Я не запомнил хорошенько, как мне удалось завершить эту бедственную встречу, но зато я хорошо запомнил, что пока я пытался достичь дверей вместе с Джени, Рауль упря­мо продолжал беседу, от чего наше положение все больше ухудшалось. И я тогда недоумевал, как это можно быть акти­вистом и вместе с тем таким глупцом.

Выйдя наконец, я был счастлив ощутить свежее дунове­ние воздуха на моих пылающих щеках. Не то, чтобы в доме было слишком жарко, но я ощущал стыд и неуверенность в себе после прошедшей дискуссии. Последний вопрос еще более увеличил мою неловкость. Уходя, мы собрали книги, которые разложили на столе во время беседы. Мы с Раулем буквально покрыли ими весь стол. Там была книга “Убеди­тесь сами во всем”, наши Библии “Нового мира”, а также и другая версия, которую мы достали, чтобы произвести хоро­шее впечатление, мой Новый Завет на греческом, несколь­ко экземпляров “Сторожевой башни”, и так далее...

Всему этому противостояла одинокая, но нисколько не сомневающаяся в победе старая Библия пастора. Позже, размышляя обо всем, что произошло, я спрашивал себя, не находилась ли она на этом столе как символ его победы?

Оказавшись на улице, ни у Джени, ни у меня не было ма­лейшего желания разговаривать. Мне кажется, мы даже из­бегали смотреть друг на друга, и когда мы наконец разо­шлись каждый в свою сторону, я не мог удержаться от мыс­лей об этом происшествии и о том, каким образом мы были побеждены. Несомненно, общество “Сторожевой башни” было организацией Бога на земле и оно должно было иметь ответы на все эти вопросы, и надо было всего лишь отыскать их. Но где?

Назавтра я составил краткий отчет обо всем, что произош­ло на этой встрече. Сожалею, что не сохранил его; там я упо­минал не о радости, что мне, возможно, открылась истина, но о своей ярости при мысли, что “Сторожевая башня” не была, возможно, теократической организацией Бога Иего­вы, или же что мы не были еще достаточно искушены, чтобы бороться против таких агентов диавола, как этот пастор.

Если так было по моей вине, а похоже, что так и было, единственное, что я мог сделать, это исправиться и еще больше трудиться для “Сторожевой башни”. Мне нужно бы­ло больше проповедовать, больше учиться, мне нужно было наконец креститься, ибо в этом я весьма отстал, мне следо­вало читать с большим вниманием издания “верного и благоразумного Раба”[1], мне следовало...

Я посвятил весь этот год своему совершенствованию в духовном плане. Если у меня и возникали сомнения о том, чему “Сторожевая башня” учила об Иисусе Христе, это не могло быть ничем иным, как искушениями диавола. Сатана стремился отдалить нас от общества Божия в то время, когда конец был ближе, чем когда-либо.

Я осуществил все свои решения без исключения. Вскоре я крестился, и в этом не было ничего удивительного, ибо я проповедовал по домам уже на протяжении нескольких лет, и когда я стал претендовать на должность проповедника, мне ее предоставили всего через несколько дней. В то же время в Государственной школе языков я познакомился со многими нигерийцами, которые изучали испанский, тогда как я занимался русским, и кое с кем из них я приступил к изучению книги “Истина, которая приводит в жизнь веч­ную”. Я решил пойти еще дальше. С помощью других “сви­детелей Иеговы” я достал адреса священников, которые пи­сали что-либо о “свидетелях”, и я написал им, стремясь вы­звать дискуссию, из которой я надеялся выйти победителем (как оно на самом деле и случилось). На данный момент было очевидно, что бурная встреча с пастором растаяла как снег под солнцем. От нее ничего больше не оставалось.

Я сделал еще один шаг. “Свидетели Иеговы” обычно аб­солютно ничего не знают о своей собственной истории. Все, что они знают, это имена своих президентов и несколь­ко благочестивых историй. По моему мнению, это заслужи­вало сожаления, ибо тем самым они лишали себя возмож­ности видеть, как Бог Иегова действовал по отношению к Своему народу в этот последний век, столь важный благода­ря приближающемуся концу. Итак, я решил рассказать обо всем что я нашел бы в наших прежних публикациях.

