первичном  смысле

недопустимо,  как, например, бледность в теле, ведь в теле [находится] кожа,

а  знание  в  душе;  по этим  частям и говорится [о чем-нибудь], что [оно] в

человеке.

     Амфора же  и  вино,  взятые в отдельности, не части [целого],  а только

[когда они]  вместе. Поэтому, когда имеются части, нечто будет находиться  в

самом себе, например бледность  в человеке, потому что она в теле, в теле же

потому, что в коже, а в ней уже безотносительно к другому. И они оба -- кожа

и  бледность --  различны  по  виду,  и каждая из них имеет особую природу и

силу. И при  последовательном рассмотрении отдельных случаев мы не обнаружим

ничего, [что находилось бы] в самом себе согласно какому-либо из [указанных]

различении, да и по определению  ясно, что это невозможно. Ведь тогда каждая

часть должна быть и тем и другим, например амфора-и сосудом и вином,  а вино

--  вином  и амфорой, если возможно чему-нибудь быть  в  самом себе. Так что

если  они  даже  вполне будут  находиться  друг  в  друге,  все-таки  амфора

воспримет вино не  поскольку она сама вино, а поскольку она  амфора,  а вино

будет  находиться в  амфоре  не поскольку оно само  амфора, а  поскольку оно

вино.  Итак, что бытие обоих различно -- это ясно,  ибо  определения того, в

чем находится [что-либо], и того, что находится [в чем-либо), различны. Но и

по  совпадению  это  невозможно:  ведь тогда  две  вещи  будут  одновременно

[находиться] в одном и том же: во-первых,  амфора будет в себе, если то, что

по  природе служит вместилищем, может находиться в самом себе, а кроме того,

и вмещаемое [также находилось бы в амфоре], например если вино-то вино.

     Итак, ясно, что невозможно чему-либо  в  первичном смысле  быть в самом

себе.  А  апорию Зенона -- если место есть  нечто,  то оно  должно  в чем-то

находиться  --  разрешить  нетрудно:  ничто  ведь   не  препятствует,  чтобы

первичное  место было в  другом, --  конечно, не как  в  месте, а  так,  как

здоровье [заключается] в  теплом, будучи устойчивым свойством, а теплое -- в

теле, как [преходящее]  состояние. Таким образом  нет необходимости  идти до

бесконечности.

     Очевидно  во  всяком  случае,   что  если  сосуд  не   будет  ничем  из

содержащегося  в нем (так как первичные "что" и  "в чем" -- разные вещи), то

место не будет ни материей, ни формой, а чем-то особым, ибо материя  и форма

принадлежат тому  предмету,  который  [в этом  месте]  находится. Итак,  вот

каковы затруднения.



ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ



     А  что  же такое в  конце концов  место -- это можно уяснить  следующим

образом Возьмем все  то, что действительно  кажется  присущим ему  самому по

себе.  Будем  считать  правильным  прежде  всего,  что  место  объемлет  тот

[предмет], местом которого оно служит, и не есть что-либо присущее предмету,

затем -- что первичное место не меньше и не больше [предмета], затем --  что

оно может быть оставлено каждым [предметом] и отделимо [от него); кроме того

-- что всякое место имеет верх и низ и каждое тело по природе перемещается и

остается в  свойственном ему месте,  а это и  составляет верх и низ. Положив

это  в   основу,   рассмотрим  остальное.  Надо   попытаться  так   провести

рассмотрение, которое ответит  на  вопрос,  что  такое  место, чтобы  и  все

трудности были разрешены,  и то, что  кажется  присущим месту,  осталось ему

присущим,  и,  кроме  того,  чтобы  причина  затруднений  и связанных  с ним

недоуменных вопросов стала бы очевидной; именно  таким способом  лучше всего

доказывать каждое [положение].

     Прежде всего надо  подумать, что место не стали бы исследовать, если бы

не было некоторого вида движения, (а именно] движения относительно места; мы

считаем, что и небо находится в [каком-то] месте главным образом потому, что

оно всегда в движении. Это движение частью перемещение, частью же увеличение

и  уменьшение,  так  как  и в  случае  увеличения  и  уменьшения  происходит

изменение [места] и,  что раньше было  здесь, перешло  в меньшее или большое

[место]. Движущееся же [движется] или само по  себе,  {своей] деятельностью,

или по  совпадению;  [в свою  очередь] по  совпадению  движется  как то, что

способно двигаться само по  себе, например части тела или  гвоздь в корабле,

так и то, что неспособно [двигаться само по себе], но всегда движется только

по совпадению, например  бледность и знание: они меняют  место только в  том

смысле, что [предмет], которому они присущи, его меняет.

     Когда   мы  говорим,   что  [предмет]  находится  во  Вселенной  как  в

[некотором] месте, то это  потому, что он в воздухе, воздух же во Вселенной,

да и в воздухе он  [находится] не во всем, но мы говорим,  что он в воздухе,

имея  в  виду  крайнюю,  окружающую  его  [поверхность].  Ведь  если  местом

[предмета]  будет весь  воздух,  то место  предмета  и сам предмет  окажутся

неравными, а  они  равны, и  таким  [равным  предмету местом]  будет  первое

[место], в  котором  находится  [предмет].  Если объемлющее не  отделено [от

предмета], а  связано  [с ним]  непрерывно,  тогда  говорят,  что  [предмет]

находится в нем не как в месте, а как часть в целом; если же  оно отделено и

касается,  то  [предмет]  находится  в   первом  месте,  именно  в   крайней

[поверхности] объемлющего [тела], которая не есть часть заключающегося в нем

и  имеет  не большее,  [чем  у  него],  протяжение, а равное, так  как  края

касающихся  [предметов]  совпадают.  И  в  случае   непрерывности  (предмет]

движется не в этом [объемлющем теле], а вместе с ним; если же он отделен, то

движение будет происходить в  нем -- безразлично, будет ли объемлющее [тело]

двигаться или нет. И  когда  он  не отделен, то о нем говорят  как о части в

целом; [таковы], например, зрение  в глазу или рука в теле; когда же отделен

-- то подобно воде в бочонке или вину в кувшине: ведь рука и движется вместе

с телом, а вода в бочонке.

     И  вот  из  этого уже становится очевидным, что  такое место. А именно,

имеются  четыре [вещи], одной из  которых необходимо должно быть место:  или

форма, или  материя,  или  протяжение между краями (объемлющего  тела],  или

[сами эти) края, если нет никакого протяжения помимо величины  помещающегося

[в них] тела. Что три из них не  могут быть местом -- это очевидно. Но форма

кажется [местом] вследствие того, что она объемлет, так как края объемлющего

и  объемлемого совпадают. Те  и  другие представляют  собой  границы, однако

[границы] не одного и того же, но  форма -- предмета, а место -- объемлющего

тела.  А  вследствие того,  что  объемлемый  и  отделенный  (предмет]  часто

меняется,  как,   например,  вода,  [выливающаяся]  из  сосуда,  тогда   как

объемлющее  [тело] остается, то и  кажется,  что  посередине  есть  какое-то

протяжение как нечто существующее  помимо перемещающегося  тела.  Но  такого

протяжения  нет,  и  [в  сосуд]  попадает  любое  тело  из  числа  способных

перемещаться  и соприкасаться [с  его  краями)  Если  бы  было  какое-нибудь

протяжение, существующее по природе и пребывающее в самом себе, то мест было

бы бесконечное множество, так как при перемещении воды и воздуха все части в

целом проделают то же самое, что и вся вода  в сосуде, а одновременно с этим

переменится и  место,  так что у места будет другое место и много мест будет

вместе. Но  нет другого места для части, в котором она движется, когда сосуд

в  целом перемещается,  а то  же самое,  ибо  воздух  и  вода или части воды

взаимно  перемещаются в том  месте,  где  они  находятся, а  не  в  том, где

возникают, -- последнее  же  есть часть места,  целой  Вселенной. И  материю

также  можно было  бы  счесть  местом,  если только  рассматривать  нечто  в

покоящемся [теле], притом не как отделенное, а непрерывное. Подобно тому как

при качественном изменении есть  нечто, что теперь стало  светлым,  а прежде

было темным и теперь твердое, а прежде было мягким (почему мы и говорим, что

материя  есть  нечто),  так  и место кажется чем-то  вследствие  такого рода

видимости,  только первое  мы утверждаем потому,  что  бывшее ранее воздухом

теперь стало водой, а о месте потому, что, где был воздух, там теперь  вода.

Но материя, как  было сказано выше, не существует отдельно от предмета  и не

объемлет его, а место обладает и тем и другим [свойством].

     Если,  таким  образом, место ни одно из трех: ни  форма, ни материя, ни

какое-то  протяжение,  всегда   существующее  как   нечто  особое  наряду  с

перемещающимся  предметом,  то необходимо,  чтобы  место  было  последним из

четырех [предположений], а именно  границей объемлющего тела "поскольку  оно

соприкасается  с  объемлемым".  Я  разумею  под объемлемым  тело,  способное

двигаться путем перемещения.

