ПРОТИВ АНОМЕЕВ.

_{К предыдущей странице}       ^{Оглавление}       _{К следующей странице}

СЛОВО ВТОРОЕ.

      ВЫСТУПИМ опять против неверных аномеев; если они негодуют, получая название неверных, то пусть они избегают самаго дела, и я не буду употреблять этого названия; пусть они оставят неверныя мысли, и я оставлю оскорбительное название. Если же они, безчестя веру делами и подвергая себя посрамлению, не стыдятся; то почему негодуют на меня, укоряющаго их словами в том, что они сами показывают делами? Когда я недавно, как вы помните, начал разсуждения о них и даже вступил в борьбу с ними, тотчас заняли меня состязания с иудеями, ибо не безопасно было оставить без внимания собственные заболевшие члены. Для разсуждений против аномеев всегда есть время; а тогда, если бы я предварительно и скоро не спас от иудейскаго пожара больных наших братий, зараженных иудейскими мнениями, не последовало бы никакой пользы от нашего увещания, так как у них распространялся грех касательно поста. После же состязаний с иудеями меня опять заняло прибытие многих духовных отцев, собравшихся сюда от многих мест, и мне неблаговременно было продолжать свои разсуждения, когда все они стеклись как бы реки в это духовное море; а по отбытии их непрестанно следовали одни за другими воспоминания о мучениках, и должно было бы не пренебрегать прославлением этих подвижников. Говорю это и перечисляю для того, чтобы вы не подумали, будто замедление состязаний с аномеями произошло у меня от лености и нерадения. Теперь же, когда я уже освободился от борьбы с иудеями, и отцы возвратились в свои отечества, и довольно насладились мы славословием мучеников, я приступлю к удовлетворению давняго вашего желания слушать меня. Я хорошо знаю, что каждый из вас желает слушать разсуждения об этом не менее того, сколько я желаю говорить; а причина та, что город наш издавна христолюбив и такое вы получили наследие от предков, чтобы не пренебрегать искажением благочестивых догматов. Откуда это видно? Некогда, при ваших предках, пришли нецыи от Иудеи (Деян. XV, 1), искажая чистые догматы апостольскаго учения и повелевая обрезываться и соблюдать закон Моисеев. Тогдашние жители вашего города не потерпели этого нововведения и не смолчали; но подобно тому, как поступают верные псы, увидев волков, нападающих и повреждающих все стадо, они возстали против них и перестали выгонять их отовсюду и преследовать не прежде, как сделали то, что по всей вселенной разосланы были апостолами догматы, полагающие преграду такому нападению на верных как этим людям, так и всем после них.

      2. С чего начать нам разсуждения против аномеев? С чего иного, как не с обличения их в неверии? Они делают и предпринимают все, чтобы исторгнуть из души слушателей веру; а какая вина больше этой может быть доказательством нечестия? Когда Бог объявляет что-нибудь, то сказанное должно принимать с верою, а не изследовать дерзко. Пусть, кому из них угодно, называют меня неверным: я не досадую. Почему? Потому, что я делами показываю, как называть меня. Что я говорю: пусть называют неверным? Пусть называют меня даже безумным о Христе; и этим названием я восхищаюсь, как венцем; потому что разделяю это название с Павлом, который говорит: мы буи Христа ради (1 Кор. IV, 10). Это безумие разумнее всякой мудрости; потому что чего не могла достигнуть внешняя (языческая) мудрость, то совершено буйством о Христе; оно разогнало мрак вселенной, оно принесло свет ведения. Но что такое буйство о Христе? То, когда мы укрощаем собственные помыслы, мятущиеся безвременно, когда освобождаем и очищаем свой ум от внешняго учения, чтобы, когда нужно принимать Христово учение, он был у нас свободен и очищен для принятия божественных вещаний. Когда Бог объявляет что-нибудь такое, чего не должно изследовать, то надлежит принимать верою. Изследовать причины этого, требовать отчета и допытываться способа осуществления, свойственно душе самой дерзкой и отчаянной. Это я постараюсь доказать также из самых Писаний. Некто Захария был муж дивный и великий, почтенный первосвященством, получивший от Бога право предстательствовать за весь народ. Этот Захария, вошедши во Святое Святых, в место самое недоступное, которое видеть тогда позволялось только ему одному из всех людей (заметь, он был равносилен целому народу, так что мог возносить к Богу молитвы за весь народ и умилостивлять Владыку за рабов; видишь ли величие дерзновения его, как бы некотораго посредника между Богом и людьми?), увидел ангела стоявшаго внутри; и так как вид его устрашал человека, то ангел сказал: не бойся, Захарие, зане услышана бысть молитва твоя, и вот ты родишь сына (Лук. I, 13). Какая же здесь последовательность? Тот просил за народ, молился за грехи, испрашивал прощения подобным себе рабам, а (ангел) говорит: не бойся, Захарие, зане услышана бысть молитва твоя, и в доказательство того, что она услышана, возвещает, что у него родится сын Иоанн? Весьма правильная последовательность; так как Захария молился за грехи народа, а имел родить сына, который взывал: се агнец Божий, вземляй грехи мира (Иоан. I, 29); то ангел справедливо говорит: услышана бысть молитва твоя, и ты родишь сына. Что же Захария? Речь у нас о том, что допытываться способов исполнения вещаний божественных непростительно, что нужно принимать эти определения верою. А Захария знал свой возраст, седины, ослабевшее тело, знал неплодство жены, и не поверил, пожелал узнать способ исполнения и сказал: по чесому разумею сие (Лук. I, 18)? Как говорит он, это исполнится? Вот, аз есмь стар и поседел, и жена моя безплодна, замоторевши во днех своих; возраст поздний, природа неспособная; как исполнится обещанное? Я - сеятель слабый, нива неплодна. Не кажется ли кому-нибудь, что он достоин извинения, спрашивая об исполнении дела, и повидимому не справедливо ли он говорит? Но пред Богом он не оказался достойным извинения; и весьма справедливо. Когда Бог объявляет что-нибудь, то не должно поднимать суждений и указывать на последовательность дел, или требование природы, и на что-либо другое подобное; потому что сила определения (Божия) выше всего этого и не останавливается никаким препятствием. Что делаешь ты, человек? Бог обещает, а ты указываешь на возраст и ссылаешься на старость. Неужели старость сильнее обетования Божия? Неужели природа могущественнее Творца природы? Разве ты не знаешь, что крепки дела слов Его? Словом Его утверждено небо, слово Его произвело тварь, слово Его сотворило ангелов, а ты сомневаешься в рождении? Поэтому ангел и разгневался и не простил Захарии даже ради его священства; напротив, по этому самому он был больше наказан. Тот, кто был почтен более других, должен был превосходить других и верою. Какой же способ наказания? Се будеши молчя и не могий проглаголати (Лук. I, 20). Язык твой, говорит он, послужил к произнесению слов неверия; он же получит и наказание за неверие: се будеши молчя и не могий проглаголати, до него же дне будут сия. Представь человеколюбие Господа: ты не веришь мне, говорит Он, - прими же теперь наказание; а когда я оправдаю это самыми делами, тогда прекращу гнев; когда узнаешь, что ты справедливо наказан, тогда освобожу тебя от наказания. Пусть послушают аномеи, как гневается Бог, когда Он подвергается изследованию. Если же Захария наказывается за то, что не поверил смертному рождению, то, скажи мне, как избегнешь наказания ты, изследуя неизреченное и вышнее? Захария не утверждал чего-нибудь, а только желал узнать, и однако не получил прощения; какое же будешь иметь оправдание ты, утверждающий, что знаешь даже невидимое и непостижимое для всех, какого не навлечешь на себя наказания?

      3. Впрочем, разсуждения о рождении пусть останутся до удобнаго времени; а теперь приступим к прежнему предмету, котораго я прежде не докончил, стараясь вырвать гибельный корень, мать всех зол, от котораго и произошли у них такия мнения. Какой же это корень всех зол? Поверьте, ужас объемлет меня, когда я намереваюсь назвать его; не решаюсь языком произнести то, что они постоянно держат в уме. Какой же корень этих зол? Человек дерзнул сказать: я знаю Бога так, как сам Бог знает себя. Нужно ли обличать это? Нужно ли доказывать? Не довольно ли только произнести такия слова, чтобы показать все их нечестие? Это - явное безумие, непростительное безразсудство, новейший вид нечестия; никто никогда не дерзал ни помыслить, ни произнести языком ничего подобнаго. Подумай, несчастный и жалкий, кто ты и Кого изследуешь? Ты - человек, а изследуешь Бога? Достаточно одних этих названий, чтобы выразить крайность безумия: человек - земля и пепел, плоть и кровь, трава и цвет травы, тень, и дым, и тщета, и все, что только есть негоднее и немощнее этого. Не подумайте, что это сказано к осуждению природы (человеческой); не я говорю это, но пророки так разсуждают, не к безчестию нашего рода, но для усмирения надменности безумных, не для унижения нашей природы, но для низложения гордости неистовствующих. Если после таких и столь многих изречений пророков нашлись люди, превзошедшие дерзостию самаго диавола, то скажи мне, до какого безумия дошли бы они, если бы ничего такого не было сказано? Если они страдают недугом (безумия), имея пред собою врачевство, то какою гордостию и высокомерием не надмевались бы они, если бы пророки не произнесли таких и столь многих выражений о природе человеческой? Послушай, что говорит праведный патриарх о себе самом: аз же есмь земля и пепел (Быт. XVIII, 27). С Богом беседовал он, и однако это достоинство не произвело в нем гордости; напротив оно именно и научило его быть смиренным. А эти люди, недостойные и тени его, считают себя больше самих ангелов, что и служит доказательством их крайняго безумия. Неужели, скажи мне, ты изследуешь Бога, безначальнаго, неизменяемаго, безтелеснаго, нетленнаго, вездесущаго, превосходящаго все и превышающаго всякую тварь? Послушай, что говорят о Нем пророки, и убойся. Призираяй на землю и творяй ю трястися (Псал. CIII, 32); Он воззрел только и поколебал столь великую землю. Прикасаяйся горам и дымятся (Пс. CIII, 32); трясый поднебесную из оснований, столпи же ея колеблются (Иов. IX, 6); угрожающий морю и изсушающий его; глаголяй бездне: опустееши (Исх. XLIV, 27); море виде и побеже, Иордан возвратися вспять, горы взыграшася яко овни, и холмы яко агнцы овчии (Псал. CXIII, 3, 4). Вся тварь колеблется, страшится, трепещет; только они одни пренебрегают, презирают, уничижают собственное спасение, не хочу сказать - Владыку всех. Прежде я вразумлял их примером вышних сил, ангелов, архангелов, херувимов, серафимов, теперь же - примером безчувственных тварей, но они и этим не вразумляются. Не видишь ли это небо, как оно прекрасно, как величественно, как увенчано разнообразным сонмом звезд? Сколько лет продолжает оно существовать? Пять тысяч слишком лет стоить оно, и такое долгое время не состарило его; но как юное и здоровое тело сохраняет цвет и силу, свойственныя его возрасту, так и небо сохранило красоту, которую получило сначала, и нисколько не сделалось дряхлее от времени. Но это небо прекрасное, величественное, светлое, украшенное звездами, крепкое, устоявшее в течение столь долгаго времени, создал тот Бог, Котораго ты изследуешь и заключаешь в пределы собственных суждений, создал с такою легкостию, с какою кто-нибудь шутя делал бы палатку. Изображая это, Исаия говорил: поставивый небо яко камару, и простер е, яко скинию обитати на земли (Иса. XL, 22). Хочешь ли взглянуть и на землю? Он и ее сотворил, как ничто. О небе (пророк) говорит: поставивый небо яко камару, и простер е, яко скинию обитати на земли; а о земле: содержай круг земли, землю аки ничтоже сотвори (Иса. XL, 22, 23). Видишь ли, как он назвал ничем столь великую землю?

      4. Представь, какую тяжесть гор, сколько племен людей, сколько высоких и разнообразных растений, сколько городов, сколько огромных зданий, какое множество четвероногих, зверей, пресмыкающихся и разных животных земля носит на раменах своих. И однако такую громаду Бог создал так легко, что пророк не мог найти даже подобия этой легкости, а сказал, что Он создал землю, как ничто. Так как величие и красота видимаго недостаточны для изображения могущества Создателя, но весьма далеко отстоят от величия и всего могущества Создавшаго их, то пророки нашли другой способ, посредством котораго по силам своим могли несколько полнее выразить могущество Божие. Какой же это способ? Они не только изображают величие тварей, но указывают и на способ создания, чтобы из того и другого, из величия тварей и из легкости создания, мы могли получить, по силам своим, достойное понятие о могуществе Божием. Итак, принимай во внимание не только величие тварей, но и легкость, с какою Бог создал их. Это объяснение относится не только к земле, но и к самой природе человеческой: ибо (пророк) говорит: содержай круг земли и живущыя на ней аки пруги (Иса. XL, 22); и в другом месте говорит: аки капля от кади вси языцы пред Ним (ст. 15). Не принимай этих слов поверхностно, но вникни в них и изследуй: перечисли все народы, сирийцев, киликиян, каппадокиян, вифинян, жителей Евксинскаго Понта, Фракии, Македонии, всей Греции, живущих на островах, в Италии, за нашею областию, на островах британских, савроматов, индийцев, населяющих землю персидскую, и другие безчисленные народы и племена, которых и по именам мы не знаем; все эти народы, говорит (пророк), аки капля от кади пред Ним. Какую же, скажи мне, часть этой капли составляешь ты, испытующий Бога, пред Которым все народы, аки капля от кади? Но для чего говорить о небе, земле, море и природе человеческой? Взойдем мыслию на небо и обратимся к ангелам. Вы конечно знаете, что один только ангел равносилен этой видимой твари, или даже гораздо важнее ея. Если весь мир не достоин праведнаго человека, как говорит Павел: их же не бе достоин сей мир (Евр. XI, 38); то тем более он не может быть достойным ангела, потому что ангелы гораздо выше праведников. И однако существуют мириады мириад ангелов, существуют и тысячи тысяч архангелов, престолы, господства, начала, власти, безчисленные сонмы безтелесных сил и неисповедимые роды их, и все эти силы (Бог) сотворил с такою легкостию, которой не может выразить никакое слово. Для всего этого Ему достаточно было только захотеть, и как для нас хотение не составляет труда, так для Него - создание столь многих и столь великих сил. Выражая это, пророк сказал: вся, елика восхоте, сотвори на небеси и на земли (Пс. CXXXIV, 6). Видишь ли, что не только для создания живущих на земле, но и для сотворения вышних сил Ему достаточно было одного хотения? Слыша это, скажи мне, как не оплакиваешь себя и не скрываешься в землю ты, дошедший до такой степени безумия, что Бога, Которому следовало бы только воздавать славословие и поклоняться, ты усиливаешься изследовать и испытывать, как что-нибудь из предметов самых маловажных? Посему и Павел, исполненный великой мудрости, созерцая несравненное превосходство Божие и немощь природы человеческой, негодует на испытующих дела домостроительства Его и, с великою силою укоряя их, говорит: темже убо, человече, ты кто еси против отвещаяй Богови (Римл. IX, 20)? Кто ты? Вникни прежде в свою природу; невозможно найти названия, которое могло бы выразить твою немощь.

      5. Но ты скажешь: я человек, почтенный свободою. Ты почтен не для того, чтобы употреблять свободу на прекословие, а для того, чтобы употреблять эту честь на послушание Почтившему. Бог почтил тебя не для того, чтобы ты оскорблял Его, но чтобы прославлял; оскорбляет же Бога тот, кто изследует существо Его. Если не изследовать обещаний Его - значит прославлять Его, то испытывать и изследовать не изречения только, но самого Изрекшаго, значит безчестить Его. А что не изследовать обещаний Его - значит прославлять Его, видно из слов Павла, который говорит об Аврааме, его послушании и вере во всем: усмотри своея плоти уже умерщвленныя, и мертвости ложесн Сарриных: во обетовании же Божии не усумнеся неверованием, но возможе верою (Римл. IV, 19, 20). Природа и возраст, говорит он, повергали его в отчаяние, но вера поддержала благия надежды. Но возможе верою, дав славу Богови, и известен быв, яко, еже обеща, силен есть и сотворити (ст. 21). Видишь ли, как Авраам, уверенный в том, что обещает Бог, воздает славу Богу? Итак, если тот, кто верит Богу, воздает Ему славу, то тот, кто не верит Ему, обращает безчестие Его на свою собственную голову. Ты кто еси против отвещаяй Богови (Римл. IX, 20)? Потом, желая показать различие между человеком и Богом, апостол показал это, хотя не столько, сколько следовало бы, но так, что из приведеннаго подобия можно получить понятие и о гораздо большем их различии. Что говорит он? Еда речет здание создавшему е: почто мя сотворил еси тако; или не имать власти скудельник на брении, от тогожде смешения сотворити ов убо сосуд в честь, ов же не в честь (Римл. XI, 20, 21)? Что говоришь ты? Неужели я должен быть подвластным Богу так, как брение скудельнику? Да, говорить он; такое различие между человеком и Богом, какое между брением и скудельником, или лучше сказать, не такое различие, но гораздо большее. У брения и скудельника одно естество, как и у Иова сказано: не говорю о живущих в бренных храминах, от нихже и мы сами от тогожде брения есмы (Иов. IV, 19). Если же человек кажется лучше и благообразнее брения, то это различие произошло не от разности в существе их, но от мудрости Художника, так как (в сущности) ты ничем не отличаешься от брения. Если же не веришь, то пусть убедят тебя могилы и гробницы; подошедши к гробам предков, ты убедишься, что это действительно так. Между брением и скудельником нет различия; а между Богом и людьми такое различие по существу, какого ни слово представить, ни ум измерить не может. Поэтому, как брение следует за руками скудельника, куда бы он ни направил и ни подвинул его, так и ты, подобно брению, будь безгласен, когда Бог желает устроить что-нибудь. Впрочем Павел сказал это не для того, чтобы отнять у нас свободу и унизить нашу самостоятельность (да не будет!); но для того, чтобы с большею силою обуздать нашу самонадеянность; если угодно, разсмотрим и это. Что желали некогда узнать те, которым Павел столь сильно заградил уста? Существо ли Божие они изследовали? Нет; на это никто никогда не дерзал; но они желали знать гораздо меньшее - дела домостроительства Божия; например, почему такой-то наказывается, а такой-то получает помилование; почему такой-то освобождается от наказания, а другой страдает, один получает прощение, а другой не получает, - это и подобное тому они желали знать. Откуда это видно? Из предыдущих слов Павла; он сначала сказал: темже убо егоже хощет, милует, а егоже хощет, ожесточает: речеши убо ми: чесо ради еще укоряет; воли бо Его кто противитися может; а потом присовокупил: темже убо, о человече, ты кто еси против отвещаяй Богови (Римл. XI, 18-20)? Итак Павел заграждает уста людей, хотевших изследовать дела домостроительства Божия. Он не позволяет им даже этого; а ты, изследуя блаженное всеустрояющее Существо, не считаешь себя достойным тысячи молний? Не крайнее ли это безумие? Послушай, что говорит пророк, или лучше, Бог чрез него: аще отец есмь Аз, то где слава Моя; и аще Господь есмь Аз, то где есть страх Мой (Мал. I, 6)? Кто страшится, тот не изследует, но покланяется, не испытывает, но славословит и прославляет. Пусть научат тебя этому и вышния силы и блаженный Павел; укоряя других, он и сам не имел противоположнаго настроения. Послушай, что говорит он Филиппийцам; объясняя, что он имеет частное знание, а еще не всецелое, как он говорил и в послании к Коринфянам: от части разумеваем (1 Кор. XIII, 9), он и теперь повторяет: братие, аз себе не у помышляю достигша (Фил. III, 13). Что яснее этих слов? Громче трубы он провозгласил, научая всю вселенную довольствоваться данною мерою знания, и любить ее, и не думать - когда-нибудь постигнуть все. Что, скажи мне, говоришь ты? Ты имеешь Христа, вещающаго в тебе, и говоришь: аз себе не у помышляю достигша? Потому, отвечает он, я и сказал это, что я имею Христа, вещающаго во мне; Он сам научил меня этому. Так и эти люди, если бы не были совершенно лишены помощи Духа и не отклонили от души своей всякое Его действие, то, слыша слова Павла: не у помышляю себе достигша, не думали бы, что они сами постигли все.

      6. Откуда, скажут, видно, что Павел говорит это о вере и знании и догматах, а не о жизни и поведении, и что его слова не значат: я считаю себя несовершенным в жизни и поведении? Это особенно он объяснил словами: подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох: прочее убо соблюдается мне венец правды (2 Тим. IV, 7, 8). Надеющийся получить венец и окончивший шествие не сказал бы: не у помышляю себе достигши. Притом никому из людей не безъизвестно, что должно и чего не должно делать, но это известно и ведомо всем, и варварам, и персам, и всему роду человеческому. Впрочем, дабы яснее представить то, что я говорю, прочту этот отдел послания по порядку. Сказав: блюдитеся от псов, блюдитеся от злых делателей (Фил. III, 2), и предложив многое о тех, которые не благовременно вводили иудейское учение, Павел продолжает: яже ми бяху приобретения, сия вмених Христа ради тщету: но убо вменяю вся тщету быти, да обрящуся не имый правды, яже от закона, но яже верою Иисус Христовою, сущую от Бога правду (ст. 7-9). Потом объясняет, какою верою: еже разумети Его и силу воскресения Его, и сообщение страстей Его (ст. 10). Что значит: силу воскресения Его? Показан некоторый новый образ воскресения, говорит он; ибо многие мертвые воскресали и прежде Христа, но так, как Он, не воскрес ни один. Все другие воскресавшие опять возвращались в землю, и, освободившись на время от владычества смерти, опять подвергались ея власти; а тело Господа по воскресении не возвратилось в землю, но вознеслось на небеса, разрушило всю власть врага, воскресило вместе с собою всю вселенную и ныне сидит на царском престоле. Представляя все это и объясняя, что никакой ум не может постигнуть столь многих и столь великих чудес, а одна только вера может познать и ясно представить их, Павел сказал: верою разумети силу воскресения Его. Если ум не может постигнуть и простого воскресения (так как оно выше человеческой природы и порядка вещей), то какой ум в состоянии будет постигнуть воскресение, столько отличающееся от других воскресений? Никакой; но нам нужна одна вера, которою мы могли бы убедиться, что умершее тело и воскресло, и перешло в жизнь безсмертную, не имеющую ни предела, ни конца; это Павел выражает и в другом месте: Христос, говорит он, воста от мертвых, ктому уже не умирает, смерть им ктому не обладает (Римл. VI, 9). Здесь двойное чудо: воскреснуть и воскреснуть таким именно образом. Посему Павел и сказал: верою разумети силу воскресения Его. Если же воскресения невозможно постигнуть умом, то не тем ли более - вышняго рождения? Разсуждая об этом, беседуя и о кресте и страдании, Павел отнес и это к силе веры; потом, окончив речь об этом, он далее сказал: братие, аз себе не у помышляю достигша (Филип. III, 13). Не сказал: аз себе не у помышляю познавша, но: достигша; не приписал себе ни совершеннаго неведения, ни совершеннаго знания. Сказав: не у помышляю себе достигша, он выразил, что находится еще на пути, идет и подвигается вперед, а конца еще не достиг. Тоже советует он и другим и говорит так: елицы совершенни, сие да мудрствуим, и еже аще ино что мыслите, и сие Бог вам открыет (Фил. III, 15). Не ум научит, говорит он, но Бога откроет. Видишь ли, что речь идет не о жизни и поведении, а о догматах и вере? Не поведение и жизнь имеют нужду в откровении, а догматы и знание. И в другом месте объясняя тоже самое, он сказал: аще кто мнится ведети что, не у что разуме, не сказал просто: не у что разуме, но прибавил: якоже подобает разумети (1 Кор. VIII, 2); т. е. хотя он и имеет знание, но неточное и несовершенное.

      7. А чтобы тебе убедиться, что это истинно, не будем более разсуждать о вышнем, но, если угодно, поведем речь о видимой твари внизу. Видишь ли это небо? Мы знаем, что оно имеет вид свода, и это мы узнали не по соображениям ума, но из божественнаго Писания (Иса. XL, 22); знаем и то, что оно объемлет всю землю, слышав об этом также из Писания; а каково оно по существу своему, не знаем. Если же кто будет опровергать и спорить, тот пусть скажет, что такое небо по существу своему: кристалл ли затверделый, облако ли сгустившееся, или воздух плотнейший? Никто не может сказать об этом ясно. Итак, скажи мне, нужны ли еще доказательства, чтобы убедиться в безумии тех, которые говорят, что они познали Бога? Ты ничего не можешь сказать о природе неба, видимаго ежедневно, а утверждаешь, будто в точности познал существо невидимаго Бога? Кто столь нечувствителен, чтобы не осуждать крайняго безумия говорящих это? Посему увещеваю всех вас стараться по силам вашим врачевать их, как впадших в болезнь сумасшествия и безумствующих, беседуя с ними снисходительно и кротко. Их учение произошло у них от безумия, и велика надменность ума их; а воспалившияся раны не выносят наложения руки и не терпят крепкаго прикосновения. Посему благоразумные врачи отирают такия раны какою-нибудь мягкою губкою. Итак, если и в душе этих людей есть воспалившаяся рана, то мы, собрав все сказанное, как бы напоив какую-нибудь нежную губку приятною и полезною водою, постараемся успокоить их воспаление и уничтожить всю надменность; и хотя бы они оскорбляли, хотя бы отталкивали, хотя бы плевали, и что ни делали бы, ты, возлюбленный, не прекращай врачевания. Врачующим человека сумасшедшаго необходимо терпеть много подобнаго; и не смотря на все это отступать не следует, но поэтому особенно и нужно сокрушаться о них и плакать, что таков род их болезни. Это говорю я тем, которые более сильны и тверды и не могут получить никакого вреда от сообщения с больными; а кто более слаб, тот пусть избегает их сообщества, пусть удаляется от разговоров с ними, чтобы дружественное отношение не послужило поводом к нечестию. Так поступал и Павел; сам обращался с больными и говорил: бых Иудеем, яко Иудей, беззаконным, яко беззаконен (1 Кор. IX, 20. 21); а учеников и более слабых отклонял от этого, увещевая и научая так: тлят обычаи благи беседы злы (1 Кор. XV, 33); и еще: изыдите от среды их и отлучитеся, глаголет Господь (2 Кор. VI, 17). Если врач приходит к больному, то часто приносит пользу нему и самому себе; а несведущий, обращаясь с больными, вредит и самому себе и больному; больному он не может доставить никакой пользы, а самому себе причинит большой вред от болезни. Чему подвергаются те, которые смотрят на больных глазами, заражаясь от них этою болезнию, то же испытывают и вступающие в общение с богохульниками: если сами они слабы, то могут усвоить себе великую часть их нечестия. Итак, чтобы нам не причинить себе величайшаго вреда, будем избегать их сообщества, будем только молить и просить человеколюбиваго Бога, иже всем человеком хощет спастися и в разуме истины приити (1 Тим. II, 4); да избавит их от заблуждения и диавольской сети и приведет к свету познания, к Богу и Отцу Господа нашего Иисуса Христа, с животворящим и всесвятым Духом, Которому слава и держава ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

_{К предыдущей странице}       ^{Оглавление}       _{К следующей странице}