Отсюда вытекала необходимость в новых жертвах, слиш­ком для меня больших. С утра я шел в университет, где учился на втором курсе факультета права: во второй полови­не дня я продолжал свои занятия в Государственной Школе языков, затем я находил еще какое-то свободное время, что­бы провести на проповеди требуемое от проповедника коли­чество часов, я поддерживал обширную корреспонденцию со священниками (теоретически чтобы их убедить, но наде­ле, чтобы убедить себя самого), я проводил более полудю­жины занятий по “Истине, которая приводит в жизнь печ­ную” и все это в возрасте всего лишь восемнадцати лет.

Если вспомнить при этом, что с детства я не отличался особо крепким здоровьем, то я до сих пор не могу объяснить, каким образом мне удалось не заболеть, и раз уж всего это не было довольно, то я решил еще читать старые издания “Сторожевой башни”.

Достать их оказалось не так-то просто, ибо мало кто из “Свидетелей Иеговы” состоял в этой организации на протя­жении более чем пяти или шести лет, но один пресвитер об­ладал томами, восходившими на двенадцать, пятнадцать и даже двадцать лет назад, я и думал, что для начала это может мне помочь.

Феликс, пресвитер, одолживший мне большую часть книг, предупредил меня, что некоторые учения изменились в течение лет, ибо общество “Сторожевой башни” получило больше света. Я и раньше слышал об этом, но у меня не бы­ло ясного представления, что конкретно произошло. Итак, теперь мне представлялся случай все проверить.

Здесь мне нелегко подвести итог всему, что означали для меня эти недели, проведенные за изучением старых публи­каций, но вместе с тем я считаю своим долгом отметить не­сколько пунктов, привлекших мое внимание. Я попытаюсь, стало быть, их воспроизвести, отдавая себе отчет в том, на­сколько это далеко от исчерпывающего отчета обо всех моих многомесячных трудах.

1. Верующие из прежних времен должны были воскреснуть в 1925г.

“Свидетели Иеговы” в прошлом поддерживали это уче­ние, тогда как в 1976 г. они (разумеется) этого больше не де­лали. Упоминание об этом находилось в книге “"Свидетели Иеговы" в Божьих предначертаниях”: “В течение долгого времени "Сторожевая башня" придерживалась той точки зрения, что верующие люди прежних времен, как Авраам, Давид и т.д. должны были воскреснуть из мертвых в битве Армагеддона, чтобы принять участие в организации народа Божия настоящего времени”. Эта книга была изъята из об­ращения уже много лет назад.

2. В небо предстояло войти великому множеству людей.

“Свидетели Иеговы” ясно учат, что в небо войдут только 144 000 человек, тогда как великое множество других людей останется на земле в воссозданном раю. Однако в книге “"Свидетели Иеговы" в Божьих предначертаниях” можно было прочесть: “В течение долгого времени "Сторожевая ба­шня" писала и возвещала, что еще одна группа людей вой­дет в конце концов в благоволение Божие и также примет благословение духовной жизни на небе, но на более низком уровне, чем те, кто наследовали Христу”. Эта группа, как там говорилось, и должна была составить то великое множе­ство людей, о которых упоминается в Откровении 7,9.

3. Только 144000 человек должны быть окрещены.

В одном из номеров “Сторожевой башни” за 1965 можно было прочитать: “Вплоть до 1934 г. полагали, что решение посвятить себя Богу относилось лишь к тем, кому удалось сделаться духовными детьми Божьими, вместе с надеждой на небо. В тот год в журнале было ясно сказано, что полно­стью подобает и другим пасомым посвящать себя исполне­нию воли Божией, символизируя это крещением посредст­вом окропления”.

4. Библейская хронология была изменена.

В одном из номеров “Сторожевой башни” за 1970 было написано: “Прежде, в 1925 г., библейское измерение вре­мени считалось еще правильным. Но теперь хронология пе­ресмотрена...”

5. Время сотворения Адама указывалось различно.

В книге “О новых небесах и новой земле” говорилось, что Адам был сотворен в 4025 г. до Рождества Христова. В книге же “Он пал, великий Вавилон” указывался год 4026. Это можно было бы счесть маловажным, но поскольку время на­ступления конца высчитывалось от сотворения Адама, эта дата приобретала особое значение.

Таковы были самые важные вопросы, которые я отметил. Помнится, я нашел более тридцати изменений, относив­шихся к различных темам, таким, как конкретные толкова­ния Апокалипсиса или же текстов синоптических Еванге­лий, говорящих о конце.

Несомненно, основы учения “свидетелей Иеговы” испы­тывали постоянные изменения, которые влияли на всю хро­нологию и, следовательно, на дату наступления конца.

Я обсуждал все это с Феликсом, и его ответ мне показался удовлетворительным. Общество “Сторожевой башни” не­престанно ищет истину. В этом его отличие от религий “ве­ликого Вавилона”, постоянно приверженных к старым дог­мам, которых они не пересматривают, чтобы избавиться от небиблейских элементов. “Башня стражи”, напротив, про­являла похвальную честность. Всякий раз, допустив ошиб­ку, она в этом смиренно признавалась. Само собой разуме­ется, он настаивал на том, чтобы я признал, что ни одно из возвещении о конце света не было неправильным. Никто никогда не возвещал ничего подобного, хотя постоянно и настойчиво говорилось о том, что времена, в которые мы живет, это времена конца, и это совершенно несомненно, если принять во внимание возрастание нарушений законов и несправедливости в мире, где мы живем. Из всего, что я ему поведал, ничто не имело практического, реального или подлинного значения для нашей жизни в качестве “свиде­телей Иеговы”.

Очевидно, что некоторые “свидетели Иеговы” считали, что патриархи воскреснут в 1925 г., но, несомненно, это не было точкой зрения “Сторожевой башни”, но лишь несколь­ких отдельных “свидетелей”. Что до “великого множества”, сегодня мы стали лучше понимать, о чем идет речь: вне вся­кого сомнения, они останутся на земле. Наконец, хроноло­гические изменения или различные даты сотворения Адама лишены особого значения: что, в самом деле, может озна­чать отклонение в несколько месяцев, в один или два года? И что такая отсрочка может значить для жизни человека? Тем более, что конец так близок...

Я проглотил все его слова до последнего. Как я мог со­мневаться в “Сторожевой башне”? Она доставляла нам са­мое лучшее посредством свежей пищи своих публикации. Мы все более приближаемся ко времени конца, а у меня ка­кие-то сомнения!

В то время мой отец заболел и попал в больницу. По нача­лу мы думали, что у него лейкемия (к счастью, это оказалось не так), и я помню отзывы многих пресвитеров объедине­ния, выражавших свое сожаление, ибо, говорили они, про­живи он еще несколько месяцев, он бы увидел конец суще­ствующей дурной системы вещей. Я слепо верил в это, и мне не приходило на мысль, что те кто ошибся однажды, мог ошибиться еще, и помню, как я молился о том, чтобы мой отец дожил до пришествия нового порядка.

Год 1976 оказался примечательным еще и потому, что многие покинули общество “свидетелей Иеговы”. В проти­воположность мне, они не только больше не верили, что ко­нец близок, но даже что он вообще наступит, считали, что это лишь обман, приманка для дураков, и что они только те­ряли время на пустяки, не имевшие ни цены, ни смысла.

Общество “Сторожевой башни” ответило страшным уже­сточением контроля. Все виды бесед, манер, поступков и поведения подлежали строгой цензуре. Близость конца ста­ла ощущаться тяжело, это была уже не надежда на рай, но ужас при мысли оказаться вдали от Бога, когда Он поверг­нет все человечество в Армагеддоне. Следовало прежде обеспокоиться о том, чтобы не оказаться поверженным, не­жели о том, чтобы обрести спасение.

Отвага выходить на проповедь равным образом исчезла, и люди довольствовались тем, что выходили всего один раз в месяц, лишь бы получить возможность отчитаться и не по­лучить порицания за полную бездеятельность. Часто они проповедовали от двух до четырех часов в месяц. Общество “Сторожевой башни” прибегло тогда к идее установить хит­роумную систему для удвоения часов. Отныне следовало подавать отчеты не раз в месяц, но раз в две недели. Если люди хотели избежать упреков пресвитеров, им следовало выходить на проповедь хотя бы два раза в месяц, тогда как до сих пор они это делали только один раз. И если “свидете­ли” работали до этого от двух до четырех часов в месяц, то теперь это число автоматически увеличивалось до четырех-восьми часов. Таким образом в годовом отчете за 1976 год убыль членов была не слишком заметна, ибо общее число часов, посвященных свидетельству, осталось прежним. Вот дополнительное свидетельство того, что “Сторожевая баш­ня” умела манипулировать цифрами.

Именно в это время лучший мой друг среди “свидетелей Иеговы” покинул организацию. Этот факт, разумеется, не имел исторического значения, ибо всякий раз, когда не ис­полнялись пророчества о конце света, тысячи членов поки­дали движение, но он послужил прекрасной иллюстрацией той обстановки террора и контроля, которая тогда царила.

Мой друг Хуан-Антонио был членом общества “свидете­лей Иеговы” с детства. Его мать, овдовевшая несколькими годами ранее, также состояла в обществе, равно как и один из его братьев. Я познакомился с ним, когда Августин при­ходил ко мне для занятий, и между нами сразу же завяза­лась дружба. Едва повзрослев, он был вынужден начать ра­ботать, но, к счастью, у него сохранилось желание учиться и узнавать все больше нового. Из всего нашего собрания я был единственным, кто учился в университете, единствен­ным, имевшим степень бакалавра и единственным, знав­шим еще какой-то язык кроме испанского. Я был также единственным, имевшим библиотеку, ибо собрание книг и журналов “Сторожевой башни” не заслуживало такого наз­вания. Хуан-Антонио часто приходил ко мне и, как помнит­ся, мы проводили с ним часы напролет, рассуждая об исто­рии, о литературе, о философии, или же слушая музыку.

Качества Хуана-Антонио, при том, что он не был ни фа­натиком, ни дурно воспитанным, вызывали насмешки и на­падки других молодых людей из нашего объединения. Он работал в кожевенной мастерской, принадлежавшей одно­му “свидетелю Иеговы”, который пользовался ситуацией, эксплуатируя его самым бесстыдным образом. Там же рабо­тало еще несколько молодых его единоверцев. Каждое утро по дороге на работу ему приходилось переносить множество дерзостей и насмешек, и всего лишь из-за того, что у него бывала с собой какая-нибудь книга для учения.

Поведение этих юных “свидетелей Иеговы” было отчасти логичным, ибо с их точки зрения конец был близок, но часто это было попросту выражением того презрения, которое по­рождается невежеством.

Я вспоминаю один случай, когда мы с Хуаном-Антонио говорили об искусстве, и вдруг один парень из нашего объе­динения прервал нас и заявил, что одним из самых больших удовольствий при наступлении нового порядка для него бу­дет сжечь одну за другой все картины, собранные в музее Прадо, самом большом хранилище картин в мире.

В такой атмосфере легко понять ту дружбу, которая связы­вала меня с Хуаном-Антонио. Когда он принял решение оставить организацию, я ощутил глубокую скорбь. Я сожа­лел об этом так, как если бы кто-то из самых дорогих мне людей умер.

Согласно правилам “Сторожевой башни” отныне мы не должны были не говорить ему ни единого слова, но я считал, что он умен и добр и что он всего лишь переживает плохой период. Он, несомненно, вернется в родное гнездо, если к нему проявят милосердие.

В ожидании этого я продолжал с ним встречаться и при­глашать его к себе, чтобы поболтать.

Мотивы его ухода вовсе не были абсурдными. Он считал, что конец света был всего лишь приманкой, чтобы обмануть людей, что общество “Сторожевой башни” было далеко от того, чтобы быть “Благоразумным рабом”, что по сути дела речь шла всего лишь о коммерции, что в учении имелись изменения и т. д. ...

Слушая его, я ужасался, но в то же время испытывал тос­ку и беспомощность. Тоску, ибо конец был близок и он, мой друг, должен был непоправимо погибнуть; беспомощность, ибо все мои доводы были тщетны и бессильны по отноше­нию к нему.

Фразы, предназначенные пронзить любое сердце, со­скальзывали с Хуана-Антонио. Он не придавал им никакой веры и отбрасывал их, ибо считал их чем-то не заслужива­ющим ни малейшего внимания.

Во время одной из наших бесед он упомянул о несколь­ких книгах по истории, которые недавно приобрел, и я сказал, что хотел бы их прочитать. Хуан-Антонио ответил, что сейчас он очень занят и что до нашей следующей встре­чи, возможно, придется подождать несколько дней; а книги он даст своей матери, которая мне их передаст в Зале Царства в следующий четверг.

В этот четверг, минут за десять до собрания, мать Хуана-Антонио молча подошла ко мне, а затем прошептала нес­колько слов. Сперва я подумал, что у нее, возможно, болит горло (дело было зимой), и что она не может говорить гром­че. Так я ей и сказал, но она мне сделала знак замолчать и добавила, что у нее для меня что-то есть. Я спросил ее, что это, но она сказала, что нужно дождаться конца собрания. Поистине, я не понимал, почему она вела себя столь таин­ственно.

В конце собрания я подошел к ней и спросил, что у нее есть для меня? И снова она мне сделала знак хранить мол­чание, глядя при этом по сторонам, а потом показала мне, что выходит и отдает мне все на улице.

Я надел свое пальто, все боле заинтригованный этой сце­ной, подходящей скорее для какого-нибудь шпионского фильма, чем для той любви, которая, как предполагалось, царила между всеми нами. Но и выйдя на улицу, она не от­дала мне пакета; мне пришлось идти рядом с ней добрый десяток минут, пока мы не свернули на улицу, довольно да­лекую от Зала. Тогда она внезапно остановилась (за что я ее поблагодарил, ибо шла она слишком быстро), потом сунула руку в свою сумку и вынула пакет, завернутый в газету.

Я его взял, еще более заинтригованный, и попробовал развернуть, но она взмолилась, чтобы я не стал этого делать, пока не приду домой. Чтобы исполнить ее желание, причи­ны которого я совсем не понимал, я пробежал еще несколь­ко улиц до дома и там наконец раскрыл пакет. Многократно завернутые в бумаги, чтобы непонятно было, что внутри, там лежали книги, которые Хуан-Антонио обещал мне одол­жить.

Бедная женщина действовала таким образом из страха быть изгнанной. Поскольку она была родственницей дезер­тировавшего из рядов “свидетелей Иеговы”, она была поме­щена под особый надзор. Ни под каким видом она не хотела быть заподозренной и изгнанной, вот почему она прибегла к таким таинственным приемам. Какой же страх должно бы­ло оказывать на своих членов общество “Сторожевой баш­ни”, если они были вынуждены вести себя таким образом! До какой степени их принуждали к подчинению, лишь бы не утратить шанса достичь нового порядка вещей! Случай с этой женщиной хорошо это показывал.

В этом и в следующем году мне пришлось видеть людей, предававших членов своей семьи, друзей, шпионивших друг за другом, пресвитеров, которые подобно полицейским агентам надзирали над членами объединения. Все мнения, отличающиеся от официальных представлений, немедлен­но контролировались, подвергались допросу и осуждению. Трагично порой бывало видеть женатых людей, таящихся от своих жен и дочерей из страха быть выданными пресвите­рам, и сыновей, скрывающихся от своих матерей, опасаясь изгнания. Последствия всего этого трудно себе представить.

Целая система доносов, шпионажа, заискивания сплета­лась вокруг пресвитеров и их жен; то же происходило со странствующими служителями. Доносить, информировать, шпионить сделалось добродетелью, приносившей дивиден­ды, и что еще более важно, спокойствие при мысли, что за тобой-то теперь шпионить не будут.

Этот год, сверх того, был отмечен еще двумя важными для меня событиями. Первое произошло летом. Испанский журнал Blanco i negro (“Белое и черное”) напечатал статью католического священника Сальвадора Муньоса Иглесиаса о “свидетелях Иеговы”. Я воспользовался этим, чтобы не­медленно написать редактору журнала, опровергая то, что утверждал автор статьи. Мое письмо, целиком напечатан­ное в журнале, нашло значительный отклик среди “свидете­лей Иеговы”. В первый раз нам удалось выразить то, что мы думаем, в издании, которое принадлежало не нам. Этим ле­том в городе, где я проводил каникулы, пресвитеры мест­ного Зала Царства расточали обильные хвалы моей статье, и официальный представитель “свидетелей” в этом объеди­нении Антонио Навасарреда лично поздравил меня за это публичное свидетельство.

И еще одно удовлетворение расширило список моих ус­пехов этого года. Когда он подходил к концу, у меня были причины быть собой довольным. Я проповедовал и регуляр­но продавал издания, множились мои библейские занятия, мое письмо было напечатано... И конец приближался все больше и больше.

Тогда-то и произошло второе событие.

[1] Одно из самоназвании общества “свидетелей Иеговы”: ср. Мф 24,45: “Кто же верный и благоразумный раб?” — Ред.

	zip	оглавление	<<	>>