     Место  кажется  чем-то особенным и  трудным для понимания  от того, что

имеет видимость материи  и  формы, и от того,  что  в  находящемся  в  покое

объемлющем теле происходит перемещение движущегося [тела], ибо тогда кажется

возможным существование в середине [объемлющего тела] протяжения,  отличного

от  движущихся  величин.  [К  этой  видимости]  добавляет  нечто  и  воздух,

кажущийся бестелесным: представляется,  что место -- это  не только  граница

сосуда, но и лежащее между ними, как бы пустота. Подобно тому как сосуд есть

переносимое место, так  и место есть непередвигающийся сосуд. Поэтому, когда

что-нибудь движется  и  переменяется внутри движущегося,  например  лодка  в

реке, оно относится к нему скорее как к сосуду, чем как к объемлющему месту.

Но  место  предпочтительно  должно  быть неподвижным, поэтому место  --  это

скорое вся  река,  так как  в  целом она неподвижна. Таким  образом,  первая

неподвижная  граница объемлющего [тела] -- это и есть место.  Поэтому  центр

Вселенной и крайняя  по отношению к нам  граница  кругового движения  [Неба]

кажутся всем по преимуществу и в собственном смысле верхом  и низом, так как

первый всегда пребывает  [неподвижным], граница же  круговращения, оставаясь

одной и той же, также пребывает. Так что поскольку легкое по природе несется

кверху,  а  тяжелое  книзу, то объемлющая  граница  в направлении к центру и

самый центр  есть низ, а в направлении  к краю и самый край -- верх; поэтому

место и кажется  какой-то поверхностью, как бы сосудом и объемлющим [телом].

Кроме   того,  место  [существует]  вместе  с  предметом,  так  как  границы

[существуют] вместе с тем, что они ограничивают.



ГЛАВА ПЯТАЯ



     Тело,  снаружи которого находится какое-нибудь  другое  объемлющее  его

тело,  находится  в [некотором]  месте.  Тело,  у  которого  этого  нет,  не

находится.  Поэтому  если  такое  тело  станет водой,  то частицы  его будут

двигаться  (так  как они  объемлются  друг другом), а  все  в целом  в одном

отношении будет двигаться,  в другом нет. Ибо как целое, оно не меняет места

все сразу, по кругу  же будет  двигаться,  так как это  место его  частей; и

некоторые из них будут двигаться не вверх  и вниз, а только по кругу, другие

же, способные сгущаться и разрежаться, -- и вверх и вниз.

     Как  уже было сказано,  одни [предметы]  занимают место  в возможности,

другие  же  в   действительности:  поэтому,   когда   подобочастное   [тело]

непрерывно, части  занимают место  в возможности,  когда же они  отделены  и

касаются  друг  друга,  как в  куче,  -- в  действительности. И одни  (части

занимают место] сами по себе; например, всякое тело, способное к перемещению

или к увеличению  само по себе, находится где-нибудь, небесный же свод,  как

было сказано, в целом не находится нигде и в никаком месте, раз никакое тело

его не объемлет. В чем происходит движение, там и место для частей, ибо одна

часть  непосредственно  прилегает  к  другой. Другие же  предметы  [занимают

место]  по  совпадению, например душа,  а  также Небо:  ведь все  его  части

[находятся] как бы в месте, так как одна охватывает другую по кругу. Поэтому

то,  что вверху, движется по кругу, а  Вселенная нигде  не  находится.  Ведь

находящееся где-нибудь само есть нечто,  и, кроме того, наряду с  ним должно

быть нечто другое в том, что его объемлет .А наряду со Вселенной и целым нет

ничего, что  было бы вне  Вселенной,  и  поэтому  все находится  в Небе, ибо

справедливо, что Небо [и  есть] Вселенная. Место же [Вселенной] не  небесный

свод, а его крайняя, касающаяся  подвижного тела покоящаяся граница, поэтому

земля помещается в  воде, вода  --  в  воздухе, воздух -- в эфире, эфир -- в

Небе, а Небо уже ни в чем другом.

     Из сказанного ясно, что при таком  определении  места разрешатся и  все

затруднения. Нет необходимости ни увеличиваться месту вместе  [с предметом],

ни  быть  месту точки, ни  двум телам находиться в одном и  том же месте, ни

существовать  какому-нибудь  телесному  протяжению,  ибо  посередине   места

находится тело, а не протяжение тела. И место находится где-то, но только не

в месте, а как граница в ограничиваемом [теле], так как в месте  (находится)

не все существующее, а только способное к  движению тело.  И вполне понятно,

что каждое [тело] устремится к своему собственному месту: ведь тела, которые

расположены   друг   за   другом  и  касаются  друг  друга  ненасильственно,

родственны, и  если они сращены,  они не испытывают [взаимного] воздействия,

если же только касаются, испытывают воздействие друг друга. Не без оснований

также всякое [тело] остается по природе в свойственном ему месте, ибо каждая

данная  часть существует в  целом месте  как отделимая часть по отношению  к

целому,  например когда передвинется  частица  воды  или  воздуха. Таково же

отношение и  воздуха к воде: одно из них подобно материи, другое -- форме, а

именно:  вода --  материя воздуха, а воздух как бы  ее действительность, так

как  вода  есть  воздух в возможности,  а воздух  -- вода в  возможности, но

только иным  образом. Обсуждать это мы будем  позднее,  но, раз представился

случай, надо об этом  упомянуть, и  то,  что  сейчас  изложено неясно, тогда

уяснится. Если, таким  образом, одно и то же есть материя и действительность

(вода ведь и то  и  другое, но то в возможности, то в действительности),  то

оно  может  относиться к целому  как  некоторая  часть.  Поэтому между  ними

имеется соприкосновение; [оно превратится  в]  сращение,  когда  оба  станут

единым в деятельности.

     Итак,  и относительно  места,  что  оно существует  и  что  оно  такое,

сказано.



ГЛАВА ШЕСТАЯ



     Таким же образом надо признать, что дело физика -- рассмотреть вопрос о

пустоте, существует она или нет, и в каком виде существует, и что она такое,

так   же,  как  относительно  места.  Ведь  [существование  ее]  вызывает  в

зависимости  от принимаемых  предпосылок подобные  же  недоверие и веру, ибо

признающие  пустоту   считают  ее  как  бы  местом  и  сосудом:  он  кажется

наполненным, когда содержит в  себе массу,  которую способен вместить, когда

же  лишится  ее --  пустым, как будто пустое  и полное  место одно  и то же,

только бытие их неодинаково.

     Взявшись  за  рассмотрение,  следует   начать   с  того,   что  говорят

утверждающие  существование [пустоты],  затем,  что  говорят  отрицающие, и,

в-третьих,  привести обычные мнения по этому  поводу.  Те, которые  пытаются

доказать,  что  [пустота]  не  существует,  опровергают  не  то,  что   люди

подразумевают под пустотой, но то,  что они ошибочно называют (этим словом],

как, например, Анаксагор и другие,  опровергающие  таким способом.  Ведь они

доказывают  только,  что воздух  есть  нечто,  закручивая  мехи и показывая,

насколько   упруг  воздух,   а  также  запирая  его   в  клепсидрах  А  люди

подразумевают   под   пустотой   протяжение,   в    котором   нет   никакого

воспринимаемого чувствами тела; полагая, что все существующее есть тело, они

говорят: в чем вообще  ничего  нет, это  и есть пустота, поэтому и  то,  что

наполнено воздухом,  есть пустота. Ведь не то следует доказывать, что воздух

есть нечто, а что не существует протяжения, отличного  от тел, отделимого от

них  и  имеющегося в действительности, которое разнимает всякое тело,  делая

его  не  сплошным,  как  утверждают  Демокрит  и  Левкипп  и  многие  другие

"физиологи", или находится вне тела Вселенной, если [это тело] сплошное.

     Эти [отрицатели  пустоты] не  проникают  даже  в  преддверие  проблемы,

дальше  же  идут   утверждающие  существование  [пустоты].  Они  утверждают,

во-первых,  что  иначе  не было  бы движения  по отношению к  месту  (каково

перемещение и увеличение): ибо нет движения,  если не будет пустоты, так как

наполненное  не имеет  возможности воспринять  [в себя]  что-либо.  Если  же

воспримет и будут в одном и том же [месте] два [тела], тогда возможно  и для

скольких угодно  тел  быть  сразу  вместе, так как разницу,  в  силу которой

сказанное не могло бы произойти, указать нельзя. Если же это возможно, тогда

самое малое  [тело] примет  самое  большое;  ведь большое  состоит из многих

малых, так что если в  одном и том же [месте] может находиться много  равных

[тел], то может и много неравных. Мелисс на этом основании и доказывает, что

все  неподвижно, ибо, если  оно будет двигаться,  должна  быть,  говорит он,

пустота, а пустота не принадлежит к числу существующих [вещей].

     Это один из способов  доказательства существования  пустоты,  а  другой

[сводится  к  тому],  что  некоторые  [предметы}  кажутся  уплотняющимися  и

сжимаемыми, например что  бочки, как  говорят,  вмешают в себя вино вместе с

мехами,  как если бы уплотняющееся и сдавливаемое тело  входило в  имеющиеся

пустоты. Затем, всем кажется, что  и рост  происходит благодаря пустоте, так

как пища есть тело, а двум телам невозможно быть вместе, свидетельство этому

они находят в том, что происходит с пеплом; который принимает ровно  столько

же воды, сколько и пустой сосуд.

     Пифагорейцы также  утверждали,  что  пустота  существует  и  входит  из

бесконечной пневмы  в само Небо, как бы вдыхающее [в  себя] пустоту, которая

разграничивает природные [вещи], как если бы пустота служила для отделения и

различения смежных [предметов]. И прежде всего, по их мнению, это происходит

в числах, так как пустота разграничивает их природу.

     Таковы   приблизительно   основания,   по   которым   одни   утверждают

существование пустоты, другие же отрицают.



ГЛАВА СЕДЬМАЯ



     Для  решения  вопроса  в  ту  или  другую  сторону надо  выяснить,  что

обозначает это  название.  Пустота действительно кажется местом,  в  котором

ничего  нет. Причина этому  --  убеждение, что  все  существующее есть тело,

всякое же  тело  [находится] в месте, а  пустота [имеется]  в  том месте,  в

котором  нет  никакого тела,  так что,  если где-нибудь  нет тела,  там есть

пустота.  Всякое  тело, опять же, считают осязаемым, а  таким будет то,  что

обладает  тяжестью  или  легкостью.  Таким   образом,  путем   умозаключения

получается, что пустота есть то, в  чем нет ничего тяжелого или легкого. Все

это,  как мы говорили и раньше, вытекает  из умозаключения.  Нелепо при этом

считать пустотой точку: она должна быть местом, в котором имеется протяжение

осязаемого тела.  Итак, по-видимому, в одном из значений пустотой называется

то,   что   не   наполнено  воспринимаемым  путем   осязания  телом,  причем

воспринимаемое путем осязания тело  обладает тяжестью  или легкостью. (Здесь

может возникнуть недоумение: что сказать, если протяжение  имело бы цвет или

звук,  -- пустота  это  или  нет?  Очевидно,  что,  если (протяжение] сможет

принять осязаемое тело, оно будет  пустотой, в противном случае  -- нет.)  В

другом значении пустота есть то, в чем нет определенного [предмета], никакой

телесной сущности, поэтому  и утверждают некоторые, что пустота есть материя

тела  (именно те, которые говорят это и  о месте), неправильно  отождествляя

их: материя  ведь неотделима  от предмета, а  пустоту они рассматривают  как

нечто отделимое.

     После того как место нами определено, а пустота  необходимо должна быть

местом,  если  она  есть  нечто  лишенное  тела,  а  в  каком  смысле  место

существует, в каком нет, нами  сказано, [нам должно быть] ясно,  что пустота

так  не существует --  ни  как нечто  неотделимое, ни  как  отделимое;  ведь

пустота означает  не тело,  но протяжение тела. Поэтому ведь  и кажется, что

пустота  есть  нечто, что таким [кажется] и место и в силу тех же оснований.

Возможность  движения  по отношению к месту,  конечно, признается  как теми,

которые  считают  место  чем-то  существующим  наряду  с попадающими  в него

телами, так и теми, которые признают пустоту. Причиной движения они  считают

пустоту как то,  в чем  происходит  движение,  а  это будет как раз  то, что

говорят другие о месте.

     Однако нет никакой  необходимости, если существует движение, признавать

пустоту; для всякого движения вообще -- это просмотрел и Мелисс -- ни в коем

случае,  так как  качественно изменяться  может и  наполненное тело.  Но это

относится  также  и  к  движению по  отношению к месту,  так как тела  могут

уступать  друг другу  место одновременно, [даже] при  отсутствии промежутка,

существующего наряду с движущимися телами. Это очевидно в вихревых движениях

сплошных [тел] и в движениях жидкостей. Возможно также и  уплотнение  [тела]

не  путем вхождения  в пустоту, а вследствие вытеснения  находящегося внутри

(например,  при  сдавливании воды находящегося внутри воздуха);  возможно  и

увеличение  не  только за  счет  вхождения в тело чего-нибудь,  но  и  путем

качественного изменения, например если из воды возникает  воздух.  Вообще же

рассуждения об увеличении, так же как и о воде,  налитой в  пепел, сами себе

противоречат: или ничто не увеличивается,  или [нечто увеличивается, но] без

[добавления  какого-либо] тела, или два тела могут находиться  в одном и том

же  [месте] ([сторонники  пустоты]  пытаются  разрешить эту  общую  для всех

трудность,  но  не  доказывают,  что пустота  существует), или же  все  тело

необходимо должно быть пустым, если оно увеличивается во всех направлениях и

притом за счет пустоты. То же рассуждение относится и к пеплу.

     Итак,   что   легко   опровергнуть   соображения,  с  помощью   которых

доказывается существование пустоты, -- это ясно.



ГЛАВА ВОСЬМАЯ



     Что  не  существует  пустоты  как  чего-то  отдельного,  как утверждают

некоторые, об этом мы  поговорим снова. Ведь если каждому из простых тел  по

природе  присуще  некоторое  стремление, например огню вверх, земле вниз и к

центру,  --  очевидно,  что  не  пустота  будет  причиной такого стремления.

Причиной чего  будет пустота? Она кажется  причиной  движения по отношению к

месту, но  она  не  такова.  Далее,  если  имеется  чтонибудь  вроде  места,

лишенного тела, -- раз существует пустота -- куда будет двигаться помещенное

в него тело? Ведь, конечно, не во все стороны.

     То  же  рассуждение  относится  и   к   признающим   место,  в  которое

перемещается тело, как нечто отдельно существующее; каким образом помещенное

в него тело будет двигаться или оставаться в покое?  И для верха и низа, как

и  для  пустоты,  естественно, будет иметь силу то же рассуждение,  так  как

признающие  пустоту  считают  ее местом, а  каким образом  будет  что-нибудь

находиться внутри  места  или пустоты? Этого не получится,  когда какое-либо

целое тело  будет помещено  в отдельное и пребывающее  [равным самому  себе]

место,  ибо  часть,  если она не положена отдельно,  будет находиться  не  в

месте,  а  в целом.  Далее, если не существует  отдельного места, не будет и

пустоты.

     При [более тщательном]  рассмотрении для  признающих пустоту как  нечто

необходимое, поскольку существует движение,  получается  скорее обратное: ни

один [предмет] не может двигаться, если  имеется пустота. Ведь подобно  тому

как, по утверждению некоторых, Земля покоится вследствие  одинаковости [всех

направлений],  так необходимо  покоиться  и  в  пустоте, ибо  нет  оснований

двигаться  сюда  больше, сюда  меньше:  поскольку это  пустота,  в  ней  нет

различий.   Прежде   всего  потому,   что   всякое   движение   бывает   или

насильственным,  или [происходящим]  по  природе.  Необходимо,  если  только

существует  насильственное  движение,  существовать  и  природному,  так как

насильственное [происходит] вопреки природе, а  противоприродное  [движение]

вторично по отношению к [движению, происходящему] по природе. Таким образом,

если у физических тел нет движения согласно с природой, то не будет никакого

другого движения. Но каким же образом может быть  движение по  природе, если

нет  никакого  различия  в  пустоте  и  в бесконечности?  Поскольку  имеется

бесконечность, не будет  ни верха, ни  низа, ни центра; поскольку пустота --

не будет различия между верхом и низом: ведь как "ничто" не заключает в себе

никаких  различий,  так  и  несуществующее.  Пустота  представляется  чем-то

несуществующим   и   лишенностью,   а   перемещение  по  природе   различно,

следовательно, будут  и  различия по  природе  Итак,  или  ни один [предмет]

никуда не перемещается по природе, или, если это происходит, нет пустоты.

     Далее, бросаемые тела  движутся,  не касаясь тела, толкнувшего  их, или

вследствие обратного кругового давления, как  говорят некоторые, или потому,

что  приведенный  в  движение воздух  сообщает  движение  более  быстрое  по

сравнению с перемещением [тела] в его собственное место; в пустоте же ничего

подобного не  происходит и двигаться можно только путем перенесения.  Далее,

никто  не сможет сказать, почему [тело], приведенное в  движение, где-нибудь

остановится,   ибо  почему  оно   скорее   остановится  здесь,  а  не   там?

Следовательно, ему необходимо или покоиться, или двигаться до бесконечности,

если только не  помешает  что-нибудь более сильное. Далее, кажется, что тело

перемещается в  пустоту, потому что она уступает; однако  в пустоте подобное

[имеет  место]  одинаково  во  всех  направлениях,  так  что  [тело]  должно

двигаться во все стороны.

     Далее, наше утверждение ясно из следующего. Мы  видим, что одна и та же

тяжесть  и тело перемещаются быстрее  по  двум причинам: или  из-за различия

среды,  через  которую оно  проходит  (например через  воду, или землю,  или

воздух),  или,  если все  прочее  остается тем  же, из-за различия  (самого]

перемещающегося [тела] вследствие избытка тяжести или легкости. Среда, через

которую  происходит  перемещение,  служит  причиной,  [уменьшающей  скорость

тела],  потому  что  она  препятствует  [движению] --  больше  всего,  когда

движется  навстречу,  а затем,  [хотя в  меньшей степени,]  когда  покоится,

причем сильнее [препятствует] то, что трудно разделимо, а таким  будет более

плотное. Положим, что тело, обозначенное А, будет проходить  через среду В в

течение времени Г, а через более  тонкую среду Д --  в  течение [времени] Е;

если расстояния, [проходимые телом]  в средах В  и  Д, равны,  -- (то Г  и Е

будут]  пропорциональны   [сопротивлению]   препятствующего   тела.   Пусть,

например, В будет вода, а Д -- воздух; насколько воздух тоньше и бестелеснее

воды, настолько скорее А будет передвигаться  через Д, чем через В.  Примем,

что  скорость  находится  к  скорости в том  же  отношении,  в  каком воздух

отличается от воды. Следовательно, если он в два раза тоньше, А пройдет В за

в  два  раза большее время, чем  Д, и время Г будет  в два раза больше Е.  И

всегда,  чем среда,  через которую  [перемещается  тело],  бестелеснее,  чем

меньше оказывает  препятствий  и  чем легче  разделима,  тем  быстрее  будет

происходить  перемещение.  У  пустоты же нет никакого  отношения, в каком ее

превосходило бы тело, так же как и ничто не находится ни в каком отношении к

числу. Ибо если четыре превышает три на единицу,  два -- на  большее число и

единицу -- еще больше, чем на два, то нет отношения,  в  каком оно превышает

ничто; необходимо ведь, чтобы превышающее число распадалось на  излишек и на

превышаемое число, так что в данном случае будет превышающий излишек четыре,

и больше ничего. Поэтому и линия не может превышать  точку, если только  она

не слагается из точек. Подобным же  образом  и  пустота не стоит ни  в каком

отношении  к наполненной  среде,  а следовательно, и [движение в пустоте]  к

движению [в  среде]. Но  если  через  тончайшую  среду  [тело]  проходит  во

столько-то  времени  такую-то длину, то  [при  движении] через  пустоту [его

скорость по отношению к скорости в среде] превзойдет всякое отношение. Пусть

Z  будет пустота, равная по своим  размерам [средам]  В  и  Д. Если  тело  А

пройдет ее и будет двигаться в течение какого-то времени Н, меньшего, чем Е,

то таково будет отношение пустого к наполненному. Но  в такое время Н тело А

проходит часть Д, а именно Т. Оно проходит ее, даже если Z будет по тонкости

отличаться  от воздуха в  том же отношении, в каком время Е будет отличаться

от Н.  Ибо  если [тело]  Z будет во столько  же раз  тоньше Д, во  сколько Е

превышает  Н, то, обратно, А,  если  будет двигаться, проходит  Z  за время,

равное Н, если же в Z не будет никакого  тела, то еще быстрее. Но оно прошло

ее за  время Н. Следовательно, в равное время будет  пройдено  наполненное и

пустое. Но это невозможно. Очевидно, таким образом, что если существует хоть

какое-нибудь время, в течение которого будет пройдена  любая часть  пустоты,

то получится указанная невозможность, а именно в равное время удастся пройти

нечто наполненное и пустое, так как одно тело к другому будет относиться как

время ко времени.

     Подытожим главное: причина  того,  что получается, очевидна,  а  именно

всякое движение  находится в некотором  числовом  отношении со всяким другим

движением (так как  оно существует во  времени, а  всякое время находится  в

отношении  со  временем,  поскольку  обе  величины  конечны),  а  пустота  с

наполненным ни в каком числовом отношении не находится.

     Итак,  все  сказанное   вытекает  из  различии  среды,   через  которую

перемещаются [тела],  а  вследствие преобладания [одних] перемещающихся [тел

над  другими] получается следующее. Мы видим, что тела, имеющее большую силу

тяжести  или  легкости,  если в остальном  имеют одинаковую  фигуру,  скорее

проходят равное пространство в то"  [числовом] отношении, в  каком указанные

величины находятся  друг к другу. То  же,  следовательно, должно быть  и при

прохождении через пустоту.  Но это невозможно: по какой причине они стали бы

двигаться скорее? В наполненной среде [это произойдет] по необходимости, так

как  большее  будет  скорее  разделять  ее   своей  силой.  Ведь  разделение

производится  или  фигурой, или силой движения, которую  имеет [естественно]

несущееся  или  брошенное тело. Следовательно,  [в пустоте] все  будет иметь

равную скорость. Но это невозможно.

     Из сказанного ясно, что  если пустота  существует, то будет происходить

обратное  тому,  посредством  чего   признающие  пустоту   обосновывают   ее

существование.

     Итак, одни думают, что пустота существует в отдельности и сама по себе,

если  только  будет  движение  по  отношению  к  месту,  но это  равносильно

утверждению,  что  место есть нечто отдельно  существующее,  а невозможность

этого  была  показана раньше. И  тем, которые рассматривают пустоту саму  по

себе, так называемая пустота может показаться действительно пустой. Ведь как

вода, если  положить  в нее  игральную кость (в форме кубика], поднимется на

величину  кубика,  так  происходит  и с  воздухом, но только для чувств  это

незаметно. И всегда  во всяком теле, допускающем передвижение в направлении,

указанном  природой,  если   оно  не   будет  сжиматься,  необходимо  должно

происходить передвижение или всегда вниз,  если  [естественное]  движение  у

этого тела, как у земли, [направлено] вниз, или вверх, если это огонь, или в

обоих направлениях,  или в зависимости от того,  каково введенное тело.  А в

пустоте, конечно, это невозможно, так как она не тело, и будет казаться, что

сквозь кубик проникло то  же протяжение, которое и раньше имелось в пустоте,

как если бы [в случае воды и воздуха] ни вода не  была отодвинута деревянным

кубиком, ни воздух,  но они во всех  направлениях проходили  бы  через него.

Однако ведь и кубик имеет такую же величину, какую заключает в себе пустота,

и  будь  она,  [эта  величина],  теплой  или  холодной, тяжелой  или легкой,

все-таки по  своему бытию она  отличается от всех свойств, даже  если она от

них неотделима -- я имею в виду массу деревянного кубика. Так что если она и

будет  отделена  от  всего прочего  и не будет ни  тяжелой,  ни  легкой, она

все-таки будет содержать равное количество пустоты и  будет помещаться в том

же самом участке места и пустоты,  равном ей.  Чем же  будет отличаться тело

кубика  от равновеликого места и  пустоты? И  если  две такие  [вещи]  будут

находиться в одном и том же [месте], почему не  сколько угодно? Уже одно это

нелепо и  невозможно.  Затем, очевидно, что этот кубик  и после перестановки

будет обладать тем, что имеют и все прочие тела. Так что  если разница места

ничего не значит, зачем давать телам особое место помимо массы каждого тела,

если масса не подвержена изменениям?  Ничего ведь не прибавится, если вокруг

нее будет другое такое же, равное ему протяжение. "Далее, должно быть видно,

какова пустота  в движущихся телах; сейчас же внутри мира нигде ее не видно.

Ведь  воздух  есть нечто, а не кажется таким, и  вода не казалась  бы такой,

если бы рыбы были железными, ибо суждение об осязаемом дается осязанием.

     Итак,  из  сказанного  ясно,  что  отделенной  [от  вещей]  пустоты  не

существует.



ГЛАВА ДЕВЯТАЯ



     Некоторые думают, что существование пустоты очевидно из наличия редкого

и плотного. Ведь если  бы  не было  редкого  и плотного, ничто не  могло  бы

сжиматься и сдавливаться. А если этого не  будет, тогда  или вообще не будет

движения, или Вселенная будет  волноваться, как говорит  Ксуф,  или воздух и

вода должны всегда поровну  превращаться друг в друга. Я  говорю это в  этом

смысле, что, если, например, из  чаши воды  образовался воздух, одновременно

из равного количества воздуха образуется  такое  же  количество воды;  иначе

должна  существовать пустота, так как иным  способом сжимание  и  расширение

невозможны. Если, следовательно, под редким они понимают то, что заключает в

себе  много отдельных  [от тела]  пустот,  то ясно,  что если не  может быть

отдельно существующей пустоты, как не может быть места, имеющего собственное

протяжение, то и  редкое [тело]  не может быть  таким. Если же нет отдельной

пустоты, а все  же какая-то пустота внутри [тела] находится, то это не столь

невозможно, но тогда, во-первых, пустота будет причиной не всякого движения,

а  [только] кверху  (ведь  все разреженное легко,  почему  и называют  огонь

редким), вовторых,  пустота будет причиной  движения  не как  то,  в чем оно

происходит,  а как  кожаные  мехи [в воде],  которые, сами подымаясь кверху,

влекут связанное  с  ними; так  и пустота  будет  [чем-то]  влекущим кверху.

Однако каким образом возможно перемещение  пустоты или  места пустоты? Тогда

ведь  получится  пустота пустоты,  в  которую она  несется. Далее,  как  они

объяснят, что тяжелое стремится  вниз? Ясно также,  что, чем  разреженнее  и

пустее [тело], тем быстрее  оно  будет двигаться  кверху; если же  оно будет

совсем  пустым, оно понесется  с величайшей скоростью  А может быть,  ему  и

невозможно двигаться на том же самом основании: как в пустоте все недвижимо,

так и пустота неподвижна, ибо скорости несоизмеримы.

     Если  же   мы  отрицаем  пустоту,  остальные  же   трудности   остаются

правильными -- что не будет движения, если не будет уплотнения и разрежения,

или же Небо будет волноваться,  или  всегда  будут  образовываться в  равном

количестве  вода  из воздуха и  воздух из воды  (а ведь ясно,  что  из  воды

образуется больше  воздуха),  то, стало быть, необходимо,  если  нет сжатия,

чтобы смежные тела, движимые толчком, волновали крайнюю границу [Вселенной],

или чтобы где-нибудь  в другом месте в равном количестве образовывалась вода

из воздуха -- для того чтобы  вся масса Вселенной оставалась равной,  -- или

же  чтобы  ничто  не  двигалось. Ибо  при передвижении  [тел]  всегда  будет

происходить [нечто] подобное, если только не  будет иметь места перестановка

по кругу, но перемещение не всегда происходит по кругу, но также и по прямой

     И  вот некоторые  по  этим причинам  стали бы утверждать  существование

чего-то  пустого, а мы, исходя из основных положений, скажем, что существует

единая  материя  для  противоположного  --  теплого  и  холодного  и  других

физических противоположностей, что из сущего в возможности возникает сущее в

действительности,  что материя неотделима, только по своему бытию есть нечто

особое, что она едина по числу, будь то для цвета, тепла и холода. И материя

тела,  как большого, так  и  малого,  одна и та же.  Это ясно из следующего:

когда  возникает  воздух  из воды,  та  же самая материя  становится  другим

[телом] не путем присоединения чего-либо, а [просто] что было в возможности,

становится действительностью. И обратное [превращение] воды из воздуха  идет

таким же образом: один раз из малой величины в большую, другой -- в малую из

большой. Равным образом, когда большое количество  воздуха переходит в малую

массу  и  из  малой  [массы становится]  большая,  той  и другой  становится

материя,  существующая в возможности. Как теплым из  холодного и холодным из

теплого становится та же материя, бывшая ранее в возможности, так из теплого

возникает  более  теплое,  причем  в материи не  возникает  никакого  тепла,

которого  не  было  раньше,  когда  тело  было менее  теплым.  Так  же  если

окружность и кривизна большего круга  переходят  в меньший круг, то будет ли

она такая же или иная, ни в чем не порождается кривизны, что было не кривым,

а прямым, ибо меньшее или большее возникают не из-за перерывов; нельзя также

в пламени взять какую-нибудь часть, в  которой  не было бы тепла  и яркости.

Так, следовательно, и прежняя теплота (относится) к последующей; и большая и

малая  величина   чувственно-воспринимаемой   массы   растягивается   не  от

прибавления чего-либо к материи, а  потому, что материя в возможности есть и

то и другое. Следовательно, и плотное с редким -- одно и то же, и материя их

едина. Но плотное есть тяжелое, а редкое -- легкое. Именно,  два  [свойства]

присущи каждому  из  них --  плотному  и редкому: тяжелое и твердое  кажется

плотным, а противоположное им, легкое и мягкое, -- редким (расхождение между

тяжелым и твердым имеется у свинца и железа).

     Из  сказанного ясно, что  не существует  пустоты ни в  отдельности  (ни

вообще, ни в редком), ни  в возможности, -- разве только пожелает кто-нибудь

во что бы то ни  стало  называть  пустотой  причину движения.  В этом смысле

материя  тяжелого  и  легкого, поскольку  она  такова,  будет  пустотой, ибо

плотное   и  редкое   в   силу  этой  противоположности  способны   вызывать

перемещение,  а  поскольку  они  оказываются  твердым  и   мягким,  способны

приходить или не приходить в определенное состояние -- притом не в состояние

перемещения, а скорее качественного изменения.

     Итак, вопрос  о пустоте, в каком смысле она существует, а  в каком нет,

указанным способом разрешен.



ГЛАВА ДЕСЯТАЯ



     После сказанного  следует  по порядку перейти к  времени. Прежде  всего

хорошо будет поставить о нем вопрос  с точки зрения более общих соображений,

[а  именно]  принадлежит ли [время] к числу существующих или  несуществующих

[вещей], затем какова его природа.

     Что  время  или  совсем не существует, или  едва  [существует],  будучи

чем-то неясным, можно предполагать  на основании следующего. Одна часть  его

была, и ее уже нет, другая -- будет, и ее еще нет; из этих  частей слагается

и бесконечное время, и каждый раз выделяемый [промежуток) времени. А то, что

слагается  из  несуществующего,  не  может,  как  кажется,  быть  причастным

существованию.  Кроме  того,  для  всякой  делимой  вещи,  если  только  она

существует, необходимо, чтобы, пока она существует, существовали бы или  все

ее части, или некоторые, а у времени, которое [также] делимо, одни части уже

были, другие -- будут и ничто  не существует. А "теперь" не  есть часть, так

как часть  измеряет целое, которое должно слагаться из частей;  время же, по

всей  видимости,  не  слагается  из  "теперь".  Далее, не  легко  усмотреть,

остается ли "теперь", которое очевидно разделяет прошедшее и будущее, всегда

единым и тождественным или  [становится]  каждый раз другим. Если оно всегда

иное и  иное и во времени ни одна часть вместе с другой не существует (кроме

объемлющей  и  объемлемой,  как  меньшее время  объемлется  большим),  а  не

существующее  сейчас, но  прежде  существовавшее  по  необходимости когда-то

исчезло,  то  и  "теперь" вместе друг с  другом не будут  [существовать],  а

прежнее  всегда  должно  уничтожиться.  Исчезнуть в  самом себе ему  нельзя,

потому  что  [именно]  тогда оно  есть;  немыслимо  [также],  чтобы  прежнее

"теперь"  исчезло  в  другом "теперь".  Ибо невозможно  допустить следование

"теперь" друг за другом, так же как и точки за точкой.  Если, таким образом,

одно "теперь"  исчезает не в  следующем за ним, но в каком-то другом, то оно

было  бы  сразу   в  промежуточных  "теперь",  каковых  имеется  бесконечное

множество, а это  невозможно. Но невозможно  также одному и тому же "теперь"

пребывать всегда, так как ничто делимое и ограниченное не имеет одной только

границы,  будь  оно непрерывным только  в  одну сторону  или в несколько,  а

"теперь" есть  граница, и взять  ограниченное  время  возможно. Далее,  если

существовать одновременно, ни прежде, ни после, значит, существовать в одном

и  том же  "теперь",  то,  если  в этом  "теперь" заключено и  предыдущее  и

последующее, тогда окажется одновременным происшедшее десять тысяч лет назад

и происшедшее сегодня, и ничто не будет раньше или позже другого.

     Таковы затруднения, проистекающие из присущих времени [особенностей]. А

что такое время и какова его природа, одинаково неясно  как из того, что нам

передано  от  других, так  и из того,  что нам пришлось разобрать  раньше. А

именно, одни говорят, что время есть движение  Вселенной, другие -- что  это

сама [небесная] сфера. [Что касается  первого  мнения, то надо сказать, что]

хотя часть круговращения  [Неба] есть какое-то время,  но [само время] ни  в

коем случае  не круговращение: ведь любой взятый  [промежуток времени]  есть

часть круговращения, но не (само] круговращение. Далее,  если бы небес  было

много,  то  таким  же  образом  время  было  бы  движением  любого  из  них,

следовательно, сразу  будет  много времен. А мнение тех, кто утверждает, что

время  есть  сфера  Вселенной,  имеет  своим  основанием лишь  то,  что  все

происходит как  во времени,  так и  в  сфере  Вселенной; такое  высказывание

слишком   наивно,   чтобы   стоило   рассматривать   содержащиеся    в   ней

несообразности.

     Так  как  время  скорее  всего  представляется   каким-то  движением  и

изменением,  то  это и  следует рассмотреть.  Изменение и  движение  каждого

[тела]  происходят  только в  нем самом  или там, где  случится  быть самому

движущемуся и изменяющемуся;  время же равномерно везде  и при  всем. Далее,

изменение  может  идти  быстрее  и  медленнее, время  же не  может, так  как

медленное   и   быстрое   определяются   временем:   быстрое   есть   далеко

продвигающееся   в   течение   малого   времени,  медленное   же   --   мало

[продвигающееся]  в  течение  большого  (времени); время же не  определяется

временем ни в отношении количества, ни качества.

     Что оно, таким образом, не есть движение -- это ясно.



ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ



     Однако  время не  существует  и без  изменения  (для  нас  в  настоящем

исследовании не должно составлять разницы, будем  ли мы говорить  о движении

или изменении). Ибо  когда не происходит никаких изменений  в нашем мышлении

или когда  мы не  замечаем изменений,  нам  не будет казаться, что  протекло

время, так  же как тем  баснословным людям, которые спят в Сардинии  рядом с

героями,  когда  они  пробудятся:  они  ведь  соединят  прежнее  "теперь"  с

последующим   и  сделают  его  единым,   устранив  по  причине   бесчувствия

промежуточное [время]. И вот, если бы "теперь" не было каждый  раз другим, а

тождественным  и единым, времени  не было  бы; точно так  же, когда "теперь"

становится  другим незаметно для нас. Нам  не кажется, что в промежутке было

время. Если же не замечать существования времени нам приходится тогда, когда

мы не  отмечаем никакого  изменения и  душа кажется пребывающей  в  едином и

нераздельном ("теперь"], а когда  чувствуем и  разграничиваем, говорим,  что

время  протекало, то  очевидно,  что  время  не  существует  без  движения и

изменения.

     Итак, что  время не есть  движение, но и не  существует без движения --

это ясно.  Поэтому,  когда мы  исследуем,  что  такое  время,  нужно  начать

[именно] отсюда  [и выяснить], что же такое время  в связи с движением. Ведь

мы вместе ощущаем и движение и  время; и  если даже темно и мы не испытываем

никакого  воздействия на тело,  а  какое-то движение происходит в душе,  нам

сразу же кажется, что вместе  с тем  протекло  и какое-то время. И наоборот,

когда нам кажется, что прошло какое-то  время,  вместе с тем представляется,

что произошло какое-то движение. Следовательно, время есть или движение, или

нечто связаннее с движением, а так как оно не  движение, ему необходимо быть

чем-то связанным с движением.

     Так  как движущееся  движется  от  чего-нибудь  к  чему-нибудь и всякая

величина  непрерывна,   то   движение  следует  за   величиной:   вследствие

непрерывности величины  непрерывно  и движение,  а  вследствие  движения  --

время; ибо  сколь велико [было] движение, столько, как нам  всегда  кажется,

протекло  и  времени.  А  что  касается предыдущего и  последующего, то  они

первоначально относятся к месту.  Здесь, конечно, они связаны  с положением,

но так как в величине имеются предыдущее и последующее, то необходимо, чтобы

и  в движении было предыдущее и последующее -- по  аналогии с теми. Но  и во

времени есть предыдущее и последующее, потому что одно из них всегда следует

за другим.  Предыдущее и последующее  существуют в движении  и по  субстрату

тождественны  с  движением,   хотя  бытие  их  иное,  а   не   движение.   И

действительно,  мы  и  время  распознаем,   когда  разграничиваем  движение,

определяя  предыдущее и последующее, и  тогда  говорим, что протекло  время,

когда  воспримем   чувствами  предыдущее  и   последующее  в   движении.  Мы

разграничиваем их тем, что воспринимаем один раз  одно, другой раз другое, а

между ними  --  нечто отличное  от них; ибо когда  мы мыслим  крайние  точки

отличными  от  середины  и  душа  отмечает  два  "теперь"  --  предыдущее  и

последующее, тогда это [именно] мы и называем временем, так как ограниченное

[моментами] "теперь" и кажется нам  временем.  Это мы и положим в  основание

[последующих рассуждений]

     Итак,  когда  мы  ощущаем  "теперь" как  единое, а не как предыдущее  и

последующее в движении или как тождество чего-то предыдущего и последующего,

тогда нам не кажется,  что прошло сколько-нибудь времени, так как  не было и

движения.  Когда  же  есть предыдущее  и  последующее,  тогда  мы  говорим о

времени,  ибо время  есть  не  что иное,  как число  движения по отношению к

предыдущему и последующему.

     Таким образом, время  не есть движение [само  по себе], но [является им

постольку], поскольку движение заключает в себе число. Доказательством этому

служит  то, что большее и меньшее  мы оцениваем числом, движение же, большее

или меньшее, --  временем, следовательно, время есть некоторое число.  А так

как  число имеет двоякое значение: мы называем числом, с одной  стороны, то,

что сосчитано  и может быть сосчитано, а с другой -- то, посредством чего мы

считаем, то время есть именно число  считаемое, а не посредством которого мы

считаем. Ибо то, посредством чего мы считаем, и то, что мы считаем, --  вещи

разные.

     И как движение всегда иное и  иное, так и время. А взятое вместе всякое

время одно и то же, так как по субстрату "теперь" одно и то же, только бытие

его различно. "Теперь" измеряет время, поскольку оно предшествует и следует;

само же "теперь" в одном отношении тождественно, в другом нет: оно различно,

поскольку оно  всегда в ином и в ином времени (в этом и состоит его сущность

как "теперь"), с  другой стороны, "теперь"  по субстрату тождественно.  Ибо,

как  сказано,  за  величиной  следует  движение,  а  за  движением,  как  мы

утверждаем,  --  время; подобным же  образом точке  соответствует движущееся

[тело], по  которому мы узнаем движение, а также  предыдущее и последующее в

нем. Это [тело] по субстрату остается тем же  самым  -- точкой,  камнем  или

другим  чем-нибудь, а по определению  становится  иным, так же  как  софисты

считают иным [человеком] Кориска в Ликее и Кориска на рыночной площади. И он

различен именно  потому, что  каждый раз находится в другом месте.  "Теперь"

следует  за  движущимся [предметом]  подобно тому, как  время  [следует]  за

движением: ведь мы узнаем предыдущее и последующее в движении по движущемуся

[предмету], а  поскольку  предыдущее  и последующее  могут  быть  сосчитаны,

существует и "теперь", так что и в них  по субстрату "теперь" есть тождество

(ибо предыдущее и последующее принадлежит движению), бытие же  его различно,

ибо "теперь" существует, поскольку можно сосчитать предыдущее и последующее.

И это наиболее понятно:  ведь и движение [познается] через движущееся [тело]

и перемещение  -- через перемещаемое, так как перемещаемое есть определенный

предмет, а движение -- нет. Таким образом, в одном отношении "теперь" всегда

тождественно, в другом же нет, ибо таково и перемещаемое тело.

     Ясно также, что если времени не будет, то не  будет и  "теперь" и, если

"теперь"  не будет, не будет и времени, ибо вместе существуют и перемещаемое

с перемещением и число перемещаемого с числом перемещения.  Время есть число

перемещения,  а  "теперь", как  и  перемещаемое,  есть как вы единица числа.

Время  и непрерывно через "теперь", и разделяется  посредством "теперь", так

как  и  в  этом отношении  оно следует за  перемещением  и перемещаемым, ибо

движение и перемещение едины благодаря перемещаемому телу,  которое едино не

по  своему  субстрату (ведь оно может  и остановиться),  но  по определению,

[поскольку оно движется]: ведь  оно разграничивает предыдущее  и последующее

движение.  В  некотором  отношении оно соответствует точке,  так как точка и

соединяет длину и разделяет: она  служит  началом одного [отрезка]  и концом

другого. Но если брать ее в  таком смысле, пользуясь одной точкой как двумя,

то  она необходимо  остановится  -- если одна и  та же точка будет началом и

концом.  А  "теперь" вследствие  движения  перемещаемого  тела всегда  иное;

следовательно, время есть  число не в смысле  [числа] одной и той  же точки,

поскольку она начало и конец, а скорее как края одной и той же линии, и не в

смысле  ее  частей,  и это как в  силу  нами  сказанного (тогда нужно  будет

пользоваться средней  точкой как  двумя, так что произойдет остановка),  так

еще и потому, что "теперь", очевидно, не  есть частица времени  и  не  делит

движение,  так же  как  точки  не  делят  линию,  а  вот  два отрезка  линии

составляют части одной. Итак, поскольку "теперь" есть граница,  оно не  есть

время, но  присуще  ему по совпадению,  поскольку же служит для счета -- оно

число. Ведь границы принадлежат только тому, чьими границами они являются, а

число  этих  лошадей  --  скажем,  десять  --  может  относиться и к  другим

предметам.

     Что время таким образом есть число движения в отношении к предыдущему и

последующему и, принадлежа непрерывному, само непрерывно -- это ясно.



ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ



     Наименьшее число, взятое вообще, есть двойка. Но как число чего-нибудь,

оно в одних случаях есть [наименьшее], в  других -- нет; например, для линии

в  отношении  множества наименьшим [числом] будут две линии или  одна,  а  в

отношении величины наименьшего числа нет, так как всякая линия делима. То же

относится и ко времени:  наименьшее по числу -- одно или два, а  по величине

такого нет

     Ясно также,  что время  не  называется быстрым и медленным, а большим и

малым, долгим и коротким. Поскольку  оно непрерывно, оно долгое  и короткое,

поскольку оно число -- большое  и малое, а  быстрым  и  медленным не бывает;

ведь ни  одно  из  чисел,  служащих  для  счета,  не  может быть  быстрым  и

медленным.

     И, взятое сразу [в определенный момент],  время повсюду одно и то же, а

как предшествующее и последующее -- не одно и то  же, так же как  изменение,

происходящее теперь,  едино, а  прошедшее и будущее -- разные. Время не есть

число,  которым  мы считаем, а  подлежащее счету. Ему прежде  и после всегда

приходится  быть иным, так как "теперь" различны. Число же ста лошадей и ста

людей одно и то же, различны лишь предметы,  к которым оно  относится, т. е.

лошади и люди. Далее, как в движении одно и то  же может повториться снова и

снова,  так  и во времени, например  год, весна  или  осень.  Мы  не  только

измеряем движение временем, но и время движением -- вследствие того, что они

определяются друг  другом, ибо время определяет движение, будучи его числом,

а  движение  -- время.  И говорим мы  о большом и малом времени, измеряя его

движением,  так же  как  [измеряем] число  [предметами], подлежащими  счету,

например число  лошадей  одной лошадью;  именно  с  помощью  числа мы узнаем

количество  лошадей и, наоборот, [считая] по одной лошади, число лошадей. То

же относится ко времени и  к движению:  временем  мы  измеряем  движение,  а

движением  время.  И  это  имеет  разумные   основания,  так  как   движение

соответствует  величине,  а  время  движению вследствие  того, что  они  все

представляют собой количества, они  непрерывны и  делимы; движение  обладает

этими свойствами, потому что такова величина, а время  -- потому что  таково

движение. Мы измеряем так же и величину движением, и движение величиной;  мы

говорим "большая дорога", если [нам  предстоит] много идти,  и,  наоборот, о

"большом  переходе", если дорога велика; так  же  и о времени соответственно

движению, и о движении соответственно времени.

     Так  как  время  есть  мера  движения и нахождения [тела]  в  состоянии

движения,  причем   оно,  [время],  измеряет  движение  путем   отграничения

некоторого  движения,  которое  перемерит  целое  (как  локоть  длину  путем

определения  некоторой  величины,  которая служит мерой для всей [длины]); и

так  как  для  движения "быть  во  времени" -- значит измеряться  временем и

самому  ему  и  его  бытию,  ибо  время  вместе измеряет и движение и  бытие

движения, и находиться движению во времени значит  именно то,  что бытие его

измеряется. Отсюда  ясно,  что  и для  всего прочего  нахождение  во времени

означает измерение  его бытия временем.  Ведь  находиться во  времени значит

одно из  двух: во-первых, существовать  тогда, когда существует определенное

время; во-вторых, в  том смысле,  в каком мы  говорим о некоторых вещах, что

они "в числе". Это указывает  [для  вещи]  или что  [она]  часть числа,  его

состояние  и  вообще чтонибудь от числа, или что у нее имеется число. А  так

как время есть число, то "теперь", предшествующее и все подобное  им  так же

находятся  во времени, как единица, нечетное и четное в числе  (так как  они

нечто от числа, а те -- от времени), предметы же находятся во времени, как в

числе. Если это так, то они охватываются числом, как предметы, находящиеся в

месте,  местом.   Очевидно  также,  что  находиться  во  времени  не  значит

существовать, когда существует время,  так же  как  находиться в движении  и

месте не значит существовать,  когда существуют движение  и  место. Если  же

находиться в  чем-нибудь  будет иметь именно  такое  значение, тогда  всякий

предмет будет  находиться в любом другом, и небесный  свод будет в  просяном

зерне,  так  как,  когда  существует  зерно,  существует  и  Небо.  Но  это,

разумеется, совпадение,  однако в другом значении необходимо соответствие: у

предмета,  находящегося во  времени,  должно  быть какое-то время,  когда он

существует, и у находящегося в движении должно быть тогда движение.

     Так как быть  во времени --  значит быть в числе, то  можно взять время

большее всякого,  в котором  находится что-либо,  существующее  во  времени;

поэтому все находящееся во времени необходимо объемлется временем, как и все

другое,  что находится  в  чем-нибудь,  например  как  находящееся  в  месте

объемлется  местом. И в каком-то отношении вещи  подвергаются воздействию со

стороны  времени -- как мы имеем обыкновении говорить:  "точит время",  "все

стареет от времени", "все со временем  забывается", но не говорим: "научился

[от времени]" или "сделался  от времени молодым и красивым", ибо  время само

по себе скорее  причина  уничтожения:  оно есть число  движения, движение же

лишает  [существующее]  того,  что  ему  присуще.  Отсюда  ясно,  что вечные

существа,  поскольку они существуют вечно, не находятся во времени,  так как

они   не  объемлются   временем  и   бытие   их   не   измеряется  временем;

доказательством  этому  [служит]  то,  что они,  не находясь во  времени, не

подвергаются воздействию со стороны времени.

     Так как  время -- мера движения, то оно будет и мерой покоя, ибо всякий

покой  во  времени.  Не  надо  думать,  что находящееся во  времени  так  же

необходимо  движется,  как и все находящееся в движении:  ведь время есть не

движение, а число движения, в числе же движения возможно быть и покоящемуся.

А именно,  покоится не  всякое неподвижное, а  то. что,  будучи  по  природе

способным к движению, лишено его, как об этом было сказано раньше. Быть же в

числе означает, что существует какое-то  число предмета и что бытие предмета

измеряется числом, в котором он находятся, так что  если предмет во времени,

то  [он  измеряется]  временем.  Время  же  будет  измерять  и движущееся  и

покоящееся, поскольку одно движется, другое покоится; а именно, оно измерит,

как велико их  движение или покой, так что движущийся предмет не прямо будет

измеряться временем, поскольку он представляет собой некоторое количество, а

поскольку его движение [есть нечто] количественное.  Таким образом, все, что

не  движется и не покоится,  не находится во времени,  так как находиться во

времени -- значит измеряться временем, а время есть мера движения и покоя.

     Очевидно  также,  что  из несуществующего  не все  будет  находиться во

времени, например все то, что иначе [как несуществующим] быть не может, как,

например, соизмеримость  диагонали  квадрата с его  стороной.  Вообще,  если

время есть мера движения само по себе, а всего прочего [лишь] по совпадению,

то ясно, что для всех  [вещей], бытие которых оно измеряет, это  бытие будет

заключаться в  покое или движении. Таким образом, все гибнущее и возникающее

и   вообще  все  [вещи],  которые  иногда  существуют,  иногда  нет,  должны

находиться во времени, так  как  всегда может  быть время  большей величины,

которое  превысит как [время] их собственного  существования, так  и то, что

измеряет  их сущность.  А  из [вещей] несуществующих,  но  которых  объемлет

время,  одни уже были, как, например,  был  когда-то  Гомер,  другие  будут,

например то,  что когда-нибудь произойдет, смотря по  тому, в  какую сторону

простирается  время, и если в обе  стороны, то  и были и  будут; а  то,  что

никогда не  объемлется временем, не было, не есть и не будет. Есть и  такого

рода несуществующие  [предметы], противоположности которых существуют вечно,

например несоизмеримость диагонали [квадрата с его стороной] будет всегда, и

это  не  будет  во  времени;  не  будет,  следовательно,  [во  времени] и ее

соизмеримость  вследствие того,  что этого никогда не будет, потому  что оно

противоположно  вечно существующему. А все [вещи], противоположности которых

существуют не всегда, могут быть и не быть, и им свойственны возникновение и

гибель.



ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ



     "Теперь",  как  было  сказано,  есть  непрерывная  связь  времени:  оно

связывает прошедшее с  будущим и вообще есть граница времени, будучи началом

одного и концом другого. Но это не так заметно, как для пребывающей на месте

точки.  Ведь "теперь" разделяет в возможности. И поскольку оно таково, "оно"

всегда иное,  поскольку же  связывает,  всегда  тождественно, как [точка]  в

математических линиях: ведь в мысли это  не  всегда одна  и та же точка, ибо

при  продолжающемся делении  она  [каждый раз]  иная, поскольку же это  одна

точка,  она  всюду  тождественна. Так  же  и  "теперь": с одной стороны, оно

деление  времени в  возможности,  с  другой  -- граница  обеих частей  и  их

объединение, а разделение и соединение одного и того же тождественно, только

бытие их различно.

     Таково одно  из значений [слова]  "теперь", другое  же -- когда время к

нему близко.  Говорят: "он придет  теперь",  потому что придет  сегодня, "он

теперь пришел", потому что  пришел сегодня. А события в Илионе  произошли не

теперь, и нет потопа теперь;  хотя время [от нас] до них непрерывно, но  они

не  близки  нам.  "Когда-то" и "когда-нибудь"  говорим мы  о времени  в  тех

случаях, когда  отделяем его  от  настоящего,  например "когда-то была взята

Троя" и "когда-нибудь будет потоп", так как эти [события] надо ограничить от

"теперь". Пройдет,  следовательно,  некоторое  количество  времени до  этого

события  и протекло от  события  в прошлом.  Если же нет времени, которое не

было  бы  "когда-нибудь",  то  всякое  время  будет  ограниченным.  Что  же,

следовательно, время прекратится? Нет, если движение существует вечно. Будет

ли  время всегда  разным или повторно тем же самым?  Ясно,  что, каким будет

движение, таким и время: если оно, [движение], когда-нибудь  станет таким же

точно и  единым,  и время будет одним и  таким же  точно, если же нет --  не

будет. Так как "теперь" есть конец и начало времени, только не одного и того

же, а конец прошедшего и начало будущего, то, подобно кругу, который в одном

и том же [месте] и выпукл и вогнут, и время  всегда начинается и  кончается.

Поэтому  оно  и кажется всегда  различным:  ведь  "теперь" служит началом  и

концом  не  одного и  того же, иначе в одном  и том  же сразу  окажутся  две

противоположности.  И  оно   никогда  не  прекратится,  потому   что  всегда

начинается.

     "Уже"   обозначает   часть   будущего  времени,  близкую  к  настоящему

неделимому "теперь". "Когда ты пойдешь?" -- "Уже  [иду]" --  так как  близко

время, когда он пойдет.  "Уже" обозначает также и часть прошедшего  времени,

не отдаленную от "теперь". "Когда ты пойдешь?"  -- "Уже пошел". А "Илион уже

взят" мы не говорим,  так как слишком далеко от "теперь". "Только что" также

обозначает  часть  прошедшего,  близкую  к  настоящему  "теперь".  "Когда ты

пришел?"  --  "Только что" --  если  время близко  к  нынешнему "теперь",  а

"давно"- если оно далеко. "Внезапно" есть то, что выходит из своего обычного

состояния в течение неощутимого по своей малости времени, а всякое изменение

по природе  есть выхождение из обычного состояния. В определенное  время все

возникает  и  гибнет, поэтому одни называли [время] мудрейшим,  а пифагореец

Парон, наоборот, невежественнейшим, потому что со временем все забывается; и

это  правильнее.  Ясно,  что  время  само  по  себе  скорее  будет  причиной

уничтожения, чем возникновения, как сказано и раньше (ведь изменение само по

себе есть выхождение из себя), а причиной возникновения и бытия  -- [только]

по  совпадению.  Достаточным свидетельством  тому  служит  то, что ничто  не

возникает, не  будучи таким-то образом в движении и действии, а уничтожается

и  то, что не движется;  именно  это мы  и привыкли  называть разрушением от

времени.  Однако  не  время  его  вызывает,  а  просто  во времени бывает по

совпадению и такое изменение.

     Итак, что время существует,  и  что оно такое, и  во скольких значениях

говорится  о  "теперь",  и  что  такое "когданибудь",  "только что",  "уже",

"давно" и "внезапно", обо всем этом сказано.



ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ



     После того как мы все это так рассмотрели, ясно, что всякое изменение и

все движущееся существуют во времени: ведь "быстрее" и "медленнее" приложимо

ко  всякому изменению,  так как обнаруживается во всех них. Я называю  более

быстро  движущимся  то, что  прежде  [другого]  достигает  предназначенного,

проходя одинаковое  расстояние и  двигаясь  равномерным движением, например,

при  перемещении,  если  оба [предмета] движутся по  окружности  или  оба по

прямой; то же относится и к прочим видам движения. Но "прежде"  относится ко

времени:  ведь  мы говорим  "прежде" и  "после", имея  в  виду отстоящую  от

"теперь", а "теперь" --  граница прошедшего  и будущего; следовательно, если

[моменты)  "теперь" находятся во времени, то во  времени будут и  "прежде" и

"после", ведь,  в чем находится  "теперь", в том и отстояние от "теперь".  В

противоположном  смысле  говорится  "прежде" по  отношению  к  прошедшему  и

будущему времени: для прошедшего мы  говорим "прежде" о  более отдаленном от

"теперь", "после" -- о более близком; для будущего "прежде" -- значит ближе;

"после" --  дальше. Следовательно, так как  "прежде" относится  ко времени и

следует за каждым движением, то ясно, что всякое изменение и всякое движение

происходят во времени.

     Достойно рассмотрения  также то,  каково отношение  времени  к  душе  и

почему нам кажется, что во всем существует время -- и на земле, и на море, и

на небе. Или потому,  что время, будучи  числом, есть какое-то состояние или

свойство  движения,  а  все  упомянутое  способно  двигаться? Ведь  все  это

находится в некотором месте,  а время и движение всегда существуют совместно

--  как в  возможности, так и в действительности. Может возникнуть сомнение:

будет ли  в отсутствие души  существовать время  или нет? Ведь если не может

существовать считающее,  не  может быть и считаемого, а следовательно, ясно,

что  [не может  быть] и числа,  так  как  число  есть  или  сосчитанное, или

считаемое. Если же ничему другому не присуща способность счета, кроме души и

разума души, то без души не может существовать время, а разве [лишь] то, что

есть как бы субстрат времени; например, если существует без души движение, а

с  движением связаны  "прежде"  и "после", они же и  есть  время,  поскольку

подлежат счету.

     Может также возникнуть вопрос: для  какого  именно движения  время есть

число?  Или для  всякого? Ведь во  времени  все возникает,  гибнет,  растет,

качественно  меняется  и перемещается;  поскольку  все  это  есть  движение,

постольку  время  есть  число  каждого  движения.  Поэтому  оно  есть  число

непрерывного движения  вообще,  а не какого-нибудь  определенного вида. Но в

настоящий момент происходят и другие движения [кроме данного],  для  каждого

из  которых время  должно  быть числом. Что  же, существует,  следовательно,

другое  время и вместе будут два равных  времени? Конечно,  нет: ведь всякое

равное и совместно [идущее] время тождественно и одно; по  виду же одинаковы

времена и не совместно [идущие].  Ведь если, [например], это собаки,  а  это

лошади, причем тех и других семь, то число их одно и то  же, точно так  же и

для движений, заканчивающихся вместе, время одно и то же, хотя одно движение

может быть  быстрее, другое  --  медленнее, одно --  перемещение, другое  --

качественное  изменение. Однако  время одно  и  то  же  и для  качественного

изменения,  и  для перемещения, если только число одинаково и происходят они

совместно. И вот  поэтому-то движения различны и происходят отдельно друг от

друга, а время везде одно  и  то же, так как и число для равных и совместных

движении всюду едино и одно и то же.

     Так как первичное движение -- перемещение, а в нем -- движение по кругу

и  каждая [вещь] исчисляется  родственной ей единицей:  монады  --  монадой,

лошади -- лошадью, то и время измеряется каким-нибудь определенным временем,

причем, как мы  сказали, и время измеряется  движением, и движение  временем

(это  значит,  что временем определенного движения  измеряется количество  и

движения   и  времени).  Следовательно,  если   первичное  есть  мера  всего

родственного,  то равномерное круговое  движение есть  мера по преимуществу,

так  как число  его наиболее  доступно  [для  определения]  Ни  качественное

изменение,  ни  рост,  ни  возникновение  не  равномерны,  а  таково  только

перемещение.  Оттого  время  и кажется  движением  небесной сферы, что  этим

движением измеряются  прочие движения, и время измеряется  им  же. Отсюда  и

обычная  поговорка: человеческие дела называют круговоротом и  переносят это

название  на все прочее, чему присущи природное  движение,  возникновение  и

гибель. И это потому, что все перечисленное  оценивается временем и приходит

к концу и к началу, как бы  определенным образом чередуясь, ибо и само время

кажется каким-то кругом.  А оно, в свою  очередь, кажется кругом потому, что

оно мера подобного движения  и  само им измеряется.  Таким образом, называть

совершающееся  [в  мире]  вещей   круговоротом  --  значит  утверждать,  что

существует  какой-то круг времени,  -- и  это потому,  что время  измеряется

круговращением: ведь измеренное не обнаруживает  ничего другого, кроме меры,

разве только в целом [имеется] несколько мер.

     Правильно также говорится, что число овец  и собак, если оно одинаково,

тождественно,  а  сама  десятка  не  тождественна  и десять  [предметов]  не

тождественны -- так же как не тождественны треугольники -- равносторонний  и

разносторонний. По  фигуре, однако, они  тождественны, ибо оба треугольники.

Ведь тождественным называется то, в чем нет специфического отличия, а не то,

в  чем  [такое]  отличие  имеется.  Например,  [равносторонний]  треугольник

отличается    от    [разностороннего]   треугольника   специфическим    [для

треугольников] отличием, следовательно, [эти] треугольники разные.  И однако

по  фигуре они не  отличаются, но принадлежат к  одному и  тому  же разряду.

Потому  --  что,   [например],  такая-то  фигура  --  круг,  а  такая-то  --

треугольник,  но  из треугольников один [будет]  равносторонний, а другой --

разносторонний. Фигура  их, правда,  тождественна  (ибо  [и  тот  и  другой]

треугольник), но  как  треугольники они  не тождественны. И  число, конечно,

тождественно, ибо  число одних [предметов]  не  отличается [от числа других]

специфическим  [для числа] отличием, однако десятка [в том и  другом случае]

не тождественна, так как различны предметы, к которым она относится: в одном

случае это собаки, в другом -- лошади.

     Итак, о [самом] времени и о том, что при [нашем] рассмотрении оказалось

с ним близко связанным, сказано.





 * КНИГА ПЯТАЯ (Е) *



ГЛАВА ПЕРВАЯ



     Все  изменяющееся изменяется  или по  совпадению,  например,  когда  мы

говорим:  "[вот]  идет  образование",  так   как  идет  [человек],  которому

случилось быть  образованным,  или  вообще говорится об изменении вследствие

изменения чего-нибудь  в предмете,  например когда мы говорим,  имея с  виду

части [предмета],  что (тело выздоравливает, потому что выздоравливает  глаз

или  грудь, а они  суть части  тела как  целого).  Но существует  и  то, что

движется не по совпадению и не потому,  что [движется] другое, относящееся к

его частям, но само по себе и первично. Это есть способное двигаться само по

себе,  но  различное  для  каждого  вида  движения,   например  способное  к

качественному изменению, а [в области] качественного изменения, -- исцелимое

и способное нагреваться, как нечто различное.

     То  же  относится и к движущему:  одно  движет  по  совпадению,  другое

вследствие того, что в нем [движет] какая-нибудь часть, третье первично само

по себе, например врач исцеляет, а рука ударяет.

     Раз существует первое движущее, существует и движимое, далее, то, в чем

происходит  движение, т. е.  время, и помимо [всего]  этого из чего и во что

идет движение, ибо  всякое движение [идет] из чего-нибудь и  во  что-нибудь,

ведь [1] изначально приводимое  в движение [2], то, во что движение приходит

и [3] из чего [исходит],  различны, как, например, [различны] дерево, теплое

и  холодное:  из них первое "что", второе "во что", третье "из чего". Что до

движения, то  ясно,  что оно  [происходит] в  дереве, а не  в форме, ибо  ни

форма, ни место, ни количество не приводят  в движение и не движутся, а есть

движущее,  движимое и во что  [движимое] движется. Дело в том, что изменение

именуется преимущественно по тому,  "во что" идет движение,  а не "из чего";

поэтому и гибель есть  изменение в несуществующее, хотя  гибнущее изменяется

из существующего, и возникновение есть (изменение) в существующее, хотя и из

несуществующего.
Семинарская и святоотеческая библиотеки

Предыдущая || Вернуться на главную || Следующая
Полезная информация: