Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Совокупность религиозно-философских систем, называемых гностицизмом, основывалась на фактах и учении христианства. Более того, гностики всегда старались подкрепить свое учение ссылками на самого Христа, от Которого якобы тайное знание и передавалось от человека к человеку. Согласно утверждениям гностиков, происхождение многих гностических теорий восходило к Марии Магдалине, которой Спаситель по Своем Воскресении будто бы открыл много разных тайн. И от нее якобы это эзотерическое знание дошло до последующих поколений через ряд избранных духовных людей - элиты, достойной хранить не доступный простым смертным гносис.
Гностических учений существовало множество, но все они характеризовались двумя существенными признаками. Во-первых, основывались на дуалистическом мировоззрении. Гностики утверждали существование двух божеств: верховного, трансцендентного, и низшего - демиурга, управляющего нашим миром. Низшим богом они считали ветхозаветного Ягве. Это приводило к пренебрежительному отношению или к отрицанию Ветхого Завета, что является вторым признаком гностицизма.
Опасность гностицизма для христианства была велика еще и потому, что в те времена молодая Церковь не располагала никакими внешними критериями самоопределения: еще не был установлен новозаветный канон, еще не пришла пора Вселенских Соборов, не существовало кафолического церковного авторитета. В этих условиях и выступил св. Ириней Лионский против гностического умонастроения.
Св. Ириней родился в середине второго века (между 140 и 160 гг.) в Малой Азии. Он был близок к Поликарпу Смирнскому и тем самым принадлежал к богословской традиции, восходящей к апостолу и евангелисту Иоанну Богослову. Достигнув зрелых лет, Ириней отправился на запад, в Галлию, был поставлен в Лионе во пресвитера, а впоследствии избран во епископа Лионского. Евсевий пишет, что он принял мученическую смерть во времена гонения императора Септимия Севера (ок. 202 г.).
Большинство сочинений св. Иринея не сохранилось. До нас целиком дошли "Изложение проповеди апостольской" и пять книг "Против ересей", или иначе - "Обличения и опровержения лжеименного знания". Пять книг есть его основной труд, в котором он противопоставляет учению гностиков Предание Церкви.
Эсхатологическое восприятие видения или познания Бога как конечного Его проявления, к которому человечество постепенно подготавливается, соотношение между этим видением лицом к лицу и состоянием безгрешности, которое мы находим у св. Иринея, было уже изложено в труде св. Феофила Антиохийского "Апология". В книге рассказано, что Автолик, приверженец культа идолов, просит Феофила показать ему Бога христиан. Феофил ему отвечает: "Прежде чем я покажу тебе нашего Бога, покажи мне себя как человека; дай мне доказательство того, что душевные твои очи могут видеть и что сердечные твои уши могут слышать, ибо видеть Бога могут только те, чьи очи душевные открыты. Напротив же, те, чьи очи затемнены греховной катарактой, не могут видеть Бога. Можно ли описать Бога тем, которые Его не видят?" (7. 20).
В своей борьбе против гностиков, пытающихся противопоставить Бога творящего Богу спасающему, явившемуся в Иисусе Христе, Ириней развивает мысль о постепенном самооткровении Бога, который все сотворяет Своим словом. Он пишет о том откровении, которое Слово, являя Себя патриархам и пророкам, продолжает и которое Оно завершает Своим Воплощением. Слово говорит о самом принципе откровения Отца, к Которому приложима идея Бога, не видимого по своей природе. Бог, не познаваемый в Своем величии, дает познать Себя в Своей любви через Слово, которым Он все сотворил (4. 370). "Сын открывает познание Отца через Свое откровение. Ибо откровение Сына есть познание Отца, потому что все открывается через Слово" (4. 329). И дальше св. Ириней добавляет: "Отец есть невидимое Сына, а Сын - видимое Отца" (4. 331). "Слово же сие открылось тогда, когда Слово Божие сделалось человеком, уподобляя Себя человеку и человека Себе Самому, дабы через подобие с Сыном человек стал драгоценен для Отца. Ибо хотя в прежние времена было сказано, что человек создан по образу Божию, но это не было показано (самым делом), ибо еще было невидимо Слово, по образу которого создан человек. Поэтому он легко утратил подобие. Когда же Слово Божие сделалось плотью, Оно подтвердило то и другое, ибо истинно показало образ, Само сделавшись тем, что было Его образом, и прочно восстановило подобие человека через видимое Слово соподобным невидимому Отцу" (4.480-481).
Рассмотрим более подробно христианскую антропологию св. Иринея, которую он противопоставил односторонней гностической антропологии. Согласно воззрениям гностиков, в связи с принятой ими триадой: дух, душа и тело -все люди разделяются на телесных, душевных и духовных. Гностики говорили только о воскресении души.
Св. Ириней считает человека целостным единством, в котором физическое и духовное начала существуют неотделимо друг от друга. Однако в едином человеке он различает дух, душу и тело. Такой трихотомический взгляд на человека характерен для христианской антропологии и встречается уже у апостола Павла. Христианское откровение не противопоставляет душу и тело как доброе и дурное начала, а рассматривает человека в единстве души и тела, и оба они, будучи творением Божиим, должны быть подчинены Духу Божию. "Совершенный человек, - пишет св. Ириней, - состоит их трех - плоти, души и духа: из коих один, то есть дух, спасает и образует: другая, то есть плоть, соединяется и образует, а средняя между этими двумя, то есть душа, иногда, когда следует духу, возвышается им, иногда же, угождая плоти, ниспадает в земные похотения. Итак, все, не имеющие того, что спасает и образует жизнь, естественно будут и назовутся плотию и кровию, потому что не имеют в себе Духа Божия" (4. 462). Именно в Духе Святом человек стяжает уподобление. Постепенно проявление Бога совершается в духовном совершенствовании человека. "Когда же дух сей, соединенный с душою, соединяется с созданием, то человек делается по причине излияния Духа духовным и совершенным, и это есть (человек), сотворенный по образу и подобию Божию. Если же не будет в душе Духа, таковой по истине есть (человек) душевный и, оставшись плотским, будет несовершенный: он имеет образ (Божий) в создании, но подобия не получает чрез Духа, и потому он несовершен... Соединение же и союз всех сих (духа, души, тела) составляют совершенного человека... Итак совершенны те, которые имеют и Духа Божия в себе пребывающего и души и тела свои сохраняют беспорочными, храня веру Божию, то есть в Бога, и соблюдая правду в отношении к ближнему" (4. 456-457).
В антропологических взглядах св. Иринея духу принадлежит господство над телом, душа же подвижно располагается между ними; чем ближе к духу "поднимается" душа, тем больше человек приближается к Богу. Чем ниже она "опускается", тем ближе человек к животному.
Когда св. Ириней говорит о Духе, его мысль не делает различия между духом человеческим и Духом Божиим. Вполне вероятно, что он умышленно пользовался этим термином в обоих значениях сразу, не проводя четкой границы. Как бы то ни было, Ириней не видит трудностей в общении человека с Богом. Дух в человеке есть не что иное, как Дух Божий.
Антропология св. Иринея служит ключом к пониманию его учения о Воплощении, искуплении и спасении. Грехопадение, по его пониманию, состояло в том, что человек пренебрег своим духовным началом и сделал плоть единственным критерием жизни и самосознания. Воплощение и искупление заключались в восстановлении первозданной гармонии человеческой во Христе.
Рассмотренная христианская антропология позволяет сделать вывод об иерархическом взаимодействии духа, души и тела при постоянном сохранении целостности человека. Правильное иерархическое устроение, рассматривающее душевное и плотское как инструментальное для духовного начала, позволяет человеку совершенствоваться. Разрушение такого устроения пленяет духовное начало, подчиняя его низшим силам, что приводит к деградации человека. Педагогическая ценность учения св. Иринея заключена в возможности правильного и разумного сочетания психофизического развития и духовного становления человека. Веру как приближение к Богу посредством любви, в процессе которого и происходит духовное становление человека, св. Ириней ставит выше знания. "Лучше и полезнее оставаться простым и мало знающим и приближаться к Богу посредством любви, нежели, считая себя много знающим и очень опытным, оказываться хулителем своего Бога, сочиняя себе другого Бога Отца. И потому-то Павел восклицает: "знание надмевает, а любовь назидает" (1 Кор. 8, 1); не то, чтобы он порицал истинное знание о Боге, - ибо иначе он первого обвинил бы самого себя" (4. 186). Далее мы читаем: "Если, поэтому, из вещей творения некоторые подлежат только Богу, а некоторые доступны и нашему познанию, то что мудреного, если из того, что мы ищем в Писаниях, которые всецело духовны, нечто мы, по милости Божией, уясняем себе, а иное представляем Богу, и это не только в нынешнем веке, но и в будущем, дабы таким образом Бог всегда учил, а человек всегда научался от Бога" (4.191). Духовное становление включает и несет в себе развитие. Развитие, в свою очередь, не ведет за собой и не является причиной духовного становления.
Понимание таинств у св. Иринея прямо вытекает из его антропологии и сотериологии (учении о спасении): "Безрассудны вовсе те, которые презирают устроение Божие и отрицают строение плоти, и отвергают ее возрождение, говоря, что она не участвует в нетлении. Но если не спасется она, то значит и Господь не искупил нас Своею кровию и чаша Евхаристии не есть общение крови Его, и хлеб, нам преломляемый, не есть общение тела Его. Ибо кровь может исходить только из жил и плоти и прочего, что составляет сущность человека, которою истинно сделалось Слово Божие и искупило нас Своею кровью, как апостол говорит: в Нем "мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов" (Кол. 1, 14). И так как мы члены Его и питаемся Его творением, а творение Он доставляет нам, повелевая всходить солнцу и падать дождю, как Ему угодно, то чашу от сотворенного Он назвал Своею кровью, от которой Он орошает нашу кровь, и хлеб от творения исповедал Своим телом, которым укрепляет наши тела" (4.449). Иными словами, Воплощение и восстановление лежат в основе нашего совершения Евхаристии, через которую человек в самом реальном, физическом смысле делается причастником Божиим. Участие в Евхаристии Ириней считает неоспоримым доказательством неправоты гностиков, отрицательно относившихся к телу и ко всему материальному вообще. Для них, приемлющих лишь духовное, совершение Евхаристии было пустой тратой времени. Для Иринея через Евхаристию не только человек, но и все творение воссоединяется со своим Творцом и Спасителем. Из этого следует характерное для христианства уважение к природе и ко всякой твари, а в особенности к человеческому телу. Творение есть создание Божие: оно возвращается Творцу, "причащается" Его жизни, а следовательно, не принадлежит нам и мы не имеем права распоряжаться ничем (включая и наши тела) по нашим прихотям и произволу. (8. 36)


Учение отцов и учителей Церкви III века о воспитании

Отношение христианства к языческому образованию как основная педагогическая проблема III века
В первые века христианства образование, и особенно высшее, приобреталось в языческих школах. Для наставления в христианском учении отцы и     учителя Церкви собирали около себя юношей и образовывали их беседами и примером высокой жизни. Так, например, обучал священномученик Поликарп, епископ Смирнский. Беседы и отдельные наставления о воспитании и образовании сохранились в письменных произведениях, число и разнообразие которых во 11-111 веках превышает писания мужей апостольских, состоящих преимущественно из посланий. Это можно объяснить состоянием христианской Церкви в указанное время. Чтобы оградить Церковь от ожесточенных нападок на христианство со стороны языческих писателей, необходимо было иметь ученых защитников. Церковь постепенно их приобретала: с одной стороны, через обращение ко Христу образованных язычников (св. Иустин Философ, Феофил Антиохийский и другие), с другой - через воспитание в своих собственных школах мужей и юношей, которые могли смело выступать перед судом языческо-иудейского мира и доказывать несравненное превосходство христианской веры и жизни перед всяким другим учением и образом жизни.
В истории христианской Церкви уже с III века ясно обозначились два направления в стремлениях и взглядах на отношение христианства к языческому образованию, философии и науке: первое - теоретически-положительное, и второе - практически-отрицательное. Центром первого направления была Александрия, центром второго - Карфаген. В соответствии с этим принято Александрийское направление называть восточным, а Карфагенское - западным.
Восточное направление отличалось стремлением говорить с греческими мыслителями на их философско-научном языке, имея намерение обратить их от философских размышлений к христианству. Поэтому при богословском раскрытии христианских истин александрийцы нередко пользовались греческой философией, сами ее изучали и не отвергали того, что в языческих системах было достойно уважения.
Многие из учителей этой школы получили образование в языческих философских школах и, на своем опыте через сравнение убедившись в превосходстве христианского учения над всеми иными, предлагали тот же путь веры и другим. Они были убеждены, что христианское учение, покорившее их ум и сердце, так же восторжествует и над умами образованных людей. Вместе с тем они не могли забыть, сколько возвышенных мыслей заключалось в лучших философских системах, и поэтому у них могло сложиться убеждение, что языческая мудрость есть откровение того же Господа, просвещающего иудеев через закон, а язычников через философию для того, чтобы хотя и разными путями, но привести и тех и других к одной цели: к вере в Искупителя и к принятию Евангелия.
Александрия как столица греко-римского мира того времени соединила в себе все, что было выдающегося в литературе, науке, философии и религии. Ее знаменитые школа-университет, названная "Музеем" (от греческого "Мусион", храм муз - покровительниц искусства и науки), и библиотека привлекали юношей и мудрецов со всего света.
К представителям восточного направления принадлежат Климент Александрийский, Ориген, а впоследствии Афанасий Александрийский и единомысленные с ним три каппадокийца - два Григория и Василий Великий.
Западное, или карфагено-римское, направление восставало против знакомства с трудами языческих авторов. Оно было практическое, церковное. Здесь мы находим стремление к установлению вселенского единства Церкви, обоснование теории церковной организации и иерархии.
Карфаген, основанный на развалинах старого города, был знаменит многочисленными школами. Наряду с языческими ораторами собирали массу слушателей и христианские проповедники. Но собирали их не на площадях, а в пещерах, при гробницах мучеников. Карфагенская Церковь процветала, украшенная пастырями и мучениками. Из самых известных и первых по времени представителей Карфагенского направления назовем Тертуллиана и Киприана Карфагенского. (5.305-307)

Тертуллиан
Тертуллиан был первым значительным богословом, писавшим на латинском языке. Он не значится в числе отцов Церкви по причине того, что уклонился от православия и после 207 года впал в монтанизм - ересь, утверждающую, что во Христе мы не получили полноту откровения, что откровение не закончено, но находится в процессе завершения благодаря действию Святого Духа. Монтан отвергал иерархическую организацию Церкви и утверждал, что руководство ею должно принадлежать особым вдохновенным "пророкам" (харизматикам). Монтанистская группа, основанная Тертуллианом в Африке, оказалась живучей и существовала еще в пятом веке под названием тертуллианизма. (8.51-52)
Тертуллиан родился около 160 года в Африке, в языческой семье. Он получил хорошее образование, основательно знал греческий язык и хорошо был знаком с мифологией и произведениями языческих поэтов. К философии он не чувствовал ни малейшего влечения и даже о самых великих философах - Сократе и Платоне отзывался с пренебрежением. Получив образование, он сделался юристом. По природе Тертуллиан был очень впечатлительным, обладал пылким, увлекающимся характером. Его обращение в христианство состоялось в Карфагене в возмужалую пору жизни, когда ему было более тридцати лет. После обращения он стал пресвитером, но потом переехал в Рим, где составил себе обширную юридическую практику. Помимо этого он много писал на богословские темы. Аскетическая суровость сочеталась в Тертуллиане с пылким стремлением к истине и беспощадной непримиримостью к противникам, что объясняет и тон его сочинений - резкий, страстный, полемичный.
Тертуллиан занимался писательской деятельностью с 193 по 220 годы (он умер после 220 года). Его наследие представляет огромный вклад в христианское Предание.
Даже после ухода в монтанизм в его сочинениях можно обнаружить признаки православного богословствования. Среди творений Тертуллиана есть апологетические сочинения. Одним из важнейших сочинений в защиту христиан является его "Апологетический трактат". В сочинении против еретиков, названном "Опровержение еретиков", направленном в основном против гностиков, Тертуллиан демонстрирует их неправоту. Его основной аргумент состоит в следующем: еретики не могут пользоваться Священным Писанием, так как оно принадлежит Церкви, а не им; а войти в общение с Церковью они не могут, так как их учение не содержится в Писании. Обсуждая происхождение ересей, Тертуллиан во всем винит языческую философию, считая, что она произвела все ереси, и ничему хорошему научиться у философов, по его мнению, нельзя. Единственным объективным критерием истины является правило веры. "Чему научиться от тех, которые не умеют ничего иного делать, как разрушать? Какого света ожидать там, где все тьма? Поищем у себя и у своих, но поищем только того, что служит к разрешению вопроса, не нарушая правила веры" (8. 54).
Трактат "О крещении" - самое раннее из дошедших до нас значительных сочинений на эту тему - направлен против Квинтилла, который учил, что крещение не является необходимостью. Тертуллиан опровергал его следующим образом: как для того, чтобы войти в землю обетованную, необходимо было пересечь Красное море, так и для вступления в Церковь необходимо пройти через воду крещальной купели. Вода рассматривается как жизнедающая стихия. В связи с этим у Тертуллиана впервые встречается объяснение монограммы ИХТИС, состоящей из начальных букв титула Иисус Христос Теу Иос Cornup (Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель). Слово ИХТИС по-гречески означает "рыба", а рыба живет в воде. Вполне вероятно, именно поэтому в раннехристианском искусстве рыба была символом Христа. Такую же символику Тертуллиан усматривал в евангельском эпизоде чудесного улова рыб. Он утверждал, что крещение еретиков недействительно, и особо отмечал в соответствии с установившейся традицией, что мученичество за Христа следует рассматривать как "крещение кровью". (8. 52-53)
В сочинении "О душе" Тертуллиан, отрицая философию, пишет, что душа, сотворенная по образу Божию, по природе своей христианка. И поэтому она может естественным образом свидетельствовать о Боге, Виновнике ее бытия. Она питает страх к Нему как к своему отцу. Хотя душа заключена в темницу тела, развращена воспитанием, обессилена и порабощена страстями, но лишь только пробуждается от усыпления, тотчас начинает взирать на небо, зная, что там жилище Живого Бога, от которого она произошла, и называет Бога одним лишь Ему принадлежащим именем. Велик Бог, Бог милостив, Бог видит - вот что душа говорит нам на всякое время, на всяком месте.
Сочинения на нравственные темы, среди которых наиболее важны "О зрелищах", "Об одежде женщин", "Письмо к жене", "Увещевание о целомудрии" и "Книга о единобрачии", отличаются строгими моральными и дисциплинарными требованиями.
Изображая замену языческих воспитательных средств христианскими, Тертуллиан уговаривает христиан не прельщаться сочинениями язычников и их поэзией, которая хотя ласкает слух, но втягивает душу в омут растлевающих чувствований. Прочь ее! Мы имеем довольно превосходных стихов и гимнов, которые не басни, а истина, не искусственные мелодии, а простые сердечные излияния в стройном пении. "У язычников, - говорил он, - упражнение в борьбе гладиаторов, атлетов; у христиан тоже борьба в полной мере - борьба со страстями. Распутство побеждается целомудрием, безверие - верою, жестокость низлагается милосердием, гордость - смирением, легкомыслие - скромностью. Вот борьба, свойственная христианам, венчающая их славою" (5. 308-309).
Тертуллиан не оставил специальных сочинений о воспитании, но основы, на которых оно должно утверждаться, обозначил. Он отмечал, что одновременно созидаются Господом душа и тело и развитие их должно совершаться в одно и то же время. Тело возрастает естественно, по закону необходимости. Душа, одаренная свободою воли, должна быть исправляема путем добра. Ничто языческое, соблазняющее не должно увлекать ее внимание. Поэтому и обучение языческой литературе должно быть совершено с великим вниманием. Нужно помнить, что душа не в ладу с собой, поэтому ей надо дать средство победить себя. Это средство - Христос Спаситель с Его учением. Своим примером, всемогущей благодатью, возрождающей крещеного и утверждающей Святым Духом внутреннего человека, Господь ведет к жизни вечной. Говоря об образовании, Тертуллиан указывает источник христианского просвещения, оно заключается не в нелепых учениях философов, а в изучении Священного Писания и Предания. "Бог дал нам Священное Писание в помощь для совершеннейшего познания как Его Самого, так и Его намерений. Мы не нуждаемся в любопытстве после Иисуса Христа, ни в изысканиях после Евангелия. Веруя им, мы не хотим верить другим. Ищите, пока не найдете, верьте, когда нашли" (5. 309).
По убеждению Тертуллиана, благодать действует непрерывно, втайне от человека, поэтому необходимо крестить младенцев и питать их религиозными впечатлениями, не ожидая времени их умственного развития и образования в них религиозных понятий. Молитва, возносимая Богу духом и истиною, низводит и умножает благодать, укрепляющую душу.

Святой Киприан, епископ Карфагенский
Киприан родился около 200-210 гг. в Карфагене - в то время крупном епископ       торговом и интеллектуальном центре. Родом он был из богатой языческой семьи. Получив образование, преподавал риторику и имел адвокатскую практику. Под влиянием пресвитера Цельсия уже в зрелых годах, в возрасте более сорока лет, он обратился в христианство и принял крещение. Озаренный светом христианской веры после крещения, Киприан совершенно изменил образ жизни. Оставив все заботы о земном богатстве, славе и удовольствиях, он принялся усердно читать Священное Писание и творения Тертуллиана, которого всегда называл своим учителем. Св. Киприан был поставлен пресвитером, а впоследствии и епископом Карфагена.
Вскоре после вступления Киприана на епископскую кафедру началось жестокое преследование христиан при императоре Декии (250 г.). Произошло это после двадцати лет терпимости, в продолжение которых Церковь разрослась, набрала силу, но стала и более уязвимой для гонителей. Впервые в истории христианства всех христиан Римской империи принуждали к языческим жертвоприношениям. Многим казалось такое жертвоприношение формальностью, и отступников на этот раз было намного больше, чем в прошлые гонения.
Сам Киприан в разгар гонений укрылся в потаенном месте. За его осторожность он был обвинен в трусости и недостаточно героическом поведении. В те времена отступничество считалось смертельным грехом, и, по мнению многих, примирение отступников с Церковью было невозможно. После прекращения гонений (251 г.) встал вопрос о судьбе отступников. Исповедники, люди, подвергнувшиеся гонениям, открыто исповедовавшие свою веру, но по каким-либо причинам не принявшие мученическую смерть, настаивали на своем исключительном праве судить отступников. Киприан же считал, что только епископ может нести ответственность за примирение отступников. Его мнение и утвердил Карфагенский собор в 251 году. Недовольная этим решением группа пресвитеров-исповедников откололась от Церкви. Этим проблемам - отступничеству и расколу - посвящены два основных сочинения св. Киприана -"О падших" и "О единстве кафолической Церкви". Св. Киприан принял мученическую смерть в ходе новых гонений, разразившихся в 258 году.
В книге "О падших" св. Киприан считает, что гонения постигли Церковь за грехи христиан, которые к середине третьего века пользовались большей, по сравнению с прежними веками, свободой, что и усыпило их бдительность, породив безнравственность и небрежение верой: "Так как продолжительный мир повредил учение, преданное нам свыше, то сам небесный Промысел восстановил... почти спящую веру. При этом... всемилостивый Господь расположил все так, чтобы случившееся казалось более испытанием, чем гонением. Ведь стали же заботиться о приумножении наследственного своего достояния и, забыв о том, как поступали верующие при апостолах, с ненасытным желанием устремились к увеличению своего имущества. Не стало заметно в священниках искреннего благочестия, в служителях - чистой веры, в делах - милосердия, в нравах - благочиния. Мужчины обезобразили свою бороду, женщины нарумянили лица... Заключают супружеские союзы с неверными, члены Христовы предлагают язычникам. Не только безрассудно клянутся, но совершают клятвопреступления. С гордой надменностью презирают предстоятелей Церкви, ядовитыми устами клевещут друг на друга, упорной ненавистью производят взаимные раздоры" (13. 280-281).
Говорит св. Киприан и о родителях, которые без особой нужды приводили детей для участия в языческих обрядах, тем самым принуждая их к отступничеству.
Сочинения на этические темы обнаруживают некоторое сходство с писаниями Тертуллиана. Известны несколько небольших трактатов, из которых особый интерес представляют "Об одежде девственниц", "О благе терпения" и "О ревности и зависти".
В книге "О смертности" описывается христианское отношение к смерти. Здесь подчеркивается, что ничем так не отличаются христиане от язычников, как духом, с которым они приветствуют окончание жизни. Св. Киприан осуждает обычай оплакивать мертвых, так как для верующего человека смерть во Христе ведет к бессмертию и вечному вознаграждению, освобождая его от трудов и невзгод этого мира для поселения в истинном отечестве.
Отличительной чертой всех сочинений св. Киприана является их практическая направленность. Он выделял те стороны христианской жизни, которые оказывали особенно сильное влияние на изменение языческого жизненного строя. Так, самобытным явлением в христианстве были девственники и девственницы, оно явилось могущественным средством Церкви в ее стремлениях совершить обновление личности, семьи и общества. Девственники и девственницы своим примером пробуждали стремление к чистой жизни у своих младших сверстников. "Девы, - говорит св. Киприан, - это цвет церковного отростка, высокое украшение благодати духовной. Ими радуется, в них обильно красуется славное чадородие Матери-Церкви" (5. 311).
К названным трактатам принадлежит и самый ранний в истории христианства комментарий на "Отче наш", или "Книга о молитве Господней". В этом небольшом трактате автор говорит о единстве Церкви и ее общинном характере. "Учитель мира и Наставник единства прежде всего не хотел, чтобы молитва была совершаема врозь и частно, так чтобы молящийся молился только за себя. В самом деле, мы не говорим: "Отче мой, иже еси на небесех, ... хлеб мой насущный даждь мне днесь"; каждый из нас не просит об оставлении только своего долга, не молится об одном себе, чтобы не быть введену в искушение и избавиться от лукавого. У нас всенародная и общая молитва, и когда мы молимся, то молимся не за одного кого-либо, но за весь народ, потому что мы - весь народ - составляем одно. Бог - Наставник мира и согласия, поучавший единству, хотел, чтобы и один молился за всех так же, как Он один носил всех" (13. 310).
Эта тема единства всех в Церкви, преобразования общества того времени и отдельных семей по образцу Церкви Христовой особо ярко выражена в творении "О единстве Церкви". Каждый христианин обязан принадлежать к кафолической Церкви - единой и единственной Церкви, основанной на Петре. Господь обращается к Своему ученику: "Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою" (Мф. 16, 18)... И опять Он говорит ему же по воскресении своем: "паси овец Моих" (Ин. 21, 16). Таким образом основывает Церковь свою на одном. И хотя по воскресении своем Он дает равную власть всем апостолам (Ин. 20, 21-23), однако, чтобы показать единство Церкви, ему угодно было с одного начать это единство. Конечно, и прочие апостолы были то же, что и Петр, имея равное с ним достоинство и власть, но в начале указывается один, для обозначения единой Церкви" (13. 296).
Под единством Церкви св. Киприан разумеет сакраментальное единство во главе с епископом. В наше время большинство богословов, в том числе и католических, соглашаются с тем, что, говоря о "престоле св. Петра" как основании единой Церкви, св. Киприан имел в виду не Римский престол, а любую местную церковь. В конкретном случае он писал о Церкви Карфагенской. Следуя традиции свв. Игнатия и Иринея, он видит в каждой местной церкви единую и единственную кафолическую Церковь, во всей ее полноте. Местная церковь не частица Церкви, а вся Церковь. "Церковь одна, хотя с приращением плодородия дробится на множество. Ведь и у солнца много лучей, но свет один; много ветвей на дереве, но ствол один, крепко держащийся на корне; много ручьев истекает из одного источника... Равным образом Церковь, озаренная светом Господним, по всему миру распространяет лучи свои, но свет, разливающийся повсюду, один, и единство тела остается неразделенным. По всей земле она распростерла ветви свои, ...обильные потоки ее текут на далекое пространство: при всем том глава остается одна, одно начало, одна мать, богатая преспеянием плодотворения" (13.297).
Нет никакого сомнения в том, что все высказывания о св. Петре являются лишь выражением раннехристианской идеи, что каждая поместная церковь, управляемая епископом, есть наследница Петра, который считался как бы центром, основанием единства всей Церкви в целом. Эта идея была отражением природы местной раннехристианской общины, вне которой, указывал св. Киприан, нет спасения: "Тот не может иметь Отцом Бога, кто не имеет матерью Церковь". Единство Церкви проявляется и в этом, она является единственным местом спасения для христиан. Вне Церкви, говорит св. Киприан, нет спасения: "Находящийся вне Церкви мог бы спастись только в том случае, если бы спасся кто-либо из находившихся вне ковчега Ноева" (13. 297).
Все советы св. Киприана о воспитании детей основаны на идее единства и спасительности Церкви. Детей следует воспитывать в .твердом сознании глубокого единения всех верующих через великую любовь к Богу и друг к другу для соединения всех в Единую Церковь - общество, в котором одно наше спасение. Без этого сознания, без стремления к единению, если оно не будет заложено в детских душах, они не могут быть членами Церкви. Вне Церкви спастись нельзя, значит, они не могут получить спасения. Для более полного уразумения этого св. Киприан подробно рассматривает мысль апостола Павла, что семья - домашняя Церковь и что все в этой Церкви должно быть устроено по образцу великой Святой Единой Церкви. Муж и отец должен быть главою домашней Церкви по образу Господа. Жена и мать должна первая показывать любовь ко Господу, кротость, мудрость, трудолюбие как предавшая себя на волю Божию. Дети должны усвоить в душе и показать в жизни черты благоговения к своим родителям. Единство Церкви вселенской проявляется в единстве семьи и выражается в том, что все в семье совершается вместе, в едином духе, слове, деле. Вместе трудятся, вместе отдыхают, вместе трапезничают и вместе благодарят Бога, вместе просят Его о нуждах семьи, благе ближних и всей Церкви. Вместе славословят Господа за Его дивные милости. Воспитанные в домашней Церкви младенец и отрок, придя в юношеский и зрелый возраст, станут живыми членами матери-Церкви и плодотворно поживут в ней во славу Божию. (5. 313)

Климент Александрийский
Александрия, основанная Александром Македонским еще до возникновения христианства, была центром интеллектуальной жизни, колыбелью эллинизма. Христианство пришло в Александрию, вероятно, уже в первом веке, и уже к четвертому веку население египетской столицы было по преимуществу христианским. Александрийская Церковь никогда не пыталась подкрепить свой авторитет апостольским происхождением, хотя и существует предание о том, что она была основана евангелистом Марком. Уже во втором веке в Александрии существовала огласительная школа, для обучения оглашенных или готовящихся к принятию крещения. Александрийская школа была известна особым направлением и качеством преподавания. Ее последовательно возглавляли знаменитые богословы Понтен, Климент Александрийский и Ориген.
Тит Флавий Климент родился в Афинах около 150 (153) года в семье язычника. Обучившись в языческой школе, в поисках более глубокого образования отправился в путешествие на Восток. Возможно, он обратился в христианство во время путешествия, но это обращение могло произойти и раньше. Конечным пунктом его странствий явилась Александрия, где Климент стал сначала учеником Понтена, а со временем заменил его в должности ректора Александрийской школы. Во время гонений в 202 году он покинул Египет и умер в 215 (220) году, так и не вернувшись в Александрию.
Из "Церковной истории" Евсевия известен список творений Климента. К ним относятся "Увещание к эллинам", "Педагог" и "Строматы". Заглавие "Строматы" можно перевести как "сборники" или даже "ковры", в нем подразумевается понятие разноцветного узора или мозаики.
Три названных трактата представляют программу постепенного становления совершенного и просвещенного христианина, выработанную в Александрийской школе. Обучение состояло из одного подготовительного и двух основных курсов. Для подготовительного курса предназначалось "Увещание", обращенное к язычникам, уже получившим светское античное образование. В качестве руководства для первого курса обучения написан "Педагог", для второго курса - "Строматы".
Слово "педагог" переводится с греческого как детоводитель. Всех людей, независимо от возраста и опыта, Климент называет детьми, чадами Божиими. "Теперь, соблюдая в ходе мыслей последовательность, мы скажем о том, кто состоит нашим Педагогом. Имя Ему Иисус" (14. 68). Иисус убеждает, воспитывает, учит. Достижение педагогического идеала рассматривается в "Педагоге", во-первых, в приобретении праведных обычаев, во-вторых, в воспитании христианского поведения, в-третьих, в преодолении страстей. "Чему, открыто наставляя в том, обещает научить педагог? Если в нравственном человеке различать такие три сферы: склонности воли, внешние действия и страсти, то склонности воли будут относиться к области действий увещающего Логоса... Всею областию человеческих действий заправляет законы постановляющий Логос. Страстей же врачом состоит целящий Логос. В сущности все это один и тот же Логос. Он освобождает человека от рабства мирским обычаям, коими дотоле мы довольствовались, и воспитывает нас для единственно возможного спасения в Божественной вере... Для удобства мы будем называть Его одним словом "Педагог" (14. 29). "Увещание" связано с воспитанием обычаев, "Педагог" - с воспитанием действий, то есть поведения, "Строматы" - с лечением страстей. Увещеватель, Педагог, Учитель - все эти фигуры персонифицируются в конечном счете в Иисусе Христе, Боге-Логосе, Божественном, творящем все вокруг Слове. "Практика, а не теория - область Педагога, - пишет Климент, - не обучение, а нравственное улучшение, вот Его цель; жизнь мудреца, а не ученого Он хочет начертать перед нами... Никто из больных душою не может сделать интеллектуальных приобретений прежде выздоровления" (14. 29-30). По мнению В.Н. Лосского, в этой заботе распределить свое учение в зависимости от степени совершенства читателя или ученика проступает известный эзотеризм, который, впрочем, следует отличать от сокрытости или потаенности. Когда знания даются достойным, достигшим совершенства, эзотеризм подразумевает посвящение. Климент иной раз выражает свою мысль терминами, сознательно заимствованными из языческих мистерий. Так, он отмечает, что греческие мистерии начинаются с очищения, которое аналогично христианской исповеди. Затем следует посвящение в "малые мистерии", как бы обучение или подготовка к "великим мистериям" или тайнам, когда уже не обучаешься, а созерцаешь данные реальности. Это - высшая ступень христианского посвящения, Богосозерцание, достижимое путем анализа. Климент в "Строматах" (кн. V, II) дает пример подобного интеллектуального действия, завершающегося созерцанием (7. 31). По Клименту, христианское совершенство состоит в познании Блага и уподоблении Богу. Цель христианина - познать или увидеть Бога. Совершенный гносис есть вечное созерцание. И в этом смысле он выше веры. Если, отходя от язычества, мы обращаемся к вере, то от веры должны отходить к гносису. Чтобы обладать познанием, недостаточно быть христианином, дар этот следует умножать жизнью, посвященной созерцанию, путем отсечения страстей и достижения состояния бесстрастия. В устах Климента аскетический идеал такого бесстрастия не очень отличается от бесстрастия стоиков. Он считает, что только совершенный христианин, достигший бесстрастия, обладает даром знания, он - истинный гностик. Климентовский гностик не имеет ничего общего с еретиками, называемыми "гностиками"” По мысли Климента, христианские гностики - не отдельная "каста", отличная по своей духовной природе от остальных людей, которые или телесны, или душевны, истинные гностики - христиане, достигшие предложенного всем совершенства в созерцательной добродетели.
Стремясь обратить греков в христианство, привести их в Церковь, Климент доказывает превосходство христианства над язычеством, но в то же время сохраняет вполне положительное отношение к греческой философии: "Философия нужна была грекам ради праведности; до прихода Господа, и даже сейчас, она полезна для развития истинной религии как подготовительная дисциплина для тех, кто приходит к вере посредством наглядной демонстрации... Ибо Бог - источник всякого добра: либо непосредственно, как в Ветхом и Новом Заветах, либо косвенно, как в случае философии. Но возможно даже, что философия была дана грекам непосредственно, ибо она была "детоводителем" (Гал. 3, 24) эллинизма ко Христу - тем же, чем Закон был для евреев. Таким образом, философия была приуготовлением, проложившим человеку путь к совершенству во Христе" (12.43).
Климент открывает духовный смысл педагогики, рассматривая воспитание как спасение. "Слово "педагогия" употребляется в различных значениях. Под ним разумеется воспитываемый и обучаемый; потом воспитывающий и обучающий; им обозначается, в-третьих, самый акт воспитания; в-четвертых, передаваемые учения, например, заповеди. Согласно же с волей Божией, педагогика состоит в усмотрении истины по прямому направлению к Богу, в неустанном отпечатлении на себе дел вечно ценных... Педагог наш в любвеобильной своей заботливости о нас, своих детях, учит нас такому образу жизни, который ведет ко спасению. Педагог не позволяет, чтобы Его питомец влиянием мирских нравов увлечен был к жизни животной и беспутной, но внушает ему, чтобы правильными своими веслами, то есть своим разумением, держался он твердо единственно ветра истины, доколе - не потерпев никакого вреда - бережно взлелеянным дитем не войдет он в гавань небесную. Потому что, так называемые у язычников "отеческие нравы", это вещь преходящая; Божественное же воспитание есть сокровище вечно ценное" (14. 68-69). В борьбе со страстями Климент требует строгости, которую понимал как средство помощи ребенку в борьбе с греховными наклонностями. "Метод строгий для правильности в воспитании детей полезен; он имеет значение необходимого при воспитании вспомогательного средства. Многие из страстей искоренимы лишь при посредстве наказаний, объявлением строжайших заповедей и преподанием некоторых (строжайших) умозрительных основоположений. Так, например, порицание для страстей душевных есть некоторого рода хирургическая операция" (14. 79-80).
В "Педагоге" мы находим цель воспитания - подготовку к вечной жизни (стать гражданином неба) - и путь к этой цели. "О, питомцы сладостной педагогики! - восклицает Климент. - Все в большем количестве, все теснее и полнее будем присоединяться к прекрасному телу святой церкви; побежим в нее как малые дети бегут к своей доброй матери. Став слушателями Логоса, прославим домостроительство нашего спасения, нас блаженными делающее; оным человек воспитывается до состояния чада Божия и освящается в оное. Через воспитание, получаемое на земле, становится он гражданином неба" (14. 283-284).

Ориген
Ориген был вторым выдающимся представителем Александрийской школы после Климента Александрийского, и его можно назвать центральной фигурой в богословской жизни Востока III века.
Ориген предпринял попытку систематического объяснения христианства в категориях эллинской мысли. По этому же пути до него пошел Климент Александрийский, учение которого было отмечено склонностью к гностицизму. Климент - прежде всего моралист, Ориген - богослов, экзегет, апологет и учитель аскетической жизни. Для него христиане разделяются на две категории: одни - верят, другие - знают. Однако каждый христианин должен стремиться к познанию. Откровение предназначено как простым, так и совершенным. Одним оно дает учение нравственное, другим "гносис", учение о Троице или "Теологию" (7. 36). Совершенство есть уподобление Богу. "Образ" нам уже дан: "подобие" рассматривается как возможность достигать совершенства, которое обретет всю полноту лишь по окончании времен, когда Бог будет "всяческая во всех" (7.38). "Я думаю, - пишет Ориген, - что это выражение: "Бог будет все во всем" - означает, что в каждом отдельном существе Он будет составлять все. Во всяком же отдельном существе Бог будет составлять все таким образом: все, что только может чувствовать, или понимать, или думать разумный дух, очищенный от закваски всяких пороков и совершенно очищенный от облака зла, - все это будет составлять Бог, и, кроме Бога, этот дух уже ничего другого не будет видеть, - кроме Бога, ничего другого не будет помнить, - Бог будет пределом и мерою всякого его движения; и, таким образом, Бог будет составлять (в нем) все" (17. 294). Это есть обоженное состояние - то соединение с Богом, которое достигается путем исключения иной цели совершенствования. Согласно Оригену, целью человеческой жизни является созерцание Бога. Оно достигается путем борьбы со страстями и освобождением от них. Под страстями Ориген понимал подчинение всему, что не есть Бог. Возвращаясь к Богосозерцанию, очищенная от страстей душа вновь обретает утраченное в грехопадении совершенство.
Не вдаваясь в богословские тонкости, следует отметить, что III век поставил перед духовным опытом христиан проблему Богообщения и Богосозерцания. Христианское учение открыло путь христианского созерцания, в котором осуществляется общение с Богом живым, с Личностным Богом Откровения. Климент и Ориген были первыми, кто пытались богословски решить эту проблему. Их величайшая задача состояла в том, чтобы показать язычникам, что все сокровища эллинской мудрости содержатся в философии Церкви и этой истинной философией превзойдены. Поэтому они невольно создали некий синтез, придав тем самым христианскому созерцанию чуждый духу Евангелия оттенок платоновского интеллектуализма или спиритуализма. (17. 225)
По размаху своей литературной и учительской деятельности ученик несравненно превзошел своего учителя. Ориген, один из величайших богословов, повлиявший на все дальнейшее развитие христианской мысли, в некоторых пунктах своего учения отклонился от смысла христианского откровения, а в более поздние времена "оригенизм" даже дал начало многим течениям, не совместимым с православием.
Следует отметить, что Ориген достиг больших высот именно как учитель Церкви. Его педагогические идеи, претворенные в собственной жизни, получили признание христианских педагогов.
Биография Оригена известна нам из "Церковной истории" Евсевия, а также из творений св. Григория Чудотворца и блаженного Иеронима. Ориген родился в 185 году в Александрии в зажиточной христианской семье. Его отец Леонид погиб мученической смертью во время гонения Септимия Севера в 202 году, когда Оригену было семнадцать лет. Семейное имущество было отдано в казну, и он, имея на своем попечении мать и шестерых младших братьев, начал зарабатывать на жизнь преподаванием грамматики. Ориген приобщился к интеллектуальной жизни столицы, оставаясь, согласно Евсевию, ревностным и строго православным христианином, всецело поглощенным религиозными и интеллектуальными интересами. В это время в Александрии угроза гонения разогнала всех, и не оказалось никого, кто мог бы нести обязанности главы Александрийского училища. Оригену было восемнадцать лет, когда он встал во главе училища для оглашаемых. Он приобрел себе славное имя у всех верных за свое участие в судьбе мучеников, посещал их в тюрьмах и провожал до места казни, давая им последнее целование.
Ориген вел строго аскетическую жизнь. Большую часть ночи он посвящал изучению Священного Писания, упражнял себя в посте, спал на голой земле, строго отмеривая время сна. Важнее всего он считал соблюдение евангельских слов Христа о том, чтобы не иметь ни двух хитонов, ни обуви и не изводиться заботами о будущем. Его нестяжание повергало в изумление окружающих. Многие образованные язычники стали его учениками, видя высокую жизнь Оригена, а главное, соответствие его учения и образа жизни. Многие из учеников устремлялись к подобной, жизни, и некоторые прославились во время гонений, скончавшись мучениками.
С течением времени Ориген изменил свое вначале отрицательное отношение к философии, и постепенно под его влиянием Александрийское огласительное училище приобрело новый характер, сделавшись чем-то вроде христианского университета. В нем было введено преподавание светских предметов наряду с религиозными, а прием перестал быть ограниченным лишь кандидатами по крещению.
В своей преподавательской деятельности Ориген всегда ставил на первое место богословие и толкование Священного Писания. Однако прежде чем переходить к изучению Библии, он предлагал своим слушателям подготовительный курс, включающий диалектику, физику, математику, геометрию и астрономию. После этого изучались философия и богословие. В Александрийском училище еще со времен Пантена и Климента царило уважение к классической античной учености, и Ориген стремился поддерживать этот дух. Когда количество слушателей стало увеличиваться, он перестал справляться с преподавательской работой и поручил ведение подготовительного курса своему ученику Ираклу, впоследствии епископу Александрийскому, а сам сосредоточился на преподавании богословия и Священного Писания.
Учительская деятельность Оригена прерывалась его поездками, иногда очень продолжительными. Пожелав увидеть древнюю Римскую Церковь, около 212 года он совершил путешествие в Рим, около 215 года - в Аравию, в 216 году, скрываясь во время гонений, нашел убежище в Палестине. Проезжая через Палестину (около 231 года), он принял в Кесарии, вопреки канонам в чужой епархии, пресвитерскую хиротонию. Александрийский епископ Димитрий, созвав собор, отлучил Оригена от Церкви, на другом соборе лишил его священства. Такое решение поддержали и следующий епископ Иракл, и собор в Риме. После этого Ориген навсегда покинул Александрию и переселился в Кесарию Палестинскую, где основал богословскую школу и руководил ею в течение двадцати лет, до своей смерти (около 253 года). Полный список творений Оригена насчитывает несколько тысяч наименований, до нас дошла небольшая часть.
Педагогическая деятельность Оригена дает наглядный пример роли личной жизни учителя и влияния этой жизни не столько на процесс обучения, сколько на преображение, переориентацию жизни учеников, без чего невозможно освоить богословие как живое Богопознание. Мы видим и практическое сочетание обучения и духовного становления в процессе аскетической жизни, когда обучение осуществляется в условиях, обеспечивающих духовное становление.

Учение о воспитании в творениях святых отцов IV века

Духовное перерождение античного общества в IV веке
Характеризуя IV век, Г. В. Флоровский пишет о начале трудного процесса духовного перерождения античного общества (10.8). Большинство живет в своеобразном культурном двоеверии, и очень медленно преображается душевный строй античного человека. Заканчивается этот процесс много позже - и разрешается рождением новой, византийской культуры. IV век был переходной эпохой - в этом его историческое своеобразие. Причины этого двоеверия В.Н. Лосский видит в том, что вместе с Климентом и Оригеном в Церковь проникает мир эллинский, вносящий элементы религиозного умозрения и интеллектуальной духовности, чуждые христианству. Но благодаря им эта эллинистическая "духовность", эта интеллектуалистическая или сверхинтеллектуалистическая мистика, введенная в круг Церкви, будет ею поглощена и полностью преобразована. Понадобятся целые века борьбы, сверхчеловеческих усилий, чтобы превзойти этот эллинизм, дабы стал он в конце концов вселенской формой христианской Истины, самим языком Церкви. Спасение как побег из мира, как "мысленное бегство" будет восприниматься как ограниченность, как спиритуалистическое искажение. Ведь действительно, речь идет не о том спасении, которое бы вырывало из мира, а о том, которое в Слове, ставшем плотью, открывалось бы для тварного мира. Гносис, интеллектуальное созерцание все больше воспринимается как один из необходимых моментов общения людей с Богом, однако от этого он не становится "путем преимущественным", ведущим к обоживающему общению. (7.46-47)
IV век характеризуется обилием святоотеческих творений, разнообразием их содержания. В этих творениях, где изложена борьба православной веры с неправоверием, благочестия с развращением нравов или ложным направлением благочестия - мнимой праведностью, догматическое учение Церкви раскрывается со всей полнотой и основательностью.
Языческие традиции поддерживались воспитанием, так как школы, в которых учились христиане, долго оставались языческими. Система воспитания вытекала из мировоззрения, выработанного веками. Сменить ее должна была новая система, созданная на новых основах жизни. В творениях святых отцов этого времени встречается много рассуждений по вопросам воспитания и образования. Складывалась вполне законченная и стройная теоретическая система христианского воспитания. Ум юношей из христианских семей образовывался науками, хранительницей которых была языческая школа, но дух воспитывался деятельной жизнью, основы которой коренятся в добром семейном воспитании, и развитие этой жизни происходило в Церкви.
Святые отцы были не только теоретиками-богословами, но, проникнув в тайники духа, открыв его свойства, они указали на высшие цели существования, представили достаточно полную картину христианской жизни. Создавались новые начала жизни, воспитывались новые люди.
Первый из писателей этого века, святой архиепископ Александрийский Афанасий, названный Великим, не оставил специального сочинения по воспитанию. Но вся его жизнь, сочетавшая образованность и аскетизм, служит примером воспитания воли. Обладая обширной ученостью, святитель Афанасий изложил в стройной системе учение о воплощении Сына Божия, о соотношении Божества и человечества в Иисусе Христе. Слова Афанасия Великого: "Он очеловечился, дабы мы обожились", - выражают характер его мировоззрения. Одним из наиболее замечательных нравоучительных сочинений святителя Афанасия является "Житие преподобного отца нашего Антония", рассказывающее об основателе египетского монашества. Это первое в истории христианской письменности житие, послужившее образцом для всей средневековой агиографической литературы.
Пример высокой жизни преподобных отцов и пустынножителей, их устные наставления, в которых выражались высокая степень духовной образованности, благодатное состояние их чистой души и богопросвещенный ум, оказывали воспитательное воздействие на современников.
Последующие поколения воспитывались творениями, в которых сохранился дух этих наставлений. Непосредственно о воспитании пустынножители не писали, но их советы о самосовершенствовании, о работе над собой, о таком воспитании сердца, чтобы требования страстей были заглушаемы голосом совести, о смирении, покаянии, о молитве составляют основу для руководства в деле воспитания. По важности духовных творений следует выделить святых Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, которых в Православной Церкви именуют вселенскими учителями и святителями.

Святитель Василий Великий
Святитель Василий Великий родился около 329 года в Кесарии Каппадокийской. Просвещена была эта часть Малой Азии св. Григорием Чудотворцем. Отец св. Василия, которого также звали Василием, был ритором, то есть человеком образованным. Мать Эмилия, а в особенности бабка Макрина, оказали большое влияние на духовное становление будущего святителя. Всего у Василия-старшего и Эмилии было десять человек детей - пять сыновей и пять дочерей. Из братьев трое стали епископами: св. Василий, следующий за ним Григорий, епископ Нисский, и Петр, епископ Севастийский.
Первоначальное образование святитель Василий получил дома под руководством отца и бабки, продолжил его сперва в Кесарии, затем в Константинополе и в Афинах, где встретился с Григорием Богословом. В Афинах он освоил многие науки, достиг свободы в красноречии, изучил философию и диалектику. Вернувшись на родину в 354 году, Василий крестился в возрасте двадцати пяти лет. Желая познакомиться с монашеской жизнью, он отправился путешествовать в Сирию и Египет. Возвратившись домой, Василий удалился в пустынное место на берегах реки Ириса. К нему пришел его друг Григорий, здесь они вместе работали над составлением иноческого устава и, кроме того, занимались богословием, читали Священное Писание, изучали Оригена и составили антологию избранных мест из его произведений под названием "Добротолюбие". Василий Великий установил правила и устав иноческой жизни и включил монашеский идеал в русло общецерковной жизни, тем самым признав и закрепив особое аскетическое призвание некоторых членов Церкви. Будучи уже епископом, он опубликовал монашеские правила. А его брат св. Григорий Нисский дал мистическое объяснение монашества, благодаря чему монахи нашли свое место в лоне Церкви и признали, что без Церкви и таинств невозможен и сам мистический идеал монашества.
В 364 году св. Василий был рукоположен во пресвитера епископом Евсевием Кесарийским, а в 370 году, по смерти Евсевия, принял епископское служение в Кесарии в возрасте 40 лет. Он деятельно участвовал во внутрицерковных делах, организуя благотворительность, помогая бедным, заступаясь за гонимых. Помимо этого святитель Василий ревностно занимался и общецерковными проблемами. Он противодействовал арианам своими богословскими творениями. В сочетании с безупречно строгим образом жизни все это принесло св. Василию огромную популярность. Умер он в 379 году в возрасте 49 лет.
В своих "Беседах на Шестоднев" св. Василий Великий говорит о том, что человек, сотворенный по образу Божию, бессмертен и создан для жизни духовной. В человека Бог "вложил нечто от Своей собственной благодати, чтобы человек по подобному познавал подобное". Человек, по определению святителя Василия Великого, есть "ум, тесно сопряженный с приспособленной к нему и приличною плотью". Однако и тело как "приличное виталище для души" устроено Богом с великой премудростью. "Мы, - говорил святитель Василий - это душа и ум, поколику мы сотворены по образу Создавшего. Наше - это тело и приобретаемые посредством его ощущения". И оно часто бывает тягостным узилищем для души. "Гнев, пожелания, робость, зависть, -по мысли святителя, - приводят к замешательству душевную прозорливость. Как мутное око не воспринимает видимых предметов, так невозможно с возмущенным сердцем приступать к познанию истины. Поэтому должно удалиться от всех мирских дел и не вводить в душу посторонних помыслов". Еще более необходимо телесное воздержание, и прежде всего строгий пост. Только чистый и мирный ум способен восходить к познанию или созерцанию истины. "Ум есть нечто прекрасное, - говорил святитель Василий, - и в нем мы имеем то, что делает нас созданными по образу Творца". Разделяя способности души, св. Василий ниже разума ставил силы раздражительную и вожделевательную. Раздражительная или волевая способность души должна подчиняться разуму. Если она выходит из этого подчинения, то обращается в бешенство и уродует душу, перерождаясь в страсть и гнев, помрачает и ослепляет ум. Но сама по себе "раздражительность есть душевный нерв, сообщающий душе тонус, силу к прекрасным делам". Праведная раздражительность, то есть управляемая разумом, проявляется в ревности и с равным рвением любит добродетель и ненавидит грех. Каждая душевная способность, по мнению Василия Великого, "становится для обладающего ею благом или злом, - по образу употребления". Все зависит, таким образом, от "согласия" и соразмерности, от гармонии или "симметрии" душевной жизни. И начало этой гармонии есть разум. Разумное согласие, другими словами, целостность души, и есть добродетель. И она завершается пребыванием у Бога и общением с ним в любви. Грех состоит в удалении от Бога, то есть от Жизни, есть "лишение жизни", начало смерти. Первый грех есть предпочтение вещественного, чувственного духовному. (10. 67-69)
В беседе "К юношам, о том, как пользоваться языческими сочинениями" святитель Василий с высоты своего возраста и опыта в делах человеческих показывал едва вступившим в жизнь самый безопасный путь. "Не дивитесь же, если вам, которые каждый день ходите к учителям и с уважаемыми мужами древности беседуете посредством оставленных ими сочинений, скажу, что сам собою нашел я нечто более полезным. О сем-то самом и хочу дать вам совет, а именно, что не должно, однажды навсегда предав сим мужам кормило корабля, следовать за ними, куда ни поведут, но заимствуя у них все, что есть полезного, надобно уметь иное и отбросить. А что же это такое, и как это различать, сему и научу, начав так. Мы полагаем, дети, что настоящая жизнь человеческая вовсе ничего не значит; совершенно не почитаем и не называем благом того, что доставляет нам совершенство в этой только жизни. Ни знаменитости предков, ни крепости, красоты и величия тела, ни почестей от всех людей, ни самого царства, ни всего прочего, что ни наименуют из человеческого, не признаем великим, даже достойным желания, и не обращаем взора на тех, кто имеет сие, но простираем надежды далее, и все делаем для приуготовления себя к другой жизни. Поэтому, что к оной споспешествует нам, о том говорим, что должно любить сие и домогаться сего всеми силами, а что не переходит в оную, то - презирать, как ничего не стоящее" (21.345). В этих словах мы видим критерий отбора содержания образования и воспитания: в светских произведениях можно считать полезным то, что готовит юношу к жизни вечной и что переходит в эту жизнь.
Пытаясь объяснить, что же это за жизнь, где и как будем проводить ее, святитель Василий Великий говорил: "Впрочем, может быть, достаточно покажу вам это, сказав, что, если кто объимет словом и совокупит во едино все счастье людей, со времени их существования, тот найдет, что это не равняется и малейшей части благ той жизни, а напротив того, все здешние блага гораздо больше отстоят достоинством от малейшего из тех благ, чем тень и сновидения скуднее действительности. Лучше же сказать (употреблю пример более близкий), сколько душа во всем досточестнее тела, столько же и разности между тою и другою жизнию. В эту жизнь вводят нас, конечно, Священные Писания, образующие нас посредством учений таинственных; но пока, по возрасту, не можем изучать глубину смысла их, мы и в других писаниях, не вовсе от них далеких, упражняем на время духовное око, как в некоторых тенях и зерцалах" (21. 346).
Говоря о Священном Писании, образующем и вводящем в жизнь вечную, Василий Великий считал и "внешние" светские (языческие) науки в некоторой мере полезными для души. Пока ученик по возрасту не в состоянии понять глубину и смысл Писания, его красу и сладость, ему следует обратить взор к свету духовности, "привыкнуть смотреть на солнце в воде", упражняя духовное око на нехристианских писателях, у которых можно многому научиться хорошему. Ученику надо "собирать нектар" с их сочинений, не прельщаясь их внешним заманчивым блеском, но используя их достоинства в целях своего душевного строения, отбирая из них то, что помогает достижению совершенства и добродетели, то, что соответствует истине.
Святитель рассматривал изучение античных поэтов, историков, философов как необходимый этап образования, подготовляющий к восприятию христианства. Он рекомендовал организовать их изучение так, чтобы оно служило воспитанию нравственности, очищению разума и души. При чтении нужно обращать внимание прежде всего на мысли и поступки, ведущие к добродетели, и стремиться подражать им на практике. Святитель Василий показывал на многочисленных примерах из античных авторов, как они учат презрению богатства и славы, умению спокойно переносить оскорбления и обуздывать гнев, обретению выносливости и скромности в образе жизни, упорству и целеустремленности. (15. 90)
В "Нравственных правилах" Василий Великий говорил о послушании детей родителям и о границах этого послушания. "Дети должны почитать родителей, - читаем мы в 76-м правиле, - и быть им послушны во всем, что не препятствует исполнению заповеди Божией" (20. 486). В этом же правиле мы находим и обязанности родителей: "Родители должны воспитывать детей в учении и наставлении Господнем с кротостию и долготерпением и, сколько зависит от них, не подавать никакого повода к гневу и скорби" (20. 486).
Заниматься воспитанием детей, по представлениям святителя Василия Великого, есть христианский долг каждого, в том числе и монашества. В иноческом уставе он положил принимать в обители и детей, но не для общего воспитания, а для приготовления их к монашеству. Только обеты их должны отлагаться до совершеннолетия. Так, в 292-м правиле краткого устава записано: "Поелику Апостол сказал: отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем (Еф. 6, 4); то, если приводящие детей приводят их с подобною целью, и принимающие несомненно уверены, что могут приводимых воспитывать в наказании и учении Господни; пусть соблюдается повеление Господа, Который сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное (Мф. 19, 14). А без такой цели и без такой надежды, как рассуждаю, и Богу сие не угодно, и нам не прилично и неполезно" (27. 482). В монастырях следует выделять особые дома для детей, разделенных по полу, в которых их будут учить опытные, великодушные, отечески настроенные, благоразумные, испытанные и проверенные настоятелем учителя. Посещая общие со старшими молитвы, в другое время дети учатся грамоте и употребляют "слова, взятые из Писания". И вместо басен следует им рассказывать "повествования о делах чудных, вразумлять их изречениями из Притчей и назначать награды за удержание в памяти слов и вещей, чтобы дети с приятностию и отдыхом, без огорчения для себя и непреткновенно достигали цели. При правильном руководстве дети удобно приобретут внимательность ума и навык не рассеиваться, если приставники постоянно будут допрашивать, на чем остановилась их мысль и какой предмет их размышления... Поэтому, пока душа еще способна к образованию, нежна и, подобно воску, уступчива, удобно напечатлевает в себе налагаемые образы, надобно немедленно и с самого начала возбуждать ее ко всяким упражнениям в добре, чтобы, когда раскроется разум и придет в действие рассудок, начать течение с положенных первоначально оснований и преподанных образцов благочестия, между тем как разум будет внушать полезное, а навык облегчит преуспеяние. Тогда должно принимать обет девства, как уже твердый, произносимый по собственному расположению и рассуждению" (27. 484).

Святитель Григорий Богослов
Святитель Григорий Богослов (Нази    анзин) родился около 330 года в местечке Арианзе, вблизи от города Назианза в Каппадокии. Его родители,     Григорий и Нонна, являли пример истинного христианского супружества.
Св. Григорий так  описывает своих родителей: "Отец мой был прекрасный и весьма добрый старец, простой нравом, образец для жизни, истинный патриарх, второй Авраам. Добродетели его были действительные, а не мнимые, какие видим ныне. Прежде жил он в заблуждении, а потом стал другом Христовым, потом сделался Пастырем, и даже какою-то мощию Пастырей. Матерь же моя, выражусь кратко, ни в чем не уступавшая такому супругу, ему равновесный талант, происходя от благочестивых родителей, сначала превосходила его благочестием, и по телу была только женщиной, а по нравам превышала мужчин" (23. 351). Заблуждение отца проявлялось в том, что он вначале был последователем учения, сочетавшего в себе языческое заблуждение и "подзаконное мудрование". Последователи этого учения назывались "ипсистариями", поклонялись огню, чтили субботу, не принимали обрезания, но мелочно соблюдали постановления поста иудеев. Около 325 года он крестился, а вскоре после крещения принял священство, а затем и епископство. Основными чертами Григория-старшего, по словам его сына, было соединенное с простотой незлобие. Часто болея, он лечился больше молитвой и частым причащением, чем советами врачей, и прожил почти сто лет, проведя в священном сане свыше сорока пяти лет. Умер на молитве и со словами молитвы на устах. (18. 91; 22. 160-161, 262-289; 23.350-351)
Мать святителя Григория Нонна была замечательна силою и нежностью своего характера. В основном именно ее стараниями происходило образование и духовное воспитание сына. Сама Нонна была воспитана христианскими родителями и ревностно исполняла свои обязанности. Послушная мужу, она незаметно для него сделалась его руководителем в вопросах веры. Преданность строгому религиозному благочестию не приводила ее к пренебрежению своими домашними обязанностями. Она сумела удивительно соединить созерцательную жизнь с напряженностью практической жизни. (22.160-161,262-268)
Нонна, "желая видеть в доме своем рождение дитяти мужского пола, что, конечно, вожделенно для многих, открыла желание свое Богу и просила исполнить оное. И, как сердце было неудержимо, предваряя дарование усердием, отдает она Богу дар, который желает получить. А потом и дорогой обет не остался без исполнения; благоприятным же началом сего послужило ей видение, показавшее тень желаемого; ей ясно представились и мой образ и мое имя" (23. 351-352). Так описывает св. Григорий свое рождение по молитвам матери и ее обещание посвятить сына на служение Богу. На его воспитание и учение было обращено особое внимание с самого раннего детства. "От пелен воспитанный во всем прекрасном, - пишет св. Григорий, - потому что имел совершеннейшие образцы для себя дома, тогда еще приобрел я какую-то старческую степенность; и как облако к облаку, мало-помалу скоплялось во мне усердие к у совершению. Я возрастал, а вместе преуспевал во мне и разум. С радостию читал я книги, в которых проповедуется о Боге, и имел обращение с мужами, которые совершенны по нравам... Еще не опушились мои ланиты; но мною овладела какая-то пламенная любовь к наукам. И не совсем чистые учения старался я придать в помощь учениям истинным, чтобы не превозносились ничему не обучившиеся, кроме суетного и пустого краснословия, которое состоит в громкости и благозвучии, и чтобы сам я мог не запутываться в хитросплетениях лжеумствований. Но мне никогда не приходило на мысль предпочесть что-либо нашим урокам" (23. 352). Эту любовь к наукам св. Григорий сохранил на всю жизнь.
По обычаям того времени, годы учения были и годами странствий. Домашнее образование имело продолжение в Кесарии Каппадокийской и Кесарии Палестинской, а потом и в Александрии, где еще не была забыта слава Оригена. "Потом Афины и науки," - пишет св. Григорий. Об афинских годах он всегда вспоминал с радостью и волнением, здесь Бог соединил его "узами дружбы с человеком самым мудрым, который один и жизнию и словом всех был выше. Кто же это? Весьма легко узнаете его. Это Василий - великое приобретение для настоящего века. С ним вместе мы учились, и жили, и размышляли... У нас все было общее, и одна душа в обоих связывала то, что разделяли тела. А что преимущественно нас соединяло, так это Бог и стремление к совершенству" (23. 355).
В Афинах св. Григорий изучал древнюю литературу, ораторов и историков, познакомился с философией. По окончании своего обучения в 358 (359) году он возвратился домой и принял крещение. Его одновременно влекли ученые занятия и аскетические подвиги. Любовь к родителям требовала от Григория участия в хозяйственных заботах. Но и в родительском доме он проводил суровую жизнь, научившись у пустынников собранности ума, а у мирских - старанию быть полезным для общества.
Григорий-старший, чтобы обрести себе помощника в своем епископском служении во время смут и догматических споров, используя свою родительскую и епископскую власть, против воли сына рукоположил его в 361 году во пресвитеры. Но Григорий, вопреки ожиданиям отца, оставил после этого родной дом и удалился в Понт, в пустыню, где и подвизался до Пасхи 362 года. Подчинившись воле отца, он возвратился домой и в течение семи лет нес священническое служение. В это время он прославился как прекрасный оратор и богослов. Около 370 года св. Василий Великий рукоположил его в епископа города Сасимы. По просьбе стареющего отца Григорий вернулся домой, а после его смерти управлял осиротевшей Церковью. В 378 (379) году друзья призвали его на Константинопольскую кафедру - необходимо было вернуть отобранные арианами храмы. В небольшой церкви св. Анастасии св. Григорий произносит свои знаменитые "Богословские слова". Уставший от борений за власть, которой он всегда избегал, святитель Григорий отказался от предстоятельства в Константинополе и удалился в Назианз, где и скончался приблизительно в 389 году.
Святитель Григорий Назианзин вошел в историю христианской мысли с именем Богослова. Только три христианских писателя - апостол и евангелист Иоанн, святитель Григорий и преподобный Симеон, Новый Богослов - отличены этим наименованием, что указывает на их особое проникновение в богословское ведение.
Если святитель Василий Великий писал о человеке с точки зрения аскетико-воспитательной, то святитель Григорий Богослов рассматривал эту тему с различных сторон. Он не создал своей антропологии, но в его отдельных словах и стихотворениях часто встречаются мысли о человеке и его назначении. Он говорит о человеке с большим уважением и любовью, он верит в высокое назначение человека. Сотворив мир ангельский, а затем и мир видимый, Бог в этом вещественном мире творит человека, по словам святителя Григория, "род тварей, средних между смертными и бессмертными". Это - новый мир, "в мире малом мир великий"... "Зритель видимой твари, таинник твари умосозерцаемой" человек поставлен на грани двух миров, и в средоточии всего мира Бог именно в человеке "премудро сопрягает тварь". Созданный из персти, человек носит образ Божества, "образ Бессмертного, потому что в обоих царствует естество ума". Слово Божие, по образному выражению святителя Григория, "взяв часть новосозданной земли, бессмертными руками составило мой образ и уделило ему Свою Жизнь, -потому что послало в него дух, который есть струя невидимого Божества". Григорий Богослов говорит о душе как о "дыхании Божием", как о "Божественной частице". Отсюда сверхземные и сверхчувственные цели человеческой жизни: как "новый ангел", поставленный на земле, человек должен взойти на небо, в пресветлую обитель Богоносцев, призван стать богом по усыновлению, исполниться высшего света -"величественная цель, но достигаемая с трудом", замечает святитель. Человек создан по образу Божию и потому призван к "уподоблению" Богу. Для душ возвышенных, говорил святитель Григорий, в одном заключается благородство - "хранить в себе образ и уподобляться Первообразу", насколько это доступно узникам плоти. Возможность этого "уподобления" определяется естественным сродством человеческого духа с Божеством. Бог есть "светильник ума". Озаряемый от Первообразного Света ум человеческий сам становится световидным. По мысли святителя Григория, "уподобление" Богу совершается прежде всего через таинства. Цель тайнодействий, описывает он, "окрылить душу, исхитить из мира и предать Богу, сохранить образ Божий, если он цел, поддержать если в опасности, обновить если поврежден, вселить Христа в сердце Духом". Все совершается через Христа, Воплощенное Слово. Он приходит, чтобы нас сделать богами, Он приемлет нашу плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить. В естестве человеческом всего важнее образ Божий и сила ума. Только через Богообразный ум может приближаться человек к Богу.
Человек есть тварь, но имеет повеление стать богом, передавал святитель Григорий дерзновенные слова святителя Василия. Путь обожения есть путь очищения и восхождения ума. Это прежде всего путь отрешения от чувственного мира, от материи. Чувства помрачают ум. Вместе с тем путь внутреннего собирания, самоотречения есть путь борьбы со страстями и достижения бесстрастия. Аскетика святителя Григория чужда делению людей на "гностиков" и "простецов", это есть учение о ступенях, о постепенном духовном восхождении, доступном каждому. "Хочешь ли со временем стать богословом и достойным Божества, - соблюдай заповеди и не выступай из повеления, ибо дела как ступени, ведут к созерцанию". И это лестница для каждого и для всех. Но не все идут заодно и вместе. Потому не равны дарования Духа, что не равны приемники, дары подаются по мере вместимости. "Говорить о Боге - великое дело, но гораздо больше, - очищать себя для Бога," замечал святитель Григорий. Ибо только тогда открывается Бог. "Много путей ко спасению, - говорит он, - много путей, ведущих к общению с Богом. Ими надобно идти, а не одним путем слова. Достаточно учения и простой веры, какою без мудрствований по большей части спасает Бог. А если бы вера была доступна одним мудрым, то крайне беден был бы наш Бог". В эпоху арианских споров святитель Григорий прежде всего боролся с чрезмерной словоохотливостью, с развязностью в богословии. Богословскому любопытству он противопоставлял трезвые и спокойные требования познавательной педагогики. Он старался привлечь внимание неподготовленных к другим, более доступным, нежели тайна трисолнечного Божества, предметам. "Любомудрствуй о мире или мирах, о веществе, о душе, о разумных природах, добрых и злых, о воскресении и суде, о мздовоздаянии, о Христовых страданиях". "Говори, когда имеешь нечто лучшее молчания, но люби безмолвие, где молчание лучше слова". Себя святитель Григорий исповедовал любителем и хвалителем мудрости. Но именно поэтому избирал безмолвие. Для него богословствовать значит подвизаться. Отсюда его воздержание в слове и любовь к тишине. (10. 99-103)
Святитель Григорий Богослов не оставил ни одного крупного произведения, его литературное наследие составляют 45 бесед, 246 писем, около 500 стихотворений на разные темы (18. 89-90). Но в большинстве своих произведений святитель Григорий так или иначе касался вопросов воспитания и образования.
Говоря о воспитании и образовании детей, Григорий Богослов считал ученость первым благом, каким может владеть человек. Через нее он заимствует с юных лет из природы и книг все, что может принести как временную, так и вечную пользу (22. 69). Люди, заботящиеся, как они говорят, об улучшении своей нравственности, но не радящие о просвещении своего ума или ищущие только знания, но не старающиеся о нравственном самоусовершенствовании, по мнению святителя Григория, похожи на косоглазых, которые "терпят большой ущерб, когда сами смотрят, а еще больший стыд, когда на них смотрят" (22. 610). Чтобы быть совершенным и в этой жизни "вкушать тамошнее блаженство", необходимо преуспевать и в словах, и в делах. Из словесных наук необходимо заимствовать то, что "споспешествует нашему любомудрию; потому что нужна сила и в слове, чтобы ясно выразить умопредставляемое. Ибо мысль, не высказывающая себя словом, есть движение оцепеневшего." Под "любомудрием" святитель Григорий понимал "отрешение от мира, пребывание с Богом" по мере того, как через дольнее восходит человек к горнему и посредством непостоянного и скоропреходящего приобретает постоянное и вечно пребывающее (22. 611).
В поучении юношам святитель Григорий автобиографически говорил: "Мы вели дружбу и с товарищами, но не с наглыми, а с целомудренными, не с задорными, а с миролюбивыми, с которыми можно было не без пользы сойтись; ибо мы знали, что легче заимствовать порок, нежели передать добродетель, так как скорее заразишься болезнью, нежели сообщишь другому свое здоровье. Что касается до уроков, то мы любили не столько приятнейшие, сколько совершеннейшие; потому что и сие способствует молодым людям к образованию себя в добродетели или в пороке" (22.616).
Григорий Богослов чтил истинную мудрость, под которой он понимал "жизнь похвальную, очищенную или очищаемую для Бога". "Первая мудрость, - писал он, - презирать ту мудрость, которая состоит в одних словах и оборотах речи, в обманчивых и излишних противоположениях... Не тот для меня мудрец, кто мудр на словах, у кого оборотлив язык, а душа не обучена, ... но тот, кто хотя мало говорит о добродетели, однако же, многое показывает на деле и жизнью удостоверяет в слове. Для меня лучше красота видимая, нежели изображаемая словом, лучше богатство, которое в руках, нежели воображаемое во сне, лучше мудрость, не словом блистающая, но свидетельствуемая делами" (22. 232). Путь очищения есть путь исцеления, восстановления целостности. "Ибо если ум не просвещен, или слово слабо, или слух не очищен и потому не вмещает слово; от одной из этих причин так же, как и от всех необходимо храмлет истина" (22. 38).
В "Слове 3-м" святитель Григорий Богослов оправдывает свое удаление в Понт после принятия сана пресвитера и называет причины своего непослушания. Первая причина - его любовь к безмолвной и уединенной жизни. "Мне казалось, - писал он, - что всего лучше, замкнув как бы чувства, отрешившись от плоти и мира, собравшись в самом себе, без крайней нужды не касаясь ни до чего человеческого, беседуя с самим собою и с Богом, жить превыше видимого и носить в себе божественные образы, всегда чистые и несмешанные с земными и обманчивыми напечатлениями, быть и непрестанно делаться истинно чистым зерцалом Бога и божественного, приобретать к свету свет, к менее ясному - лучезариейший, пожинать уже упованием блага будущего века, сожительствовать с Ангелами и, находясь еще на земле, оставлять землю и быть возносимым Духом горе. Если кто из вас объят сей любовью; то поймет, что говорю, и извинит тогдашнее состояние моего духа. Но слова мои не убедят, может быть, многих, именно всех тех, кому смешным кажется сей род жизни, к которому они не расположены или по собственному неразумию, или потому, что иные проходят его недостойно; подкрепляемые завистью, также злонравием и поползновением многих на худшее, они и хорошее именуют худым, любомудрие называют тщеславием. А от сего непременно погрешают в одном из двух, - или делают зло, или не верят добру" (22. 25-26).
О второй причине своего бегства святитель Григорий говорил так: "Мне стыдно было за других, которые, будучи ничем не лучше прочих (если не хуже), с неумытыми, как говорится, руками, с нечистыми душами берутся за святейшее дело и, прежде нежели сделаться достойными приступить к священству, врываются в святилище, теснятся и толкаются вокруг Святой Трапезы, как бы почитая сей сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию, не служением, подлежащим ответственности, но начальством, не дающим отчета... Но ежели не в наших силах - остановить стремление зла, то по крайней мере ненавидеть и стыдиться его есть не последняя степень благочестия" (22. 26).
Последней и главной причиной из названных святителем Григорием является одновременное понимание величия цели и осознание своей немощи в окормлении и управлении человеческими душами. "Человеку, который с трудом умеет быть под начальством, еще, кажется, гораздо труднее, - писал он, - уметь начальствовать над людьми, особенно - иметь такое начальство, каково наше, которое основывается на Божием законе, и возводит к Богу, в котором, чем больше высоты и достоинства, тем больше опасности даже для имеющего ум" (22.27). Он реально осознавал греховную наклонность человеческой природы: "Добродетель не удобоприемлема для человеческой природы, как и огонь для влажного вещества, но большая часть людей готовы и способны принимать в себя худое, подобно тростнику, который, по сухости своей, легко воспламеняется и сгорает при ветре от искры. Ибо всякий скорее принимает в себя в большей мере малый порок, нежели высокую добродетель в малой мере" (22. 28). Приступая к исправлению душ человеческих и искоренению порока из жизни пасомых, нужно бояться, по мысли святителя Григория, "оказаться худыми живописцами чудной добродетели, особенно же негодным подлинником для других живописцев". "Если бы кто из нас сохранил себя, даже сколько можно более, чистым от всякого греха, то не знаю еще, достаточно ли и сего готовящемуся учить других добродетели?" - задавал вопрос святитель и сам на него отвечал: "Кому вверено сие, тот не только не должен быть порочным (сим гнушаются и многие из подчиненных ему); но должен отличаться добродетелью по заповеди, повелевающей "уклоняться от зла и сотворить благо" (Пс. 36, 27). Он обязан не только изглаждать в душе своей худые образы, но и напечатлевать лучшие, чтобы ему превосходить других добродетелью больше, нежели сколько он выше их достоинством. Он должен не знать даже меры в добре и в восхождении к совершенству, почитать не столько прибылью то, что приобретено, сколько потерею то, что не достигнуто, пройденное же обращать всегда в ступень к высшему и не высоко думать о себе, если и многих превосходит, но признавать уроном, если не соответствует в чем сану. Ему должно измерять успехи свои заповедью, а не примером ближних... должно почитать пороком в частном человеке, то что произведено им худого, заслуживает наказание и строго истязуется самим законом, а в начальнике и предстоятеле даже то, что он не достиг возможного совершенства и не преуспевает постоянно в добре; потому что ему надобно - превосходством своей добродетели привлекать народ к порядку и не силою обуздывать, но доводить до порядка убеждением. Ибо все, что делается недобровольно, кроме того, что оно насильственно и не похвально, еще и не прочно... Напротив того, что делается по свободному произволению, то, как скрепляемое узами сердечного расположения и весьма законно и вместе надежно" (22. 28-29).
Все, что говорил святитель Григорий Богослов о начальстве над пасомыми, может быть отнесено как к учителю, так и родителю, которым Бог вверил в правление растущего человека. А править человеком, по его мнению, "есть искусство из искусств и наука из наук". И если человек берет на себя попечение о душе, "которая произошла от Бога и божественна", то это возможно для достижения следующих целей: "Во-первых, чтобы душа могла наследовать горнюю славу за подвиг и за борьбу с дольним, и, быв здесь искушена ими, как золото огнем, получила уповаемое в награду за добродетель, а не только как дар Божий. И, конечно, в том верх благости Божией, что добро соделано и нашей собственностью, не только всеяно в нас с естеством, но возделывается также нашим произволением и движением свободы, преклонной на ту и другую сторону. Во-вторых, чтобы душа могла и худшее, постепенно отрешая от дебелости, привлекать к себе и возводить горе, чтобы она, став руководительницей для служебного вещества, и обратив его в сослужебное Богу, была для тела тем же, чем Бог для души" (22. 29-30). А для этого необходимо установить "надлежащее отношение между душою и телом, не попуская, чтобы лучшее управлялось худшим, что было бы величайшею несправедливостью" (22. 30).
Врачевание душ, по мысли святителя Григория, затрудняется тем, что это есть "брань с врагом, внутрь нас воюющим и противоборствующим, который, оружием против нас употребляя нас же самих (что всего ужаснее!), предает нас греховной смерти. А для сего нам нужны: великая и совершенная вера, в большей мере Божие содействие, но не в малой также, как убежден я, и собственная наша ревность, выражаемая и действительно оказываемая словом и делом." Средства врачевания и исправления могут быть самыми разнообразными, зависят как от возраста, опыта, положения в обществе воспитания, так и от индивидуальных особенностей. "Одних назидает слово, другие исправляются примерами. Для одних нужен бич, а для других - узда... Для одних полезна похвала, для других - укоризна... Для иных хорошо и полезно одно, а для иных другое" (22. 34-35).
Продолжая оправдывать свое удаление в Понт после рукоположения в пресвитеры, святитель Григорий Богослов писал: "Посоветовавшись о сем с самим собою (может быть и не худым советником, а если и не так, то, по крайней мере, доброжелательным), я рассудил, что не знающему ни того, что должно говорить, ни того, что должно делать, лучше учиться, нежели, не зная, учить. Ибо счастлив тот, до кого хотя в глубокой старости достигнет старческое слово, которое может принести пользу душе, душе еще юной по благочестию. А посему брать на себя труд учить других, пока сам еще не научился достаточно и, по пословице, на большом глиняном сосуде учиться делать горшки, то есть, над душами других упражняться в благочестии, по моему мнению, свойственно только людям крайне неразумным и дерзким, неблагоразумным, если они не чувствуют своего невежества, дерзким, если сознавая оное, отваживаются на дело" (22.40-41).

Святитель Иоанн Златоуст
Святитель Иоанн, получивший за свое духовное красноречие имя Златоуст, родился в Антиохии. Дата его рождения точно не известна - между 344 и 354 годами. Происходил святитель Иоанн из знатной и богатой семьи.
Его отец Секунд занимал должность воеводы в императорском войске, а мать Анфуса была образованной по тем временам женщиной, примерной супругой и матерью семейства. Когда Иоанн был еще младенцем, умер его отец, и мать, овдовев на двадцатом году своей жизни, не пожелала больше вступать в брак и до самой своей смерти не разлучалась с сыном. Удалившись от всех развлечений мира и посвятив себя своему маленькому семейству, любящая мать сама дала сыну основы образования. Первые слова, им прочитанные и написанные, взяты из Священного Писания, которое было любимым чтением Анфусы. Эти первые уроки на всю жизнь запечатлелись в душе Иоанна. Влияние благочестивой матери на юное сердце поселило в нем глубокую преданность воле Божией, с которой он без ропота и страха переносил впоследствии все бедствия своей жизни. Неизвестно, как и где Иоанн получил свое дальнейшее образование, дома ли при помощи приглашенных учителей, или в одной из христианских школ. Антиохия славилась своими школами и была своего рода сирийскими Афинами. В христианских школах, существовавших рядом с языческими, изучали в основном слово Божие, но давали и другие знания, почерпнутые у лучших представителей классического мира. Достигнув возраста восемнадцати лет, он продолжил образование в школе знаменитого софиста Ливания. Ливаний не отличался фанатичной враждой к христианству, а потому и прохождение курса высшего красноречия у него не было духовно опасным даже для христианских юношей. Иоанн сразу обнаружил такие дарования и стал делать такие успехи, что невольно восторгал своего учителя. Когда лежащего на смертном одре старого софиста спросили, кого он желает назначить преемником по школе, он ответил: "Иоанна, если бы не похитили его у нас христиане". (24. 12)
Столкнувшись со светской жизнью, увидев ее различные стороны, познав всю ложь и пустоту этой жизни, Иоанн решил вступить на путь иночества. Но слезы и просьбы матери не покидать ее до смерти остановили послушного сына. Он продолжил свое духовное совершенствование дома под руководством священных наставников - епископа Мелетия Антиохийского и пресвитеров Флавиана и Диодора. Эти благочестивые учителя, и особенно Диодор, окончательно укрепили его в мысли посвятить себя подвигам учительства и благочестия. Иоанн принял крещение, и епископ Мелетий, совершивший над ним это таинство, возвел его в должность чтеца.
После смерти матери в 374 или в 375 году Иоанн удалился в монастырь недалеко от Антиохии и провел здесь четыре года, а потом еще два года подвизался в пустыне. По мнению протоиерея Георгия Флоровского, аскетизм для святителя Иоанна Златоуста означал скорее духовную установку, нежели определенные внешние и бытовые формы. Аскетизм для Златоуста был прежде всего отречением, то есть внутренней свободой и независимостью от мира, от внешней обстановки и условий жизни. В этом смысле аскетом он остался на всю жизнь. (10. 206)
В 381 году Иоанн принял диаконское посвящение от Мелетия Антиохийского, а в 386 году - пресвитерское от его преемника Флавиана. К этому времени относится книга "О священстве", в которой обсуждается в основном смысл епископского служения, но мы видим и отношение Златоуста к его новому призванию. Книга была написана до его пресвитерского рукоположения. Из небольшого вступления к ней мы знаем, что ее написание обусловлено следующими обстоятельствами. В 374 году, когда Иоанн Златоуст жил вместе со своим другом Василием (не путать с Василием Великим) вдали от мирских дел, собравшиеся в Антиохии епископы вознамерились поставить их обоих епископами, о чем молва дошла и до них. Иоанн, представляя высокую важность пресвитерского и епископского служения и считая себя не подготовленным к надлежащему исполнению обязанностей пастыря Христовой Церкви, скрылся тайно от всех, и даже от своего друга, который был возведен в сан епископа (вероятно, Рафаны Сирийской близ Антиохии). Василий затем вскоре увиделся с Иоанном и высказал ему свои упреки за уклонение от священного сана. Ответом Златоуста стали слова "О священстве". Таким образом, написание этих слов можно отнести к годам после 374 года, но не позже 386 года, в котором Иоанн Златоуст уже был рукоположен в пресвитера.
Иоанн Златоуст, говоря о священническом служении, подчеркивал два основных момента. Во-первых, он говорил о высоте священнического звания, как призвания к тайнодействию. "Священнослужение совершается на земле, но по чиноположению небесному; и весьма справедливо; потому что ни человек, ни ангел, ни архангел, и ни другая какая-либо сотворенная сила, но сам Утешитель учредил это чинопоследование и людей, еще облеченных плотью, соделал представителями ангельского служения. Посему священнодействующему нужно быть столь чистым, как бы он стоял на самых небесах посреди тамошних Сил... Когда ты видишь Господа закланного и предложенного, священника, предстоящего этой Жертве и молящегося, и всех окропляемых этою драгоценною кровью, то думаешь ли, что ты еще находишься среди людей и стоишь на земле, а не переносишься ли тотчас на небеса и, отвергнув все плотские помышления души, светлою душою и чистым умом не созерцаешь ли небесное?" (25. 424). Во-вторых, в священнике он видел учителя, наставника, пастыря. Об этом служении Златоуст и говорил больше всего. Чтобы отвлечь народ от непристойных и бесполезных удовольствий и приучить его к слушанию полезного, по мнению Иоанна Златоуста, имеется два способа: презрение похвалы и сила слова. Необходимо и воздержание от ненависти и зависти. Священник должен относиться к своим пасомым так, как отец относится к своим малолетним детям: "как от этих мы не отвращаемся, когда они оскорбляют или ударяют, или плачут, и даже, когда они смеются и ласкаются к нам, не очень заботимся об этом" (25. 462-463). "Сила слова, - писал он, - не дается природой, но приобретается образованием, то хотя бы кто довел ее до высшего совершенства, и тогда он может потерять ее, если постоянным усердием и упражнением не будет развивать этой силы" (25. 464). Златоуст подчеркивал, что христианам запрещается насилием исправлять впадающих во грех, Бог награждает тех, которые воздерживаются от пороков по доброй воле, а не по принуждению. Человека нельзя ни силою, ни страхом принуждать, но только убеждением привести к истине, от которой он раньше отпал (25.416-417).
Епископ Флавиан, рукоположив Иоанна в пресвитеры, предоставил ему широкую свободу деятельности, а особенно свободу проповедования. В Антиохии Златоуст прочитал свои знаменитые проповеди "О статуях", произнес большинство своих поучений на Евангелия от Матфея и от Иоанна и на послания апостола Павла. Он говорил от полноты своего сердца, вел живые беседы со слушателями. Проповеди его записывались скорописцами и сделались предметом всеобщего внимания, их зачитывали и даже выучивали наизусть. В эти годы народ и назвал его Златоустом.
По совету министра Евтропия и по приказу импертора Аркадия Иоанн Златоуст был переведен в столицу и избран епископом Константинопольским. Антиохийцы не хотели его отпускать, и он был увезен обманом. Феофил Александрийский рукоположил Иоанна в сан епископа в 398 году. В Константинополе святитель Иоанн продолжал проповедовать. Его проповедь, его учительство, по замечанию Георгия Флоровского, были попыткой нравственного перевоспитания общества, евангельским судом над современностью, над тем мнимым воцерковлением жизни, в котором слишком многие находили преждевременное успокоение. Голос проповедника звучал сурово и обличающе. Но он не только говорил, он заботился также о благотворительности, учреждал больницы, помогал бедным. Златоуст приказал монахам разойтись по монастырям, прекратив их бесцельные метания с места на место. Он любил длинные службы и крестные ходы. Обличал нерадивых, невзирая на лица и должности. В скором времени святитель Иоанн нажил себе врагов среди духовенства, монашества и влиятельных сил общества. В 403 году собор во главе с Феофилом Александрийским низложил святителя Иоанна, и он был отправлен в ссылку. Во время ссылки в столице произошло землетрясение, и, увидев в этом Божий гнев, император ненадолго возвратил праведника в Константинополь. Но уже в 404 году Иоанн насильно был отправлен в ссылку и по дороге в Пициус (Пицунду) скончался в 407 году. Из уст умирающего святителя присутствующие при его кончине слышали слова: "Слава Богу за все".
Свои мысли о воспитании святитель Иоанн изложил в "Гомилиях" (беседах) и в сочинении "К враждующим против тех, которые привлекают к монашеской жизни". Пример воспитательной деятельности он видел в образе Иисуса Христа, Который снизошел до человечества, чтобы возвести его до Божества. Высшее искусство воспитания и заключается в том, чтобы сперва спуститься до понимания воспитываемого, а потом уже возвышать его. Снисхождение во всем приносит большую пользу не только в делах житейских, но и в делах духовных. Как и Христос не вдруг открыл Свое Божество, но был сначала признан только пророком или святым человеком, а только потом уже в словах и делах обнаружил то, Кем Он был, так и воспитатель должен видеть значение этой мудрости принижения.
В слове "К верующему отцу" святитель Иоанн показывает, "что нерадение о детях больше всех грехов и доходит до самого верха нечестия" (24. 82). "Развращение детей, - писал он, - происходит не от чего другого, как от безумной привязанности (родителей) к житейскому: обращая внимание только на это одно и ничего не желая считать выше этого, они необходимо уже нерадят о детях с их душой. О таких отцах я сказал бы (и никто пусть не приписывает этих слов гневу), что они хуже даже детоубийц. Те отделяют тело от души, а эти то и другую вместе ввергают в огонь геенский; той смерти подвергнуться неизбежно по естественной необходимости, а этой можно было бы избежать, если бы не довела до нее беспечность отцов" (24. 88). Родители начинают развращать своих детей, часто даже не подозревая об этом. "В самом деле, - говорил святитель Иоанн Златоуст - когда отцы убеждают детей заниматься науками, то в их разговоре с детьми не слышно ничего другого, кроме таких слов: "такой-то человек низкий и из низкого состояния, усовершившись в красноречии, получил весьма высокую должность, приобрел большое богатство, взял богатую жену, построил великолепный дом, стал для всех страшен и знаменит". Другой говорит: "такой-то, изучив италийский язык, блистает при дворе и всем там распоряжается". Иной опять указывает на другого, и все -на прославившихся на земле, а о небесном никто ни разу не вспоминает. Если же иной попытается напомнить, то он прогоняется, как человек, который все расстраивает. Итак вы, когда напеваете это детям с самого начала, учите их не другому чему, как основанию всех пороков, вселяя в них две самые сильные страсти, то есть, корыстолюбие, и еще более порочную страсть - суетное тщеславие. Каждая из них и порознь может низвратить все; а когда они обе вместе вторгнутся в нежную душу юноши, то, подобно соединившимся бурным потокам, извращают все доброе и наносят столько терния, столько песка, столько copy, что делают душу бесплодною и неспособною ни к чему доброму" (24.89). Детям позволяют делать то, что их губит. "Горе, сказано (в Писании), смеющимся (Лук. 6, 25); а вы подаете детям множество поводов к смеху. Горе богатым (ст. 24); а вы предпринимаете все меры, чтобы они разбогатели. Горе егда добре рекут вам ecu человецы (ст. 26); а вы часто тратите целые имущества для людской славы. Еще: поносящий брата своего повинен есть геене (Мф. 5, 22); а вы считаете слабыми и трусливыми тех, кто молчаливо переносит обиды от других... И не только то ужасно, что вы внушаете (детям) противное заповедям Христовым, но и то еще, что прикрываете порочность благозвучными наименованиями, называя постоянное пребывание на конских ристалищах и в театрах светскостью, обладание богатством свободою, славолюбие великодушием, дерзость откровенностью, расточительность человеколюбием, несправедливость мужеством. Потом, как будто мало этого обмана, вы и добродетели называете противоположными наименованиями, скромность неучтивостью, кротость трусостью, справедливость слабостью, смирение раболепством, незлобие бессилием, как будто опасаясь, чтобы дети, услышав от других истинное название этих (добродетелей и пороков), не удалились от заразы. Ибо название пороков прямыми и подлинными их наименованиями немало способствует отвращению от них" (24. 91-92).
Родители, стараясь дать образование своим детям, забывают о главной науке - любомудрии души. "Когда душа целомудренна, - пишет св. Иоанн, - тогда не будет никакой потери от незнания красноречия; а когда она развращена, тогда бывает величайший вред, хотя бы язык был весьма изощрен, и тем больший, чем больше это искусство; ибо порочность в соединении с искусством в слове производит гораздо худшие беды, чем необразованность" (24.101). Речь идет не об отрицании образования, а о невозможности получить истинное образование без доброй нравственности. "Если сила убеждения заключается в красноречии, - говорил святитель Иоанн, - и однако философы не убеждают ни одного тирана, а люди некнижные и простые обращают всю вселенную; то, очевидно, торжество мудрости принадлежит простым и некнижным, а не изучившим то и другое искусство. Так истинная мудрость и истинное образование есть не что иное, как страх Божий. И пусть никто не думает, будто я узакониваю, чтобы дети оставались невеждами; нет, если кто поручится за счет самого необходимого, я не стану препятствовать, чтобы у них было в избытке и это искусство. Как тогда, когда колеблются основания и весь дом со всем зданием находится в опасности упасть, было бы крайне бессмысленно и безумно - бежать к красильщикам, а не к строителям; так и тогда, когда стены стоят твердо и крепко, было бы неуместным упрямством препятствовать желающему окрасить их" (24. 102).
Наряду с семьей христианское воспитание в то время осуществляли монастыри, вводившие мальчиков в новый христианский образ жизни. Святитель Иоанн подчеркивал, что не только монахам, но и всем людям необходимо восходить на одну и ту же высоту: "то именно и развратило вселенную, что мы думаем, будто только монашествующему нужна большая строгость жизни, а прочим можно жить беспечно. Нет, от всех нас требуется одинаковое любомудрие" (24. 109). Если человек приступает к любомудрию в конце своей жизни, он употребляет все время на то, чтобы посильно омыть грехи, совершенные в прежнем возрасте, на это тратится все его усердие. Но часто он не успевает и в этом и отходит из этого мира с остатками ран. А кто с юных лет вступил в подвижничество, тот не тратит время на это и не сидит, врачуя свои раны, но с самого начала уже получает награды и отходит в старости, увенчанный бесчисленными венцами.
Говорил святитель Иоанн и о цели воспитания. "Самое лучшее учение не то, когда, допустив наперед порокам одержать верх, потом стараются изгнать их, но то, когда употребляют все меры, чтобы сделать природу нашу недоступною для них... если бы мы все усвоили себе такой образ мыслей и прежде всего другого вели детей к добродетели, считая это главным делом, а все прочее придаточным, то отовсюду произошло бы столько благ, что, перечисляя их теперь, я показался бы преувеличивающим дело" (24. 118). Призывая родителей быть отцами доблестных детей, "строителями Христоносных храмов, попечителями небесных ратоборцев", святитель Иоанн восклицал: "Поистине, мы тогда особенно и остаемся с детьми своими, когда отдаем их Господу" (24.121).
Ревностно проповедовал Златоуст об обязанности родителей воспитывать своих детей, особенно резко высказывался против роскоши и тогдашних зрелищ, которые развращали нравы и разрушали семейную нравственность. Святитель говорил в своих беседах о том, что каждому человеку от начала были даны два учителя - творение и совесть, и оба они, не произнося слов, учили людей безмолвно. "Творение, поражая зрителя видом (своим), возбуждает в созерцателе вселенной удивление к ее Создателю; а совесть, путем внутреннего внушения, научает всему, что должно делать; силу ее и решения суда (ее) мы узнаем по состоянию лица. Когда внутренне обличает она нас в грехе, то покрывает внешний вид смущением и большим унынием. Она нас делает бледными и робкими, когда уличаемся в чем-либо постыдном, и хотя голоса (совести) мы не слышим, однако по внешнему виду замечаем внутреннее негодование (ее)". Кроме этих двух учителей, Промыслом Божиим дан еще один, и уже не безмолвный учитель, как первые два, но такой, который действует на нашу душу словом, увещеванием и советом. "Кто же он?" - спрашивал Златоуст и сам отвечал: "Это - родной отец каждого. Для того Бог и вложил в родителей любовь к нам, чтобы в них мы имели наставников в добродетели. Не одно рождение делает отцом, но хорошее образование; и не ношение во чреве делает матерью, но доброе воспитание" (26.781). Святитель обращал внимание на то, что христианское воспитание детей служит делу спасения души родителей. "Действительно, - писал он, - если рождаемые тобой дети получат надлежащее воспитание и твоим попечением наставлены будут в добродетели, то это будет началом и основанием твоему спасению, и, кроме награды за собственные добрые дела, ты получишь великую награду и за их воспитание" (26. 783).


ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ОТЦОВ И УЧИТЕЛЕЙ РУССКОЙ ЦЕРКВИ

Роль русских святых в духовной жизни общества

В каждый период истории Православной Церкви существовали личности, которые были носителями и выразителями лучших идей и стремлений своего времени, к их авторитетному голосу прислушивались все, и они становились духовными водителями общества. Русская земля особенно богата святыми людьми. Преподобные Антоний и Феодосии Киевские, игумен земли Русской преподобный Сергий Радонежский - великие молитвенники и печальники за нашу родину в период ее политического и духовного рождения и в критический момент татарского ига; московские святители - Петр, Алексий, Иона - истинные собиратели земли Русской и первоначальники ее будущего могущества и славы; святители Филипп и Ермоген - духовные ратоборцы, защитники попранной людьми правды Божией на земле и мученики за свои идеи. В начале XIX века в России просиял один из величайших святых - преподобный Серафим Саровский, словом и делом показавший, что цель христианской жизни - в обретении Святого Духа. Он учил о многоразличии путей, ведущих к этой цели, и сам дал исключительный в наше время пример монашеского подвига. В первой половине XIX века приснопамятный святитель Филарет, митрополит Московский, был великим нравственным авторитетом, голос которого имел решающее значение не в одних делах Церкви, но к нему прислушивались и по многим государственным вопросам первостепенной важности. Святитель Феофан, Вышенский Затворник, являл собой самый глубокий, непререкаемый авторитет учителя духовно-нравственной христианской жизни в ее первоначальной евангельской чистоте, в духе первых веков христианства. Почитание праведного Иоанна Кронштадтского - молитвенника и чудотворца, святого, воссиявшего на небосклоне Русской Православной Церкви в конце XIX - начале XX веков, связано с благоговейным пламенным совершением Божественной литургии и молитвенным горением, с необыкновенной ясностью, простотой и пламенностью рассказов о собственных молитвенных переживаниях, с его исключительным пастырским служением, сочетавшимся с педагогической деятельностью.
Епископ Александр (Семенов Тян-Шанский) писал: "Образы жизни святых различны, но во всех сияет одна и та же правда Христова, одно начало любви, в которой заключены вся радость и свет жизни, вернее, Сама Жизнь, так как начальник жизни, Бог, Сам есть Любовь. Только исполненные этой Божественной Любовью святые люди могут быть настоящими учителями жизни. Другие великие люди, великие в некоторых своих произведениях, редко велики по самой своей жизни и даже бывают очень часто неудачниками в жизни, и не у них нам учиться жить... Святые вносят в жизнь свет и радость не столько своими отдельными делами и произведениями, а самою своею личностью" (II. 364-365).
Мы рассмотрим педагогическую деятельность и педагогические воззрения четырех русских святых - святителя Филарета, митрополита Московского, святителя Феофана, Вышенского Затворника, праведного Иоанна Кронштадтского и святителя Фаддея (Успенского). В педагогических воззрениях этих святых обобщены традиции христианского воспитания, многие их мысли в области педагогики и психологии на десятилетия опередили изыскания современных педагогов и психологов и могут явиться основой для объяснения пока не объяснимых с точки зрения светской психологии явлений.

Святитель Филарет, митрополит Московский

Жизнь, служение и педагогическая деятельность святителя Филарета
Святитель Филарет родился в 1782 году в Коломне в семье преподавателя Коломенской семинарии Михаила Федоровича Дроздова, имеющего в момент рождения сына сан диакона.                    При крещении ребенку было дано имя Василий в честь святого Василия Великого. Через год диакон Михаил, отец будущего святителя, был рукоположен в сан иерея. Отец Михаил собрал домашнюю библиотеку, в основном состоявшую из книг богословского, философского и исторического содержания. Семейная обстановка, окружавшая Василия Дроздова в младенческие и детские годы, весьма благоприятствовала развитию душевных способностей будущего святителя.
Добрая почва в душе дитя была заложена его дедушкой и бабушкой по материнской линии - священником Никитой Афанасьевичем и Домникой Прокопьевной, под покровом которых и прошли первые годы Василия Дроздова. Бабушка Домника, часто ходившая в Божий храм, приучила и своего внука к церковной молитве. Дедушка Никита в свободное время любил играть на гуслях церковные напевы и научил внука игре на этом инструменте. С детства у будущего святителя зародилась любовь к музыке, дававшая ему душевное упокоение в последующие годы.
Когда наступило время обучаться грамоте, отрок Василий переселился в дом своих родителей. В течение года он обучался грамоте в домашней обстановке, вероятно, под руководством своего отца.
В 1791 году девятилетний Василий был отдан учиться в Коломенскую семинарию. В семинарии он изучал латинскую грамматику, поэзию, риторику, всеобщую историю, философию, философскую и естественную истории. В семинарских ведомостях о нем было написано: "Дарований, прилежания, успехов похвальных". Природные дарования подкреплялись прилежанием и влиянием отца в деле познания школьных наук его сыном. Сам будучи любителем книжной мудрости, он приучил к тому же и сына, воспитал в нем любовь к философскому мышлению, к усидчивости и самоуглублению.
Наряду с умственным развитием шло развитие религиозно-нравственного характера, сообщавшее ему познания в области духовной. Василий упражнялся в церковной молитве, пел на клиросе, читал "Апостол".
Восемь лет он учился в семинарии. В 1799 году школа и епархия были упразднены. Ученики Коломенской семинарии продолжили свое образование в духовных школах Московской епархии. По совету отца молодой Дроздов отправился учиться в Троицкую семинарию.
Лаврская школа стараниями митрополита Платона (Левшина) была поставлена на высоту, с которой не могла сравниться даже Киевская академия. Богословские и исторические науки освобождались от схоластического метода преподавания. Троицкие богословы вносили в свое преподавание нечто самобытное, дополняли и оживляли его новой постановкой богословских вопросов. Знание древних языков - еврейского, греческого и особенно латинского - доведено было в лаврской семинарии до возможного совершенства. Не менее солидно изучались новые языки и русский язык. В нравственном плане митрополит Платон побуждал воспитателей всемерно заботиться о смягчении грубости бурсацких нравов посредством развития в учениках благородных наклонностей, возвышения эстетического образования.
В 1803 году по представлению ректора архимандрита Евграфа митрополит Платон назначил Василия Дроздова учителем греческого и еврейского языков в семинарии, которую он закончил к тому времени. Преподавая языки, молодой учитель для переводов на русский язык избирал творения святителей Григория Богослова и Иоанна Златоустого. Через три года Дроздова перевели на должность учителя поэзии и проповедника. В 1808 году он был определен учителем высшего красноречия и риторики с сохранением преподавания поэзии. В этом же году, получив согласие родителей, Василий был пострижен в монашество с именем Филарет и рукоположен во иеродиаконы.
Семинарская и святоотеческая библиотеки

Предыдущая || Вернуться на главную || Следующая
Полезная информация: